Тед Фарроу достаточно долго служил на флоте и при выполнении особых заданий обычно уже не испытывал волнения, а, наоборот, относился к этому спокойно, где-то даже безразлично. Но сейчас ему было не по себе.
Когда у тебя 300 метров водяной толщи над головой, а вокруг сверхчувствительные приборы обнаружения подводных лодок, то в ожидании сигналов остается лишь бездушно всматриваться сквозь толстое стекло иллюминатора в отливающую зеленым блеском воду и, заглушая в себе чувство тревоги, считать рыбок, то и дело мелькающих в ярком луче прожектора. Среди них попадались совершенно удивительные экземпляры. Некоторые, казалось, состояли только из головы и плавников, другие были тонкими, как спички, и слабо, как бы фосфоресцируя, светились в темноте.
Камера была соединена стальным канатом с якорем, где-то глубоко-глубоко намертво вцепившимся в скалистое дно. Открепить канат можно было простым нажатием кнопки. Если бы Фарроу затем продул сжатым воздухом балластные цистерны, камера пошла бы вверх, плавно набирая скорость. Приборы работали совершенно бесшумно. Вот они отметили на лентах самописцев и на цифровых индикаторах, что поблизости обнаружены два торпедных катера.
Вот поступил сигнал о приближении подводной лодки, и компьютер на основе данных шумопеленгатора быстро определил, к какому типу она относится. Импульсы, передаваемые электронными приборами камеры, операторы на борту эсминцев расшифровывали, превращая неразбериху зигзагов в четко выписанные буквы.
– Малым ходом идет подлодка класса «М», – только что сообщил наверх Фарроу. – Обнаружена в следующем квадрате километровой сетки…
Далее последовали точные данные компьютерного анализа. Таких результатов следовало ожидать. Все было бы просто идеально, если бы не проблема экипажа. Человек внутри стального шара – вот единственное уязвимое место глубоководной станции. Правда, конструкторы уже развернули бурную деятельность по разработке и созданию полностью автоматизированных глубоководных камер, но кто знает, когда наконец можно будет опустить на огромную глубину начиненный электронной аппаратурой стальной шар. Без экипажа.
Глубоководная камера фактически мало чем отличалась от наглухо загерметизированной кабины космического корабля. Вот только, в отличие от космонавта, Фарроу не испытывал чувства невесомости – атмосферное давление здесь было такое же, как и где-нибудь в горах, на высоте 2000 метров. Подъем занимал много времени, и уже после всплытия Фарроу далеко не сразу мог покинуть камеру. Но гораздо более остро стоял вопрос с обеспечением их станции всем необходимым. Ни один водолаз не мог опуститься на такие глубины. Ни одна плавучая база подлодок не выдержала бы давления водяного столба; погрузись она на глубину ниже 260 метров, ее бы там моментально смяло в лепешку. Специальные батискафы, снабженные магнитными устройствами, – для обеспечения подводных лабораторий – тоже не годились. Как бы их ни нагружали, они все равно не в состоянии были опуститься так глубоко. Максимум через шесть дней глубоководные камеры приходилось поднимать наверх – в случае войны это могло иметь совершенно непредсказуемые последствия.
Третья рота под командованием Гарри ожидала прибытия судна Рика Нортона. Финли на всякий случай еще раз проверил, плотно ли сидит на семи дельфинах особая сбруя с различными приборами. Кроме того, к животу каждого дельфина были прикреплены водонепроницаемые стальные контейнеры. В них положили все, в чем мог нуждаться Фарроу: инструменты, постельное и нательное белье, шоколад, консервы и суповые концентраты, бачки со свежей водой, пакеты с апельсиновым соком, а также письма от друзей, последние номера газет, свежие хлебцы и масло – в специальных масленках с разреженным воздухом. Фарроу ни в чем не должен был испытывать лишений.
На острове Ролингс, Кларк и Линкертон не сводили глаз с контрольных приборов, фиксировавших и расшифровывавших каждый радиосигнал и каждый импульс датчиков дельфинов. С судном Нортона поддерживалась постоянная радиосвязь, и любое сообщение оттуда сразу же звучало в установленных здесь двух динамиках.
– Выпускаем третью роту в море, – услышали они голос капитана Дженкинса. – Она должна выполнить первое задание – доставить все необходимое в глубоководную камеру. Передаю микрофон Финли.
– Пока Гарри и еще двое дельфинов опускают в люк камеры контейнеры, остальные четыре дельфина несут боевую охрану. – Финли говорил сухим, деловым тоном. – Затем Гарри и первая группа сменят их, и те, в свою очередь, доставят футляры по назначению. На борту судна Ронни и его первая рота в любой момент готовы по сигналу тревоги обеспечить дополнительную защиту глубоководной камеры и отразить возможное нападение.
– Невероятно, – тихо сказал Линкертон и мельком взглянул на Хелен. Она внимательно смотрела на контрольные приборы; экраны и индикаторы пока, правда, не показывали ничего необычного. – Ощущение такое, что нам теперь ничего уже не угрожает.
– По крайней мере, человеку очень трудно, почти невероятно обмануть дельфина. Их гидролокаторы реагируют на любой звук. Даже если это локационные сигналы сверхвысокой частоты, подаваемые с помощью самой совершенной электронной аппаратуры. Любой звук колеблет внешнюю среду, а дельфины с их эхолокационным аппаратом способны воспринимать практически все колебания. – Ролингс указал на приборы. – Видите, сэр, Гарри через желоб опускается в океан. Он прощается с Финли.
Линкертон растерянно посмотрел на прыгающую стрелку. Из домика доносился громкий скрип.
– И вы можете разобраться в этом? – недоверчиво спросил он, покачивая головой.
– Мы можем расшифровать любой их сигнал, сэр.
– Невероятно! Впрочем, я уже говорил это.
– Теперь они всей ротой плывут к камере, – Хелен считывала показания приборов.
Линкертон украдкой посмотрел на часы. Он приготовил сюрприз и посвятил в свой план лишь нескольких офицеров.
Разрезая водяную толщу, подобно торпедам, третья рота устремилась к цели. Точно в назначенное время Фарроу дал условленный сигнал о своем местонахождении. Он прозвучал в недоступном для человеческого уха волновом диапазоне. Дельфины на мгновение замерли, а затем ринулись к глубоководной камере. До этого им, лишь обозначили примерное направление, теперь же они точно знали, куда им плыть.
Ровно через семь минут Фарроу услышал в гидрофоне сигналы, издаваемые приближающимися дельфинами. Он тут же заполнил водой входной отсек, открыл его бортовую задвижку и вскоре увидел в луче прожектора огромное тело. У дельфина на шее был позолоченный ошейник – отличительный знак командира роты, и Фарроу сразу понял, что это Гарри.
Дельфин совершил круг почета вокруг огромного шара, стукнул легонько носом в толстое стекло иллюминатора и, разглядев за ним Фарроу, призывно разинул пасть. В этот момент на острове Хелен произнесла следующие слова:
– Гарри приветствует Фарроу и сообщает, что все в порядке.
– Невероятно, – в который раз, запинаясь, пробормотал Линкертон. – Как хорошо, что никому ничего нельзя рассказать, а то ведь точно за сумасшедшего примут.
Гарри отплыл чуть в сторону и ловко прошмыгнул во входной отсек. Здесь он – как его учили – дернулся всем телом, подхватил отделившийся после щелчка затвора контейнера футляр, ловко повесил его на крюк и выскользнул наружу. То же самое проделали еще трое дельфинов, и всякий раз Хелен говорила:
– Второй футляр, третий… Гарри сообщает, что задание выполнено.
Тем временем остальные четыре дельфина третьей роты, которым было поручено нести боевое дежурство, непрестанно кружили на месте на некотором расстоянии от камеры. Гарри, устремляясь вместе с двумя собратьями к поверхности, подал им сигнал, и дельфины, сгруппировавшись, тут же ринулись во мрак глубины.
Гарри, сменив их, резко рванул вперед и вдруг – пока те оставляли свои футляры во входном отсеке – уловил посторонний шум электромотора. Он постепенно приближался, медленно, как бы крадучись, – электронные приборы малой подводной лодки прослушивали дно. Она искала стальной шар.
Гарри мгновенно отреагировал на ее появление. Хелен, получив от него сигнал, вздрогнула и недоуменно посмотрела на Ролингса.
– Стив! – взволнованно воскликнула она. – Стив! Погляди сюда! Гарри подает сигнал тревоги. К нам кто-то приближается под водой.
Линкертон вновь посмотрел на часы. «Все точно! – подумал он. – Ровно через десять минут после выхода в море они засекли его. Феноменально!»
– Сэр! – Ролингс встал рядом с Линкертоном. – Гарри сообщает…
– Я знаю. К нему приближается посторонний предмет. Это я вам тайком сюрприз приготовил. Хотел посмотреть, как вы на него отреагируете.
– Вы получили убедительное доказательство, сэр! – Ролингс улыбнулся во весь рот. – Ваше недоверие ни чуточки не оскорбительно для меня. Вряд ли люди сумеют до конца понять дельфинов… Что надлежит делать Гарри?
– А что он обычно делает в экстренных случаях?
– Объявляет тревогу по всей боевой группе, то есть ротам Ронни и Джона.
В динамиках послышались громкие щелчки, затем что-то хрустнуло, и послышался взволнованный голос Финли:
– Гарри сообщает о появлении неопознанного объекта! Какие будут указания?
– Никаких! – Линкертон небрежно махнул рукой. – Все отлично выдержали испытания. Лодка возвращается на базу. Бог мой, это же просто невероятно! Я готов повторять это снова и снова…
В глубоководной камере Фарроу закрыл люк, продул входной отсек, отрегулировал давление и принялся изучать содержимое контейнера. Он безумно обрадовался, обнаружив обильно смазанные маслом и медом свежие булочки, и страшно разозлился, увидев, что какой-то шутник послал ему порнографический журнал. Фотографии там были сделаны настолько профессионально, что Фарроу стало совсем тоскливо в его стальном шаре.
Получив от Финли и капитана Дженкинса приказ вернуться на судно, Гарри тут же доложил, что все понял, и его рота, выстроившись в ряд, поплыла к «отелю „Дельфин“.
Теперь можно приступать к заключительному циклу испытаний. На корабле магнитную ленту поставили на боевой взвод и установили на ней дистанционный взрыватель.
Финли разговаривал с Ронни и Джоном как с близкими друзьями, а Дженкинс стоял рядом, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, дельфины для него пока еще оставались животными, но с другой – он уже видел в них своих морских братьев.
Корабль-цель маячил на горизонте, чуть покачиваясь на волнах. На судах флотилии включили все радиолокационные и гидроакустические приборы, и теперь их направленные лучи шарили под водой, не позволяя никому незаметно приблизиться к старой посудине. Специалисты высшего класса – только они были способны расшифровать метнувшиеся в компьютере сигналы – застыли в напряжении у своих сверхчувствительных приборов.
– Начинайте, джентльмены! – сказал Линкертон. – Все готово!
– У нас тоже все готово, – доложил капитан Дженкинс. – Начинаем спуск в воду…
Джон, Ронни, а вслед за ними и остальные дельфины соскользнули по желобам в океан. Гарри и его третья рота уже весело резвились в большом бассейне на палубе, а Рик Нортон, задумчиво глядя на них, то и дело покачивал головой. «Как же это у них так ловко получилось? – размышлял он. – Взяли и опустились чуть ли не на самое дно, доставили Фарроу инструменты, припасы и прочее. Нет, одной лишь дрессировкой это не объяснить. У них и впрямь, наверное, интеллект развит. А в Японии и на Канарских островах рыбаки их как самую обычную рыбу косяками истребляют. Надо привыкнуть к мысли, что это не рыбная ловля, это убийство! Наши морские братья – смогут ли люди когда-либо осознать это?»
– Все в боевой готовности! – сообщил Дженкинс. – Отдаю команду «вперед»!
С этого момента повсюду – и на плавучем дельфинарии, и на всех судах флотилии, и в деревянных бараках на острове Сен-Клемент – затикали секундомеры.
Роты Джона и Ронни вскоре рассыпали строй и стайками понеслись в разные стороны. Сверхчувствительные приборы на военных кораблях зафиксировали лишь появление поблизости больших рыб – в море это самое обычное явление. Гидроакустики никак не отреагировали на него – это же не шум винтов мотора.
Согласно поступившим от Ронни и Джона сигналам, они оба уже преодолели полосу прослушивания под военными судами и теперь медленно приближались к цели. Остальные двенадцать дельфинов кружили сзади, охраняя их от любой возможной в морской пучине опасности.
Капитан Дженкинс наблюдал в бинокль за старым сторожевым катером. Хелен подняла голову и посмотрела Линкертону прямо в глаза.
– Они пошли в атаку, – сказала она. – Сейчас Ронни прикрепляет свою мину… так, а теперь Джон… Они возвращаются… Сколько времени в их распоряжении, сэр?
– Семь минут, – севшим от волнения голосом ответил Линкертон и почувствовал, что по его телу неожиданно поползли мелкие струйки пота. – Этого… этого ведь достаточно?
– К тому моменту обе роты уже давно будут на безопасном расстоянии. – Ролингс несколько раз судорожно глотнул, пытаясь избавиться от сухости во рту. Ему вдруг мучительно захотелось выпить большой бокал коньяка. Три года тяжелой, напряженной работы сегодня дали наконец свои плоды. То, что тогда высмеивали, теперь станет самой сокровенной тайной Америки.
Секундомеры мерно отсчитывали время. С кораблей сообщили, что дельфины уже проплыли под ними и направляются к судну, ставшему для них временно местом обитания. Значит, за их судьбу можно было не опасаться.
– Еще минута! – сказал Линкертон. Нервы его были напряжены до предела.
Ему уже довелось видеть это зрелище в бухте Бискейн, где Ролингс первые продемонстрировал, на что способно его воинство. Вдруг взметнулись ввысь два огромных, в клочьях белой пены водяных столба, гулко прогрохотали два взрыва. Катер чуть взмыл вверх, а затем рассыпался на куски, и обломки его бешено закружились в водовороте. В случае войны экипаж был бы обречен на гибель. От этой бесшумно подкрадывающейся смерти никому не уйти.
– Если вспомнить, что есть такая штука, как атомные боеголовки, – еле слышно сказал Линкертон, – и теперь их можно незаметно доставить к цели… Господи, какие перед нами перспективы открываются!
Вспененные водные столбы медленно осели, гул затих, и теперь на волнах покачивались обломки катера.
– «Алекс» вернулся. Все на борту. Задание выполнено, – доложил Дженкинс, а затем не удержался и от себя лично добавил: – Этого я до конца жизни не забуду.
– Будет! Надеюсь, до настоящей боевой акции дело не дойдет, – сказал Линкертон, когда все приборы были выключены. – Теперь я могу назвать вам срок. Через десять дней «Лорды моря» будут передислоцированы на Уэйк. И поскольку у адмирала Крауна через шесть недель день рождения, мы, когда дельфины прибудут на место, подарим ему новую форму: вместо нашивок на рукавах – изображение плавников, а взамен кокарды – клювообразную пасть. – Линкертон злорадно ухмыльнулся.
До острова Марка, который японцы называют Минами Тори Шима, флотилия под командованием Яковлева шла в надводном положении, и, разумеется, ее не сопровождали корабли охранения. В водах Мирового океана могут плавать суда любой национальной принадлежности, и нет ничего удивительного в том, что там крейсируют также советские военные корабли. Тем не менее флотилию Яковлева уже неоднократно облетали самолеты с японских авианосцев.
Анализ данных воздушной разведки показал, что в состав флотилии входят две подводные лодки, при упоминании о которых у военных экспертов Запада становилось тревожно на душе. Ведь никто толком не знал, какое у них вооружение, какова их боевая мощь и какие механические новшества таятся в их продолговатых, изящной формы стальных корпусах. Особенно офицеров армий стран западного блока волновала подводная лодка класса «Чарли», которая считалась одной из лучших советских подводных лодок и, по слухам, могла развивать под водой совершенно фантастическую скорость – 33 узла.
Яковлева мало волновало появление японских разведывательных самолетов. С целью ввести всех в заблуждение он до последнего момента шел курсом, заставляющим любого наблюдателя предположить, что его конечная цель – северная часть Марианских островов, и, лишь достигнув Магелланова пролива, приказал начать срочное погружение и идти дальше в подводном положении.
Здесь флотилия разделилась. Корабль радиоэлектронной разведки типа «Приморье» двинулся к хребту Маркуса-Неккера. Плавучая база подводных лодок типа «Утра» повернула в направлении Маршалловых островов и неуклонно следовала к пользующимся печальной славой атоллам Бикини и Эниветок – проведенные там американцами испытания ядерного оружия навсегда превратили их в мертвую землю.
Яковлев же, в распоряжении которого остались три подводные лодки, взял курс на атолл Уэйк. Он еще раз взял на борт максимально возможное количество съестных припасов, свежей воды и всего того, что необходимо для пребывания под водой в течение многих недель. Ранее Яковлев устроил нечто вроде генеральной репетиции и провел вместе с экипажем подводных лодок типа «Дельта II» и «Чарли» 121 день под водой. И все это время они интенсивно тренировались, обучаясь тому, как надлежит – в подводном положении – обеспечить снабжение маленькой увертливой, как терьер, и столь же агрессивной подводной лодки класса «Виктор». Источниками энергии на всех трех подводных лодках служили атомные реакторы. Кроме того, они были снабжены установками для регенерации воздуха новейшей конструкции. Их разработку русские сумели сохранить в тайне от Запада.
Похожие на гигантских рыб, подводные лодки бесшумно скользили на 250-метровой глубине, приближаясь к атоллу Уэйк. У входа в объявленный американцами запретной зоной район мореплавания Яковлев приказал выключить двигатели и лечь в свободный дрейф. В чреве «Дельты II» и «Чарли» ждали выброса в море сверхмалые подводные лодки с экипажами из двух человек. Из-за этих, используемых исключительно в разведывательных целях крошечных лодок, чьи моторы практически не вызывали шума, было решено не брать на борт торпеды. Торпедное вооружение оставили только на подводной лодке класса «Виктор», но зато это были торпеды усовершенствованной конструкции. Таким смертоносным оружием располагал только Советский Союз, далеко опередивший американцев. Даже торпеда «Тигровая акула», которой они так гордились, по сравнению с ними устарела.
В последний раз Яковлев выходил на связь девять дней тому назад и с тех пор не имел никаких контактов с внешним миром. Он приказал всплыть на перископную глубину, выставить радиоантенну и ночью вызвал базу в Петропавловске-Камчатском. Правда, адмирал Прасолов не располагал какой-либо новой информацией. Переброска подкреплений на Уэйк, видимо, закончилась, но там по-прежнему идут широкомасштабные строительные работы. У русских создалось впечатление, что Уэйк собираются превратить в одну из главных баз ВМС США, то есть сделать из него второй Пёрл-Харбор или Мидуэй. Однако на сделанных со спутников фотографиях изображены огромные бетонные блоки, назначение которых совершенно непонятно. «Если это ангары для подводных лодок, – говорилось в поступившей от Прасолова радиограмме, – то совсем ни к чему так тщательно скрывать это. Во время войны немцы уже строили такого рода ангары в Нормандии. Пока смысл всего происходящего нам неясен».
«Мы разберемся, товарищ адмирал, – как обычно, несколько надменно ответил Яковлев. – Наши „щуки“ в боевой готовности». «Щуками» он называл сверхмалые подводные лодки.
Все, что Прасолов мог сказать, он сказал. Мощная антенна толщиной с крепкую мужскую руку медленно поползла вниз и исчезла под водой. Флотилия Яковлева снова перешла на режим радиомолчания.
На протяжении шести дней он, разумеется, по-прежнему в подводном положении, непрерывно отрабатывал спуск на воду и подъем на борт своих «щук» до тех пор, пока члены экипажей не начали просто в обморок падать от усталости. «Мы обязаны быть лучше всех, товарищи, – сказал он своим в конец измученным, смотревшим на него глубоко запавшими глазами матросам. – Выжить могут только наилучшие, ибо они на какую-то долю секунды успевают опередить соперника. Это как в спорте, как в беге на 100 метров: побеждает тот, кто успевает преодолеть дистанцию не за 10, а за 9,99 секунды! Вот на эту сотую долю секунды мы и должны опережать американцев».
Тем временем с военно-морской базы на входившем в группу Маршалловых островов атолле Кваджалейн на Уэйк поступило сообщение о том, что севернее атолла Эниветок обнаружена советская плавучая база подводных лодок. По долгу службы русским сразу же указали на то, что в здешних водах очень сильная радиация, но те лишь коротко ответили, что после 1946 года, и особенно после 1 ноября 1952 года, когда здесь были проведены первые испытания водородной бомбы, им это хорошо известно.
Плавучая база подводных лодок практически кружила на одном месте, словно советские подводные лодки проводили свои маневры здесь вдали от Уэйка.
Адмирала Крауна эта информация не особенно встревожила. И все же он приказал создать вокруг Уэйка противолодочный рубеж и направил свои корабли к границе запретной зоны. Вертолеты-разведчики непрерывно облетали весь этот участок, шесть подводных лодок рыскали вдоль и поперек по всей акватории, гидроакустики замерли в напряжении, готовясь уловить в глубинах океана любой подозрительный шум.
Таким образом, хитрый маневр Яковлева до некоторой степени удался. Американцы решили, что советские подводные корабли крейсируют у Маршалловых островов. Поэтому когда корабль радиоэлектронной разведки класса «Приморье» объявился близ запретной зоны, явно провоцируя американцев на ответные действия, то конечно же в небе над ним тут же появились вертолеты и истребители-перехватчики, пару раз мимо проплыл фрегат, но никому даже в голову не могло прийти, что Советы хотят скрыть свои подлинные намерения и поэтому прибегли к демонстрации силы.
На Пёрл-Харборе также отметили появление советского корабля радиоэлектронной разведки. Собственно говоря, никаких протестов там это событие не вызвало: в конце концов, Мировой океан – не территориальные воды Америки. Но на Уэйке Краун был до глубины души возмущен наглостью Советов. Подумать только, плавают как ни в чем не бывало прямо у него под носом!
Масла в огонь подлило сообщение о том, что батальон «Лорды моря» покинул Сан-Диего и направляется в северную часть Тихого океана. Они сделают остановки в Гонолулу и на островах Джонстона, а затем прямиком направятся к Уэйку.
– Придется нам перестраиваться, Том, – мрачно сказал Краун командиру отряда морской пехоты особого назначения «П-А» полковнику Томасу Хэллу, единственному своему другу в этом богом забытом месте. Хэлл обладал даром внимательно слушать и не обижаться на Крауна, если у того случались приступы гнева. – Дельфины вскоре прибудут сюда и отведут вам и вашим боевым пловцам унизительную роль подводных клоунов. Вы знаете Ронни?
– Нет, сэр.
– У него так развит интеллект, что по сравнению с ним вы – полный идиот, Том! А если дельфин Джон, пардон, командир шестой роты, пискнет пару раз, вам останется лишь процитировать Шекспира: «И все же, друг мой, вы дурак и на всю жизнь останетесь им». Вот до чего мы дошли!
– Давайте подождем, сэр, – как всегда, очень вежливо ответил полковник Хэлл. – Пока еще ни один дельфин не сумел высадиться на Луне!
– Отлично, Том! – Краун захлопал в ладоши и с восхищением посмотрел на Хэлла. – Надо обязательно запомнить ваши слова. Против такого аргумента даже Линкертону будет нечего возразить.
В воскресенье на аэродроме Уэйка приземлились десять огромных военно-транспортных самолетов. На «Приморье» тут же зафиксировали факт их появления, но выяснить, какой груз они сюда доставили, было совершенно невозможно. Все разгрузочные работы проводились ночью. Из нутра самолетов осторожно вытащили десять странных стальных шаров с маленькими иллюминаторами. Адмирал Краун сказал:
– Наступает критический момент.
Перевозка шестидесяти шести дельфинов из Сан-Диего на атолл Уэйк оказалась чуть ли не увеселительной прогулкой.
Вопреки всем возражениям Линкертона и Рика Нортона Ролингс настоял на том, чтобы дельфины плыли за кораблем в океан и провели бы в родной стихии большую часть долгого пути. Даже Буви поддался его уговорам, поскольку Ролингс прямо заявил:
– Я полностью беру на себя всю ответственность, сэр. Я гарантирую, что ни один из них не сбежит. Об этом позаботятся командиры рот. У дельфинов стадный инстинкт развит гораздо сильнее, чем у людей. «Семья» для них все. Если, не дай бог, что случится, сэр, можете оторвать мне голову!
– А зачем мне ваша голова, Стив? – Буви, как всегда, был циничен и откровенен, – Что мне с ней делать? Как украшение она не годится. Зато на обучение каждого дельфина мы уже потратили 100 000 долларов.
Однако перед выходом в море пришлось еще раз совершить юридический акт, до которого мог додуматься только самый ретивый чиновник-бюрократ. Мало того что в ведение ВМС были переданы Ролингс и все его сотрудники, – каждый дельфин получил регистрационный номер, их поставили на довольствие и даже внесли в ведомости на получение снаряжения и денежного содержания. И лишь когда они стали настоящим воинским подразделением, им; дали «зеленую улицу».
Ролингс оказался прав. Дельфины уносились вперед или, наоборот, плавали сбоку и позади своей плавучей базы, кувыркались на водной глади, неподвижно застыв, отдыхали, чуть покачиваясь на волнах, чтобы затем снова стремительно, как стрела, нестись вдогонку за кораблем. Судно особого назначения шло с крейсерской скоростью в 25 узлов – но разве для них это скорость! И дельфины без устали шли вровень с ними, а вшитые в их ошейники датчики позволяли Кларку, Ролингсу, Хелен и остальным ученым поддерживать с ними постоянный контакт. От удовольствия побеседовать с дельфинами не отказались также ни Дженкинс, ни Тед Фарроу, ни Рик Нортон. Когда начало смеркаться, дельфины по очереди заплывали в шлюзовую камеру и проводили ночь в огромном бассейне на палубе. Всем на судне очень нравилось смотреть, как дельфины реагируют на сигналы и четко выполняют отдаваемые им команды.
Лишь Джон опять вел себя беспокойно. И для этого у него были все основания.
То, о чем Кларк предупреждал Финли в Сан-Диего, получило свое продолжение на корабле. За время долгого плавания Рик Нортон сумел завоевать симпатии Хелен Мореро.
Теперь их часто можно было видеть вместе. Они лежали на палубе в стальных шезлонгах, подставив лица и тела жарким лучам солнца, потягивали коктейли и весело смеялись или же плавали в бассейне, играли в «шаффл борд» или в настольный теннис. Чуть ли не каждый вечер они стояли у борта, любуясь окрасившим воду в багрово-золотистые тона закатом. Такое восхитительное зрелище можно увидеть только на Тихом океане.
Кларк решил больше не говорить с Финли на эту тему. Нортон оказался великолепным рассказчиком, он знал бесчисленное множество анекдотов, был на пять лет моложе Финли и, ко всему прочему, обладал фигурой, позволявшей претендовать в Голливуде на роль Тарзана. Рядом с ним робкий, застенчивый Финли явно проигрывал. Он только посмотрел на Кларка долгим, грустным, как у собаки, взглядом и ушел искать забвения к дельфинам.
Кларк счел своим долгом поговорить с Нортоном. Однако лишь через неделю, когда уже судно приближалось к Гавайским островам, ему удалось оказаться с ним наедине в башне носового орудия. Но Нортон сразу же резко оборвал его:
– Слушайте, Абрахам! Это наши личные дела с Хелен. И вас они совершенно не касаются. Свои претензии пусть Финли мне высказывает. А всех остальных попрошу подальше держаться, им может очень крепко не поздоровиться, ясно?
– Вы собираетесь жениться на Хелен?
– Это не ваше собачье дело!
– Все не так просто, Рик. Конечно, Хелен – человек взрослый… но мы все в группе ей как отцы. И тот, кто хочет взять ее в жены, должен сперва с нами поговорить…
– А теперь, нигер, слушай меня внимательно. – Нортон прищурил глаза, вид его не предвещал ничего хорошего. – Если ты сейчас же не уберешься, я тебя за борт выкину. Акулы очень-очень любят черные задницы, они такие мясистые.
Кларк ничего не ответил. Несколько секунд он молча смотрел в налитые яростью глаза Нортона, затем повернулся и вышел из башни. Он отнюдь не считал, что своим уходом как-то унизил себя.
– Черномазая скотина! – пробурчал Нортон ему вслед. Его мало волновало, услышал Кларк эти слова или нет.
В этот вечер Кларк спустился в бассейн, подплыл к Джону и, ласково погладив его, прошептал:
– Следи за Хелен. Она снова делает глупости. Ты понял, Джон? Финли утверждает, что ты все понимаешь. Если это правда, то позаботься о Хелен…
С этого вечера Джон вновь стал нервничать и вести себя беспокойно. По утрам он упрямился, не желая выходить в океан, и, разумеется, вся его рота присоединялась к нему. Затем он, наконец, крайне неохотно соскальзывал по желобу в океанскую глубину и в отличие от остальных своих собратьев, заплывавших далеко в океан и весело резвившихся на просторе, всегда старался держаться поближе к кораблю.
– Что случилось с Джоном? – Этот вопрос Хелен несколько раз задавала Финли, но тот лишь пожимал плечами в ответ.
– Может, он истерик? Среди людей они часто встречаются.
Нортон старался больше не встречаться с Кларком наедине, но зато, завидев его, вел себя с Хелен особенно нагло. Однажды он даже позволил себе шлепнуть ее по ягодицам и тут же оскалил зубы в победной ухмылке. Финли, который случайно оказался рядом, сразу как-то весь съежился и, затаив в душе боль, с побитым видом пошел к дельфинам.
Ролингс вообще не вмешивался в эту ситуацию, но очень внимательно следил за тем, как разворачиваются события. Он намеревался вмешаться лишь в тот момент, когда Нортон вздумает ночью тайком пробраться в каюту Хелен или, наоборот, когда она решится на этот шаг. Но пока не было никаких признаков того, что это может произойти в ближайшее время.
О прибытии плавучего дельфинария в Гонолулу, похоже, знали только те штабы и учреждения, которые были непосредственно задействованы в операции. Судно встало неподалеку от запретной зоны, и никто из посторонних не мог проникнуть туда. Добраться до берега можно было только на баркасе.
Адмирал Рональд Эткинс встретил Ролингса и его сотрудников как возвратившихся блудных сыновей, а затем подошел к бассейну и отдал дельфинам честь. По мнению Нортона, с этим Эткинс явно переборщил, но, в конце концов, у адмиралов тоже могут быть свои причуды. Вечером в офицерском казино был дан ужин, на котором в изобилии была представлена еда и довольно умеренно – напитки.
На пребывание в Гонолулу им отвели три дня. И пока трюм пополнялся запасами горючего и продовольствия, а все судно особого назначения драили от носа до кормы, Нортон водил Хелен по барам и как-то купил ей «моумоу» – длинное, до лодыжек, украшенное пестрыми узорами изумительной красоты платье, которое туземцы стали носить после того, как миссионеры объяснили им, что нагота – великий грех.
Финли очень страдал от всего этого, но ничего не предпринимал и лишь облегченно вздохнул, когда через три дня они покинули Пёрл-Харбор. Адмирал Эткинс не мог отказать себе в таком удовольствии и проводил их с воинскими почестями. Оркестр военно-морского флота сыграл на прощание марш «Когда святые маршируют…».
И хотя Ролингс не хотел признаться в этом – даже его это растрогало.
В этот же день проживавшему в номере отеля «Гавайский регент» некоему мистеру Джеральду Риттмэну позвонили по телефону и сказали буквально следующее: «Они вышли в море». Мистер Риттмэн, которого на самом деле звали Леонид Федорович Тулаев, был явно удовлетворен этим сообщением. Вот уже четыре дня он жил в Вайкики, прямо возле роскошного пляжа, и внешне ничем не отличался от многих тысяч курортников. Он с удовольствием пил коктейль с ромом «Май-Тай», совершил экскурсию к монументу в честь погибших 7 декабря 1941 года американских моряков – его основанием стала уцелевшая часть корпуса линкора «Аризона» – и посмотрел фильм о нападении японцев на Пёрл-Харбор, посмеиваясь в душе над наивностью американцев, которые позволили так одурачить себя. «Теперь это совершенно исключено, во всяком случае у нас», – подумал Тулаев. Как же это могла допустить такая мировая держава, как Америка?
Однако Тулаеву тоже не могло прийти в голову, что судно особого назначения действительно перевозит дельфинов. И больше ничего!
Такое только в Америке возможно.
На Уэйке их встретили гораздо менее торжественно. Адмирал Краун даже не подумал приказать сыграть в их честь какой-нибудь марш. Он ограничился тем, что выслал им навстречу торпедный катер, который сопровождал судно до причала.
Краун подошел к сходням в сопровождении полковника Хэлла и еще трех офицеров своего штаба. Рик Нортон, как на параде, выстроил свою команду на палубе, приказав везде, где только можно, вывесить звездно-полосатые флаги, и теперь они гордо реяли на ветру. Трубач громко протрубил сигнал.
– Такое впечатление, будто к нам парни из отборных частей прибыли, – сказал Краун. – А на самом деле кто? Дрессированные рыбы. – Он злобно хмыкнул. – Ха! Услышь меня сейчас доктор Ролингс, он бы просто рассвирепел. Запомните, Том, если вам вдруг захочется довести Ролингса до белого каления, достаточно лишь назвать дельфинов рыбами – это действует на него как красная тряпка на быка.
– Добро пожаловать на новую родину! – громогласно объявил Краун, поднявшись на борт судна особого назначения и пожав всем руки. – Держу пари, увидев Уэйк и проплыв через его лагуну, вы в один голос воскликнули: «Истинный рай!» Я в первый раз тоже так поступил, но потом быстро свыкся с мыслью о том, что человек терпеть не может рая и непременно желает превратить его в военную базу. Вы приехали на сказочный остров, на котором втайне сейчас пишут новую главу военной истории. Вам предстоит помочь нам, – тут Краун сделал паузу и мельком взглянул на Ролингса, – …вместе с вашими дрессированными рыбами.
Ролингс даже глазом не повел. Он только махнул рукой назад, и двое матросов вынесли из орудийной башни вешалку, на плечиках которой висела новенькая с иголочки адмиральская форма.
Вместо золотых нашивок на рукаве – изображение дельфиньих плавников. Вверху на крючке болталась фуражка, где вместо кокарды красовалось изображение разинутой дельфиньей пасти.
– Адмирал Линкертон и мы все, сэр, задним числом поздравляем вас с днем рождения! – сказал Ролингс, явно наслаждаясь ситуацией. – Адмирал поручил нам передать вам самый сердечный привет и вручить этот подарок. С величайшим удовольствием выполняем его просьбу. Помнится, вы как-то высказали адмиралу Линкертону свои самые сокровенные пожелания относительно новой формы, и он в меру своих сил попытался удовлетворить их.
Надо отдать должное Крауну: старый вояка не растерялся и сумел сохранить самообладание. Он подошел к Ролингсу, крепко пожал ему руку, буркнул нечто вроде «я знал, что на моего друга Линкертона всегда можно положиться», приказал унести форму в трюм и повернулся к Нортону, с трудом сдерживающему смех.
– Командор, – сказал он, отчетливо выделяя каждое слово, – подыщите подходящий манекен, напяльте на него эту форму и поставьте во дворе казармы «Лордов моря». Почести, как шляпе Геслера в пьесе «Вильгельм Телль», воздавать ему не следует.
В тот же день Краун отправил Линкертону телеграмму: «Форма сидит как влитая. Только теперь на ней нашивка „Линкертон“. С наилучшими пожеланиями, Уильям».
На Уэйке к их приему подготовились не хуже, чем в Сан-Диего. Ученых ждали деревянные бунгало, дельфинов – огромный бассейн, а для размещения электронной аппаратуры в земле вырыли нечто вроде бункера.
Капитан Дженкинс, Тед Фарроу и небольшая группа специалистов по радиоперехвату сошли на берег, а Рик Нортон и его экипаж остались на борту судна особого назначения. Это, однако, не помешало Нортону большую часть времени проводить на атолле и ни на шаг не отходить от Хелен.
– Разве это жизнь? – сказал он уже на третий день, когда дельфинологи обжили свои бунгало и более-менее освоились на Уэйке. – Два бара, салун, театр под открытым небом, да мы тут себе челюсти вывихнем, зевая от скуки. Нет, Хелен, здесь мы должны уделять друг другу гораздо больше внимания.
В первые дни все в основном были заняты тем, что приучали своих питомцев к новой среде обитания. Дельфины стремительно носились взад-вперед по лагуне или резали плавниками гребни океанских волн, и всякий раз, когда они уплывали в океан через прорытый неподалеку от Уилкес-Айленда узкий проход, за ними неизменно следовала их плавучая база.
На ней и произошел страшный случай, вошедший в историю батальона «Лорды моря». Он навсегда остался в памяти очевидцев, ибо забыть такое невозможно.
Жарким солнечным утром Нортон со своим судном вышел в океан и приказал сбросить в воду стальной шар, внутри которого еле слышно гудел мотор. Затем он отплыл на довольно значительное расстояние, а Хелен и Финли принялись готовить дельфинов второй и шестой рот к поиску этого предмета.
Хелен в своем золотистом купальнике спустилась в бассейн, и Джон тут же начал медленно кружиться возле нее. Он внимательно смотрел на Хелен и очень забеспокоился, когда Нортон в узких плавках появился у края бассейна и, воскликнув: «Хелен! Любимая, прими меня в свои объятия!» – спрыгнул вниз. Вспенивая воду короткими сильными толчками, он быстро доплыл до Хелен, схватил ее за плечи, рывком привлек к себе и жадно впился в ее губы.
В этот момент Джон с пронзительным криком взвился в воздух и с шумом шлепнулся о воду. Нортон вздрогнул, машинально оглянулся, тут же отпустил Хелен и, с силой загребая воду, быстро поплыл к лестнице, но Джон, закрыв глаза, уже с бешеной скоростью торпедой несся к нему.
– Джон! – в ужасе закричала Хелен. – Джон! Ко мне! Ко мне!
Но несчастный, столько раз обиженный и обманутый влюбленный, уже не слушал ее команд и всей тяжестью своего двухсоткилограммового тела обрушился на Нортона.
От страшного удара Рика выбросило из воды. А когда он с безумным криком рухнул обратно в бассейн, Джон снова врезался в него, вминая в бетонную стенку бассейна.
Финли с силой ткнул дельфина шестом, но тот никак не отреагировал на это, продолжая буравить носом Нортона и расплющивая его о стенку. Кожа на животе командира корабля лопнула, кишки окровавленной грудой вывалились наружу – лишь тогда Джон оставил его, отплыл назад, обогнул неистово кричащую Хелен и с безумным воплем со всего размаха ударился о стенку головой, раскалывая ее на мелкие кусочки.
Пока трое матросов доставали изуродованное тело своего капитана, Финли вытаскивал Хелен из покрасневшей от крови воды.
Дельфины из роты Джона окружили труп, и теперь, когда его тело лежало кверху отливавшим серебром брюхом на покачивающихся спинах своих верных солдат, невольно возникала ассоциация с триумфальным шествием одержавшего победу полководца.
– Он безумец, – пробормотала Хелен у дверей своей каюты. – Самый настоящий безумец, только мы этого не замечали.
– Нет, он не безумец, – сдавленным голосом сказал Финли.
– Но он же убил Рика…
– Из ревности. И ты это совершенно точно знаешь! – Финли подвел Хелен к кровати, чуть подтолкнул, она покорно легла, и тогда он осторожно прикрыл ее одеялом. – Если человек тебя любит, он поймет его. Я во всяком случае понимаю.
Тут он невольно прижал голову Хелен к своей груди, ибо она вдруг захныкала, как ребенок.