Три дня Роберт провалялся в постели и почти ничего не ел. В четверг лихорадка немного стихла, предоставив возможность сходить в супермаркет за продуктами, а в пятницу ему уже удалось прочитать небольшую статью о разработке логотипов и понять её смысл. Проснувшись в воскресенье утром, он почувствовал себя вполне здоровым. Тёплый душ, яичница с беконом и крепкий кофе — после недельной болезни эти вещи особенно радовали. Планы на вечер включали посещение любимого ещё со студенческих времён заведения под названием «Шервуд». Бар этот располагался в центре города, через квартал от университета. До семи часов выходить из дома не стоило, поэтому некоторое время можно было посвятить «Тёмной башне». Телефонный звонок Лизы перевернул всё с ног на голову.

— Да, двести сороковая квартира. Под арку, через двор, — возбуждённо объяснял Роберт, плечом прижимая трубку к уху. — Послушай, давай я тебя на перекрёстке встречу? — он открыл ящик стола и принялся рыться в нём, сам не зная зачем. Канцелярская скрепка больно впилась ему под ноготь. — Хорошо, жду звонка! Пока!

Нажав на «отбой», он подошёл к окну, припал лбом к прохладному стеклу и уставился на детскую площадку, находившуюся во дворе. Вид показался ему обнадёживающим, но вместе с тем немного карикатурным.

«Чёрт возьми, а? — прозвучал в голове его собственный голос, наполненный торжеством и пронизанный безотчётным страхом одновременно. — Как-то это совсем неожиданно. Может, у неё случилось что? Какая-то неприятность, беда?» Воображение тут же угодливо показало, как белый «Фокус» Алекса (Роберту представлялось, что именно на такой машине ездит Лизин муж) врезается в фонарный столб. Глухой звук удара, брызги битого стекла, шипение под искорёженным капотом, а чуть позже — голубые всполохи мигалок скорой. «Боже, какая глупость!» — Роберт легонько стукнул кулаком по стеклу и, отвернувшись от окна, обвёл взглядом комнату. От раскопанной постели веяло болезнью, кресло было завалено мятыми вещами, возле журнального столика на полу в высохшей лужице пролитого чая валялась опрокинутая кружка. «В любом случае, в такой гадюшник женщину приглашать нельзя!» — решил он и пошёл туалет, где хранились принадлежности для уборки.

***

На всю квартиру играли Kings of Leon. Окна были распахнуты настежь. В ванной из крана хлестала вода. Роберт уже убрался на кухне и заканчивал мыть пол. Стоя в коридоре с мокрой тряпкой в руках, он задумчиво смотрел на запертую дверь средней комнаты. После отъезда матери он заходил туда всего один раз за фотоаппаратом, сумка с которым теперь висела на крючке для одежды в прихожей. Присев на корточки, Роберт засунул тряпку под дверь на сколько хватило длины пальцев и старательно выгреб оттуда пыль. «Надо бы как-нибудь там всё же навести порядок, — решил он. — Какая теперь уже разница! Нельзя потакать иррациональным страхам! Его уже три года как нет, к тому же, мать многое повыбрасывала из его вещей».

После уборки необходимо было снова пойти в душ. Стоя под потоками воды, он прикидывал, как может развиваться сегодняшняя встреча. Вспоминая прошлое воскресенье и боясь всё испортить, он пытался составить список тем, которых не стоило касаться в разговоре. Однако сознание его было слишком взбудоражено, и все мысли растворялись в океане фантазий и грёз. От прикосновений мягкой мочалки к намыленному телу началась эрекция. В попытке успокоиться Роберт крутанул вентиль с синим кружком в центре, но от резкого перепада температуры воды его пенис ещё быстрее стал наполняться кровью. И в этот самый момент зазвонил мобильник, лежащий на корзине для белья.

Лиза сообщила, что подъедет примерно через сорок минут. Роберт сполоснулся, обтёрся полотенцем, быстро подстриг ногти на руках и ногах и пошёл в прихожую сушить волосы. Времени на глажку уже не оставалось, поэтому он оделся также, как и в прошлое воскресенье, с тем отличием, что бледно-оранжевую футболку под рубашкой сменила светло-сиреневая.

Наконец, потянувшись к ручке входной двери, готовый выбежать из квартиры, он обнаружил, что не надел наручные часы. «Да мать твою так!» — выругался он и вернулся в свою комнату. Часы являлись для него очень важным аксессуаром, без которого он никогда не появлялся на людях. Так повелось с детства. Застёгивая металлический браслет с гравировкой Tissot, он вдруг вспомнил, как на своё двадцатипятилетие получил в подарок от отца небольшой чёрно-красный футляр с белым крестиком на крышке.

Лифт не работал. Роберт сбежал по лестнице со своего седьмого этажа, вышел из подъезда и очень быстрым шагом направился к перекрёстку. Через пару минут он опустился на скамейку у автобусной остановки и стал ждать.

Белый автобус с зелёной полосой вдоль борта распахнул двери. С задней площадки вслед за полной женщиной в мешковатой куртке на тротуар сошла Лиза. Выглядела она естественно и элегантно: тёмно-синее, почти чёрное приталенное пальто, лёгкий серо-сиреневый шарфик, выбивающийся из-под воротника, серые джинсы, заправленные в матово-чёрные сапоги. Роберт встал со скамейки, подошёл к ней и поздоровался. В ответ на его приветствие она поцеловала его в щёку. Её чёрные волосы, сегодня не убранные в хвост, взметнулись на ветру.

— Села не на тот автобус от метро, представляешь? — сказала она, улыбаясь, и отряхнула подол пальто.

— А почему ты не на машине?

— Не захотела я на машине. Особенно после вчерашнего.

— А что было вчера?

— Ну, скажем так, сложная дорожная ситуация. Блин, чуть в грузовик не влетела!

— Н-да. Ты бы поосторожнее. Пойдём.

Они отошли от остановки и направились во двор.

— Кстати, Роб, всё хотела спросить, а почему ты не водишь?

— Ну… — замялся Роберт. — Долгая история. Вообще у меня есть права, да. Я немного водил раньше, но, сама посуди, нафига мне сейчас машина? Куда я на ней ездить буду? До работы проще на метро — пробки везде. Короче, отцовскую «Ауди» я отдал брату. Она, кстати, крутая была. Но мне не нравилась — слишком громоздкая.

— У тебя есть брат? — удивилась Лиза — Ты не рассказывал.

— Кузен по линии отца. Ну и вот, с тех пор так сложилось, что я — пешеход. Но, правда, подумываю по весне может быть взять «Гольф». Такой, знаешь, трёхдверный, маленький…

— Знаю. Тебе бы пошёл. Чёрный. Или тёмно-синий.

— Или, может быть, «Опель». Тоже трёхдверный. «Астра».

— Нет, Солнышко, только не «Астра»!

— Почему? По-моему он клёвый! Да к тому же, это я так, просто подумываю. Скорее всего, я останусь пешеходом, — сказал Роберт, отметив про себя ласковое Лизино обращение: «Она ведь никогда меня так не называла! Ну, точно, что-то будет. Нет, мне не может так повезти! И к тому же, у неё есть муж».

За разговором об автомобилях они подошли к подъезду. Открыв дверь, Роберт придержал её, пропуская Лизу вперёд. В его отсутствие лифт снова заработал. Стоя в узкой кабинке и наблюдая, как на маленьком табло сменяются номера этажей, он гадал, какова истинная причина Лизиного визита: «По телефону она сказала, что забыла мне что-то отдать. Но разве это так срочно? Встретились бы после работы на улице, как раньше». Однако гадания эти очень быстро потеряли значение, и уже на четвёртом этаже он пытался представить, какую сексуальную позу предпочитает его гостья.

Четыре поворота ключа в замке — и они оказались в прихожей. Роберт включил свет и запер дверь.

— Ну вот, мы в моём штабе! — пошутил он. — Слегка грязновато, должно быть, но я прибрался, честно!

— У тебя мило. Клёвые обои. Ты выбирал?

— Нет, не я. Отец, — тихо ответил Роберт и посмотрел себе под ноги. — Давай помогу с пальто.

Он принял у Лизы пальто, повесил его на крючок и разделся сам. Лиза сняла сапоги и стала осматриваться.

— У меня тут есть тапочки. Ещё мамины. Держу для гостей, — сказал он и достал из обувницы пару пушистых домашних тапок бледно-салатного цвета.

— Спасибо.

Его вдруг охватила паника.

— Вот здесь ванная, можешь помыть руки, — затараторил он, — это моя комната, здесь кухня. Тут вот вторая комната, там раньше жила моя мама, пока не уехала. Ну, я тебе рассказывал. Вот…

Лиза поймала его взгляд и спокойно сказала:

— Роб, всё в порядке. Спасибо за гостеприимство. Я, пожалуй, умоюсь.

— Конечно.

Роберт пошёл на кухню и сел на табурет. Потом встал, подошёл к окну, прислонился лбом к стеклу и обвёл взглядом двор. Сердце колотилось. «Ну, что же, сейчас надо будет о чём-то разговаривать, — возбуждённо думал он, прислушиваясь к звуку льющейся воды. — Стоит предложить ей чаю. Или лучше вина, она ведь не за рулём. Да! Хорошая идея! Может быть, она поссорилась с Алексом?»

— Ты что-то говорил? — спросила Лиза, войдя в кухню.

— Нет. Я так… Напевал себе под нос… — ответил он, разозлившись на себя и смутившись.

У Роберта была привычка говорить с самим собой. Иногда в задумчивости он забывал, что не один и бубнил себе под нос, совершенно этого не замечая.

— Я там взяла синее полотенце, ничего?

— Конечно, Лиза, какое хочешь. Они все чистые. Вроде бы.

— Очень мило! Чувствуется нехватка женских рук в твоём доме!

— Ты так считаешь?

— Нет. Я шучу, — Лиза чуть рассмеялась. — На самом деле, я терпеть не могу вести домашнее хозяйство.

Роберта так и подмывало спросить, как же она живёт с Алексом, но он удержался.

— Хочешь чаю? — вместо этого предложил он и тут же осёкся. «Какого, нахер, чаю?!» — мысленно спросил он у самого себя. — Или, может быть, кофе? — «Отлично, ещё лучше!»

— Не откажусь от чая, — ответила она, как будто с едва заметным сарказмом.

— О’кей. Сейчас!

Он схватил электрический чайник и нажал на кнопку у основания его ручки. Крышка отскочила. Он включил воду, наполнил чайник до половины, поставил на подставку и щёлкнул выключателем.

— А ещё у меня есть вино. И виски! — сказал Роберт, наконец решившись. Он прекрасно понимал, что выглядит как подросток на первом свидании, и что так волноваться тридцатилетнему мужчине не с руки, но вместе с тем ничего не мог с собой поделать.

— Отлично. Пожалуй, это даже лучше, чем чай.

— Да, согласен.

Он извлёк из шкафчика, служившего баром, два бокала на тонких длинных ножках и бутылку красного вина.

— Красное полусухое. Пьёшь такое?

— Я не очень разбираюсь в винах, но пью почти всё.

— Это не плохое. По крайней мере, мне нравится. Не бормотуха.

Достав из ящика со столовыми приборами сияющий хромом штопор с двумя рычагами, он принялся вкручивать его в пробку.

— Разве это не музыка? — восхитился он, когда пробка вытянулась из горлышка бутылки с характерным звуком, а потом осторожно добавил: — Ты только не подумай, что я — алкаш.

— Солнышко, не говори ерунды! — ласково ответила Лиза.

«Так, ну вот опять «Солнышко»! Ну и что будем делать, Маэстро?» — поинтересовался Роберт у самого себя и разлил вино по бокалам.

— Тост? — предложила Лиза, на мгновенье задержавшая взгляд на его лице.

— Давай просто так, за встречу.

— Просто так.

Они чокнулись. Роберт сделал два небольших глотка и поставил бокал на стол, Лиза же с азартом отпила почти половину, как будто ей очень хотелось пить, а её бокал был наполнен не вином, а водой.

— Пойдём, может, в комнату, там как-то уютнее? — предложил Роберт.

— Да, хорошая мысль.

Они расположились в креслах перед журнальным столиком. Из стереосистемы тихо играла музыка в стиле «лаунж».

— Я тебе кое-что забыла отдать. У меня в сумочке, сейчас принесу. — Лиза встала из кресла и направилась в коридор. Роберт проводил её взглядом. «Как же она хороша!» — думал он, глядя на изгибы её тонкой талии, подчёркнутые тёмно-синей водолазкой, на обтянутые джинсами ягодицы и стройные ноги.

— Я заинтригован! — шутливо ответил он.

Вернувшись в комнату, она положила на столик белый пластиковый футляр.

— Вот. Я это в сумке нашла, которую ты мне дал, в боковом кармане, ну и выложила, чтоб не потерять. А назад положить забыла.

— Что это?

— Карта памяти.

— А что на ней, ты смотрела?

— Да, не удержалась, извини. Там фотографии. Ты со своими родителями.

— Интересно. Потом гляну, — сказал Роберт и задумался: «Сегодня почему-то всё напоминает о родителях». Он попытался отгородиться от некстати возникших воспоминаний, но у него ничего не получилось. Его волнение от близости Лизы вдруг испарилось, уступив место совсем другим переживаниям.

— Роб, что-то случилось? — спросила Лиза.

— Нет, почему ты так решила?

— Ты как-то погрустнел. Я не хотела тебя расстроить, правда!

Она сделала ещё несколько глотков вина. Роберт тоже.

— Да просто… Нет, ты здесь ни при чём. Просто в последнее время часто вспоминаю. Как-то всё было это неправильно. Наши с ним отношения. Всё через жопу было!

— Ты о ком?

— Об отце. Знаешь, я ведь его так и не смог простить.

— За что? — осторожно спросила Лиза и допила своё вино.

Роберт взял бутылку и вновь наполнил бокалы.

— Расскажу тебе. В конце концов, почему бы и нет? Как бы это начать?..

Он замолчал, сделавшись хмурым, потом по его лицу словно пробежала тень смущения, и, наконец, не без усилия над собой, он снова заговорил, но тон его голоса изменился, сделался ниже и гуще:

— У нас ведь с отцом были такие неважные отношения, я тебе говорил уже. Когда я мелкий был, он хотел, чтобы я стал фотографом, как он сам. А он ведь был крутым фотографом! Олимпиаду снимал, ещё в те годы. И ещё много чего. И много кого. Потом, после перестройки стал для журналов работать. Для западных. Ну вот. А я как-то не любил фотографировать. Помню, он отдал меня в фотокружок какой-то, а ведь тогда, в девяностые, их почти не было, всё развалилось. А он нашёл такой кружок. Я там с одним парнем поссорился. И мы с ним подрались. Точнее, он меня побил. Я застеснялся и решил, что ни ногой больше в этот кружок! Короче, косил я, прогуливал его. А отцу врал. И когда это выяснилось, отец со мной неделю не разговаривал. Он гордый был очень. Со сложностями. В общем, с тех пор у нас отношения стали разваливаться. Но они всё-таки были, эти отношения. Достаточно прохладные, но всё-таки были. А потом, когда мне было тринадцать, случилась такая история…

Роберт выпил, немного покрутил бокал в руках и, окончательно решившись, продолжил:

— Отец дома редко бывал. Всё у него командировки, ну и прочее. Приехал как-то домой и говорит: «Я ухожу!». А мать его спросила: «Что, надоела я тебе?». Он ответил, что, мол, нет, не надоела. Просто, пришло время. Как я сейчас понимаю, кризис у него такой был. Как раз, сорок четыре года. Но меня при этом разговоре не было вообще-то. Мне мать рассказывала. Короче, он собрал вещи, у него их немного было — так, то, что он с собой в командировки брал. И ушёл. Мама моя в то время тоже была не в лучшей форме. У неё щитовидка больная. Гормоны пьёт постоянно. Эмоциональная очень. Нет, ты не подумай, что она — чокнутая! Нет! Но… В общем, она напилась сильно и полоснула ножом себе по запястью. Хорошо, что не в ванной, а так просто. Как кровь увидела — опомнилась. Сама скорую вызвала. Я из школы прихожу, задержался там ещё с приятелем. Уже темно, зима была. А у подъезда микроавтобус с красными крестами стоит, огнями мигает, такими ярко-голубыми…

Он снова замолчал и посмотрел на Лизу, даже не потому, что ожидал от неё какой-то реакции. Просто ему захотелось заглянуть в её глаза. Та сделала пару больших глотков и мягко поймала его взгляд.

— Солнце, это очень печально! Я тебе сочувствую!

— Да. На самом деле, было жутко. Уже из больницы я дозвонился другу отца, сказал, что с мамой плохо, тот ему передал. Тогда же мобильников не было ещё. В общем, ночью он приехал, добился, чтоб его пропустили. Он плакал. Я ни разу до этого не видел, чтобы он плакал. Просил прощения у мамы, у меня, клялся, что никогда нас не оставит, ругал себя. Так вот. Мать ещё две недели в больнице пролежала, с психиатром беседовала каждый день. Потом отец её забрал домой, под расписку. Вообще, она достаточно быстро оправилась после этого. Но я всё равно не смог его до конца простить. Что-то такое в душе осталось, какая-то чернуха, которую ничем не смыть. Понимаешь?

— Ещё бы! Я бы тоже не простила!

— Знаешь, на самом деле это неправильно. Все совершают ошибки. Теперь, когда его нет, я жалею, что не смог простить. Но в то же время, я всё вспоминаю эти голубые мигалки скорой, и снова ненавижу его, как и тогда. Глупо! Он был гордый, он не старался заискивать передо мной или перед мамой, чтоб получить прощение. Я знаю, тогда он действительно искренне раскаялся. И мать его искренне простила. Ну вот. А три года назад — эта аневризма. Я с работы пришёл, а он лежит в своём кресле, и журнал на полу валяется. А на обложке журнала — фото, которое он сам и сделал. Я тогда чуть сознание не потерял…

— Роб, прости меня, пожалуйста, я не хотела тебя волновать! Просто решила отдать тебе флешку эту чёртову! Не стоило мне её вообще трогать, и тем более смотреть! — сказала Лиза с чувством.

— Перестань! Всё нормально. Просто решил тебе рассказать, — задумчиво ответил Роберт, глядя ей в лицо. От выпитого вина он немного расслабился, раскрепостился. Воспоминания об отце, высказанные вслух, стали бледнеть, растворяться. И в то же время он вдруг ощутил уверенность в себе. Он посмотрел на грудь своей подруги, почти не стесняясь. Более того, он хотел, чтобы она это заметила. Он подумал, что сейчас Лиза обязательно поведает какую-нибудь грустную историю из своей жизни, хотя бы для того, чтобы доказать ему своё небезразличие, или просто потому, что так принято: «откровенность за откровенность». Но ему совершенно не хотелось выслушивать что-то подобное.

— Роб, а вина больше нет? — спросила Лиза, кивнув головой в сторону пустой бутылки.

— Увы, похоже, что нет. Но, есть виски. Или может быть, попьём чаю? — последнее предложение он произнёс с усмешкой.

— Давай виски. Только чуть-чуть, не то я закосею.

Он сходил на кухню, принёс оттуда два толстостенных прозрачных бокала, на дне которых сверкали кубики льда, и начатую уже пол-литровую бутылку «Джонни Уокера» с чёрной этикеткой. Убрав пустую винную бутылку под журнальный столик, он наполнил каждый бокал примерно на треть и сказал:

— К чёрту тосты! Будем!

— Согласна! — засмеялась Лиза.

Они выпили по глотку. Роберт почувствовал, как в груди растекается благородное тепло. Виски было одним из его любимых алкогольных напитков.

Лиза встала из кресла и подошла к окну. Уже начинало темнеть.

— Красивый у тебя двор. Столько деревьев… — сказала она, смотря на жёлто-красную пестроту осенней листвы.

— Да, мне тоже нравится. Я люблю смотреть в окно, хотя моя мама часто шутила, что это от моего безделья, — ответил он и подошёл к ней с бокалом в руке.

— Ты ведь знаешь, зачем я приехала, правда?

Сердце его подскочило к самой глотке. Он отпил виски и ответил:

— Возможно.

— Ты говоришь, как Вера, — усмехнулась она. — Дай глотнуть.

Она взяла у Роберта бокал, сделала глоток и немного поморщилась. Её виски осталось на журнальном столике. Поставив бокал на подоконник, она продолжила тихим и спокойным голосом:

— Я понимаю, ты честный и ответственный человек, ты сам этого никогда не скажешь. Так и должно быть. Поэтому в нашей ситуации первый шаг обязана сделать я.

С этими словами она положила руки ему на шею и горячо поцеловала его. На глаза ему как будто упала какая-то пелена, и он поспешил закрыть их. Уже не чувствуя бешеного ритма своего сердца, приобняв её за плечи, он принял поцелуй. Запах её туалетной воды, аромат её волос буквально сводили его с ума. Все его мысли сгинули в бушующем желании. Алкоголь выветривался из закипающей крови. Эрекция не заставила себя ждать. Словно из далёкой дали он услышал внутренний голос: «Нет-нет-нет! Не сейчас! Нельзя! Так не должно быть!». Новая доза гормонов заглушила последние крики совести. Лиза уже обнимала его, гладила его плечи, спину. Его член упёрся в плотную ткань джинсов. Наконец Лиза прервала поцелуй и стала расстёгивать его рубашку. Роберт принялся ей помогать, но руки его дрожали. Он дёрнул, оторвав сразу три пуговицы, стянул рубашку через голову и бросил её на пол. Снова слившись с Лизой в поцелуе, он провёл одной рукой по её груди, ощутив через ткань водолазки, как затвердели её соски.

— Один момент, Солнце! — прошептала она, и немного отстранившись, сняла с себя сначала водолазку, потом джинсы с носками и, наконец, чёрный полупрозрачный бюстгальтер. Роберт, в свою очередь, стянул футболку, носки, но расстегнуть джинсы почему-то не решился.

Лиза, на которой из одежды остались только чёрные кружевные трусики, подошла к нему вплотную и спросила, глядя ему прямо в глаза:

— Я тебе нравлюсь?

— Ещё бы! — ответил он словно чужим голосом.

— Тогда не тяни.

Быстрым движением она расстегнула пуговицу и молнию на его джинсах, а потом двумя руками сдёрнула их вниз вместе с плавками. Его возбуждённый до предела член теперь ничто не сдерживало, и он стоял практически вертикально. Мысль о том, что Лиза видит это, заводила ещё сильнее. Роберт почувствовал, что если она сейчас дотронется до его пениса, тот взорвётся, словно газовый баллон. Однако прислушаться к собственным чувствам теперь стало так же невозможно, как невозможно расслышать шум дождя, стоя у подножья водопада.

Лиза приблизилась к нему вплотную, прижалась животом и грудью, потом чуть выгнулась. Он обнял её, и всё его тело сотряс озноб.

— Тише, Солнце, тише! — прошептала она ему на ухо и запустила руку в его волосы.

Наконец, весь объятый дрожью, Роберт отстранился от неё, на негнущихся ногах подошёл к письменному столу, открыл верхний ящик и достал оттуда картонную коробочку с презервативами.

— Что случилось? — с беспокойством в голосе спросила Лиза у него за спиной.

Он молча повернулся и показал ей блестящую квадратную упаковку с рельефно проступающим кругом посередине.

— О, нет, Солнце! Ненавижу эти штуки! — сказала она, снимая трусики.

— А как? — робко поинтересовался Роберт, смотря на аккуратно выбритую тонкую полоску чёрных волос.

— Я принимаю противозачаточные. И я хочу тебе доверять. Иди сюда! — с этими словами она полусела-полулегла в кресло и раздвинула ноги.

Роберт опустился перед ней на колени и вошёл в неё. Член его нестерпимо обожгло. Всё тело сотряс озноб. «Сейчас кончу!» — подумал он и, зажмурив глаза, начал двигаться, сперва медленно, а потом всё быстрее и увереннее…

***

Когда сознание вернулось к реальности, а сердечный ритм стал ровным, захотелось курить. Он подошёл к письменному столу и достал пачку «Данхилл» из верхнего ящика. Зажав сигарету в зубах, он повернулся к лежащей на полу Лизе.

— За-за-зажигалки нет у меня, — заикаясь проговорил он и улыбнулся.

— Посмотри в моей сумочке, она в коридоре.

— Ну… Пойду лучше от п-п-плиты п-п-рикурю…

— Смешной ты! — сказала Лиза, поднявшись и встряхнув волосы. — По-моему, ты только что побывал в месте более секретном, чем моя сумочка. Ладно, я сама достану.

Она вышла в коридор и вернулась, держа во рту тонкую сигарету, а в руке — зажигалку и мобильный телефон. Положив телефон на журнальный столик, она прикурила сначала себе, потом Роберту и встала у окна. Уже совсем стемнело.

Он несколько раз глубоко затянулся и стряхнул пепел прямо на пол. «Н-да, ну и что теперь? — пронеслось у него в голове. — По-моему, Маэстро, дело приняло совершенно неясный оборот. Но как же было круто!»

Обняв одной рукой свою, теперь уже любовницу, Роберт зарылся лицом в её волосы и глубоко вдохнул её запах. Лиза повернулась и поцеловала его в шею.

— Солнце, я переночую у тебя, хорошо?

— Конечно! То есть, само собой! Но… Как бы это сказать… Тебе разве не нужно быть дома? — спросил он, стряхнув пепел в бокал с недопитым виски.

— Я разберусь, не переживай.

Она взяла мобильник и, не включая свет, направилась в уборную.

Роберт опустил окурок в бокал, подошёл к журнальному столику и в три глотка допил виски из второго бокала. Затем он лёг на кровать и уставился в потолок.

Из туалета донёсся Лизин голос:

— Да, Вера. Помнишь про «Ванильное небо»? Нет, всё в порядке. Я завтра сама доберусь до работы. Потом расскажу. Верка, не нуди, ну прошу тебя! Я на тебя рассчитываю! Всё, пока!

Последовал звук спускаемой воды.

«Ну вот, теперь она будет врать. И мне придётся», — подумал Роберт. После унизительного случая с фотокружком он решил, что, по возможности, никогда не будет врать. Если ситуация всё же требовала лжи, предпочтительней было просто отмолчаться. Однако, купаясь сейчас в море безмятежности, он почти не слышал своих мыслей, а прислушиваться не было никакого желания.

В комнату вошла Лиза, уже без мобильника.

— Ты как? — спросил Роберт.

— Отлично! Но, пожалуй, может быть ещё лучше.

С этими словами она села на него верхом и, выгнув спину, принялась гладить ладонями его бёдра. Роберт посмотрел ей в лицо. Она чуть улыбнулась и стала медленно двигаться то вправо, то влево. Он опустил взгляд и остановился на её грудях, которые слегка раскачивались в такт её движениям. Почувствовав, как твердеющий пенис упёрся в её упругое тело, он тихо застонал и закрыл глаза. От прикосновений по коже бежали мурашки. Эрекция нарастала. Наконец, когда Роберт уже дышал так, будто у него случился инфаркт, она чуть приподнялась, и он проскользнул в неё. Очень медленно, она стала делать круговые движения тазом. Роберт протянул руки, положил их на её груди и прошептал:

— Ты прекрасна!

— Тсс! — ответила она.