Крупное село с множеством слободок неподалёку от райцентра Тамбовской области. До революции 1917 г. село считалось зажиточным. В нём был красивый храм, в шестидесятые взорванный и разобранный на кирпичи, сельхозбанк (раньше банки располагались там, где ими пользовались) и средняя школа. Расстояние от райцентра до села – 12 км., по бездорожью. В этом селе всю жизнь до преклонного возраста прожил мой дядя, муж маминой сестры, воистину Народный Учитель, Минаков Владимир Михайлович (далее по тексту В. М.). Родился он в конце позапрошлого века в семье зажиточного крестьянина. Жил в добротном кирпичном доме с погребом, ледником для хранения солений и дворовыми постройками (сарай для скотины, сеновал и т. д.). Дядин дом выделялся на фоне деревянных строений села. По центру дома располагалась русская печь и большой сундук, у стены стояла фисгармония, привезённая из очередного военного похода. В. М., неплохо играл на ней и на скрипке (пока музыкальные инструменты были настроены). Любил играть в шахматы и напевать неприхотливые мелодии. При этом исправно вёл домашнее хозяйство.

В. М. учительствовал и воевал по «совместительству» до пенсионного возраста, при этом взрастил двух сыновей и двух дочерей в очень сложное время всяческих смен власти и преобразований. Дети, повзрослев, уехали в города нашей необъятной Родины и стали жить своими семьями, но иногда приезжали навещать родителей со своими детьми и внуками.

Военная биография В. М. была настолько необычная, что можно было удивиться, как он смог остаться живым, пройдя через множество войн и преследований. Вот его послужной список.

До и после революции 1917 г. Он офицер младшего чина царской армии. Есть фото 1918 г., где он сфотографирован в офицерской форме, при оружии, сидящий на стуле, а позади стоит его денщик (офицеру полагался денщик).

Гражданская война 1918–1922 г. В. М. участвует в военных действиях в частях Махно, которые поддерживали Красную армию. На втором съезде РКСМ в 1919 г. произошло примирение всех враждующих сторон: белых, красных и анархистов. Советская власть пообещала молодёжи, принимавшей участие в братоубийственной войне, всеобщую амнистию, наделы земли в личное пользование и различные блага (впоследствии обещания остались на бумаге). Дядину сотню разоружили, отобрали личного коня (любимого, белого – орловской породы) и на дорогу дали дореволюционную винтовку без затвора. Я сам, когда заменял столбы подворья, случайно выкопал эту винтовку, завёрнутую в тряпки, и показал её В. М. У него навернулись слёзы воспоминаний, он даже не помнил, куда её спрятал, так как через полгода после возвращения его арестовывает Н, но скоро отпускает по ходатайству сельского схода. (Мотивация: некому учить детей). Многие его однополчане были расстреляны или репрессированы советской властью.

Тамбовское восстание (Антоновский мятеж) 1920–1921 г. В. М. попадает под репрессии восставших как «сподвижник советской власти». Дом разграбили, а его хотели расстрелять, но сельчане встали на защиту. (Мотивация: некому учить детей).

В 1921 г., после жестокого подавления восстания, его арестовывают (видимо, заподозрили, что он сотрудничал с восставшими), но, разобравшись, мобилизуют в части М. Фрунзе воевать с басмачами. После ранения В. М. возвращается домой с бричкой, гружённой житейским барахлом: фисгармония, ковры, посуда и разная утварь. В деревне тут же конфискуют коня в общественную собственность, а его семье дают кличку «киргизовы». Даже меня, подростка, сверстники по имени не звали, а обращались – «.. киргизов, посмотри…». Привезённое «добро» впрок не пошло.

Перед второй мировой его дом ограбили, а самого чуть не убили. В то время, когда его в очередной раз ограбили, в городе (в 12 км от места преступления) гастролировал знаменитый экстрасенс, и семья обратилась к нему по горячим следам за помощью. Он не поехал на место преступления, так как был довольно пожилым, а попросил привезти соседского подростка в возрасте 10–13 лет. Привезли девчонку, но сеанс гипноза оказался неудачным, тогда экстрасенс попросил привезти пацана. Сеанс прошёл удачно, и мальчик рассказал, как всё происходило: приехали трое грабителей на легковой машине («эмка»), грозя В. М. и его супруге браунингом, погрузили ценные житейские вещи в машину и уехали. Грабители спрятали часть барахла в погребе за рекой в четырёх километрах от дома, а часть увезли на «блошиный рынок» за пятьдесят километров от дома. Милиция вернула лишь небольшую часть украденного.

Советско-польская военная компания 1939 г. Перед началом учебного года В. М. мобилизуют в действующую армию.

Советско-финская война 1939–1940 г. В. М. принимает непосредственное участие в военных действиях от начала и до конца, а к началу учебного года его демобилизуют.

Советско-германская война 1941–1945 г. В 1941 г. В. М. добровольцем уходит на фронт (попадает на интендантскую службу), а в 1943 г. его демобилизуют по возрасту.

То, что В. М. уцелел во всех этих перипетиях, можно объяснить только промыслом Божьим. Господь, видимо, решил: «Если приберу я раба своего Владимира, то кто будет учить детей?».

Я с малых лет и до окончания вуза почти каждый год в летние каникулы постоянно проживал у В. М. и потом часто приезжал на два – три дня, а порой проводил отпуск на малой родине. В. М. всегда был для меня родным человеком, заменившим мне родного отца, погибшего на фронте. В детстве помню общие обеды за большим столом с множеством родственников, евших деревянными ложками из одного большого чугунка, где было и первое, и второе (как говорят: «в одном флаконе»). Если я частил, забираясь в чугунок без очереди, то получал ложкой по лбу, да так, что она разлеталась вдребезги, и мне казалось, что рука у В. М. была тяжёлая. Несмотря на мои не совсем детские шалости (я рос шкодливым мальчонкой), он меня никогда не наказывал, если не считать наказанием прополку или заготовку сена (полезный труд ни есть наказание). Всеобщее уважение и симпатия сельчан к В. М. были искренними, а его супруга (моя родня тётушка) по образованию тоже педагог, была тактичная и гостеприимная хозяйка. Редко кто, проходя или проезжая мимо, не заходил, чтобы подтвердить своё уважение. Мало того, к В. М. приходили за советами и с просьбами составить жалобу, прошение или заявление. Особое внимание к нему проявляли чиновники и руководящие партийные работники областного значения, разъезжающие на казённых машинах с личным шофёром. Все они когда-то учились у него, как у сельского учителя, а воспоминания детства – святое дело.

На моих глазах проходило его «доживание» после пенсионного возраста. Последняя его работа в школе, это лаборант физики в возрасте 75 лет.

Когда я повзрослел, меня дико возмущало то обстоятельство, что пенсию он получал нищенскую, хотя проработал учителем более 50 лет (военный стаж приравнивается к гражданскому). Получая пенсию чуть больше колхозника никогда не воевавшего, или стипендии обычного студента (35 рублей), Материально он не нуждался только лишь потому, что мы ему помогали. Да и сам он работал до глубокой старости.

Пообщавшись с местным руководством, я выяснил, что таковы законы о пенсионном обеспечении. При мне, если кто к нему заходил из чиновников, разъезжающих на чёрных «волгах», я настоятельно просил посодействовать в назначении В. М. достойной пенсии, а если они не в состоянии помочь, то пусть не появляются в его доме и не лицемерят.

Один из них всё-таки «открыл мне глаза». Вопрос о назначении В. М. персональной пенсии, оказывается, рассматривался в обкоме партии (несмотря на то, что он не был партийным), но положительное решение не было принято. Неофициально чиновник мне пояснил, что у В. М. много «тёмных пятен» в биографии: не был членом партии, в гражданской войне воевал за анархистов и при советской власти не раз арестовывался. Дыма без огня не бывает – так решил обком.

Напрашивается вывод – обидно за державу, в которой такие люди, как В. М., честно служившие народу, доживают с минимальным пенсионным обеспечением. И это в такой богатейшей стране, как Россия! Такое повсеместное бездушное отношение к старикам можно объяснить только недопустимым падением нравственности россиян двадцатого века.