Накануне доктор Верхотин собрал своих самых продвинутых пациентов и сказал:

— А теперь призываю всех к самому интересному занятию. Упражнять извилины, которые еще не тронуты сенильными бляшками.

— Как?…

— Что мы должны делать?…

— Хоть сейчас!..

Ксения Демьяновна знала как. Она "поштучно" перебирала прожитые годы. Это занятие удивляло ее. Отсюда, с берегов начальной Камы, многое виделось иначе. Или с берегов болезни? Возникали неожиданные мысли, они настойчиво побуждали к действиям, которые вели бы к переменам, полезным не только для нее самой.

Доктор Верхотин подошел к ней, когда все покинули гостиную.

— Вы, Ксения Демьяновна, на мой взгляд, вполне соединились с собой. Я рад.

Она и сама так думала. С тех пор как прошел первый страх и Ксения Демьяновна приняла реальность случившегося, она начала испытывать себя. Отдавала приказы руке, пальцам, голосу, чтобы понять, достаточно ли точно и быстро они исполняются. Нет ли разлада между мыслью и действием.

Ксения Демьяновна поморщилась. Как будто вокруг сплошное единство слова и дела. Но она не Всевышний доктор, чтобы ставить диагноз самой жизни. Что ж, подвела итог, если соотнести точку зрения доктора и внутренние ощущения, то ее состояние уже не фифти-фифти, как с некоторых пор говорят вместо прежнего "серединка на половинку". Она перешла эту грань. Значит, пора включать мозги на полную мощность и действовать, приказала она себе.

Но некоторое смущение она все-таки испытывала. Несколько раз ловила себя на том, что возвращается к тому, о чем уже думала и что обсудила сама с собой. Но это можно простить, успокаивала себя Ксения Демьяновна, главное — не ошибиться с другими. И потом, если она о чем-то думает снова и снова, значит, это для нее чрезвычайно важно. Подпитываясь энергией от уже совершенного, она готовится к следующему не менее важному шагу.

Она сунула ноги в кожаные шлепанцы, которые привезла в прошлый раз Катерина. Специально подобрала к ее махровому халату карминного цвета, на тон темнее.

Утренний свет был густ, как туман, но ясные голоса птиц обещали яркое солнце. Она встала на высоком деревянном крыльце, чисто выскобленном, но не крашеном — никогда не думала, как это приятно, — огляделась.

А не остаться ли здесь навсегда? Много раз в жизни возникало желание все переменить: улицу, город, даже страну. Ксения Демьяновна иногда играла с собой в игру, о которой никому не рассказывала. Она вообще мало рассказывала о себе. Даже близким. Не потому, что чем меньше о тебе знают, тем значительнее кажешься. Просто ее главное занятие — слушать других. Говорят, собеседник откликается в ответ на твои откровения, но это неправда. Вернее, не вся правда. Ты даешь ему посыл, толчок, цепляешь за что-то, как за созревший нарыв. И он с легкостью расстанется с тем, что там было.

Игра в города и страны незатейливая, но волнующая — Ксения Демьяновна читала объявления о продаже домов. Она представляла себя то в Черногории, то на Кипре, то…

— В Испании, — пробормотала она и фыркнула так громко, что трясогузка с воплем сорвалась с калиновой ветки. — Не бойся, — тихо сказала ей вслед Ксения Демьяновна. — Все в порядке. Лети к своим детям.

А что, осенью эти птицы отправятся в Испанию. Она тоже могла осесть там давным-давно. Но тогда ей не хотелось ничего менять. Она вышла из вольницы шестидесятых годов, со стихами и песнями, зовущими в другую, свободную нематериальную, жизнь. Ксения Улановская даже хотела стать геологом, как дядя Миша. Но он мудро отговорил ее. К тому же она услышала, что говорила матери ее подруга, Ольга Петровна.

— Девушке совершенно незачем бродяжничать. Всякое бывает. Одно дело, когда сама себя отдаешь, а другое, когда у тебя силой забирают. В Кузьминском парке и то нападают на одиноких женщин. Слышала про насильника?

Ксения помнит, как вспыхнули щеки от ярости, — никто никогда кусочка от нее не получит, пока сама не захочет отдать!

Она не пошла в геологи.

С тем, кто стал для нее Вечным Другом на всю жизнь, они познакомились на скамейке в университетском дворике, который многие поколения студентов называют "психодромом". Они оба сдавали экзамены: Ксения — на исторический, он — на экономический. Тогда еще оба факультета были в центре Москвы, на Моховой.

Он наполовину испанец, из семьи тех, кого вывезли в Союз во времена диктатуры Франко. Его родственники жили в Каталонии, одной из провинций Испании. Они живут там до сих пор, на берегу моря между прекрасной Барселоной и маленькой, но тоже замечательной Таррагоной.

Вечный Друг, который тогда еще им не был, тоже поступил. Он стал первым "объектом" ее научного интереса как будущего этнографа. Ксения Улановская решила бродить не среди лесов, а среди людей. Она ловко разложила на национальные составляющие своего знакомого: половина испанца, четверть русского и четверть украинца.

О нем она написала свою первую статью по этнопсихологии, за что благодарна ему до сих пор. Но, узнав чересчур много о его характере, Ксения отказалась выйти за него замуж. С ней произошло примерно то, что происходит с парфюмером, составившим новые духи: ему спокойнее пользоваться чужими. Иначе он всякий раз будет принюхиваться — не меняется ли аромат от времени суток, от настроения и много от чего еще.

Их отношения сложились причудливо. Расставшись, они следили друг за другом, изредка пересекались, но знали друг о друге все. Легко — войди в Интернет и узнаешь, что Вечный Друг открыл представительство Каталонии в Москве для малых предприятий. Включи радио в машине — слушай ответы Улановской-Веселовой на вопросы слушателей в программе "Узнай его".

Но встречи все-таки происходили. Словно какая-то сила бросала их друг к другу. Случайные на первый взгляд, они всякий раз меняли жизнь обоих.

Сейчас Ксения думала о Вечном Друге неспроста. У нее всегда так: сначала возникает образ, потом мысль, а уже после — конкретная идея, которая должна быть решена в точности с ее планом. Который созрел в голове как будто без ее участия. Сам собой.

Ксения Демьяновна потянулась к капюшону халата, набросила на голову. Утренние комары вились вокруг лица, ныряли в светлые волосы, в которых почти нет седины. Она укрылась карминным колпачком еще и потому, что когда голова прикрыта, мысли собранны.

Она вынула мобильный телефон, который тайно привезла ей Катерина, — доктор Верхотин не разрешал. На хвостик Ксения Демьяновна прицепила нечто похожее на брелок — подарок Вечного Друга. Отдавая, он объяснил ей, что это не просто семейный оберег. В нем — секрет. Этот веер тоже телефон, но для экстренной связи с ним. По нему она отыщет его и в космосе, и под водой.

Она улыбнулась. Вечный Друг всегда любил разные штучки, но никогда — бессмысленные. Он не из собирателей-мужчин, которые до старости подростки.

Ксения Демьяновна вспомнила, как изменилось лицо Катерины, когда она увидела этот веер. Она ждала, не спросит ли дочь, что это, уже приготовила ответ, мол, старинный брелок. Сталь и интарсия золотыми нитями. Но дочь не спросила.

Ксения Демьяновна поморщилась: первый острый луч солнца упал на золоченую поверхность брелочка, отраженным светом ударил по глазам.

Она спустилась с крыльца, пошла к скамейке под калиной, которую полюбила с первого дня. Сейчас на старом огромном кусте — доктор говорил, что он ребенком прятался в нем, — лохматились широкие резные листья. А над ними цветы, издали похожие на тонкие ноздреватые блинчики, — такие монашенки пекут на Масленицу для обитателей Дома на Каме. Подойдешь ближе — станет ясно, откуда северные кружевницы срисовывают узоры. Здесь, на Каме, Ксения Демьяновна согласилась с поэтами, которые падают ниц перед этой северной красавицей.

Вообще в Доме на Каме она многое рассмотрела из того, что казалось ясным и понятным. Рассмотрела и ужаснулась: как поверхностны ее работы по этнографии и этнопсихологии! Она писала об удмуртах, башкирах, татарах. Но никогда прежде она не жила среди них, хотя писала: "Чтобы понять человека другой крови, нужно прожить бок о бок с ним пять лет".

Она пока прожила меньше, но этого хватило, чтобы увидеть, с какой небрежностью лепила она слова к словам. Ксения Демьяновна пыталась успокоить себя тем, что все эти люди тронуты болезнью, а она писала о здоровых.

Но чем дольше жила с ними под одной крышей, тем яснее понимала: болезнь Альцгеймера лишь коснулась здешних обитателей. Но не изменила их сущность. Поэтому препарат, который составила Катерина, так хорошо работает. Он предупреждает развитие болезни.

О Катерине она думала все чаще. Отсюда она видела то, чего не замечала прежде. Да, конечно, она уже осознала, что как мать виновата перед ней. Но Ксения Демьяновна считала, что вину нужно не просто осознать, а искупить. Она перевернула ее жизнь, родив Федора, а потом заболев.

Подведя итоги своим материнским изысканиям, она решила, что Катерине должна помочь по двум пунктам: встретить настоящего мужчину, успешно закончить работу над лекарством.

Было время, когда она присматривалась к доктору Верхотину. Но скоро поняла: здешний бирюк не годится на роль мужа для ее дочери.

Она поморщилась. Кажется, она об этом уже думала. Ну и что? Теперь она уточняет детали. Это важно, успокоила она себя.

В один из приездов к ней Катерина привезла первый образец своего препарата.

— Мама, — сказала она, поцеловав ее в щеку, — я к доктору Верхотину, а потом вернусь.

Ксения Демьяновна кивнула, потом медленно, неслышными шагами пошла следом. Дочь вошла в кабинет Верхотина, закрыла за собой дверь.

Но она должна знать, о чем они говорят!

Ксения Демьяновна заметила, что на двери по-прежнему зияет дырка от снятого утром замка. Она видела, как слесарь, ругаясь себе под нос, воевал с замком, но новый так и не поставил.

За многие месяцы, проведенные здесь, Ксения Демьяновна узнала весь Дом так, как не знала свою собственную квартиру — ни на Кадашевской набережной, ни на Островитянова. Объяснить нетрудно — она там не жила, а только ночевала. Институт, метро, автобус. Даже на дачу залетала только несколько раз в сезон.

Зато здесь обнюхала, потрогала, обласкала взглядом и пальцами все: стены, окна, подоконники, двери, кусты калины, стволы берез, поросят в хлеву, теленка в стойле…

Ксения Демьяновна заглянула в дырочку, потом припала к двери щекой.

Доктор Верхотин сидел за столом лицом к ней. Катерина — напротив, спиной. Слышно плохо, Ксения Демьяновна плотно прижала ухо к двери.

— Вам придется довериться… мужчине, — сказал он тихо. Ксения Демьяновна едва удержалась, чтобы не фыркнуть. Как любят мужчины это слово: "довериться"! — Довериться, — настаивал Верхотин, — а не отгородиться от меня. — Видимо, на лице Катерины возникло что-то заставившее его повторить. Понятно, у Катерины на это слово аллергия — после Игоря.

— Допустим, — сказала Катерина. — Что тогда?

— Я помогу вам оформить препарат как биодобавку и давать его моим подопечным, вашей матери в том числе.

— Но это не… — растерялась она.

— А у вас есть доказательство, что ваш препарат нечто иное? — Он засмеялся. — Я помогу сделать препарату временную регистрацию. — Он подмигнул ей. — Регистрируют же у нас среднеазиатских хлопководов строителями?

Она захохотала:

— Ну вы ска-ажете…

— В наше время, — продолжал он, — выживает не просто сильнейший, а тот, кто найдет себе приличную компанию. — Он вздохнул. — Врачи уходят из клиник. Но из профессии, если она есть, никто не уходит. Я делаю то, что хотел всегда. Правила игры надо научиться улавливать всеми чувствами. Я знаю, сколько нужно времени и денег для того, чтобы ваш препарат стал законным лекарством…

— Вы уверены, что не будет неприятностей? — спросила Катерина. Мать уловила в ее тоне согласие, хотя словами дочь требовала подтверждения. Тоже, между прочим, чисто женская манера. Сделать вид, будто сопротивляешься, когда готова отдаться. Закричать: "Да! Да!" Она сильнее прижалась щекой к двери.

— Смотря что вы называете неприятностями, — усмехнулся Верхотин. — Если речь о моих подопечных, то у них не будет. — Катерина покачала головой. — А если о нас с вами, — он сделал паузу, — это зависит только от нас.

— Я готова, — ответила Катерина.

Мать с трудом сдержала вздох облегчения.

Верхотин продолжил.

— Значит, оформим то, что вы привезли, как биодобавку, — сказал он спокойно, теперь уже как о чем-то обыденном. — Сами знаете разницу между лекарством и соединением, лекарством не являющимся. — Ксения Демьяновна услышала тихий смех — Катерина. — Мы с вами понимаем друг друга, мне это нравится. — Теперь его смех, Верхотина.

Ксения Демьяновна снова припала к отверстию. Она увидела, как Василий Кириллович сощурился и быстро окинул ее дочь взглядом. Видимо, Катерина что-то уловила в его глазах, подумала мать, заметив, как быстро она сложила руки на груди. Закрылась, а потом быстро расцепила их, опустила на колени, положила ногу на ногу и покачала носком туфли. Однако мать улыбнулась. Для тех, кто умеет читать язык тела, многое ясно. Похоже, Катерине он не просто не противен, а интересен, не важно, что он старше ее вдвое.

— Понимаете, — пробормотала она, откинувшись на спинку стула и заправляя за ухо отросшую русую прядь, — уже вошло в привычку, во всем…

— Во всех, — поправил ее Верхотин.

— Да, во всех сомневаться. — Засмеялась. — Я не учла, с кем говорю. Вы знаете все о… обо всех…

Доктор неторопливо кивнул:

— Увы. — Седой ежик не шелохнулся, когда он нарочито низко наклонил голову. Еще недавно, отметила Ксения Демьяновна, у него была борода, но он сбрил ее. Не хотел ли он стать моложе из-за Катерины? Все знали, что он вдовец, его жена умерла от инсульта рано и внезапно. — Моя работа — знать о других больше, чем они сами о себе. Это увлекает! — Он сказал это с такой юношеской интонацией, что Катерина рассмеялась. Ксения тоже фыркнула, довольно громко, и испугалась, не выдала ли она себя.

Но эти двое, похоже, увлеклись собой.

— Вы просто артист. — В голосе дочери мать услышала облегчение.

Доктор Верхотин снова кивнул:

— Меня могут взять в кукольный театр. По протекции племянницы.

Внезапно Катерина встала со стула, шагнула к нему, привстала на цыпочки и, сложив губы трубочкой, ткнулась ему в щеку.

Вот это номер! Ксения Демьяновна чуть не захлопала в ладоши. Катерина — молодец!

— Спасибо. — Так же быстро Катерина отошла на шаг.

— Вашими талантами, Катерина, будем живы. Вы сами не знаете, что делаете. — Голос доктора звучал иначе; сердце Ксении Демьяновны забилось быстрее. А он чуткий человек. Так почему бы нет?

Катерина махнула рукой:

— Что мои таланты без вас…

— Тоже правда. — Доктор не стал спорить. — Точнее, без таких, как я. Пробиться сквозь стену из тех, кто ничего не понимает, но подписывает бумаги, тем, кто все понимает, но ничего не подписывает, жизни не хватит. — Он фыркнул, довольный сказанной длинной фразой, в которую он вложил еще более долгие размышления.

Катерина кивнула. Следом за ней мать. Все так. На самом деле, сколько еще ждать, когда закончится бумажная работа, когда признают соединение ее дочери лекарством?

Ксения Демьяновна кивала не из материнской солидарности. Она уже с пристрастием расспросила специалиста — этот немолодой человек жил в Доме на Каме с таким же, как у нее, диагнозом. В часы просветления он рассказал ей, что работал в фирме, которая готовила документы для регистрации. Одно лекарственное средство — семь тысяч евро. Одна биологически активная добавка, то есть БАД, — полторы. А если закажут разработку технологий, отработку лабораторных условий с последующей регистрацией и внедрением — пятнадцать тысяч минимум.

Что ж, доктор Верхотин — удача для Катерины. Но, вздохнула Ксения Демьяновна, только как коллега. Не стоит предаваться иллюзиям. Надо искать того, кто годится безусловно.

Назавтра она позвонила Вечному Другу. И он, конечно, нашел.