Ольга переступила через порог и уловила странный запах. Что это? Едко, кисло и горько одновременно. Она с силой втянула носом воздух. Пахло еще и сладковато. Как намек на то, что на этой кухне прежде пекли сладкие пироги и даже пирожные – корзиночки, эклеры.

Ольга метнулась к плите. В большой кастрюле темнела вонючая масса, вместо белоснежной, которую она ожидала увидеть, уходя и оставляя на плите кастрюлю. Ольга посмотрела на часы на стене. Простенькие, в красной пластмассе, они показывали, что срок не вышел. Ольга не опоздала – она могла гулять еще целых десять минут.

«Ну да! – одернула она себя. – Как же».

Схватив суконные рукавицы, сняла кастрюлю с огня. Выключила плиту. Ну вот и все – мыло с ароматом герани накрылось медным тазом. Она фыркнула. У них с бабушкой есть медный таз, Валентина Яковлевна варила в нем варенье в Угличе, потом отписала для «бизнеса».

Ольга сняла со стены этот таз с длинной ручкой, опустила на кастрюлю. По крайней мере такого едкого запаха не будет.

Она села за стол. Итак, теперь надо подождать, когда масса остынет, выгрести ее и отмыть кастрюлю. Всего-то насмешливо подумала она. Дело нехитрое. А вот потом все не так просто. Придется подсчитать убытки. Она уже потянулась рукой к сумке, чтобы достать калькулятор, но решила – потом.

Как оказалось, мысль совершенно правильная...

Когда варево остыло, Ольга вытряхнула его из кастрюли в ведро, взяла щетку на длинной ручке и, засучив рукава, принялась чистить кастрюлю. Она упиралась, не поддавалась даже самой жесткой щетке, которая нашлась в хозяйстве. Не в личном хозяйстве, а здесь, в старой кухне школьного комбината питания, где они с бабушкой сняли помещение.

Неудача – это не навсегда, твердила себе Ольга, отмывая кастрюлю. Она полезна, даже очень полезна. Это предвестник удачи, объясняла себе и еще энергичнее терла щеткой по днищу кастрюли.

Неужели это трагедия? В следующий раз изменит пропорции и получит аромат, который ждет. Запах герани, обволакивающий, успокаивающий будет действовать неотразимо на всех, кто вдохнет его... Лепесток красной герани, лепесток белой лягут на каждый кусок мыла. Она уже насушила их, потому что свежие лепестки и свежие листья нельзя класть в самое тело мыла. Оно станет прогорклым, будет пахнуть еще хуже, чем то, от следов которого она избавляется сейчас.

Зазвонил телефон. Ольга выдернула руку из кастрюли, стащила розовую резиновую перчатку. Мобильник подпрыгивал от нетерпения. Наверное, с не меньшей страстью подпрыгивает Любовь Борисовна – Ольга узнала ее номер на дисплее. Не далее чем вчера обещала ей, что сегодня в четыре часа привезет мыло с геранью. Интересно, Савоськина потребует от нее штраф?

– Где товар, милочка? – загрохотал в ухе властный голос. – Не будет? – Любовь Борисовна дышала в трубку так, что Ольгино ухо запылало, как от жара плиты. – Я прокричала на весь мир, что у меня есть успокоительное мыло, оно усыпляет не в пример лучше, чем какой-нибудь Кот Баюн.

– Любовь Борисовна, оно у меня... Ну если сказать проще – не получилось. Я отдраю кастрюлю и заправлю снова.

– Заправляй, конеч-ч-чно. – Вместо дыхания Ольга услышала шипение. – Сумму штрафа узнаешь позже.

– Как это?

– Обыкновенно, как всюду. Я несу моральные потери перед клиентками. Постоянными, заметь. – Любовь Борисовна отключилась.

Ольга опустила трубку в карман, снова взяла щетку. Дно кастрюли понемногу начинало блестеть. Она доведет днище до первозданного сияния. Теперь это не желание, а необходимость. Она собиралась купить новую, но штраф... Похоже, мадам Савоськина не шутит.

Ольга поставила кастрюлю под струю воды. А вдруг снова не получится? Да ну тебя! Она разозлилась. Кто тянул за язык обещать аромат герани? Так удачно получалось с ромашкой и мятой. Может быть, досталось некачественное эфирное масло? Но она покупала у одной и той же фирмы. Делать масло самой? Ольга хмыкнула – получится дороже денег.

Она втянула воздух, пытаясь понять, стал ли он свежее. Того едкого запаха больше не чувствовалось – хорошо, что не пожадничала и поставила надежную вытяжку. Мастер предлагал подешевле – куда такая мощная? Но в воздухе пахло и очень густо иным: неприятностями.

Любовь Борисовна в последнее время заметно переменилась. Скорее всего, оценив удачный проект, как она называла их с бабушкой мыловарение, мадам решила его расширить, наверняка нашла новых участников. Сейчас модное мыло ручной работы не такая редкость.

Снова зазвонил телефон.

– Запиши сумму, – коротко сказала Любовь Борисовна. – Твой штраф составляет...

Ольга изумленно открыла рот. Она хотела поспорить, потребовать, чтобы мадам объяснила – откуда такая сумма? Но Любовь Борисовна уже положила трубку.

Ольга усмехнулась. Ну вот, теперь можно подсчитать настоящие убытки. А то собралась раньше времени.

Ольга быстро нажимала кнопки калькулятора. Сумма, которая высветилась на табло, не грозила катастрофой, но была серьезным предупреждением. Нет, она не обещала скорое разорение, но указывала, как заметно изменилось отношение Любови Борисовны к ним с бабушкой.

Ольга убрала на кухне, взяла сумку и вышла, закрыв дверь на замок. Она торопилась домой: сегодня должна вернуться из Углича бабушка. Что ж, хорошие новости она ей приготовила.

Едва успела снять куртку и кроссовки, как в двери заскрежетал ключ. Валентина Яковлевна никогда не звонила ни в домофон, ни в дверь. Дело не в том, что она не хотела беспокоить Ольгу, а в другом: она чувствовала себя хозяйкой квартиры. А хозяйка открывает сама.

– Вижу, прилетала Зоя, – сказала Валентина Яковлевна, снимая белую куртку. На столе лежала треугольная в сечении плитка швейцарского шоколада «Таблерон». Зоя Григорьевна всегда привозила его Валентине Яковлевне из дьюти-фри. – Надеюсь, с миндалем, – добавила она.

– Точно. Она так и сказала: выбирала с ним. Да, была Зоя Григорьевна. – Ольга приняла у бабушки куртку, повесила на крючок. – Недолго. – Подняла рюкзачок, который Валентина Яковлевна опустила на коврик в прихожей, прикинула вес. – Ого, не хило.

– Собрала кое-что. Яблочки-китайки. Говорят, сороки их полюбили. Есть – не едят, но сбивают и клюют. Цвет удачный, приманивает.

– Темно-бордовый, – усмехнулась Ольга. Она сделала это с таким чувством, что Валентина Яковлевна удивленно повернулась к ней.

– Ну да. Такой, как твои штаны-трансформеры.

– Думаешь, они тоже могут привлечь? – В голосе Ольги слышалась неподдельная игра.

Бабушка расхохоталась.

– Конечно, если повесишь их на дерево.

– А если на себя? – Ольга выжидающе смотрела на нее.

– Сорока в попку клюнет, – фыркнула Валентина Яковлевна.

– Какая ты все-таки хулиганка. – Ольга фыркнула точно так же.

– Сама виновата. Ты подняла из глубин... давно умолкнувшие чувства.

– Батюшки! – Ольга выпустила рюкзак, он шлепнулся на пол, всплеснула руками. – Ты еще стихи помнишь.

– Баламутка, – ворчала бабушка. – Что на тебя нашло? Дай хоть раздеться.

– Ты уже разделась. Или хочешь снять что-то еще?

Валентина Яковлевна уставилась на Ольгу.

– Вы что с Зоей тут делали? Оприходовали какой-нибудь сосуд из дальних стран?

– Не волнуйся, тебе тоже оставили. Она привезла литровую бутыль виски. На ней на чистом английском языке написано, что тоска и печаль не являются путем к успеху. Я решила следовать этому назиданию.

– Да-а? А ты говорила, что у тебя с английским плохо.

– Но это я смогла перевести.

– Понимаю причину оживления, – заметила Валентина Яковлевна. – Поскольку на твоем лице не вижу тоски и печали, значит, сманила она тебя все-таки.

– Уеду. Но не сейчас, – сказала Ольга.

– Узнаю брата Гришу. Зоя вся в него. Знала бы, чем дело обернется, пальцем не пошевелила бы, – проворчала Валентина Яковлевна упрек себе самой в далекое прошлое.

Ольга не раз слышала эту историю – отец Зои Григорьевны, двоюродный брат бабушки, попал на Таймыр благодаря ей. Она поспособствовала, чтобы ему позволили отстреливать волков с вертолета. В то время Валентина Яковлевна Скородумова работала в министерстве просвещения, отвечала за школы Крайнего Севера. У нее были влиятельные знакомые во всей Арктике.

Ольга смотрела на бабушкины губы, красные от помады, на рыжие от краски перышки челки. А что, в ее возрасте она не прочь походить на нее.

– Если Зоя в кого вопьется, – продолжала бабушка, – не выпустит. Но тебе что там делать?

– Я поняла, что заболела Арктикой, – нарочито шумно вздохнула Ольга.

– Лечиться надо, если болеешь, – проворчала бабушка. – Ты жила там с родителями. Это все другое. Ты была девочка, за себя не отвечала. Хорошо любить Арктику, когда все вокруг любят тебя за то, что отец и мать доктора. А Зоя? У нее что ни день, то проблема. Она там то своя, то чужая. Одна идея с атабасками сколько крови ей самой взбаламутила и другим.

– Ты знаешь об этом? – удивилась Ольга.

– Еще бы нет. Ее покойная мать рассказывала. Откуда-то Зое стало известно, что их род явился на Таймыр то ли из Канады, то ли из Америки. Да записались бы ненцами или долганами. Какая разница! Там земли немереные.

– Зоя Григорьевна объяснила почему.

– Даже слушать не хочу. – Бабушка подняла руки, заткнула уши. Потом убрала и сказала: – Гордыня, больше ничего. Ну ладно, ее дело. Но ты-то что там найдешь? Или кого? За Куропача замуж выйдешь?

– Ха-ха, – прохрипела Ольга. – А ты знаешь, какой он стал богатенький?

– Куропач-то? Откуда ты знаешь?

– Помнишь, я ездила в Германию с таймырской делегацией...

– А-а, когда тебя Зоя переводчицей пристроила.

– Да, тогда. Не он сам, другие рассказывали, что наш Хансута Вэнго стал весьма состоятельным бизнесменом. Между прочим, вчера он мне позвонил, пригласил встретиться.

– С чем и поздравляю, – усмехнулась бабушка. – Надень бордовые штаны. Проверь, может, на такой цвет не только сороки ловятся.

– Ох, ядовитая вы особа, Валентина Яковлевна. – Ольга покачала головой.

– Не без этого. Но я все-таки хочу знать, что ты будешь делать у Зои?

– Учить истории детей атабасков, – твердо ответила Ольга.

– Флаг тебе в руки, – махнула рукой бабушка. – Теперь дай мне поесть.

– Ты мне нравишься, – сказала Ольга.

– А вот ты мне все-таки не очень. – Накрашенные губы поджались.

– Да чем я тебе не нравлюсь? Я ведь так похожа на тебя.

– Была бы похожа, занималась бы делом.

– Ты имеешь в виду наш мыльный бизнес? Продолжать его?

– А хотя бы и так. Нам с тобой грех обижаться на мыльное дело.

Ольга поморщилась:

– Душа просит чего-то... просторного.

Бабушка вздохнула:

– Значит, я совершила ошибку. – Она картинно уронила голову на грудь. Рыжие перышки упали на переносицу. – Я сузила твой мир. – Нос дернулся, как у кролика, который обнюхивал травинку.

– Не умаляйте свои достоинства, уважаемая Валентина Яковлевна. То, что вы предложили, держит нас на плаву.

– Ладно, кончаем игру в бадминтон. Лучше скажи, мы успеваем выполнить Зоин заказ? Когда у них последний пароход? – Шутливость тона исчезла. Теперь говорила чиновница, которая знает, что такое сроки.

– Для нее осталось доварить чуть-чуть. Кое-что упаковать. Завтра поеду за этикетками, – тоже серьезно объясняла Ольга. – Но вот с нашей мадам Савоськиной неважно... – Валентина Яковлевна вскинула голову. – Наша драгоценнейшая Любовь Борисовна Савоськина пригрозила выставить штраф.

– Что! Сейчас я ей позвоню! – Рыжие перышки заплясали над ушами. – Подумать только, как она смеет! Когда сидела в моем кабинете, то...

Ольга усмехнулась. Она заметила с грустью, что люди в бабушкином возрасте ошибаются на свой счет. Прежнее влияние, которым обладали, они считают вечным. Но Любовь Борисовна Савоськина, которая стала их мыльным дилером, давала понять все чаще, кто от кого зависит. Ольга думала, что пора или поменять ее, или самим стать себе хозяевами – от начала процесса и до конца. Но теперь в этом нет необходимости. Она уезжает на Таймыр.

– Не горячитесь, гражданка Скородумова, – тоном гаишника пригрозила Ольга. – Мыло с геранью не получилось. Это правда.

– Я виновата! Рассиделась на природе, приехала бы раньше, – всплеснула руками Валентин Яковлевна. – У тебя же перед глазами не мыло, Ар-рктика! – пророкотала она. – Да кто же знал, что ты уже вещи собрала!

– Не собрала, – смеялась Ольга, наблюдая за мгновенными переменами в лице Валентины Яковлевны. – Только без заламывания рук, – предупредила Ольга.

Валентина Яковлевна успокоилась быстро.

– Что ж, как говорят умные люди, даже после плохого урожая надо сеять, – вздохнула, улыбнулась. – А мы чем хуже? Тоже умные.