Владилен Павлович не просто изучал гостя, он пытался проникнуть под его светлую шевелюру. Волосы упали Никите на лоб, они прилипли, Мазаев заметил. Что-то особенное «варилось» там, внутри. Но что?
– Знаете, Никита, – сказал он, – если бы не вы задали мне вопрос, а кто-то другой, я не усомнился бы ни на йоту, что у вас на барана есть свой покупатель. Который даст вам еще больше, чем мне. Но я вас чувствую. У вас на уме что-то другое.
– Да, – сказал он. – Моя собственная жизнь.
– Ох. – Мазаев побледнел. – Неужели так попали?
– Попал, Владилен Павлович, не то слово. Я пропал.
– Вы серьезно?
– Более чем.
– Никакой другой вещью не откупиться? – озабоченно спросил Мазаев.
Никита хмыкнул:
– Откупиться? Нет. Я должен...
– Погодите, молчите. Дайте сообразить... Момент. Сейчас я пошарю по вашим полкам. М-м-м... Нет... это нет. Или... если да, то две за одного барана... Лучше три, чтобы не рисковать...
Никита наблюдал за ним, голова Мазаева, ему казалось, похожа на корпус дорогих швейцарских часов. Ему видно, как качаются маятники, как зацепляются зубчиками крошечные шестеренки, свидетельства неподражаемого мастерства.
– Есть, – сказал он. – Есть одна вещь. – Владилен Павлович наклонил голову, теперь он смотрел на Никиту исподлобья.
– Согласен, – быстро проговорил Никита.
– Вы не знаете, что я у вас попрошу, – усмехнулся Мазаев.
– Все, что попросите. – Никита услышал в своем голосе отчаяние. Оно ему не понравилось, он добавил как можно тверже: – Вы получите все, что скажете.
– А если я скажу, что хочу вашу квартиру? Вы слишком опрометчивы, мой друг. – Мазаев хихикнул. – Недурно переселиться на Тверскую из этих мест, а?
– Я бы сказал «да», – улыбнулся Никита не без облегчения, – но она не только моя, она и моей матери тоже. А она женщина решительная.
– Наслышан, – кивнул Мазаев. – Нет, не бойтесь, я не такой... гм... разбойник. Обмен должен быть из одной сферы. Поэтому... – Мазаев назвал вещь.
Никита вздрогнул. Самая первая находка деда на Урале. Идол, которому нет равных ни в одном музее.
– Согласен, – выдохнул Никита.
– Вы с ума сошли, – тихо проговорил Мазаев.
– Еще нет. Но если не получу барана, сойду. – Он провел рукой по лицу снизу вверх, потом по волосам. Отцовский жест должен был укрепить его намерения и поддержать.
– Да на что он вам сдался? – Мазаев всплеснул руками. – Он на самом деле того не стоит. Тот, кто мне дает за него столько, я говорил вам, дает не свои. Она нужна ему для шантажа. Не сомневаюсь ни единой секундочки! Вам-то зачем?
– Я не могу сказать. – Никита покачал головой.
– Когда сможете, тогда поговорим, – рассердился Мазаев.
– Вы не хотите пермского бога? – спросил Никита. – На самом деле? Вы считаете, он не стоит барана?
– Он стоит больше барана. Но я... опасаюсь вашего бога. – Мазаев вздохнул. – А если отомстит?
– Кто это говорит! – Никита рассмеялся. – Вы! Разве вы верите во что-то, кроме... – Никита осекся. Очень вовремя, потому что слово, которое собиралось выскочить, могло обидеть Мазаева. «Денег», – хотел он сказать.
Мазаев не обратил внимания на заминку, его слишком раззадорила возможность получить вещь, о которой он мечтать не мог.
– Этот идол – дух вашего деда, от которого пошел ваш отец... Потом вы, потом пойдут ваши дети... – Владилен Павлович тряс головой быстро, мелко.
– У меня не будет детей, если я не получу снежного барана, – сказал Никита.
Мазаев открыл рот. Никита увидел, как влажно блеснули фарфоровые зубы.
– Он что, влияет на потенцию? По-моему, сегодня она легко поддерживается другими способами, – хмыкнул он. – Смотрите телевизор, вам покажут.
– У меня нет телевизора, – признался Никита.
– Вот как? Вы меня удивили, впрочем, нет, не сильно.
– А вы меня – очень. Просветите...
– Не по моей части, – фыркнул Мазаев.
– Я не о том, не о потенции, – засмеялся Никита. – Скажите, неужели можно записать покупку барана в денежный документ как горюче-смазочные масла?
Мазаев молча смотрел на него, потом вздохнул.
– И все-таки, Никита, вам пора купить телевизор.
– Я подумаю, – пообещал он.
– Ладно, хватит играть в слова. Я хочу знать все. Иначе вы не получите ничего, – заявил Мазаев. – Говорите наконец, на кой черт вам сдался этот рогатый баран.
Никита сел на диван. Он рассказывал, а Мазаев задумчиво смотрел на него.
– Знаете, Никита, – заговорил он, когда тот умолк, – у меня нет семьи, нет детей. Но вы подошли бы мне как сын.
Никита усмехнулся:
– Спасибо.
– Спасибо? Вы бы хотели быть сыном спекулянта-выжиги? Который всю жизнь что-то продает, перепродает...
– Вы торговец антиквариатом, Владилен Павлович. Сейчас это называется так.
– Благодарю вас. Но мы с вами оба знаем, что это – игра словами. Я делал то же самое в прежние времена, должен заметить, чудом остался ненаказуем.
– Но ведь не были?
– Меня забрал под свое крыло большой армейский начальник, я служил у него в ракетных войсках на Новой Земле. – Он вздохнул. – Вы думаете, я просто так отправился на аукцион в Бельгию? Я следил за коллекцией, которую собрал сам, для него. Да, я имел свой процент. Разумеется. Я многому научился. Потом наши пути разошлись. Его дочь вышла замуж за бельгийца в свое время.
– Значит, дом, в котором была распродажа, имел к ней отношение? – спросил Никита.
Мазаев неопределенно пожал плечами. Мол, не в этом дело.
– Но снежный баран, мне рассказывали, был отдан человеку, которого хотели обречь... – говорил Никита. – Этот охотник погиб в авиакатастрофе. Вертолет разбился, тотем был при нем... Но он исчез.
Мазаев отмахнулся, Никита заметил резкость в его голосе:
– У каждой вещи своя история.
Никита хотел спросить, каким образом фигурка попала в коллекцию начальника. Но Наталья Петровна учила его, что неприлично задавать вопрос, на который человек не хочет отвечать.
Но один вопрос Никита все-таки задал:
– Кто приезжал к вам насчет барана?
– Молодой ненец. Значит, вы хотите вернуть тотем истинным владельцам? – Мазаев внимательно посмотрел на Никиту.
– Да, – сказал Никита.
– Что ж. Мы с вами сойдемся в цене, не сомневаюсь. Как говорят, выбирай себе врагов сам, не жди, когда они появятся.
– Не понял.
– Это я так, себе в назидание, – усмехнулся Мазаев.
– Покажите мне барана. Я хочу кое-что рассмотреть.
Мазаев открыл шкаф, внутри была еще одна дверца, за куклой-невестой.
– Держите.
Теперь Никита смотрел на вещицу иначе. Совсем не так, как в гостиничном номере Льежа. Вот он, едва заметный контур карты. На нем точки – священные места атабасков. Он понимал, что если фигурку делал левша, то читать карту надо справа налево.
Никиту знобило. Ольга получит ее, она не узнает, что он заплатит за нее так дорого. Для него нет ничего дороже ее...
Он выпрямил спину, втянул живот. Надолго его не хватило, спина согнулась, живот выпятился. Надо, надо заняться собой, напомнил он себе.
А это что значит? Каким жаждешь видеть себя, Дроздов? Ты похож на толстого дрозда – дерябу, а хочешь выглядеть изящным певчим? Думаешь, сможешь? У тебя только один путь – Ольга подхватит тотем атабасков, полетит на Крайний Север, а ты устремишься за ней и потеряешь свои килограммы в полете. Он улыбнулся.
– Вы бы еще подумали, Никита Тимофеевич, – заметил Мазаев, принимая фигурку.
Никита кивнул:
– Мне нужно идти, Владилен Павлович.
– Завтра я вам позвоню. Приеду, – пообещал Мазаев.
Никита не мог спать и в эту ночь. Он вспоминал разговор с Мазаевым. Сопоставив то, что узнал от Ольги, с тем, что рассказал Владилен Павлович, он окончательно понял суть интриги.
Территория, на которую претендуют атабаски со своей общиной, так хороша, что за нее стоит бороться. Если священные места не станут известны, значит, трубопровод, дорогу или что там еще можно спрямить, на этом сэкономить деньги, а разницей – воспользоваться...
Никита смотрел на окно, не занавешенное на ночь, новая гостиница слепила огнями. Никита усмехнулся – выходит, что он, сам того не зная, лишит кого-то больших денег? Кого-то из тех, кто жаждет попасть под свет вот таких огней?
Но ему не нужен этот свет, он хочет видеть, как зажгутся глаза той, кому он отдаст фигурку тотема.