Вера Копейко

Подарок судьбы

Scan: Sunset; OCR & SpellCheck: Larisa_F

Копейко Вера К 65 Подарок судьбы. — Роман. — М.: АО „Издательство «Новости»", 2001. — 160 с. (Серия «Счастливый случай»)

ISBN 5-7020-1170-8

Аннотация

Вера Копейко

Подарок судьбы

1

Красная «шкода» Вики Морозовой уверенно крутила колесами по Минскому шоссе, которое после долгого ремонта стало широким и спокойным. Вика любила своего «шкоденка», который никогда не подводил ее, и ей было странно видеть стоящие на обочине машины с поднятыми капотами, из-под которых торчали обтянутые брюками зады сложившихся пополам водителей.

Она невольно фыркнула и придавила педаль газа. Хорошо пуститься в полет в такой сухой день ранней осени, когда все убрано на полях и огородах и окрестности словно замерли в недоумении — пора бы и холодам пасть, но те медлили, а может, завернули не туда.

«Ну-ка, ну-ка, — одернула себя Вика, — куда так разогналась? Как бы и с тобой нечто похожее не приключилось. Где поворот? — Всякий раз, подъезжая к заветному километровому столбу с цифрой «50», Вика напряженно щурилась, как бы не проскочить. — Ага, вот он, теперь вправо...»

Деревья еще не до конца оголились, они оставили кое-что из прежней красоты при себе, не желая вот так сразу взять и раздеться. «И хорошо сделали, — отметила про себя Вика, — иначе резина юзовала бы на волглых дубовых и кленовых листьях». Вот этот кусок дороги, даже не дороги, а уютной «крытой» аллеи — ветви дубов и кленов смыкались над головой, закрывая небо, — Вика любила больше всего. Дальше, где начинается рукотворное чудо на подмосковной земле — каменные и деревянные терема, — пока еще достаточно голо. Не все верят в живучесть двадцатилетних плодоносящих яблонь, пусть даже пересаженных из мичуринского сада Тимирязевской академии, и потому выращивают свои сады с нуля.

Вика направлялась к подруге Светлане на ставшую уже привычной «субботу», даже если это и не суббота вовсе, а воскресенье. Просто так нравилось самой Свете, а гости мирились с милой путаницей в календаре. Какая, в сущности, разница, если у Светы красиво, сытно, интересно и полезно?

Когда-то Вика училась со Светой в университете и жила с ней в одной комнате в общежитии. Подруга всегда была очень светской, несмотря на то что приехала в Москву из маленького городка. Выходит, неважно, откуда ты, а важно какая. Ей никогда не хватало денег, она то и дело занимала у Вики: то покупала билеты в Большой театр — Света любила балет так, как никто в окружении Вики, — то с веселой компанией уносилась к кому-то на дачу и «отрывалась» на полную катушку, то вдруг опять же с компанией садилась в ночной поезд и отбывала в северную столицу. В театр.

Но потом, когда дело дошло до распределения, они обе вышли замуж. Вике достался математик с комнатой в коммунальной квартире на станции метро «Преображенская», а Света выскочила за офицера-таможенника с отдельной однокомнатной квартирой на «Каховке». Все это произошло десять лет назад, но разве по нынешним временам это не целая жизнь?

Вика не ощущала груза прошедших лет, но чувствовала себя многократно повзрослевшей — сколько раз все начиналось с нуля, потом развивалось и достигало «полной взрослости». Ее первая взрослая жизнь закончилась разводом — их с математиком хватило на три года совместного существования, после чего они мирно разошлись, а потом... Вторая... Впрочем, какая разница? Столько всего было...

Света держалась за своего мужа крепко, и, как оказалось, она не зря получила диплом психолога. Ее таможенник в последние десять лет стал предпринимателем и теперь владел сосисочным заводиком, дачей в три этажа, громадной квартирой на Чистых прудах. Какая у него сейчас машина, Вика точно и не скажет. «Кони в моей конюшне не застаиваются», — заливисто хохотал он, когда гости высказывали удивление, заметив в гараже очередную свеженькую иномарку, а шея у него при этом радостно краснела.

На Светиных «субботах» бывали разные люди, кому как не Вике знать про это. У Вики к этим «субботам» свой интерес — Вика работала в психологической консультации и мечтала открыть свою собственную. Она любила покопаться в чужой душе, однажды совершенно точно догадавшись: все души устроены похоже, и если она способна высветить тайные уголки собственной, то стоит приложить чуть больше усилий, и ты высветишь все уголки чужой. А сейчас многие заинтересовались своей внутренней жизнью, внезапно прозрев, что внешняя проистекает из нее. «Смешно, — думала Вика, — могли бы вдуматься в слово — если есть внешняя, значит, есть ей и антипод — внутренняя».

Своих клиентов Вика приручала у Светы, которая также выполняла свою собственную задачу с помощью «суббот». Между прочим, Света не раз предлагала Вике кредит — под небольшой процент, на аренду офиса. Она не сомневалась, что Вика раскрутится и очень быстро. Но сама Вика еще не была готова.

Публика на «субботы» собиралась разная, но большей частью нужная Павлику, мужу Светы. Въезжая в ворота, которые предупредительно открыл охранник, определивший по номеру «своих», Вика поморщилась. Сегодня опять будут спрашивать одно и то же.

— А если мой муж приходит с работы и, не глядя на меня, ложится на диван перед телевизором? Как мне к этому относиться?

И Вика слышит свой хорошо поставленный, доверительный голос, который обволакивает, успокаивает, вселяет веру.

— Это значит, вам лучше всего оставить его в покое. Мозг мужчины устроен иначе, чем мозг женщины. Он не способен переключаться на другое так же быстро, как наш с вами. — Сияющая улыбка, ряд белых безупречно ровных зубов. И в ответ такая же ослепительная. — Вы обращали внимание — вы задаете мужчине вопрос, а он молчит? Уверяю вас, вы спокойно досчитаете до тридцати, когда наконец он повернется к вам и спросит: «Так за что ты меня хвалила, дорогая?» — В этом месте снова улыбка и легкий смех. А потом Вика, приподняв брови ровно такой толщины, какой они должны быть на ее лице, добавляет: — Но если серьезно, это на самом деле так и должно быть. Ваш муж, вернувшись домой, еще добрых полчаса, если не больше, не с вами, он все еще занят собственными проблемами, которые принес с собой. Поэтому незачем тотчас отправлять его мыть руки, усаживать за стол, говорить ему, что все давно остыло, о чем-то спрашивать и уж тем более просить. Его надо просто оставить в покое.

После этих слов мужчины начинали одобрительно прислушиваться к разговору, к советам, которые Вика давала их женам, любовницам, подругам. Все это происходило возле шведского камина, за стеклянной дверцей которого пылал огонь, подле него стоял столик с напитками, орешками и еще Бог знает с чем.

Вике иногда надоедало отвечать, ей тоже хотелось посидеть и посмотреть на огонь, и тогда она уходила в другую часть дома, а Света объявляла:

— Бесплатный сеанс окончен. Платные услуги вот по этому адресу. — И раздавала Викины визитные карточки с цветным портретом, именем и фамилией, ученой степенью, телефонами, пейджером и мобильником.

Эти приемы в загородном доме у Светы расширяли круг ее клиентуры, они позволяли Вике прекрасно справляться с собой и с жизнью.

Вика, нажимая на тормоз, ухмыльнулась: ясное дело, о чем Светины гости хотят узнать больше всего. Но об этом они спрашивают, когда за окном стемнеет, а в бутылках виднеется дно.

— Мне двадцать шесть лет. Но у нас с мужем такой скучный секс...

— Сколько лет вы замужем? — спокойно и заинтересованно спрашивает Вика в таких случаях.

— Пять. — Протяжный вздох.

Теплый взгляд Вики устремлен на воздушное создание с большими тревожными, как у испуганного оленя, глазами.

— Дело не в вас и не в вашем муже. — Улыбка Вики понимающая и оберегающая. — Мужчины устроены несколько иначе, чем женщины. Им хочется одерживать победы. Всегда, и чем чаще, тем лучше. Поэтому вам придется поработать с мужем самой — усложнить правила игры. Я дам один совет. — Пауза, и горячие, поедающие Вику женские взгляды. Для них она сейчас не обычная молодая женщина, она оракул. — Совет, на первый взгляд, смешной. — Снова пауза. Горячее дыхание соединяется с жаром, исходящим от камина. — Возьмите ключи от квартиры своих друзей и поезжайте туда с бутылочкой хорошего вина. Представьте себе, что это у вас... тайное свидание.

— Но у нас такая прекрасная кровать... Новая...

— И евроремонт. — Викины губы разъезжаются в понимающей улыбке. — Да, но все эти прелести вас больше не возбуждают. Мужчине нужна опасность...

Как ни странно, такой совет приводил к успеху. О чем ей сообщали при новой встрече.

Вика выключила двигатель, искренне улыбнулась, и лицо ее, ухоженное и доведенное до совершенства, стало лицом молоденькой женщины, какой она и была.

Она толкнула дверцу машины и посмотрела на дом. Красивый дом, ничего не скажешь, снаружи ничего вызывающего, простые линии, четкие пропорции — проект сделал хороший архитектор, настоящий профессионал, а не самоучка. Вика тоже построила бы себе дом, и построит, но не сейчас. У нее своя программа, очень четкая, ясная, и она не позволит себе отклониться от нее ни на сантиметр. А теперь вперед, ее уже ждут. Она посмотрела на свои швейцарские часики — какая точность. И на душе стало ровно и спокойно.

Она не верила своим глазам. «Впрочем, — одернула она себя, — неважно, если это даже так. Ничего не случилось и не случится, если на самом деле это он.

Да, он. Сомнений нет никаких. Та же круглая, почти наголо стриженная голова, отливающая золотом на солнце, словно маковка православного купола. Он стоял не один, вокруг него еще несколько гостей, но Вика их не видела. Такого не может быть. Не должно быть. Зачем? Ее сердце давно и прочно стиснуто корсетом, как она говорила сама себе. Она застегнула себя на время, и это время еще не вышло, еще нет тридцати пяти лет и не сделаны все намеченные до этого срока дела. Она не собиралась снова делить себя между делом и телом. Не то время. Она вполне успешно с собой справляется. Вика глубоко втянула воздух, потом выпустила его, хорошо зная, что такое дыхание помогает успокоиться, вентилирует легкие, утишает ток крови, в котором сейчас переизбыток адреналина. Она знала до тонкостей, как работает организм и что происходит в нем под воздействием внешних обстоятельств. Более того, она умела управлять им, как пилот сверхзвуковым самолетом. Но катастрофы случаются и с ними, прошептал зловредный голос в голове. «Не-ет, Вика Морозова, ты просто поздороваешься с дяденькой, если он подойдет к тебе, — сказала она себе, словно маленькой испуганной девочке. — Вот так, дорогая, и больше никак. Ты ведь не хочешь, чтобы жизнь поставила тебя в угол?»

— Вика! Привет, дорогая. — К гостье подплыла Света. Как всегда, она была хороша. В длинной юбке в стиле «кантри» и вязаной кофте, подходящей по фактуре и крою. Все это цвета топленого масла, прекрасно оттеняющего ее светлые волосы. Натуральная блондинка, она становилась еще более натуральной в этом наряде.

Вика ухмыльнулась. «Угу, ясное дело, из австрийского бутика. Отлично, подруга!»

— Привет, — тихо вслух добавила она.

— Сегодня у нас большой сбор! Посмотри-ка, сколько гостей! — Голос Светы стал снова громким, хозяйским, а потом тише: — Сегодня у нас еще тот паноптикум. Держись! Я сама не всех знаю. Павлик расстарался. — Я рада, что ты смогла выбраться! — снова громко и уверенно заявила Света.

Вика усмехнулась, чувствуя, как сердце возвращается на место, отлично, сегодняшний день из тех, что год кормит.

— Павлик очень рассчитывал на тебя. Ты должна была как следует поработать с немцами. Ему нужен этот контракт, как... Ну очень нужен. Но сегодня встреча сорвалась... — Света покачала головой.

— Понимаю. — Вика улыбнулась.

Павлик собирался заключить контракт, и она должна была помочь ему убедить партнеров в полезности деловых связей именно с Павликом. Но сделать это тонко и ненавязчиво, как это она умела. Павлик обещал ей некоторый интерес со сделки, если она удастся. Так что Вике было ради чего стараться. Однажды они с Павликом уже провернули похожее дело, но тогда они обхаживали оптовика из-под Питера. И у них все получилось. На эти деньги Вика и купила красную «шкоду» вместо старенькой синей «шестерки».

— Преуспевающая женщина должна ездить на хорошей машине, — заявил ей Павлик, отдавая деньги. — Иди купи.

— Ага, ты прав, — сказала она, мило улыбаясь. Потом добавила: — Большинство народу покупает хорошие машины тогда, когда уверено, что заработает не меньше, чем потратит. Но известен психологический принцип, которому надо следовать, хотя и страшновато: если чувствуешь себя богатым, значит, будешь. Если чувствуешь себя бедным, тоже будешь. Значит, все, что я заработала на этой сделке, я вложу в «шкоду» и въеду на ней в собственный успех!

Впрочем, она оказалась не так уже далека от истины. С той сделки с Павликом дела у нее резко пошли в гору.

— Вика, пойдем, я отведу тебя наверх и расскажу немного про сегодняшних гостей. В общем-то, многие тебе знакомы, а вот которые незнакомы... — Света тараторила, на чем-то делала ударение, что-то отмечала, Вика слушала, но никак не могла освободиться от какого-то внутреннего барьера, через который все слова Светы пробивались с трудом. — И еще один гость, ты его сразу заметишь — красивый мужик, он-то и хотел привезти немца, но у того сорвался вылет. — Света скривила губы. — Собака заболела, и он не полетел. Представляешь, какая-то жучка спутала нам все карты. Но когда он прилетит, то ты...

— А кто он сам? — мимоходом поинтересовалась Вика.

— Немец-то?

— Да нет, этот тип, который...

— Ах, который должен был его доставить? Да черт его знает, бизнесмен какой-то. — Она наморщила лоб.

— Све-та...

— Все, все, не буду больше морщить лоб. Никогда.

— То-то же.

— Но я не могу, как ты, держать себя ежесекундно.

Вика фыркнула и про себя подумала: «Если бы ежесекундно». Иногда ей казалось, она просто лопнет от того, как туго затянула себя, желая выполнить то, что сама себе пообещала. А вот поди ты, стоило увидеть круглую голову, отливающую золотом, и широкие накачанные плечи — причем накачанные явно не в каком-нибудь фитнесс-клубе за большие деньги, а в естественной жизни, в этом она не сомневалась ни секунды, и сердце ее сорвалось с привязи.

— Ну так что это за тип?

— Да не знаю даже. — Света озабоченно посмотрела на подругу. — Но я не думаю, что он начнет к тебе приставать с вопросами. Такие, как он, сами про себя все знают.

Это точно, но не все. Он уже приставал. Но про это Вика не собиралась говорить Светлане.

— Ну хорошо. Я сейчас разложу вещи и спущусь. Как всегда у камина?

— Да. Там все готово.

Вика спокойно прошлась по привычной комнате, из окна которой виднелось большое озеро, вода на закате потемнела, а вдали слегка окрасилась оранжевым от заходящего солнца. Тихая вода. Пустынная. Птицы улетели, сейчас они в пути — в Африку? В Испанию? Да кто куда.

Она распаковала дорожную сумку, развешала на плечиках одежду. Вика собиралась сегодня вечером надеть брюки, но сейчас передумала. А не надеть ли ей любимую шотландскую юбку — в красно-белую клетку из прекрасной шерсти, с белым пушистым свитером? И мягкие, из прекрасной светлой кожи ботинки. Да, так будет лучше.

Вика быстро приняла душ, и, как всегда, от воды ей стало легко и свободно, сердце гнало кровь быстро, словно в предощущении чего-то нового.

Перестань. Никаких предощущений. Я запрещаю.

Подумаешь, какой-то тип встретился второй раз в жизни. Вообще в природе существует примерно три с половиной сотни вариантов лица, неважно, что население Земли уже перевалило за шесть миллиардов. И этот мужчина вполне может оказаться просто похожим на того.

Вика посмотрела на себя в зеркало. Глаза темные, большие, блестели горячечным блеском, щеки пылали, губы стали полнее, словно в ожидании ласки. Ну ты же точно знаешь, что это он? Зачем морочить себе голову?

Прекрати, сказала она себе. Немедленно.

Она понаблюдала за собой. Понемногу блеск в глазах утихал, словно горевшая внутри лампочка гасла медленно, неспешно. К щекам вернулась прежняя бледность. Но... что-то внутри, внизу живота, билось и никак не хотело уняться. Там стало теплее обычного. Так тепло, как давно не было. «Ничего, все пройдет, — сказала себе Вика. — Вот, уже сейчас. Проходит».

Она провела расческой по густой челке до глаз, потом по каштановой гриве чуть выше мочек ушей — стильная стрижка, такую может сделать только мастер Элла из Дома актера. Другим просто не справиться с ее жесткими и «неправильно», с точки зрения канонов парикмахерского искусства, растущими на затылке волосами. «Они у тебя смотрят не в ту сторону», — смеялась Элла.

Вика одевалась медленно, не спеша, она должна быть в безупречной форме. Она вдруг подумала, а если это даже он, то сейчас ее ни за что не узнать. Он видел ее в каком наряде! И где! Он видел девушку с ружьем...

Но внезапно, удивив Вику до крайности, ее сердце протестующе подпрыгнуло. Оно не хотело, чтобы круглоголовый мужчина ее не узнал.

— Тьфу, черт! — выругалась Вика. — Да что он привязался к ней, этот тип? Что было-то? Ничего не было. Да, произошла встреча, скорее стычка с незнакомцем в лесу, за сотню километров от Москвы.

И снова у Вики в голове прокрутилась недавняя сцена.

...Она вышла из густого ельника на лесную тропу и вздрогнула от неожиданного крика.

— Стойте! Замрите!

Но Вика, не оглядываясь, прыгнула с тропы в кусты орешника и замерла среди плотных веток. В нос ударило запахом сырости, она почувствовала, как резиновые сапоги медленно погружаются в раскисшую после осенних дождей почву. Из-за погоды она не взяла с собой Торика, ягд-терьера, у него слишком короткие ноги для таких мест. А то сейчас бы его лай разносился по всему лесу.

— Да погодите вы, не бойтесь!

«Ну конечно, — подумала она. Не боюсь я никого». Но она крепко-накрепко запомнила слова своего деда: «В лесу, девочка, надо бояться не зверей, а людей».

В общем-то Вика не была трусихой, она давно выходит в лес с ружьем, но однажды у нее произошла неприятная стычка — пьяный деревенский мужик хотел отнять у нее ружье — это было давно и не под Москвой. Вспоминая тот случай, она себя хвалила. Не растерялась, а взяла и выстрелила в воздух. Этот звук протрезвил нападавшего, и он улепетывал по кустам, как заяц от гончей.

Но рефлекс сохранился, тем более что Вика не пыталась его подавить. Теперь она знала, что у нее всегда был пониженный порог опасности, если использовать профессиональную терминологию. И это не слишком хорошо — показная смелость ни к чему, от здравой осторожности больше пользы.

Вика потянулась к предохранителю ружья и передвинула на боевую позицию. Палец сам собой лег на спусковой крючок. Теперь она чувствовала себя совершенно спокойно.

— Девушка с ружьем! Где вы? Я знаю, вы не привидение и не растаяли в воздухе, тем более что утренний туман давно рассеялся.

В голосе мужчины она уловила нетерпеливые нотки. Это что еще за птица?

Вика пошевелилась в кустах, потом просунула стволы между ветками, а следом пробралась сама.

Круглоголовый, коротко стриженный тип в камуфляже стоял и целился прямо в нее. Из фотоаппарата с длиннофокусным объективом.

— Давно бы так, — самодовольно ухмыльнулся он и щелкнул. — Отличный кадр. Настоящая Артемида.

Вика почувствовала, как к лицу прилила кровь. Ей незачем было смотреть в зеркало, чтобы понять: сейчас она красная до корней волос.

— Простите, а кто вам разрешил... — Все еще держа перед собой ружье, а палец на спусковом крючке, она нетерпеливо вскинула голову. Пятнистая кепка свалилась с блестящих каштановых волос.

— О, вот так еще лучше! Теперь по-настоящему выставочный кадр. — Голос мужчины показался Вике сытым, как у кота, которому не пожалели налить полную миску сметаны. Точно так же вел себя кот в домике егеря, когда хозяйка Марина одаривала его по случаю приезда Вики. Так повелось давно, все привыкли, кроме бабушки Марины, восьмидесятилетней Ольги Сергеевны, которая осуждающе качала головой.

— Ох баловник, ох жулик...

Вика почувствовала, как с воспоминанием о привычном и хорошо знакомом, ничем не угрожающем и понятном, вернулось и самообладание. Теперь она уже не испуганная женщина и от этого испуга возмущенная, а человек, способный вступить в игру с любым партнером. Английское ружье двадцать восьмого калибра, изящное, с тонкой шейкой и гравировкой классическими розочками и арабесками, легкое, чуть больше двух с половиной килограммов, не отягощало руки, и Вика не ощущала его веса. С ним она чувствовала себя уверенно — она могла вложиться в него в одно движение и выстрелить. По птице, конечно.

— По-моему, прежде чем снимать, вам стоило спросить разрешения, хочу ли этого я.

Он ухмыльнулся и сделал шаг в ее сторону.

— Вам лучше остаться там, где стоите, — спокойным тоном посоветовала Вика. — У меня, между прочим, не бутафорское ружье и не холостые патроны...

Вика уловила секундное замешательство, и на то была причина: они в настоящем лесу, а не на дачных задворках, отсюда до Москвы не меньше сотни километров. Похоже, у него, кроме фотоаппарата, нет оружия. А у нее есть, неважно, что она женщина. И Вика отдала должное его сообразительности.

— Я прошу прощения, но если бы вы оказались на моем месте, то оценили бы кадр, который я увидел. Простите, если я вас испугал. Понимаете ли, кадр живой, не постановочный — редкостная находка. Я просто не мог себе отказать...

Вика убрала палец со спускового крючка, но не сняла ружье с предохранителя. Потом, нацепив ремень ружья на плечо и молча посмотрев на мужчину, сошла с тропинки в лес и скрылась за деревьями.

Высокий, широкоплечий, круглоголовый — картинный мужчина, как описывали похожих в старинных романах. Профессиональная камера «никон», с такими обычно не играют, такими зарабатывают — или деньги, или удовольствие. А чаще всего и то и другое. К людям, которые понимают, что такое удовольствие в жизни, Вика Морозова относилась хорошо.

И вот пожалуйста, этот мужчина здесь и сейчас.

Вика, нанося последний штрих на уже готовое к выходу «на люди» лицо — легкий пробег кисточки с румянами, — покачала головой. Что ж, посмотрим на него в безопасной обстановке.

Внизу было людно, Вика с удовольствием оглядела Светиных гостей — приятно смотреть на стильно, специально для загорода одетых людей. Брюки теплых тонов на женщинах, юбки, удобные и уютные, ботинки из мягкой замши на мужчинах, свитера чистых цветов осенней земли и осеннего леса. У Светы было врожденное чувство стиля, и когда она начинала устраивать субботние встречи в загородном доме, то спросила Вику:

— Как бы мне заставить гостей приезжать сюда одетыми так, как я хочу. Не в поношенных джинсах и растянутых футболках — сама знаешь, мужчина может раскатывать за рулем «ниссана», а за город напялить тренировочные штаны, линялую футболку и кроссовки, которые давно каши просят.

Вика кивала, соглашаясь с каждым словом подруги.

— Знаешь, я бы тебе посоветовала рассылать приглашения и в них, как это делается во всем мире, указывать, в чем именно ты хочешь видеть гостей.

— А мои гости это скушают?

— Обязательно. Люди любят участвовать в спектаклях, сами о том не подозревая.

— Значит, советуешь мне стать режиссером?

— Я на этом настаиваю. — Вика засмеялась. — Сама знаешь, ты режиссер от природы.

Что ж, Света оказалась отличным режиссером. За прошедшие годы — а субботы у Светы стали привычными и на них стремились попасть многие, кто хотел возле уютного камина за разговорами ни о чем встретиться с нужными людьми. Гостиная, выдержанная в естественных цветах — земли, воды, неба и солнца, — просто взывала к умиротворению и покойному ходу мыслей.

В камине за стеклянной дверцей пылал огонь, он был теплый даже на вид, не раскаленного красного цвета, а скорее, цвета настурций, которые летом укрывали ковром подъездную аллею, ведущую к дому. Света не ошиблась — эти деревенские цветы совершенно замечательны на зеленом фоне классической лужайки. Теперь же о настурциях напоминало лишь пламя — первые заморозки оказались слишком сильными даже для стойких цветов.

На столиках расставлены напитки, мисочки с орешками, засахаренными фруктами. Вино красное и белое, никакой водки гостям здесь не предлагали. Все за рулем, а Света не считала себя вправе толкать людей на риск.

— Итак, сегодня с нами снова Вика. — Света обвела взглядом гостей. — Наш психолог поможет каждому узнать всю правду, известную ей о вас.

Головы собравшихся повернулись к Вике, и по выражению глаз она поняла кое-что и о самой себе. Мужчины смотрели так, как обычно смотрят в картинной галерее на женский портрет. Нравится, но и в голову не приходит, что такая женщина может быть его. Именно к этому Света и стремилась: она не должна быть на равных с клиентом. Человек приходит за помощью, когда не может сам разобраться в себе и собственной жизни, поэтому психолог не должен быть из его «стаи». Женщины смотрели на Вику именно так, как она и хотела. Она им не соперница — слишком аккуратная, слишком деловая даже в таком наряде, как сегодня. В ней нет ничего кошачьего, того, что женщины, обладая тонким чутьем, определяют с первого взгляда. Другими словами, в Вике Морозовой сейчас не было ничего чувственного, способного насторожить кого-то из них.

Что ж, прекрасно, стало быть, она в рабочей форме, оценила себя Вика. Краем глаза она следила за круглоголовым гостем, который тоже смотрел на нее, но по его манере держаться она поняла: он ее не узнал.

Прекрасно.

Она села в кресло, тем самым приглашая Светиных гостей устроиться поудобнее.

Вика знала все, что произойдет дальше: пауза, молчание, треск поленьев в камине, потом робкий вопрос юной жены какого-нибудь коммерсанта: а может ли быть связана язва желудка с перенапряжением, хотя на самом деле ей хочется узнать другое — если он не спит с ней целую неделю, не значит ли это, что у него завелась любовница? И второй вопрос, подтверждающий истинную суть первого: как увезти мужа хотя бы на недельку — отдохнуть, тем самым заставив его отложить все дела, в том числе и любовные, на заместителя?

Вика будет всерьез отвечать на каждый вопрос, а гости, разогревшись от разговоров, камина и вина, расслабятся и примутся спрашивать о том, что им на самом деле хочется узнать. Как любовника сделать мужем? Как мужа сделать любовником? Как заработать много денег? Как продать квартиру за столько, за сколько ты хочешь...

У Вики в голове вертелись афористические ответы. Работая с группой, знала она, следует отвечать коротко, тем самым ты заинтересуешь всех присутствующих — каждый хочет слышать только о себе, говорить только о себе. Но, не давая развернутого ответа, а лишь подцепив человека на крючок интереса, ты обретаешь потенциального клиента.

— Закон человеческого разума — это закон веры. Что бы вы ни переживали, что бы ни делали — это реакция подсознания на ваши мысли. Представьте себе, вы ничем не отличаетесь от садовника, который сеет семена, — только вы сеете семена мыслей в плодородную почву вашего подсознания. Значит, какие мысли, таков и урожай.

— А в этом что-то есть... — протянула тоненькая высокая женщина с внешностью фотомодели. — Когда-то я была толстушкой, а теперь я вот такая. — Она расправила плечи и продемонстрировала себя очень умело. — Однажды я сказала себе: я похудею без всякой диеты. Вот захочу и похудею...

Вика кивала и смотрела на нее таким поощряющим взглядом, что женщина, явно не привыкшая смущаться, порозовела.

— Вы сами так решили или...

— Сама, но был толчок...

— Вы можете рассказать?

— Даже показать. — Она повернула голову к круглоголовому мужчине, который стоял с бокалом в руке, привалившись к широкому подоконнику. — Вот он...

Мужчина медленно поднял голову, оттолкнулся от подоконника, поставив на него бокал с вином, и подошел поближе.

— Я горжусь тобой, — проговорил он, наклонился к женщине и нежно поцеловал ее в щеку.

Вика почувствовала, как сердце нервно толкнулось о ребра. Кровь пульсировала в висках, тонкие пальцы задрожали. «Спокойно! — стегнула она себя наотмашь. — Что это? Неужели ревность? Да с какой стати? К кому? И почему?»

Она заерзала в кресле, Света посмотрела на часы и увидела, что прошло ровно пятьдесят пять минут, классическое время одного сеанса психолога истекло.

— Уважаемые гости! — Света приступила к режиссерским обязанностям. Теперь, когда вы узнали о себе больше, чем до сих пор, предлагаю расслабиться. Тем, кто не видел моего нового бассейна с морской водой и зимнего сада, советую прогуляться...

Вика ускользнула в свою комнату со странным чувством — с одной стороны, она радовалась, что мужчина не узнал ее даже по голосу, ну еще бы — ведь тогда ее голос был испуганный и злой, он звучал совершенно по-другому. К тому же манера говорить очень сильно зависит от одежды, ведь главное даже не тембр голоса, не слова, а интонация. И когда она вот такая, как сейчас, вычищенная и отполированная, то и интонация соответствующая. А когда она в охотничьей куртке, кепке и болотных сапогах, кажется, у нее и голос другой. Лучше всего это проверяется на животных — на собаках или лошадях. Если на тебя лает собака и ты говоришь с ней спокойным тоном, неважно, что за слова срываются с твоих губ, даже полная бессмыслица, чепуха, но нежно и нараспев, — даже самая злючка заслушается. Точно так же можно успокоить и лихого скакуна, если расточать ему похвалы бархатным, обволакивающим голосом.

Но Вика почувствовала и укол в сердце — ей стало почему-то обидно, что этот тип не узнал ее. А еще больше, призналась она себе, ее огорчило присутствие юной тоненькой женщины, в которой он принял такое участие. Если он заставил ее похудеть, значит, лепил ее для себя. А для кого же еще?

Ну да, а ты думала он одинокий странник? С такой-то внешностью? Ах, Виктория Морозова, ты ведь не какая-нибудь лаборантка с психфака, ею ты уже была, но теперь ты хорошо изучила психологию личности — и мужской и женской. Откуда такая наивность сердца? В чем дело?

Да ни в чем, резко оборвала она себя. Больше ни в чем. Вика несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Вот теперь все.

— Можно к тебе? — В дверь просунулась голова Светланы.

— Ну конечно. — Вика отошла от окна, откуда наблюдала за заходом солнца.

Света вплыла в комнату и прикрыла за собой дверь.

— Спасибо, дорогая подруга! — Света улыбалась, на щеках играли ямочки, а синие глаза слегка сощурились. — Но и мне спасибо. Я пришла к тебе за новой порцией карточек — все визитки расхватали. Умеешь привлечь клиента! — Она покачала головой. — Я думаю, тебе пора открывать свою контору.

— Вот как только мы с твоим Павликом возьмем немца и я получу свой процент...

— Я думаю, у вас получится. — Света свела тонкие брови. — По крайней мере, Павлик очень рассчитывает на тебя.

— Но я должна предупредить вас обоих — меня не будет десять дней.

— Ты все-таки решила проветриться?

— Смеешься? Да разве я могу пропустить такое событие?

— Вика, ты и сама все знаешь!

— Вот поэтому я спешу поделиться.

— Ты хочешь выступить на конференции?

— Я выступлю на конференции. Я хочу заинтересовать, как говорили наши профессора, мировую общественность!..

Света фыркнула.

— Ну давай, давай. Когда улетаешь?

— Вот высплюсь у тебя и улечу.

— Что, уже? А если немец...

— Его жучка не успеет оклематься, как я вернусь.

Они посмеялись, немного поболтали, потом Света спросила:

— Я тебя правильно поняла, что ты не собираешься сегодня идти в народ?

— Да, правильно. Я должна держать дистанцию. Если я «одна из вас», мне не будет никакой веры, а стало быть, и клиентов.

— Правильно, Морозова. Бесплатные советы — это благие пожелания. А если ты совет купил, значит, он твой собственный, и ты ему веришь.

— Не зря тебя учили педагоги, — заметила Вика. — Ты могла бы и сама...

— Не могла бы и не буду. Тем более что ты рядом.

— Никогда не поверю, что ты не упражняешься в мастерстве на своем Павлике.

— Но только не вздумай ему намекнуть. Он у нас глава семьи и всему голова.

— Нет, свой хлеб я не подарю даже тебе.

— Ладно, желаю хорошо выспаться, а я пошла служить.

Света поцеловала подругу в щеку и вышла.

Вика заперла за ней дверь и села возле окна. Осенний день догорел, зажглись огни в соседних домах, толстые перекрытия не позволяли голосам снизу проникать в комнату, и она сидела, очарованная тишиной и вселенским покоем. Но как это обычно бывает, внешний покой редко соответствует внутреннему. Там покоя не было. Все вопило и кричало внутри Вики Морозовой, предупреждало, убеждало, призывало... О переменах? В переменах? К переменам?

2

Вика покрутила головой, пересекая очередную лондонскую улочку, отыскивая совсем крошечную, под названием Брутон-стрит. Она плутала по центру города уже второй час и никак не могла на нее выйти. Она упорно шла по карте, спрашивала прохожих, но большей частью в этот час в будний день ей попадались такие же чужестранцы, как и она сама. В летних брюках цыплячьего цвета, в бледно-зеленой блузке, на воротник которой спускались отросшие каштановые волосы, блестящие на солнце, тоненькая, Вика казалась совсем девочкой-студенткой. Черт побери, она могла бы и не соглашаться на эту просьбу, которая в Москве казалась очень простой и необременительной, а здесь обходится слишком дорого — столько времени потрачено! Чего ради она стирает подметки дорогих итальянских сандалий, отыскивая чертову улицу, на которой находится оружейная фирма «Голланд-Голланд»! А все этот Соколов, который перед отъездом заявил ей:

— Значит, так, мадам, я беру на постой твою собаку, обязуюсь кормить ее натуральным продуктом, а не «чаппи» и не «вискас»...

— Прости, при чем тут «вискас»? Торик не кошка...

— По размерам он может быть прочтен, как кошка...

— ... читать не умеешь, Соколов, — перебила его Вика.

— Не перебивай старших. Не разрешаю. Итак, я повторяю для непонятливых. У нас с тобой сделка, Морозова, я беру на постой твоего, ну хорошо, назовем его псом. Спортивной породы...

— Я тебя все-таки перебью. Он не спортивной породы. Он охотничий. Он ягд-терьер. Норная собака отличных кровей.

— И сколько раз он изволил залезть в нору? — ехидно сощурился Соколов. — А? Да он может только голову под подушку засунуть и воображать, что это нора. Вот для таких типов, как твой пес, якобы ягд-терьер, наконец-то большие ученые нашли правильное определение. Очень, с моей точки зрения, подходящее. Собаки породистые только по документам, которые отлынивают от своих прямых обязанностей, называются отныне спортивными. И это, видит Бог, верно, ох как верно! Они тренируют своих хозяев, выводят на прогулку, то есть не даром хлеб едят. Ну что ты можешь на это возразить, Морозова? Значит, вот, я беру твоего пса на постой, но ты должна отработать за мой благородный поступок.

— Говори, что тебе привезти из Лондона? Джин, да? Хорошо. Тоник здесь купишь.

— А вот и нет. Слушай внимательно. В Лондоне найдешь старинную английскую фирму «Голланд-Голланд», купишь мне у них одну книгу, я тебе напишу на бумажке название, чтобы ты не отягощала и без того загруженные мозги, и попросишь у них каталог. Они не устоят перед твоим обаянием.

Вика покачала головой, глядя в азартные серые глаза. Ну и тип, но что поделаешь, если Володя Соколов в охотничьем обществе занимает совершенно определенную должность, благодаря которой она без всяких проблем вступила в общество охотников. В совершенно мужское общество. И благодаря ему без всякой занудной канители получает путевку на охоту к своему знакомому егерю из сезона в сезон. Зачем ей все это надо? Вся эта охота?

Да так уж вышло: охотоведом был ее дед и даже бабушка, они объехали весь Дальний Восток, пешком исходили Восточную Сибирь, потом осели в Красноярске. В Овсянке, что под Красноярском, у них был дом, в котором она проводила все каникулы, когда родители-журналисты занимались своими делами. Это дед пристрастил ее к ружью. Деда можно понять: у него нет ни одного внука, и чтобы драгоценное ружье — а «Джеймс Перде» на самом деле дорогого стоит — не пропало, он научил Вику стрелять. А когда она стала разбираться в оружии, когда подержала в руках красочные каталоги оружейных аукционов Сотби и Кристи, когда увидела в модных западных журналах одежду для женщин-охотниц и захотела такую, дед подарил ружье. Вика замечала, что у мужчин-охотников перехватывает дыхание, стоит им взглянуть на ее ружье. Еще бы — работа начала века, дело рук великого англичанина.

— Даже если у тебя не будет денег на хлеб, девочка, — всякие времена случаются, никто ни от чего не застрахован, это ружье не продавай. Пускай останется в нашем роду. Когда у человека есть голова на плечах и вера в себя, бедным он никогда не будет. Бедность не доблесть, бедность — это болезнь. От нее надо излечиваться как можно скорее.

Этот дедов завет почему-то потряс Вику. Он произнес его в то время, когда было модно «проходить через страдания ради очищения духа». А дед к своей фразе прибавил еще одну:

— Если будешь считать себя бедной, значит, и будешь такой. А если богатой, то тоже, значит, такой и будешь.

— Вот так все просто, да? — не верила своим ушам Вика.

— Ага, — ухмылялся дед, щуря синие-синие глаза. — Жизнь вообще штука простая, если не городить ничего на своем пути. Что хочешь, то и сделаешь, Виктория. И еще одно — имя-то у тебя какое — Победа. Вот ты и будешь побеждать. Имя здорово на жизнь человека влияет.

А потом, когда дед по всем правилам передал ей ружье — снял с учета у себя в Овсянке, она привезла его в Москву, купила лицензию, зарегистрировала в милиции, — она и познакомилась с Володей Соколовым.

Вика поймала себя на том, что внезапно отвлеклась в прошлое, а Соколов стоял и смотрел на нее.

— Слушай, Володя, тебе эта книга нужна для дела или для удовольствия?

— Я их не разделяю.

— Никогда?

— Никогда.

— Понятно... Что ж, договорились.

А коль договорились, то сейчас она и топала по мостовым Лондона в эту самую фирму.

Наконец Вика остановилась перед старинным особняком, хотя в Лондоне старинного словно и нет, поскольку сам город кажется вечным и поэтому не с чем сравнивать. Особняк явно себе на уме — еще бы — темные толстые стены, огромные окна-витрины, в которых выставлены охотничьи причиндалы, как сказал бы ее дед: кожаные подсумки, ягдташи, манекены, одетые так, как подобает одеваться уважающему себя и свое занятие европейскому охотнику.

Вика потянула тяжелую дверь и вошла. Улыбающийся клерк спросил по-английски, чем может помочь.

Вика объяснила, что хочет купить книгу и получить каталог фирмы, и мужчина провел ее к управляющему, обитающему в темном классическом английском кабинете, в середине которого стоял стол под зеленым сукном, тоже очень английский. Застекленные шкафы демонстрировали охотничье оружие во всем великолепии. Вика получила все, что хотела, приценилась к галстуку, на красном поле которого порхали зеленоватые утки, подумала, не купить ли за труды Соколову, — понятное дело, с ним Торик ухожен и присмотрен, как ни с кем другим, но, увидев цену, отказалась от свежей благородной мысли. Ничего, обойдется футболкой из «Макс и Спенсер», которую она купит ему в подарок. Она уже ее присмотрела.

Она прошла по залам, где демонстрировались совершенные английские вещи для охоты, от которых пахло старинным богатством, как и от самой фирмы, и от стен, и даже от служащих. Что ж, Соколова надо благодарить за то, что он заставил ее зайти сюда. Иначе она никогда бы не ощутила такого мощного излучения силы и уверенности. Она не сомневалась, что энергетическое поле вещей влияет на человека, если он даже сам того не замечает.

Направившись к парадной двери, Вика вдруг почувствовала неясную тревогу. Словно внутри что-то тонко завибрировало, как скрипичная струна, которой коснулись ногтем мизинца, а не смычком.

Вика оглянулась. Возле витрины с оружием стоял он.

Девушка едва не споткнулась, дыхание перехватило, а сердце повело себя просто неприлично. Что оно делает, ее сердце? Оно... радуется. Но чему? Соотечественнику за рубежом? — ехидно одернула себя Вика. Но сейчас это не такая уж новость. Не далее как вчера в том же магазине «Макс и Спенсер» она услышала русскую речь. И на Оксфорд-стрит мимо нее прошла женщина, которая говорила по мобильнику на чистом русском.

Он медленно оглянулся, как будто уже знал, что это она. Ну конечно, он увидел ее в стеклянном отражении шкафа, догадалась Вика, и эта догадка помогла ей вернуться в нормальное состояние. Значит, пока еще соображает.

— Здравствуйте, уважаемый психолог. Его рыжие глаза смотрели прямо на нее, а губы растянулись в улыбке, и как Вике показалось, в довольной. Тоже обрадовался соотечественнице за рубежом? — У вас деловой интерес к этой фирме? А я думал, вам больше нравится другая фирма.

— Это какая же? — спросила Вика и почувствовала, как горло перехватило, и ей пришлось откашляться.

— «Джеймс Перде», я полагал. У вас отличное ружьецо.

— Откуда вы знаете? — Вика изобразила искреннее удивление.

— Но разве девушка с ружьем целилась в меня не из него? Вспомните, там, на неведомой дорожке... — с особенным пафосом он произнес последнюю фразу.

— Так... разве...

— Конечно.

— И вы...

— Не подал вида.

— Чтобы не...

— Нет, просто у меня такая привычка — разделять удовольствие и дело. Поэтому я подумал, что и у вас такая. Вы были при деле на той субботе у Светы.

Вика никак не могла прийти в себя от неожиданности встречи.

— Расслабьтесь. Сейчас я вас не боюсь. У вас нет при себе оружия.

Она улыбнулась.

— А у вас камеры.

— Кстати, снимки получились отличные. Хотите посмотреть?

— А вы что, с собой их возите?

— Вы слишком много о себе воображаете, леди.

— То есть? — Удивленно поднятая бровь скрылась под густой каштановой челкой.

— Вы подумали, что я вожу их с собой через все границы мира, нежно прижимая к сердцу, и, следуя вашему учению, думаю, что с помощью мыслей о вас я заставлю вас материализоваться?

Теперь Вика снова стала собой и вступила в игру.

— Но разве моя наука подвела вас? Вот я стою перед вами, совершенно реальная. Не есть ли это материализация? Да в очень неожиданном месте, в дорогой и престижной лондонской оружейной фирме.

— А вы думаете, я на самом деле хотел вас увидеть? — В его глазах заплясали золотые искорки. — А вы самоуверенны, мадам.

Вика ничуть не смутилась.

— А почему бы и нет? — Она пожала плечами. — Почему мне не быть уверенной в себе?

Он хмыкнул.

— Не стану спорить. Может статься, вы правы.

— Скажите, а почему вы-то оказались здесь? По-моему, вашего оружия здесь не продают. — Она намеренно пристально огляделась по сторонам. — Нет никаких фотокамер и никаких прибамбасов к ним.

— Ну... Вот продам ваши портреты — Диана на охоте — и на вырученные фунты закуплю оружие в дорогой английской фирме. Опять-таки, чтобы подобраться к вам поближе. Разве вы не объясняли у камина, что, если хочется привлечь к себе желанного партнера, надо проникнуться его интересами и постараться стать компетентным в той сфере, где лежат его пристрастия...

— Послушайте, вы... — Вика, что было ей несвойственно, начинала заводиться. Она обычно не позволяла себе такой роскоши. Но что такое? Что происходит? Какой-то тип... Да где? Господи, она приехала на симпозиум психологов, за собственные деньги, выкроила день, чтобы выполнить просьбу Соколова и снова вернуться к своим делам, а тратит драгоценное время на какого-то незнакомого типа? Будто у нее этого времени целая жизнь? А на самом-то деле, который час?.. Черт, часы в сумке. Хорошо, надо в нее залезть и посмотреть на часы.

Вика дернула молнию кожаной сумки и засунула руку.

— Ага, а сюда вы явились с газовым баллончиком. Ну конечно, сюда с оружием нельзя. Чтобы провезти огнестрельное оружие на острова, вам надо было получить специальное разрешение. Но, если бы вы знали, что встретите меня здесь, я думаю, вы непременно бы его получили. Правда? — Рыжие глаза искрились от смеха в полутьме зала.

Клерки посматривали в их сторону, но деликатно не подходили. Русские для них стали привычными клиентами, которые непривычно расплачиваются — наличными, и фирма понемногу приспосабливалась к некоторой экстравагантности их поведения.

— Да нет у меня никакого баллончика! — Вика тряхнула сумку и забыла, зачем в нее полезла. — И вообще...

— Мы выйдем отсюда вместе.

— Кто это вам сказал?

— Я. Сию секунду. Постойте здесь. Я сейчас. Если убежите, я вас все равно поймаю.

Она уставилась на него, а он отошел к клерку и о чем-то поговорил с ним. Она уловила только одно слово: «Коллекция».

— Ну что, пойдем?

Они вышли на улицу, и как только спустились по ступенькам крыльца, он остановился и сказал:

— А мы ведь с вами до сих пор не знакомы.

— Нет, нас никто не представил.

— Неужели вы не спросили у хозяйки дома, кто я такой?

— Н...нет.

— Неправда.

— Правда. — Вика посмотрела ему в лицо, ей показалось, что она уловила тень огорчения. Он что, на самом деле считает себя совершенно неотразимым? И все женщины, единожды его увидевшие, должны бежать и выяснять, что он за птица?

— А я вот знаю, как вас зовут.

— Естественно. Все, кто там был, знают. — Потом Вика вдруг ни с того ни с сего добавила: — И даже ваша девушка. — Она готова была откусить себе язык — так выдать себя, совершенно неожиданно и глупо. Одна надежда, что он не заметит ее оговорки. И поспешила добавить, чтобы отвлечь его от вылетевшей не к месту фразы: — Кстати, должна вам сделать комплимент — судя по всему, вы знаете толк в психологии. Ваша девушка...

Он быстро посмотрел на нее.

— Ах да, конечно, я хорошо потрудился над своей девушкой. Правда, она замечательно выглядит?

Вика снова почувствовала тяжесть в сердце. Да черт побери, зачем она связалась с этим типом? Зачем она тратит на него время?

— Вы знаете...

— Меня зовут Петр. Петр Суворов.

Она кивнула.

— Да, Петр Суворов. Очень приятно, но мне пора.

— Вам правда приятно? Или это проходная фраза дрессированной вежливости?

— Не могу сказать ничего другого. У меня нет на это причин и...

— Даже повода? Отлично. Тогда мы вместе идем на ленч. Как насчет китайской кухни? Она здесь не такая, как в Москве.

Вика остановилась и посмотрела на него.

— Послушайте, почему, с какой стати я должна идти с вами на ленч? У меня свои дела, у вас свои.

— Но почему нам вместе не поесть? А потом разбежаться? Отнеситесь ко мне просто как к сотрапезнику. Все равно в любом зале ресторана или кафе есть люди, и вот я один из них за вашим столиком. — Он улыбался и не отрывал глаз от ее губ. Таких пухлых, несмотря на то что она сейчас злилась и им полагалось быть тонкими. Значит, она не слишком злилась, а просто досадовала. На что-то. — Я хочу пригласить вас на ленч, чтобы загладить свою вину.

— Вину? — Вика заморгала.

— Я вас тогда напугал. Выскочил из леса, а там вы... Артемида. Диана, как хотите, что вам ближе — греческая мифология или римская?

Вика не улыбнулась. Она не знала, как ей поступить. Если она сейчас даже отделается от Петра Суворова, все равно весь день пройдет под его знаком. Она будет вспоминать о нем, прокручивать в голове его слова, удивляться... то есть испытывать все эмоции, от которых невозможно отделаться одним махом. Значит, и без своего личного присутствия он все равно будет с ней. Так может, лучше и впрямь пойти с ним на ленч?

— Ну... хорошо. А вы знаете поблизости китайский ресторан?

— Нет, не поблизости. На Бейкер-стрит. На улочке, где якобы жил Шерлок Холмс.

— А вы там уже были?

Он засмеялся.

— Да я купился, как настоящий чайник. Взял адрес, который вычитал в романе, и пошел. Это было позавчера. Мало того, что эту улицу никто их прохожих не мог мне указать, но я не обнаружил и номера дома. Хотя наткнулся на крошечную гостиницу под названием «Шерлок Холмс». Зато увидел китайский ресторан неподалеку.

Она усмехнулась. Какой любознательный человек!..

— Значит, вы любите детективы?

— Да их любят все, кто любит жизнь. Она ведь сама детектив. Ну разве вы не согласны? Человек рождается, не имея никакого понятия, что его ждет на этом свете. Каждый день, за каждым углом! Да это не просто детектив — триллер!

— И как всякий детектив — со смертельным исходом.

Петр поднял рыжие брови.

— Так вы еще и философ?

— Нет, я только психолог, но вы не станете спорить с сюжетом: родился, жил, а потом умер.

— В общем, вы правы. Но вернемся к началу детектива, к его созидательной части. Больше всего к жизни побуждает смерть. Вы не замечали за собой, что так плохо, что хочется умереть, обычно бывает среди полного здоровья. Кстати, я бы счел это одним из признаков здоровья. А когда болен, то очень хочется выздороветь.

От парадоксальности высказанной мысли Вика даже расхохоталась.

— Здорово.

— Дарю на память. Пригодится во время сеансов у Светы. Кстати, вы здорово придумали. Отличный бизнес.

— А у вас какой бизнес? — спросила Вика, считая, что теперь и она вправе узнать кое-что о незнакомце, поскольку он сам о ней кое-что выпытал.

Она шла рядом с ним, чувствуя себя довольно странно: обычно ее приятели были ростом лишь чуть выше ее — Вика, слава Богу, метр семьдесят пять, но с этим человеком девушка ощущала себя коротышкой. Если он и не два метра, то метр девяносто пять точно. И о таких, как он, говорят: косая сажень в плечах. Размер ботинок... она невольно покачала головой. Да где он их покупает? Вернее, кто отважится тачать такие мокасины без специального заказа? Не меньше сорок седьмого. Красивые мокасины, отличная кожа и цвет, какой ей нравится, — топленого масла. Потом Вика посмотрела на свои ноги — у нее размер не маленький, под стать росту, но рядом с медвежьей лапой ее босоножки кажутся Золушкиной туфелькой. «Впрочем, и его девушка под стать ему, высокая», — подумала Вика и снова ощутила укол в сердце.

— А вот и знаменитое лондонское такси. Прошу вас, это то самое, входя в которое, можно не нагибаться даже в цилиндре.

— Вы очень много знаете, Петр. — Викин голос прозвучал противно-сладко.

— А вы умеете ехидничать, Виктория Морозова.

Она засмеялась и ничего не ответила.

Они уселись позади водителя, отгороженного стеклом от пассажиров, и черный «остин» повез их на Бейкер-стрит.

— Да, уважаемая эмансипированная женщина, я заявляю сразу, чтобы потом не начинать неуместную торговлю: я вас приглашаю в ресторан. Вы поняли, что я имею в виду?

Вика пожала плечами.

— Спасибо. — И кажется, удивила его своей покладистостью.

Мимо них проплывали двухэтажные автобусы, некоторые без крыши, это экскурсионные. На площади Пикадилли оказался затор, машины двигались с черепашьей скоростью, но Вике даже нравилось, можно рассмотреть и прочитать театральные афиши. Ага, сейчас в театре на Пикадилли дают «Красавицу и Чудовище», нашумевший мюзикл Вебера, того самого, который сочинил рок-оперу «Иисус Христос супер-звезда». Можно пойти посмотреть, если выкроить время от конференции.

Петр тоже оглядывался по сторонам.

— Вы уже были в Англии, Вика?

— Была. — Она кивнула. — Я училась на двухнедельных курсах английского в Кембридже.

Он улыбнулся.

— Я тоже был в нескольких городах, — деловые поездки. Но я бы с удовольствием проехал эту страну вдоль и поперек. У меня есть знакомый, профессор истории, шотландец, его зовут Дэвид. Он живет в Абердине, приглашает погостить. Кстати, у него тоже есть «Джеймс Перде», но не дамского калибра, как у вас.

— А вы... Петр, разве разбираетесь в оружии?

— В некотором роде. — Он пожал плечами.

Вика ожидала продолжения, но он молчал, и она сочла неприличным выпытывать.

Петр расплатился с таксистом, и они направились в ресторан. Столики казались хрустящими от белоснежных льняных скатертей. Зеркальные стены отражали хрусталь и позолоту приборов. Необычно высокие молодые китайцы двигались бесшумно, обнося клиентов едой.

— Ваш выбор, Вика. — Петр улыбнулся, глядя на девушку поверх меню в кожаном футляре.

— Я полагаюсь на ваш вкус в этой еде.

— Как угодно. Паровая рыба, рис, фруктовый салат. А вино?

— Сухое. Белое.

— Хорошо, австралийское «шардоне», я думаю, подойдет.

Они сложили меню, и тотчас перед ними возник официант. Он быстро удалился с заказом и так же быстро вернулся.

— За знакомство, — поднял бокал Петр.

Вика кивнула и отпила глоток. Вино было прохладное, золотистого цвета, бокалы из тонкого хрусталя казались невесомыми, она видела в зеркальных стенах собственное отражение и от легкого хмеля ощутила приятную расслабленность. Она разрешила себе отдохнуть, отодвинув профессионала, сидевшего в ней, в сторону, и просто намеревалась получить удовольствие.

— Вы надолго в Лондон? — спросила Вика, приступая к рыбе, нацеливаясь позолоченной вилкой на нежный кусочек.

— Нет, отсюда я уезжаю не в Москву. Я должен заехать в Германию.

— Так вы коммерсант?

— А Света на самом деле ничего обо мне не рассказала?

— Но я на самом деле ничего не спрашивала. Я вообще не расспрашиваю о ее гостях. Как вы верно заметили, это для меня бизнес. А она не болтливая женщина.

Петр покачал головой.

— Завидую Павлику — всякий хотел бы иметь такую неболтливую женщину.

— А ваша болтливая? — вдруг выпалила Вика.

Петр бросил на нее внимательный взгляд, потом, словно боясь ошибиться, задумчиво произнес:

— Да в общем-то нет... Не думаю. Да, напротив, я полагаю, она совершенно не болтлива. Но женщину никогда не узнать до конца. — Он пожал плечами и отпил из бокала.

Вика кивала, поддерживая его мысль, а сама видела ту прелестную стильную женщину, которую этот мужчина заставил стать наверняка еще красивей, чем прежде.

— Ну так зачем же вы едете в Германию?

— Затем же, зачем и сюда. — Он выпил немного вина. — Я в общем-то торговец. Оружием.

Вика открыла рот и уставилась на Петра Суворова. Хорошенькое дело. Возможно ли, чтобы человек вот так открыто заявлял о своем преступном бизнесе?

— Я торгую оружием в законных рамках, спешу вас уверить, Вика, — прочел он безмолвный вопрос в ее удивленных глазах. — Вот вы, скажем, захотите купить себе ружье «Голланд-Голланд». Вам придется долго морочить себе голову в Москве: бегать по магазинам, встречаться с разными серыми дилерами, и в итоге вы не испытаете должной радости от покупки. А если вы обратитесь в фирму «ПС-тур», то вам привезут ружье, оформят документы, снабдят патронами и даже, если хотите, устроят охоту на медведя, волка, на кого угодно и где угодно, помогут вывезти трофеи на законных основаниях в любую страну.

— Вы прокрутили передо мной рекламный ролик своей фирмы, Петр Суворов?

Он засмеялся.

— Ага. Я его наизусть помню.

— Так вы хозяин такой фирмы?

— В некотором роде. Я еду в Германию, чтобы увидеться с клиентами, которые собираются зимой на вятского медведя.

— А где это?

— На севере, в вятских лесах.

— У вас охотничье хозяйство в тех краях?

— Да, я его арендовал сперва, потом выкупил, перестроил. Там хорошая охота. И между прочим, на рябчиков, для которых ваше ружьецо просто изначально задумано.

Вика почувствовала, как глаза ее загорелись, и Петр не мог этого не заметить.

— А вы? Почему вы занимаетесь столь несвойственным для женщины делом? Когда я увидел вас с ружьем, подумал, что мне это приснилось. Но, должен сказать, вам очень идет ружье. Отличное украшение для такой, как вы.

— Это подарок деда-охотника. Он научил меня стрелять, и он подарил ружье.

— Понятно, у него наверняка нет внука, а только внучка?

— Да.

— Мужчины коварны, особенно те, у кого есть свое хобби. — Он покачал головой. — Ради него они готовы на все. Они готовы даже девочку заставить полюбить оружие.

— Но оно на самом деле красивое. Там такая гравировка...

— Да, я знаю. Я знаю и вашу модель. Должен сказать, впрочем, вы сами наверняка знаете, ваше ружье — целое состояние. Оно потянет больше, чем жемчужное ожерелье.

Вика кивнула.

— Но если у вас его вдруг украдут, — он свел рыжие брови, — не думайте, что это произошло по моей наводке.

— Его не украдут. — Вика решительно покачала головой. — Только вместе со мной.

— Вас трудно украсть, вы будете отстреливаться.

Вика смеялась, они болтали, и Вика вдруг почувствовала себя с Петром Суворовым необыкновенно легко, как очень давно не чувствовала себя с мужчиной. Может быть, само место — не привычная Москва, а возбуждающий Лондон — позволило сбросить обычную маску с лица и души, забыть старое и почувствовать разум открытым для новых мыслей, для нового восприятия жизни. Красивая обстановка, экзотика, но не ярмарочная, сама еда, от которой просто получаешь удовольствие без назойливого ощущения, будто ешь что-то неповторимо восточное.

Вика наслаждалась салатом, подцепляя золотой фруктовой вилочкой нежные кусочки сочной желтоватой дыни, зеленые, словно первая весенняя травка, ломтики киви, спелые, раздувшиеся и готовые лопнуть от сока виноградины темного, почти черного, маслинового цвета. Она долго не трогала прозрачный лепесток чайной розы, венчавший салатную горку, не решаясь его сдвинуть, уж слишком хорош, а потом взяла и съела.

Петр не сводил с нее глаз. Он положил руки на стол, на фоне белой скатерти они золотились рыжим пушком.

Вика заметила все, даже ровные, ухоженные ногти с белыми редкими пятнышками на них, невольно отметив, что у него были нелады с желудком. Порой Вика начинала злиться на себя — ну хотя бы иногда можно не цепляться за мелочи, детали, объясняя себе все и вся, что попадается на глаза?

Она вздохнула и откинулась на высокую спинку стула.

— Спасибо. Это было здорово.

— Уходим? Или что-нибудь еще?

— Нет, благодарю.

Петр позвал официанта, тот возник словно черт из табакерки и опустил на стол кожаную папку, внутри которой лежал счет.

Петр расплатился, прибавив чаевые, и они вышли из ресторана.

— Так вы говорите, что на Бейкер-стрит нет дома Шерлока Холмса?

— Я не нашел, в чем признаюсь совершенно честно и прямо. — Он развел руками и изобразил на лице такое искреннее сожаление, что Вика не удержалась и расхохоталась. — У вас есть какие-то планы на сегодня? — спросил Петр.

— Да, мне было бы не вредно вернуться на конференцию, с которой я сбежала.

— Простите, а что вы делали в «Голланд-Голланд»? Присматривали себе что-нибудь?

— Ах там? Нет. Я выполняла просьбу. Одного знакомого. Купила ему книгу и получила каталог.

— Вот как? — Петр озадаченно свел брови.

— Да. Он прекрасный охотник. — Последнее замечание прозвучало так, словно она сравнивала двух охотников. И, поймав себя на этой мысли, Вика решила еще сильнее оттенить свое доброе отношение к тому охотнику. — Ради него можно и полдня потратить на поиски Брутон-стрит.

— Спросили бы меня, я бы сказал вам, как туда добраться. В следующий раз спросите обязательно, ладно? — Он наморщил лоб и поджал губы, как мальчик, о чем-то умоляющий строгих родителей.

Вика рассмеялась, поправила ремешок сумочки на плече, убрала с лица волосы, которые разметал налетевший ветер, и сказала:

— Хорошо. А сейчас я с вами прощаюсь.

— Позвольте пожать вам руку? — чопорно спросил Петр.

— Конечно. — Она протянула ему руку.

Он стиснул ее крепко, слишком крепко, Вика попыталась выдернуть, но он не отпускал и медленно тянул к себе. Она попятилась назад от неожиданности, но когда их глаза встретились, вдруг перестала сопротивляться. Вика почувствовала, какими ватными стали ноги, горячая волна прокатилась от сердца к животу, потом устремилась ниже, пульс заколотился как бешеный. Петр потянулся к ней, кончиком указательного пальца коснулся ее виска, на котором под кожей быстро-быстро билась жилка.

— Я так и знал, — тихо засмеялся он. — Ты очень чувственная женщина, Вика Морозова, — добавил Петр. — Я все про тебя знаю.

Ее брови взметнулись, она попробовала нахмуриться, но ничего не получилось. Губы приоткрылись, как будто ей стало трудно дышать и нужно больше воздуха. Как можно больше, потому что жар, охвативший все тело, иссушил ее.

— Ты очень красивая женщина. Но такую, как ты, способны оценить по достоинству не банальные мужчины. А вроде меня. Которые могут отличить ружье «Джеймс Перде» от «Ижевки».

Она хрипло засмеялась.

— Хорошенькое сравнение.

— Ты не похожа ни на одну знакомую мне женщину. Я... поцелую тебя сейчас.

— Да? — Она вдруг улыбнулась. — И как это произойдет? — Ее сердце билось быстро-быстро, ладонь, зажатая в его руке, вспотела, он почувствовал это и слегка ослабил свою руку, потянулся к ее лицу другой рукой.

Вика ощутила, как горячая волна захлестнула ее, но странное дело, ей совершенно не хотелось из нее выныривать. Внезапно ее губ коснулись твердые мужские губы, она застонала от неожиданности, а его губы вели себя настойчиво, и она приоткрыла свои, не в силах противиться нежной силе. Она хотела этого поцелуя, именно здесь, сейчас, где она просто молодая женщина, а он просто молодой мужчина. Они на далеком от Москвы острове, вдвоем. Здесь нет никого, кто знает их, никому не ведомо, из какой они страны, города, из какой жизни, века... Какая разница? Просто есть он и она. И есть их губы, которые хотят соединиться в поцелуе.

Петр впился в Вику губами, их зубы стукнулись друг о друга, она ощутила вкус кофе, который он заказал себе вместо фруктового салата. От этого поцелуй показался Вике горьковато-сладким на вкус.

— Горько, — выдохнула она.

Он на секунду отнял губы, в рыжих глазах запрыгали искорки.

— Еще не сейчас.

— Что не сейчас? — недоуменно спросила Вика.

— Горько, это когда будет свадьба.

Она отскочила от него, как ужаленная осой.

— Какая свадьба?

— Наша с тобой.

— Да о чем ты говоришь? — Дыхание Вики перехватило, перед глазами поплыла Бейкер-стрит вместе с машинами, блестевшими на солнце крышами и боками.

— Ты разве не собираешься выйти за меня замуж? Нет? А тогда почему ты со мной целуешься?

Краска залила ее лицо, даже уши покраснели, Вика знала это совершенно точно, но ему, слава Богу, не видно ее ушей, они закрыты волосами.

— Ты что, ненормальный?

— Фу, как по-женски вы себя ведете, Виктория Морозова. — Он нарочито осуждающе покачал головой. — Ведь вы психолог...

— Я сейчас не психолог. Или что же — сейчас психолога целовал бизнесмен? — завопила она.

— Тс-с-с... Не так громко. Англичане люди тихие. А то чего доброго позовут своего Бобби. Но мы его не боимся, да? Он у них без оружия.

Она открыла рот и закрыла.

— Прости...

— Да ладно. Прошу, но с одним условием.

Она вскинула голову.

— Мы с тобой встретимся завтра утром и поедем на море.

— Куда?

— На море.

— Но сейчас же осень.

— А к морю ты относишься как к большой-большой ванне для купания? Там красиво. И очень свободно... — Он испытующе посмотрел на нее.

— Вообще-то мне и в Лондоне не тесно.

— А на твоей конференции? Чему тебе еще учиться, Вика? Ты и так полное совершенство.

— Перестаньте, Петр.

— А если я тебе еще раз поцелую?

— Зачем?

— На брудершафт. Чтобы мы с тобой стали на «ты»...

— Но мы как будто уже на «ты».

— А разве ты не заметила, что снова перешла на «вы»? Чем я вселил в тебя такое уважение?

Она засмеялась.

— Наверное, наглостью. Хорошо, я согласна.

Он подошел к ней совсем близко.

— Я согласна не на это, а...

— А на что же еще?

— Чтобы перейти на «ты».

Петр вздохнул.

— Я ожидал, что девушка с ружьем должна быть строптивой. Но не настолько.

— Девушка с хорошим ружьем всегда строптивая. — Она приняла его игру.

— У меня никогда не было знакомых девушек с ружьем.

— А у той, с которой ты был у Светы?

Он быстро посмотрел на Вику, усмехнулся и кивнул.

— Пожалуй. Она знает, что такое хорошее оружие.

Адреналин бросился в кровь, в голове зашумело, Вика не пропустила мимо ушей уклончивый ответ Петра. Ну конечно, разве может быть его девушка не безупречной по всем параметрам? Значит, и эта девушка усвоила истину: хочешь понравиться мужчине, полюби его хобби.

— Ну, Вика, договорились. Завтра в восемь утра я тебя забираю.

— Интересно, где это произойдет?

— В гостинице. — И он назвал точный адрес.

— Откуда ты знаешь мой адрес?

— Дали.

— Кто дал?

Он протяжно вздохнул.

— Ты не догадываешься? Та же самая фирма, которая поселила тебя в ней.

— Не хочешь ли ты сказать, что мы живем в одной гостинице?

— Именно так. Отель небогатый, три звезды. Но зачем нам роскошь, правда? Я на втором этаже. А ты? Я не успел рассмотреть номер комнаты на твоей визитной карточке.

— Ты видел мою визитную карточку?

— Но ты ведь открывала бумажник...

Вика засмеялась. И правда, визитную карточку она засунула под прозрачный пластик, куда женщины обычно вставляют фотографии детей или мужей.

— Я на первом... — Она растерянно улыбнулась. — У меня окно выходит во внутренний дворик. Там... цветник.

— А у меня на площадь перед входом. Но тоже красиво. Если посмотреть вправо — увидишь католический собор.

Вика засмеялась.

— Поразительно.

— Ну так как? Я за тобой заеду?

— Но почему тогда — не зайду?

— Я сегодня останусь ночевать в Уотфорде, у знакомого бизнесмена, это километров семьдесят от Лондона. Я вернусь утром. И заеду за тобой на такси.

Вика пристально смотрела на Петра и спрашивала себя: что она такое делает?

Как что? Говорит с соотечественником. На чужой земле, в чужой стране, в чужом городе.

Но ведь она хорошо знает, как искажается реальная суть человека, когда смотришь на него в особенных обстоятельствах. В нем видишь самое лучшее, то, что он хочет тебе показать. И сам он видит то, что ты показываешь. Нереальность, неправда...

— Хорошо, — тем не менее кивнула Вика.

Петр снова взял ее за руку и на секунду задержал в своей.

— Мы прекрасно проведем время. Обещаю.

3

Так что же такое происходит с ней? Вика в сотый раз спрашивала себя, пытаясь найти профессиональный ответ на свой дилетантский вопрос. Но какие бы варианты, известные ей из практики, своей и чужой, она ни рассматривала, лежа в темноте ночи в гостиничной постели, она ничего нового придумать не могла. Да, ответ стар и прост, как мир: она влюбилась. Влюбилась, хотя это никак не вписывалось в модель собственной жизни, которую она выстроила. Внезапно ей вспомнилась молоденькая девушка-дипломница, которая подрабатывала у них в консультации.

— Представляете, он мне сделал предложение. — Она таращила и без того большие глаза, а на лице было искреннее недоумение. — Он ждет, я запою от счастья? А мне это зачем — выходить за него замуж? В моем плане на год нет такого пункта, сказала я. Сперва мне надо сделать карьеру...

Вика помнит, как невольно вздрогнула от такого прагматичного высказывания совсем молоденькой и нежной на вид девушки, но мысленно одобрила ее.

— А он обиделся, — продолжала та. — Он говорил мне, что всякий раз, когда мы расстаемся, он боится меня отпускать... Ему хочется быть со мной. День и ночь. — Она вздохнула. — Сегодня уже третьи сутки, а меня все еще трясет.

Вика объяснила ей, что если парень сильный по натуре человек, то он справится с обидой и снова позвонит, и ей стоит приготовиться к осаде.

В глазах девушки появилось сомнение.

— Но ведь я все равно не соглашусь. — Светлые брови взметнулись — Я бы согласилась, может быть, просто жить с ним. Но замуж... — Она покачала головой. — Сейчас — нет. А зачем?

Вика повернулась на другой бок, матрас, упругий, жесткий, именно такой, какие она всегда любила, даже не отозвался на ее решительный поворот.

А она? Она согласилась бы выйти замуж за Петра? Губы разъехались сами собой, и она тихо засмеялась. Ну еще бы — не смешно ли — в первый день знакомства заявить, что он на ней женится.

А... если правда?

Ох. И Вика легла на спину. Ей показалось, что желание, которое вспыхнуло от этой мысли, растопило все кости, и ее тело превратилось в желе, оно готово было к тому, чтобы его мяли, тискали, утопали в нем, тем самым доставляя невероятное наслаждение.

Она провела рукой по животу, и ей показалось, это не ее рука, а его прошлась по нему. Вика почувствовала, как ноги сами собой раздвинулись, но она поймала себя на этом и плотно их сжала. Потом снова повернулась на бок и открыла глаза. За окном, которое она не задернула тяжелой шторой на ночь, брезжил рассвет.

Вот наступит утро, и его ясный свет прогонит все ночные видения, какими бы странными они ни были. И она еще сто раз подумает, согласится ли поехать с ним на море. В общем-то, это чистой воды глупость. Она разве для того приехала в Лондон? Такие игры можно вести и в Москве.

А что это за дурацкая мысль насчет замужества крутилась в ее затуманенной ночью голове? Чем больше прибавлялось света за окном, тем более странным казался сам вопрос. Замуж? Да о чем речь? Она конечно выйдет замуж, но только тогда, когда придет время.

Вика Морозова знала, что ей нужно от жизни. Она хочет открыть свою собственную психологическую консультацию. На московском рынке психологических услуг, как это сейчас называется, предложений уже множество. Но их станет еще больше, и люди будут больше доверять дипломированным специалистам, а не колдунам в третьем поколении или белым магам в четвертом, они наконец поймут, что все это выдумки. На западе у каждого уважающего себя человека есть свой психоаналитик, и только перед ним он «раздевает душу». Вика хотела, чтобы и у нее появились постоянные, «пожизненные» клиенты. Вот тогда, когда она все это запустит, можно заняться и собой.

А... Петр? Разве он станет ждать столько времени? Большой, сильный, здоровый мужчина, и совсем не простой... Уж это она хорошо почувствовала. И разве не такого мужчину она рисовала в собственном воображении рядом с собой? Она улыбнулась, вспоминая беседу с одной клиенткой, которой она, Вика, советовала:

— Вы должны представить себе мужчину, которого хотели бы заполучить в мужья. Ну вот представьте себе, какого он роста, цвет волос, глаз, какая у него фигура, голос и как он, наконец, одевается...

— Вика, но где же такого взять? Вы хотите сказать, что я представлю себе нефа-миллионера, и он появится на моем московском горизонте?

Тогда Вика только начинала самостоятельно вести прием и не предполагала, что фантазии соотечественниц могут оказаться столь экстравагантными. Она растерялась, но всего на секунду, потом вскинула тонкие брови на безупречно свежем лице и сказала:

— Если вы захотите, то он возникнет.

— Ну допустим, я захотела, и дальше что? — В серых глазах сквозило недоверие и интерес — что еще скажет эта молоденькая особа, так уверенно дающая советы ей, много познавшей женщине, до крайности уставшей от обыденности — а чем еще можно объяснить подобную фантазию?

— А дальше все очень просто. — Вика потянулась к электронной записной книжке и набрала код. — Вот по этому номеру телефона можно заказать билет в Атланту, штат Джорджия, США. Это город чернокожих миллионеров. Если не хотите туда — Найроби, Кения, африканский континент. Почему бы не поискать черных миллионеров там, где они водятся?

Женщина улыбнулась и с нескрываемым интересом оглядела Вику.

— А вы очень сообразительная девочка, Вика. Если я даже не поеду в Атланту или в Найроби...

— Поедете, Наталья Михайловна. Я чувствую, вы туда поедете.

— Вы так уверены? Разве я могу оставить...

— Свое дело на заместителя? Безусловно. Потому что ваш заместитель — ваша собственная тень.

Она рассмеялась, и Вика увидела, какие у нее прекрасные белые ровные зубы. Такие стоят гораздо дороже, чем полет в Атланту или в Найроби даже в первом классе шикарного «боинга».

Эта клиентка очень здорово помогла Вике. И не просто потому, что все-таки съездила в Атланту, тем самым подтвердив, что Вика работает убедительно, но она самой Вике лишний раз доказала: то, что есть в твоем уме, то будет и в твоей жизни.

«Ну хорошо, — сказала она себе сейчас, лежа в предутреннем безмолвии лондонской гостиницы. — А что в твоем собственном уме?»

В ее уме засел Петр Суворов, его круглая, коротко стриженная голова, золотой пушок на руках, большие замшевые мокасины. Его тело, такое притягательное, к которому хотелось прижаться, просто так, чтобы подпитаться этой избыточной силой. Вика знала, что он щедрый. Она поняла это не потому, что он пригласил ее на ленч или заплатил за такси, нет, в нем избыток сил, которые человек не может потратить на одного себя. Даже если у него огромное собственное дело. Потому что эта сила, тратясь, восстанавливается с избытком. Чем больше отдаешь, тем больше возвращается.

Вике снова стало жарко. «Тихо, гормоны, тихо», — скомандовала она. Но они не унимались, и Вика отбросила одеяло, спустила ноги на ковер, потянулась и направилась в ванную.

Бело-розовая ванная блистала в свете зажегшейся лампы, белоснежные полотенца лениво уцепились за крючки вешалки, махровый розовый халат лег на плечи сам собой, и Вика подошла к зеркалу. Огромные темные глаза горели, щеки были в тон халата, молочно-белая кожа шеи выделялась невероятной белизной на фоне щек. Вика едва узнала себя — чужая, нет, новая, красивая женщина. «Да, красивая, — без ложной скромности сказала она себе. — И Петр под стать такой женщине».

Воображение заработало, она увидела его рядом с собой, сердце забилось, а тело готово было прильнуть к нему. Она повела плечами, халат соскользнул на пол, на розовый коврик перед ванной, ее обнаженное тело выгнулось, и она прижалась к большому зеркалу, туда, где мысленно видела его. Он тоже был нагим, она не сомневалась ни секунды, что он именно такой, каким она видит его сейчас. Красноватая от загара кожа, как у всех рыжих, широкие мускулистые плечи, подтянутый, совершенно плоский живот, узкие крепкие бедра и... желание. Его сильная плоть хочет ее, тянется к ней, требует впустить, и уверена, что она согласится.

Вика тихо застонала, внезапно ощутив остужающую прохладу зеркального стекла. О да, она готова заниматься с ним любовью, прямо здесь, в ванной. Ее тело хочет его сильного мужского начала. Но разум? Мозги? Что делать с ними? Они требуют остановиться. Остановиться вовремя. Она выстроила идиллический сюжет, исполнение которого возможно только на необитаемом острове, в безвоздушном пространстве, в раю, наконец.

Вика знала, так не бывает, она уже «сходила» замуж и пока не собиралась повторять уже известный шаг.

Спать! — приказала она себе и заставила руку нажать на выключатель. Дрожащий свет крошечной лампочки расплылся пятнышком на белой пластмассе выключателя. Она спустила воду и вышла из ванной.

Но как же насчет его обещания? И твоего согласия? Поехать с ним завтра на море? — ныл тоненький жалобный голосок — ее плоть хотела получить свое. И она знала безошибочно, зачем он зовет ее на море.

«Утро вечера мудренее, — оборвала это нытье Вика, снова укладываясь в постель. — Завтра наступит, и все будет так, как и должно быть». Она закрыла глаза и быстро заснула. Завтра наступило, оно постучалось первым лучом солнца в окно, но Вика не поддалась ему, она повернулась на другой бок и досыпала — меньше чем за восемь часов она не высыпалась. Вика не верила тем, кто говорит, будто им хватает пяти часов сна в сутки, а то и того меньше, — эти люди наверняка добирают днем, но не признаются. Природа задумала человека так, как задумала, и ничего с этим не поделаешь. Поделать, конечно, можно, но в ущерб чему-то в себе самой. Недосып отражался на лице, на настроении, а Вике нужна форма. Потому что она сама себе инструмент для работы. От нее требуется мгновенная реакция, а когда ты борешься со сном, какая уж тут реакция, так, сонная тетеря, которую может подстрелить даже начинающий охотник.

Она открыла глаза и вздрогнула. Телефон на тумбочке мигал красной лампочкой. Она поморгала, соображая, где она и что с ней, потом поняла, где находится, и до нее дошел смысл этого мигания. Вика вспомнила, как однажды в американском мотеле, где она жила во время стажировки и еще довольно плохо знала детали местной жизни, а английский был на уровне «читаю со словарем», она никак не могла понять, чего ради мигает лампочка на телефонном аппарате. Она мигала весь вечер, а укладываясь спать, Вика прикрыла аппарат подушкой, чтобы не раздражал этот красный глаз. Утром Вика попыталась объяснить девушке в регистратуре, что у нее что-то произошло с телефоном. Оказалось, что та не понимала ее английский и передала для нее «месседж» — сообщение. А когда Вика взяла оставленную ей записку и вернулась в комнату, то увидела радостную картину — аппарат перестал мигать. Вика догадалась: он подавал ей сигнал о «месседже».

Значит, и сейчас для нее что-то есть у администратора.

Вика вскочила с кровати, быстро натянула темно-синие джинсы и красную майку. Она выбежала из номера и по коридору прошла в вестибюль. Здесь было полно народу, приехала группа туристов, судя по громким голосам и мужским пиджакам в клетку — американцев. Пенсионеры, скорее всего, потому что уже не сезон и большие скидки на самолет, на гостиницу. Девушка за стойкой, мило улыбнувшись, протянула Вике письмо.

Вика мигом вернулась к себе в номер и быстро вскрыла конверт. Она не сомневалась, что это от Петра Суворова.

«Сожалею, но сегодня встречи не будет, дорогая моя Артемида. Я срочно улетаю в Германию. Встреча не отменяется, она переносится — в другое место и на другое время. Надеюсь, если я на этом листе бумаги сообщу тебе, что целую, — ты доподлинно вспомнишь, как это было вчера возле ресторана на Бейкер-стрит. Мне кажется — по крайней мере, я льщу себя надеждой, что тебе понравилось. Как и мне самому. Словом, я целую тебя точно так же, но четыре раза, и до встречи».

Вика опустила письмо на кровать и посмотрела в окно, правда ли, что солнышко скрылось за тучей? Нет, неправда, оно по-прежнему светило на лужайку за окном и на цветник с желтыми зимостойкими розами, на плющ, пущенный умелой рукой садовника по каменистой стене, которой на вид не одна сотня лет, как и самой гостинице. Вика прочла в рекламной листовке о том, что эта гостиница некогда служила приютом сперва для монахинь, потом для людей светских, а потом превратилась в нынешнюю процветающую, не самую дорогую, но и не самую простецкую. Ее коридоры, узкие по нынешним временам, устланы толстыми коврами, деревянные лестницы, ведущие на второй этаж, в ресторан, скрипели, но это не раздражало, а напротив, умиротворяло, они словно обещали желанный покой душе, поскольку познали, что такое настоящая вечность.

Она попробовала представить Петра в гостиничном коридоре — наверняка он пробирается бочком и наклонив голову.

Вика хотела порвать письмо и выбросить в корзинку, но что-то удержало ее. Нет, она сохранит его на память об очень романтической встрече. Будет ли новая встреча — никто не знает.

Вика вздохнула, огляделась, посмотрела на часы и включила телевизор. Установленный на консолях непривычно высоко, почти под потолком, он показывал новости. Вика смотрела на движущиеся картинки, но не вникала в суть.

Что ж, сегодня она поедет на конференцию, потом завернет в «Макс и Спенсер» за подарочной майкой для Соколова, а завтра улетит в Москву.

4

Петр Суворов отбыл в Германию на рассвете и поэтому оставил Вике послание, а не позвонил и не зашел. Он поехал в аэропорт Хитроу прямо из Уотфорда, куда ему позвонили из Гамбурга. Ему сообщили, что группа любителей медвежьей охоты уже набрана и с ними необходимо срочно встретиться. Ему в голову приходила мысль попросить Вику забрать его вещи из номера и тем самым сделать их встречу в Москве неизбежной. Но, поразмыслив, он отказался от этой идеи. Перевести отношения с такой женщиной на бытовой уровень, как он мысленно назвал это, было бы неправильно. Она не из тех, кто готов стать нянькой мужчине и испытывать от этого несказанную радость. Такие выходят замуж рано и несут свой крест безропотно при любой погоде. А эта... Если Вика Морозова свободна — а откуда ему известно, что это на самом деле так? — ну, лучше сказать, до сих пор не замужем, стало быть, именно бытом она и не собирается себя отягощать. Заботой о других тоже. Поэтому он оставил проблему с вещами в номере на своего приятеля.

Отложить вылет в Гамбург Петр никак не мог, поскольку свершилось то, ради чего он так долго работал. Еще одна ступенька в бизнесе, и она вела туда, куда ему было нужно. Главная идея его бизнеса заключалась в том, чтобы соединить торговлю оружием и охоту. Потом понемногу прибрать к рукам аксессуары для охоты, охотничью одежду, была у него мысль и насчет Оружейного Издательского Дома.

Они с коллегами начинали с простого занятия — в начале девяностых арендовали охотничье хозяйство в вятских лесах, купили три деревенских дома в разорившемся леспромхозе, отремонтировали внутри по-европейски, оставив снаружи деревенский вид, чтобы не мозолить глаза окружающим, и возили туда на охоту желающих, продавая путевки на отстрел лосей, кабанов, на зайцев, весной на вальдшнепа.

Потом Петр Суворов получил лицензию — теперь он мог покупать оружие за рубежом и продавать его в России. Итальянские ружья, немецкие, дорогие и не очень, были в их магазинчике, который они отделали под западный охотничий клуб с маленьким баром, комнатой отдыха, украшенной чучелами птиц и зверей, в которой вместо вешалки «лопата» — так называют ветвистые лосиные рога. А потом Петр замахнулся на большее — на двадцатом километре Минского шоссе он арендовал кусок земли с заплесневелым прудом — раньше в нем поили деревенских коров, но потом коров не стало, как и самой деревни, и пруд зацвел. Его расширили, пустили карпов, а в лесочке построили спортивный клуб.

В маленькой гостинице можно переночевать со всеми удобствами, пострелять в тире, сыграть в бильярд и пообщаться с себе подобными. Собирался Петр устроить и траншейный стенд, чтобы любители могли стрелять по тарелочкам. Для этого нужна лишь специальная метательная машинка. А если смотреть в будущее — Петр крепко зажмуривался, стоило ему лишь подумать об этом, то он видел стройную шеренгу лучников, которые натягивали тетиву и пускали стрелы в цель... Команда лучников — его мечта.

Присматривался Петр и еще к одному строению по Минскому шоссе — заброшенному и поросшему кустами ресторану, который был в свое время очень знаменит, но о нем ходили сейчас разные слухи. Петр пока не сосредоточивался на этой мысли, но помнил о ней.

Что двигало Петром? Многие удивились бы, если бы поняли: это азарт, возникающий от избытка жизненной энергии и чрезмерности здравого смысла. Можно тратить и то и другое, разбрасываясь, сжигая попусту, как поступают многие, но Петру Суворову повезло: его мозги устроены так, что любой вариант просчитывается с потрясающей логической точностью.

Он внезапно улыбнулся, сидя в самолете и глядя в серое облако за иллюминатором. Ему не надо выискивать причины такого непривычного ощущения на душе и на сердце. Это все из-за нее.

Может быть, поэтому он так долго не женился после первого полудетского брака? Потому что ждал и надеялся встретить такую женщину? Он не искал ее, он просто жил, выполняя возникающие желания. Но он никогда ее не встретил бы, если бы желаний своих не выполнял. Останься он серым и незаметным, ничего не добившимся, такая женщина была бы не по нему. Не по зубам оказалась бы Вика Морозова, да и не по сердцу. Эта женщина для небанальных мужчин.

В отличие от большинства мужчин Петр умел анализировать свои чувства и поступки. Он мог точно сказать, что, развиваясь, поднимаясь со ступеньки на ступеньку, мужчина меняется, а потому меняются и желания. Сейчас они с Викой люди одного круга, одного слоя, если угодно.

Потому-то ранние детские браки распадаются — кто-то в паре опережает другого, чаще всего мужчина... Страсть угасает, мужчина хочет новизны, этого требует физиология, которая не выносит скуки. Мужчины чаще всего именно поэтому изменяют своим женам. Но если развивается и жена, тогда мужчине за ней трудно угнаться. А Вика, похоже, из таких женщин, скорее всего, поэтому она и свободна.

Свободна? А кто это тебе сказал, снова спросил себя Петр. Свободна от тебя, а не для тебя, не хочешь ли вот так построить фразу? Он покрутил рыжей головой.

— Что вам угодно? Не хотите ли минеральной? — прелестная бортпроводница по-своему расценила это движение головой. Петр недоуменно посмотрел в улыбающееся лицо девушки.

— Спасибо, но... Впрочем, да. — Ему ничуть не помешает выпить минералки и остудить мысли. Вика скоро проснется и получит его послание — он посмотрел на часы и ухмыльнулся — как он ловко ввернул насчет поцелуя. Молодец, Суворов!

Стюардесса подала на подносе стаканчик с водой, мелкие пузырьки, отталкивая друг друга, спешили на поверхность. Вот и он так же — пускает пузыри без причины.

Петр залпом выпил воду, вернул стакан и снова уставился в окно. В иллюминаторе появилась земля, да, пора снова возвращаться на землю. Во всех смыслах? Или только в прикладном? А что, если по приезде ему пригласить Вику в спортивный клуб? Посмотреть, как она на самом деле стреляет из своего дорогущего ружья. Интересно, она до конца осознает, чем владеет? Или другим и не могла бы владеть, потому что сама похожа на дорогое ружье? Но на какое? Итальянское «Гамба»? Английский «Голланд-Голланд»? Немецкий «Меркель»? Калибр ее ружья он определил точно — двадцать восьмой. Она сама такая же изящная и легкая несмотря на свой отменный рост. Ах, как она ела фруктовый салат! У него просто слюнки текли, так ему хотелось слизать с ее губ сладкий сок киви. Когда он ее целовал, от нее почему-то пахло розами. Духами? Ну и бестолочь, обругал он себя. Ее салат был накрыт розовым лепестком, вот почему!

Немецкие партнеры встретили Петра в аэропорту и сразу повезли в загородный охотничий клуб, на встречу «с самыми смелыми охотниками, которые не боятся пойти на русского медведя».

«Что ж, — подумал Петр, — и хорошо, что не боятся, но за свою смелость им придется прилично заплатить, по нескольку тысяч марок».

Это будет охота на берлоге, и Петр представил себе заснеженный лес, сосны, которым не меньше сотни лет, нехоженые места. Местный егерь давно «пасет» берлогу, звонил, говорил, как заляжет зверь, он станет ходить да посматривать, хорошо ли спится ему. Петр понял, о чем говорил охотник, — когда мишка спит, то, если присмотреться, из берлоги вьется тонкая струйка воздуха — это медведь дышит.

На счету Петра уже одиннадцать медвежьих охот, и он знает, что эти большие хищники совсем не так добродушны, как их рисуют защитники природы. Он до сих пор не может забыть одного местного мужика, который после встречи со зверем остаток жизни вынужден прожить в том облике, которым наградил его медведь, — скрюченное тело и голый череп. Этот мужик наткнулся на свою беду на медведицу с медвежонком, а более неудачной встречи в тайге трудно придумать.

Когда Петр Суворов учился на биофаке МГУ, он и не предполагал, что станет заниматься тем, чем сейчас.

Да, он потомственный биолог, его отец работал в Московском зоопарке, его любимцами и предметом заботы всегда были волки. Отец говорил ему:

— Знаешь, мне иногда кажется, что они умеют говорить. И я в конце концов научусь понимать их язык.

Волки казались Петру слишком жесткими по характеру. Ему хотелось мягкого и пушистого зверька, и он выбрал соболя. Ему нравилась его фация, его характер, который, казалось бы, не соответствует необычайно нежной внешности.

Он изучал биологию соболя и собирался заниматься этим до скончания дней. Экспедиции, в которых Петр подсчитывал численность драгоценного зверя для прогноза «урожайности» соболя, мех которого на международных аукционах ценится выше всякого другого, — увлекательная жизнь для молодого мужчины. Но человеку только кажется, что он сам управляет своим существованием, очень часто привычная жизнь рушится и надо строить другую, четко вслушиваясь в новые принципы, которые она тебе диктует.

Петр услышал веления времени, и ни разу не пожалел. Сейчас, вспомнив про этого изящного зверька, он подумал, что соболь в гневе похож на Вику! Такой же пушистый, с каштановым отливом на солнце, но способный громко шипеть и кусаться!

Петр рассмеялся, поразившись собственному неожиданному ходу мыслей, а немцы удивленно посмотрели на него, потом на переводчика — что он такое перевел, если гость внезапно развеселился?

— Простите, — сказал Петр, — я вспомнил один смешной случай.

Переводчик сказал это по-немецки, самодовольные бюргеры закивали, заулыбались, ожидая продолжения и выражая готовность посмеяться вместе с ним.

Петру пришлось сочинять охотничью байку прямо на ходу.

— Мы с приятелем, тогда студенты-дипломники, поехали на практику в Баргузинский заповедник, это в Восточной Сибири.

Немцы понимающе кивнули и свели брови, воображая себе снега Сибири.

— Это было осенью, полно ягод, грибов, и уже не было комаров. Мы забрели в совершеннейший бурелом, чтобы идти вперед, приходилось высоко поднимать ноги. — Он подвигал коленями, изображая, как высоко надо было их поднимать, а они, не успев дослушать перевод, изумленно уставились на него. Размер ботинок их удивил. — Мы наткнулись на избушку, охотники ставили раньше их повсюду, чтобы не спать под отрытым небом, это дело простое, тогда лес был ничей, то есть общий, глухомань, и мы знали, что там всегда можно переночевать или на худой конец спрятаться от дождя. Подошли, заглянули в оконце и ничего не увидели, нам показалось, оно занавешено изнутри. Ну что ж, думаем, дело ясное, недавно кто-то был здесь, значит, избушка вполне пригодна для жилья. Мы потянули на себя дверь — не поддается. Потом сообразили, что она навешена непривычно — открывается внутрь, а не наружу. Толкнули. Потом — порыв ветра и темнота. Свет пролился в глаза только через несколько минут, когда мы увидели, как на большой скорости — даже подумать невозможно, что косолапый способен так быстро перебирать лапами, — от нас уносился медведь. Мы посмотрели внутрь — судя по оставшимся следам, мишка, а может, и машка, довольно долго провел в заточении. Наверное, прельстился чем-то, дверь закрылась, и выйти медведь не смог. Он был не слишком большой, наверное сеголеток, прошлогодний медвежонок.

В глазах немцев светился интерес, Петр умел «завлечь клиента», как шутили его коллеги. А вот если рядом с ним будет Вика... Неужели ты, Петр Суворов, положил на девушку глаз ради шкурных интересов? Если так, то честнее стать ее клиентом, клиентом психолога, и консультироваться у нее за деньги. Но ведь ты-то хочешь... ты правда этого хочешь? Любви?

Да он готов ей отдать все деньги, все! Стоп! А кто тебе сказал, что они ей нужны? Девушка, похоже, сама ни в чем — и ни в ком? — не нуждается.

Нет такой девушки, которая ни в ком не нуждается, уверенно сказал себе Петр. Каждая нормальная девушка нуждается в мужчине. Какие отзывчивые были у нее губы, и как жаль, что не удалась поездка на море, он хотел отвезти ее в Брайтон. А уж там... Она бы не заработала радикулит, потому что они бы занимались любовью не на остывшем по осени берегу, а на хорошей кровати в хорошей гостинице. Он снова улыбнулся, но в его улыбке было что-то новое и очень личное, поэтому немцы отвели взгляд от его лица.

5

Вика прилетела в Москву под вечер, ее встретила Света, у нее был свой интерес прокатиться в Шереметьево — на новой машине, да на какой!

— Ты сейчас просто умрешь, — сказала она Вике, отнимая алые губы от ее щеки, расплываясь в неудержимой улыбке.

— Ну что ты такого натворила? — Вика выпятила нижнюю губу и подула вверх, сдувая челку с глаз. Но та снова упала — отросла, пора стричься.

— Не скажу, сама увидишь.

Они направились к стоянке, Света шла чуть впереди, видимо, ей не терпелось похвастаться обновкой.

— Ну, угадай, профессионалка, какой из этих автомобилей мой?

— А куда смотреть? Откуда и докуда?

— Хорошо, я облегчу тебе жизнь. Вот из этих пяти машин, какая моя?

Вика прикинула. Свежая «тойота», пятилетний «мерседес», новый «жигуль-восьмерка», вечный «москвич» и сегодняшний «форд-экспедишн».

— Ну, это просто игра в поддавки, — пожала плечами Вика.

— Почему же? — Света уставилась на подругу.

— Ну, две машины, да нет, даже три, просто исключаются из игры. Жена сосисочного короля не сядет за руль «жигуля», «москвича», равно как и этой «тойоты». «Тойота» не твоего цвета, хоть и новая. Разве ты хочешь походить на баклажан?

— Да я их терпеть не могу.

— Понимаю, в них, как и в помидорах, есть никотиновая кислота, которую ты не переносишь, точнее, твой организм.

— Да, меня тошнит от них.

— Остаются «мерс» и «экспедишн». Ну «мерс» исключается, слишком банально для тебя, ты девушка со вкусом, хоть и приехала в Москву из города Ливны.

Света фыркнула.

— Ты сама-то в это веришь?

— Во что?

— Что мы с тобой деревенские девушки?

— Между прочим, страна всегда прирастала провинцией, надеюсь, не забыла классиков. И потом — папа у тебя был кто? Вот именно. Директор крупного завода с прямым подчинением Москве. Дальше не надо ничего объяснять. Остается «экспедишн».

Света вздохнула и нажала на брелок. Сигнализация рявкнула.

— Отлично, сама музыкальное оформление выбирала?

— А то нет, что ли. — Света открыла дверцу и уселась в водительское кресло.

— Голос вполне подходит этому грузовику.

— Нравится?

— Ты мне в нем нравишься, куколка. Я за тебя спокойна. Безопасная вещь.

— В смысле?

— В прямом. Ни один гаишник не прицепится. Едет подруга бандита, посторонись, служивый! Кстати, когда паркуешься возле дома в Москве, мальчишки не спрашивают: «Тетенька, вы сами бандитка или у вас муж бандит?»

Света засмеялась.

— Боятся, иначе бы спросили. А вот насчет гаишника ты, наверное, права. Я вчера под кирпич въехала, а там конная милиция прогуливается.

— Ты что же, в парке Сокольники решила проветриться?

— Ну да...

— И что?

— Они меня не заметили.

— Ну еще бы, тот самый случай со слоном.

— Знаешь, а давай проверим, как отнесутся здешние охранники. Вот скажи мне, с какой стати я должна платить за парковку? Я поставила машину на платную стоянку только потому, что нет бесплатной. Стало быть, они оставляют меня без права выбора. Так почему мне не оставить их без денег?

— Они, считается, охраняют твое имущество.

— А я их просила?

— Так что ты собираешься делать?

— Уехать и не платить.

Вика забралась в машину, и кожаное кресло беззвучно приняло ее вес. Приборная панель с дисплеями, клавишами могла заморочить голову кому угодно — скажи, что это самолет, и несведущий человек даже не удивится.

— И ты все это освоила? — Вика повернулась к подруге, которая всегда была откровенна с ней.

— А зачем? — Она ослепительно улыбнулась. — Газ, тормоз, клаксон и свет. Да, и музыка, конечно. Надави вот туда. — Она махнула рукой, снимая ее с руля.

Вика включила музыку и не пожалела — чистый звук компакт-диска точно передавал все оттенки серебристого голоса флейты.

«Что ж, прекрасно, Света, — молча похвалила ее Вика. Но не забыла и о себе — да, в успехе подруги есть и толика ее собственного».

Света ловко вырулила со своего места, и Вика поразилась ее мастерству. Да, ничего не скажешь, приятно сидеть высоко — вся дорога перед тобой, машины-легковушки где-то внизу, простор, ты король дороги. Отсюда видны и парни-охранники, дюжие молодцы, хорошо откормленные своим промыслом, бортничеством, как называла их занятие Вика. А как иначе назвать? В старинные времена бортники собирали мед диких пчел, нимало не заботясь о том, каким трудом он достается пчелам.

Света подъехала к шлагбауму и выглянула в окно.

— Эта дубина мне мешает, — процедила она сквозь зубы.

— Мадам? — Охранник подошел ближе. — Не понял?

— Не понял? Моя машина под ней не пройдет. Теперь понял? Поднимай.

Охранник с минуту смотрел на Свету, потом на машину — номера произвели впечатление: от «пятерок» рябило в глазах. Он махнул рукой, и шлагбаум поехал вверх.

— Буду рад новой встрече, — почти с нежностью сказал он.

— Каков эффект? — ухмыльнулась Света.

— А если он...

— Пускай попробует догонит, — фыркнула она. — Мало не покажется. Ну скажи, с какой стати я буду платить? Может, мне тоже перекрыть Минское шоссе перед поворотом к дому? И стричь купоны? У нас пока нет собственности на землю, я знаю точно.

— А когда будет, купишь кусок шоссе?

— Я подумаю. Тут одними сосисками не обойтись. Да, кстати, Павлик велел отвезти тебя сразу к нему в офис. Эти сосисочники из Германии наконец прилетели.

— Значит, жучкин животик в порядке?

— Надеюсь, — улыбнулась Света. — Но сосисок в подарок посылать не буду. Жирноваты. А тебе, дорогая подруга, придется поработать с хозяином. Не забудь справиться о драгоценнейшем здоровье любимицы. Процент — как договорились.

Вика кивнула.

— А переодеться?

— Заедем ко мне.

У Светы Вика приняла душ, переоделась в костюм, который вынула из дорожной сумки. Долетела она прекрасно, самолет британской авиакомпании, класс первый, и не чувствовала никакой усталости.

— Ну и как там было? — спросила Света, собираясь приготовить кофе и бутерброды. — Тебе с молоком?

— Да, конечно. А было там хорошо. Я выступила с краткой речью. — Она хмыкнула. — Один чех подошел ко мне после выступления и пригласил в Прагу, у него аналогичная фирма, но они продвинулись дальше. Гораздо дальше, чем мы.

— И почему же?

— Страна меньше и культура выше. Ты почитай объявления у нас на столбах. Сколько в Москве психологов? А специализация? Все про все знают. У них уже не так, хотя поначалу была похожая всеядность. Сексуальные отношения, проблема наркомании подростков, служебные отношения и психосоматика. А значит, все это заведомо непрофессионально.

— А твой чех на чем специализируется?

— На семье и сексе.

— Поезжай, дорогая. Очень важная проблема, должна тебе сказать.

— Неужели для тебя?

— И для меня. — В голосе подруги Вика уловила... печаль? Да нет, скорее тревогу.

— Что случилось?

— Да кое-что случилось. — Света вздохнула. Светлые волосы, завитые мелкими кудряшками, поникли, словно веточки плакучей березы с мелкими листиками. — Павлик совсем ничего не хочет.

— Не может быть.

— Ну не считать же нормальным занятие сексом раз в три недели?

— Вот так, да? Маловато. Но по тебе не скажешь. — Света вскинула голову. — Ты не производишь впечатления голодной женщины.

— А какой я была бы, если бы оголодала? — Света сощурилась и выжидательно смотрела на подругу.

— Ну вот, ты и сама призналась. Оговорка, дорогая моя, и очень симптоматичная. И давно завела роман?

Света вздохнула.

— Ну, в общем-то... Достаточно... недавно.

Вика расхохоталась.

— Что ж, сексологи не видят ничего противоестественного в том, чтобы добирать секс на стороне в твоем случае. Ну и как? Все хорошо?

— Отлично. Но...

— А скажи-ка мне, дорогая подруга, ты в постели с ним не представляешь Павлика вместо него?

— Представляю, — вздохнула Света. — Именно его и больше никого. Но как сделать, чтобы он хотел меня? — Она пожала плечами. — Видишь, новая машина — это ведь его извинения... Я все понимаю.

— Понимать-то ты понимаешь, да не все. Если хочешь Павлика, сама должна им заняться. Сама. Поняла? Кстати, этот чех на конференции привел результаты одного занятного опроса — они изучали склонность к измене среди мужчин и среди женщин.

— И что вышло?

— А то, что семьдесят пять процентов женщин и только сорок восемь мужчин мысленно изменяют. Они представляют другого партнера рядом с собой. Ты, стало быть, входишь в семьдесят пять процентов. Но видишь, какая ты нестандартная женщина, — вместо того чтобы, занимаясь сексом с собственным мужем, на его месте воображать любовника, ты поступаешь строго наоборот. Выходит, тебе надо вплотную заняться мужем.

— Но не могу я все время проявлять инициативу...

— Тебе хочется быть желанной, понятно. Но мужчины так устроены — они привыкают к женам.

— А женщины — не привыкают?

— Они привыкают по-другому. Они привыкают к спокойному, размеренному, безопасному сексу в собственной постели. Удобно, надежно, приятно.

— А чем еще обогатил тебя этот чех на конференции?

— Я узнала одну интересную вещь, которой, честно скажу, не предполагала. Оказывается, когда мужчины занимаются сексом в непривычном, даже опасном месте, у них другое качество... продукта. Шестьдесят процентов качественного, способного к зачатию, пятнадцать процентов в нем — сперматозоиды-киллеры, готовые убить чужое семя, и только процентов десять неработающего хлама. А когда они занимаются любовью с привычной партнершей, в привычном месте, то процентное соотношение совершенно другое, и «всхожего» материала процентов тридцать, то есть вполовину меньше. Так уж устроила их природа.

— Понятно, значит, надо создать для Павлика экстремальные, опасные условия?

— Но смотри, не перестарайся. — Вика засмеялась. — А теперь спасибо за кофе, он, как всегда, хорош.

— Не за что. Вика, но почему ты даже не удивилась, что у меня завелся роман?

— Потому что против физиологии не пойдешь. Тем более, ты не слишком обременена заботами о куске хлеба. Твои гормоны требуют своего, на них не давит суровая действительность. Я бы тебе советовала совершить решительный шаг, дорогая Света. Роди-ка ты ребенка.

Света уставилась на подругу.

— А почему бы нет? Ничего неслыханного я тебе не предлагаю. Тебе сколько лет? Забыла? Смотри, а то придется обращаться к зачатию с помощью высоких технологий, как сейчас это называется.

Света молчала, изучающе глядя на Вику, которая перед зеркалом завершала скромный макияж. Она водила кисточкой по губам, растушевывая кораллового цвета помаду, придавая губам обманчиво-естественный цвет. Света отметила про себя, что Вика не пользуется контурным карандашом для губ, и получается очень натурально.

— А почему бы и нет? — задумчиво повторила Света. — Это была бы самая большая неожиданность для Павлика, — сказала она. — Но... прямо сейчас?

— А что тебе мешает? — Викины брови спрятались под густой каштановой челкой.

— Я думала еще немного пожить ради удовольствия.

— Но это тоже будет удовольствие. Только другое.

— А как же мне... если он...

— А ты ему скажешь, что хочешь ребенка, и он возьмется за дело по-настоящему. — Вика повернулась к подруге, лицо ее было свежее, нежное, в глазах ни тени сомнения. — Ты родишь наследника сосисочной империи, разве Павлик не этого от тебя хочет?

— Да конечно хочет. Он давно просил, потом перестал, согласился еще подождать.

— Так чего тогда ты сама от него ждешь? Вот он и радует тебя раз в три недели.

— Я подумаю.

— И думать нечего. Приступай к исполнению. Советую как профессионал, если не хочешь лишних проблем с самой собой. Ну что, нам пора? Я готова.

Вика взглянула на себя в зеркало, потом вдруг вообразила рядом с собой Петра.

— Да, между прочим, знаешь, кого я встретила в Лондоне?

— Кого? — отозвалась Света из арочного проема, ведущего в кухню.

— Одного из твоих многочисленных гостей. Он был у тебя на последней субботе, перед моим отъездом в Лондон. Как я выяснила, его зовут Петр Суворов. Нам пришлось познакомиться — представляешь, какая радостная неожиданность — встреча соотечественников за рубежом, — засмеялась Вика.

— А, то-от. Да, мужик с фактурой, — одобрительно отозвалась Света. — И с деньгами. Я слышала, он очень деловой.

— Еще бы. Если занимается оружием. Из Лондона улетел в Германию.

— По-моему, это он вывел Павлика на немца. Я не особенно вникала, но кажется, немец хочет запустить производство колбасы из дичи.

— Правда? Павлика это должно заинтересовать, понимаю. — Вика почувствовала, как ее охватывает профессиональный азарт. Как интересно все сходится. — И этот немец надеется запустить линию на заводе Павлика?

— Павлик этого очень хочет. Если ты сможешь убедить этого немца в респектабельности хозяина, то есть Павлика, ну как ты это умеешь... тогда надежды Павлика осуществятся.

— Я сегодня буду называться референтом?

— Да. Павлик просил передать тебе, что этот немец обожает собак...

— Я про это уже слышала.

— И он надеется, что у тебя будет при себе портрет твоего ягд-терьера.

— И правильно делает. Морда Торика всегда при мне. — Она похлопала по кожаной сумке. — Павлик намерен его показать гостю?

— Да, уже за кофе. Он хочет предложить немцу еще одно дело — выпускать корм из дичи для охотничьих собак, и твой Торик ему нужен как приманка.

— Я думаю, портрет Торика вполне способен украсить коробки с собачьей едой. Но, как и всякая фотомодель, он попросит гонорар.

Света засмеялась.

— При таком коммерческом директоре, как ты, Торик не прогадает.

Они вышли от Светы и поехали в офис Павлика на переговоры с немцем.

6

— Господи, ну наконец-то! Это животное совсем извелось и меня извело! — Сосед Володя отпустил рвавшегося с поводка Торика к Вике.

Песик кинулся бы ей на шею, если бы мог подпрыгнуть на полтора метра, чтобы оказаться на уровне шеи своей высокой хозяйки. Но ничего не поделаешь, ноги коротки. Вика бросила сумку у двери и наклонилась к ягд-терьеру.

— Ну здравствуй, здравствуй, мой дорогой дружок. Скучал, да? И я тоже скучала. — Она взяла собаку на руки, Торик высунул горячий язычок и лизнул ее в щеку, он знал, что она не разрешает ему обычно лизаться, но сейчас не удержался.

Хозяйка не отстранилась, не стала ругаться, потому что ей это напомнило другое прикосновение, другого языка, но не менее горячего и страстного.

— Ты хорошо себя вел? — строго спросила она песика и, улыбаясь, ждала ответа от Володи.

— Да нормально, нормальный парень, — пробасил Володя. — Вот сейчас мы узнаем, как ты сама себя вела, хорошо ли. А если нет...

— То ты не дашь мне путевки на вальдшнепов на весеннюю охоту. Но ничего не выйдет! Я потратила полдня, чтобы найти твою дурацкую улочку и твой роскошный «Голланд-Голланд».

— Ага, не дурацкий, а роскошный. Понял.

Вика только развела руками.

— Обманывать нехорошо. На самом деле, это нечто. Тебе самому туда надо ехать, Соколов.

— Ну вот когда с вас взносы станем брать в долларах, тогда и поеду. А теперь давай мне книгу и каталог.

— Будет сделано! — Вика наклонилась, опустила Торика на коврик и дернула молнию сумки. — Получите заработанное!

— Слышь, Морозова из четырнадцатого общества, я не сильно наказал тебя в рублях? — В глазах Володи мелькнуло беспокойство, и всегда добродушное рыхлое лицо вдруг затвердело.

— Ну не в рублях, а фунтах стерлингов, если уж быть точной. Нет, не наказал. А как этот тип, — она прикоснулась носком туфли к подбородку Торика, — дал тебе прикурить? Выл ночами?

— Да что ты, что ты. Он просто ангел во плоти. Пел, не выл. Разве это вытье? — Он засмеялся, жадно прижимая к себе книгу о старинной английской оружейной фирме «Скотт». — Вот уж не думал, что такая у меня когда-то будет. А каталог — красота. И в пакете-то каком, ну, Морозова, я твой вечный должник.

— Я не премину воспользоваться, ловлю на слове.

— Да я тебе разве когда отказывал?

— Теперь уж никогда. И Торик тебя любит. Буду оставлять его на тебя, пока снова не женишься. А то что жена сказать может? Такой, как Мария, больше не найдешь. Это я тебе говорю.

— Да я бы ей тоже сказал пару ласковых.

— Так ты и сказал, иначе с какой бы стати она ушла от тебя в никуда?

— Ну сказал.

— Жалеешь небось?

Володя помолчал, потом пожал плечами:

— А как не жалеть? Она баба хорошая. И ей без меня хуже, чем со мной.

— Тогда в чем дело?

— В чем? В гордости, наверно.

— В чьей?

— Ох, Морозова, не бери с меня такую большую плату. Знаю, ты хорошо относилась к Машке, но не трави душу.

— Наоборот, не плату я с тебя хочу брать, а тебе приплатить. Ну и себя не забыть.

— А тебе-то какой резон волноваться?

— Ты разве не знаешь, какая я корыстная? Мария моего Торика очень любила, а ты нет. Теперь ты его полюбил, а если Маша вернется, значит, у меня нет никакой заботы — с кем его оставить.

Володя засмеялся.

— Ну ты и хитрованка, Морозова, каких свет не видывал.

— Ладно, живи, Владимир Степанович, дальше. Если заскучаешь, приходи в гости к нам с Ториком. Мы тебя немножко отогреем.

— Это чем же? — прищурился Володя.

— Как чем? Словом, словом, Соколов.

— Вика, а ты никогда не думала, что в тебе есть что-то от ведьмы?

— Думала. А разве я не ведьмой работаю? — Она засмеялась. — Правда, Володя, зайди как-нибудь, я на самом деле хочу с тобой поговорить. — Она сделала ударение на последнем слове, и Володя понял, о чем она хочет поговорить. О Марии, конечно.

Вика видела, он и сам мучается, что жена ушла, знает почему и хочет ее вернуть. Но не может найти такого хода, чтобы и собственную гордость не задеть. А она знает, как ему поступить. Потому что с Машей она уже говорила. Та готова вернуться, сама, но Вика сказала ей:

— Наберись терпения. Не ты должна возвращаться, а он тебя должен вернуть. Понимаешь? То, что своим трудом добыто, ценится больше. Потерпи.

Теперь ей недолго осталось терпеть, Володя придет за советом, а может, и сам уже сообразит. Не зря она ему Торика оставила — сейчас собаку пристроить просто — есть дорогие собачьи гостиницы, никаких одолжений. Но Вика специально это сделала, потому что Маша ужасно любила песика. И не Торик мелькал у Володи перед глазами с утра до ночи, а жена... Наверняка он корил себя за то, что мало считался с ней — ему надо в лес — он собирал рюкзак и уезжал на месяц, оправдывая свою прихоть профессиональным долгом. Он всю свою жизнь был геологом, а потом по здоровью ушел на пенсию, но от леса не отстал, пошел работать в охотобщество. Он снова собирал рюкзак, не слушая протестов жены, которая знала все о здоровье. Точнее, о нездоровье. Сердце сдавало, хотя Володе не было и пятидесяти... И, не справившись с ним, она ушла.

Вика с Ториком провели вечер вдвоем, они лежали на диване, Торик устроился у нее на животе, она гладила его голенькое тельце — шерстка коротенькая, темная, местами почти черная, с рыжими золотыми подпалинами на шее и под хвостом. «Позолоченный», — называла его Света. Конечно, собакой надо заниматься, тем более породистой, но он у нее пока диванный.

«Интересно, — думала она, — а Петр любит собак? Наверное любит, только больших, не таких маленьких». Вика стиснула Торика от избытка внезапно нахлынувших чувств. Потом одернула себя, когда песик взвизгнул, — зачем тискать малыша, это ведь не Петр Суворов.

На днях он вернется из Германии, станет ли искать ее? Позвонит? Свяжется через Свету? Явится в офис? Она с удовлетворением вспомнила сегодняшнюю встречу у Павлика, она конечно помогла ему, и он наверняка заключит контракт с немцами.

А значит, она еще на шаг приблизится к тому, чего хотела всю жизнь и ради чего держала себя в узде. К собственной психологической консультации.

В отличие от подруги Вика училась на психологическом факультете потому, что ей всегда этого хотелось. Наверное, ей что-то передаюсь от деда, которого считали ясновидящим. Он исподволь, незаметно, учил ее замечать в жизни то, мимо чего другие проходят, и, самое главное, искать связь между вещами, казалось бы, совершенно не связанными между собой.

— Не обязательно все видеть, — говорил он ей. — Ты же не можешь увидеть свой разум, но ты знаешь, что он у тебя есть. Ты не можешь увидеть душу, но разве станешь спорить, что и она существует? И знаешь что еще — никогда ничего не бойся. Ничто не может навредить тебе сильнее, чем собственные дурные помыслы.

А она и не боится. Теперь. А ведь испугалась, когда снова встретилась с Петром в Лондоне. Дедушка правильно говорил: ничто не может тебе навредить, кроме собственных мыслей.

Она не позволит им этого, потому что за годы, прошедшие после первого полудетского брака, она стала другой. Милый мальчик, он был не для нее, самостоятельной и сильной. Она смотрела на него через неделю после свадьбы и спрашивала себя: разве можно доверить ему свою жизнь? Дело не в том, что он обманщик, он просто слабый и не справится даже с собственной жизнью. Поняла она и себя — у нее самой властная натура, сильная, энергичная, и она не может быть женой слабого мужчины. Она его просто задавит.

Петр Суворов мужчина сильный, бесспорно, это видно за версту. И вряд ли ему нужна слабая женщина.

Так что же, мадам, спросила она себя, похоже, вы мысленно нарушаете распорядок собственной жизни? Уж не собрались ли вы переменить ее?

Она погладила Торика, который подбирался к ее лицу, так и норовя лизнуть. От мыслей, которые крутились в голове, наверняка ее тело стало теплее обычного, сердце билось быстрее. И бедное животное, которое чутко реагировало на все перемены в ней, как любое, более чуткое чем человек, существо, не могло понять, что происходит, и решило проверить, не надо ли прибавить ласки своей хозяйке.

Она-то не собиралась переменить жизнь. Но если сама жизнь решила переменить ее?

Торик достиг своей цели и нежно лизнул Вику в губы.

— Тьфу! — вскочила она так резко, что песик скатился на пол и недоуменно уставился на хозяйку. — Все, нежности закончились. На место! На свое собачье место, дружок! — И величественно указала пальцем на корзинку, в которой он спал. Корзинку сплели на заказ, она была настоящим произведением искусства лозоплетения. Хоть на выставку. Торик сам пойдет на выставку, без всякой корзинки, она заставит его стать настоящей норной охотничьей собакой.

Остаток вечера Вика занималась хозяйством — ее хорошо отделанная квартира — двухкомнатная с высокими потолками, в Измайлово — запылилась, она взяла тряпку и с удовольствием прошлась по поверхности столов и шкафов. Потом Вика занялась ванной, выложила привезенные из Англии милые мелочи, которые очень любила, — кубики ароматной соли для купания, мыло, пахнущее Европой, как говорила Света, а не Турцией, шампунь для своих и без того густых волос.

Потом Вика решила поплавать в пене, приготовила воду и легла.

Раздался звонок мобильного телефона — она положила его на шкафчик возле раковины.

Вика подняла его к уху. Сердце подсказало ей, кто это. Она нисколько не сомневалась.

— Алло?

— Я люблю тебя. — И гудки.

Вика опустила аппарат на тумбочку, капли воды упали на бледно-зеленый кафель пола. У нее задрожали губы — то ли готовые к улыбке, то ли к слезам.

Вот так вот, да? — втянула она в себя воздух и провела мокрой рукой по лицу. Что ж, вполне в духе мужчины, который никогда не получал отказа, он понятия не имеет, что это такое.

Ну что ж, стоит подумать о Петре Суворове как явлении. Она нырнула в воду с головой, потом, фыркая, восстала из пены. Итак, мужчина заинтересован. Более того, он готов к штурму. Но... ведь у него есть девушка, высокая и худая, которую, как та сама призналась, он сделал такой, какая она теперь. Что ж, характера у этого мужчины хватит на двоих.

Что же дальше? Ну конечно, Суворов станет искать встречи. Но как? Возьмет и позвонит в дверь? Позвонит по телефону? Придет в офис?

Вот. Именно так и будет. Он придет в офис. Потому что появление под дверью — это в каком-то смысле вариант просителя. Звонок по телефону с предложением встретиться — ситуация не в руках того, кто звонит, ведь она, Вика, может положить трубку, и все. А вот когда в офисе, да еще на прием, за который он должен заплатить, — это его вариант. Хозяина.

Вика снова нырнула, пена с ароматами летних трав, нагретых июльским солнцем, окутала ее белым пушистым и душистым облаком. Вика любила лежать в ванне и думать. Ей казалось, что прочищается каждая клеточка и тела и мозга. Иногда она добавляла в воду ароматических масел. Например, каплю апельсинового, которое бодрит, прибавляет сил и улучшает настроение.

Хорошо, допустим, он явится на прием, и ему придется играть роль до конца в спектакле клиент-психолог. Вика улыбнулась, и в этой улыбке было превосходство профессионала над самоучкой. Что ж, интересный вариант. Она смогла бы заглянуть во все закоулки души Петра Суворова.

7

— Мартышка, привет, — пророкотал Петр в телефон.

— Ой, это ты! Откуда?

— Из прекрасного далека. Но завтра я буду в Москве. У меня есть к тебе просьба...

Девушка, которую он назвал Мартышка, внимательно слушала.

— Да, я поняла. А ты уверен, что она согласится?

— Уверен. Потому что не знает, куда и кто ее приглашает. Твоя задача — сделать заявку на сеанс по всем правилам.

— Хорошо, Петруша. Может быть, мне действовать через Свету?

— Ни в коем случае. Они подруги, и тогда пропадет вся интрига.

— Петруша, мне кажется, ты наконец попался на крючок.

— Но ты ведь знаешь, я с самого раннего детства падок на психологические этюды. Помнишь, как я дурачил твоих поклонников? Не забыла?

— Такое трудно забыть. Один из них до сих пор так и не пришел в себя.

— Ага, валяется, сбитый с ног. Ты хорошо знаешь, я мог и кулаками с ними поработать, но это слишком просто, банально. А вот когда владеешь более тонким инструментом, к тому же незаметным простому глазу... Ну ладно, время — деньги, и я сейчас говорю не только о телефонном времени. Все, целую, Мартышка. Надеюсь услышать доклад об исполнении, как только ступлю на московскую землю.

— Ты хочешь, чтобы я встретила тебя в аэропорту?

— А как же? За что я тебе деньги плачу?

— И за услуги личного шофера тоже. — Девушка засмеялась и добавила: — Целую, Петруша.

Петр довольно улыбнулся. Ему понравился собственный план.

Вика Морозова не шла из головы все эти дни, даже во время деловых разговоров о подготовке к медвежьей охоте, даже во время парадного обеда в охотничьем ресторане. Великолепный интерьер, прекрасная мебель из полированного ореха, люстры из причудливо переплетенных корней, даже приборы на столе — все дышало охотой. Он пил чай из чашки, на боку которой красовался кабан. Все это Вике понравилось бы. Или нет, ей больше понравилась бы рысь, разлегшаяся на блюде для пирожных. Свой спортклуб Суворов стремился оборудовать в таком же классическом охотничьем стиле. И он доведет его до совершенства, когда рядом с ним каждый день и каждую ночь будет такая женщина, как Вика.

Петр Суворов давно понял, что женская красота красоте рознь. Есть красивые женщины, писаные красавицы с абсолютно правильными чертами лица, прекрасной кожей, фигурой. Если к Вике подходить с точки зрения такой красоты, то у нее великоват лоб, который она прикрывает — и очень правильно делает — челкой, а нос... Да причем тут нос? — оборвал он себя. Она женщина такого типа, который его привлекает, — сильная, стильная, внешне холодная, но на самом деле очень страстная. Он безошибочно чувствует жар, который она намеренно скрывает от всех. Но от него, Суворова, ей не скрыть ничего. Когда он так нахально поцеловал ее возле ресторана, ему показалось, что он хлебнул огненного пунша...

Петр вздохнул. За эту женщину стоит сразиться. С кем? Да с ней самой. Судя по всему, Вика очень цельная натура, и сейчас она занята карьерой. Но он не может ждать! Ему просто повезло — если бы не карьера, а именно она отодвинула на задний план всех мужчин, ему Вику просто не видеть бы как своих ушей! Ее бы давно поймал в свои сети какой-нибудь сообразительный малый.

Она достанется ему. Петр засмеялся и пошел в ванную бриться перед вечерней деловой встречей. Он посмотрел на себя в зеркало. Щетина золотила щеки, она была почти такой же длины, как волосы на голове, срезанные машинкой. Он уже давно стригся очень коротко, тем самым приглушая рыжее пламя волос. А если ему отпустить волосы? Ей понравится? Столько золота сразу.

Петр покачал головой. Хм, на подушке его голова будет хорошо смотреться рядом с ее каштановой гривой. Интересно, у их детей, а их родится много-много, какого цвета будут волосы? Рыжие? Темные? Он покрутил головой, потом пальцем у виска. Размечтался мужик. Да всего неделю назад ты даже понятия не имел, что Вика Морозова существует на свете. А теперь воображаешь себя многодетным отцом. Он пшикнул из баллона пену для бритья на щеки, взял бритву «жиллетт» и провел по мыльной щетине. Постепенно сквозь пену проступало молодое лицо. «А что, самое время заводить семью, — подумал он. — Тридцать лет и два года».

Ну все, сказал он себе, хватит о личном. Нет, еще один вопрос и тогда все: ее грудь поместится в его ладони? Петр покрутил перед носом большой рукой, потом сложил ее чашей. Поместится, он носит двенадцатый размер перчаток.

Петр засмеялся. Брось свои штучки, Суворов. Все, о чем тебе следует думать в данный момент, так это о том, ради чего ты сюда явился. Задай себе вопрос, который задают американцы пассажирам самолета, готового пойти на снижение. «Цель вашего визита: бизнес? Удовольствие?» Вот и ему надо задать себе вопрос: чего ради он приехал в Германию? Ради дела. Если выезд на медвежью охоту в вятские леса получится удачным, его дело выйдет на новый виток. Освоив охоту на берлоге среди зимы, он подумает об охоте на овсах ранней осенью. Это красивая охота. Сидишь на лабазе — на деревянном помосте, устроенном между деревьями на высоте метра в два, и ждешь, когда мишка появится. Полакомиться овсом — потоптать посевы, как называют это крестьяне. Такая охота более безопасна, чем на берлоге.

Внезапно рука с бритвой замерла. Да о чем он думает? Зачем ждать? Надо сегодня же предложить немцам подумать об этой охоте.

Он быстро закончил утренний туалет, принял душ, оделся.

Это будет бесценное предложение. И что важно, она навела его на мысль, сама того не подозревая.

Петр ухмыльнулся, завязывая черный галстук в мелкую серебряную искорку. Если бы не Вика, то предстоящую ночь он провел бы в постели Лорны, с которой встречался всякий раз, приезжая в Гамбург. Необязательные встречи со зрелой женщиной. Она референт бизнесмена средней руки, который поставляет сыр в Россию. Лорна знает русский язык и прекрасно владеет языком тела. Она вполне серьезно признавалась ему, что женщинам в их стране все труднее найти нормального мужчину — слишком много «голубых», а Кельн вообще стал их столицей, и поэтому немкам приходится искать партнеров из других стран. Петр не позвонил Лорне на этот раз, и уверен, что никогда больше не позвонит. Бедная женщина, ей снова придется заняться поисками и конкурировать с соотечественницами. Ничего не поделаешь, но Петр теперь не мог представить себя в постели с кем-то, кроме Вики.

Он положил бумаги в чемодан, щелкнул замками и подошел к окну. Вспомнив о постели Лорны и о Вике, потом мысленно поменяв их местами — Вику в постель, а Лорну подальше от нее, Петр почувствовал, как тело потребовало своего. Он вообще быстро воспламенялся и знал за собой это свойство. Он мысленно видел Вику совершенно нагой, он точно знал, какая у нее нежная белая кожа, круглая грудь с голубыми прожилками, он представил себе, как поднимаются ее соски, к которым он приникает ртом, как он целует ее живот, а она хрипло стонет. У нее низкий голос, а в страсти он будет близок к контральто. У нее крепкие бедра и длинные ноги. Он... он знает, что будет, когда она останется в его гостинице в спортклубе. Уж он постарается.

Петр переступил с ноги на ногу, пытаясь унять требование плоти. Нет, к Лорне он не пойдет, он подождет, когда в его объятиях будет единственная женщина, которую он захотел с первого взгляда. Он просто остолбенел, увидев в глухом лесу, на тропинке, девушку с ружьем. Необычная встреча и необычная реакция. Как удачно, что у него оказался фотоаппарат. Но, если честно, в нем не было пленки, она лежала отдельно, в кармане куртки. А Вику надо было заинтересовать и поразить, что он и сделал, изобразив, будто снимает. Молодец, Суворов, похвалил он себя. Не зря носишь героическую фамилию. Упорства Суворовым не занимать.

Вика Морозова, как дипломированный психолог, могла бы объяснить влияние фамилии на судьбу человека. Но об этом они еще поговорят. Будет время.

Петр вышел из гостиницы, огляделся, в который раз поражаясь окружающей красоте и порядку, и сел в такси, ожидавшее его у подъезда.

8

С самого утра Вика занималась обычной работой — сегодня к ней шли хорошо знакомые люди, которым она стала совершенно необходимой. С ними можно работать из года в год, помогая одолевать рифы, скрытые под бурным течением жизни. Что ж, почему бы и нет? Она готова, ей интересно с такими людьми, у них западный тип мышления, а там, как известно, без своего психолога никто не примет серьезного решения — ни президент компании, ни президент страны. Конечно, понимала Вика, в Москве подобное произойдет не скоро, но почему бы ей не оказаться в числе пионеров нового дела?

Сегодня первые пятьдесят пять минут она провела с женщиной средних лет, Ольгой. Та здорово запутала сама себя, и распутывать ее жизнь они будут не один сеанс. По крайней мере, до весны...

Вика смотрела на стильно одетую, хорошо подстриженную, с прекрасными глубокими карими глазами женщину. В такие глаза, как пишут в романах, посмотреть и утонуть. Она разведена, у нее взрослый сын. Ольга редактор, и, судя по всему, удачливый, иначе не могла бы оплачивать недешевые сеансы. Да и вообще ей бы в голову не пришло заняться собой с таким пристальным вниманием.

— Ольга, как бы вы написали свой портрет сейчас, будь вы художником?

— Художником? — Она улыбнулась, и Вика отметила складки печали возле рта.

— Портрет, — настойчиво повторила Вика, уловив разбалансированность внимания Ольги. Женщина сделала акцент не на главном в вопросе, а на второстепенном. Похоже, так она поступает и в жизни. Понятно, кое-что понятно.

Ольга сперва говорила медленно, с трудом подбирая слова, но в них чуткое ухо психолога ловило главное.

— Да, я поняла, Вика, на что вы намекаете. Сейчас я бы попробовала написать двойной портрет. — Она сказала и порозовела, а глаза засветились.

— Очень хорошо.

— Более чем хорошо, — кивнула Ольга. — Но меня смущает то, что этот шаг я сделала больше от головы...

— Нет, — вмешалась Вика, — вами руководило подсознание.

— А разве не вы?

— Я просто высвободила то, что там лежало, и указала вам.

— Да-а? Пожалуй. — Ольга замолчала.

— Поймите, если мужчина, ваш бывший друг, звонит вам десять лет подряд, не обращая внимания на то, что слышит от вас в ответ, значит, это ваш мужчина.

— Но... Может быть, я принимаю это, потому что мне больше нечего взять? Нет ничего другого. Нет никого другого. И я терплю поражение...

— Нет, Ольга, вы одерживаете победу, восстанавливая отношения с ним.

— Вы шутите, Вика? В чем моя победа? Над кем я одерживаю победу?

Вика откинулась на спинку стула, лицо ее выражало крайнюю степень удивления.

— Над мужчиной, естественно. Он не может забыть вас десять лет. Десять лет, Ольга!

Ольга хрипло рассмеялась. Вика подумала, что она наверняка хороша в любовных играх. Изобретательная и свободная от природы — кажется ее тело и создано для игр в постели. Но зачастую сама женщина не знает об этом. В ее жизни, довольно рано, появляется мужчина, старший и более опытный, восприимчивый к чувственности. Он женится на ней, наслаждается ею, не раскрывая, что она обладает особенным даром природы, а если точнее — особым гормональным балансом. Но довольно скоро такой муж начинает искать новые приключения, словно желая убедиться, что нет женщины более чувственной, чем его. Он возвращается к ней, а потом снова уходит, чтобы вернуться в очередной раз, мучая и изматывая... Для нее это настоящая трагедия. Развод происходит, но он долгий, болезненный, и женщина выходит из него совершенно опустошенной... Она боится новых привязанностей, хотя физиология требует своего.

— Простите, Ольга, ваш муж был намного старше вас?

Ольга вскинула брови.

— На десять лет.

— И вы вышли замуж в восемнадцать?

— Да.

— И это был ваш первый мужчина?

— Да.

Вика кивнула. Понятно. А потом у Ольги возник страх перед мужчинами, но ее чувственность привлекала к ней, она боролась с собой, с ними. И вот с этим, который десять лет подряд звонит. А она продолжает бороться.

— Ольга, уверяю вас, вы одержали над мужчиной победу. И вам сейчас будет хорошо. А если вы станете так считать, значит, так и будет.

Вика улыбалась, глядя, как Ольга пьет чай, который она всегда предлагала. Да, конечно, она копается не столько в душе Ольги, сколько в ее уме, главная задача — столкнуть женщину с самой собой, дать ей убедительный логический инструмент, с помощью которого можно раскрутить пружину, в которую она сама себя закрутила. Конечно, она кидает той же Ольге соломинку для спасения — разве не приятно узнать, что в ее неудавшейся семейной жизни виновата не она сама, а бабушка, давно ушедшая в иной мир и имевшая любовника, за которого не могла выйти замуж по воле обстоятельств, а докопаться до этого Ольге помогла Вика.

— Ольга, когда вы уезжаете в Питер к вашему другу, вы оставляете номер телефона сыну?

— Нет, там нет телефона.

Вика довольно улыбнулась.

— Что ж, отлично. Лучшее доказательство того, что вы доверяете и себе и вашему другу.

Ольга ушла, Вика позволила себе передышку. Надо восстановить потраченную энергию. Да, иногда приходилось очень сильно тратиться. Но ей это нравилось.

Вика включила мобильный телефон — на сеанс она отключала его, и телефон тотчас зазвонил.

— Вика, — раздался голос директора, — на тебя потрясающая заявка.

— Какая?

— Спортклуб, но оч-чень дорогой. Я навела справки.

— И что они хотят? — Вика взяла ручку и приготовилась писать в блокноте. Ручка и блокнот первоклассные, Вика знала, как действуют на клиентов аксессуары, их качество, цвет и даже форма.

— Метод групповой психотерапии, — услышала в ответ Вика.

— Хорошо, время, адрес? Состав участников?

— Суббота, три часа дня. Адрес — Минское шоссе, двадцатый километр... Мужчины и женщины.

— Как я понимаю, спортсмены и их женщины.

— Скорее всего.

— Ясно.

— Желаю удачи.

Вика готовилась к поездке в спортклуб всю неделю, она представляла себе, воображала людей, хорошо понимая, впрочем, что все варианты вопросов можно свести к одному и главному: Я ведь очень хороший, да? Убедите меня в этом. И она убеждала.

На конференции в Лондоне Вика узнала от польского коллеги, что в моду входит новый вид психотерапии. Он называется холотропное дыхание. Делая дыхательные упражнения много часов подряд, можно избавиться от проблем, которые появились у человека в момент рождения и даже в материнской утробе. Для полного счастья достаточно четырех таких сеансов — вполне перспективное дело. Она хотела бы освоить свежий метод.

Утром в субботу Вика выспалась как следует, собрала сумку, прикинула, что надеть, — загородный клуб, спорт... Ясно, она поедет в джинсах и куртке, а с собой возьмет брюки из тонкой черной шерсти, клубный пиджак в мелкую коричнево-желтую клеточку с коричневым замшевым воротником и накладками на локтях, водолазку цвета топленого масла. Так, а на ноги черные ботинки из хорошей кожи на шнурках.

— Торик, сегодня ты отправляешься со мной, дружок. Будешь работать, хватит бока отлеживать. Это было мое условие, и его приняли, а значит, имеешь полное право стать моим спутником, дорогуша.

Торик слушал очень внимательно, его уши, похожие на надломленные треугольники, понимающе зашевелились. Песик моргал, словно пытался сообразить, хорошо ли это — поехать с хозяйкой за город. Всякий раз, глядя на него, Вика умилялась — какова природа? Кажется, эта собака выкроена из огромного добермана-пинчера. Из каждого могло бы получиться не меньше четырех ягд-терьеров. Такая же шерсть, такие же рыжие подпалины, но характер и жизненные задачи совершенно разные. Те — охранники, а эти охотники.

— А ты думал, я тебя снова оставлю соседу? Да? Я бы могла, Володя и Маша тебя с радостью бы приняли. — Вика улыбнулась. Володя вернул жену, догадался наконец, как поступить. Потом наклонилась к Торику, пощекотала по брюшку. — Мужчины все-таки с тупцой, а? Согласен? Ну сколько месяцев надо было мучиться? А казалось бы, чего сложного — взять букет цветов и поехать, попросить прощения? Я всегда говорю своим клиентам: улаживайте маленькие трения и недоразумения в семье как можно скорее, а лучше всего в тот же день. И никогда не ложитесь спать, не помирившись.

Торик неодобрительно фыркнул, словно тонкости психологии семейной жизни не пришлись ему по вкусу.

Вика позавтракала, но Торика не стала кормить: ехать на машине больше часа — пока из Измайлово вырулишь, пока до Минского шоссе доедешь.

Вика любила новые места, новых людей, но не переставала удивляться схожести и мест и личностей. Будто бы их кроили по одному лекалу. Но больше всего ей нравилось находить особенное и нестандартное в людях, попадавшихся на ее пути.

Вика никак не могла отделаться от мыслей о Петре Суворове. Она засыпала, вспоминая детали — короткий белый шрам на границе волос, судя по цвету давний, веснушки на руках, рыжие волосинки на фалангах пальцев.

Да, этот мужчина засел в голову... А она ему? Почему он так и не пришел к ней на прием, как она рассчитывала? Или его до сих пор нет в Москве?

Вика едва не проскочила поворот к клубу, но вовремя спохватилась и сбросила скорость. Ей придется пересечь буйное, забитое машинами шоссе.

Торик сидел сзади и смотрел в окно. Иногда ему строили глазки разнопородные псины, которые так же гордо восседали на мягких сиденьях автомобилей, обласканные и залюбленные хозяевами. Но он держался. Вике нравился характер пса — по-настоящему мужской.

Приближаясь к клубу, она начала волноваться. Коллективные сеансы всегда требовали напряжения, поначалу она даже худела на несколько килограммов после каждого такого занятия.

Ей повезло, она удачно перебралась на другую сторону шоссе — огромный трейлер с иностранным номером предупредительно притормозил, и «шкода» юркнула в образовавшееся пространство на дороге. Ага, вот оно, озеро, или пруд, кирпичный красный забор, будка охранников. А вот и они сами, встречают. Сверив номер машины с написанным на листе бумаги, один из охранников нажал пульт управления, и гаражные ворота поднялись. Вика въехала в ухоженный двор.

— Здравствуйте. Вы — госпожа Морозова, — утвердительно сказал еще один парень в камуфляже, с пшеничными усиками, которые придавали его лицу юношескую свежесть. — Вам сюда. — И он указал на аллею, уводящую в дальний конец клубной территории. — Там парковка, а вам — в тот домик, видите оленьи рога над входом?

Вика улыбнулась, кивнула и медленно направила «шкоду» вперед. Ага, значит здесь есть любители охоты. Интересно. Она почувствовала, как возбуждение внутри нарастает.

— Ну вот, Торик, мы и приехали. Сейчас поработаем, потом отдохнем. Давай-ка оденемся и выйдем. — Она защелкнула кожаный ремешок на собачьем ошейнике, и Торик выскочил из машины.

Заперев «шкоду», с сумкой в одной руке и собакой в другой, Вика подошла к двери домика. Поискала глазами звонок, но его не оказалось, она толкнула дверь, та сразу подалась. Торик сильно потянул вправо и вывел ее на порог зала, посреди которого стоял овальный стол и два стула с высокими спинками возле него. Стол накрыт на двоих, невольно отметила Вика.

— Фу, Торик, нам не сюда!

— Нет, он совершенно прав. Вам сюда.

Вика замерла, а Торик задергался на поводке. Она потянула его к себе, но пес упирался всеми четырьмя лапами и тащил хозяйку к столу. Усы его чувственно шевелились, соблазнительные запахи щекотали ноздри.

— Здравствуй, Вика. А я тебя жду.

Она медленно повернулась, чувствуя, как сердце падает вниз и делает это так быстро, что она не успевает его остановить, задержать. Колени задрожали, а глаза заметались между Петром и Ториком, который, уловив перемену в хозяйке и ее слабость, с еще большим упорством продолжал тянуть за поводок.

— Отпусти его, Вика. Он учуял зверя.

— Это какого же? — спросила она и удивилась собственному голосу, очень тонкому и жалобному. Ей показалась, она попала в западню — к самой себе.

И разозлилась. Ну в чем дело? Ведет себя как самая простецкая девчонка, до сих пор ничему не научившаяся.

— Здесь полно зверя — посмотри сама — медвежьи шкуры, рога. Но он причуял свежую дичь. Да, все в порядке? Нормально доехала?

— Кто ты? — спросила она, наконец взяв себя в руки. — Скажи мне, кто ты? Что ты здесь делаешь? Я приехала сюда проводить занятие с группой.

— Ну и проводи.

— А где группа? Кто меня сюда вызвал? Кто устроил эту заявку?

— Вика Морозова, ты ведешь себя не как профессионал. — Он ухмыльнулся, пристально глядя в ее обеспокоенные карие глаза. — Извини, конечно, за мою прямоту и откровенность. Я готов начать занятия.

— Но ты не мой клиент.

— А вот и твой. Это я заказал тебя — хочешь, покажу документ?

— Зачем ты это сделал?

— Я хотел тебя увидеть. — Петр смотрел на нее так, как смотрит старшеклассник на свою первую любовь, которая отказывается пойти с ним на дискотеку.

— А ты не мог просто взять и позвонить мне, как все люди?

— Нет, не мог. Потому что ты не такая, как все женщины. И тебе все время звонят. Чем бы я отличался от других? Чем удивил?

Вика пожала плечами.

— Но ты мог прийти ко мне в офис.

— Вика! Ну посмотри, разве здесь плохо? — Петр хлопнул в ладони. — Все! Ты здесь, ты мой гость, я тебя отведу в твою комнату, ты положишь вещи, придешь в себя после дороги, и мы пообедаем.

Она разжала пальцы, которыми стискивала ручки дорожной сумки, и та с глухим шумом осела на пол, затянутый толстым ковром. Потом огляделась. Действительно, здесь красиво.

— Кто ты? — повторила она упрямо.

— Давай потом поговорим, хорошо? А если хочешь уточнить мое имя, охотно напомню: Петр Суворов. Через Альпы не ходил, но пошел бы, если бы вовремя родился. Но я рад, что родился позже, потому что тогда мы с тобой не встретились бы.

Вика хмыкнула. Ну-ну...

Она поднялась на второй этаж, в комнату, убранную в охотничьем стиле. Кровать накрыта волчьей шкурой, а для Торика лежал отдельный коврик, на нем — корзинка, почти такая же, как у нее дома. Она покачала головой — этот человек предусмотрел все.

Вика переоделась к ужину так, как задумала еще в Москве, и похвалила себя за выбор — итальянский пиджак фирмы «Беретта», которая выпускает оружие под этой маркой, оказался к месту. Отправляясь сюда, она даже не подозревала, что попадет в дорогой охотничий клуб.

— Торик, ты останешься здесь, можешь не сторожить, а просто вздремнуть. Ты понял?

Песик положил голову на лапы, посмотрел снизу вверх на Вику и покорно закрыл глаза.

Вика бесшумно спустилась по лестнице и обнаружила, что в зале пусто, но на столе появились блюда с закусками, вино. Солнце ушло из центрального окна, перебралось в соседнее, совершая свой путь к закату и не желая пропустить ни единой возможности заглянуть вглубь полюбившегося дома.

Петр вошел неслышно, толстый ковер заглушал даже его широкие шаги.

— Пожалуйста, мадам, садитесь, — услышала она и вздрогнула.

— Спасибо. — Вика села напротив окна, не опасаясь прямого света, который всегда безжалостно выявляет малейшие недостатки кожи и даже самые мелкие морщинки. Она хотела смотреть на приятную зелень елок и сосен за окном. Петр сел напротив Вики.

— Дорогая гостья, предлагаю выпить за встречу. Я привез из Германии такое же «шардоне», какое мы пили в Лондоне. Ты не против?

Она улыбнулась. Так вот как давно он готовился к встрече с ней, еще в Германии?

— Конечно, мне понравилось вино, — сдержанно согласилась она, хотя чувствовала, как гулко начинает стучать в висках кровь.

Он налил вина в бокалы и поднял свой.

— Вика, я очень рад, что ты сегодня у меня в гостях.

Она улыбнулась.

— Спасибо.

Вино действительно было точно такое, как в Лондоне, и вместе со знакомым вкусом к ней вернулась лондонская внутренняя свобода. А Суворов просто молодец! Вот кто мог бы давать психологические консультации.

— Петр, а я думала, ты придешь ко мне в офис. Как клиент.

Он сморщил нос.

— В этом случае я поступил бы слишком традиционно. Пришел мужчина к женщине.

— Ага, а не традиционно — это когда женщина пришла к мужчине, да?

Он хитро посмотрел на нее, рыжие глаза заискрились.

— Но ты ехала сюда по делу.

— А где же оно, дело?

— Да вот. — Он обвел руками стол. — Мы посидим, поговорим. Ты будешь моей гостьей. А если ты моя гостья, то ты приехала, потому что захотела сама. Нормальные люди не ходят в гости через силу...

— Погоди, я уже поняла, ты можешь продолжать без конца в таком духе. С тобой не поспоришь...

— И незачем. Разве плохо, что мы встретились? Даже твоему песику понравилось, а нет существа более чуткого, чем собака, особенно норная, особенно породистый ягд-терьер. Между прочим, я знаю, от какого он заводчика.

— Откуда?

— А у него на брюшке метка. Разве не знаешь?

— Я-то знаю, а ты когда успел заметить?

— Когда он лапку поднимал на столбик моей лестницы.

Вика откинулась на спинку стула.

— Ох, извини.

— Ну, а ты при чем? А он уже извинился. Видишь, как тихо себя ведет?

— Как твои успехи в Германии? — спросила Вика, опуская на тарелку кружочек холодного вареного мяса.

— Между прочим, лосятина, — предупредил Петр. — Впрочем, ты сама охотник...

— Я не хожу на копытных, — сказала Вика. — Я только по перу.

Он уважительно кивнул.

— Рябчики зимой и вальдшнепы весной?

— А осенью утки на Московском море.

— Неплохо, — похвалил Петр. — А в Германии все прекрасно. Обо всем договорились. Команда немцев-медвежатников приедет в декабре, я повезу их в вятские леса, мой егерь уже присмотрел берлогу. Мишка ждет.

— Значит, ты занимаешься охотничьим туризмом?

— И им тоже. Вот этот клуб доводим до ума, здесь есть тир, я покажу тебе. Есть гостиница, бильярд. Замечу, цены у нас высокие, чтобы отсечь ненужных клиентов.

— Ты давно в этом деле?

— Всю жизнь, я начал с клуба юннатов в зоопарке. Моя сестра тоже прошла через клуб, только позже, она моложе меня.

— Она биолог?

— Не совсем... Но много понимает в этом деле. Она врач.

На горячее подали медвежатину, такую нежную, с брусникой. Вика и не думала, что медвежье мясо может быть таким.

— Из вятских лесов, между прочим. Мишка питался брусникой, видишь, какое мясо?

— Очень вкусно.

— Сейчас выпьем кофе и прогуляемся.

— Но мне все-таки немного не по себе. Я ведь ехала на работу... Готовилась...

— Можете заняться мной, психолог Виктория Морозова.

9

Она и сама не понимала, что с ней творится. Когда они вышли из-за стола, Петр взял ее за руку и заглянул в глаза, которые сами собой, помимо ее воли, обратились к нему. Сердце Вики билось быстро и гулко, его удары, нет, не удары, а толчки, отдавались в висках. Она чувствовала, как жар разливается по телу, он спускается ниже, ниже, вот уже опалил живот... Ей показалось, ее тело раскрывается само собой, оно уже готово к чему-то такому, чего не испытывало до сих пор никогда.

— Вика, — Петр медленно привлек ее к себе, — не бойся, иди ко мне. Ты помнишь, как мы целовались с тобой в Лондоне? Тебе тогда понравилось... — Он тихо засмеялся. — Я знаю, понравилось. А мне как понравилось. — Он покачал головой. — Можно, я тебя поцелую?

— М-м-можно, — выдохнула она.

Его губы были солоноватыми от сухого вина и горячими от жажды. Они приникли к ее губам, потерлись о них, требуя открыться навстречу. Вика охнула и приоткрыла губы. Его язык мгновенно воспользовался этим и проник внутрь. По-хозяйски прошелся по небу, по крепким гладким зубам, потом устремился глубже... Вика застонала и привалилась к широкой груди Петра. Она почувствовала, как непривычно ведет себя ее тело, соски вздыбились и больно уперлись в тонкую ткань лифчика, обтянутого водолазкой, приподнимая тонкую шерстяную ткань пиджака.

— Я чувствую их, — прошептал он. — Я хочу их.

Его дыхание стало горячим, а руки опытными и требовательными. Они скользнули под пиджак и прикрыли ее груди. Она невольно отстранилась от него, словно желая облегчить ему задачу. Петр воспользовался ее помощью, и Вика не успела охнуть, как его руки нырнули под водолазку.

Что могла она сделать с собой? Со своим телом? Оно словно сорвалось с поводка и вело себя так, как хотело себя вести. Сколько еще могла она, Вика Морозова, давить в себе желание? И главное — ради чего? Почему?

— Вика, — прошептал он ей в самые губы, — я хочу прикоснуться к ним, чтобы между моей рукой и ими не было ничего. Я хочу прикоснуться к тебе — ко всей, я так тебя хочу. С самого первого раза, поверь. Я буду хотеть тебя всегда.

Она засмеялась, смех получился гортанным, она снова не узнала своего голоса.

— Пойдем со мной.

— Да, да. Я пойду с тобой, — шептала она, а тело теснее прижималось к нему.

Она услышала довольный смешок.

— Как хорошо, что есть язык тела, — пробормотал он. — И как хорошо, что оно сейчас говорит за тебя, Вика.

Неожиданно Петр поднял ее на руки и понес из зала. Он прошел по коридору, потом толкнул дверь и внес ее в маленькую спальню.

— Ох, — прошептала Вика, когда он опустил ее на кровать. Он нагнулся над ней, накрыл ее губы своими губами снова, поцелуй был сладкий и горячий, она чувствовала, как его руки раздевают ее и прикасаются к ее обнаженному телу.

Вика зажмурилась, длинные пушистые ресницы спрятали горящие от желания глаза. Она не думала больше ни о чем, она забыла, кто она такая, где она и почему. Она полностью отдалась во власть желаний собственного тела.

— Я думал о тебе день и ночь, я...

— Не говори ничего, — прошептала она. — Я могу сказать тебе в ответ то же самое. Я хотела тебя еще там, в Лондоне, я представляла тебя...

— Вот таким?

Она открыла глаза и увидела его тело. Оно было совершенное и нагое. Она быстро опустила ресницы.

— Вика, ну посмотри на меня.

Она медленно подняла ресницы, ее взгляд пополз вниз от лица, к мощной шее, к груди, отливающей золотом, к крепкому плоскому животу с ямкой пупка. Она задержала дыхание. А потом осмелилась посмотреть ниже... Кровь толчками забилась в висках, дыхание перехватило, а золотистый треугольник притягивал взор. А потом она увидела его жаждущую плоть и резко вдохнула:

— Да!

Его руки потянули вверх ее тонкую водолазку. Вика приподнялась, позволяя снять ее через голову. Кончиками пальцев Петр прикоснулся к ее шее, потом его пальцы побежали вниз и замерли, словно не решаясь взойти на желанные холмики. Он сложил руки чашами и накрыл ее груди. Соски уткнулись ему в ладони, напряглись еще сильнее, это было видно через тончайшую кружевную ткань. Вика застонала. Мужские сильные пальцы нежно опустили бретельки, и Петру открылось то, что он так сильно жаждал. Затвердевшие пики манили к себе, он не стал больше ждать, а припал ртом сперва к одной груди, потом к другой. Напряжение внизу живота становилось невыносимым, и Вика выгнулась ему навстречу.

— Какая ты красивая, какая желанная. Ты самая любимая на свете женщина. Никто не будет тебя любить так, как я...

— Ох, — снова выдохнула она, а он потянул молнию на ее брюках, и ему открылся нежный живот. Он потащил брюки вниз, она снова приподнялась.

Он снял с нее ботинки, носки, погладил узкую изящную стопу.

— Ты просто совершенство, Вика.

Она улыбнулась и потянулась к нему.

Теперь Вика лежала перед ним в узенькой полоске трусиков и спущенном лифчике. Петр смотрел на нее не отрываясь, словно изучал неизведанную землю.

— Ты просто красавица, — прошептал он и уткнулся ей в живот лицом. Он зарылся в нее и почувствовал, как она дрожит — мелко-мелко. Но он знал, это не от страха. Причина дрожи другая — она тоже хочет его.

Он приподнялся над ней и потащил полоску ткани вниз, обнажая бедра.

— Иди ко мне, — прошептала она.

Он засмеялся.

— Погоди, я хочу, чтобы ты получила удовольствие. Такое, которое только я могу дать, — проговорил он и рукой накрыл каштановые кудряшки.

Она охнула. Его рука двинулась ниже, играя ими по пути, потом скользнула между бедрами, и Вика больше не могла справиться с собой. Ее длинные ноги раздвинулись, словно приглашая его...

И он не отказался...

Она впилась ему в спину пальцами, царапая ногтями, призывая слиться с ней так, чтобы никакая сила не смогла их разделить.

Он входил в нее медленно, стремясь оказаться как можно глубже, ее бархатное нутро открывалось ему, с радостью принимая...

— О, что ты со мной делаешь, — мотала она головой, а волосы метались по подушке.

— Что я делаю? — спрашивал он, медленно двигаясь. — Я люблю тебя. И я хочу, чтобы ты испытала удовольствие...

Он парил над ней, он больше не чувствовал своего веса, он был пушинкой, которая улетает вверх от земли, теряя с ней связь. Он поднимается вместе с ней, с той единственной, с которой ему хорошо, как никогда.

Подобное чувство Петр испытывал во время стрельбы по крупному зверю, когда он целился в него и все мышцы, нервы, разум соединялись ради меткого выстрела. И когда пуля летела в цель, его охватывало похожее чувство. Он никому не говорил, но ему казалось, что мужчины, которые во время загонной охоты на лося молятся: «Только пусть выйдет не на меня», слабаки в сексе.

Петр почувствовал, как ее нутро плотно сжалось вокруг его плоти, ощутил конвульсивную дрожь нежного женского живота и тоже дал себе волю. Они вместе испытают сладостный полет, тот самый миг, ради которого люди и занимаются сексом.

— О Петр, что ты со мной делаешь. Я... никогда... никогда...

— А теперь всегда... Я тебе обещаю.

Он упал на нее, словно бегун, пробежавший пятикилометровую дистанцию, пот струился между лопатками, а с груди, путаясь в волосках, капли стекали ей на грудь.

Вика, тяжело дыша, открыла глаза.

— Ты... прекрасен. И очень опытен, — добавила она, и в ее тоне он наверняка бы уловил легкое сожаление, но переполненный произошедшим, не расслышал этой нотки.

— Ты... лучше.

«Но не так опытна, как ты, — подумала Вика, улыбаясь.

Что ж, конечно, у нее тоже есть некоторый опыт. С первым мужем-мальчиком они вместе познавали и эту сторону жизни, но учились на собственных ошибках и чего-то недодавали друг другу. Он стал ее первым мужчиной, а она его первой женщиной. Романтично, но утомительно. Если бы он оказался более талантливым от природы в этом смысле... Или она.

Ее настоящим «учителем», с которым она впервые испытала чувственную радость, был музыкант, он играл на банджо. Он говорил, что если два банджо соединить вместе, то получится ее попка.

Но он оказался слишком талантлив в этом деле, и его предложение заняться любовью втроем ее испугало, и она с ним рассталась.

Но опыт общения с ним пригодился, он помог угадывать заранее, чего хотят от нее мужчины, и чаще всего то, что они от нее хотели, она не собиралась им подарить.

А потом Вика занялась собственной карьерой, и все силы уходили на более существенные занятия, считала она, поэтому намеченная цель почти достигнута.

Ей необходимо самой о себе позаботиться, за спиной у нее остался только дедушка, родители умерли — сперва мать, потом отец, когда Вика была еще студенткой.

Вика пошевелилась, улыбаясь, Петр положил ее голову к себе на грудь. Она поерзала и уютно устроилась. Подумать только, рядом с ней лежит мужчина, в точности совпадающий с ее мечтой, правда, встретить его она мечтала не сейчас, а чуть позже, когда придет время подумать о браке.

В голове ясно всплыла психологическая установка, которой она обучала своих клиентов — как найти свою вторую половину. Представить себе ее в деталях, думать о ней каждый день, верить, что она найдется.

Разве не точно так она сама поступила?

Петр приподнялся на локте.

— Тебе хорошо?

Вика кивнула.

— Пойдем поплаваем?

— Где?

— О, у меня есть огромная ванна. Джакузи, если угодно.

— Слушай, Петр Суворов? Ну кто ты такой? Ты бандит?

— Нет, я твой будущий муж. Вообще-то, уже настоящий.

— Перестань, я не собираюсь сейчас выходить за тебя замуж.

— Собираешься.

— Ты слишком самоуверенный.

— Не-а. Я просто тебя люблю. И знаешь, я готов даже заключить с тобой брачный контракт...

Она вздрогнула. Как он мог догадаться, что такое условие для нее совершенно обязательно?

— Да?

— Да, потому что ты чересчур самостоятельная, а я люблю таких женщин.

— Гм...

Она не успела ответить, как дверь тихо отворилась, и на пороге возник Торик.

— Ах ты, щенок! — воскликнул Петр. — Ты подглядывал? Или подслушивал?

— Торик, выйди! Сейчас же! — Вика щелкнула пальцами, но песик стоял.

— Не ругай его. Он ждал хозяйку, не дождался и пошел тебя искать. Он ведь пришел защитить тебя.

— От кого?

— От меня. Но ты, дружок, опоздал.

Торик постоял, потом напряг шею, опустил голову, казалось, он готов вцепиться в белые ягодицы мужчины, который обнимал его хозяйку.

— Торик, я тебя стесняюсь. Не смотри. — Голос Вики звучал нежно, тихо, песик вдруг шлепнулся на коврик и свернулся клубочком.

— Ты еще и гипнотизерша? — Петр уставился на Вику.

— Не совсем, но...

— Ну конечно, ни одна женщина не могла выжать из меня таких слов, какие я сказал тебе.

— Насчет брачного контракта? — съехидничала Вика.

— Да нет, предложения руки и сердца.

— Можно подумать, ты не был женат.

— Был, но не в этой жизни.

— Ясно. А как же та девушка... которую ты заставил похудеть?

— Ну... мало ли... девушек.

— Ну конечно, их можно еще и не то заставить делать... — Радость Вики слегка померкла. — Ладно, пора.

— Куда ты?

— Как куда? В джакузи. Я хочу насладиться по полной программе. — Она заставила себя отбросить неприятные мысли. Зачем? О чем думаешь, то и получаешь.

Петр довольно засмеялся.

— Хочешь, я отнесу тебя туда?

— Ох, я ведь довольно рослая девушка.

— Но я донес тебя сюда, не уронил.

— Как это не уронил? Еще как уронил!

Петр засмеялся.

— А ты наблюдательная девушка. — С этими словами Петр вскочил и поднял ее на руки, а Вика уже привычно обхватила его за шею. Торик встрепенулся, но Вика махнула на него рукой. И он снова лег.

— Знаешь, мы сделаем из него настоящую норную собаку. Вся его грудь будет увешана медалями.

— Шоколадными — хоть сейчас. Очень любит сладкое.

Он поцеловал ее в губы.

— И я тоже.

Вика уехала от Петра поздно вечером в воскресенье. Это были невероятные дни, ей показалось, мир перевернулся, и теперь понадобится много времени, чтобы он снова встал с головы на ноги.

Выехав на шоссе, Вика подумала — не заехать ли к Свете, чтобы хорошо знакомое место и люди, словно якорь, вернули ее в привычное состояние.

А хочет ли она вернуться в привычное состояние? — спросила себя Вика. Нисколько. И она отмахнулась от пришедшей мысли, тем более что не собиралась ничего рассказывать Свете о новостях в своей жизни.

— Нет, Торик, мы не поедем к Свете. Мы забьемся в свою измайловскую норку.

С того дня всякий раз, ложась в постель, Вика думала об одном и том же: златоголовый Петр, его руки, поросшие золотым пушком на ее груди, и огонь, огонь... во всем теле.

Она ворочалась в постели, ей хотелось позвонить ему, позвать... Но нет, так дело не пойдет. Она заставляла себя дышать глубже, медитировала, чтобы овладеть собой. События требуют развития. Но в голову лезли разные мысли — а как же та высокая красавица, может быть, Петр сейчас с ней? И не вспоминает о ней, Вике? Он знал слишком много женщин, если он такой опытный. И сердце заходилось от... ревности?

Но ведь глупо. У каждого человека есть прошлое, если он не вчера родился.

Но что ей оставалось делать? Ждать. А этому Вика Морозова научилась за прожитые годы.

Сегодня она вернулась домой совершенно измотанная наплывом клиентов — если бы не буря, которая ворвалась в ее жизнь в облике Петра Суворова, это был бы нормальный день, но Петр и мысли о нем отнимали у нее слишком много энергии. Невидимый, воображаемый, он то и дело заставлял ее думать о нем, выстраивать варианты отношений, разговаривать с ним и, конечно, спорить.

Но в этих спорах истина родиться не могла, они бесплодны, знала Вика.

В почтовом ящике она нашла письмо и открыла его, едва переступив через порог своей квартиры и скинув пальто. Она не сомневалась, оно от Петра.

«Моя Виктория, моя Победительница, я уезжаю в вятские леса, с немцами. Нас уже ждет мишка. Расцелую, когда вернусь. Твой Суворов».

Она почувствовала, как тепло разлилось по телу, щеки порозовели, а улыбка тронула губы.

— Торик, а тебе слабо пойти на медведя, да? А вот ему нет. Ты хочешь, чтобы у нас с тобой был такой мужчина? Ну конечно, хочешь. Вы полюбите друг друга. Вот когда он приедет...

Да, а когда он приедет? Как долго длится охота? Наверное, не меньше недели, подсчитала она про себя. Но Петр может и оттуда позвонить — у него спутниковый телефон... Но зачем звонить? На охоту для того и едут, чтобы отрезать себя от привычной жизни. Сама-то она зачем ходит в лес с ружьем?

И Вика подумала, что, когда придет весна, она снова поедет за сто километров от Москвы, туда, где впервые встретила Петра. На ту самую тропинку, где он ее заснял. Да, а ведь он так и не показал ей фотографии. Не сделал? А может, это был просто трюк, и в аппарате не было пленки? «Все возможно, — сказала она себе, — от такого, как Петр, можно ждать чего угодно».

10

Петр решил не дожидаться сильных морозов конца декабря, а устроить охоту в двадцатых числах, медведь уже залег. Ему очень хотелось конец декабря, Новый год и Рождественские праздники провести с Викой. Ну и что, если она не знает о его планах? Узнает, когда надо. Он твердо решил на ней жениться, потому что такую женщину, созданную во всех смыслах для него, больше не найти. Подобная встреча бывает раз в жизни, и он благодарил случай, который свел его с ней на той узкой лесной тропке. А потом у Светы и в Лондоне. Он ухмыльнулся. Странное дело, она до сих пор не спросила о снимках, которые он сделал в лесу. Будто бы сделал. А показать-то нечего. Ну что ж, если не спросит, он ей не скажет. По крайней мере, пока. Может быть, потом, когда они поженятся...

На эту медвежью охоту он еще несколько дней назад собирался, как на праздник. Удачно все — команда, цена, по которой немцы согласились купить путевки, быстро оформленные документы на вывоз трофеев и провоз ружей в страну. Но после встречи с Викой в клубе он смотрел на поездку как на нечто второстепенное, как на работу. Эта женщина заняла главное место в его мыслях.

И он хотел, чтобы она заняла это место и в его жизни.

Петр покачал головой. Нет, думать надо о том, что делаешь, а не о том, о чем приятно думать в данный момент. Он повел плечами, словно отстраняя от себя все, что не связано с делом. Именно поэтому Петр не стал звонить или встречаться с ней до отъезда, просто написал письмо, иначе, услышав ее голос или — того больше — увидев ее, он бы забыл обо всем, кроме желания зарыться в теплое нежное тело и не думать ни о чем. Но бизнес, как он понял, занимаясь им почти десять лет, требует человека целиком. С мозгами и с чувствами.

— Да, — сказал он, снимая трубку зазвонившего телефона. — Я готов. Выезжаю. Они уже на вокзале? Поезд уходит в семь двадцать три с Ярославского. Сколько у нас купе? Ага, ясно, отлично, почти весь вагон «СВ» наш. Да, я уже выезжаю. Пока.

Его помощник — надежный парень, он все подготовил, и там, за двести с лишним километров от областного центра, егерь тоже обо всем позаботился. На секунду Петр ощутил себя могучим и сильным — он дает работу половине деревни, которая осталась не у дел после акционирования леспромхоза. Работа простая — следить за базой, убирать снег, топить печи, баню, помогать освежевать зверя, присматривать за скотом. Петр завел там настоящее хозяйство — с коровами, свиньями, курами, чтобы иностранных охотников кормили натуральными продуктами. Петр понимал, что, если не умаслить местные власти и не заниматься благотворительностью, деревня сама себя облагодетельствует и пустит красного петуха на его базе. Поэтому Суворов подарил школе два компьютера, а местной администрации — мобильные телефоны, взяв на себя оплату. Это стоило того, потому что с тех пор ни один пучок сена не выдернут из стогов, накошенных для охотничьей базы.

Он был доволен собой и своими людьми. С охраной он тоже разобрался — нанял местных парней, отслуживших в воздушном десанте, и к каждому празднику — когда бывшие служаки собираются и бузят — присылал им здоровенную коробку свежих видеокассет с такими крутыми боевиками, что собственные художества меркли на их фоне.

Итак, это двенадцатый медведь Петра. Дюжина, хорошее число. Интересно, какой он окажется?

Егерем у него служил очень справный мужичок, потомственный медвежатник, еще его дед брал косолапых и тоже на берлоге. Для крестьян этот зверь был настоящим злом, но иногда и благом. За найденную берлогу хорошо платили (впрочем, так делают и сейчас), более того, царский двор выделял лучшие земли для «княжьей охоты» и даже содержал егерей на деньги казны.

Следуя старинным традициям, устраивал охоту на медведя и Петр. У него были свои «окладчики», они находили берлогу, их задача — обнаружить место пораньше, как только выпадет первый снег, узнать, где залег мишка. А потом время от времени проверять, потому что медведь может и поменять место лежки.

Медвежья охота всегда была дорогим удовольствием. Но Петр получал его бесплатно, правда, однажды ему пришлось серьезно заплатить за игры с мишкой. Но не деньгами — его «погладил» по голове медвежонок. Но уже после охоты, у геологов на Дальнем Востоке. Мужики поймали мишку и развлекались живой игрушкой, а Петр по молодости — он был студентом биофака — решил помериться с ним силой и получил лапой по голове. Рана зажила, но на границе шеи и кромки волос навсегда остался шрам. Он улыбнулся, вспоминая, как Викины пальцы споткнулись о него, она охнула, а потом нежно погладила.

Охота на медведя — занятие, от которого трепещут сердца мужчин, адреналин так и бурлит в крови, и ради этого события они готовы на все.

Петр улыбнулся. Может быть, когда-нибудь он возьмет с собой Вику. Она, наверное, сумеет загипнотизировать зверя, как его, и тот падет к ее ногам. Точно так, как сделал он сам.

Действительно, ведь он, Петр Суворов, здоровенный мужик, сильный и самостоятельный, готов стать совершенно ручным!

Зазвонил телефон.

— А, привет, Мартышка. Что делаю? Да я одной ногой за порогом. Улетаю. Адрес прежний, ты его знаешь, дорогая. И телефон тоже. Да, я беру. Свой не отключай. Может, я тебе и позвоню. Веди себя хорошо. Слышишь? Приеду, проверю. Целую.

Он положил трубку. Хорошая выросла девушка. Можно радоваться.

Ночь была ясная, морозная, со звездами. Петр вышел во двор, когда вся команда заснула. Он отправил спать всех ровно в десять, люди должны отдохнуть как следует и проснуться в отличной форме. Он присмотрелся к немцам — бравые мужики, но вот переводчик ему пришелся не по душе. Парень, которого они привезли с собой — а они имели на это право, — по образованию математик, женился на русской девушке, когда учился в Москве. Харальд Брандль был длинный, худой и по-немецки нескладный. Казалось, он вообще относится к охоте с пренебрежением, но вынужден терпеть охотников, потому что после воссоединения двух Германий остался без своей математики. Северная тайга не была для него вожделенным местом, но деньги погнали и в такую даль.

Не спускать с него глаз, приказал себе Петр, жаль, что он плохо знает немецкий, ведь парень может неточно перевести, а зверь опасен.

Он прошелся по двору, лайки в конуре мирно спали, готовясь в завтрашней охоте. Отличные медвежатницы, остановят зверя, как только тот высунется из чела берлоги. Проверенные псинки.

Мороз пробирал до костей, Петр вышел в одном свитере, но уходить не хотелось. Он закинул голову и посмотрел в небо. Вот если бы Вика сейчас вышла на балкон и тоже взглянула на небо, тогда их взгляды сошлись бы на одной звезде, ну, скажем, на Полярной. Нет, лучше на самой маленькой из Млечного пути. Но вряд ли над Москвой такое чистое небо.

Ему не спалось не из-за предстоящей охоты — повторенная в двенадцатый раз она может удивить только новыми деталями, но не возбудит так, как в первый и даже в шестой. Спать ему не давали воспоминания о Вике, о ее жарком жадном теле, ее страсти, которую не каждому дано прочесть под сдержанной манерой вести себя. Такая девушка — для чутких мужчин, опытных, таких, как он. Иначе ее давно бы прибрали к рукам, и он бы никогда ее не встретил.

Петр вздрогнул, но не от холода, а от пришедшей в голову мысли: выходит, он так и продолжал бы менять женщин, встречаться с Лорной в Германии, с Ганкой в Польше, с Милой в Питере? Нет, этому конец, сказал он себе и почувствовал сладостную истому.

Ну а теперь хватит и тебе, Суворов, болтаться по двору. Спать.

Утро было ясное, морозец, но вполне терпимый, правда, снег мог бы и не скрипеть так громко. После завтрака все встали на лыжи и длинной процессией устремились следом за егерем Михалычем. Мужик шел резво, он задал хороший темп, и вся компания долетела, а не дошла до места.

Перед выходом Петр лично осмотрел оружие каждого — отличные карабины. Объяснил, кто на каком номере должен быть у берлоги. Стрелком будет кругленький упитанный Курт, поэтому он встанет на номере первом.

Из берлоги тянулся легкий парок — дышал хозяин. Егерь подал команду: «На бой!» — и засунул длинный шест, пытаясь выгнать зверя из берлоги.

Оба немца выжидательно посмотрели на Харальда, который оцепенело уставился в чело берлоги, откуда высунулась мохнатая голова. Он стоял, словно под гипнозом, и совсем не там, куда ему указал Петр.

Петр почувствовал, как горло перехватило, а в висках застучали молотки. Сейчас, прямо сейчас, двести килограммов мяса, костей и шкуры вылетят, словно пуля из ружья, и этот долговязый глупый немец соломинкой полетит по ветру. Он метнулся, как внезапно разжавшаяся пружина, стиснул кулак и двинул им Харальда в грудь. Задохнувшись, немец отлетел с пути зверя в тот самый миг, когда медведь выскочил из берлоги.

Бок Петра чем-то жигануло, он охнул и больше ничего не видел. Чернота навалилась на него, словно вчерашняя ночь, но звезд не было...

11

— Это Виктория Морозова? — услышала Вика незнакомый женский голос, полный тревоги, и у нее по спине поползли мурашки.

— Да, это я. — Она сидела перед компьютером и сочиняла выступление для конференции в Праге. Приглашение пришло неделю назад, и нельзя было терять ни минуты. Торик устроился у нее за спиной в кресле и тихо сопел, согревая ее своим телом и дыханием.

— Я... я должна вам сообщить...

— Что? Что случилось? Что с ним случилось? — Вика нисколько не сомневалась, что случилась беда. С Петром. — Он... жив?

— Да, но... ему неважно.

— Где он?

— Его перевезли в областную больницу. На санитарном самолете. — Женский голос уже откровенно дрожал. — Я спросила его, что для него нужно сделать. Он сказал, привезти... вас.

— Я еду. Немедленно. Расскажите, куда и как. Я записываю.

Она строчила карандашом по листу бумаги, не обращая внимания на то, что это чистый экземпляр доклада. Потом резко выскочила из кресла, перепуганный Торик шлепнулся на пол, отряхнулся и встал.

Вика не металась по комнате, она уверенно собрала сумку.

— Торик, ты останешься у Маши и Володи.

Песик молча смотрел на нее карими выжидающими глазами. Он чувствовал волнение хозяйки.

Вика приехала ночным поездом в областной центр, в тот самый, где сейчас находился Петр. Всю ночь она просидела возле вагонного окна, уставившись в непроглядную темноту ночи. Чем дальше от Москвы, тем меньше станций и полустанков, тем меньше огней. Только на поворотах Вика видела стальной изгиб рельсов, освещенных огнями электровоза, который тянул их состав.

Вика много передумала за эту ночь и поняла главное: если она вот так, не раздумывая ни секунды, сорвалась и поехала Бог знает куда, чтобы оказаться рядом с мужчиной, которому плохо, значит, подсознательно она приняла решение. Она должна быть с ним. И будет с Петром Суворовым.

А может, ею движет простое женское милосердие? Вика усмехнулась. Нет, только не ею. Да, конечно, есть женщины, призванные самой природой сострадать мужчине в любой трудной для него ситуации — даже если он обыкновенный пьяница или неудачник. Вытаскивая из беды другого, такая женщина самореализуется, как говорят профессионалы. Но это не Викин способ реализовать себя в жизни.

Утром поезд привез Вику Морозову в чужой, незнакомый город, но она не почувствовала одиночества, поскольку это был город, в котором сейчас Петр.

Она взяла частную машину на вокзале, и через десять минут водитель остановился перед коваными старинными воротами парка, в глубине которого краснели кирпичные стены четырехэтажного здания прошлого века.

— Приехали, — сообщил он. — Областная больница.

В коридоре пахло так, как и должно пахнуть в обычной больнице, — хлоркой. Но Вика просто отметила это про себя и тут же выбросила из головы. Где Петр?

Петр Суворов лежал в отдельной палате, нога его была подвешена на консоли. Перелом. Рука тоже на перевязи, на груди.

Он смотрел на дверь не отрываясь, когда услышал шаги, — так не ходят нянечки или сестры. Да и время сейчас не их.

Дверь открылась — не робко, а решительно. И появилась она. Вика. Петр увидел ее тревожные глаза и почувствовал, как сердце дернулось от радости.

А потом в ее глазах он увидел перемену, в них словно закралось недоверие...

Ну конечно, он совсем забыл. У его постели сидит Мартышка — для него Мартышка, а для нее — красивая девушка.

Да, Вика увидела ее, ту самую, длинноногую и тонкую...

Сердце Вики дрогнуло — ее опередили. Но это длилось всего секунду. Ну и что? Она справится и с ней. Петр ее, и ничей больше. Она никому его не отдаст. Никому из прежних женщин он больше не будет принадлежать. Только ей, Виктории Морозовой.

— Ну что, Суворов, похоже ты шел через Альпы... — сказала она, наклоняясь к нему и целуя в щеку.

— И там меня подстерег медведь. Мой двенадцатый медведь.

Вика потянулась к его здоровой руке.

— Здравствуй.

— А ты меня еще не поцелуешь? — Он хитро посмотрел на Вику.

Вика бросила быстрый взгляд на девушку.

— Ничего, я не против, — улыбнулась та.

— Еще бы ты была против, Мартышка! — простонал Петр, пытаясь приподняться. Он никак не мог привыкнуть к своему положению больного.

Вика наклонилась и снова нежно прижалась губами к щеке.

— Ох, какой целомудренный поцелуй, Морозова.

— Но я...

— Да ты что? Неужели смущаешься целоваться при Мартышке? При этой соплячке! Моей младшей сестренке! Думаешь, чего она тут сидит? Она набирается практики.

Вика оторопело посмотрела на красивую девушку.

— Но вы...

— Непохожи?

— Н-нет.

— Просто он копия мамы, не по комплекции, конечно, — она улыбнулась, — а я в папу.

Вика набрала воздуха и медленно выпустила.

— Вот это да. — Она почувствовала удивительную легкость.

— А вы не знали? — удивилась девушка. — Это я вам звонила... Ах, кажется, я поняла! — Она засмеялась. — Ну конечно, как все мужчины, Петруша хотел заставить вас ревновать. Ну погоди, Суворов, только поправишься, я тебе покажу, как красивым женщинам морочить голову!

— Не успеешь, меня отсюда заберут!

— Куда это? — спросила сестра.

— В семью.

Вика опустилась на стул возле его кровати.

— Вика, ты ведь возьмешь меня в свою семью? А?

Она улыбнулась и почувствовала радостный ожог сердца.

— А ты правда хочешь?

— Да я только этого и хочу! О-ох, — нарочито протяжно простонал он, — я ничего не хочу так сильно, как этого.

— А что произошло? С медведем?

— Он тоже получил свое. В общем, все получили то, что хотели.

— Но разве ты этого хотел? — Она кивнула на его загипсованные конечности.

— А разве нет? Ты ведь дала слово взять меня в семью?

— Дала.

— Ну вот и хорошо. — И Петр принялся быстро разматывать повязку на руке.

Вика следила за ним непонимающим взглядом. Что? Что он такое делает?

— Ты что?

— Но ты же сказала, что возьмешь меня в семью. Вот я и...

— Перестань! — выдохнула Вика и, словно ища поддержки, посмотрела на сестру, которую он называл Мартышкой. Та казалась совершенно спокойной.

— Так ты...

— Ну я... — Он продолжил свое занятие, и скоро Вика увидела, как он снимает с руки свернутую в рулон картонку, на которую был намотан бинт.

Вика не верила своим глазам.

— Слушай, Петр Суворов, так ты просто обманщик?

— Не-ет, я не просто обманщик, я охотник.

— Но ведь я волновалась... Я... — Она едва не задохнулась и замолчала. Внутри закипала злость. На себя. Какая доверчивая!

— Так теперь разматывай ногу! — скомандовала она.

— Не могу!

— Я тебе сейчас помогу! — Вика вскочила и вцепилась в бинт.

— О-о... — громко простонал Петр, и в палату влетела медсестра.

— Что здесь происходит? — по-вятски налегая на «о», строго спросила она.

— Ох, сестра... с меня хотят снять гипс.

— Да как это? Мы ведь только что его вам наложили? — Вытаращив глаза, она смотрела на Вику. — Да вы кто?

— Моя... жена.

Сестра окинула взглядом Вику с головы до ног.

— Что вы делаете, гражданка? У вашего мужа множественный перелом берцовой кости. Его сбил медведь, и вообще, кто вас сюда впустил?

Вика ошарашенно смотрела то на нее, то на девушку, которую Петр называл Мартышкой, то на самого Петра. Какой-то дикий спектакль. От бессонной ночи голова казалась набитой мякиной, а рот наполнился горечью.

Призывая на помощь весь свой профессиональный опыт, Вика посмотрела медсестре в глаза.

— Скажите, сестра, ваше имя и отчество. — Безупречный прием, способный охладить любого нападающего. Человек теряется и отвечает, поскольку спрашивают его о том, что лежит под коркой.

— Нина Степановна. — Сестра помолчала, и все как будто встало на свои места. — Ваш муж сильно пострадал, женщина, но держится молодцом. Очень веселый человек, даже когда мы его гипсовали, он нас смешил. — Она покачала головой. — Говорил, приедет жена и меня загипнотизирует. У меня, мол, сразу все кости срастутся.

— А... рука? — Она кивнула на картонку и размотанный бинт.

— Это он сам придумал. Говорит, хочу, чтобы жена еще сильнее меня пожалела.

Вика опустилась на краешек кровати рядом с Петром. Ее глаза были полны слез.

Рукой, которая освободилась от повязки, он гладил ее по спине. Медсестра и девушка вышли.

— Вика, я просто не знаю, что со мной творится. Ты свела меня с ума.

— Ты меня тоже чуть не свел с ума. Я перевезу тебя в Москву.

Он кивнул.

— Не сейчас. Побудь со мной. Мы ведь больше никогда не расстанемся, правда?

Она наклонилась к нему и припала к его рту. Слезы текли по ее щекам, но это были слезы облегчения.

— Я люблю тебя, Суворов.

— А как я тебя люблю, мой драгоценный медвежий подарок!

— Почему это я медвежий подарок?

— Да ведь это он помог мне заманить тебя в мою берлогу.

Она засмеялась и снова крепко поцеловала его.

Эпилог

— Ну так что, моя дорогая, ты готова надеть свадебный наряд?

Петр вынул из большой сумки объемистый пакет и бросил к ногам Вики. Тот легко опустился на ковер.

Вика улыбаясь смотрела на Петра, совершенно здорового, — его перелом сросся в начале зимы, и он снова стоял на ногах без всяких костылей.

Вика все-таки съездила на конференцию в Прагу, она не хотела, но Петр настоял, убедив ее, что из Мартышки он выдрессирует отличную сиделку. Сестра, на самом деле ее звали Полина, не противилась. И за настойчивость, проявленную Петром, Вика была ему благодарна. Тем самым он убедил ее сильнее, чем любыми словами, что принимает ее вместе с делами, не покушаясь ни в коей мере на самостоятельную деловую жизнь.

Да. Она согласилась выйти за Петра Суворова замуж. Она больше не боялась потерять себя, изменив маршрут собственной жизни. И вот сегодня они едут официально закрепить отношения.

— Ого, какой большой пакет. Что за платье?

Вика наклонилась и открыла. На солнце, которое вливалось в балконное окно Измайловской квартиры, мех, открывшийся ее глазам, блестел и искрился. Темный, с каштановым отливом, он притягивал взгляд.

— Ох! — едва сумела выдохнуть Вика. — Неужели это...

— Мой любимый мех для моей любимой женщины. Да, моя милая женщина с ружьем, это соболь. Самый лучший из всех на свете. Баргузинский. Уж я-то знаю.

— Петр, но это целое состояние.

— Для меня целое состояние это ты, Вика. Все остальное — бутафория. А ну-ка, надень.

Вика вынула шубу, она оказалась длинной, почти до пят, и почувствовала себя так, словно и впрямь этот мех всегда был на ней, ее собственный, и эта шуба просто где-то дожидалась своего часа. А Петр знал, где она лежит, взял да и принес.

— Знаешь, лучше всего она будет смотреться на голом теле, — сказал Петр, подходя поближе.

Вика пристально взглянула в его лицо и почувствовала, что он не шутит.

Она медленно сняла шубу, положила ее на диван. Торик тотчас принюхался, шерсть на загривке ощетинилась, и в другое время Вика непременно обратила бы внимание — охотничий азарт! И похвалила. Но сейчас она хотела другого.

Вика медленно пошла в спальню, Петр за ней.

На пороге Вика остановилась.

— Но ведь мы должны...

— Мы никому ничего не должны. Мы должны только себе. Тебе и мне. — Он наклонился к ней и поцеловал в шею. — Пойдем.

Он бросил на постель шубу, Вика даже не заметила, что он взял ее из гостиной.

— Давай я раздену тебя. — Петр расстегнул ее блузку, потом потянул молнию на юбке, и та мягким облачком упала к ногам. Вика осталась в колготках и расстегнутой блузке. Она дрожала от возбуждения.

— Сейчас, сейчас, тебя примет в свое тепло мех...

Когда она стояла уже совершенно нагая, Петр накинул на плечи шубу.

— Мне застегнуть? — засмеялась Вика тихонько.

— Я сам.

Он любовался ею, словно собственным произведением. Потом потянул на кровать, она упала ему на грудь, он запустил руки под теплый мех и нашел ее живот. Пальцы знали, чего хотят, и через минуту шуба соскользнула на пол, а их тела сплелись на широкой кровати...

Они успели в этот день в загс, хотя примчались почти к закрытию, чем вызвали недовольство служащей — слишком клиенты припозднились.

А потом поехали в спортклуб, где всю свадебную ночь катались на снегоходах — последнем страстном увлечении Петра Суворова.

— Еще один медвежий подарок, — смеялся Петр, усаживая Вику на сиденье у себя за спиной. — Ну что, прокатимся с ветерком?

Снегоход Петру подарили немецкие охотники, уехавшие с замечательным трофеем после охоты на берлоге, таким образом выразив пострадавшему Петру свою признательность за спасение бестолкового переводчика Харальда Брандля от медвежьих объятий.

А под утро Петр и Вика, накатавшись, стреляли в клубном тире по тарелочкам, и Вика выбила своим «Джеймсом Перде» восемь из десяти, чем привела мужа в откровенное восхищение.

Когда совсем уже рассвело, они наконец отправились в спальню. Но заснуть им после долгой свадебной ночи удалось только к заходу солнца.

Но разве кто-нибудь из них смотрел на часы?

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.