Золотая эпоха морского разбоя

Копелев Д. Н.

ГЛАВА 9. ЗНАМЕНИТЫЕ ПЛЕННИКИ МОРСКИХ РАЗБОЙНИКОВ

 

 

Морской разбой раскинул свои сети по всему миру. Редко кто мог чувствовать себя в безопасности, отправляясь в плавание, — превратностей судьбы было нелегко избежать. Смерть в бою с пиратами, невольничий рынок, рабство, галерная скамья, томительное ожидание выкупа — кто взялся бы предсказать будущее? В этой главе мы познакомимся с несколькими пленниками морских разбойников — их истории показывают, насколько непредсказуемыми могли оказаться эти встречи.

 

Лев Африканский

Настоящее имя этого человека было ал-Хасан ибн Мухаммед ал-Ваззан-аз-Заййати ал Фаси. После крещения он стал называться Джованни Леоне. Три епископа были приставлены к новообращенному и в течение целого года наставляли его в вере. Обряд проводил 6 января 1520 года в соборе Св. Петра папа римский Лев X. Любопытно, что имена Лев и Джованни, полученные при крещении, принадлежали самому главе католической церкви. Первое — папское имя, а второе — то, которое носил до своего избрания в 1513 году папой Львом X кардинал Джованни де Медичи, сын Лоренцо Великолепного, герцога Флорентийского. В русской литературе Джованни Леоне, по прозвищу Африкано, именуется Лев Африканский. Что же это за человек, чем заслужил он такое внимание патриарха церкви и какое отношение к этой истории имеют морские разбойники?

Точная дата и место рождения Льва Африканского не установлены. По-видимому, это событие произошло в Гранаде между 1489 и 1495 годами. В те годы войска Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской завоевали эти территории, служившие последним оплотом арабов в Испании. Спасаясь от католиков, семья бежала в Барбарию. Мальчику с детства пришлось много путешествовать. В 1519 году, то есть ко времени, когда жизнь Льва Африканского кардинально переменилась, он был еще очень молод, но накопленные им знания и опыт были обширны; они-то и стали причиной интереса к нему папы римского и интеллектуальных кругов Испании. Юноша посетил Судан, Ближний Восток, побывал в Египте, Иране, Армении, Аравии, доходил до Мекки, жил в Стамбуле, Александрии, Каире и всюду, где побывал, вел записи и дневники. Многих интересных людей повидал он в своих путешествиях, встречался и со знаменитым корсаром Аруджем во время осады Бужи в 1515 году. И вот, в 1519 году он возвращался морем из Египта в Магриб. Его выбор пал на море не случайно. «Арабы, живущие в пустынях между Барбарией и Египтом, — писал через несколько лет путешественник, — …стали самыми страшными и ужасными убийцами, какие есть в мире. Когда в их руки попадают чужестранцы, арабы, отняв у них все, что есть, продают их сицилийцам. Из-за этого по морскому побережью, окаймляющему пустыню, в которой живут эти арабы, уже сто лет как не проходил ни один караван. Если же там и проходит какой-нибудь караван, то он обычно идет в глубине материка, на расстоянии 500 миль от моря.

Чтобы избежать риска попасть к ним в руки, я проехал вдоль всею этого берега по морю вместе с тремя купеческими кораблями… боясь каждый момент быть захваченным корсарами с Сицилии и Родоса».

Однако путешественнику не повезло. В районе острова Джерба корабль, на котором он плыл, был перехвачен сицилийским корсаром Пьетро Бовадилья. У Льва нашли бумаги и записки, заинтересовавшие корсара. Через несколько лет они легли в основу книги, благодаря которой европейцы познакомились с географическим описанием неизвестной дотоле Африки. А тогда, в 1519 году, Бовадилья увез географа в Неаполь, а затем в Рим. Здесь он подарил его вместе с привезенным жирафом Льву X. Автор предисловия к первому изданию книги «Описание Африки» писал, что «папа, увидев его (Льва) и узнав, что он находит в географии удовольствие и уже написал одну книгу по географии, которую возил с собой, встретил его очень благосклонно, обласкал и назначил ему хорошее жалованье, чтобы он не уехал. Затем он уговорил и убедил его принять христианство…» В 1521 году Лев X умер, а его преемнику Адриану IV, не увлекавшемуся географией, арабский путешественник был малоинтересен. Лев Африканский преподавал в Болонье и работал над своей книгой, которую закончил в 1526 году. Года через два он уехал из Италии в Тунис, и никаких достоверных сведений о дальнейшей судьбе этого пленника итальянских корсаров не сохранилось.

 

Фра Филиппо ди Томмазо Липпи

«Как-то Филиппо был в Марке Анконской и отправился со своими друзьями прокатиться на лодке по морю. Внезапно появились галеры Абдула Маумена, великою барбарийскою корсара того времени, и наш добрый фра Филиппо вместе со своими друзьями был захвачен в плен, закован в цепи и отвезен в Барбарию, где в тяжелом положении находились они года полтора и Филиппо пришлось держать в руке вместо кисти весло. Но как-то раз, когда из-за непогоды нельзя было выйти в море, его заставили рыть и разрыхлять землю в саду. Нередко приходилось ему видеть там Абдула Маумена, своего господина, и вот однажды пришла ему фантазия нарисовать его на стене в мавританской одежде, и это ему удалось так хорошо, что тот вышел совсем как живой.

Всем маврам это показалось каким-то чудом, потому что в этих краях не принято ни рисовать, ни писать красками. Тогда корсар велел освободить художника и стал обращаться с ним как с другом и из почтения к нему поступил так же с другими пленниками. Много еще написал красками прекраснейших картин фра Филиппо для своего господина, который из уважения к его таланту одарил его всякими вещами, в том числе и серебряными вазами, и вместе с его земляками приказал доставить их целыми и невредимыми в Неаполь».

(М. Банделло. «Новеллы».)

 

Бенвенуто Челлини

«…Счастливо и весело, с хорошими винами и отличным столом… я около месяца там прожил (на вилле приморского города Чивитавеккья. — Д. К.), и каждый день, один-одинешенек, ездил на берег моря и там спешивался, нагружаясь разнообразнейшими камешками, раковинами и ракушками, редкостными и прекрасными. Последний день — потому что потом я туда больше ездил — на меня напало множество людей, каковые, перерядившись, сошли с мавританской фусты, и когда они уже думали, что как бы загнали меня в некое ущелье, каковое казалось невозможным, чтобы я ушел из их рук, я вдруг вскочил на свою лошадку, решившись на опасный шаг или тут же спечься, или свариться, потому что видел мало надежды избежать одного из этих двух способов, и Божьей волей, лошадка… скакнула так, что невозможно поверить; так что я, спасшись, возблагодарил Бога. Я сказал графу; тот поднял тревогу; фусты виднелись в море. На другой затем день, здоровый и веселый, я вернулся в Рим».

(«Жизнь Бенвенуто, сына маэстро Джованни Челлини, флорентийца, написанная им самим во Флоренции».)

 

Мигель де Сервантес Сааведра в Алжире

«Если раны мои и не красят меня в глазах тех, кто их видел, то во всяком случае возвышают меня во мнении тех, кто знает, где я их получил, ибо лучше солдату пасть мертвым в бою, нежели спастись бегством… Шрамы на лице и на груди солдата — это звезды, указывающие всем остальным, как вознестись к небу почета и похвал заслуженных». Так писал в предисловии ко второй части романа «Дон Кихот» великий испанский писатель Мигель де Сервантес Сааведра, размышляя о тяжелых увечьях, полученных им в сражении с турецким флотом в бухте Лепанто.

Тогда, командуя ротой на галере «Маркеза», героический идальго получил две раны в грудь, а выстрел из аркебузы искалечил ему левую руку, и развившийся паралич превратил Сервантеса в калеку. Но мужественный двадцатитрехлетний солдат не мог и представить, что безжалостная бойня в Лепанто — это лишь начало страшных испытаний, которые ждут его впереди. Ему предстояло пройти через плен у алжирских корсаров и в ежедневной борьбе за свободу познать предательство, унижение, нравственные и физические терзания.

После Лепанто военная деятельность де Сервантеса продолжалась еще несколько лет. Полгода пролежав в госпитале, он вернулся на службу, сражался с турками на море у греческого побережья и на суше, в Тунисе, находился в гарнизонах на острове Сардиния и в Неаполе. Так продолжалось до 1575 года, когда Сервантес решил оставить военное поприще.

В сентябре он с братом Родриго сел на небольшую галеру «Эль Соль» («Солнце») и отплыл из Неаполя на родину. Казалось, он мог не беспокоиться о своем будущем; в его железной шкатулке лежали рекомендательные письма на имя короля Филиппа II, полученные Сервантесом от сводного брата короля дона Хуана Австрийского, командующего христианским флотом на Средиземном море, и Карлоса Арагонского, герцога де Сеса, вице-короля Неаполя, — они должны были составить ему протекцию в Испании. Галера держала путь на Барселону. 26 сентября она миновала Марсель и проходила мимо устья Роны, когда случилось непредвиденное. «Приняв меры предосторожности, мы тронулись в путь, держась берега и намеренно не забираясь в открытое море, — рассказывал Сервантес о происшедшем в новелле «Английская испанка». — Когда мы подплывали к расположенной на французском побережье местности, именуемой «Три Марии», и наша первая фелюга была на разведке, из одной бухты на нас внезапно выехали два турецких галиота; один из них отрезал нас с моря, другой — со стороны земли, а когда мы бросились к берегу, они настигли нас и захватили в плен. Переведя на свой галиот, турки нас раздели донага; все, что было на фелюгах, они разграбили; самые фелюги они не потопили, а выбросили на берег, сказав, что они им пригодятся в другой раз для перевозки награбленной у христиан добычи».

Сервантес попал в рабство к корсару Лели Мами и был привезен в Алжир. На беду или на счастье, алжирцы нашли при нем рекомендательные письма к королю и посчитали, что имеют дело с влиятельным и знатным грандом. Сервантесу объявили, что он выйдет на свободу, когда за него заплатят большой выкуп, — уверениям испанца, говорившего, что его родственники небогаты, естественно, никто не поверил. Впрочем, расчеты корсаров на получение выкупа не один раз спасали Сервантеса, ведь за время плена он совершил множество проступков, за которые запросто могли содрать кожу, отрезать уши или повесить вниз головой.

Однорукий испанец не оставлял попыток освободиться. Первый раз он бежал из плена весной 1576 года. С несколькими испанцами он подкупил какого-то мавра, который пообещал довести беглецов до Орана, испанского владения на североафриканском побережье, находившегося примерно в двух неделях пути от Алжира. Но через несколько дней пути проводник сбежал, испугавшись, что его схватят. Испанцы оказались одни, без продовольствия и оружия, в выжженной пустыне, где обитали только кочевые разбойничьи племена. Впереди их ждала лишь смерть — выхода у беглецов не было, и им пришлось возвращаться в Алжир. Они не были строго наказаны — ведь, как никак, живой раб лучше мертвого.

Прошел год. К июлю 1577 года семья Сервантеса сумела собрать 300 эскудо, но этой суммы хватило лишь на выкуп Родриго, который к сентябрю вернулся на родину. Он прибыл в Испанию и немедленно приступил к осуществлению нового плана спасения алжирских невольников, разработанного Мигелем. Испанский корабль должен был незаметно приблизиться к побережью, войти в небольшую бухту в нескольких милях от Алжира и, приняв на борт беглых рабов, уйти в Испанию. Уже в течение нескольких месяцев беглецы поодиночке убегали от своих алжирских хозяев и прятались неподалеку от города — в заброшенной пещере, скрытой в глубине сада, принадлежавшего влиятельному алжирскому сановнику. Тот редко наведывался в свою загородную резиденцию, и невольники были здесь в безопасности.

Операция провалилась в последний момент. Когда в конце сентября судно подошло к берегу, его заметили местные рыбаки. Капитан был вынужден увести корабль в открытое море и ожидать более удобного случая. Корабль вскоре вернулся, и спасение уже было близко. Но когда беглецы уже собирались направиться к берегу, в пешеру внезапно ворвалась стража, и всех рабов схватили. Тайну раскрыл флорентиец Дорадор, носивший в пещеру еду. Сервантес мужественно взял вину за подготовку побега на себя, был брошен в тюрьму, посажен на железную цепь и несколько месяцев просидел в одиночной камере. Только в марте 1578 года его выпустили из застенка.

История однорукого пленника стала известна в Алжире и привлекла к нему внимание самого правителя Гассан-паши по прозвищу Венециано. Вскоре Сервантес попал к нему — он с ужасом вспоминал об этом изверге в романе «Дон Кихот»: «…нас мучило то, что мы на каждом шагу видели и слышали, как хозяин мой совершает по отношению к христианам невиданные и неслыханные жестокости. Каждый день он кого-нибудь вешал, другою сажал на кол, третьему отрезал уши, — и все по самому ничтожному поводу, а то и вовсе без всякою повода, так что сами турки понимали, что это жестокость ради жестокости и что он человеконенавистник по своей природе». Наружность Гассана бросалась в глаза. Это был высокий худой человек, с мертвенно-бледным лицом, сверкающими глазами и редкой рыжей бородой. Его жизнь сложилась удивительным образом. Профессия у этого венецианца сначала была самая мирная — он служил писарем. Но как-то раз галера, на которой он служил, была захвачена Драгут-раисом, и пленник был продан Ульдж Али. Невольник был горд, храбр, энергичен и вошел в доверие к хозяину, который как раз начинал свою карьеру. Вскоре Гассан стал ренегатом и «в конце концов, — писал Сервантес, — превратился в самого жестокого вероотступника, которого когда-либо видел свет». Садистские наклонности будущего правителя Алжира не удовлетворялись зрелищем обычной казни, — его не устраивали ни сожжение на костре, ни отсечение головы, ни удушение. Этот изувер любил наблюдать за необычными смертями, в придумывании которых ему не было равных. Те, кто видел Гассана и общался с ним, утверждали, что беседовали с человеком, пропахшим кровью.

Но Сервантес продолжал борьбу за свободу. Он отыскал человека, который взялся переправить коменданту Орана письмо с просьбой организовать побег. И вновь последовал провал — гонец был схвачен на границе и казнен, а Сервантеса приговорили к 2 тыс. палочных ударов, но, к счастью, в последний момент экзекуцию отменили. В сентябре 1579 года Сервантес предпринял четвертую попытку вырваться из неволи. На этот раз его союзниками стали испанские купцы, проживавшие в Алжире. Они приобрели небольшую фелюгу и должны были вывезти шестьдесят рабов в Испанию. Измена вновь встала на пути освобождения. Участник заговора, доминиканский монах Хуан Бланке де Пас, выдал весь план алжирским властям — всего одно золотое эскудо и кувшин масла получил предатель от Гассана Венеииано, а жизнь нескольких десятков человек была перечеркнута. Когда стало известно, что заговор раскрыт, Сервантес укрылся в городе у верных друзей, готовых рискнуть за него жизнью. Гассан-паша начал поиски бежавшего. Глашатай объявлял на площадях и улицах Алжира о том, что за раскрытие местонахождения Сервантеса будет выплачено большое вознаграждение, тому же, кто укрывает его, грозили смертной казнью. Опасаясь за будущее своих друзей, Сервантес вышел из укрытия и явился к Гассан-паше. Его долго допрашивали, пытали и требовали назвать сообщников, но Сервантес держался твердо и никого не выдал. Дело для него, по-видимому, закончилось бы смертью, если бы не заступничество одного влиятельного алжирского раиса, испанца по происхождению. Сервантеса опять посадили в кандалы и бросили в застенок.

Пока в Алжире происходили эти драматические события, семья Сервантеса искала средства для выкупа Мигеля. Наконец в 1580 году было собрано 3 тысячи реалов. Их вручили главе специальной миссии, отправленной в Алжир для освобождения невольников. На этот раз фортуна улыбнулась Сервантесу. Гассан-паша получил от турецкого султана распоряжение сложить полномочия правителя Алжира и явиться в Константинополь. Он назначил за Сервантеса выкуп в 500 эскудо, а освобождение второго своего пленника, дона Херонимо Палафокса, выходца из знатного рода, расценил в 1000 эскудо. Сколько ни бился испанский агент, он не смог снизить выкуп — решение Гассан-паши было твердым. Настало 19 октября, день отъезда Гассан-паши в Константинополь — в столице османов пленники терялись навсегда и уже не возвращались. Испанский агент провел с ним последнюю беседу и отправился выкупать Сервантеса — дона Херонимо же увезли в Константинополь.

Корабль с освобожденными испанцами отплыл на родину и 24 октября вошел в испанский порт Дению. «…Они увидели перед собой желанную и горячо любимую родину. Веселье снова заиграло в их сердцах; новое неиспытанное блаженство потрясло их души, ибо выйти после долгого плена живым и здоровым на берег своею отечества — одна из самых больших радостей нашей жизни», — вспоминал на страницах новеллы «Великодушный посланник» Мигель де Сервантес Сааведра.

 

Тайная миссия пленника

Детом 1585 года у Азорских островов крейсировала флотилия, снаряженная Уолтером Рэли. 11 августа она захватила испанское судно. Никакой достойной добычи — золотых слитков или драгоценностей — на корабле не было найдено. Однако среди пленников находился один испанский сеньор, который, как вскоре выяснилось, представлял для Лондона немалый интерес. Звали его дон Педро де Сармьенто де Гамбоа. «Мы не могли ни уйти от них, ни оказать им сопротивления, — рассказал он спустя несколько лет, — было у нас лишь двадцать калек, и пираты захватили и взяли то малое, что у нас было, и раздели всех догола, и пригнали на флагманский фрегат, где с нас стали сдирать кожу и пытать огнем и гарротой, и прищемляли они нам пальцы, требуя, чтобы мы сказали, есть ли у нас серебро в слитках или в монете.

Английский капитан уже был готов отпустить Педро Сармьенто, отобрав все запасы провианта, но наш кормчий, португалец родом, продал его и сказал, кто есть Сармьенто, и при этом он приврал лишнего, дабы причинить нам больше зла, и англичане отпустили корабль и наших людей, но Педро Сармьенто, кормчего и еще двух человек оставили у себя и увезли в Англию».

В руки англичан попал их заклятый враг. Педро де Сармьенто родился в 1532 году. В двадцать с небольшим лет он перебрался в Новый Свет, где провел бурные, насыщенные событиями годы. Ироничный, вспыльчивый и тщеславный гордец, дон Педро был известен в Новой Испании как астролог, историк и один из лучших навигаторов. В ноябре 1567 года, в составе экспедиции Альваро Менданьи де Нейра, он отправился из Кальяо на Запад, в Тихий океан, на поиски легендарной сказочной страны Офир, откуда, согласно библейской легенде, доставляли золото царю Соломону для украшения Иерусалимского храма. Корабли пересекли Тихий океан и открыли архипелаг, названный Соломоновыми островами. По возвращении в Перу де Сармьенто был брошен в каменные застенки инквизиции. Выйдя из-под следствия, капитан оказался не у дел до 1578 года, когда произошли события, изменившие его жизнь — Френсис Дрейк, пройдя Магеллановым проливом, проник в Южное море (Тихий океан) и ограбил несколько испанских портов на побережье. Появление его «Голден Хайнд» вызвало шок во владениях испанского короля. Теперь европейцы знали дорогу в Тихий океан. Все попытки перехватить англичанина окончились безрезультатно. Тогда де Сармьенто, один из активнейших участников охоты за корсаром, стороживший его у входа в Магелланов пролив, предложил перекрыть проход, чтобы в будущем ни одно судно не могло беспрепятственно пробраться в Тихий океан, который испанцы считали свои владением. В соответствии со своими замыслами, дон Педро отправился в Испанию и на корабле «Нуэстра-Сеньора-де-Эсперанса» впервые в морской мировой практике прошел через Магелланов пролив с запада на восток. По прибытии в Испанию, он получил аудиенцию у короля Филиппа П и раскрыл ему свои планы, предполагавшие заселение пролива колонистами и создание в нем мощных крепостей. Согласие короля на проведение колонизации было получено, а де Сармьенто стал капитан-генералом и губернатором пролива. В ходе экспедиции было основано два города — при входе в пролив (Город Иисусова имени) и на полуострове Брансуик, в центре пролива (Город короля Филиппа). Но дела в новоиспеченных колониях пошли из рук вон плохо, и вскоре поселенцы оказались без всякого снаряжения и продовольствия. Для спасения предприятия де Сармьенто отправился в Испанию и по дороге попал в плен к англичанам.

Капитан-генерала Магелланова пролива дона Педро де Сармьенто доставили в Плимут, а оттуда перевезли в Лондон. «15 сентября меня привезли в Гуинсар (Виндзор), где находилась королева Елизавета Английская, и… я был представлен кавалеру Гуатералесу (Уолтеру Рэли), приближенному королевы… и кавалер сей радушно принял своего пленника». В английской столице де Сармьенто оказался вовлеченным в сложную сеть интриг, которые плелись в окружении королевы Елизаветы, ввиду приближавшейся войны Испании с Англией. Испанский посол в Лондоне дон Бернардино де Мендоса был выслан из страны, и появление испанского пленника в королевском дворце стало событием, неоднозначно воспринятым современниками. Дело дошло до покушения на его жизнь, организованного при содействии претендента на португальский престол принца дона Антонио, и только влияние и могущество Рэли спасли де Сармьенто от смерти. Историки предполагают, что английская королева, желая избежать до времени официальных контактов с испанским двором, решила использовать пленника своего фаворита для установления разорванных дипломатических отношений. Испанцу была отведена роль посредника в тайных переговорах, намечавшихся между Виндзором и Эскуриалом. Одновременно де Сармьенто стал участником той двойной или тройной игры, которую вели политические интриганы, замешанные в эти темные дела.

Дон Б. де Мендоса — Филиппу II (08.01.1587)

«Педро Сармьенто неоднократно беседовал с Гуатералесом, и в беседах этих изъяснил, сколь великим благом было бы, если бы оный Гуатералес предложил свои услуги Вашему Величеству, ибо милость королевы долго продолжаться не может. Буде же Гуатералес всерьез изъявил бы желание служить Вашему Величеству в английском королевстве, он помимо полагающегося при подобных обстоятельствах вознаграждения мог бы рассчитывать на поддержку Вашего Величества, каковая в случае его падения была бы весьма уместной. Гуатералес счел сей совет благим и велел ему (дону Педро. — Д. К.) сообщить о своем соглашении Вашему Величеству, и ежели предложение его будет принято, то он сообщит о замыслах дона Антонио, а также и об английских вооружениях, и продаст очень хороший корабль за пять тысяч эскудо, каковой корабль отправит в Лиссабон, дабы Ваше Величество могло им воспользоваться».

На исходе октября 1586 года де Сармьенто получил аудиенцию у Елизаветы, после чего отправился в Испанию. Высадившись в Кале, он добрался до Парижа. Здесь он встретился с уже упоминавшимся доном Бернардино де Мендосой, послом Испании, в руках которого находились все нити сложной интриги, соединявшей в единый узел центры европейской политики. Де Сармьенто срочным порядком отправили в Мадрид, но добраться до места назначения ему не удалось. Проезжая по территории Французского королевства, охваченного религиозными войнами, испанец-католик подпал под подозрение и в районе Байонны был захвачен в плен неким господином де Кастельно. Этот гугенот упрятал пленника в замок Мон-де-Марсан, заинтересовавшись найденными при нем бумагами и рассчитывая получить за важного господина приличный выкуп. Только в начале 1590 года де Сармьенто сумел выбраться из замка, но к тому времени в его посреднических услугах никто не нуждался, так как с 1587 года между Англией и Испанией шла война. Через полтора года, в июне 1592 года, дон Педро де Сармьенто де Гамбоа скончался. Так непредсказуемо сложилась судьба пленника английских корсаров.