Ему хотелось прийти, упасть на колени и спрятать лицо в женских, теплых, любимых ладонях.

Но к какой женщине он мог прийти за утешением?

Владимир не тешил себя напрасными надеждами: он знал, что Рогнеда его не любила, да и другие жены тоже. Хоть уже и дети родились… Хорошие дети… А не любили его ни жены, ни наложницы… Да и он не испытывал к своим женщинам любовных чувств…

Пусто было в его сердце. Пусто и холодно… Открылась дверь, вошел слуга.

– Великий князь, к тебе гости иноземные. – Пусть войдут.

Вот они вошли, поклонились и встали перед ним – Фарлаф, Рогдай, Ратмир – три посланца разных земель, народов, вероисповеданий, три таких разных человека…

А цель у них – одна.

– Чего же вы хотите от меня, гости мои дорогие? – Князь знал ответ на свой вопрос, но хотел его услышать высказанным вслух от этих таких разных людей, у которых была одна цель.

– Обратить Русь в истинную веру…

– Обратить Русь в истинную веру…

– Обратить Русь в истинную веру…

Три одинаковых ответа прозвучали одновременно.

Вот только великий князь русский Владимир Красное Солнышко понимал, что не в этом их цель. Велика Русь, богата, сильна…

И еще тяжелее стало у него на сердце.

Легкий порыв свежего морского ветра коснулся щеки Владимира. Князь повернулся посмотреть – откуда здесь повеяло морем?

Перед ним стоял высокий ясноглазый мужчина, в длинной, ниспадающей одежде, с яблоневым посохом в руке.

– Кто ты? – удивился князь. – Как ты вошел и что тебе нужно?

– Меня зовут Андрей, – мягкий, но звучный голос незнакомца эхом прокатился по залу. – Я пришел к тебе из Херсонеса, города Византийского. Чего хочу? Хочу дать мир твоей душе.

У князя дрогнуло сердце.

Откуда этот путник знает о его тревоге?

Владимир вгляделся в глаза Андрея и увидел в них только Свет, Мир и Любовь.

– Как же ты можешь это сделать? – Князь, сам того не замечая, затаил дыхание.

Вот сейчас… сейчас… Что скажет ему этот человек, с ясными глазами, мягким голосом, смуглой кожей, словно опаленной горячим южным солнцем, принесший с собой в княжеские палаты запах моря?

Как?

Как он сможет это делать – дать мир его душе?

– Через Любовь…

Владимир Красное Солнышко улыбнулся этому чудесно появившемуся путнику – его сердце начало согреваться. Князь повернулся к гостям иноземным – те удивленно смотрели на него.

– О делах серьезных негоже на ходу говорить: они размышлений требуют. Прошу вас, гости дорогие, погостить у меня. Погостите, расскажите мне о верах своих, о том, как ваши боги относятся к народам своим, об обычаях, о том, как люди живут в ваших землях. Простите, только вот занят я сейчас: готовлю пир свадебный – выдаю дочь свою Людмилу за князя Руслана. После поговорим.

Рогдай, Фарлаф и Ратмир поклонились ему, молча вышли из зала, отошли от закрывшейся двери и остановились.

– Что это было? – Ратмир высказал вслух то, о чем все они думали. – Князь так сильно задумался, что забыл о нашем присутствии? О чем?

Фарлаф и Рогдай задумчиво пожали плечами. Они еще немного постояли вместе и молча разошлись.

Шли дни…

Князь сидел на скамье у окна в одиночестве – он ждал. Ждал своих братьев-богатырей, ждал вестей от них – казалось, он ничего еще так не ждал в своей жизни.

На мгновение тень закрыла солнце – словно тучка набежала – и снова стало светло. Земля дрогнула, и Владимир услышал звук, от которого ему сразу стало легче: поступь коней богатырских. А уж как ступают Бурка, Сивка и Каурка знал каждый человек на Руси.

В горницу тихо вошел слуга.

– Великий князь…

– Да, знаю! Други мои вернулись! – не дал договорить ему Владимир, спеша навстречу богатырям.

Он выбежал на подворье, где спешившись, обнялись Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович и четвертым обнял их. Отпустив братские объятия, они поднялись в палаты, куда князь приказал принести еды и питья, а тем временем слуги и баньку затопили. Богатыри, утолив голод и помывшись, стали рассказывать Владимиру о том, что увидели.

– Был я в земле волжских булгар, где люди исповедовать стали веру мусульманскую, – начал Илья. – Много мудрого в себе таит ислам, многое позволяет, но многое и запрещает. Нет веселия там, не поют песен, вина не пьют. Нет, не легло у меня сердце к их вере.

– В земле немецкой вера латинская, храмы богатые, да только не дышится там вольно, обряды душу не согревают, не приносят успокоения и радости, – поведал Добрыня. – Да и знаю я о том, что еще к бабке твоей, княгине Ольге, приходил епископ из тех земель, но изгнан был.

– Земли хазарских иудеев не смог я найти, – горестно вздохнул Алеша Попович. – Нет у них земли единой, рассеял их Бог по разным землям. Так и живут они врозь.

Задумался князь. Не раз уж за это время беседовал он с гостями иноземными: рассказывали они ему о верах своих. И сошлись мысли князя и побратимов его: не легла у него душа ни к латинской вере, ни к исламу, и у русского народа не будет душа лежать к этим верам. А иудейская вера не поможет ему объединить Русь, раз сами они живут врозь и нет у них земли единой.

В палатах снова повеяло свежим морским ветром. Князь поднял глаза – в зале появился путник из Византии Андрей.

– Почему ты ушел тогда? Как ты приходишь и уходишь, что я не замечаю этого? – спросил его Владимир. – Почему вернулся?

Богатыри встали и подошли ближе к князю, прикрывая его со всех сторон: ясные глаза незнакомца посылали им мир, он был безоружен, но его чудесное появление заставило их проявить необходимую осмотрительность.

– Я прихожу, когда нужен, а когда в моем присутствии нет необходимости – ухожу. Видят меня не все. Гости твои иноземные меня не видели – чужие они тебе по духу. А вот твои братья-богатыри видят меня – неразрывна ваша связь братская, родные вы друг другу, и троица их верой и правдой служит родной земле, ради нее жизни свои не пожалеют богатыри твои славные.

Вижу, что задумался ты крепко, князь, вижу, что надежды твои не оправдались, не знаешь, какой путь выбрать, как в былинах ваших: три дороги ты видишь перед собой, и ни одну ты выбрать не можешь. Но как вас четыре побратима, так есть и четвертая дорога.

Я покажу вам четвертый путь – путь Любви. Смотрите – это храм святой Софии в Константинополе, вы называете его Царьградом…

И в тот же миг Владимир, Илья, Добрыня и Алеша увидели…

…храм красоты сказочной…

…почтительные прихожане, со светлыми лицами…

…красивое пение во время богослужений в самую душу проникает…

…иконы в золотых окладах…

…Лики Господа, Богородицы, святых – светлые, глаза кроткие, понимающие, дающие покой, мир, надежду…

…но и воевать они умеют – вот Михаил Архангел, победивший Сатану, вот Георгий Победоносец – победитель Змея…

…Спаситель умер на кресте за грехи человеческие…

Бог умер за людей?!

Не потребовал Он кровавую жертву во Славу Свою, а Сам умер ради искупления грехов людских?!

Как Отец пережил такое – отправил на смерть лютую своего Сына ради искупления грехов человеческих? Не потребовал жертву ради Славы Своей, ради Сына своего – а в Жертву принес ради людей Сына своего?

Пресвятая Богородица – умилилось сердце Владимира, когда он заглянул в ее глаза и почувствовал ее скорбь неизбывную и любовь бесконечную… Как только пережила Мать такое горе – на руках ее умер Сын, приняв крестную муку за людей…

…А это кто? Что за прихожанка?

Женщина, в простом светлом платье, молившаяся у иконы Пресвятой Богородицы, подняла голову, тонкой рукой поправила свечу, огонек разгорелся сильнее, и Владимир увидел ее глаза – теплые, нежные, такие… родные…

Его сердце сладко замерло. Что это? Что с ним?..

Апостол дал еще несколько мгновений Владимиру побыть в чудесном храме и «повел» его и троицу богатырскую дальше.

И увидели они Страшный Суд: и ужаснулись их сердца от того, куда после смерти попадают грешники, и возрадовались от того, куда попадают праведники…

Когда Владимир, Илья, Добрыня и Алеша пришли в себя, их глаза сияли, а в сердцах был мир.

– Благодарю тебя, Андрей, за все, что ты дал нам узнать. Эта вера мне по душе. Права была бабка моя, княгиня Ольга, – задумчиво проговорил Владимир. – Сама крещение приняла, всех приближенных крестила и хотела Русь привести ко Христу… Поняла она, что сила – в Любви… Знаю, что уже давно есть христиане на Руси, и в войске моем тоже есть христиане… Да только не захотел отец мой Святослав принять веру христианскую, думал, что дружина его в том не поддержит. А вы что скажете, братья? По душе ли вам вера христианская, греческая, православная? – обратился князь к богатырям.

– По душе… По душе… По душе… – отозвались три друга словно одним голосом.

– И сам крещусь – и дружина моя со мной крестится, – князь был уверен, что его соратники, с которыми прошел он не одну битву, и не один пир победный пировал, поддержат его.

Душа князя успокоилась и возрадовалась. Он почувствовал, что все будет хорошо.