В XVI веке Приуралье и самый Урал являлись районом русской колонизации, особенно усилившейся после ликвидации Казанского ханства. Поток поселенцев шел из Центральной и Северо-Восточной Руси. Во всей Пермской земле, как назывался этот край, не было более могущественного и богатого дома, чем дом купцов Строгановых. Строгановы еще в XV веке осели в Соли Вычегодской, где владели соляными варницами. Один из основателей знатного рода Лука Строганов в 1445 году прославил себя тем, что участвовал в выкупе из татарского плена великого князя московского Василия Васильевича Темного. Великие князья, а затем цари всегда помнили об этой и неизменно оказывали Строгановым свое высокое покровительство. В 1558 году Иван IV Грозный пожаловал Григорию Строганову земли по реке Каме. На 20 лет Строганов и его наследники освобождались от всяких платежей и поборов с новых владений. Им разрешался беспошлинный торг с приезжими купцами солью, пушниной и другими товарами. Для заселения пустопорожних мест царь дозволял принимать нетяглых и неписьменных людей (т. е. свободных от крепостной зависимости), а «для береженья от ногайских людей и от иных орд» ставить городки с пушками, пищалями и воинскими людьми.
Вотчина Строгановых изымалась из юрисдикции пермских наместников. Судом и расправой над слободскими людьми ведали сами Строгановы. В случае возникновения каких-либо претензий к ним со стороны жителей других городов истцам надлежало брать управные грамоты в Москве и по ним «ставитца» перед царскими казначеями для разбора дела, т. е. судить и наказывать пермских вотчинников волен был только сам царь или те сановники, которым он поручит. Царским послам по приезде в Пермь Великую или Сибирь запрещалось в льготные годы брать у Строгановых бесплатно корм и требовать проводников. Такими широкими привилегиями не пользовался ни один русский купец.
В том же 1558 году Строгановы поставили первый городок на Каме, назвав его Канкором. Городок обнесли деревянной стеной, поселили в нем набранных в русских городах нетяглых людей и вольных казаков. Для «огненного боя» царь дозволил им сварить 30 пудов селитры.
10 лет спустя Яков Строганов получил вторую жалованную грамоту на земли и соляной промысел по реке Чусовой. Как и по первой грамоте, Строгановы получили право «у того соленого промыслу крепости поделати собою, городок и варницы поставити, и людей назвати неписьменных и нетяглых, и городовой наряд скорострельной, пушечки и затинные и ручные пищали учинить, и пушкарей, и пищальников, и кузнецов, и плотников, и воротников устроити, и сторожей держати собою ж для приходу нагайских людей и иных орд».
По двум царским грамотам Строгановы получили свыше 7,5 млн. десятин земли. В 1564 году они построили на Каме Орел-городок (Каргедан), а в 1568 году городок на реке Чусовой, в 100 верстах от Камы.
По образному выражению историка А. А. Введенского, «Строгановы являли собою более не повторяющийся тип и русских Фуггеров, и русских Пизарро, и Кортеса одновременно». Подобно немецким Фуггерам, они владели крупнейшими в стране соляными варницами и вели обширную торговлю. Как испанские конкистадоры, Строгановы на свой страх и риск захватывали земли, вели постоянную борьбу с местными нерусскими племенами.
Пермская вотчина Строгановых была форпостом Московского государства на северо-востоке и базой продвижения на Урал и далее в Сибирь. В 1572 году Иван IV в грамоте на Каму разрешил Якову и Григорию Строгановым посылать ратных людей на черемисов, башкир, хантов, манси и приводить их к покорности. Поводом послужил набег кочевников на русские поселения по Каме и истребление ими 87 торговых людей и работников. Царь повелел Строгановым набрать «охочих» казаков, выбрать из их числа голову, переписать и списки представить в Москву для сведения. В помощь русским людям разрешалось брать на воинскую службу хантов и манси, присягнувших на верность России.
В 1574 году Строгановы испросили новую привилегию на землю за Югорским Камнем, по реке Тоболу и его притокам В отличие от предыдущих грамота 30 мая 1574 года не определяла точно границ вновь пожалованных земель. В ней указывалось: «Яз царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руссии Якова да Григорья Оникиевых детей Строганова, по их челобитью, пожаловал: на Тахчеях и на Тоболе реке крепости им поделати и снаряд вогняной, и пушкарей, и пищальников, и сторожей от сибирских и от нагайских людей держати, и около крепостей у железного промысла, и у рыбных ловель и у пашен по обе стороны Тоболы реки и по рекам и по озерам и до вершин дворы ставити, и лес сечи, и пашня пахать и угодьи владети».
Пермские купцы-промышленники, по существу, получили открытый лист на весь район Зауралья. Особенно примечательна в этом отношении заключительная фраза грамоты: «Также есми Якова и Григория пожаловал: на Иртыше и на Оби и на иных реках, где пригодитца, для береженья и охочим на опочив крепости делати и сторожей с вогняным нарядом держати». Эта фраза, должно быть, появилась в грамоте без просьбы Строгановых. Она выражала скорее благое пожелание, чем реальное пожалование, так как земли, о которых в ней шла речь, принадлежали Сибирскому ханству.
Строгановы хорошо сознавали, что их благополучие зависело от благосклонности и покровительства царя. По их просьбе в 1566 году Иван Грозный взял Строгановых со всеми вотчинами в опричнину. Они охотно выполняли поручения царя, закупая для него пушнину. Во время набега крымских татар на Москву (1572 г.) в Соли Вычегодской на средства Строгановых была набрана тысяча казаков и с пищалями и всем припасом отправлена на южную границу, к Серпухову.
К 1574 году в Пермской вотчине числились один горб-док, 39 деревень и починков с 203 дворами и один монастырь (Пыскорский), а через пять лет — 4 городка, 39 деревень и починков с 352 дворами. Строгановские люди, как говорится в документе, «дворы ставили, пашни распахивали, пожни расчищали, в реках и озерах рыбы ловили», и где обнаруживался соляный «рассол», «там варницы ставили и соль варили, и трубы соляные и кладези делали, и дрова секли к соляному варению». В 1579 году только под Орлом-городком насчитывалось 7 действующих и 6 пустых варниц.
Работных и крепостных людей Строгановы получали из разных источников. В Устюге Великом и Вологде нанимали для полевых работ «казачих работниц» и ярыжек на соляные суда. В московских тюрьмах скупали пленных, которых в избытке давала многолетняя Ливонская война. Пленников покупали также у соседних ногаев, черемисов и башкир. К Строгановым в неволю попадали по крепостям русские крестьяне, посадские люди, а также немало местных коренных жителей — манси, хантов и татар. Среди этого подневольного и разноязычного люда имелись мастера различных профессий: судостроители, рудознатцы, кузнецы, оружейники, плотники и даже переводчики и врачи. По подсчетам А. А. Введенского, в вотчинах Строгановых на Каме и Чусовой в начале XVII века было до 3 тысяч человек, а с сезонными транспортными рабочими, грузчиками, дровосеками — не менее 6 тысяч наемных и крепостных людей.
Могущество дома Строгановых держалось как на соляных промыслах, так и на обширной торговле мехами, рыбой, хлебом, скотом и другими товарами. Его торговые фактории находились на Кольском береге, Северной Двине, в Печорском крае, на Волге. Строгановы вели заграничную торговлю. Около 1577 года голландец Брюнель приезжал в Дордрехт с грузом строгановской пушнины. Их приказчики выезжали через Астрахань в Бухару для покупки среднеазиатских товаров.
Стремясь расширить свои владения на Урале, Строгановы теснили коренных жителей, которые оказывали им все возрастающее сопротивление. Манси и ханты нападали на строгановские поселения, жгли дворы, убивали и уводили в полон слободских людей. Для защиты своих вотчин и приведения в покорность беспокойных соседей солепромышленники держали в острогах ратных людей. Как говорилось выше, царь разрешил им принимать на службу лично свободных крестьян, «охочих» казаков и вообще всех, кто не был связан тяглом и крепостью и не запятнал себя «воровством» и «разбоем». Последнее условие, однако, Строгановы не соблюдали и брали в остроги всех, изъявивших желание служить им.
Весной 1579 года, прослышав о боевой славе Ермака, Строгановы решили взять его на свою службу. 6 апреля строгановский посланец прибыл на ермаковский стан с грамотой и дарами. Грамота до нас не дошла, но можно предполагать, что в ней шла речь об охране пермских земель от набегов соседних племен. Как уже сказано, Ермак и казаки приняли предложение, но отправились на Каму только в начале лета, когда посланные атаманом гонцы сумели известить рассыпавшиеся по всей Волге и Дону «воровские» отряды.
Согласно Строгановской летописи, отряд Ермака, поднявшись на стругах вверх по Каме, 28 июня прибыл в Орел-городок. Владельцами пермских вотчин в то время были Семен Аникиев сын Строганов и его племянники Никита Яковлев и Максим Григорьев. Переговоры с Ермаком, видимо, вели Семен и Максим Строгановы. Никите едва минуло 17 лет. Нерешительный, склонный к меланхолии юноша не интересовался ратными делами. К тому же его доля владений — Орел с уездом — не граничила непосредственно с хантейскими и мансийскими племенами.
Вместе с Ермаком к Строгановым прибыли известные по всей Волге атаманы: темпераментный богатырь, одно имя которого приводило в трепет купцов, Иван Гроза, бесстрашный Матвей Мещеряк, энергичный и подвижный Яков Михайлов, всегда спокойный и уравновешенный Никита Пан и общий любимец юный Богдан Брязга. Не было только первого сподвижника Ермака, «первого в думе и сечах» Ивана Юрьева Кольцо. Как можно заключить из царской грамоты, он не закрыл еще счеты на Волге и вместе с атаманами Митей Бритоусовым и Барбошей завершал финальное дело казацкой вольницы — громил на реке Яик столицу ногайского князя Уруса Сарайчик. Ногайский правитель жаловался Ивану IV: «…приходили-де государевы казаки сего лета и Сарайчик воевали и сожгли». Разгневанный самодержец, не желавший ссоры с Ногайской ордой, указом во «все украйные городы» велел изловить «воров», доставить в Москву и в присутствии ногайского посла повесить. Но смертный приговор не был исполнен. Иван Кольцо, минуя заставы, тайными тропами пробрался на Каму и перед самым походом в Сибирь присоединился к ратникам Ермака.
Строгановы встретили казаков «с честию и даяху им дары многи и брашны и питии изобилно их наслаждаху». Давно не гуляла так шумно и беззаботно казацкая вольница! Впервые за много лет можно было отдаться веселью, не опасаясь внезапного нападения царских стрельцов или хитрых ногаев. Даровое угощение хозяев лишь растревожило широкую казацкую душу. Скоро в строгановскую корчму пошли кизылбашские ковры, дорогие шелка, изящные парчи, «аглицкие» и «анбурские» сукна, золотые и серебряные украшения, добытые во время молодецкой жизни на матушке-Волге и тихом Дону.
Может быть, уже в эти дни Строгановы пожалели о том, что вступили в связь с таким своенравным и буйным людом. Небольшой городок Орел — в нем едва насчитывалось 90 дворов — никогда не видел в своих стенах так много вооруженных воинов. С Ермаком пришло около 300 человек, а вслед за ними продолжали подходить все новые и новые партий. Первое время казаки жили по старой привычке в шатрах и наспех сделанных шалашах. Ближе к осени, когда над городком повисли холодные свинцовые тучи, стали рыть землянки. Некоторые устроились на постой к местным крестьянам, пищальникам и пушкарям. Ермак и другие атаманы на правах гостей разместились в добротных хозяйских хоромах.
Летописи не передают содержание переговоров, которые, несомненно, велись в Орле-городке между Строгановыми и Ермаком, но по ходу дальнейших событий можно предполагать, что предметом их была «обереговая» служба казаков. В достигнутом соглашении стояли два основных пункта. Во-первых, на казаков возлагалась защита пермских вотчин от набегов враждебных соседей. Во-вторых, никакой платы, кроме хлеба, казакам не полагалось. Они должны были снискивать себе пропитание тем же способом, каким добывали его на Волге. Они могли совершать походы в любых направлениях и добывать саблей «мягкую рухлядь» и продовольствие у немирных манси, хантов, башкир и черемисов.
Казаки добросовестно исполняли службу. «Атаманы же и казаки, — пишет летописец, — стояху против безбожных агарян буйственно и единомысленно з живущими ту людми в городкех и бьяхуся з безбожными агаряны сурово и немилостиво и твердо стояху и на неверных поощряхуся».
Строгановская летопись повествует о полном единодушии Строгановых и Ермака: Строгановы подавали надежду Ермаку на прощение и милость царя, а благодарный Ермак со своими казаками старались трудом и ратными подвигами оправдать заботы и доверие этих «честных мужей». Вслед за летописцем и даже дальше его пошли историки, начиная с Н. М. Карамзина. Некоторые из них, ссылаясь на неверный перевод сочинения Избранда Идеса о русском посольстве в Китай (1692–1695 гг.), утверждали, что казаки, обуреваемые желанием заслужить благосклонность Строгановых, распахали целину по реке Чусовой в 100 миль длиной. «Петербургские ведомости» в 1883 году (№ 606) опубликовали статью некоего Викентия Журавского, уверявшего читателей в том, что в бытность свою в Сольвычегодске видел собственными глазами документы о бракосочетании волжского атамана с одной из внучек Аники Строганова. Е. Николаева положила этот более чем сомнительный факт в основу пошленького романа «От плахи к почести».
В действительности во взаимоотношениях казаков и пермских вотчинников далеко не все обстояло так благополучно. Ермак был вынужден вывести свой отряд сначала из Орла-городка, а затем вообще из пределов строгановских владений. Осенью 1580 года казаки провели крупную военную экспедицию по рекам Чусовой и Сылве в область, заселенную манси. В верховьях Сылвы отряд остановился на зиму. Казаки построили избы и землянки, а все зимовье обнесли высоким стоячим тыном. Этот острожек, получивший позднее название Ермакова городища, послужил базой для дальнейших операций против мансийских племен. Летучие отряды Ермака на лыжах доходили до мансийских поселений на восточном склоне Уральских гор. «За Уралом вогуличей воевали и обогатели, — замечает летописец. — А хлебом кормились от Максима Строганова». В одной из боевых операций участвовало до 300 казаков.
Без сомнения, ни Строгановы, ни Ермак первые два года не помышляли о походе в Сибирь. Весной 1581 года казаки вернулись в Чусовский городок. Некоторые из них с женами и детьми остались в остроге на Сылве и в последующих походах не участвовали.
Эксплуататорская политика Строгановых, экспедиции казаков усилили недовольство хантейских и мансийских племен. Сибирский хан Кучум, следивший за событиями на западных границах своего ханства, провоцировал эти племена на военное выступление против русских владений на Каме. Летом 1581 года пелымский князек Бегбелий Агтаков, собрав до 700 человек манси и хантов, неожиданно («безвестно», «украдом») появился на берегах Чусовой. Вспыхнули огнем деревни и починки под Чусовским городком и Сылвенским острожком. Бегбелий брал в полон мужчин, женщин и детей, а непокорных убивал на месте. Своими силами Семен и Максим Строгановы не могли отбить нападение пелымцев, обрушившихся на них. Никита Строганов, сидевший в Орле-городке, никакой помощи своим родичам не оказал. Остался безучастным к беде строгановских вотчин и чердынский воевода.
Летописи не сообщают, где был Ермак со своей дружиной в момент нашествия хантов и манси. Возможно, они находились в другой части пермских вотчин, на Каме, откуда ждали нападения черемисов и башкир, или, поссорившись со Строгановыми, спокойно взирали на их бедствие со стен Чусовского городка, который Бегбелию так и не удалось взять. Во всяком случае, казаки появились на сцене позднее, когда, казалось, ничто не могло спасти строгановские владения по Чусовой от полного уничтожения. Вступив в дело, Ермак перехватил инициативу и скоро обратил неприятеля в бегство. Несмотря на численное превосходство своих сил, Бегбелий «в некотором тесном месте» был разбит, а сам раненым взят в плен и доставлен в Чусовский городок, где и умер. Казаки отбили награбленное добро и полон, в свою очередь забрав в плен много манси и хантов. Впрочем, пленные скоро были отпущены с миром в свои жилища.
Вероятно, успешная кампания против Бегбелия подала мысль Ермаку о возможности сокрушить Сибирское ханство. В этом намерении постарались укрепить его и Строгановы, хорошо сознававшие, что, пока в Сибири властвует Кучум, ничто не гарантирует неприкосновенность их владений на Урале. Строгановы могли желать ухода Ермака в Сибирь и по другой причине: становилось все опаснее держать такую своевольную рать в своих владениях.