1. Ранние годы жизни. Начальный этап правления

Внутренняя ситуация в империи к началу IV века была очень непростой. Общеизвестно, что с 284 года пришедший к власти Диоклетиан положил конец кризису III века и утвердил новую политическую систему – доминат, монархию, в которой прежние полисно-республиканские традиции практически исчезли, и роль верховного правителя была до крайности усилена. Это время можно считать эпохой перелома в жизни Римского государства. Диоклетиан правил в условиях постоянных смут и восстаний, и даже к 305 году, когда он решил отречься от власти, перспективы возникновения междоусобных войн были реальны. При этом успехи правителя очевидны – улучшено положение на границах, проведены важные реформы, изменившие облик империи. Особенно существенной мерой было введение так называемой «тетрархии» (власти четырех), из которых 2 старших носили титул Августа (Диоклетиан и Максимиан) и 2 младших – Цезаря (Галерий и Констанций Хлор). Предусматривалось, что в нужный момент оба Августа сложат свои полномочия и уступят место Цезарям, а те получат 2-х новых соправителей. Каждый из 4-х императоров управлял несколькими важными областями империи, охранял часть приграничной зоны, имел собственную армию и аппарат управления. Вся эта система создавалась для большей эффективности и в решении военных и политических задач – обороны рубежей, пресечения междоусобных войн, а также для улучшения управления провинциями. Тетрархия могла действовать успешно только в том случае, если четыре правителя сохраняли хорошие личные отношения, единомыслие и контролировали ситуацию на подвластных им территориях. Создавались условия, в которых связи между тетрархами должны были укрепиться (Галерий в 293 г. получил в жены дочь Диоклетиана Валерию), старшие правители называли друг друга «братьями», а младших – «сыновьями». Реформирование армии, административного устройства, регулирование экономики также были призваны упрочить систему власти.

С 303 года начались гонения на христиан, которые были обусловлены консервативным религиозным курсом императоров, укреплявших государственный культ Юпитера и Геркулеса. Борьба с христианством способствовала увеличению нестабильности и в некотором смысле ставила под сомнение успехи во внутренней политике тетрархов. В 305 году Диоклетиан и Максимиан Геркулий добровольно сложили власть, уступив место младшим соправителям – Галерию и Констанцию Хлору, а новыми Цезарями были назначены Максимин Дайя и Север. Констанций и Север стали править западными провинциями, а оба других носителя высшей власти – восточными. Номинально старшим из двух Августов был Констанций, но реально доминировал Галерий. Очень быстро вторая тетрархия обнаружила свою непрочность. В 306 году после смерти Констанция I в Эбораке (Британия) войсками был провозглашен Августом его сын Константин, без всякого согласования с Галерием. Последний отказался признавать Константина равным, и титул Августа получил Север, а Константин должен был довольствоваться титулом Цезаря. 28 октября 306 года произошла еще одна непредвиденная узурпация – сын Максимиана Максенций объявил себя императором в Риме, пользуясь поддержкой отца. Таким образом, вся система власти оказалась под вопросом, вследствие того, что столкнулись принцип наследования власти от отца к сыну и принцип назначения на высшую должность. Константин и Максенций были, с одной стороны, узурпаторами, а, с другой стороны, они заявляли о своих законных правах на власть, поскольку были сыновьями старших императоров, носивших титул Августа. Кроме того, их поддерживали местные легионы, и это придавало обоим «полуузурпаторам» дополнительную политическую силу. Галерий, обеспокоенный тем, что Максенций укрепился в Риме, приказал Северу выступить с крупной армией против узурпатора. Север, выйдя из Медиолана, подступил к Риму и начал его осаждать. Но здесь выяснилось, что Максенций и его отец Максимиан, тоже вернувшийся де-факто к власти, более популярны в легионах Севера, чем он сам, в результате чего солдаты Севера стали перебегать к узурпаторам, а их начальник вынужден был спасаться бегством.

Затем Максимиан, пообещав Северу безопасность, вынудил его сдаться в Равенне, отправил его в Рим под домашний арест, а после этого Север при неясных обстоятельствах был убит. В начале лета 307 года Галерий сам вторгся в Италию, но, не имея достаточно сил для осады Рима и не доверяя своим воинам, решил отступить, причем многие сельские районы Италии были опустошены.

Позиции Максенция и Максимиана заметно укрепились, а последний сумел в 307 году женить Константина на своей дочери Фаусте, т. е. приобрел в лице сына Констанция союзника. Таким образом, к 308 году сложилась следующая политическая конфигурация – Константин управлял Западом империи, за исключением Италии, в которой Максимиан с сыном вместе удерживали власть и одновременно соперничали друг с другом. Балканы и Паннония находились в руках Галерия, а восточные провинции – у Максимина Дайи. Каждый из этих правителей имел свой двор, многочисленный штат чиновников и сильную армию. Уже было очевидно, что система тетрархии утратила слаженность и превратилась в нечто весьма опасное – империя фактически стояла на грани разделения важнейших земель между 4–5 могущественными императорами, которые чувствовали себя довольно независимо и не всегда считали, что они несут какие-то обязанности перед соправителями. Такая сложная ситуация складывалась к моменту выдвижения на историческую сцену нового видного деятеля – Лициния (ноябрь 308 года).

Прежде всего необходимо остановиться на раннем периоде жизни Лициния. Когда он родился? В различных научных и справочных изданиях дату его рождения относят либо примерно к 250 году, либо, приблизительно к 265 году. Естественно, что обе даты несовместимы, следовательно, важной проблемой становится уточнение времени рождения правителя. Единственным древним автором, определенно указывающим на возраст Лициния, был автор Эпитомы. Он сообщает о том, что император скончался в возрасте «почти 60-ти лет». Известна дата смерти Лициния – 325 год, и если следовать историку, родиться он мог в 265 или 266 годах. Но Евсевий Кесарийский, повествуя о том, что делал Лициний около 320 года, называет его «дряхлым стариком». Можно ли человека в 55 лет назвать «дряхлым»? Скорее всего – нет, и фраза Евсевия показывает, что Лицинию к 320 году было не 55 лет, а больше. Впрочем, из единичного замечания еще нельзя делать вывод о необходимости удревнить возраст правителя. Если обратиться к труду Лактанция «О смертях преследователей», то в нем обнаружится, что Лициний был старинный друг Галерия по совместной и начальной военной службе (veteris contubernii amicus et a prima militia familiaris. Там же Лактанций сообщает о нежелании Галерия давать Лицинию титул Цезаря и называть его «сыном», о стремлении сделать его Августом и «братом». Отсюда вытекает, что Лициний не был намного моложе Галерия, но вряд ли и старше. Дата рождения Галерия обычно помещается в районе 250 года, и, если анализировать сведения Лактанция, Лициний мог быть младшим сверстником Галерия. Также надо отметить, что начальная военная служба Галерия относится ко времени правления Аврелиана (270–275 годы), и если верить Эпитоме, Лицинию тогда было не более 10 лет и он, следовательно, не мог быть соратником Галерия. Таким образом, либо ошибся Лактанций, назвав Лициния старинным другом Галерия по службе, либо не прав автор Эпитомы, уменьшая возраст Лициния. В общем, обе даты рождения Лициния (около 250 и около 265 года), фигурирующие в настоящее время в энциклопедиях и других научных изданиях, не вызывают особого доверия. Первая дата делает Лициния слишком пожилым к тому времени, когда он активно участвовал в политической жизни. Объективные данные не позволяют считать императора чрезмерно старым. К тому же единственное прямое свидетельство в Эпитоме, даже если его нельзя считать полностью достоверным, противится отнесению времени рождения Лициния к более ранней дате. Но и к 265–266 годам рождение Лициния отнести нельзя, этому мешает сообщение Лактанция. Когда Галерий начал свою карьеру? Известно, что приход его к высшей власти произошел в 293 году, а перед этим требовалось, чтобы он долгое время хорошо себя проявлял на достаточно высоких должностях. По-видимому, Галерий, человек очень скромного социального происхождения, служил простым солдатом до конца 70-х годов III века, и карьера его пошла вверх не ранее 280 года. Следовательно, их совместная служба с Лицинием могла проходить примерно в 275–280 годах, и Лицинию в то время вряд ли было меньше 20–25 лет.

Если подводить итог изучению этой проблемы, то необходимо отказаться от обеих ныне принятых дат рождения Лициния, поскольку они противоречивы и недостаточно подкреплены всеми данными источников. Лициний, скорее всего родился позднее 250 года, но раньше 265 года, т. е. примерно в 255–260 годах.

Лициний, по свидетельству Анонима Валезия, родился в Новой Дакии и был незнатного происхождения. Необходимо уточнить, что Новой Дакией после эвакуации римлян в 271 году из задунайских владений называли свежеобразованную провинцию к югу от Дуная, созданную из части Мёзии. Естественно, что в то время, когда родился Лициний (по-видимому, 255–260 г.), эти земли еще принадлежали провинции Верхняя Мёзия. Можно ли точнее определить место рождения будущего императора? Если предположить, что Лициний был земляком Галерия, то представляет интерес сообщение Евтропия о том, что родина Галерия – окрестности Сердики. Не исключено, что и Лициний происходил из тех же мест. Автор Эпитомы называет его «родившимся и выросшим в деревне». Можно, следовательно, считать, что Лициний в юности никуда не переезжал и был занят тяжелым сельским трудом. В целом исследователь, обращающийся к раннему этапу жизни Лициния, должен опираться лишь на параллели с Галерием. Известно, что он в детстве пас скот; вероятно, тем же занимался и Лициний. Время юности будущего правителя было одним из самых неспокойных в истории империи – разгар кризиса III века, внутренние смуты, нашествия, наплыв с 271 года переселенцев из Дакии. Культурный облик Лициния характеризовался отсутствием образования, кроме, может быть, освоения элементарной грамотности. Он рос в среде, которая была почти не затронута христианством. Известно, что Галерий под влиянием матери вырос весьма суеверным и поклонялся каким-то «богам гор» (dei montium). В целом характер и воспитание Лициния были мало связаны с греко-римскими традициями, зато влияние варварской культуры Подунавья на него могло быть существенным.

Примерно ко 2-й половине 70-х годов III века Лициний начал военную службу, сначала простым солдатом, а затем занимая более высокие должности. Решающую роль для Лициния играло возвышение Галерия в 293 году на высший пост и провозглашение его Цезарем. Не исключено, что именно в это время Лициний, сохранявший прежние хорошие отношения с Галерием, стал его придворным и советником. Лактанций прямо свидетельствует, что советы Лициния был нужны Галерию во всех вопросах управления. Неясно лишь, когда Лициний стал его советником – с 293 года, или с более позднего времени. Безусловно, на данном этапе огромную роль в карьере Лициния играли его личные связи с Галерием, но вряд ли он смог бы добиться высокого положения без нужных личных качеств, особенно военных и административных способностей. Известно, что Галерий управлял восточными провинциями и вел войну с персами в 296–298 годах, в начале неудачно, а затем с большим успехом, захватив лагерь царя Нарсеса. Лициний отличился в той кампании и своими энергичными действиями понравился Галерию. Таким образом начало возвышения Лициния можно датировать примерно 298 годом, когда он показал свои военные способности и оказался в чести у Галерия. Если бы в восточной кампании он ничем не отметился, то и дальнейшее выдвижение его в высшие сферы власти оказалось бы под вопросом. Между 299 и 305 годами Галерий на Дунае победил сарматов и карпов. Участие Лициния в этом походе хотя и не засвидетельствовано в источниках, но выглядит очень вероятным. Согласно Лактанцию, уже в 305 году Галерий собирался сделать Лициния своим соправителем на место Констанция I, который был серьезно болен и мог скончаться. В 307 году Лициний был отправлен в Рим для ведения переговоров с узурпатором Максенцием, но эта миссия была безрезультатной. Провозглашение Лициния Августом после кончины Констанция I в 306 году не состоялось, этот титул получил Север, что свидетельствует о нежелании Галерия менять принципы тетрархии, заключающиеся в последовательном переходе власти от старшего соправителя к младшему. Лишь после того, как Север был убит, произошло наделение высшей властью Лициния 11 ноября 308 года на съезде в Карнунтуме, куда прибыл даже Диоклетиан, уже три года бывший частным лицом. Новый император получил титул Августа, а Константину и Максимину вначале был объявлено, что они должны оставаться с титулом Цезаря, но после их явного и резкого неудовольствия Галерий пошел на уступки, признав их «сыновьями Августов» (filii Augustorum). Всё же в 309 году Константин и Максимин, явно не хотевшие быть по статусу ниже Лициния, провозгласили себя Августами, и вся система власти окончательно запуталась. Тетрархия в сущности заменилась пентархией (властью пятерых), которые были властолюбивы и не хотели быть «младшими». Формально Лициний к 309 году был могущественным правителем, и его сфера власти теоретически распространялась на Италию и Африку, но отбирать их из рук узурпаторов Лициний не хотел или не мог, и фактически он управлял лишь Паннонией. Вероятно, Лициний проявлял осторожность, не решаясь вторгнуться в Италию, поскольку неудачи Севера и Галерия еще были свежи. Кроме того, создается впечатление, что его отвлекли внешние дела: между поздней весной и концом июня 310 года император воевал с сарматами и победил их14. Реальное положение Лициния было очень непростым. Его армия, скорее всего, не была многочисленной, он противостоял и варварам, и потенциальным внутренним врагам. Реально опираться он мог лишь на Галерия. Агитировать в свою пользу легионы и население провинций Лицинию было затруднительно, так как у него было не больше аргументов в свою пользу, чем у других соправителей, и, кроме всего, Лициний был незнатен. В 311 году его имя на известном эдикте стояло третьим после Галерия и Константина. Следовательно, от его прежнего «старшинства» в отношении Константина уже ничего не осталось. Лициний мог надеяться лишь на преданность своих легионов, свой военный опыт и административные способности. В 311 году, после кончины Галерия, Лициний занял все Балканы и ввел гарнизон в Византий. Военно-политическое положение императора заметно улучшилось, зато он окончательно испортил и без того плохие отношения с Максимином Дайей, который, вероятно, претендовал на часть европейских провинций и хотел быть выше Лициния. В то же время (с 311 года?) заметно сближение Лициния и Константина. Лициний, в обмен за поддержку со стороны Константина, должен был уступить ему право отвоевать Италию у Максенция. Константин обещал помощь в возможном конфликте с Максимином и, по-видимому, признал права Лициния на захват восточных провинций империи.

Очевидно, что выдвижение Лициния в 308 году было само по себе обидным событием для Максимина, который не хотел стоять в системе власти ниже Лициния. Тем не менее, в 311 году они заключили договор и поделили сферы господства: Балканы – Лицинию, Азия и Египет – Максимину. Последний заключил союз с Максенцием, но тот в октябре 312 года был побежден Константином и погиб.

В феврале 313 года Лициний и Константин встретились в Медиолане и окончательно заключили союз, скрепленный женитьбой Лициния на Констанции, сестре Константина. Тогда же, зимой 313 года Максимин двинул многочисленную армию из Сирии (по Лактанцию), или, возможно, из Армении в Вифинию. Оттуда войско, утомленное тяжелым переходом в условиях ливней, снегов, грязи и холода, было переправлено в Европу и осадило Византий. Город оборонял гарнизон Лициния, который держался 11 дней, отклоняя дары и посулы Максимина, а также отбив штурм. Взяв всё же город, Максимин занял Гераклею и Перинф, потратив на это еще несколько дней. Лициний успел собрать часть своих легионов (всего около 30 тысяч воинов) и двинулся к Адрианополю, собираясь, согласно Лактанцию, лишь задержать Максимина, у которого были превосходящие по численности силы (70 тысяч). Битва состоялась 30 апреля 313 года у Адрианополя (в 18 милях от Перинфа, недалеко от реки Эргена (притока современной реки Марицы) «на пустом и голом поле, которое называется Серены». Лактанций сообщает некоторые интересные подробности. Перед битвой императоры вступили в переговоры, причем Максимин презирал (contemnebat) Лициния, считая, что из-за его скупости на дары, его воины сами перебегут к Максимину. Он хотел усилить свое войско за счет переманённых солдат Лициния, чтобы затем двинуться против Константина, правящего на Запале империи. Максимин явно предпочитал «купить» солдат Лициния. «Он кружит по полю сражения и склоняет солдат Лициния к предательству то уговорами, то дарами», однако успеха в этом не достиг. Лицинианцы обрушились на воинов Максимина, которые не могли вынуть мечи из ножен или бросить копья. Войско Максимина стало отступать, не нанеся потерь противнику, но при этом у них были большие потери. Лактанций отмечает, что половина войска Максимина была повержена, остальные сдались или бежали. Максимин, переодевшись рабом, искал спасения с женой, детьми и небольшой свитой. Лишь в Каппадокии он собрал снова свои военные силы и облачился в императорскую одежду. Отступив в Таре (Киликия), Максимин пытался продолжать борьбу, но, видя, что победить Лициния не удастся, принял яд или, по другой версии, умер своей смертью летом 313 года.

В итоге Лициний одержал крупнейшую победу в удивительных и неблагоприятных условиях. Почему это произошло? Лактанций и Евсевий всецело приписывают его успех Божьей воле. Бог хотел покарать убежденного язычника Максимина, избрав Лициния орудием наказания. Лактанций отмечает, что ангел продиктовал во сне Лицинию молитву Высшему Богу, которая помогла ему победить. Лициний предстает в нравственном отношении выше Максимина, хотя бы потому, что произошло явление ему ангела. Но, помимо теологического, возможно и рациональное объяснение. Возможно, Лактанций и Евсевий о чем-то умалчивают, и вследствие этого победа Лициния кажется чудесной. Очевидно, что армия Максимина была утомлена долгим переходом и поэтому изнуренные воины не могли даже пользоваться оружием. Кроме того, можно заметить желание Максимина решить исход войны не разгромом легионов Лициния, а попыткой привлечь их на свою сторону. Лициний сумел настроить своих воинов на битву, и это дало ему очевидный военный перевес. Император пользовался доверием своего войска, и надежды Максимина на измену не оправдались. Не исключено, что свою роль играл фактор внезапности атаки войска Лициния, а также более высокая дисциплина и подготовка. Лициний в результате победы 313 года занял все восточные провинции империи, и теперь лишь Константин мог соперничать с ним в могуществе. Грандиозный успех Лициния, возможно, кажется случайным, трудно предсказуемым, однако, помимо фактора случайности, была и закономерность. Лициний не был узурпатором и выскочкой, его карьерный рост выглядит заслуженным. Лициний еще до 313 года показал себя с лучшей стороны в военной и в административной сфере, ему удалось опереться на подчиненные ему легионы и добиться их преданности. В целом междоусобная война 313 г. подтвердила, что Лициний обладал качествами крупного государственного деятеля.

 

2. Религиозная политика Лициния. 308–316 годы

Период первой четверти IV века был ознаменован переломом в отношениях Римского государства с христианским обществом и изменением социального положения христиан. Лициний принимал активное участие в этих процессах. С 303-года римское правительство проводило враждебную линию по отношению к христианам, прикрываясь консервативными лозунгами возврата к верованиям предков. Однако религиозный фактор в гонительных событиях не был единственным и преобладающим – сильно сказывалась внутриполитическая нестабильность, влекшая за собой недоверие императорской власти к любым общественным организациям, не связанным с государственной системой. У Евсевия есть прямые указания на этот счет: «В скором времени, когда некие люди попытались завладеть царской властью в области, именуемой Мелитинской, а другие – в

Сирии, вышел царский указ повсюду бросать в темницу и держать в оковах предстоятелей церквей» (ούκ εις μακρόν δ ετέρων ката την Μελιτηνην ουτω καλόυμένην χώραν καί αυ πάλιν άλλων άμφί την Συρίαν έπιφυηναι τη βασιλεία πεπειραμένων, τούς πανταχόσε των εκκλησιών προεστώτας είρκταΐς καί δεσμοΐς ενεΐραι πρόσταγμα εφοίτα βασιλικόν .

Точка зрения Лициния на христианскую проблему до его прихода к власти и в первые годы правления может быть восстановлена лишь гипотетически. Источники умалчивают об отношении императора к гонениям. Если исходить из того, что Лициний был близким советником Галерия, считавшегося наиболее жестким антихристианским деятелем, то Лициний должен был тесно примыкать к нему и выступать в какой-то мере инициатором борьбы с христианами с 303 г. У Евсевия есть лишь одно указание на позицию Лициния до 311 г.: «Те же самые правители, которые раньше затеяли против нас войну, удивительно переменились в своих мыслях и стали поступать совсем иначе…» (τότε δητα καί οι καθ’ ημάς άρχοντες, αυτοί δη εκείνοι δί ών πάλαι τά των καθ ημάς ενηργεΐτο πολέμων, παραδοξοτατα μεταΰεμενοι την γνώμην...) Это сообщение относится к эдикту о веротерпимости, изданному в 311-ом году от лица Галерия, Константина и Лициния, и принятому также Максимином в восточных провинциях. Так как Константин и Максимин не были инициаторами гонения, то при буквальном понимании текста Евсевия под правителями, начавшими преследование христиан, могут подразумеваться лишь Галерий и Лициний. Однако более прямых сведений об антихристианских настроениях Лициния до 311-го года Евсевий не дает. В других источниках сохранилось упоминание, относящееся, по-видимому, ко времени управления Лицинием Паннонией (308 или 309 г.?), о том, что епископ Сисции Квирин был брошен в реку. Но этот факт, даже если считать его истинным, проливает мало света на сущность религиозного курса императора в первые годы его правления. В «Мученичестве Квирина» суд над епископом проводят Максим и Амантий, правитель Паннонии Первой. Имя императора не названо, и лишь вероятно, что это был Лициний.

Видимо, он не препятствовал гонению, но и не одобрял репрессии против христиан. Такая оценка лучше всего соотносится с тем, как Лициний изображен в труде Лактанция. К 311-му году Лициний должен был придерживаться суждений, изложенных в эдикте данного года, изданном и от его имени, наряду с Галерием и Константином. Текст эдикта, достаточно неприязненный для христиан, показывает в то же время глубокую обеспокоенность императорской власти общим упадком религиозного духа в империи: «Многие, пребывая в своем безумии, не воздают подобающего поклонения ни богам небесным, ни Богу христиан…» Христиане характеризуются как опасные вольнодумцы: «В силу измышлений исполнились они такой самоуверенности, что не следуют установлениям древних и, может быть, даже тому, что принято было их родителями. Каждый живет по собственному усмотрению, как хочет: они сочинили сами себе законы, соблюдают их и составляют по разным местам различные общества» (επείπερ τινί λογισμώ τοσαύττ] αυτούς πλεονεξία κατεσχηκει καί άνοια κατειληφει ώς μη επεσθαι τοΐς ύπό των πάλαι χαταδειχθεΐσιν, άπερ ίσως πρότερον καί οι γονεΐς αυτών ησαν καταστησαντες, άλλά κατά την αυτών πρόθεσιν καί ώς έκαστος εβούλετο, ούτως εαυτοΐς καί νόμους ποιησαι καί τούτους παραφυλάσσειν καί εν διαφόροις διάφορα πληθη συνάγειν».

Главное содержание эдикта сводилось к» прощению» христиан: «…Мы, по нашему человеколюбию и неизменной привычке даровать всем прощение, решили незамедлительно распространить наше снисхождение и на христиан: пусть они остаются христианами, пусть строят дома для своих собраний, не нарушая только общественного порядка» (.. .αφορώντες εις την ημετεραν φιλανθρωπίαν καί την διηνεκησυνηθειαν δί ης είώθαμεν άπασιν άνθρώποις συγγνώμην άπονεμειν, προθυμότατα καί εν τούτω την συγχώρησιν την ημετεραν επεκτεΐναι δεΐν ενομίσαμεν, ϊνα αυθις ώσιν χριστιανοί καί τούς οίκους εν οΐς συνηγοντο, συνθώσιν ούτως ώστε μηδέν ύπεναντίον της επιστήμης αυτούς πράττειν) [65]Ibid. VIII. 17, 9-10.
. Христианам предписывалось «молиться своему Богу о благоденствии нашем, всего государства и своем собственном…» (ημετεραν όφείλουσιν τον εαυτών θεόν ϊκετεύειν περί της σωτηρίας της ημετερας καί τών δημοσίων καί της εαυτών). Эдикт предусматривал и практическое развитие декларируемых идей: «В другом послании мы объясним судьям, что им надлежит соблюдать» (δί ετερας δε επιστολής τοίς όικασταΐς όηλώσομεν τι αυτούς παραφυλά-ξασθαι δεήσει) [67]Ibid. VIII. 17, 9-10.
. Эдикт 311-го года трудно оценить как освещающий в полной мере идейные позиции Лициния. Этот документ носит скорее полицейский характер, он пронизан страхом перед любым «нарушением общественного порядка». Более весомое и реальное значение имели, согласно тексту эдикта, секретные указания (не сохранившиеся) наместникам провинций. Следовательно, подлинная линия поведения Лициния могла не совпадать с идеями эдикта 311-го года. К концу 312-го года относится сообщение Евсевия, иллюстрирующее новую ориентацию Лициния в христианском вопросе: «Константин и с ним Лициний… почитая Бога виновником всех ниспосланных им благ, единодушно издали закон, для христиан совершенно превосходный» (Κωνσταντίνος και συν αύτω βασιλεύς Αικίννιος, Β'εόν τον των άγαμων απάντων αύτοΐς αίτιον εύμενίσαντες, άμορω μια βουλή καί γνώμη νόμον ύπερ Χριστιανών τελεώτατον πληρέστατα όιατυπούνται) [68]Ibid. IX. 9, 12–13.
. В другом месте Евсевий поясняет, что в ряде эдиктов и законов, исходящих от Константина и Лициния, христианам разрешалось строить церкви и устраивать собрания.

По-видимому, это означало, что Лициний большую часть 312-го года придерживался положений эдикта о веротерпимости 311-го года, не внося ничего нового. Перелом в позиции императора в конце 312-го года можно объяснить в какой-то мере влиянием Константина, который уже явно симпатизировал христианам. Одной из главных причин эволюции взглядов Лициния было скорее всего разочарование императора во всей системе тетрархии, при которой он не смог господствовать; это настроение Лициния обусловило и отказ от религиозного курса Диоклетиана и Галерия. Возможно, сказывалось и ухудшение личных отношений Лициния с этими двумя деятелями и особенно с Максимином, ревностным язычником, претендовавшим на роль преемника старших тетрархов. Следовательно, очень многое в религиозном курсе Лициния в тот момент решал политический фактор. Но объяснить изменение в конце 312-го года позиции императора по отношению к христианам нельзя только тем, что правитель хотел привлечь на свою сторону христианские массы восточных провинций, ослабив Максимина. Общая обстановка политического и религиозного брожения в империи благоприятствовала продвижению Лициния в сторону большего усвоения христианских идей. Кризис языческой религии, отказ многих от старых верований приводил к нестабильности общества, что чувствовал Лициний, и это рождало его симпатии к христианам. Малограмотный император был слабо подвержен в то время влиянию языческих философов, наиболее авторитетных в восточных провинциях и враждебно настроенных к новой религии. Это создавало возможность движения правителя навстречу христианам, которых, если он раньше и преследовал, то лишь в силу бюрократической необходимости. Предположив, что императором к концу 312-го года овладели прохристианские настроения, оценить их реальную глубину можно лишь с небольшой долей уверенности. Для Евсевия, когда он характеризует Лициния как «поборника благочестия» (προηγορος της ευσεβείας) 33 ориентиром служит то, что он победил в 313-ом году Максимина, убежденного приверженца языческих культов. Но отсутствуют доказательства того, что сам Лициний считал свой военно-политический успех

победой христианства над язычеством, поэтому объяснение событий Евсевием и Лактанцием выглядит слишком вольным и умозрительным, в реальности мало принимающим во внимание особенности личности и мировоззрение Лициния. Единственный эпизод в нарративных источниках, характеризующий восприятие самим императором ситуации, содержится у Лактанция при описании ночи перед сражением Лициния с Максимином в 313-ом году. Историк сообщает, что императору во сне явился ангел (Tunc proxima nocte Licinio quiescenti adsistit Angelus Dei), научивший Лициния способу добиться победы с помощью молитвы Высшему Богу (Deus Summus) (ut… oraret Deum Summum cum omni exercitu suo… tune do-cebat eum quomodo et quibus verbis esset oran-dum). Лициний, продиктовал текст молитвы, якобы полученной им от ангела, нотарию (notarium jussit asciri, sicut audierat, haec verba dictavit) и приказал, размножив текст молитвы, передать его в войска. Scribuntur haec in libellis pluribus,et per praepositos tribunosque mittuntur, ut suos quisque milites doceat.

Однако назвать изображенное Лактанцием религиозное настроение Лициния можно лишь монотеистическим, но не христианским, так как в молитве упоминается Высший Бог, но не Христос. Если считать, что Лактанций верно отобразил религиозные взгляды Лициния в 313-ом году, то правитель предстает как человек колеблющийся, не имеющий четких религиозных взглядов и пристрастий, но в то же время, вероятно, очень прагматично относящийся к вопросам религии – это видно из того, что Лициний обращается не к Христу и Юпитеру, чтобы не навлечь на себя гнев одного из них, упоминая рядом другого, а к Высшему Богу, под которым можно подразумевать и Бога христиан и Юпитера. Этот маневр Лициния означает, что победа и успех для императора значили гораздо больше, чем искренняя вера, языческая или христианская.

Позиция Лициния по отношению к христианскому обществу в 313-ом году раскрывается в эдикте, обнародованном в июне 313-го года в Никомедии. Начальная часть документа содержит совместное постановление Константина и Лициния в Медиолане, датируемое началом 313-го года, другая часть

включает непосредственные указания Лициния наместнику Вифинии по христианскому вопросу. Непосредственные распоряжения Лициния, касающиеся христиан, вряд ли писались под влиянием Константина, так как относились к конкретной ситуации в восточных провинциях, находящихся вне прямого контроля западного правителя. В этом эдикте чувствуется религиозная неопределенность, владевшая в то время Лицинием. В документе выражается желание, чтобы «небесное Божество, как бы Его не называли, относилось благосклонно и к нам, и к подданным нашим» (…όπως о τ! ποτέ εστιν θειότητος καί ουρανίου πράγματος, ημΐν καί πάσι τοΐς υπό την ημετεραν εξουσίαν διάγουσιν εύμενες είναι δυνηθη). Эдикт декларировал полную свободу религиозных взглядов: «…пусть каждый свободно, по своему желанию избирает себе веру. Так определено нами, дабы не казалось, будто мы умаляем достоинство какой-либо веры» (…όπως εξουσίαν έκαστος εχη του αίρεΐσθαι καί τημελεΐν οποίαν δ' άν βούλεται [το θεΐον] τούτο δε ύφ’ ημών γεγονεν, δπως μηδεμια τιμή μηδε θρησκεία τινί μεμειώσθαί τι ύφ’ ημών δοκοίη) [76]Ibid. 5, 8–9.
. Лициний демонстрировал желание полностью отгородиться от религиозного курса Максимина: «Угодно нам совершенно отменить посланные прежде твоему благочестию распоряжение относительно христиан, весьма нелепые и несовместимые с нашей кротостью» (άτινα ούτως а ρεσκειν ημΐν αντιγράψαι ακόλουθον ην, ΐν αφαιρεθεισών παντελώς των αιρέσεων, αϊτινες τοΐς προ-τεροις ημών γράμμασι τοΐς προς την συν κα%σίωσιν αποσταλεΐσι περί τών χριστιανών ενείχοντο και ατινα πανυ σκαια και της ημετερας πραότητος αλλότρια είναι εδόκει) [77]Ibid. X. 5, 6–7.
. Эдикт гарантировал безвозмездное возвращение христианским собраниям конфискованного у них в период гонений имущества: «…если места, в которых они раньше собирались… куплены у нашей казны или у кого-либо, то пусть их вернут христианам безвозмездно, без возврата заплаченной за них суммы, немедленно и беспрекословно. Равным образом получившие такие места в дар должны немедленно вернуть их христианам» (ϊνα τούς τόπους αυτών, εις ούς το πρότερον συνερχεσΰαι εΐς ην αύτοΐς, περί ών και τοΐς πρότερον όοθεΐσιν προς την συν καθνσίωσιν γραμμασιν τύπος ετερος ην ώρισμενος, τώ προτερω χρόνω [ΐν] εΐ τινες η παρα τού ταμείου τού ημετερου η παρα τίνος ετερου φαίνοντο ηγορακάτες, τούτους τοΐς αύτοΐς χριστια-νοΐς ανευ αργυρίου καί ανευ τίνος απαιτησεως της τιμής, ύπερτεθείσης [δίχα] ποίησης αμελείας καί αμφιβολίας, αποκατασ-τησωσι, καί εΐ τινες κατα όώρον τογχάνουσιν είληφότες) [78]Ibid. 5, 9-10.
.

Основным мотивом Лициния, по его словам, была «забота об общем народном спокойствии» (πρόνοια τής κοινής και δημοσίας ησυχίας). Эдикт по приказу Лициния нужно было широко обнародовать. Этим император преследовал очевидные цели поиска популярности у христианских общин: «За такие дела, как сказано выше, благоволение Божие, испытанное уже нами во многих случаях, да пребудет с нами во все времена» (ή θεία σπουδή περί ήμας, ής εν πολλοΐς ήδη πράγμασιν απεπειράθημεν δια παντός του χρόνου βεβαίως διαμείναι).

Последнее выражение Лициния о «благоволении Божием» показывает, что прохристианская направленность взглядов правителя приобрела достаточно глубокий характер, так как не объявляя себя открыто христианином, Лициний подразумевает, что христианский Бог помог ему стать победителем в междоусобной войне.

Тем не менее позиция Лициния продиктована не столько глубиной его прохристианских симпатий, сколько новым пониманием благочестия в широких народных массах. Император стремился выглядеть благочестивым в глазах всех слоев населения и религиозных групп. Эдикт 313-го года несет в себе обширное пропагандистское содержание. Его выражения «наша кротость», «наше мирное время», «наша доброта», «нашамилость», «наше благожелательство» созвучны выражениям из эпиграфических памятников того времени, исходящих от различных должностных лиц: beatitudo saeculi, dementia temporis, Romana libertas.

У Евсевия в его Тирской речи 314-го или 315-го года есть указания на антиязыческие проявления в религиозной политике Лициния в то время: «И вот теперь, чего прежде никогда не было, верховные цари, сознавая, что свой почетный жребий получили они от Бога, плюют в лицо бездушным идолам, попирают беззаконные установления демонов, осмеивают древние заблуждения предков и признают только Единого Бога, благодетеля всех и их самих, исповедуют Христа Сыном Божиим» (ώστε ήδη, о μηδε άλλοτε πω, τούς πάντων άνωτάτω βασιλέας ής λελογχασι παρ' αυτού τιμής συνησθημένως νεκρών μεν ειδώλων καταπτύειν προσώποις, πατεΐν δ' άλεσμα δαιμόνων δέσμια και παλαιάς απάτης πατροπαραδότου καταγελάν, ενα δε αυτόν μόνον θεόν τον κοινόν άπάντων κα\ εαυτών ευεργέτην γνωρίζειν Χριστόν τε τού θεού παΐδα) [82]Eus. НЕ. X. 4, 16–17.
.

Это сообщение содержит, по-видимому, сильные преувеличения, так как эдикт 313-го года не несет антиязыческой направленности, отчетливо выраженной, но в данных Евеевия отражаются некоторые реальные меры Лициния. В частности в сочинении епископа Кесарийского говорится о борьбе Лициния с антиохийским культом Дружественного Зевса, организованным Феотекном, куратором города, «страшным чародеем», по выражению Евсевия (δεινός γοης).

Сущность этого культа в огромной степени, согласно Евсевию, была основана на магии. Не исключено, что казнь Феотекна была вызвана лишь его близостью к Максимину, так как от последнего «был он удостоен высокой власти» или тем, что его магические способности вызвали закономерное опасение Лициния. Мало связанный с греческой культурой Лициний действительно мог пренебрежительно относиться к местным эллинистическим традициям и верованиям, что само по себе не доказывает его переход к христианству. Слова Евсевия о признании правителем Христа единым Богом не подтверждаются документальными сведениями, согласно которым религиозная позиция императора была неопределенной.

Степень поддержки Лицинием христианской церкви неясна. Евсевий сообщает: «Между тем верховные правители издавали одно за другим постановления, расширявшие и укреплявшие великие дары Божии. Епископы лично получали от императора послания, почести, деньги» (Αλλα και βασιλείς οι άνωτάτω συνεχεσι ταΐς υπέρ Χριστιανών νομοθε-σίαις τα της εκ θεοΰ μεγαλοδωρεάς ημΐν εις μακρόν ετι καί μεΐζον εκράτυνον, εφοίτα δε καί εις πρόσωπον επίσκοπο ις βασι-λεως γράμματα καί τιμαί καί χρημάτων δόσεις) [85]Ibid. X. 2, 2.
. Конец этой важной фразы может пониматься двояко. Если под «императором» понимается не Лициний, тогда религиозный курс последнего в данный период можно охарактеризовать как аморфный, сводившийся к провозглашению свободы верований и возвращению христианской церкви ее имущества, потерянного при гонениях Диоклетиана и Максимина. Если имеется в виду Лициний, тогда следует признать, что он сделал серьезную попытку установить союз с церковью, поставив ее себе на службу. Идеологическое и материальное усиление Восточной церкви под властью Лициния, независимо от личной позиции императора, не вызывает сомнений, так как у Евсевия и Феодорита отмечено интенсивное церковное строительство в Антиохии, Тире и других городах. Одним из показателей укрепления христианизирующих тенденций стало возникновение монашества в Египте во время правления Лициния.

 

3. Первая война с Константином

Раздел империи между Лицинием и Константином, фактически осуществленный в 313 году, мог дать положительные результаты в случае их консенсуса по различным вопросам и прочной дружбы. Но этот союз оказался неустойчивым, и они достаточно быстро пришли к военному конфликту.

Надо отметить, что в отечественной историографии это событие осталось почти незамеченным, несмотря на то, что эпоха Константина считается хорошо изученной. В западной науке ситуация несколько иная (ведется дискуссия о датировке войны), но в целом до сих пор это – белое пятно в истории римской империи IV века нашей эры. Изучение конфликта Константина и Лициния связано с серьезными трудностями и проблемами.

Война крайне скупо и противоречиво отражена в источниках. Иногда авторы о ней лишь упоминают или даже умалчивают. Даже последовательность событий войны известна лишь в общих чертах и не в полной мере. И теперь еще спорят о хронологии конфликта: в разных изданиях его относят к 314, 315 или 316 годам. Причины столкновения, а также идеологическая ситуация требуют необходимой оценки, которой пока нет. Из источников надо выделить труд Зосима, который наиболее многословен, хотя его сведения в общем сомнительны. «История» Зосима в целом выдержана в антиконстантиновском духе, Лициний изображается нейтрально. Зосим больше всего пишет о чисто военных аспектах конфликта, что наводит на мысль о заимствовании им материалов у очевидца происходившего, скорее всего военного деятеля, язычника по мировоззрению и, возможно, из лагеря Лициния. Однако описание сражений у Зосима заставляет сомневаться в достоверности, поскольку он явно пропускает звенья в цепи событий и возникает ощущение путаницы. Евтропий весьма краток, критически настроен по отношению к Константину, и Лициний, также как и у Зосима, показан нейтрально. Секст Аврелий Виктор (De caesaribus) предлагает определенные хронологические рамки, зато саму войну почти игнорирует. Симпатии Аврелия Виктора явно на стороне Константина. В другом сочинении, Эпитоме, приписываемом этому же автору, перепутаны и перемешаны две войны Константина и Лициния, пропущена практически вся событийная канва; оценки обоих правителей очень неоднозначны. Достоинства и недостатки каждого словно уравновешены, но в целом Константин оказывается более достойным. Аноним Валезия сообщает уникальные сведения о возникновении войны и некоторые другие подробности. У других авторов (прежде всего Аммиана) можно найти единичные, но ценные упоминания о первой войне Константина и Лициния. В целом же восполнить слабость повествовательных источников можно лишь при помощи нумизматических, археологических данных и материалов других вспомогательных исторических дисциплин.

Необходимо прояснение спорных, либо еще не ставших предметом рассмотрения аспектов войны: хронологического, политического, идеологического, а также собственно военного.

Наиболее дискуссионной проблемой, обсуждаемой в зарубежной историографии, стало выяснение хронологии событий. Почти все статьи посвящены именно вопросам датировки. Чаще всего предполагается, что первая война была довольно скоротечной и состояла из двух крупных сражений, а также из ряда переговорных мероприятий.

Тем не менее, некоторые ученые, в частности М. Ди Майо, предложил совершенно иное прочтение событий. Было выдвинуто предположение, что фактически первая война делится на два отдельных этапа, в которых главное место занимали соответственно Proelium Cibalense и Proelium Campi Ardiensis, и между ними значительный промежуток времени. Так, согласно этому мнению, считается, что 8 октября 314 года оба императора столкнулись на поле боя у Цибал, города в Паннонии. Константин одолел Лициния, но цена победы оказалась недешевой (Ди Майо называет эту победу пирровой). Оба правителя, не имея под рукой подкреплений, возвратились каждый в свои владения, чтобы восполнить громадные потери в своих легионах. Допускается, что императоры заключили некое соглашение, провозглашающее status quo, хотя об этом нет прямых упоминаний в источниках. В 315 и большую часть 316 года они занимались своими внутренними делами – Константин проводил кампанию против германцев, праздновал свои Decennalia в Риме и вникал в религиозную полемику христиан. Лициний, возможно находясь в Сирмии, защищал границу от готов. В то же время оба Августа готовились и к новой борьбе друг с другом. Война разразилась в конце 316 года, и Константин (в декабре?) прибыл в Сердику с многочисленной армией. Побоище произошло между 1 декабря 316 года и 28 февраля 317 года на Campus Ardiensis (местность во Фракии) – в общем к успеху был ближе западно-римский император. 1 марта 317 года обе стороны вновь пришли к мирному соглашению, и Лициний, вероятно, благодаря ходатайству своей жены (сестры Константина) Констанции, смог сохранить власть, хотя ему пришлось уступить Константину основную часть своих владений на Балканах. Надо отметить, что концепция «двух войн» далеко не у всех исследователей встретила поддержку. Чаще предполагается, что обе битвы произошли в ходе одной кампании, которая датируется либо 314 годом (О. Зеек), либо 316 – началом 317 года (П. Брюн, Т. Барнес, А. Польсандр), а среди ученых, мыслящих сходно с М. Ди Майо, следует выделить Р. Андреотти.

П. Нестола, соединив все достижения исследователей предшествующего времени, включая данные нумизматические, касающиеся Bellum Cibalense, пришел к следующим выводам: прямое свидетельство о дате войны находится в Consularia Constantinopolitana – это 314 год, дата сражения – 8 октября (bellum cibalense fuit die VIII id. Oct.). Но уже в 1953 году П. Брюн отмечал, что монеты, вычеканенные в 314 году во владениях Константина, содержат и изображение Лициния, а это служит доводом в пользу утверждения, что конфликта в 314 году еще не было. Поэтому Брюн предложил отнести начало войны на 2 года позже – т. е. к октябрю 316 года. Нестола считает, что и в сообщениях Аврелия Виктора, Евсевия и Анонима Валезия больше резона видеть указание на войну именно в 316 году. В целом ученый придерживается этой датировки, поскольку она лучше аргументирована. Принимая в общем такую позицию, следует отметить, что есть и другие доводы, подтверждающие и то и другое мнение. В частности, у Евтропия (Х.5–6) говорится не об одной кампании, а о нескольких: «Сначала в Паннонии, затем, после тщательной подготовки к войне, у Цибала, победил он (т. е. Константин. – Б. К.) Лициния и завладел Далмацией, Мёзией и Македонией, а также и другими провинциями. После этого они еще много воевали; мир заключался и нарушался неоднократно». Несмотря на сомнительность всей картины событий (у Зосима и Анонима Валезия, авторов более подробных, она совсем иная) все же нельзя не заметить, что Евтропий скорее наводит нас на мысль о правоте Ди Майо. Аммиан также дает благоприятную для этого вывода информацию, упоминая франка Бонита, который «много раз сражался в междоусобной войне против партии Лициния на стороне Константина» (Амм. Марц. XV.5.33). В данном случае, выражение «много раз» больше соответствует двум разным кампаниям 314 и 316–317 годов, конечно, при том, что была еще и война в 324 году.

Тем не менее, данные, наталкивающие на мысль о том, что первая война Константина и Лициния состояла из одной кампании 316–317 годов, более многочисленны и конкретны. Из неупомянутых П. Нестолой свидетельств следует отметить наиболее ценное в «Извлечениях» (XLI.16–17) – это народная шутка о Константине, причем явно языческого происхождения: «десять лет он был весьма представительным, двенадцать последующих – разбойником, а десять последних – мотыльком из-за своей чрезмерной расточительности». Если иметь в виду, что Константин пришел к власти в 306 году, то год, когда он перестал быть «представительным» и стал «разбойником» – это именно 316-й, что хорошо согласуется с датой начала войны, конец же ее, как ранее упоминалось, относят к 1 марта следующего года. В итоге со всей определенностью можно утверждать, что война началась в 316 году и шла до февраля 317 года, а Bellum Cibalense и Bellum Campi Ardiensis протекали в рамках одной военной кампании, без длительного перерыва.

Идеологический и политический аспекты войны требуют особого внимания, так как именно в данных сферах в тот период происходили важнейшие изменения, имеющие глубокие исторические последствия. Однако религиозный фон столкновения выглядит по источникам как почти непроглядный туман. Церковные историки, например, Евсевий, не запечатлели никаких чудес, которые бы сопутствовали войне и не заметили ничего такого, что бы вошло в историю христианства. Тем не менее, идеологический аспект в конфликте, безусловно, был. Конечно, причины императорской междоусобицы всегда наиболее интересовали и древних авторов и современных ученых. Очевидно, и здесь возможны различные мнения. В основном их можно свести к двум позициям, выраженным еще в эпоху, близкую самой войне: 1) Константин хотел отобрать у Лициния часть его балканских владений и 2) оба правителя были настолько несхожи по характеру, воспитанию и взглядам, что раздор между ними возник естественно и просто отражал невозможность взаимодействия. Наиболее детально обстоятельства ссоры излагаются у Анонима Валезия, который свидетельствует, что один из военачальников —

Сенецион злоумышлял против Константина, а потом укрылся во владениях Лициния, который числил Сенециона среди «своих людей». Отказ восточно-римского императора выдать интригана и стал важной причиной войны. Впрочем, были и другие основания – несговорчивость Лициния в вопросе о выдвижении Цезарей-соправителей. Наконец, в Паннонии, на границе владений обоих правителей, Лициний приказал повергнуть статуи и изображения Константина. Уже в ходе войны Лициний выдвинул одного из своих сподвижников, Валента, в ранг Цезаря, показывая этим свое право назначать соправителей. Но Константину это настолько не понравилось, что Лицинию потом пришлось казнить Валента, чтобы достичь мирного договора с Константином (1 марта 317 года). Компромисс, наконец, был достигнут (правда, после страшного кровопролития) и Цезарями были провозглашены оба сына Константина – Крисп и Константин II, а также Лициний II, сын восточного императора. Между двумя основными битвами проходили довольно интенсивные переговоры, что показывает неокончательность ссоры. В целом процесс возникновения войны, ее причин, сложных политических переговоров убеждает в том, что имеем дело с многофакторным явлением, в котором переплетались субъективные и объективные нюансы отношений правителей. Подтверждают это наблюдение и некоторые сведения, выраженные в форме весьма искусных и замаскированных намеков у Юлия Капитолина. Он устанавливает очень странную связь между Лицинием и Филиппом Арабом, одним из императоров III века. Лициний, якобы, хотел, чтобы его считали потомком Филиппа. Но, естественно, никаких генеалогических отношений здесь нет и быть не может. Тогда зачем Капитолину потребовалась эта небылица? Очевидно затем, чтобы намекнуть на сходство характеров Лициния и Филиппа. Оба незнатны, но высокомерны, оба хитры и склонны к интригам. Здесь угадывается влияние пропаганды, которую, возможно, развертывали сторонники Константина перед войной и в ходе ее, чтобы привлечь армию на свою сторону и не допустить измены части своих легионов. Если это так, то Константин в основном делал ставку на свою знатность и личные достоинства, противопоставляя их худородности и подловатости Лициния. Последний, очевидно, вел не менее активную агитацию среди своих и константиновских войск, используя в качестве козырей, по-видимому, свой солидный возраст и опыт управления империей. Конечно, это лишь приблизительная оценка, но и она позволяет понять всю сложность происходивших тогда идейно-политических процессов. Безусловно, первая война, измотав соперников, оставила их противоречия весьма острыми, и мир 317 года далеко не подводил итог вражде.

Говоря о военном аспекте конфликта, важно понять, почему Константин провел кампанию 316–317 годов удачнее Лициния. Идеологическое соперничество между ними могло быть и не в пользу западно-римского императора. Известно, что война началась внезапно для обеих сторон – у Цибал Константин сосредоточил всего лишь 20 тысяч воинов, а Лициний – 35 тысяч. Эти скромные цифры показывают неготовность Августов к битве. Численный перевес восточно-римского императора, возможно, связан с тем, что он перетянул к себе часть воинов противоположного лагеря. Таким образом, военные силы Лициния оказались значительнее, и нет оснований сомневаться в их боеспособности. Полководческие дарования императоров едва ли поддаются сравнению. Успех в обеих битвах дался Константину с громадным трудом, а второе сражение было похоже на ничейное, хотя Лициний ночью и отступил. Затем Константин, спешно двигаясь к Византию, чтобы его осадить, был отрезан от своих баз, так как Лициний, проявив дар полководца, занял позицию у него в тылу. Следовательно, военное искусство сторон было примерно равным. Создается впечатление, что важную роль в войне сыграло хладнокровие Константина и реформирование армии, в частности создание отрядов comitatenses и собственно гвардии императора, в которой было очень много германцев. Аммиан упоминает о «громких делах» франка Бонита, отличившегося, вероятнее всего, именно в то время; вклад германцев в победу Константина был немалым. Кроме того, надо отметить, что Лициний в ходе первой битвы допустил какие-то ошибки тактического характера, не позволяющие ему использовать свой почти двойной численный перевес, например, встал в узком ущелье, где было трудно развернуться. Конечно, исход войны трудно объяснить только обычными факторами, и по-христиански ориентированное сознание видит в победах Константина I высший провиденциальный смысл. В то же время Лициний, хотя результаты боев были не в его пользу, оставался могущественным правителем и вторым человеком в империи.