Я ехал в зоопарк. Эта мысль пришла мне в голову по дороге к Семиному дому. Другого такого случая побывать в зоопарке ночью мне наверняка больше не представилось бы.

Провести ночь на улице я не боялся. На этот счет у меня уже был некоторый опыт. Прошлым ноябрем я просидел ночь в разрытой могиле, когда ловил призраков в деревне Светкиных предков. Бывало и такое. Тоже стояли морозец. Только тогда я не был так хорошо экипирован, да и банки тушенки с собой не захватил.

По времени я успевал. Последний автобус из Узорова в Москву отошел ровно в десять, и я был в нем единственным пассажиром. На «Молодежной» в одиннадцать я пересел на метро. Стало быть, у зоопарка я окажусь около двенадцати. И еще будет рано. На территорию через Лешкину дырку я рассчитывал проникнуть попозже, когда охрана совершит свой первый обход, и Шаман выйдет на ночную прогулку. Если, конечно, выйдет, но это-то я и собирался проверить.

Больше всего я боялся, что меня остановит милиция и потребует документы, которых у меня не было. Или не дай бог задержит в зоопарке охрана. Вот будет номер, если я попадусь вслед за Лешкой.

Я бродил по Беговой неподалеку от памятника мужику с гранатой, выжидая нужное время. Пока ко мне никто не приставал, но беспокойство не покидало меня. Уже дважды мимо, но не рядом, проходили милиционеры. Сначала двое, потом трое. Пока не рядом. Да еще я за лоток прятался. А что будет, если они меня заметят? Наверняка спросят документы. Тогда все.

Кроме милиции, на улице было еще немало народа. Встречались компании по несколько человек, обычно навеселе. Одинокие личности подходили к ночным лоткам за сигаретами и спиртным. Кто-то, несмотря на поздний час, еще гулял с собаками. И конечно, бомжи. Они еще не расползлись на ночь по чердакам и подвалам. Пропивали дневные сборы, собирали брошенные бутылки. Если б я появился в этот раз на Беговой в том же наряде, что и неделю назад, бомжи небось приняли бы меня за своего. Наверное, погнали бы, как конкурента.

Тяжело ждать чего-либо, особенно ночью. Чтобы не было так муторно, я тоже подошел к действующему лотку и купил пакетик орешков, все-таки веселее. Затем я пристроился с ними в тени дерева за афишами и принялся обдумывать свой план проникновения в зоопарк.

Конечно, забраться я мог туда Лешкиным путем без труда. Но так же легко я мог попасться в лапы охраны, едва ступив на территорию зоопарка. И где гарантия, что под напором родителей вкупе с Мариной Николаевной Лешка не открыл им свой потайной ход? Нет, надо было что-то придумать, чтобы не повторять ошибок «доктора Ватсона».

Задумавшись, я и не заметил, как ко мне приблизился наряд милиции из двух человек. Правда, они шли по освещенной фонарем части улицы, с другой стороны афиш, и пока еще не раскрыли моего убежища.

— Холодно что-то, — сказал один из них, когда менты поравнялись со мной и остановились за афишей так, что я видел их сапоги.

— Да как всегда, — равнодушно возразил другой.

— Да ну. Уже пять дней, как весна наступила, а все мороз.

— А чего тебе? Вот пригреет, все развезет, по грязи таскаться будем.

— Уж лучше по грязи. Холодно. Слушай, пошли к Таньке, чайку попьем.

— К какой Таньке?

— Ну, в палатке у того входа, помнишь, в пятницу были? Сегодня она ночью работает, я точно знаю.

— Ах эта? Пошли.

Сапоги повернулись и, сделав пару шагов, скрылись из моего ограниченного поля зрения.

«А ведь охрана в зоопарке тоже небось мерзнет, — подумал тогда я. — Вряд ли они всю ночь кругами по территории бродят. Наверное, сделают обход и тоже идут чай пить». Эта мысль подвигла меня к новым действиям. Теперь я знал, как мне обмануть бдительность охранников зоопарка.

Покинув укрытие под деревом, я решительно зашагал в сторону Малой Грузинской.

В городе ночью почти никогда не бывает совсем темно. Не то что в деревне, где глаз можно выколоть об забор, так его и не увидев. Свет уличных фонарей, огни реклам, витрин ночных магазинов, баров, кафе, свет некоторых (пусть редких) окон, за которыми люди не спят и ночью, — все это собирается воедино и не дает погрузиться городским улицам в полную непроглядную тьму.

Поэтому, стоя у подъездного окна на девятом этаже соседнего с зоопарком дома, я прекрасно видел всю старую территорию, и как по ней бродит охрана с большой черной псиной. Наверное, с ротвейлером. Я наблюдал из неторопливое передвижение и ждал, когда же им надоест ночная прогулка, и они отправятся пить чай. Ждать пришлось долго, зато в тепле. Но я уже со скуки собирался вскрыть банку тушенки, когда заметил, что охранники с собакой подошли к кирпичному зданию на противоположной стороне территории и скрылись за его дверью.

Пора. Я бросился бегом вниз по лестнице, забыв про стоящий на моем этаже лифт.

Место, где должна была быть дырка в заборе, я отыскал сразу, даже не прибегая к помощи фонарика. Но дырки там не было. Ее, как видно, совсем недавно наспех заделали, замотав снизу доверху толстой стальной проволокой. Я на некоторое время растерялся, что же делать? Но очень скоро сообразил, что эта самая проволока, зашнуровавшая дырку, представляет собой прекрасную лестницу, по которой можно проникнуть на территорию, пусть не сквозь забор, но зато через. Что я и сделал быстро и без особого труда.

Зоопарк спал. Но не весь. И это явственно ощущалось, а порой и слышалось. Выбравшись из-за еще пустующего нового птичника, я быстро, немного все-таки пригибаясь, прижимаясь к оградам и оглядываясь, миновал загоны с бизонами, лошадьми Пржевальского, куланами, снежными козами и овцебыками. Все было тихо, если не считать, что в соседнем с бизонами вольере я спугнул какого-то спящего орла. Он заорал диким гнусавым кликом, захлопал в темноте крыльями, шарахнулся в сторону и врезался в решетку. Я замер, присев на корточки. Обошлось. Только долго еще слышалась возня и шуршание перьев из спальни пернатых хищников.

И вдруг я услышал вой. На одной высокой ноте. Страшный вой: дикий, тоскливый и одинокий. Шуршание перьев затихло мгновенно. Я представил себе, как настороженно сжались орлы в своей клетке. Зато бизоны затоптались в бревенчатом домике, и где-то испуганно фыркнула лошадь, или кулан, или киянг — я уж не знаю, кто из них и как фыркает.

Вой повторился. Снова затих и снова повторился. И все на той же ноте с дребезжащими модуляциями в конце. «Это же волк!» — догадался наконец я. Надо было спешить, вдруг как раз в этот момент Шаман готовится перескочить рикошетирующим прыжком ров и выйти прогуляться. Но мне стало и страшно. Даже не столько страшно, сколько жутко и холодно, хотя я оделся, как на Северный полюс.

Нащупав в кармане перочинный нож, я вынул его и раскрыл. С ножом как-то спокойнее. Переборов самого себя, я двинулся вдоль оград в ту сторону, откуда минуту назад доносилось жуткое волчье пение.

Вольер волков находится прямо под соседству с тем зданием, в котором скрылись охранники с собакой. И это еще более осложняло выполнение задачи, которую я перед собой поставил. Но, видимо, охрана пригрелась за чайком. Никто не появился оттуда, пока я подбирался к волчьему логову.

Вскоре я был уже напротив вольера и всматривался в полутьму, пытаясь отыскать в ней серого Шамана. Это было непросто. В центре вольера на горке, неплохо освещенной рассеянным светом фонарей, не было никого, а ближе к стенам тьма сгущалась, и я никак не мог ничего там разобрать. Пришлось приблизиться еще. Я сделал несколько крадущихся шагов и замер. Мне вдруг подумалось: «А что, если волк уже вышел на прогулку и сейчас следит за мной откуда-нибудь из засады? Может, уже готовится к прыжку…» Я крепче стиснул в руке открытый нож. Мне захотелось оглядеться, и я уже стал поворачивать голову, как приметил черную тень у самой стены вольера, ближе ко рву. Но я не был уверен, что это волк, а не камень. Вспомнив о фонарике, я извлек его из кармана, направил в нужное мне место и нажал кнопку. Луч выхватил круг на бетонной стене в десятке метров от меня и… я вздрогнул. С самого края этого круга прямо на меня смотрела пара горящих немигающих глаз. Там стоял Шаман.

Он стояли и не шевелился, и глаза его горели как два маленьких фонаря — казалось, не я его освещаю, а он меня. И позиция у зверя была на редкость удачной, чтобы сделать тот самый рикошетирующий прыжок.

Выключив фонарь, я медленно стал пятиться. Волк же оставался в тени. Отступая шаг за шагом, я отошел уже на приличное расстояние и позволил себе обернуться, глянуть, нет ли у меня за спиной каких-либо препятствий.

Ужас! Сзади из тьмы на меня смотрели точь-в-точь такие же горящие волчьи глаза, какие я только что видел в свете фонарика. Только эти глаза отражали свет лампы над входом в служебное помещение. Путь назад был отрезан.

Я повернулся так, чтобы не терять эти глаза из виду, а заодно держать под контролем возможный, на мой взгляд, прыжок Шамана. Впрочем, теперь я не был уверен, что в вольере именно Шаман. Может, там я видел волчицу, а Шаман — вот он, на свободе, и смотрит на меня из тьмы.

Теперь я отступал параллельно загородке вольера, спиной к главному выходу. Где-то за спиной у меня располагался и вольер погибших кенгуру. Холодок пробежал по телу, когда я вспомнил об этом.

Я все пятился и пятился и видел, что глаза, смотрящие из тьмы, тоже перемещаются за мной. И вдруг рядом с ними вспыхнули еще одни, и еще! Это было уж слишком. Откуда тут свободная волчья стая?

Я остановился. Замерли и глаза. Я повернулся и решительно зашагал прочь, постоянно оглядываясь. Глаза быстро понеслись за мной, и в область рассеянного света недалекого уличного фонаря выскочили четыре зверя. Это были не волки. Это были бродячие псы.

Но они двигались за мной короткими перебежками, не отставая ни на шаг, и вскоре их уже стало не четверо, а шесть. Целая свора! А вовсе не стая. Я остановился, встали и они. Мне стало полегче, когда я разглядел своих ночных преследователей. Но только что им было от меня нужно?

Один из псов был ко мне ближе других. Это его глаза я заметил первыми. И эти глаза по-прежнему пристально глядели на меня. Но и я стал смотреть на них так же прямо и пристально. Неожиданно пес опустил голову и стал медленно, крадучись, приближаться ко мне, глядя исподлобья. Я вдруг понял, что он сейчас бросится.

Быстро и резко я наклонился к асфальту, как будто за камнем, которого там не было, распрямился и, крикнув: «Пошли вон!» — запустил в разбойника своим потушенным фонарем. Пес сорвался с места, но бросился не на меня, а наутек, только пятки засверкали. Фонарь полетел ему уже вослед и, стукнувшись об асфальт, зазвенел разбитым стеклышком. Через несколько секунд всей своры простыл и след.

Я рассмеялся. Бродячие собаки — это не волки. Как с ними обращаться, меня когда-то научил папа. Брошенный камень, а то и просто движение «за камнем» в городе и деревне действует безотказно. Другое дело, когда собаки дичают на природе, тогда они опаснее волка, по крайней мере так пишут в книжках.

Мне больше нечего было делать в зоопарке. Шаман наверняка не пойдет этой ночью гулять, да и вряд ли ходил прежде. Я уже хотел отправиться к дырке, как вдруг где-то хлопнула дверь и до меня донесся злобный, быстро приближающийся, басовитый лай. Этого только не хватало — ко мне на всех парах летел ротвейлер. Такого пса камнем не отгонишь.

Я позорно бросился бежать, лихорадочно отыскивая путь к спасению; где-то за спиной слышались крики охранников.

Как хорошо, что, кроме старой территории зоопарка, существует еще и новая. Как удачно, что в прошлом году их соединили переходом, нависшим над Большой Грузинской. Пулей я взлетел по лестнице на этот переход и сверху заметил, что черный пес пронесся мимо. Затем я быстро перебежал по переходу на новую территорию и побежал направо вокруг большого пруда. Как хорошо, что зоопарк не выходит из стадии перестройки. Недостроенные вольеры на новой территории вплотную примыкают к стене. Они и спасли меня. Вскарабкавшись по их полувозведенным стенам, я преодолел ограду и оказался на свободе недалеко от Светкиного слоновника.

До утра было еще далеко. Мои часы показывали только половину третьего. Я не решался бродить по улицам, опасаясь нарядов милиции, но было холодно. Даже несмотря на мою экипировку, я начал подмерзать. Еще ведь и вспотел, когда бегал.

Надо было найти какое-нибудь пристанище. Переждав еще минут двадцать, я вышел на Большую Грузинскую и направился по ней вверх от метро «Краснопресненская». Вскоре сразу за зоопарком справа от меня появились жилые дома. На каждый дом не больше одного окна светилось, а то и вовсе стояли темные угрюмые громады. В одной из них я и нашел ночлег. На лестнице, под самой крышей. Там, на последней площадке, не очень-то чистой, средь окурков и настенных надписей, я поужинал, если прием пищи в три часа ночи можно назвать ужином. Однако банка тушенки оказалась совсем не лишней, она помогла скоротать мне время до открытия метро. Я даже задремал, привалившись спиной к стене.

Тут я почувствовал, как устал. Даже думать о деле толком не получалось. Но расслабляться было нельзя, мне еще надо успеть до школы смотаться в Узорово за котом.

Около пяти часов утра я вышел из своего убежища, отряхнулся и поспешил к метро. Все получилось удачно. На дачу я примчался к семи часам на первом автобусе. От остановки до дома и обратно, уже с Тимофеем под мышкой, я несся, что было сил. Старался не опоздать на тот же автобус, на котором приехал. Успел. В восемь я был уже дома в Крылатском, и мама, ворча, впихивала в меня чай с бутербродом, чтобы я и поел и не опоздал в школу. Больше всего она удивлялась, где я так умудрился на даче перемазать куртку. Я только пожимал плечами.

Я уснул на уроке английского, самом тихом уроке в нашей школе. Наталья Леонидовна, наша англичанка, так умеет проводить занятия, что и сама говорит вполголоса, и никто у нее не шумит, но все работают. А я не мог в тот день работать, вот и уснул. Прямо на парте.

Это, конечно, очень скоро все заметили, но Наталья Леонидовна запретила меня будить, и я проспал до конца урока. Зато на перемене все посмеялись и поиздевались надо мной на славу. Только Наталья Леонидовна не сказала ни слова. Она знала, что мне и так неудобно.

Все-таки хорошо, что я поспал. У меня появились силы для новых дел, который я хотел провернуть в этот понедельник.

После уроков я нигде не задерживался, даже не остался на обсуждение дискотеки, которую мы решили устроить нашим девчонкам к Восьмому марта. Ее Бирюков придумал.

— А чего им дарить что-то? Не маленькие уже, — сказал он, когда мы обсуждали это вопрос еще на прошлой неделе.

— Ну, как-то поздравлять все же надо, — возразил Шмелев. — Что ж, все классы своих поздравят, а наши с фигой ходить будут?

— Зачем с фигой? Поздравим, — основательно сказал Бирюк. — Всем по цветочку, а вечером хорошая дискотека. Дискотеку сами сделаем.

Сашкина мысль нам понравилась. Только одно вызывало опасения: разрешит ли Майя Михайловна проведение дискотеки после нашей драки в День защитника отечества. Людмила Николаевна тоже сомневалась, когда мы ей все рассказали, но сама пошла с этим предложением к директрисе.

Однако Майя Михайловна, к нашему удивлению, сразу же дала согласие, но с условием, чтобы проводилась дискотека для все трех девятых классов одновременно. Ну, три класса так три — какая разница.

К этой дискотеке я должен был во вторник принести магнитофонные записи, а остальное меня мало волновало. Тем более что я вовсе не собирался на нее приходить из-за заседания КЮБЗа и возможности встретиться со Светкой. Да и другие дела меня ждали в зоопарке. Так что после окончания уроков я со спокойной душой побежал разыскивать Кокошина.

Я знал, что по расписанию у Димки последним уроком биология, только боялся, что он опять его прогуляет. Но нет, Кокошин выходил из биологического кабинета, когда я туда домчался.

— Здорово! — окликнул я его.

Он приостановился, глянул на меня без улыбки и поздоровался тоже.

— Ты домой?

Димка кивнул.

— Ну, пошли вместе.

Димка опять кивнул.

Когда мы вышли на улицу, я начал разговор и, как всегда, издалека. Не умею я брать быка за рога.

— Дим, ты про первенство района слышал?

— Ну.

— Чего «ну», нам без тебя трудно будет.

— А что я могу с такой ногой сделать?

Я открыл свой портфель и достал Семину книжку.

— На, — сказал я, — вот прочти.

— Да на фиг, — отозвался Димка, — не люблю я читать.

— А ты прочти. Здесь про футболиста, у которого одна нога была короче другой на четыре сантиметра. Между прочим, стал чемпионом мира. И не только чемпионом, но и лучшим игроком мира. Даже лучше Пеле его признавали.

Димка недоверчиво посмотрел мне в лицо, но книжку взял и убрал в портфель.

— Когда прочтешь, верни. Не моя.

— Ладно, — буркнул Кокошин.

Некоторое время мы шли молча. А потом я вовсе без всякой подготовки ляпнул:

— А на фига ты мне соврал, что в зоопарк не ходишь?

Димка остановился.

— Я не хожу, — сказал он, будто оправдываясь.

— Да ладно, мне все твой друг с Малой Грузинской рассказал, и фотографию я видел.

Димка чуть портфель не выронил и побелел как мел. Он молчал и только смотрел на меня. Смотрел испуганно, как вор, которого схватили за руку, или как провинившийся первоклассник у директора.

— Какую фотографию? — наконец пролепетал он.

— Ту, что ты ему подарил, с удавом.

— Я не дарил! — крикнул вдруг Кокошин. — Не дарил никому!

Теперь он покраснел, и глаза его наполнились подозрением и злостью.

Дальше уже я не знал, что спрашивать. И Димка тут же перехватил инициативу.

— Где эта фотография?

— Где, где, у друга твоего! — тоже закричал я.

— Не гни! — Он схватил меня за грудки левой рукой. — Чо ты брешешь? Где фотография?! Меня за нее… — Он запнулся.

Я сильно дал ему по руке и толкнул в грудь, чтобы освободиться. Он кинулся на меня, но я просто бросил его через бедро простейшим приемом, которому выучился еще летом у Семы. А потом сделал «стальной зажим» по всем правилам, как полагается, захватив голову вместе с рукой.

— Понял, Кокошин? — спросил я Димку.

— Пошел ты!

— Понял или нет? — Я прижал его посильнее.

— Понял, — прохрипел Димка.

— Вот, больше на меня не бросайся, — отпустил я парня. — Я тебя никогда не трогал. Только помочь хотел.

Отпустил я его вовремя, недалеко от нас уже остановились две женщины с сумками, явно раздумывая, как им вмешаться и прекратить драку.

Димка сел на снегу.

— На фиг мне нужна твоя помощь! Все мне кругом помогают! Деваться некуда!

У него потекли слезы. Он вскочил, подобрал портфель и пошагал, не оглядываясь.

— Дим, погоди, — догнал я его и взял за рукав, но не так, как он меня, а повежливее. — Погоди. Я просто Валерку хорошо знаю, мы в одном кружке.

— Какого Валерку? Демина? — приостановился Димка.

— Какого Демина? Каткова, — пояснил я. — Вы ж с ним друзья.

— Не знаю никакого Каткова, — резко ответил Димка, для убедительности пожав плечами. И физиономия у него была такая, что я был уверен — не врет.

— Ну как же, — начал я, — у него же…

И замолчал, потому что понял, что говорю лишнее. Димка, видимо, и правда не знал никакого Валерки Каткова.

Я опять не соображал, что говорить дальше. А Димка молча освободил свой рукав из моих пальцев и пошел себе. Я следовал за ним, переваривая только что услышанное.

— Дим, извини, — единственное, что нашел я сказать.

Он ничего не ответил, даже не посмотрел в мою сторону, а все продолжал шагать. И вдруг остановился. Я чуть не ткнулся ему в спину. Но он уже быстро пятился, освобождая кому-то дорогу. Отойдя шага на три в сторону с дорожки, по которой мы шагали в это время через заснеженный газон, Димка замер. Я посмотрел вперед, понял, в чем дело, и засмеялся. Нам навстречу бежал курчавый нестриженый эрдельтерьер, блестя добродушными черными бусинами из-под собачьей челки. Собака приблизилась к нам и, вильнув в сторону, понюхала Димкины колени. Он весь подобрался как-то, прижав к животу портфель обеими руками. Потом эрдель мотнулся ко мне, я потрепал его за ушами.

— Джерри! Джерри! Ты что там делаешь, безобразник? Ну-ка, ко мне! — позвала пса девушка с поводком, накинутым на шею. Многие собачники так своих питомцев выгуливают. Поводок отстегнут — себе на шею повесят. Зато руки свободны, и поводок не теряется.

Джерри подбежал к хозяйке, Кокошин ожил.

— Ты что, собак, что ль, боишься? — все еще посмеивался я.

— Меня знаешь, как одна укусила, — оправдывался Димка, забыв о нашей ссоре. — Когда еще маленьким был. Ну их на фиг, никогда не поймешь, что в башке у них делается.

— А ты не бойся, они и не укусят.

— Ну да, — сильно засомневался Димка.

— Точно тебе говорю, когда боятся, собака всегда чувствует. И укусить тогда может. А если их не боятся, они не трогают.

Димка смолчал, но я видел, что не смог рассеять его сомнений.

Потом мы вместе дошли до моего дома. До тех пор нам было по пути. Я больше ни о чем не расспрашивал Кокошина, хотя вопросы у меня еще были. На прощание я протянул ему руку. Димка пожал.

— Забыли, — предложил я.

Кокошин по обыкновению молча кивнул.

— Ты в четверг на футбол приходи, — крикнул я ему уже вдогонку.

— Посмотрим, — отозвался Димка.

Дома меня сразил обед. Мама сварила классный борщ, я съел две тарелки. А на второе еще два эскалопа с картошкой. Я запил все стаканом молока да двумя стаканами чая с хлебом с медом. Короче, я объелся после всех этих событий, ночных и дневных. Живот у меня раздулся как барабан и болел так, что мне пришлось лечь на диван в своей комнате. Не удивительно, что после бессонной ночи и такого обеда я и не заметил, как заснул.

Проснулся я так поздно, что даже пропустил прогулку с Тамерланом. Его уже выгуляла мама. Пожалела меня, не стала будить. Даже звонить Сашке Бирюкову уже было поздно. Ничего, про подарки к Восьмому марта можно было подумать и завтра, целый день еще впереди. А этот вечер первого дня недели мне необходим для наведения порядка в «Деле о погибших кенгуру».

Мало у меня было тогда записей в тетрадке с этим «Делом», мало. Потому что мало фактов, один догадки. Ну вот теперь еще эксперимент следственный поставил в зоопарке. Только что он дал-то? Так ведь и не узнал я, выходит Шаман ночью на прогулку по собственному почину или нет. Спугнула меня охрана эта чертова. Теперь опять гадай. С одной стороны, конечно, вряд ли. Поди выйди, когда то и дело бродячие псы или ротвейлеры бегают. А с другой — кто его знает, может, под утро и Шаман может гулять выйти. И все-таки в это мне не верилось. Давно бы стало известным в зоопарке, что волк ходит гулять по ночам. Следы бы остались у вольера, при снегопадах хотя бы.

Но кое-что я узнал точно. Бродячие собаки, оказывается, шастают по зоопарку ночью сворой. Хоть и пугливы, все же могли кенгуру-то задрать. Или одна из них. В вольере следы ведь только одной собаки были. Вон как они за мной шли. А вожак чуть не бросился. Правда, хвост поджал, едва я в него фонариком запустил (жалко фонарик), но кенгуру были далеко не самые крупные, немногим больше кролика — васаби называются. Такого кенгуру и фокстерьер задавить может, а этот пес уличный, что на меня наступал, не меньше боксера был.

Гораздо больше я неожиданно узнал из разговора с Димой. Оказывается, Валерка врет. Никакие они с Димкой не друзья. Хотя и это еще проверить надо, ведь говорил Димка что он на Малую Грузинскую к другу ездит, а Валерка-то там и живет. Но уж больно искренне удивился Кокошин, когда я назвал Валеркину фамилию.

В любом случае кто-то из них врет, а вот кто, надо выяснить. Значит, настало время сходить в гости к Валерке еще раз.

Но что еще страннее, так это Димкина фотография. Оказывается, его очень волнует вопрос: где и у кого его фото? Вон как задергался, на меня даже бросился. И что значило его восклицание: «Мне за нее…» Чего ему за нее? Деньги обещали заплатить или по шее дать? Непонятно. Димка по-прежнему состоял из одних загадок. И что он делал в зоопарке, я опять не узнал. Плохой из меня сыщик. Бездарный. Не лучше «доктора Ватсона».

Последнее признание стало для меня итогом трудной ночи и нелегкого дня. Обидно. Еще я вспомнил, что не позвонил сегодня Светке и в выходные с ней не общался. Но звонить уже было поздно, мой электрический будильник высвечивал на табло единицу с тремя нулями. Один до нее и два после. Час ночи. Теперь и Светка обидится. Не знаю даже, придет она завтра на заседание КЮБЗа или еще болеет. «Приду вот завтра в зоопарк, — думал я, — и Светки там не будет, и школьную дискотеку пропущу». Но идти все равно было надо, хотя бы для того, чтобы с Валеркой там встретиться. От всего этого я расстроился окончательно.

С такими мыслями ложиться спать не очень весело. Чтобы немного успокоиться, я включил тихонько магнитофон. Поставил старенькую запись альбома группы «Pink Floid» — «Wich we are here». Слушая эту задумчивую красивую музыку, я долго при свете ночника разглядывал фотографию, где мы со Светкой стоим в компании с тем же удавом, что так дружески обнимал на другом снимке плечи Димки Кокошина.