В школе стоял очередной праздничный сумбур. Все дарили девчонкам, учительницам, Майе Михайловне и другим женщинам нашей школы цветы, коробки конфет, открытки. Уроков, по сути, вовсе не было, после третьего уже все должно было закончиться, а после пятого начиналась дискотека. Но и эти три превратились в сплошные поздравления. Я принес букет цветов Людмиле Николаевне и Майе Михайловне тоже, по строжайшему наставлению мамы (цветы, конечно, она покупала). После этого у меня еще остались три гвоздики для девчонок из класса. Я их внес в общий фонд, но одну лично поднес Наташке Швецовой за все хорошее. Наталия покраснела ужасно, когда я дарил ей цветок. Подскочивший сбоку Шмелев театрально захлопал в ладоши, но я так на него зыркнул, что он поскорее убрался за спины одноклассников.

Спешить мне еще было некуда. До начала дискотеки я торчал в школе. Помогал выносить лишние стулья из актового зала, устанавливать аппаратуру, показывал, где что записано на тех кассетах, которые принес из дома. Все равно у меня было время до начала заседания зоопарковского кружка. И Светка так рано не освободится в любом случае. Больше того, у меня оставалось время, чтобы полчаса потусоваться на дискотеке.

Жаль, что я не умею танцевать. До этой дискотеки мне казалось, что я и не люблю танцевать. А тут, когда грохнула из динамиков классная музыка, и я увидел, как танцуют многие из наших, особенно здорово девчонки, мне самому захотелось. Но я боялся опозориться. Так что лучше для меня было сидеть в углу с Сашкой Бирюковым, который, хоть и был в душе металлистом, но дергаться тоже не умел и стеснялся.

Все бы так и прошло тихо и спокойно, отсидел бы я свои положенные полчаса и пошел бы к Светке, если бы на сцену, где стояла аппаратура, не вылез расфранченный до ужаса наш завуч Владимир Валентинович, не отобрал микрофон у дискжокея Егора Попова и не объявил бы белый танец. Сразу вслед за его выступлением зазвучала тягучая блюзовая мелодия, и, прежде чем я услышал первый вскрик вокалиста, передо мной возникла Наташка Швецова в удушливом облаке французской парфюмерии.

Я понял, что отказаться от танца было бы большим позором, чем показать свое неумение. Пришлось вставать и идти топтаться с Наташкой среди других пар, которых танцевало совсем не так уж и много.

Наташка положила мне руки на плечи и пришлось мне взять ее за талию. Мы оказались совсем близко друг к другу. Я знаю, что в таких случаях полагается что-то говорить той, с кем танцуешь, и, если бы Наташка была Светкой, у меня не было бы никаких проблем. Но что мне шептать на ухо Наташке, я никак не мог придумать и топтался с самой глупой рожей, стараясь сохранять невозмутимость.

— Что же ты молчишь? — спросила вдруг она.

— А что говорить-то? — вот и все, что я придумал.

— Не знаю, — сказала Наташка и наклонила голову, ее лоб коснулся моего плеча, и волосы защекотали шею. Дыхание у меня перехватило. Было неловко и приятно одновременно.

Я молчал. Наташка тоже ничего не говорила, а чертов тягучий блюз все продолжался. Я не знал, кто это поет. По голосу понял, что не негр. Но пел хорошо, хоть и хуже Роберта Планта в его лучшие годы.

— Ты не знаешь, кто это поет? — наконец я нашел хоть какую-то удобоваримую фразу.

— Нет, — тихо ответила Наташка.

Больше мне ничего так и не пришло в голову, и мы еще долго танцевали в полном молчании.

— Спасибо, — сказала она, когда окончилась музыка.

Я опустил руки и неловко стал поворачиваться, чтобы уйти к своему месту возле Бирюка.

— И за гвоздику спасибо, — поспешно добавила Наташка. Я улыбнулся и поспешил скрыться, смешавшись в жиденькой в данный момент толпой.

Вновь рявкнул удалой рок, народ повскакал со своих мест, я облегченно вздохнул и направился к Бирюкову.

Сашка сидел в углу зала совсем уже заскучавший.

— Потанцевал? — спросил он меня.

— Потанцевал, — ответил я, опускаясь с ним рядом. Пару минут я приходил в себя, а потом глянул на часы. Мне уже можно было и уходить. Я поднял голову и увидел синее Наташкино платье с серебряными блестками. Она явно пробиралась среди потных, ритмично колеблющихся тел в мою сторону. Я вскочил, хлопнул по плечу Сашку, сказал:

— Мне надо идти, — и поспешил к выходу.

Но это были еще не все мои мучения. Мне же надо было еще за портфелем в класс забежать. Что я и сделал. А когда уже спускался по лестнице, снова столкнулся с Наташкой. Она там оказалась не случайно, в этом я просто уверен.

— Саш, уже уходишь? — спросила она меня.

— Угу, — как можно веселее ответил я.

— Жаль. А почему так рано?

— Дела есть очень важные.

— Важнее, чем… — она немного замялась, — дискотека?

— Гораздо, — со спокойной совестью ответил я.

— Жаль, — повторила Наташка, — я думала, мы еще потанцуем.

Я пожал плечами, потоптался, стараясь не смотреть ей в глаза, и, выдавив:

— Ну-у, еще дискотеки будут, — побежал вниз по лестнице.

— Пока! — крикнул я ей, спустившись на один этаж. Ответа не услышал.

Теперь я точно знал, от кого мне пришла одна из двух валентинок.

Светка в зоопарк пришла. Немного бледная после болезни, она поспешила мне навстречу, едва я вошел на территорию.

— Где ты запропастился? — накинулась она на меня. — Тебя же сегодня в КЮБЗ принимают.

Я прикусил язык. Елки зеленые! Ведь я и забыл об этом.

— Ты готов? — тормошила меня Светка. — Читал, что я тебе давала?

— Читал, читал, — соврал я.

— Ну идем.

Мы поспешили к зданию КЮБЗа. Я по дороге лихорадочно думал: что же я сейчас буду говорить, какую нести ахинею? Положение было то еще.

Мы вошли еще до начала, на столе у Марины Николаевны лежали цветы. Я тоже подарил ей букетик тюльпанов, купленный по дороге. Светке я цветов не дарил, она мне это запрещала. Говорила: «Лучше шоколадку».

Марина Николаевна открыла заседание тем, что поблагодарила всех за поздравления и сама поздравила девочек. Затем она сказала, что в связи с наступающим праздником это заседание будет коротким. На повестке только один вопрос: вступление в члены кружка Саши Губина, а потом чаепитие.

— Так что давайте приступим, — закончила она. И приступила.

— Саша, — начала она свой приступ, — ты хочешь стать членом нашего кружка.

Я кивнул.

— Света дала тебе рекомендацию, но по нашим правилам мы должны тебя еще экзаменовать. Задавать вопросы тебе будут все члены КЮБЗа. И я, конечно, тоже. Для начала расскажи нам, жизнью каких животных ты больше всего интересуешься, и что ты о них знаешь.

Больше всего я интересовался жизнью моего кота и бультерьера, но очевидно, что от меня здесь ждали немного другого. Поэтому я задумался, кем бы мне заинтересоваться. И вдруг сообразил. Чего это я буду что-нибудь выдумывать? Расскажу-ка я им про волков. Я ведь ими в последнее время и правда интересовался.

К счастью, Лешка в этот раз отсутствовал. Правда, Валерка сидел и с интересом ждал моего ответа, ну да Бог с ним. Будь что будет, решил я и начал.

Я рассказал, что с детства, посмотрев художественный фильм «Друг Тыманчи» и прочитав «Маугли», только и мечтал завести у себя дома живого волка. Но родители мне не давали этого сделать, да и волков живых в продаже не попадалось. Поэтому в конце концов завел заменитель волка — бультерьера.

Кое-кто из кружковцев стал после такого моего вступления посмеиваться, но я не дал себя смутить и продолжал дальше. На Светку же старался не смотреть.

Я пояснил, что, прознав о моей мечте, Светка предложила и мне вступить в КЮБЗ, чтобы я мог быть поближе к серым хищникам. Потом я выдал все, что вычитал по настоянию Лешки о волках у Фарли Моуэта и Сетона-Томпсона. В целом получилось неплохо. Даже смешки стихли. Но больше мне сказать был нечего. И я замолчал.

— Очень хорошо, — сказала Марина Николаевна, — ты кое-что знаешь о тех животных, которыми интересуешься. Правда, за волками у нас в КЮБЗе уже ухаживает Валера Катков и, конечно, он будет продолжать это делать дальше. Но и тебе найдется работа. Если, конечно, ты ответишь на вопросы членов КЮБЗа, и они примут тебя в наш кружок. Ну, у кого есть вопросы?

Первой подняла руку та девочка в очках, которая в прошлый раз приложила Валерку за то, что он пугал Лешку Шаманом. Я уже знал, что ее зовут Юля.

Юля спросила меня, знаю ли я, какая разница между семействами псовых и волчьих. Я ответил, что, конечно, знаю. Псовые — это домашние собаки и дикие собаки динго, а волчьи — это волки и все. И отличаются они прежде всего тем, что волк не может повернуть голову и посмотреть назад, а собаки могут.

Тогда Юля еще спросила, к каким семействам отряда хищных относятся лисы и песцы. Я не задумываясь отнес лис к семейству лисьих, а песцов к семейству песцовых.

Больше мне Юля вопросов не задавала.

Зато спросила Маша. Ей хотелось узнать, кто из отряда хищных выщипывает у себя на брюхе пух, чтобы устроить своим детенышам гнездо. Я сказал, что, наверное, горный орел. Он живет высоко в горах, там холодно и к тому же он хищник. Так что скорее всего это он.

После такого моего ответа Валерка громка закашлял, свесив голову под стол, Марина Николаевна покраснела, а Ира и Маша захихикали. Я понял, что сморозил какую-то ерунду. Решил отвечать осмотрительнее.

Валерка вынул голову из-под стола и задал мне следующий вопрос. Он спросил, как маскируется белый медведь, когда охотится на пингвинов.

«Чего ему, собственно, маскироваться, — подумал я, — когда он и так белый». Но вдруг я сообразил, что белый-то он белый, а нос у него черный. И этот нос наверняка хорошо заметен на фоне белого снега.

— Он, когда подкрадывается к пингвинам, прикрывает лапой нос, — смело ответил я.

КЮБЗ грохнул. Валерка уже не кашлял, он стонал, свесив голову и раскачиваясь из стороны в сторону. Все остальные веселились не меньше. Марина Николаевна улыбалась. Лишь Юля сохраняла серьезность, а на Светку я по-прежнему не смотрел.

— Давайте пить чай, — сказала Марина Николаевна, — Юля, поставь чайник. А тебе, Саша, — это она уже ко мне обратилась, — придется еще подготовиться, если ты хочешь ходить к нам в кружок. Подготовься и приходи, ладно?

— Ладно, — ответил я и поднялся, чтобы уйти.

— Куда ты? — остановила меня Марина Николаевна. — Чай ты должен попить сегодня с нами.

Светка шла со мной рядом и молчала, она так еще мне и не сказала ни одного слова с того момента, как мы вошли в здание КЮБЗа.

— Куда пойдем сегодня? — спросил я, как бы не замечая ее настроения.

— Я, наверное, пойду в гости к Валерке вместе со всеми, — ответила не сразу Светка. — Он пригласил всех наших девочек и ребят отметить Восьмое марта.

— Но меня-то он не приглашал, — заметил я.

Светка пожала плечами.

Мы опять шли некоторое время молча. Конечно, мне позарез надо было побывать у Валерки и кое-что прояснить, но без приглашения мне не хотелось теперь идти туда со всеми кюбзовцами. Есть же и у меня какая-то гордость.

— Ну, хорошо, — сказал я, — а как же Лешка, твой брат. Ты что, Валерке уже простила, что он его до истерики довел?

— Не отталкивать же совсем человека, если он совершил глупость, — рассудительно возразила Светка. — Валерка просто шутить любит, вот и дошутился. А так он не злой. Он и к Лешке домой приходил извиняться, разговаривал с его родителями.

— А с Лешкой?

— А что с Лешкой? Он вообще ни с кем разговаривать не хочет. Заперся дома в своей комнате. Валерке только крикнул, что все равно докажет, что тот виноват. Ну ты-то ведь не думаешь, что это Валерка на кенгуру Шамана натравил? — Светка наконец посмотрела мне в лицо.

— Не думаю, — согласился я.

— Вот и никто не думает. Да и не пошел бы Валерка ночью в зоопарк. На такое вообще только Лешка способен.

«Не только», — подумал я.

— Ну вы идете ко мне или нет? — раздался позади нас голос Валерки.

Я обернулся. Он, широко улыбаясь, догонял нас в компании Маши, Иры, Юли и Славки.

— Ну ты дал, Сань, — засмеялся он, приблизившись, и все засмеялись тоже. Кроме Светки, конечно. Даже Юля теперь улыбалась.

— Что? — спросил я как можно безразличнее. — Неужели такую чушь нагородил.

— Еще какую, — мрачно заметила Светка.

— Нет, — Валерка сделал вполне серьезное лицо, — пока ты рассказывал о волках, ты говорил по делу. Это я тебе как специалист скажу. А все остальное…

— А что остальное? — с искренним интересом спросил я. Мне хотелось узнать, чего же я все-таки напутал.

— Во-первых, — начала Маша, — псовые и волчьи — это не два семейства отряда хищных млекопитающих, а одно и то же. Просто у этого семейства два названия. Туда же относятся лисы и песцы, которых ты определил в отдельные семейства. Рода еще такие есть, а семейство одно — волчьих или псовых.

— Сразу после этого стало ясно, что ты не силен в систематике, — вмешался Валерка, — но, когда ты барса с орлом перепутал, да еще и объяснил почему, это уже было просто атас.

— Ладно, — согласился я, — а что я с медведем не так сказал? Как он на пингвинов-то охотится?

— «Гипс, гипс, гипс», — постучала мне по лбу своим кулачком Светка, пропев слова из песенки любимого ей Сюткина. — Белый медведь за Северным полярным кругом живет, а Арктике. А пингвины живут за Южным полярным кругом — в Антарктиде. Так что они даже встретиться не могут.

— Извини, чувак, — развел руками Валерка, — ты маленько ошибся.

— А фиглишь вы такие вопросы задавали? — разозлился я.

— Какие всем, — ответил Валерка. — Ладно, пошли все ко мне, устроим дискотеку на дому.

Я посчитал это за приглашение и отправился к Валерке вместе со Светкой.

Валерка заранее готовился к приходу гостей. Он преподнес каждой девочке по сникерсу и тюльпану. Купил еще три толстых бутылки пепси и торт к чаю. Короче, средств не жалел. Видать, раскрутил старшее поколение.

— Родители сегодня поздно придут, — объявил он. — В гости поехали.

Все должно было происходить в большой комнате. Там уже стояло пепси с чистыми фужерами на столе у окна. Им пока и занялись пришедшие гости, а Валерка опять спросил, какую поставить музыку.

— Я у тебя там кое-что видел в прошлый раз, пошли выберем, — предложил я. — В роке я разбираюсь получше, чем в зоологии.

— Ну, пошли, — согласился хозяин.

Диски у Валерки оказались на том же, что и в прошлый раз, месте, в том же пакете. Мы быстро отобрали парочку, которые Валерка сразу понес в комнату к гостям. Я же сказал, что пока поищу еще что-нибудь подходящее, если он не возражает. Пока Валерка ставил диск на вертушку, я быстро перебрал оставшиеся и отыскал тот самый, мне незнакомый, из которого выпала Димкина фотография. Отыскав, открыл коробку, фотография оказалась на месте. Я ее не стал трогать и диск убрал до возвращения хозяина.

Вскоре после того, как в соседней комнате загрохотал рок, ко мне вернулся Валерка.

— Еще что-нибудь выбрал? — спросил он с порога комнаты. — Пошли ко всем.

— Вот эту возьмем, — я протянул Валерке коробку с диском и фотографией.

Валерка в недоумении уставился на картинку под пластиковой крышкой.

— Сань, это ж какая-то классика, — неуверенно произнес он. — Кто ж ее слушать-то будет?

— Ты ж говорил, что у тебя здесь только рок собран?

— Ну, случайно как-то попала. Наверное, от родителей.

— А фотография тоже случайно? — спросил я, раскрыв коробку и вынув Димкино фото.

— Ну, конечно, — кивнул Валерка, — это мой друг. А я ищу, куда она задевалась.

— Ладно, не бреши. Твой друг тебя не знает, понял? — холодно сказал я. — Мне это точно известно.

Валерка вдруг побледнел, сделал два шага и сел на стул около письменного стола.

— С чего это ты взял? — промямлил он.

— Неважно, — отрезал я, — не твое дело. Только это не твой друг, а парень, который рылся в помойных баках у вольера кенгуру на следующее утро после их гибели.

Валерка стал белым как мел.

— Ты что, ты что думаешь? — начал он.

— Ничего я не думаю. Я всегда только знаю. Светка попросила меня помочь разобраться с этими кенгуру, несчастными. Я и помогаю. Собираю факты. Сейчас их у меня достаточно. Сегодня подключаю отца, он у меня частный детектив, и не такие орешки раскалывал.

Я рассчитывал напугать Валерку. Он обязательно должен был испугаться, если в чем-нибудь тут замешан. И, кажется, у меня получилось. Валеркин испуг был налицо.

— На фиг ты мне врал? — все так же не повышая голоса, произнес я. — На фиг ты врал, что на фотографии твой друг, когда ты этого человека в глаза не видел?

Валерка настолько был подавлен моей прозорливостью и осведомленностью, что даже голову повесил. Теперь я был благодарен Светке за то, что она разболтала всему КЮБЗу о профессии моего отца и моих собственных детективных способностях.

— Я эту фотографию, — не поднимая головы, чуть ли не прошептал Валерка, — нашел в вольере у кенгуру. На следующий день после убийства.

— Ты же в вольер не лазил, — удивился я. — Ведь это Лешка нашел мертвых кенгуру, потом милиция место обследовала, потом какой-то ваш Андрей кровавый убрал, а уж только потом вы — кюбзовцы — появились.

— Нет, в вольер мы заходили, — возразил густо покрасневший Валерка, — посмотреть. У кого хочешь спроси, хоть у Светки. Она тоже туда заходила. Я тогда фотографию и нашел. Милиция ее не заметила, она возле домика лежала, а на ней клочок сена. Только уголок выглядывал. Вот ее и не нашли. Я сразу подумал, что он тут в чем-то виноват — этот, что на фотографии. Как же тогда его фотография в вольер попала? Я хотел ее отдать. Но тут Лешка опять подошел, нас увидел — кричать стал, что знает, кто убил кенгуру. Он при этом так на меня смотрел, что я понял — он на меня думает. Я его ведь правда дразнил. Но я не напускал на кенгуру волка. Я вообще никогда и никуда не выпускал Шамана. Ему и так там неплохо. Выпустишь — еще с ним чего-нибудь случится. У меня никогда животных не было, все родители запрещали. Я собаку хотел — запретили. Я и в КЮБЗ ради этого пошел, ради животных. Зачем же я буду травить их друг на друга? Я не виноват. Это он виноват, — Валерка ткнул пальцем в фотографию. — А я хотел сам это доказать, чтобы на меня не думали, вот и не отдал фотографию. Ты его знаешь? — неожиданно спросил Валерка, подняв голову и глянув мне прямо в глаза.

— Нет, — не стал я все открывать Валерке, надо еще было сначала разобраться, при чем тут Димка, — но его ищут.

Валерка опять повесил голову.

— Ладно, пошли к гостям, — сказал я, — а то сейчас сюда кто-нибудь припрется.

Мы вышли из комнаты вовремя, Маша и Светка уже подходили к двери.

Всем я подпортил предпраздничное настроение. С Наташкой не дотанцевал, Светку разочаровал, Валерку напугал. Остальные, правда, веселились, несмотря на появившуюся рассеянность и задумчивость хозяина, до полвосьмого. Потом домой пошли. Мне тоже почему-то стало весело, хоть меня и не приняли в этот самый КЮБЗ. Главное то, что «Дело о кенгуру» сдвинулось с мертвой точки.

Следующий день был праздничным, Восьмое. Уроки можно было не учить, но я бы все равно вряд ли их приготовил. Очень уж много мне надо было обдумать. Этим я и занимался, сидя за письменным столом в своей комнате над тетрадкой с записями хода расследования.

Факты сгущали тучи над двумя фигурами — Валерки и Димки. И чем дальше, тем тучи становились чернее и тревожнее. Оба мне с самого начала врали, да еще явно существовала какая-то непонятная мне пока связь между двумя этими фигурами. Мне уже было очевидно, что и Димка и Валерка что-то скрывают. Знать бы только что.

Я стал вспоминать мой последний разговор с Валеркой. Слава Богу память у меня хорошая, разговор я помнил почти дословно. Валерка все свалил на Димку. И в то же время он явно незнаком с ним или знаком очень мало. Иначе зачем он спрашивал, знаком ли с Димкой я? Похоже, он даже не знает имени Кокошина. Не называл бы тогда его просто «другом». Все это вроде бы подтверждало, что фотография к нему действительно попала случайно. Только тогда очень странно, что Валерка никому о ней не сказал. Действительно, если он не хотел, чтобы его подозревали в причастности к нападению на кенгуру, то должен был бы уже давно рассказать всем о найденной им фотографии. Все эти россказни, что он сам хотел найти виновного, — какая-то ерунда. Показал бы фотографию Димки в первый же день, и никто бы больше на него не думал. И странно все-таки, что милиция этой фотографии на месте преступления не нашла. Не-е-ет, врет Валерка. Или не договаривает. Тут что-то другое. Только что?

По опыту я уже знал, что пытаться отгадать что-либо, не собрав нужных фактов, — все равно, что гадать на кофейной гуще. Какие гипотезы ни выдумывай, все окажется не так, иначе. Поэтому я не стал больше мучиться над Валеркиными загадками и попробовал подойти с другого конца, с Димкиного.

Каким образом, рассуждал я, фотография Димки могла попасть в вольер с кенгуру? Допустим, он действительно злодей, только допустим в интересах следствия, как это делают в геометрии при доказательстве теорем. Тогда злодей Димка должен был забраться ночью в зоопарк и запустить с какой-то дури в вольер к кенгуру волка или собаку. Стоп! Это Димка-то! Тот самый, который чуть не умер со страху, когда его понюхал на улице добрейший эрдель, а от моего Тамерлана в ужасе ломившийся в закрытую дверь. Он же сам мне сказал, что его в детстве собака укусила и теперь он их боится. Значит, версия о том, что Димка запустил собак к кенгуру, отпадает, как рыбья чепуха… ну а уж волка тем более.

Но как же тогда попала в вольер его фотография? Если, конечно, верить Валерке. Я мог это узнать только от самого Кокошина. Но ведь Димка не Валерка, его на испуг не возьмешь. Да и Валерка испугался больше от неожиданности. Для Кокошина надо было придумать что-то другое, если я хочу, чтобы он мне открыл тайну своей фотографии.

Над тем, как выведать эту тайну, я проломал себе голову весь остаток вечера и часть ночи. Пока не уснул.