Мама заперла меня дома. То есть в школу она меня пускала, но больше никуда ни-ни.

— Отец приедет, тогда и решим, как жить дальше, — сказала она мне.

Папа никогда нам не говорит, куда и насколько он уезжает. Мы и не спрашиваем. Уехал — значит, так надо. Если можно, то сам расскажет, где был и что видел. Но иногда мама не выдерживает и ворчит. В эту отцовскую командировку она не ворчала. Она молчала. «Саша, иди есть», — единственная фраза, которую мне трижды в день доводилось слышать за это время.

Следующие после школьного скандала сутки прожил я затворником. Даже к Светке в зоопарк по окончании уроков не поехал. Еще с вечера позвонил и сказал, что не смогу. Хотя мне очень хотелось с ней повидаться и даже было нужно. Ничего, успокаивал я себя, увидимся в субботу и воскресенье.

В пятницу — тоже никуда. Только на холмы с Тамерланом утром и вечером да в школу. Бирюк же в школу вообще не пришел ни в четверг, ни в пятницу. И Димки Кокошина я не видел.

Вечерами я сидел у себя в комнате, слушал музыку и смотрел видак. Все ждал, надеялся, что отец скоро вернется. В пятницу после собачьей прогулки приходил ко мне в гости Макс, мама впустила его, но без улыбок, с лицом холодным, каменным.

— Что это она? — спросил Максим, когда я закрыл за ним дверь в свою комнату.

Я сначала отмахнулся, но потом рассказал все-таки мои злоключения в школе. Ближе его и Светки у меня друзей нет.

Потом мы в обществе кота и собаки играли в шахматы, смотрели видеокассету, которую он притащил. В общем Максим немного скрасил мое затворничество, ушел домой аж в одиннадцать.

Я часть ложусь поздно, хотя родители иногда и пытаются укладывать меня до двенадцати. Обычно я засыпаю, когда из их комнаты давно доносится мирный храп. А уж в пятницу — святое дело, суббота-то выходной. Так и тогда я засиделся за полночь. Мама уж легла. И вдруг зазвонил телефон.

Я удивился, кто это так поздно, часы показывали полвторого, но решил, что отец, он иногда звонит из командировок. Поспешив в коридор, снял трубку.

На мое «Алле» телефон отозвался Светкиным голосом. Я удивился еще больше. Обычно так поздно она не звонит, Светка в отличие от меня «жаворонок».

— Ты, наверное, все забыл, что обещал, — укоряла меня моя подруга.

— А что я обещал?

— Я так и знала.

Продолжительное молчание.

— Так что я обещал-то?

— Ты обещал, что поможешь Лешке.

— Я и помогаю, — рассердился я. — Что случилось-то?

— Его милиция ночью привела из зоопарка.

— Тьфу ты! Да как он туда попал ночью-то?

— Никто пока не знает. Я говорила тебе, что он может натворить дел.

— А я что могу тут поделать? Я же не посылал его туда. Откуда я знаю, что он придумал?

— Ладно, пока, — обиженно сказала Светка.

Попрощаться-то попрощалась, но трубку класть не спешила. Видно, чего-то ждала, может быть, что я буду извиняться. А с какой такой стати, будто я виноват в чем-то. Извиняться я не стал, но трубку все-таки тоже не повесил, ждал, что она скажет дальше. И дождался.

— Приходи завтра обязательно, — попросила Светка.

— Конечно, обязательно, — пообещал я.

— Пока, — еще раз сказала она.

Я тоже попрощался и на сей раз повесил трубку. Поднял глаза и вздрогнул, чуть не вскрикнул. В дверном проеме комнаты родителей белым привидением стояла мама в длинной ночной рубашке.

— Ты меня заикой сделаешь, — произнес я.

— Куда собрался? — прозвучало в ответ.

— К Светке в зоопарк, это она звонила.

— Не ври, Света так поздно не звонит.

— Ну правда, мам, Светка. Хочешь, проверь, позвони ей.

— Даже если так, пока не приедет отец, ты из дома носа не высунешь. И не думай.

Мама повернулась и ушла к себе в комнату. Я пошел к себе.

Утром по субботнему обычаю я встал не рано. А куда спешить-то? Это Светка встает ни свет ни заря и едет в зоопарк ухаживать за своим питомцем. А мне что, даже Тамерлан привык к моему расписанию. Лениво выгуливая его по субботам и воскресеньям, я часто думаю, что Светка уже машет метлой, или гребет лопатой, или насыпает корм, или еще там что-то делает со своим тапиром. Короче, пока я валяюсь в постели, пасу бультерьера и завтракаю, Светка завершает все дела, которые сама на себя навесила. Когда же я приезжаю в зоопарк, этак где-нибудь около часу дня, она уже в полной боевой готовности стоит у пруда напротив главного входа.

Я думал, куда нам отправиться в тот день, везде мы вроде уже были, и билетов мне родители давно никуда не покупали. Ничего я лучше не придумал, как пройтись от зоопарка переулками до Тверского бульвара и зайти там перекусить в «Макдональдс». Деньги у меня были, отец часто подкидывает тысяч пятьдесят, а то и сотню, порой не говоря маме. Вот только этот «Макдональдс» я ненавижу, какая-то школьная столовая, а не кафе, но Светке нравится, она будет довольна. А там посмотрим.

Выгуляв Тамерлана, я вернулся домой, услышал очередное «Саша, иди есть» и, позавтракав, стал собираться в зоопарк. Не тут-то было.

— Никуда не пойдешь, — сказала мама, встав у входной двери со сложенными на груди руками. Я уж и забыл про ее ночные угрозы, точнее, не принял их всерьез. Мама любила Светку и никогда не препятствовала нашим встречам.

— Ну, ма-ам, мне же к Светке, — попытался я сыграть на ее уважении к моей подруге.

— Никуда, — отрезала мама. — Я не знаю, куда ты ходишь, где ты бываешь. Пусть отец решает, как быть дальше. А пока — никуда.

— Мам, ну к Светке, — попытался я убедить ее еще раз.

Мама отрицательно помотала головой и добавила:

— Может, ты и правда поедешь к Свете, а куда потом — неизвестно. Лучше я ей сама вечером позвоню, все объясню, она девочка умная — поймет.

«Этого только не хватало!» — подумал я, бросил на диван куртку, которую держал в руках, собираясь одевать, и пошел в свою комнату.

На улице светило солнце, и стоял легкий морозец, термометр за окошком показывал минус семь. Последние дни зимы. Только гулять. Кататься на снегокате или на лыжах. Да еще мои дела… Во всем этом было мне отказано. И главное, вины за собой я никакой не чувствовал. Я жутко разозлился.

Черт с ними, со снегокатом и с погодой в конце концов, но лезть в мои отношения со Светкой мама не имела права. И раз уж я взялся за дело, надо было доводить его до конца. Наверняка ночные похождения Лешки были связаны с происшествием в зоопарке. Я должен был узнать о них как можно скорее. Да и что подумает Светка, когда я опять не приду?

Я сидел и ломал себе голову, что же делать. Выручил друг и случай.

В комнату заглянула мама.

— Вынеси ведро, — сказала она, — второй день в нем мусор. Не хватало, чтобы у нас опять завелись тараканы.

Выносить ведро и правда домашняя обязанность моя и папы, мы всегда стараемся ее свалить друг на друга, хотя мусоропровод рядом на лестничной клетке. Но папа был в командировке.

Я уныло поплелся на кухню, взял ведро и вышел из квартиры. А сам все думал, как бы мне сбежать к Светке. Я уж выкинул мусор и закрывал крышку мусоропровода, как вдруг догадался: ведь я уже вышел за дверь! Так стоит ли возвращаться. Правда, я был в домашних тапочках и без куртки, даже без свитера, в одной лишь майке. Но первый шаг к свободе был сделан, и меня понесло.

Я спрятал мусорное ведро за трубу мусоропровода. Открыл дверь на запасную лестницу и побежал вниз, не вызывая лифта. Мне и бежать-то надо было только один этаж, потому что прямо подо мной жил Максим.

Мне везло. Дверь на звонок вышел открывать именно он. За ногами хозяина топтался и пыхтел, тараща на меня бульдожьи глаза, его тезка.

— Макс, — сказал я, — мне нужно из дома смотаться, а мать не пускает. Вынеси какую-нибудь шкуру.

Макс понял меня с полуслова. Не прошло и минуты, как он вернулся с перекинутым через руку пальто, правда не совсем зимним, а скорее осенним, так называемым демисезонным. В другой руке он держал пару старых поношенных сапог. Я его поблагодарил. С трудом натянул сапоги, они мне были маловаты и жали. Пальто тоже было не по размеру — все-таки Макс меня немного помельче, — из-под рукавов сантиметров на семь, а то и больше, выглядывали голые руки. Но выбирать не приходилось, решил делать — делай.

Пока Макс бегал мне за одеждой, я уже успел вызвать лифт. И он как раз подошел, когда я втиснул себя в сапоги и пальтишко. Заходя в лифт, я еще раз пожал Максу руку.

— Вечером все верну, — сказал я.

— Не надо, — улыбнулся мой друг, — я матери сказал, что бомжу несу.

Тут над головой за потолком хлопнула дверь, я решил, что это мама, и поскорее нажал в лифте кнопку первого этажа. Двери закрылись, я поехал.

На улице я не стал отходить далеко от дома, а прямо из подъезда свернул за угол направо, благо у нас подъезд угловой, — это чтобы меня мама не разглядела в окно или с балкона. Я пробежал еще немного вдоль стены и только потом направился к метро. На подходе к нему я сообразил, что у меня нет ни жетончика, ни проездного, ни денег. На всякий случай я обшарил все карманы, нигде ничего не было, кроме бумажки от жвачки.

«Ничего, — подумал я, — это меня не остановит. В метро любой дурак умеет проходить без жетона, главное, не привлечь внимания контролера». Но у меня вид был как раз такой, что и до метро на меня люди на улице оборачивались. Все ж проскочить в толпе было можно. А уж если я попаду в метро, то в зоопарк попасть еще проще, через Лешкину дырку.

Я уже здорово опаздывал из-за карательных мер, предпринятых мамой, но проходить надо было с оглядкой. Пристроившись к какой-то объемистой тетке, я проследовал за ней в метро через стеклянные двери. Мне по-прежнему везло. Тетка эта не пошла покупать жетон в кассу, и проездного у нее не было. Она уже сжимала в пальцах желтенький пластиковый кружочек, приготовив его загодя. Тетка пошла к турникетам, и я за ней. Она опустила жетон в щелочку автомата, и я за ней. Она опустила жетон в щелочку автомата, и я поковырял пустыми пальцами в том же месте. Затем я сделал большой шаг и, приблизившись к тетке вплотную, прошел в метро зайцем. Контролерша меня прошлепала.

Прибавив шагу, я побежал вниз по лестнице и вскоре сидел уже в вагоне и ловил на себе удивленные взгляды пассажиров. Мне казалось, что все только и смотрят на мой замечательный наряд. Так, наверное, и было, потому что сидевшая напротив меня бабушка все сокрушенно покачивала головой. А перед тем как сойти где-то в «Филях», она на пути к выходу, приблизившись ко мне, сунула мне в руку апельсин и покинула вагон прежде, чем я сообразил, в чем дело. Я совсем растерялся и почувствовал, как краска жаркой волной заливает лицо. Впрочем, главные трудности остались уже позади.

Выскочив на «Краснопресненской», я уж и не надеялся застать Светку на нашем условленном месте. Скорее всего она к этому времени обиделась окончательно и ушла куда-нибудь в слоновник. Но все-таки надо было сначала в этом убедиться. Я бегом бросился на Малую Грузинскую.

Лешкину дырку нашел легко и быстро, у меня прекрасная зрительная память. И на территорию зоопарка тоже проник без проблем. Мимо орлов, овцебыков, а затем и мимо пруда с водоплавающими я пронесся, не снижая скорости. Только очутившись опять у ограды зоопарка со стороны Беговой, я немного запыхался и перешел на быстрый шаг. К моему удивлению и удовольствию, Светка стояла там, где и должна, как всегда привалившись к ограде пруда и поглядывая на главный вход. Светке не надо было идти в слоновник, она уже переоделась и стояла готовая к нашей обычной субботней прогулке по Москве, в то время как мой костюмчик был явно не для прогулок. Я еще немного подбежал, затем, задерживая дыхание, подкрался к ней сбоку и хлопнул по плечу. Светка вздрогнула и обернулась.

Минуты две она изумленно таращила на меня свои серые глазищи. Я ее понимал. Мало того, что опоздал, появился непонятно откуда, еще и в таком виде.

— Ты с кого это снял? — спросила Светка, пощупав пальчиками отворот моего, вернее Максимового, пальтишка.

— С Макса, — ответил я.

Она вдруг прыснула.

— Ну ты даешь!

— А что?

— Клоун, Анти-Пьеро.

— Кто? — не понял я.

— Ну, у Пьеро рукава длинные, а у тебя наоборот. Анти-Пьеро получается. А это еще что?

Она указала на карман пальто, откуда торчали мои домашние тапочки. А куда еще мне их было сунуть?

— Сменная обувь, — глупо ответил я.

Светка совсем покатилась со смеху.

— За-за-чем ты вырядился так? — еле выдавила она, согнувшись у ограды. — И тапоч… ох, тапочки в кармане.

— Я подумал, может, ты на меня сердишься, дай посмешу. — Ко мне возвращалось чувство юмора.

— Дурак, я серьезно, — Светка делала отчаянные усилия справиться со смехом.

— Если серьезно, то это маскировка, чтобы не узнали. Знаешь, как Владимир Ильич переодевался, когда ехал в Смольный в день Октябрьского переворота, или Шерлок Холмс преображался у Конан Дойла то в дедушку с книжками, то в кебмена. Ну и я, как полагается сыщику, тоже оделся бомжем. Хочу втереться к ним в доверие. Валерка говорил, что это они на кенгуру собак натравили.

— Дурак твой Валерка, — перестала смеяться Светка, — и ты тоже. Из-за этого Валерки Лешка и попал в милицию.

— Ты расскажи, как дело-то было.

— Сначала ты. Почему так оделся?

— Ладно, — сказал я и начал рассказывать ей все, что со мной в эти дни приключилось. История получилась не короткая, потому что Светка еще все время переспрашивала меня. А когда я добрался до того момента, как в школу вызвали мою маму, Светка меня прервала и сказала:

— Пошли во «Фламинго», а то у тебя нос красный и губы синие.

Думаю, что это было действительно так. Я ведь вспотел, когда бежал от метро. А теперь на февральском ветру в пальтишке бомжа стал потихоньку окоченевать. Вот только денег у меня на кафе не было, лишь бабушкин апельсин, который я уже отдал Светке. Пришлось мне признаться в своей неплатежеспособности.

— Сегодня за мой счет, — сказала Светка и, ухватив меня за рукав, потащила в сторону «Фламинго».

Окончание истории о моих злоключениях я уже рассказывал в тепле, попивая горячий кофе с булочкой. Пальтишко я свое снял и повесил на спинку стула, в кафе тепло, и так было приличнее.

Светка слушала меня молча, внимательно. Потом погладила меня по голове и пожалела:

— Бедненький, опять подрался.

— Это ладно, — убрал я ее руку, — вот что теперь дома будет, когда я заявлюсь?

Светка промолчала.

— Так что ты теперь давай быстрей рассказывай, что там Лешка натворил, и при чем тут Валерка.

— Хорошо, ты мне только еще пепси купи и себе тоже, — Светка протянула мне свой кошелек.

Я купил, что она просила.

— Ну, слушай, — начала Светка. — Лешка, как я тебе говорила, уверен, что кенгуру погибли не случайно. Он думает — кто-то натравил на них собак. А этот Валерка, он про бомжей все свою теорию толкал. Мол, бомжи на территории зоопарка ночуют, и они собак к этим кенгуру и запустили.

— Чушь какая-то, — возмутился я.

— Конечно, чушь, — слава Богу, согласилась Светка и продолжила: — А Алешка, он же еще маленький, он всему верит. Помнишь, он кричал, что найдет того, кто на кенгуру натравил собак. Вот он и пошел ночью этих бомжей выслеживать. Встал тихонько с постели, когда родители его заснули, и в зоопарк отправился. Не знаю уж, как он проник на территорию, только сразу попался в руки охране, они его задержали и вызвали милицию. А родители тем временем уже его ищут. Тетя Люся не знала, что делать, когда ночью встала и не обнаружила Лешки в постели и даже дома. Она и нам позвонила, потому что в этот день мы с Лешкой в зоопарке вместе были. Вот она и спрашивала, не говорил ли мне чего он, не рассказывал. А чего я скажу? Он мне вообще ничего не рассказывает. Вот после этого я тебе и позвонила, вернее, уже после того, как Лешка дал в милиции домашний телефон, и оттуда позвонили, а тетя Люся опять нам. Хорошо, что так все закончилось. Думаешь, зря я тебя просила помочь Лешке, он ведь на все способен.

— А с чего ты взяла, — спросил я Светку, — что он отправился ночью в зоопарк следить за бомжами?

— А за кем же? Не за охраной же. Кроме них, никого ночью тут и не бывает.

Теперь промолчал я. У меня были свои соображения по этому поводу, но я предпочитал хранить их до поры при себе.

Мы допили пепси. Пора было и уходить. Но куда? В том виде, в каком я пришел к Светке на свидание, в приличное место идти было невозможно. Да и денег у меня не было, а у Светки их никогда много не бывает. Оставалось только ехать домой, и поскорее. Но расставаться нам не хотелось. Я соскучился, и Светка, по-моему, тоже. Поэтому мы взяли на последние Светкины деньги еще два кофе и пирожные, оставив только на проезд до дома. Сидели и болтали. Кроме всякой ерунды, которая касается только нас двоих, Светка спрашивала, что мне удалось выяснить о гибели кенгуру, и о чем я говорил с Лешкой. Рассказывать мне было почти нечего, ничего я не выяснил, а о своих подозрениях и гипотезах говорить не люблю, поэтому я отшутился, сославшись на «тайну следствия». И еще спросил, как она думает, смогу ли я поговорить теперь с Лешкой.

— Куда уж, — огорченно ответила Светка, — его родители теперь, наверное, дома запрут. А тебя уже заперли.

— Но я же сбежал, между прочим, ради тебя.

Светка хотела мне на это что-нибудь сказать такое, чтобы я не очень-то хвалился, я почти всегда знаю, что она думает, у нее все на физиономии написано, но ничего у нее в этот раз не получилось, потому что ей было страшно приятно, что я удрал из дома, чтобы встретиться с ней. У нее даже щеки малость порозовели, и Светка стала старательно пить кофе, хотя в то же время следила, чтобы он не очень быстро кончился.

Мы растягивали наши маленькие чашечки так долго, что напиток в них совсем остыл. И пирожные мы давно съели. А все уходить не хотелось. В конце концов буфетчица высунула голову из своего убежища и крикнула:

— Ребятки, пора по домам. Кафе закрывается. На улице доворкуете.

Мы вышли на улицу. Светка разрешила мне проводить ее только до метро. Да я и сам бы никуда не пошел в таком виде. Нам обоим жаль было расставаться, а мне так уж вовсе не хотелось возвращаться домой. Но что было делать?..

Димкино пальто я оставил на лестнице, вместе с сапогами, может, и правда какому-нибудь бомжу пригодятся. Надел свои тапочки, взял ведро из-за мусоропроводной трубы (оно меня дождалось) и нажал кнопку дверного звонка. Три раза, как у нас заведено. Тами сразу залаял, а еще через несколько мгновений лай вырвался в коридор — мама открыла дверь нашей квартиры.

Нет, она меня не ругала. И почти не плакала. Усадила есть и не спрашивала, где я был. Даже погладила по голове, как Светка в кафе. Мне стало жалко ее и стыдно. Но я тоже не стал ничего говорить. Конечно же, мама уже бегала меня искать к Максиму. Только в том, что Макс не раскололся, я был уверен на сто процентов. Так что вряд ли мама поверила бы мне, что я ездил в зоопарк к Светке в тапочках и с помойным ведром. А сочинять что-либо, врать я больше не хотел.

Все пошло по-прежнему, вернулось на круги свои, как любит говорить мама.

Вечер я провел за «Делом о погибших кенгуру». Я размышлял, зачем Лешка лазил в зоопарк ночью, и был уверен, что бомжи тут ни при чем. Скорее уже волки были тому причиной. Вот только что он хотел выяснить? Может, то же, что и я? Не выходит ли Шаман на ночную прогулку по зоопарку? Все может быть. В любом случае бездарный Доктор Ватсон сильно осложнил расследование. Все, как по Конан Дойлу. Следующие шаги должен был предпринять уже я, и как можно скорее.