«колдуны обладают силой затемнять лунный свет, вызывать штормы, выкорчевывать деревья и растения, ослаблять скот и вьючных животных»

О МАСТЕРЕ ПЕРУСЕ И ЕГО ПРОДЕЛКАХ История первая

Где-то в чужедальних краях жили двое братьев, унаследовавших герцогство после смерти их отца. Одного из них звали Вильхьяльм, другого Эйрик. Была у них сестра по имени Ингибьёрг, девица весьма ладная и прекрасная. Всеми делами их заведовал советник Перусь. Однажды он просил руки Ингибьёрг, но братья не захотели выдать за него сестру, потому как был он без титула и отнюдь не богат. Зато изо всех людей был Перусь наиученейшим. Не сказано, чтобы братья эти были очень умны.

Обычно Ингибьёрг проводила свое время в одной пристройке, где пила всегда со своими служанками. Мастер же Перусь условился с герцогами и со всем тамошним людом, что с тех пор, как садится он за стол вечером, и до тех пор, пока не закончит он свой завтрак-питье по утру, никто не должен потревожить его никаким делом, а герцоги не должны звать его на совет, — ибо желал он в это время быть свободным ото всех дел.

В той же земле жили другие двое братьев, и завидовали они Перусю — той высокой чести, которой удостаивали его герцоги; и чтоб уменьшить их уважение к нему, желали они добыть что-нибудь против него.

И так случилось однажды, что эти братья бродили бесцельно меж домов, когда все остальные отправились на вечернее питие, и подошли они вплотную к частоколу вокруг терема Ингибьёрг. И вот услышали они доносящиеся изнутри звуки великого веселья; тогда же решили они пересечь сад и узнать, в чем дело. Удалось им это, заглянули братья в окно, и видят, что сидит там госпожа Ингибьёрг, а подле нее — мастер Перусь, и забавляются они весьма нежно поцелуями и объятьями. Несказанно обрадовались братья, что узнали предостаточно для того, чтобы опозорить мастера Перуся. Поспешили они в залу, но когда вошли, то увидели, что мастер Перусь как обычно сидит в своем кресле, а рядом с ним — двое слуг, что прислуживают ему каждый день. Ничего не поняли братья, и не отважились, на сей раз, рассказать о том, что видели, но меж собой решили, что не отступятся от этого дела, пока не вызнают правды. Покуда же отправились они к себе.

На следующий вечер снова пришли братья к частоколу и вновь услышали из-за него звуки шумного веселья и забав. Заглянули они в терем, и видят, что мастер Перусь и девица ласкаются, как и в прошлый раз. Тотчас поспешили они в залу и опять застали мастера Перуся сидящим в своем кресле. Выпивает он каждую чашу, что наполняют для него слуги. Тогда, набравшись духу, решили-таки братья узнать наверняка, что же происходит, ибо думают — не может Перусь быть в двух местах одновременно. Направились они к тому месту, где сидел мастер, и обратились к нему, да только он ничего не им ответил . Еще больше выросло их подозрение. Подошли они и попытались дотронуться до него, и так узнали, что кресло, на самом-то деле, пусто и никого на нем нет. Призвали братья к себе других людей, и все удостоверились в том, что они говорят правду. Тотчас донесли обо всем герцогам. Немедленно собрали те людей, поспешили к терему, взломали двери и ворвались внутрь.

Теперь же следует сказать, что мастер Перусь возлежал в постели с Ингибьёрг, и оба они ни о чем не подозревали до самого последнего момента, покуда не услышали шум и грохот. Тогда сказала Ингибьёрг мастеру, что он считай уж покойник. Перусь же велел ей обратить к братьям гневную речь, и ничего не бояться, а сам надел свои льняные штаны, набросил темно-синий отороченным мехом плащ, который он всегда носил, и улегся на трон госпожи. Герцоги вошли в палаты, но не нашли Перуся на ложе сестры, зато потом увидели его лежащем на троне. Тогда Вильхьяльм сказал:

– Дозволь, брат, мне отплатить ему за наш позор, ведь я из нас старший!

Схватил он Перуся с раздражением, пылая яростью, стащил его на пол, наступил своей ногой на его ногу, ухватил руку мастера и оторвал ее на раз, всю целиком до нижней части груди, а с другого раза разорвал его напополам. Кровь, внутренности и нечистоты разлетелись по всему полу терема; и, чтоб сделать сестре побольнее, велели герцоги, чтобы терем оставался немытым. Удались они со своими людьми, госпожа же упала в обморок, видя, как обошлись с ее любовником. Однако вскоре пришла она в себя и увидела, что Перусь, целый и невредимый, сам подходит к ней. Пришла она в недоумение, не в силах понять, что происходит, и испугалась, уж не призрак ли это мастера бродит в покое. Перусь же успокоил ее, сказав, что сам он жив и здоров, а Вильхьяльм, брат ее, разорвал на куски бревно, которое теперь, расщепленное надвое, лежит на полу: «но не добрались они до меня». И тут увидела Ингибьёрг, — правда, нет ни крови, ни нечистот на полу. Велела она ему тотчас спасаться бегством. Перусь же ответил, что сначала он оденется, а после отправится в залу. И так он и сделал.

Когда увидели его герцоги, то, не зная, чего им ждать от мастера, повелели своим людям немедля схватить его и заковать в цепи; и было это исполнено. Созвали они великое множество народа и повлекли Перуся в лес. Вот добрались они до того места, на котором вознамерились совершить казнь; Перусь же встал перед ними в оковах и сказал:

– Только что был я связан, но вот вновь свободен . Однако вы, братья, весьма глупые люди: я просил руки вашей сестры, но не захотели вы выдать ее за меня, ибо полагали, что ничтожен я по сравнению с вами. Однако же, хоть я и не так богат, как вы, да зато хитрее. Если б я законно породнился с вами, то всегда вы могли бы рассчитывать на мудрый мой совет, потому как женившись на Ингибьёрг, никогда бы я не расстался и с вами. Ныне же налагаю я такое заклятье: да приведут вас все ваши деяния и поступки к позору и неудаче!

И тогда увидели все, как достал он из подсумка, что висел у него на поясе, клубок темно-синих ниток и подбросил в небо, а тот расправился в нить. Всем показалось, что Перусь подтянул себя по этой нити вверх, в небо, и так исчез с глаз долой.

Больше его там никогда не видели.

Краткое примечание

Этот перевод выполнен по изданию Hugo Gering, Iselandik AEventyri, 1882-1883, т. 1, с. 217-223. (во втором томе этого великолепного издания имеется немецкий перевод и комментарии относительно предполагаемых латинских (итальянских) источников этой и двух следующих историй о Перусе). Они же воспроизведены позже в новом сборнике «Leit eg supur til landa», 1944 (Thattr af meistara Pero). О мастере Перусе говорится также в одной из средневековых исландских «Рыцарских саг» (Clari saga).

Помимо чисто моралистической идеи епископа Йоуна Халльдорссона (записавшего данный рассказ) о превосходстве знаний ученого человека над грубой силой и ее невежественными обладателями, в этой и двух других историях о Перусе присутствует описание определенных типов древней исландской (германской) магии. Перусь сотворил иллюзию своего присутствия в зале, затем в покоях Ингибьёрг отвел братьям глаза — так, что они приняли бревно за самого мастера, и, наконец, исчез «в небе». Любому исландцу в Средние Века было понятно, что речь здесь идет о двух формах чародейства: sjon-hverfing (хотя впрямую этот термин здесь не упоминается, но см. третий рассказ «О мастере Перусе») и kukl .

Древнеисландское sjon-hverfing (букв. «истинного обличья исчезновение», сравн. исл. выражение hverfa sjonum «скрыться из вида») означает «морок, наваждение», др.-рус. «мечтание», позд. рус, «видение»; или «отвести глаза, померещилось», как переводит этот термин А.О. Смирницкая в «Саге о Хёрде и островитянах», с. 482. (См. в сборнике Исландские саги. Ирландский эпос. М., 1973.)

Исландское ранне-средневековое kukl (сравн. нем. gaukler, англосаксонское geoglere «заклинатель,

фокусник, маг») означает приблизительно то же, что и sjon-hverfing.

Первая часть «Младшей Эдды» Снорри Стур-лусона — «Gylfa-ginning» («Одурачение Гюльви» ) — обрамлена именно как sjon-hverfing (видение), которое наслали на шведского конунга Гюльви великие небожители-асы.

Эти магические термины хорошо проиллюстрированы в исландской «Саге о ярле Магусе» (Magus saga jarls) :

…Теперь мы упомянем в этой саге о ярле, который правил Странс-боргом. Его звали Магус. Он был мудр и имел много друзей. Во всех искусствах представлялся он ровней Рёгнвальду ярлову сыну. Однако еще одним искусством владел он превыше других людей в Саксонии… ибо настолько сведущ был он в таинстве рун и в kuklara-skapr («магических трюках» ), что сотворял многие виды sjon-hverfing (мороков), таким образом, что никто не мог понять происходящее по его воле… (гл. 14)

…Это могут также постичь мудрые, что многие вещи[описанные в саге], были исполнены с помощью sjon-hverfing (морока) или другой подобной магии. И знаем мы точно, что kuklarar (заклинатели) есть и в других странах, которые сотворяют ровно такое же; и так всем, кажется, словно вот, отрубили они себе руки, ноги и стопы, но все же целы и невредимы их тела, как и прежде. И хотя в этой саге не всему можно поверить, все же, вполне вероятно, что Магус на самом деле разбирался в чародействе не меньше, чем. те, которые в наши дни сотворяют подобный sjon-hverfing (морок), хоть и не ведают о том невежи; так что вовсе не обязательно такие истории объявлять ложью…

(гл. 79)

Обращает на себя внимание одежда, которую носил Перусь — темно-синий плащ. Темно-синий цвет издревле означал в Исландии нечто сверхъестественное или магическое. Очень часто предметы, которыми пользуются ведуны и ворожеи при волховании и чародействе, окрашены именно в этот цвет (blar). Один, к примеру, или эльфы, нередко являлись людскому взору как незнакомцы, облаченные в плащи темно-синего цвета.

О МАСТЕРЕ ПЕРУСЕ история вторая

Неподалеку от того места проживал некий богатый хёвдинг , которого звали Принцем. Владел он великим богатством и полагал себя превыше любого другого в той земле по количеству и стоимости платья и имущества, лошадям и упряжи.

Однажды выехал он из своего града с двенадцатью слугами, и вот, скачет на великолепном рысаке, в лучшем своем одеянии, по широкой дороге в одном лесу, и все люди его тоже одеты на славу. И вдруг увидели они, что навстречу им скачет некий незнакомец. Показался он им высоким и храбрым, а ехал он на прекрасном коне, и никто из них раньше не видал подобного ему ни ростом, ни поступью. Одеяние незнакомца также превосходило все, до этого ими виденное. И вот вскоре поравнялись они и обменялись приветствиями. Обратился Принц к незнакомцу:

– Отважный человек, — сказал он, — продай ты мне своего великолепного рысака вместе со сбруей, со всем твоим оружием и с одеждой, ибо не пристало простолюдину одному владеть всем этим. А я отдам тебе взамен моего коня и все мое платье, да прибавлю к тому еще серебряных эйриров , чтоб ты не остался в накладе. Незнакомец ответил ему:

– Не хочу я менять ни коня своего на твоего, ни сбрую. Да будет доволен каждый из нас тем, что имеет.

Принц сказал:

– Ежели не желаешь ты продать или поменяться добром, тогда придется тебе расстаться со всем по неволе.

Он ответил:

– Хоть и отбираешь ты сейчас у меня мою сбрую, но это еще не значит, что тщеславие и жадность твои будут удовлетворены. Да и не отдал бы я своего по собственной воле, но не могу один противиться вам тринадцати.

Стащили они его с лошади, сорвали с него одеяния, а взамен дали те, что принадлежали их господину. Не сопротивлялся незнакомец. Расстались они на этом, и поскакали каждый своей дорогой.

Один из людей Принца — тот, что был мудрейшим из них — стал думать о том, что произошло. Он владел диво-камнем, который, если посмотреть в него, показывал все как есть, не давая обмануть взгляд. Взял он этот камень и посмотрел в него, потому как подозревал, что видится им все совсем иначе, чем оно есть на самом деле. И тут увидел он, что и впрямь странно все обернулось: в действительности скачет его господин на вязанке хвороста, которая связана ивовыми прутьями и тряпичными обрывками, а всем кажется, что это прекраснейший жеребец с великолепнейшей уздечкой и прочей сбруей. И вот стал он подзывать к себе людей, чтобы всем показать подвох, который они не видят, и чтоб поняли они, что происходит. Каждому дал он посмотреть в свой камень, и все они увидели одно и то же. Тогда рассказывали они обо всем своему господину и дали ему самому в том убедиться. Разгневался он несказанно и велел тотчас погнаться за подлым чародеем , ибо тот был еще не далеко. Сделали его люди, как было приказано, схватили незнакомца и привели его к Принцу связанным. Тогда обвинил его Принц в том, что чародей обманом заполучил его имущество. Но Перусь (а это был он) отрицал это, говоря, что никогда и не просил его чем-либо меняться, и еще сказал, что это Принцевы собственные тщеславие и жадность обрекли его на такой позор и ослепили его разум, а потому и расплачиваться за свою глупость должен он сам; себя же Перусь объявил ни в чем не виновным.

Уехал Принц домой вместе со связанным Перу-сем и вознамерился казнить его. Собрал он множество народу. Устроили они судилище на волноломе возле моря; люди же встали по всей дороге в ряд, чтоб не удалось ему бежать. И все считали, что Перусь заслуживает смерти за магию и чародейства . Когда на том и порешили, Перусь сказал:

– Какое-то время был я связан, но сейчас желаю стать свободным, но все же не прыгну в море, чтоб погубить себя.

И едва он это сказал, как уже сидит на волноломе без пут. Вслед за тем увидели люди, как он вытащил из своего подсумка маленький кусочек мела и стал рисовать на волноломе корабль со всей необходимой для плаванья оснасткой. Вдруг услышали все сильный грохот и шум на море, а посмотрев в ту сторону, увидели, что Перусь уже на корабле в море, поднял парус и поплыл восвояси.

Сейчас же расстанемся мы с обитателями сей земли и с Перусем. Будет еще о нем что поведать.

Краткое примечание

В этом втором рассказе о мастере Перусе епископ Скальхольтский обличает людскую жадность, высокомерие, глупость и самонадеянность. Что несколько необычно для церковника (хотя, впрочем, довольно обычно для исландского духовенства), орудием борьбы с вышеперечисленными пороками епископ избрал чародея. Несмотря на то, что литературный образ Перуся был, вероятно, взят им из некоего латинского источника, Перусь, усилиями Халльдорссона, приобрел весьма характерные черты исландского мага: он творит наваждение, чтоб сделать из зарвавшегося гордеца Принца жалкое посмешище, а когда его связывают, то, как и в первом рассказе, без труда избавляется от пут. Еще предводитель асов-небожителей Один похвалялся, что:

«Речи Высокого», 149 («Старшая Эдда»), перевод А. И. Корсуна.

Тот же магический прием упоминается и в древней песне «Gro-galdr», где колдунья Гроа, отправляя своего сына в дорогу, учит его защитным заклинаниям:

«Заклинание Гроа», 10

Наваждение, наведенное Перусем, рассеяно с помощью «диво-камня» (natturu-steinn). Пожалуй, это одно из первых упоминаний этого термина в исландской литературе, ибо в более древних сагах подобные магические предметы зовут ся lyf-steinn, т. е. «лечебные» или «жизне-камни» (см.: «Московский викинг Ингорь Олегов»), или, реже — sigur-steinn. Позже в Исландии (XVII—XIX вв.), отчасти под влиянием с материка , развилась даже целая «наука» о таких диво-камнях: о том, какие именно их разновидности существуют, как и где их добывать. Вот самые известные диво-камни:

oslca-steinn — «камень желаний» — исполняет желания. (Существует также несколько идей относительно иного, «не каменного», происхождения oska-steinn: так, его связывают либо с определенной окостеневшей частью редчайшего вида краба (oniscus), либо с вороном. Подробнее см. Йоуна Арнассопа или К. Маурера.)

hulin-hjalms-steinn — камень, делающий невидимым.

lausnar -steinn — помогает при родах. (Некоторые считают, что это не камень, а плод одного растения.)

  sigur-steinn — «камень победы»; тот, кто носит этот камень на себе, не потерпит никогда поражения в битве.

sjonar-steinn (spegils-steinn) — «камень-зеркало» для защиты и информации.

sogu-steinn — рассказывает этот камень обо всем, что захочешь у него узнать.

bern-steinn (agat) — защищает от колдовства, яда, призраков, «немертвых» и т. д.

bloth-stemnu-steinn — «камень, останавливающий кровь».

lif-steinn — «камень жизни» — продлевает жизнь, заживляет раны.

skrugu-steinn — дает возможность своему владельцу видеть любую часть мира.

calcedonius — вылечивает безумие и простуды, усмиряет гнев сильных мира сего.

hirundo-steinn — привораживает девиц.

svolu-steinn — делает человека веселым и приятным в общении, оберегает от диких зверей и гнева сильных мира сего.

alabastur — приносит победы и всеобщую любовь.

medo — помогает от болей в ногах и слепоты (может быть ядовитым).

diacodos — если его поместить в воду, то можно увидеть морских духов.

bezoar (=lif-steinn) — приносит мастерство в ремеслах, здоровье и удачу.

Подобная история о том, как при помощи natturu-steinn было развеяно зрительное наваждение (sjonhverfingar), встречается также и в «Саге о Сигурде Молчуне» (XIV век) См.: «Riddara sogurr», bd.III, «Sigurthar saga Thogla», k.35, bls. 215, k.49, bls. 252, ut. af B.Vilhjalmsson.

Некие «камни… волшебные» упомянуты в наставлениях др.-русского «Домостроя», что говорит о том, что подобные исландским представления бытовали и на Руси.

О МАСТЕРЕ ПЕРУСЕ история третья

В том месте, куда пристал Перусь стоял некий герцог со своими боевыми ладьями. Не было у него государства, где бы он мог править. Его считали человеком справедливым, соответственно его положению. Истреблял он викингов и грабителей, но отпускал всех добрых людей с миром. Поэтому было у него много друзей, и не знал он отказа ни в чем у любого конунга. Перусь застал герцога в то время дня, когда готовили повара еду: они разделывали петуха к столу упомянутого герцога. Поприветствовал его Перусь подобающе, да и говорит:

– Велика добрая молва, что идет о тебе, о том, что ты смел в распрях и справедлив с простым людом. Но не желаешь ты разве стать конунгом или ярлом в каком-нибудь крае? Или же не представлялось тебе прежде возможности ? Отвечает герцог:

– Даже и не думал я об этом.

– А не отказался ли ты стать конунгом, если б подвернулся случай? — продолжает Перусь.

Тот и отвечает:

– Конечно, уж не был бы я против.

– Хорошо ли ты отблагодаришь того, кто сему поспособствует ?

– Уж точно получит он вознаграждение, — уверяет герцог.

Молвил Перусь:

– Согласен ли ты отсчитывать ему по десять золотых марок каждый год, покуда ты у власти?

– Десять марок? — переспрашивает герцог. — Да хоть бы он брал все двести.

Перусь и говорит:

– Не прошу я больше десяти.

– Их дам я охотно, — уверяет герцог. На том и порешили. Уходит Перусь.

Там неподалеку проживал в своих палатах один конунг. Он был женат и имел сына трех зим отроду . И так вдруг случилось, что этот конунг умер в мгновенье ока. Местные жители созвали тинг чтоб выбрать нового конунга. Собралось там великое множество народу. Туда же прибыла королева со своим малолетним сыном. Считают все самым правильным, чтоб сын усопшего стал преемником его царства. Тут-то и объявился на тинге наш Перусь. Он начал свою речь так:

– Да, все правильно. Сын является наследником своего отца. Но в данном случае он, увы, слишком юн, чтоб быть настоящим правителем или защитником своего народа. А что случится, если вдруг сюда нагрянут викинги? Или же вы ничего не слышали ?

Они отвечают что им, мол, ничего не ведомо. Перусь и говорит:

– Мне сообщили, что целая флотилия боевых кораблей пристала к берегу. Да вы сейчас и сами можете видеть, что буквально каждая ваша гавань кишит вражескими ладьями. А значит, нет никакого иного выхода, чем призвать какого-нибудь бесстрашного предводителя, который бы смог избавить вас от сей напасти. Ибо враги не замедлят схватить вашу королеву и разграбить ваше добро.

Соглашаются люди, что в его словах есть здравый смысл. Затем же, действительно, видят они, что грозное войско уже в самой их земле. Начинается паника. Некто из толпы вопрошает кого же он, Перусь, считает самым подходящим на роль конунга для их страны. Перусь отвечает, что без сомнений, это герцог, ибо он всегда одерживает победы, умен и предусмотрителен. «А какой он непревзойденный человек в сравнении с другими людьми!» На том и порешили тамошние обитатели, да и сама королева была не против.

Затем Перусь отправляется на встречу с герцогом и говорит ему что, вот, мол, подвернулся, наконец-то, случай принять ему титул конунга. Но это при условии, что он будет отсчитывать Перусю по десять марок золотом каждый год. Герцог же отвечает, что не прочь и выплачивает ему тотчас десять марок. После этого направляется герцог в сторону конунговых палат, и его там радушно принимают. Выбирают его конунгом, и женится он на королеве. Дают ему в руки всю власть в королевстве, и он весьма сим доволен. А то огромное войско, что подошло к границе их страны исчезло настолько быстро, что никто толком и не понял, что с ним сталось.

Проходит первый год правления новоиспеченного конунга, является туда Перусь, как договаривались, день в день, входит в палаты и приветствует его. Конунг встречает того милостиво. Перусь молвил:

– Вот он я, прибыл, чтоб получить причитающееся мне.

– Да, да, — говорит конунг, — все уже приготовлено.

И отсчитывает ему тотчас десять марок золотом. Дружинникам же это кажется странным.

Второй раз ровно через год в тот же день приходит Перусь и требует свое вознаграждение. Поднимается тут сильный крик в палатах, что, мол, этот человек всегда требует деньги у конунга. И подозревают — что-то неладное в этом кроется. Когда конунг слышит такие толки, просит он Перуся не требовать у него больше денег, хотя велит все же выдать ему и в этот раз десять марок. Тем не менее, Перусь заявляет, что будет добиваться своего, что бы конунг ни говорил, берет очередное вознаграждение и уходит.

В третий раз по прошествии двенадцати месяцев предстает Перусь пред конунгом и требует положенные десять марок золотом. Тут поднимается невообразимый шум в палатах, ибо дружинники говорят, что, мол, этот чужестранец сделал их конунга данником. Думают, точно кроется во всем этом нечто неладное. Когда конунг слышит такие речи, обращается он к Перусю гневно:

– Да в своем ли ты уме, что осмеливаешься требовать у меня деньги?! Так ли ты хочешь отплатить мне за добрую волю, что я выказал тебе в прошлый раз?! Сейчас же оставь свою наглость, если не хочешь, чтоб тебя избили до полусмерти!

Перусь и отвечает:

– Тебе даже не стоит надеяться, что из-за твоих угроз я перестану требовать причитающееся мне.

Конунг молвил:

– Если ты не уймешься, велю я тебя схватить, и на самом деле прикажу умертвить!

Перусь и говорит конунгу:

– Помнишь ты, где встретились мы впервые?

– Да, помню, — отвечает конунг.

– Ага, — продолжает Перусь. — Тогда был ты просто герцогом, и считали тебя справедливым человеком и отнюдь не жадным. Но сейчас, гляди-ка, стоило тебе только разбогатеть, и вот уже стал ты алчным, да скор на неправый суд и расправу. Конечно! Ведь ты получил власть поступать по своей воле. Не так ли? Ну, а поскольку, я сейчас испытал тебя, каков ты есть на самом деле, думаю я, что петух уж сварился!

Раз, и оказывается, что герцог никуда не уходил от своего корабля, а времени прошло не больше, чем потребовалось, чтоб петух сварился. Хотя и показалось герцогу, что пробыл он конунгом уже несколько лет, разделил ложе с королевой и правил страной. И все это произошло не без помощи наваждения, да супротив того, как на самом деле было, ибо заморочил ему мастер Перусь голову. Потому как возжелал Перусь испытать герцога, кем тот окажется, когда сможет поступать по своей воле.

То же самое относится и к другим многим, ибо губит того гордыня, кто сильно рвется к власти; и хочет он один всем заправлять. И перестает он также порою уважать того, кто прежде ему помог. И здесь заканчивается рассказ о мастере Перусе на этот раз.

Краткое примечание

Sjon-hverfing — наваждение, морок, иллюзия (см. краткое примечание к первой истории о мастере Перусе). Подобные ситуации, где пугающие боевые наваждения используются в тактических целях, упоминаются в древнеисландской «Саге об Эйрике Рыжем» (гл. 11):

 «Два человека пали из (викингского) отряда Карлсефни, а у скрелингов — четверо, хотя и были викинги атакованы (подавлены?) численно превосходящим вражеским воинством. Викинги идут к своим времянкам (временным жилищам) и пытаются понять, что это было за неприятельское сонмище, которое напало на них на земле. Затем они думают, что настоящим (не иллюзорным) было лишь то воинство, которое приплыло на лодках, другое же воинство было мороком».

Нечто подобное можно найти в «Истории франков» Григория, епископа Турского. Гунны предприняли очередную попытку вторжения в Галлию. Сигиберт выступил против них со своим воинством, предводительствуя большим числом храбрецов. И когда они должны было сойтись на поле брани, гунны, будучи весьма сведущими в волшебстве, наслали перед собой ложные видения самых разных видов и окончательно разгромили своего противника. Войско Сигиберта бежало, а его самого схватили гунны. [Книга четвертая, 29]).

В среднеанглийском «Завоевании Ирландии» (1450 г.) рассказывается:

«В то время, когда (английское) войско пребывало в Оссори, так случилось, что оно расположилось на ночь в старом замке и вокруг него… Глубокой ночью на него напало столь многочисленное воинство, словно бы несметные тысячи, ударив с каждого фланга, казалось, в яростной атаке свирепо заполонили все окрестности со звенящим оружием, копьями и алебардами, подстегивая себя криками настолько страшными, что эти «эльфийские деяния» не знали границ, как часто бывало в Ирландии. Сие большую часть английского войска настолько поразило и повергло в ужас, что солдаты бежали и укрылись кто в лесу, а кто на вересковой пустоши… покуда они не услышали, что эти крики и шум полностью прекратились и были на самом деле ничем иным, как наваждением».

В коллекции Йоуна Арнасона есть следующий любопытный эпизод из жизни известного чародея Латинского Бьярни:

«Был как-то Бьярни на некоем хуторе. Он читал вслух «Сагу о Карле Великом и его витязях», чтобы развлечь его обитателей. Тут тамошние две работницы заявили, что весьма забавно было бы увидеть описанные события и героев этой саги воочию: «Но ведь совершенно очевидно, что не многое смыслят те, кого ныне величают ведунами, ибо они не в состоянии устроить подобное». Бьярни сделал вид, словно ничего не слышал. Какое-то время спустя, вечером, приспичило сразу обеим служанкам выйти во двор по нужде. Когда возвращались они в дом — глядь Бьярни стоит под дверьми, да и говорит им: «Посмотрите-ка вниз, на откос поля вокруг хутора, девки!» Они повинуются и видят, что там все витязи Карла Великого сошлись в жестокой сече. Приближается все это с грохотом страшных ударов, треском и шумом битвы. Испугались работницы дальше некуда, и бросились прямиком в объятия к Бьярни. А он принудил их побыть еще немного во дворе, покуда не насладились те полностью. После этого никогда не подначивали они больше Бьярни»

(т. I, с. 485, «Об известных чародеях».)

Нечто подобное можно найти и во «Властелине колец» профессора Толкина в «Книге 5» (гл. 2, 9).

О ХЕЛЬГЕ, МУЖИЦКОЙ ДОЧКЕ

по рукописи Торварда Олавссона

Жили-были старик со старухой. Они обитали и маленькой избенке, и была у них дочка по имени Хельга — самая красивая девица тех времен. И вот, подошло то время, когда старуха почувствовала что скоро умрет. Тогда позвала она свою дочь и говорит, что жить ей в тягость, и невыносимо уж нести бремя земной жизни. Сожалела она, что ничем больше не сможет помочь она Хельге.

– Хотя дам я тебе одно шило, — молвила старуха. — Будет оно говорить «да», если тебе вдруг нужда в том случится.

Затем старуха умерла.

Как-то вечером велел старик своей дочери Хельге разделить с ним ложе. Она не соглашалась, а старик требовал этого все настойчивей. Тут она и сказала, что забыла, мол, забросать огонь углями на ночь, но сделать это все же необходимо, не то случится пожар. Отправилась она в кухонную комнату , воткнула шило в стену и попросила его говорить «да», а сама опрометью бросилась в ночную темень. Спустя какое-то время старик позвал Хельгу, и шило за нее ответило, притом постоянно твердило «да-да». Наконец утомило сие бесконечное «даканье» старика, он увидел, что его дочь пропала, стал носиться по дому, выскочил наружу — искал ее, но не находил. Тогда возвратился он восвояси, и не будет больше о нем речи в этом рассказе.

О Хельге же надобно поведать, что она убежала в дремучую чащу и шла всю ночь, лишь бы оказаться подальше от этого ужаса. С первыми же лучами восходящего солнца вышла она к приветливому маленькому домику. Она зашла внутрь и увидела некого молодца, который развлекается сам с собою игрой в тавлеи . Он радушно ее принял и предложил тут поселится, ибо это показалось ему самым для нее подходящим: он одинок, и ему нужна помощница по хозяйству. Хельга согласилась. Она спросила, как его зовут. Он ответил, что его имя Херрауд . По прошествие какого-то времени Хельга уже ждала ребенка.

Днем Херрауд промышлял то охотой в лесу, то рыбной ловлей. Ночевал же он всегда дома. Но вот повадился он возвращаться все позже и позже, а однажды не пришел вовсе. Хельга ждала-ждала его, да вдруг почувствовала себя нехорошо и, присев на минутку, мгновенно погрузилась в тяжкую тревожную дрему. Тут и увидела она во сне свою матушку. Словно пришла она к Хельге, да и говорит:

– Предал тебя твой молодец Херрауд, потому как завлекла и очаровала его безобразная тролльша . Намеревается он на ней жениться. Сейчас же уходи из этого дома, да обуйся задом наперед, и поспеши укрыться в землянке, которая тут неподалеку, у самого старого дуба. Да не мешкай — это ведьмовская великанша хочет тебя убить.

Хельга тотчас проснулась, завязала на себе обувку задом наперед, и поспешила спрятаться в землянке . Вскорости к их дому прибежала собака и стала искать Хельгу: носилась взад-вперед, пытаясь унюхать ее след, но не нашла, и с тем убралась восвояси. И тогда услышала Хельга шум вдали, будто что-то тяжелое падает сверху, от чего содрогнулась и наполнилась гулом вся земля. Увидела она сквозь щель в землянке, что это приближается мерзкая тролльша. Она рыскала там и тут, изучая следы, но также не смогла ничего разобрать, и удалилась прочь.

После этого Хельга покинула землянку, и побрела в лесную глушь. Долго она блуждала, пока не вышла к какому-то быстрому лесному ручью. Вскоре прибежал туда за водой кургузый ребенок, Хельга незаметно опустила колечко в его ведерко. Ребенок ушел, а чуть позже из-под земли вырос карлик-дверг. Подошел он к Хельге, поблагодарил за щедрый подарок его ребенку и пригласил к себе в гости . Они отправились к большому камню, который открылся, и зашли в него, словно в дом. Внутри сидела жена карлика-дверга. Она также поблагодарила Хельгу. В этом камне разрешилась Хельга от бремени красивым мальчиком.

Как-то карлик-дверг молвил, обращаясь к ней:

– Сегодня твой Херрауд женится на ведьмовской великанше, и если ты вдруг захочешь взглянуть на свадьбу — я могу это устроить. Хельга ответила, что очень желала бы взглянуть хоть одним глазком. Тогда карлик-дверг отправился с ней в одну пещеру. Там он накинул на нее плащ-невидимку. Он велел Хельге проследить — чем будет занята невеста каждый вечер после того, как уходит она с пиршества. На последний же вечер свадьбы должна Хельга показать Херрауду, чем та занимается. Сами торжества продлятся три дня. Под конец велел карлик-дверг позвать его по имени , если случится нужда. И, сказавши это, он исчез.

В той пещере наблюдала Хельга за сказочным волшебством, а они проходили с невероятным шумным весельем и радостным гамом. Прекрасная статная невеста восседала на скамье и была ростом не выше среднего. Херрауд веселился от души. Вечером невеста покинула пещеру, и не захотела, чтобы ее кто-нибудь сопровождал. Она отошла недалеко от входа, трижды повернулась вокруг себя и сказала:

– Стану я какой родилась!

И превратилась она в огромную безобразную тролльшу. Затем она молвила:

– Явись турс трехголовый , брат мой, с большой бочкой, полной конской и человечьей плоти.

Тогда появился турс с бочкой, и принялись они оба трапезничать. Насытившись, ведьмовская великанша обернулась трижды и молвила:

– Стану я какой была!

И оказалась она опять стройной девушкой. На второй вечер все снова повторилось как в первый раз. На третий же вечер нашла Хельга Херрауда, но он ее не узнал. Она незаметно привела его к ведьмовской великанше как раз в тот момент, когда та принялась насыщаться человечиной. Поразился Херрауд до глубины души, да связал из веревок ловушку у входа в пещеру, а сам удалился внутрь. И как только невеста попыталась войти — она попалась в ловушку. Принялась она звать на помощь своего братца. Немедленно явился разъяренный трехголовый турс. Хельга же, не растерявшись, призвала поскорей карлика-дверга. И вот видит она, что прилетела птица, набросилась на турса, разбила ему клювом все три башки так, что он упал замертво. А невеста повесилась на веревках, из которых сплетена была ловушка. И не показалась она Херрауду очень уж красивой, когда валялась мертвой в своем истинном обличии. Только теперь Херрауд заметил Хельгу и был очень ей рад. Он умолял простить его, и говорил, что это ведьмовская великанша заморочила его и толкнула на предательство. Перебрались Херрауд с Хельгой из пещеры в свой прежний домик в лесу и справили там свадьбу. А в самый день их свадьбы карлик-дверг принес им их сына и положил на колени Хельге. Херрауд щедро отблагодарил его за помощь.

Херрауд и Хельга любили друг друга до самой старости, и здесь заканчивается этот рассказ.

 Краткое примечание

В данной сказке заметны чрезвычайно древние языческие корни. Так, все наиболее дикие и злые деяния в этой истории (сожительство ближайших родственников, каннибализм, поедание конины) служили основой самых ранних сводов запрещений, утвержденных католической церковью для германских язычников. Языческий ритуальный каннибализм был запрещен как в христианских норвежских законах, где связывался с колдовством и «состоянием тролля», так и в более ранних франкских и древнесаксонских судебниках.

«Если ворожей-оборотень (stria) любого пола съест человека, он будет приговорен к штрафу в 8000 динариев или 200 солиди»

(«Салическая правда»).

 Если кто-нибудь верит в то, что некий муж или жена — ворожей-оборотень (strigam), то есть, тот, кто ест людей, и посему его (ее) сожжет, или же отдаст его (ее) тело на съедение другим, или же сам съест ворожея — лишится тот головы»

(«Первый саксонский капитулярий» ).

Запрещение есть конину встречается в первых исландских христианских законах (см., напр. «Сагу о Ньяле», гл. V, или «Islendingabok», XIII в.). По мнению Э.В. Гордона, это было связано с тем, что в языческой среде конь считался священным животным, его приносили в жертву, а часть его плоти, сваренную после жертвоприношения, съедали («Аn Introduction to Old Norse», с. 209). Обилие отсылок к антиязыческим законам позволяет пред полагать, что в создании сказки участвовал некий верующий христианин, привнесший в текст элементы назидательности.

В данной сказке заметно влияние древней «Саги об Эгиле Одноруком и Асмунде Убийце берсерков».

ОБ ОДНОМ КНЯЗЕ

Как сказывают, жил на свете один князь по имени Полинианус. Был он горд и имел множество вассалов. Жена его также слыла гордячкой, выделялась знатностью происхождения и жаждой власти; но при всем притом не хранила верность супругу, ибо благоволила одному рыцарю гораздо больше, чем собственному мужу. Оттого тайно желала она всем сердцем Полинианусу смерти. И вот однажды объявляет князь, что хочет совершить паломничество за море и наказывает ей вести себя благопристойно в его отсутствие, да рачительно относиться к его добру и деньгам, и просит ее об этом пламенно.

– Божьей милостью будет все сохранно, — ответила она.

Но лишь только ступил муж ее за порог, — тотчас посылала она за одним ворожеем ; и когда он пришел, обратилась к нему так:

– Муж мой только что отбыл паломником в далекие земли. Если ты своим искусством найдешь способ погубить его, чтоб сюда он уже больше не воротился, — за сию услугу получишь от меня все, чего не пожелаешь.

Ответил ей ворожей:

– Знаю я способы как извести князя, где бы он нынче ни был, но за мои труды жажду я не иного, как сердечной твоей любви.

Согласилась она на это условие, и за сим при ступил ворожей к делу: вылепил из воска с землею-прахом истукана, обликом подобного князю, и поставил его перед собой на расстоянии полета стрелы.

Теперь же следует сказать о Полинианусе, который продолжал свое паломничество и, как гово рится в саге, был он уже на дороге в великий град Рим. И вот однажды на пути своем встретил он некоего книжника. Приветствуют они друг друга, и князь спрашивает встречного о новостях, но тот вдруг замолчал и лишь вздохнул тяжело. Князь и говорит:

– Добрый мой книжник, открой мне, что гнетет тебя, что омрачает твой разум?

Отвечает книжник:

– Печалюсь я оттого, что грозит тебе гибель. Вне сомнения, умрешь ты нынче же, если не будет что-либо предпринято.

Встревожился князь:

– Поведай в чем тут дело. Книжник и говорит:

– Да будет тебе известно, что жена твоя — шлюха, ведет себя соответственно, и это уже давно. В день же сей готовится она сжить тебя со свету,

И когда услышал это князь, встал он, словно громом пораженный, бормоча:

– Знал я прекрасно о том, что жена моя шлюха и притом давно, однако не ведал, что приуготовляет она мне погибель. Но если существует на свете хоть какое-нибудь средство или способ спасти мою жизнь — не медли, яви его мне и буде все удастся, все мое добро и состояние перейдет в твои руки.

Успокаивает его книжник:

– Разумеется, на все есть совет да помощь. Даже в этом случае. Особенно, если будешь ты во всем меня слушаться.

Согласился князь:

– Готов я сделать все, что ни прикажешь.

– Ну, — говорит книжник, — хозяюшка твоя наняла одного ворожея, чтобы тот погубил тебя сегодня же своим ведьмовством и нашептыванием . Изготовил он истукана, личиной подобного тебе, воздвиг его перед собою и вот-вот зачнет стрелять. И попади он в грудь твоему двойнику, умрешь ты мгновенно на том самом месте, где застигнет тебя его выстрел, если только никто не убережет тебя. Итак, поступай, как я велю тебе, и тогда, возможно, удастся нам спасти твою жизнь Поспеши в мое жилище, в ту из комнат, где успел я уже приготовить ванну, разоблачайся там и входи в ванну.

Князь исполнил все, как было велено. Затем протягивает ему книжник золотое зеркальце, поясняя:

– Ну, теперь, убедишься ты, что все только что поведанное мною — правда.

Некоторое время спустя, просит он князя в ванне рассказать ему, что видит тот в зеркальце:

– И описывай подробно все, что открывается тебе!

Отзывается князь:

– Вижу я, что в доме моем все происходит в точности так, как ты рассказывал мне. Колдун натягивает свой лук и целится в мое подобие.

Восклицает книжник:

– Теперь, во имя жизни, если ты ею дорожишь — как только заметишь, что натянул он тетиву и собирается пустить стрелу, в то время, пока она летит, ныряй, не мешкая, в воду. Ибо попади он в двойника, мигом отзовется это в тебе самом.

И когда увидел князь в зеркале, что проклятый колдун окончательно изготовился к стрельбе, быстро погружается он под воду. Когда же поднял он голову вновь, спросил его книжник:

– Что видел ты?

Отвечает князь:

– Колдун стрелял в двойника моего выстрелом, который навел на меня дрожь.

Ободряет его книжник:

– Благая надежда для тебя в том, что произошло, — молвит он. — Попади ворожей в истукана — быть тебе сейчас уж мертвым.

Велит он князю и дальше смотреть в зеркальце и сообщать обо всем, что он там увидит. Князь и говорит ему, что приготовляется колдун стрелять еще раз, и ужасный лук снова натянут.

– Повтори все так же, как и в первый раз, — торопит книжник, — иначе ты покойник.

Тотчас прячет князь голову под воду, а когда появляется над поверхностью вновь, говорит книжнику:

– Мгновенье назад был я очень испуган, ибо казалось мне, что вот-вот попадет он в двойника. Затем, вижу: колдун зовет хозяйку, говоря ей: «Если я промахнусь и в третий раз, тогда обречен на смерть я, но не твой муж». А жена моя рыдает и содрогается.

Говорит ему книжник:

– Еще взгляни в зеркало и скажи, что видишь. Князь отзывается:

– Он собирается вновь натянуть тетиву, чтоб выстрелить в истукана, и сейчас напуган я более всего.

– Делай все, как раньше, и нет тогда никакой нужды бояться.

Снова последовал князь указанию книжника, а когда вынырнул он из воды и взглянул в зеркальце, лик его просветлел.

Спрашивает у него книжник:

– Молви, что произошло, что видишь?

Князь отвечает:

– Колдун выстрелил в истукана, но поразил в результате свои легкие и тотчас же испустил дух; а хозяйка, вся в великой скорби, подхватила его тело и отволокла под свое ложе.

– Сейчас помог я тебе спастись, — говори! книжник, — и значит, пришло время получить мне награду, и после ступай себе с миром.

Отдал ему князь, сколько тот потребовал, и на том расстались они.

Князь же вернулся домой в свою землю и вытащил труп колдуна из-под кровати своей супруги. Отправился он затем к управителю тех краев, должность которого по-английски называется мэр, и поведал ему о деяниях жены своей в его отсутствие, и в подтверждение своих слов рассказал о том, что обнаружил под ее ложем. Тогда заковали ее и, предав казни, изъяли сердце из ее груди и разъяли его натрое — другим в назидание. Князь же женился заново и завершил свои дни на земле в мире и покое.

Краткое примечание

В своих комментариях Хуго Геринг указывает на то, что источником этого рассказа мог быть некий эпизод из «Деяний римлян» («Gestа Romanorum», гл. 102). Также он считает, что Йоун Халльдорссон был знаком с ныне утраченным сред неанглийским вариантом этой же легенды о кня зе, неверной жене и магии, что явствует из наличия в исландском тексте английского термина «мэр», и некоторой путаницы при описании должностей: например, князь (буквально «цезарь, царь») испрашивает правосудия у мэра!

В этой связи можно упомянуть и о существовании подобной истории (но без приглашения колдуна и с печальной концовкой) в «Истории франков» Григория, Епископа Турского, кн. VI, гл. 13.

Колдун, нанятый неверной женой, использует для попытки умерщвления князя древнейший прием магии. Об этом приеме упоминает, например, в VIII веке в своих церковных законах англосаксонский архиепископ Эгберт (Ecgbyrht). В этих законах наказание за подобные колдовские манипуляции определяется, в зависимости от тяжести причиненного вреда, как принудительный трех- или семигодичный пост на хлебе и воде. В старинных русских руководствах по заговорной и вредительской магии XVI—XVIII вв. встречаются описания сходных приемов волшбы.

Вода, также, является одним из довольно распространенных средств борьбы и обезвреживания вредоносного колдовства. Так, например, английский монах Вильям Мальмсберийский в своей «Истории английских королей» (XII век) повествует о двух колдуньях, которые обратили одного юношу в осла и продали соседу-богачу, наказав ему беречь необычное животное от воды. Но по прошествии некоторого времени за ним стали следить менее зорко, и однажды, разорвав веревку, осел сбежал, бросился в ближайший пруд и, пробарахтавшись в воде достаточно долго, обрел свой человеческий облик.

ЧАРО-ЛЕЙФИ

 из собрания исландских легенд и преданий, составленного Йоуном Арнасоном. Прислано преподобным Магнусом Гримссоном

Жил человек по имени Торлейв. Он был сыном Торда. Торлейв родился на самом верхнем хуторе горного кряжа Тунгур или Хреппар. Как-то, в первый год своей жизни, лежал он годовалым младенцем в колыбели, а рядом сидела его мать; тут вдруг входит к ним незнакомая юная девица и здоровается. Просит она затем мать Торлейва помочь ее матери, поскольку та лежит в родах и никак не может разрешиться от бремени. Получает она ответ, что нельзя, мол, оставить Торлейва без присмотра. На это девица говорит, что готова побыть с ним в ее отсутствие. Следуя указаниям незнакомки, спускается женщина к внешней границе возделанного вокруг их хутора поля и подходит там к одному холму; в нем же открыты были двери . Мать Торлейва входит внутрь и оказывается в том месте, где лежит некая женщина в родовых муках. Она ее приветствует и тотчас делает все, что необходимо в таких случаях. И, омывши и спеленав новорожденного, возвращается она домой. Застает она там картину великого веселья: юная незнакомка забавляет лежащего в колыбели младенца, а тот смеется от всей души. И незамедлительно по возвращению матери Торлейва удалилась девица.

Вырос Торлейв подле своей матери, и начал он с очень ранней поры проявлять в себе незаурядные способности. Решили тогда люди, что это, должно быть, дар — следствие добрых пожеланий эльфы . Позже стал Торлейв скальдом и считали его крафта-или аквайда-скальдом (поэтом-магом). Полагали также, что занимается он волхованиями , и прозвали его потому Чаро-лейфи.

Краткое примечание

Традиционно принято при комментировании подобных рассказов обращать внимание на «лейтмотив» людской помощи эльфам при родах. Хотя ведь и сами эльфы весьма часто помогают смертным в подобных ситуациях, о чем известно множество свидетельств. Однако, на наш взгляд, бо лее интересно здесь упоминание того, что эльфы способны наделять понравившихся им людей осо быми («эльфийскими») дарами:

Так написал в XIII веке английский священник Лайамон в поэме «Брут». Это было одним из пос ледних отголосков древней германской веры в то, что сразу после рождения к каждому ребенку при- ходят «богини» судьбы норны (сравн. с гречески ми мойрами), и предначертывают всю его буду щую жизнь. От того, норны какого именно рода пришли к новорожденному, зависела его судьба:

И эти (норны) из рода «богов», а другие эльфийского рода. Третьи же из семейства карликов-двергов. Т. е. некоторые норны из рода асов, некоторые эльфо-рода, а некоторые дочери Двалина.

Младшая Эдда («Видение Гюльви»)

Много их и все они разные: некоторые из семейства асов, некоторые из семейства эльфов, некоторые дочери Двалина.

«Сага о Вёльсунгах», гл. 18

Позже, в период упадка представлений об образе истинных эльфов, их отделили от норн, и объявили и тех, и других «злыми», определив их в пособники колдунам и (см. «Сагу о Хрольве Жердинке», главы 15, 47—48).

В данном рассказе благодарные «добрые» эльфы (хотя уже не норны эльфо-рода) наделили Торлейва Тордарсона (Чаро-лейфи) одним из основных эльфийских даров — способностью к волшебному стихосложению, имеющему магическую силу завораживать (очаровывать) слушателей, и к белой магии: искусству постигать таинства чародейских знаков (galdra - stafir ), резать руны (runir), разбираться в травах (gros ), диво-камнях (natturu-steinn), силой изгонять призраков, «немертвых» и т. д. (Подробнее об этом см. продолжение саги о Чаро-лейфи в сборнике Йоуна Арнасона.)

Таких, как Чаро-лейфи, поэтов в Исландии называли krafta-skald, или akvoetha-skald. Йоун Арнасон дает им следующее определение:

 «Те люди, которые всегда были начеку, готовые выдать стихотворные «висы» экспромтом своей защиты [от злых сил] ради и, особенно, те, что произносили слова, которые непременно сбывались (ahrins-orth) прозывались «скальдами силы» (krafta-skald), или «поэтами, провозглашающими грядущее, повелевающими, чему должно сбыться» (akvoetha-skald). Их называли так, ибо полагали, что настолько могучая чародейская сила (kynngi-kraftur) была присуща их стихам, или были они настолько духовно сильны (and-rikur), что ничто не могло им противостоять. Самый лучший пример тому — «Прядь о Торлейве Ярловом скальде» (Торлейве), который отомстил Хакону Языческому Ярлу за смерть своих товарищей и захват имущества, сочинив о Хаконе «нид» (позорящую поэму), результатом прочтения которой стали самые печальные для Хакона последствия».

(См. также краткое примечание к рассказу «Юная эльфа по имени Има».)

Кроме того, «силовые скальды» обладали способностью, посредством своей поэзии, насылать глубокий сон на врагов, и так часто спасались они от близкой смерти. (См. например, «Сагу о Хёрде», гл. XVII и «Сагу об Одде-стреле», гл. XVI.) Здесь же уместно вспомнить эльфу Лютиэнь из книги Дж. Толкина «Сильмариллион», которая обладала подобными талантами. Об эльфах, наделяющих смертных особыми «духовными» дарами повествует и рассказ того же автора под названием «Кузнец из Большого Вуттона».

Ф. Нансен утверждает, что в известной ему версии исландской баллады про эльфов «Сон Катлы» (XVI в.) ребенок этой смертной Катлы, получивший имя от эльфа Ари (но не его сын), некий Ари Марссон, стал прославленным мореплавателем, ибо «унаследовал» вместе с эльфийским именем таланты и удачу моряка. (См. F. Nansen. In northern mists.)

Краткая версия рассказа о Чаро-Лейфи дается также в книге К.Маурера (на немецком языке).

Говоря о Чаро-Лейфи (Торлейве Тордарсоне), в заключение необходимо упомянуть самое громкое событие его жизни, — в 1611 г. вместе с другим «силовым поэтом» того времени Йоуном Гвюдмундссоном Ученым (наиболее, кстати, известным «специалистом» по Сокрытому Народу в средневековой Исландии), Торлейв посредством сочиненных ими магических стихов изгнал самого страшного за всю историю Исландии «немертвого» (draugur), который своими яростными нападениями запугал было целую область Стад (Поселение) в Снай-фьоле (Снежных Горах).

ВИЗИТ В ХОЛМ

из собрания исландских легенд и преданий, составленного Йоуном Арнасоном

О священнике Эйрике из Вогр-оса (1667—1716 гг.) существует довольно много саг и противоречивых рассказов. Из Сельвог, области священника Эйрика, присланы самые лучшие и наиболее примечательные истории о нем. Преподобный Магнус Гримесон также собрал немало саг об этом священнике «со слов и по записям Брюньольва Йоунссона, школьника из Хруни, со ссылками на то, что рассказывают об Эйрике жители Борга-фьорда. Эйрик был сведущ в древних знаниях и чародействе . Часто входил он в холмы и, вообще, совершал множество необычных вещей. Он никому не повредил своим ведовством , хотя иногда и «подшучивал», особенно над теми, кто приставал к нему со своим любопытством и навязывался к нему, непрошеный, в спутники. Обычно Эйрик исчезал со своего хутора каждый субботний вечер и возвращался не раньше воскресного утра. Никто не знал, где проводил он все это время».

Прислано преподобным Магнусом Гримссоном

Однажды попросил некий юноша позволения у священника Эйрика отправиться вместе с ним туда, куда уходил тот каждый субботний вечер. Эйрик долго отказывался и говорил, что не будет юноше большой пользы от этого. Однако парень очень настаивал, так что, наконец, уступил священник и пообещал как-нибудь взять его с собой. И вот, некоторое время спустя, отправился он, как обычно, в путь и взял юношу с собой. Погода тогда стояла тихая и ясная. Они перешли через возделанное поле у хутора и подошли к одному холму. Священник ударил по нему тонким прутом спроти . Тогда холм открылся, и вышла оттуда некая зрелая женщина. Приветствовала она Эйрика как старого знакомого и пригласила его внутрь. За ней следом явилась юная девица и позвала внутрь его спутника.

Все вместе вошли они в холм и оказались в просторной комнате. Сидело там по кругу множество народу на дощатом возвышении на полу. Эйрик посадил юношу у самой двери, сам же сел среди людей напротив. Показалось юноше весьма странным то, что все молчат, словно воды в рот набрали, и потому стоит внутри гробовая тишина.

Тут ушли прочь обе женщины, но вскоре вернулись обратно, неся в руках нож и корыто. И вот направляются они к сидящему с самого края круга, на противоположной от парня стороне, человеку. Подхватывают они его, кладут головой на корыто и режут беднягу, словно ягненка. Покончивши с этим, хватают его соседа, а вслед за ним всех остальных, по порядку, и повторяется с каждым несчастным вновь вся ужасная процедура. Никто даже и не пытался сопротивляться, и притом ни один не проронил ни звука.

Незаметно было по Эйрику, чтоб он проявлял хоть какое-нибудь беспокойство по поводу происходящего, чего нельзя было сказать о пришедшем с ним юноше. Видит он, что страшные эти женщины не остановятся, пока всех там не перережут; и когда приходит очередь Эйрика, хватают они его и режут как прочих. Тогда возопил парень, вскочил на ноги, бросился опрометью к двери, и был таков. Побежал он домой на хутор со страшной вестью, и пятки его так и сверкали.

Но когда, запыхавшись, прибежал он на родной хутор, то увидел, что стоит там священник Эйрик в дверях, опершись руками в верхнюю их перемычку. Улыбнулся он при виде парня и говорит:

– Отчего бежишь ты так быстро, а, приятель? Парень не знал, что и ответить на это, ибо сейчас устыдился самое себя, потому как понял, что священник просто-напросто обморочил его . Тогда Эйрик и говорит:

– Подумал я, что вряд ли пожелаешь ты когда-нибудь вновь увидеть подобное ?

Краткое примечание

В этом рассказе один из самых известных исландских магов (а их там было предостаточно) Эйрик Магнуссон из Вогр-оса проучил некого назойливого юношу при помощи наваждения (sjon-hverfing). Касательно самого наваждения: примечательно здесь то, что (как и в первой истории «О мастере Перусе») существа-иллюзии, возникающие на некоторое время по желанию мага, не произносят ни звука. Вероятно, именно здесь проходит «водораздел» между белым искусством создания зрительных иллюзий (исл. sjon-hverfingar) и аналогичным черным искусством (англосакс, scin-croeft, scin-lac, scin-(ge)dwola, gedwimor) : последние суть некромантия .

Вот еще один пример того же явления:

Самозванец по имени Десидериус… обманывал людей иллюзиями некромантии… О том, что он был сведущ в злом искусстве некромантии, было известно из следующего… когда кто-нибудь говорил о нем что-нибудь плохое вдали от него и тайно, Десидериус, бывало, упрекал, того прилюдно, говоря: «ты сказал обо мне то-то и то-то, а не пристало говорить подобное о таком святом человеке, как я». Как иначе мог бы Десидериус узнавать об этом, если бы демоны не были его соглядатаями.

«История франков» Григория, Епископа Турского, кн. IX, гл. 6

Возможно, англосаксонский термин для обозначения некромантии — ge-dwimor — изначально, также как и исл. sjon-hverfingar, имел двойное значение. На это намекает профессор Дж.Толкин в своей книге «Властелин Колец», том 2, где в одной из песен встречается следущее: «В Dwimor (dene), то есть в эльфийской (зачарованной) стране Лориэн (букв. «Долине Иллюзий»)…» Толкин же употребляет в отношении совращенного тьмой мага-предателя Сарумана (одного из действующих лиц в его книге) прилагательное «dwimmer-crafty», т. е. вкладывает в это словосочетание значение использования иллюзий-фантомов для устрашения и подчинения других: «Саруман — колдун лукавый и dwimmer-crafty («Властелин Колец», том 2, гл. II). Вероятно, разница тут в технологии создания иллюзий и в тех целях, которые преследует создающий эти иллюзии «многознающий». Белые зрительные обманы нацелены на развлечение (сравн., например, исл. kukl — «фокусников», или эльфийские оживающие драмы), на спасение (сравн. «Сагу о Хёрде», где описано, как чародейка Скроппа пыталась путем наведения морока спасти себя и хозяйских дочерей от грабителей: те видели вместо Скроппы и дочек ясеневые сундуки). В этой связи следует вспомнить также истории о Перусе или «Визит в холм», где священник Эйрик проучил назойливого «сую-нос-в-чужие-дела». Все это — создание нематериальных иллюзий посредством внушения, гипноза (?), искусства слов и т. д. Черные иллюзии творят через вызов и мучение душ умерших, «поднятие» мертвых, пособничество злых духов (демонов), и делают это с целью запугивать, терзать и т. д., с тем, чтобы подчинить кого-либо своей воле.

Описание того, как страшные женщины возвращаются, неся в руках нож и корыто, живо напоминает следующий эпизод из «Саги о Греттире»:

Торстейном Белым звали одного человека… У него была жена по имени Стейнвор… Считалось, что на дворе у них неладно — захаживают туда тролли… Около полуночи гостивший там Греттир услыхал снаружи страшный шум и вслед за тем вошла в покои огромная великанша. В одной руке она держала корыто, а в другой огромный нож. Войдя, она осмотрелась и, увидев Греттира, бросилась на него…

«Сага о Греттире», гл. LXIV— LXV изд. подг. А. О. Смирницкая. М. И. Стеблин-Каменский

ГЕЙРМУНД ВЕРЗИЛА И ЭЛЬФ

из сборника свидетельств об истинности существования эльфийскогонарода, составленного Олавом Свейнссоном с острова Пюрк-ей

Когда был я оседлым бондом в Арна-стапи , однажды вечером под Новый год треть или четверть моих домашних и работников покинула хутор и вышла за ограду. И увидели они, как вереница нагруженных лошадей спускается по полю вниз. Никто из них не удосужился пересчитать, сколько именно было лошадей; однако явно не меньше десятка, не считая трех всадников: незнакомых женщин в седлах. Подъехали они со своим караваном к одному холму, который находится среди тамошних скал прямо над ущельем под названием Пумпа, и исчезли, как показалось людям, внутри этого холма. Разумеется, был то Сокрытый Народ, переезжающий на зимние свои квартиры.

Заметил я, когда жил в Арна-стапи и поблизости от Хелла, что Сокрытый Народ обитает там повсюду в холодных скалах, но не знаю я, какой народ населяет остывающую горную породу или . Посему сошлюсь я в этом моем рассказе на то, что говорится в саге о Гейрмунде Верзиле:

Тогда добрался я до большого лавового поля; и был я в скверном положении, потому как недруги мои шли за мною по пятам, и расстояние между нами быстро сокращалось, того и гляди, настигнут меня. Стремглав бросился я по этому полю, они же — за мною следом. И увидел я вдруг на незнакомца, облаченного в серую короткую куртку из грубой ткани; он же обратился он ко мне с такими словами:

—Плохи твои дела, Гейрмунд Верзила, ведь именно так можно сказать, когда враги твои настолько близко, а ты уж из сил совсем выбился. Но хочу я помочь тебе, если сам ты не против.

Едва мог я вымолвить хоть слово, ибо сильно запыхался, но все же ответил:

—Это принял бы я с благодарностью!

Совсем уж тогда приблизились мои враги и галдели изрядно. Тут вскинул незнакомец свою руку надо мной, затем взял меня самого за руку и повел прочь от них. Посоветовал он мне теперь идти помедленней и наконец отдышаться, «потому как враги твои потеряли тебя из виду» — сказал он. И понял я, что они действительно меня, не видят, так как услышал их негодующие и разочарованные крики: «Что произошло с негодяем? Лава его поглотила что ли, раз мы не видим его?!» Смотрел я, как они ищут меня и не могут найти. Через некоторое время, убрались они с лавового поля восвояси. Тогда вновь обратился ко мне незнакомец:

—Ну что ж, на сей раз избавлен ты от своих врагов, и сейчас мы расстанемся.

Я сердечно поблагодарил его за помощь и спросил, как звать его и где его дом. Он же ответил:

—Имя мое — Кари, но не открою я тебе, где мой дом.

Заметил я тогда:

—Может статься, что ты живешь на этом лавовом поле? — ибо подумалось мне, что он разбойник.

На это он сказал:

— Не живут льювлинги в остывающих скалах-, скорее селятся там злые духи земли и наихудшие из умерших, людей; напускают они мороки на живых.

И вслед за тем он исчез; я же некоторое время бродил по лавовому полю, до тех пор, пока совсем не утомился и не прилег поспать.

Краткое примечание

Это еще один из рассказов о том, как Сокрытый Народ помогает людям. Эльф Кари ясно дает понять, что между добрыми эльфами-льювлингами и просто мертвыми людьми — огромная разница. Таким образом, рассказ этот — весомое доказательство абсурдности утверждения некоторых исследователей, что эльфы якобы суть умершие люди. (Подробнее об этом см. комментарий к рассказу «Юная эльфа по имени Има».)

В тексте упомянуты злые духи земли (исл. illar land-voettir). Вообще в древней скандинавской традиции land-voettir — это дух-покровитель какого-либо края, который может принимать любой облик, обладает силой изгонять из своих земель неугодных ему смертных и несколько напоминает русских лешего, полевого и т. д. Существуют как добрые, так и злые land-voettir. (См. также определение land-vcettir, данное в «Церковных законах Гула-тинга» в Приложении.)

Здесь же уместно привести цитату из рукописи исландца Йоуна Гвюдмундссона Ученого (XVI— XVII вв.) о трех разных родах эльфов:

Сказано еще в «Одурачении Гюльви» о том, что карлики-дверги зародились во плоти (мертвого гиганта) Имира и в самой земле, и обитают там некоторые из них, а другие в камнях. То же можно сказать и об эльфах, — живут они в скалах и в холмах… Люди полагают также, что эльфы — это народ, делящийся на три рода, или имеющий три основных места обитания. Одно — в море. Второе — внутри земли или под землей, которое люди называют «Эльфо-мир», а иногда — подземный мир, что многие наши истории поясняют. И люди видят, что этот род не имеет носового хряща между ноздрями. Живут же они половину обычного нашего срока (на земле). Третий род, который мы называем Сокрытым Народом или льювлингами также населяет холмы и скалы; и часто сочетались они с нашим родом. Этот эльфийский род живет дольше, отличается красотой и имеет правильную форму, как у нас».

Из рукописи Йоуна Гвюдмундссона Ученого «Собрание сведений и фактов для лучшего понимания Эдды», 1641 .

Желая помочь, льювлинг Кари создает над Гейрмундом Верзилой так называемый «шлем невидимости» (исл. huliths-hjalmur) и делает его невидимым для преследователей. Это очень древний магический способ обмана зрения, известный среди всех германских (скандинавских) племен. К сожалению, только в древнеисландской литературе сохранилось былое спокойное отношение к этой чародейской процедуре. В поэзии англосаксов и континентальных саксов beoloth-helm («шлем невидимости») ассоциируется исключительно с врагом рода человеческого. В таком контексте шлем невидимости упоминается, например, в аллегорической англосаксонской поэме о чудовищном ките («Fastitocalon»), где этот огромный кит сначала представляется мореходам островом, а после того, как они высаживаются на его спину, идет с ними на дно. Автор поэмы проводит аналогию с людьми, коих нечистый (словно этот кит) заманивает к себе земными соблазнами, а затем «сокрытый шлемом невидимости… он увлекает их в преисподнюю… точно огромный кит, что топит моряков с их жеребцами волны (т. е. кораблями)» .

Совсем иначе обстоит дело в древнеисландской литературе — здесь шлемом невидимости пользуются, с помощью чародеев, обычные люди, чтобы спастись от преследования, мести, расправы и т. д. (См., например, «Сагу о Боси и Херрауде», «Сагу о побратимах» или «Сагу о Торстейне Погибели Хуторов»; некоторое исключение — история о колдуне Эйвинде Источнике из «Саги об Олаве Трюггвасоне».) Из «Саги о побратимах»:

Версия А:

Чародейка Грима вскинула(исл. bregtha yfir) шлем невидимости над Тормодом с тем, чтоб преследователи не могли его видеть.

Версия Б:

Вскинула (исл. bregtha yfir) Грима свои руки над головой Тормода с тем, чтоб преследователи его не заметили.

Одно из самых поздних (уже деградированных) упоминаний о шлеме невидимости можно найти в безымянной исландской рукописи о магии (XVI—XVII вв.), переведенной и изданной С. Флауэрсом под названием «Тhе Galdrabok». В ней приводятся указания, как сделать huliths-hjalmur самому себе. Древний термин «шлем невидимости» выжил также в названии одного из диво-камней — hulin-hjalms-steinn (см. комментарий ко второй истории о Перусе).

САГА О ТОРСТЕЙНЕ ПОГИБЕЛИ ХУТОРОВ

В то время, когда ярл Хакон Сигурдарсон правил Норвегией, жил в долине Гаулар-даль бонд по имени Брюньольв, и прозвище его было Верблюд. Был он лэндрманом и свирепым воином. Жену его звали Дагню. Она была дочерью Железной Бороды из Юрьар . Их сын Торстейн вырос крупным и сильным, и всегда проявлял исключительное упрямство и неуступчивость с любым противоречащим ему, не взирая ни на что. Не было равного ему ростом во всей Норвегии, и не во всякую дверь мог он пройти. И поскольку люди думали, что должен он проламывать входы большинства домов, прозвали его Погибелью Хуторов. Он был грубым человеком с тяжелым характером, и потому отец приобрел ему корабль и дал людей для путешествий. И с тех пор участвовал Торстейн то в набегах ради добычи, то в торговых походах, и преуспел во всем.

В то время в Норвегии стал править конунг Олав Трюгвассон , ибо Хакону ярлу перерезал горло собственный его раб по имени Тормод Крюк. Стал тогда Торстейн дружинником конунга Олава, и тот считал его доблестным мужем и ценил весьма высоко; однако, другие дружинники не ладили с Торстейном, говоря, что он слишком угрюм и своеволен. Часто конунг давал ему те поручения, коих прочие избегали, и время от времени пускался он в торговые поездки с целью добыть конунгу разные драгоценности.

Однажды стояло судно Торстейна на якоре к востоку от Бала-гардс-сида , и не было тогда попутного ветра. Как-то по утру высадился он на сушу. Когда же сияло солнце в небесах на юго-востоке, пришел Торстейн к некой поляне в лесу; и возвышался на ней прекрасный холм. Тут увидел он коротко остриженного мальчика, стоящего на холме. Мальчик же Торстейна не заметил, и говорит:

– Мать моя, подай ты мне мой посох-клюку и плетенные шерстяные рукавицы, потому как хочу я отправиться в колдовской полет, ибо затевается сейчас пиршество в подземном мире .

Тотчас вылетел из холма похожий на кочергу посох-клюка. Оседлал его малец, натягивает рукавицы и скачет на нем, как делают обычно дети, представляя себя на коне. Торстейн же мигом взобрался на холм и произнес те же слова, что и мальчик. Тотчас вылетели оттуда посох и рукавицы, и чей-то голос спросил:

– Кто берет эти вещи теперь?

– Бьяльви, твой сын, — ответил Торстейн. Затем уселся он на посох и поскакал вослед за парнишкой. Приблизились они к какой-то широкой реке и стали спускаться в нее сверху. Все было так, словно бы они брели в дыму. Но вот забрезжил свет перед их глазами, и вышли они к тому месту, где река низвергается вниз со скал. Увидел там Торстейн необъятный обитаемый край и большой город. Направились они к городу. Внутри него пировал народ за столами. Перешли они в залу, а там народу — видимо-невидимо. Пили там только из серебряных сосудов, и при входе стоял столик . Все там казалось Торстейну сделанным из золота, и пили тамошние обитатели одно только вино. Заметил Торстейн, что никто из собравшихся не видит их двоих. Его спутник пошел средь столов и подбирал все съестное, что оказывалось на полу. Конунг сидел там на троне, а рядом королева. Народ в зале вовсю веселился. Затем Торстейн увидел, как новый гость входит в залу, обращается к конунгу и говорит, что прибыл к нему посланником из Индийской земли , из горы, которую называют Люканус , от ярла, который правит в тех краях, и что он из Сокрытого Народа . После этого посланник преподнес конунгу золотое кольцо. Конунг же решил, что не видел он до сих пор более замечательной вещи. Пошло кольцо по залу по рукам, дабы удовлетворить любопытство бывших там подданных и гостей. Все им восхищались, ибо оно разнималось на четыре части.

И еще одну любопытную вещь увидел Торстейн, которая показалась ему не меньшим дивом. То была скатерть, покрывавшая конунгов стол. Она была с золотой каймой, да вдобавок еще украшена дюжиной ослепительных яхонтов. Не отказался бы Торстейн и сам заполучить такую скатерть. Тут пришло ему на ум испытать силу конунговой удачи и узнать, не сможет ли он похитить заодно и кольцо. Заметил он, что местный конунг собирается надеть кольцо себе на руку. Тогда, не мешкая, вырвал Торстейн одной рукой у него кольцо, а другой сорвал скатерть, так что полетели все изысканные яства с нее прямо в грязь. Бросился Торстейн к дверям, но забыл в зале свой посох. Поднялся тут великий шум, народ выбежал наружу, заметили они, в каком направлении убежал Торстейн, и бросились за ним следом. Видит он, что сейчас они его настигнут, и тогда он промолвил:

– Если ты так силен, конунг Олав, как я верю тебе и полагаюсь на тебя, скорей помоги мне!

И настолько оказался Торстейн быстр, что не могли преследователи угнаться за ним до тех пор, пока река не преградила ему дорогу, и не был он вынужден остановиться. Тотчас они окружили его, но Торстейн умело оборонялся, и убил великое множество нападавших; вскоре же подоспел его юный спутник с посохом, и скрылись они, не мешкая, в широкой реке.

Вернулись они на тот же самый холм, о котором уже говорилось. Солнце тогда сияло на западе. Малец бросил посох с заплечным мешком, который он успел наполнить отменными яствами, внутрь холма. Торстейн поступил также. Коротко остриженный малец прыгнул в холм, Торстейн же остался подле окна и видит сквозь него двух женщин: одна ткала драгоценную ткань, а другая качала колыбель с младенцем. Молвила она, обращаясь к мальцу:

– Куда же запропастился твой брат Бьяльви?

– Не было его со мной сегодня, — ответил малец,

– Кто же тогда пользовался посохом? — спросила она.

– То был Торстейн Погибель Хуторов, — ответил коротко остриженный малец, — дружинник конунга Олава. Из-за него мы попали в большую переделку, ибо он похитил из подземного мира ценности, подобных которым не сыщется и во всей Норвегии, И так обстояли дела, что наверняка убили бы нас, потому как он швырнул посох прямо им в руки. Они преследовали его изо всех сил, а затем уж я принес ему посох. И верно то, что человек он смелый, ибо я даже не знаю наверняка, сколь много оставил он после себя убитых.

И вослед за тем холм закрылся.

Торстейн же отправился к своим людям, и они поплыли оттуда в Норвегию. Встретился он с конунгом Олавом на востоке в Вике. Торстейн вручил ему добытое богатство и рассказал о своем приключении, и люди дивились тому немало. Конунг предложил Торстейну обширные владения в лен, но тот ответил ему, что, мол, желает пройти еще раз Восточным Путем . Ту зиму он провел с конунгом.

Краткое примечание

В начале этой саги встречаются два интересных термина. Первый — это специфическое викингское выражение для счета времени: « Когда Торстейн пришел к поляне, солнце сияло на юго-востоке». По современному счету это было 9 часов утра.

«Поскольку время суток подсчитывали исходя из позиции солнца на небе, некоторые часы варьировались по сезонам до разницы в один час. Хотя полдень и полночь всегда оставались неизменными. Итак, «солнце на севере» означало 12 часов ночи, «на северо-востоке» — 3 часа утра, «на востоке» — 6 часов утра, «на юго-востоке» — 9 часов утра, «на юге» — полдень, «на юго-западе» — 3 часа пополудни, «на западе» — 6 часов вечера, «на северо-западе» — 9 часов вечера».

E.V, Gordon, «An Introduction to Old Norse», p.211.

Второй интересный термин, который встреча ется в этом тексте — gand-reith, колдовской полет, или, более точно, — «полет на колдовском посохе» (gandr). Предположительно, впервые тер мин gandr встречается в рунической надписи V (?) века как (un)gand(ir) «не подверженный (не поддающийся) колдовству» . Исходное значение термина gandr утеряно и неопределенно, хотя он встречается в составе некоторых имеющих отно шение к магии выражений в нескольких древнеисландских поэмах и сагах. Но, к сожалению, там этот термин имеет несколько «аллегорическое» значение (см. например, «Сагу о побратимах» или «Прорицание вёльвы» 22, 29). Наиболее же вероятное значение gandr'a как «колдовской, магический посох» подтверждает профессор Толкин в своем примечании касательно имени «Гэнд-альф» (точнее — «Ганд-альв», Gand-alfr). Он пишет, что истинное значение этого имени — «эльфийское (чародейское) существо с магическим жезлом». Таким образом, gand-reith можно перевести как «полет (поездка) на магическом жезле».

Краткое описание этого эпизода саги встречается в исландской рукописи XVII века:

Отмечено в «Саге о Торстейне Погибели Хуторов», что парнишке-льювлингу нужны были специальные предметы для того, чтобы отправиться в Подземный Мир (Undir heimar), а именно: посох и рукавицы или перчатки, чтоб не имела над ним власти водная стихия, и чтоб никто не увидел его. Торстейн поспешил за ним в реку. И кажется ему, словно он бредет в дыму, ибо он имел такой же посох и рукавицы. Спускаются они туда, где река низвергалась вниз из ущелья. Вот тут и были доказаны слова древней пророчицы (вёльвы), которая давно вещала что: «Девять помню я миров, у девяти корней могучего Древесного Мерила под землей» (песнь «Прорицание вёльвы» в Старшей Эдде), поскольку там [куда спустились Торстейн и парнишка-льювлинг] были зеленые поля и мягкая прекрасная трава, растущая повсюду в изобилии.

Из рукописи «Tith fordrif», написанной Йоуном Гвюдмундссоном Ученым в 1644 году.

В сборнике Й. Арнасона есть несколько более поздних исландских историй, где встречается термин gand-reith, но там он уже почти полностью утратил свое исходное значение полета на колдовском посохе . Весьма интересные соображения относительно нескольких значений термина gandr можно найти в книге норвежского профессора Магнуса Ульсена .

ГВЮДБЬЯРТ ЛОХМАТЫЙ И ХОЛАРСКИЙ ЕПИСКОП

По рукописи священника Скюли Гизлассона с Большого Пика

Священник Гвюдбьярт из Лофаса слыл наилучшим ведуном Исландии XV века, однако не вредил он никому своим ведовством, ибо был очень добрым человеком, Но все же из-за слухов о его занятиях магией на него ополчился епископ из Холара и надумал лишить Гвюдбьярта сана. Отправился он из дому, с этой целью, вместе с несколькими священниками и служками. Но как только отошли они от дома, так потеряли дорогу и совсем перестали узнавать местность, по которой шли. И длилось все это, покуда не вернулись они назад в Холар и не взошли обратно в общую комнату.

В другой раз собрался епископ в путь, да забрел со всеми своими людьми на север, на пустошь Хьяльта-дальс-хейди. Закружила их там внезапно поднявшаяся метель; встречный ветер и снег, застывающий скользким настом, мешали идти вперед. Все вокруг стало молочно-белым. Вдруг свело животы всем, кто там был, да так, что пришлось немедленно облегчиться, но когда собрались они подняться, то не смогли. Вскоре они совсем замерзли и поняли, наконец, что нет никакого иного выхода, кроме как повернуть домой. Не обошлось без того, что люди стали высмеивать эти путешествия епископа, но никогда не делал этого священник Гвюдбьярт. Он говорил, что епископ не находит дороги к нему, ибо не нуждается для того в столь многочисленной свите.

Спустя некое время приключилось епископу быть с еще одним человеком на севере в Эйа-фьордах. Решили они (благо было по пути) заглянуть к священнику Гвюдбьярту. Быстро добрались они до церквушки в Лофасе, но случилось так, что никого не было снаружи. Тогда зашел епископ в общую комнату и увидел, что священник сидит за столом, подперши рукой щеку, а перед ним развернута книга. Схватил ее епископ, но как ни вертел — не увидел в ней ничего, кроме чистых неисписанных страниц. Спросил он у священника, для чего ему эта книга. Тот отвечает, что использует ее для проповедей.

– Ты, я думаю, держишь ее для службы нечистому, — сказал епископ гневно.

Но едва слетели эти слова с его губ, как увидел он бездну темно-синего пламени, разверзшуюся прямо у его ног. И черная рука схватила его за полу накидки и потащила в огонь. Заголосил тогда епископ и взмолился:

– Бога ради, помоги мне, господин священник!

Протянул ему Гвюдбьярт руку и сказал:

– Нечистый! Изыди от него!

Стало затем опять все по-прежнему. Тогда молвил священник:

– Немудрено, что недруг рода человеческого всегда оказывается поблизости с. теми, у кого на устах имя его, и с теми, кто не желает мира Господнего тому дому, в который они приходят. Не в привычке у меня так поступать, хоть и обвиняешь ты меня в том, что я оставил истинную веру.

Тогда смягчился епископ в речах, и разговаривали они долго. После того расстались они друзьями; говорил епископ, что желает всем быть столь же богобоязненными, как Гвюдбьярт. Никогда не пользовался священник более своим ведовством.

Торкелем звали сына священника Гвюдбьярта. Он написал первую книгу рун «Серая Кожа», которая стала источником всего колдовства последующих веков. Эта книга хранилась долгое время в школе при кафедральном соборе Холара, и некоторые из воспитанников кое-что из нее выучили, — главным образом первую ее часть, которая была написана обычным алфавитом. Там не говорилось о заклинательной магии или об экзорцизмах , но лишь о безвредном волшебстве: о борцовской магии , о руковолшвлении и прочем. Потому могли эти воспитанники достичь царства небесного, хоть и выучили они первую часть. Вторая же, более длинная часть, была, напротив, написана запутанными рунами , которые мало кто смог постичь, и конечно, ее чтение было запрещено. Там содержалось сильнейшее колдовство, и стали подлецами и бедолагами все те, кто по ней упражнялся.

Краткое примечание

Церквушка в исландском местечке Лофас напрямую связана с так называемой Лофасской копией «Младшей Эдды», которая несколько отличается от остальных, схожих друг с другом, копий. Говорят, что в этой церкви долго хранилась собранная в XV веке Торкелем, сыном Гвюдбьярта Лохматого, весьма примечательная коллекция книг. Она состояла из латинских и немецких книг по естествознанию, житий святых, рукописей по астрономии, алхимии, травников и т. д. В XVII веке священником в Лофасе был один из самых известных ученых людей Исландии — Магнус Олавссон, который стал, помимо всего прочего, автором первого исландского словаря, составленного в алфавитном порядке.

В своих трениях с вышестоящей церковной властью священник Гвюдбьярт пользуется различными видами магии. Вероятно, в первом случае производимые им действия были сходны с приемом, к которому прибег некий Сван из «Саги о Ньяле»:

Сван взял козью шкуру, обвязал себе ею голову и сказал:

— Встань, туман, нагрянь, слепота и морока, на всех, кто идет сюда с дурными намерениями…

гл. XII, перевод С. Д. Кацнельсона

Вредоносная магия, использованная Гвюдбьяртом во второй раз, описана в нескольких сохранившихся колдовских «рецептах» под заглавиями: «Как проучить человека таким образом, чтоб он не смог усваивать пищу в течение всего дня» и «Руны, вызывающие непрерывное испускание ветров». Известен также «рецепт», направленный на то, «Чтобы помешать нежеланному гостю попасть в ваш дом».

О невидимых буквах на кажущихся чистыми страницах см. выше рассказ «Юная эльфа по имени Има». Упоминание о них содержится в рукописи «Tithfordrif», написанной Йоуном Гвюдмундссоном Ученым в 1644 году по просьбе Скальхольтского епископа Брюньольва Свейнссона — того самого, что нашел рукопись прославленной «Старшей Эдды».

В последнем эпизоде Гвюдбьярт наказывает Холарского епископа за злые слова посредством иллюзии (sjon-hverfing) .

Торкелю, сыну Гвюдбьярта, приписывается в этом рассказе создание магической книги «Серая Кожа» (Gra-skinna). Ее название напоминает названия двух известнейших сборников древнеисландских саг — «Красивая кожа» (Fagr-skinna) и «Гнилая кожа» (Morkin-skinna) . Подобным же образом звучат и названия двух самых известных исландских чародейных книг, о которых рассказывают предания: первая из них — это уже упомянутая «Серая Кожа», а вторая — «Красная Кожа» (Rauth-skinna) — зловещая книга по некромантии, написанная в xv веке самым мрачным колдуном Исландии, епископом Готтскальским Никлассоном Жестоким. Считается, что она написана позолоченными рунами на красном пергаменте (откуда и происходит ее название).

Некие (возможно, подобные упомянутым?) колдовские книги (fjolkyngis-boekur) упоминаются также в одной из древнеисландских (переводных с латыни) «Апостольских саг» — в «Саге об апостоле Якобе»:

Затем взял маг Термогт посох апостола Якоба и отправился безбоязненно к себе домой. Собрал он там, и нагрузил себе и своим ученикам на спины, сундуки, набитые колдовскими книгами (fjolkyngis-baekur) и бросил их наземь у ног Якоба, и возжелал сжечь их в огне…

САГА О ЙОУНЕ СИЛЬНОМ (фрагмент)

Жил как-то в Исландии человек по имени Йоун. Он жил на востоке Эйрар-бакки вместе со своей матушкой. Этот Йоун прославился как редкостный силач.

Каждую весну приплывал в их края один торговец, сбывал летом свои товары, и отбывал осенью восвояси. Случилось однажды Йоуну быть поблизости, когда вновь приплыл торговец и собирался выгружать на берег свое добро — бочки с мукой. Увидя Йоуна, он взял две полных бочки, связал их вместе и сказал, что отдаст их задаром, если Йоун донесет их до своего дома. Тогда забросил наш силач обе бочки себе на плечи и играючи снес их к себе. Видит торговец, что придется с этим смириться, но понятно, что потеря бочек пришлась ему весьма не по вкусу. Спустя какое-то время встречает он Иоуна и говорит ему:

– Следующим летом подвергну я тебя испытанию посерьезней — привезу я паренька, с которым ты померяешься силою.

Йоун отвечает, что ему, мол, все равно, но согласен он бороться только с обычным человеком , но не собирается выходить против троллей или негров . На том они и расстались; уплыл торговец прочь.

Прибывает он, как обычно, следующей весной. Находит затем Йоуна и уведомляет того, что пришло время для поединка с одним молодцем, коего он привез издалека. Йоун соглашается на это с великой неохотой, говоря, что дурные предчувствия гнетут его при мысли об этом противнике.

Отправляется он к себе и приготавливается к схватке следующим образом: сначала прилаживает один кусок войлока себе на спину, а другой на грудь, затем обворачивает свои руки пеньковым канатом так, чтоб нельзя было его самого с легкостью стиснуть; затем он набрасывает поверх широкий плащ. Идет Йоун туда, где торговец выбрал площадку для борьбы и воздвиг там уже большую каменную плиту с острым краем.

Тут увидел Йоун, как четверо моряков ведут на берег негра, и был тот ужасен — тучен, как бык, и черен, словно Хель . Как только подошли они ближе — тотчас отпустили негра. Бросился тот, словно разъяренный тролль, на Йоуна, и схватились они не на шутку. Почувствовал Йоун, что недостает ему сил против негра. Тогда же подумал он, что не остается ему ничего иного, как просто обороняться. И было так до тех пор, пока не выдохся негр-чудовище — не вывесил язык, и не изошел пеной. Затем погнал его Йоун к каменной плите, а когда приблизились они к ней, прыгнул Йоун через плиту и ударил негра об плиту с такой силой, что разлетелась на куски грудь чудовища, и он тут же издох.

Страшно разозлился торговец на это, ибо с трудом добыл он своего негра, и возлагал на него большие надежды. Тогда он обращается к Йоуну:

– Ну, или ты добудешь для меня самую , какая только существует на свете, или же погублю я тебя!

Йоун отвечает, что не боится его угроз. На том расстаются они, и осенью торговец убирается восвояси.

ГЕЙРМУНД КОЖА-КАК-У-ХЕЛЬ

из собрания исландских легенд и преданий, составленного Йоуном Арнасоном

Его считают самым благородным из числа первых исландских поселенцев. Неподалеку от ущелья Скард на побережье Скардс-стронд есть очень глубокий источник, имя которому — Андар-кельда . Говорят, что там Гейрмунд спрятал большое богатство . Множество историй связанных с этим рассказывали в последующие века о том, как пытались достать то богатство. Но, как водится, все усилия оказались тщетны. Кроме того, ходят слухи, что Гейрмунд спрятал свой пояс и нож на вершине скалы Дранг между Скард и Графа, но скала эта представляет собой настолько крутой горный шпиль, что едва ли возможно человеку туда забраться, чтоб достать эти драгоценные вещи.

Священник Фридрик пишет в описании своего прихода о том, что жена Гейрмунда Хердис похоронена под Иллтуркудис в Скарде и в честь нее названо ущелье Харисар-гиль , что рядом с Иллвита, между Бармс и долиной Хварвс-даль. Люди говорят, что Хердис укрыла богатство в Харисар-гиле именно, как ее муж Гейрмунд в Андар-кельда.

Краткое примечание

Гейрмунд Кожа-как-у-Хель был весьма примечательным персонажем в истории и легендах Исландии. Вот еще несколько историй о нем, взятых из разных источников, которые повествуют о его рождении и поясняют происхождение его прозвища:

Конунг Хьёр совершил набег на землю бьярмов, и там он захватил, в числе прочего, дочь конунга бьярмов Льювинэ. Она оставалась в его владениях в Рогаланде, когда сам Хьёр снова отправился в поход. Тогда же она родила ему двух сыновей. Одного назвали Гейрмунд, а другого Хамунд. Они были весьма темнокожи. В то же время родился у ее рабыни сын. Ему дали имя Лейв, и его отцом был раб по прозвищу Лод-хатт . Лейв был белокож, и потому королева Льювинэ подменила, собственного ребенка сыном рабыни и назвала

Лейва своим сыном. Однако когда конунг вернулся домой, он невзлюбил Лейва и сказал, что тот настоящий заморыш. В следующий раз, когда конунг ушел в викингский поход, королева зазвала к себе в гости скальда Браги и попросила его поделиться своими мыслями об этих детях — им тогда исполнилось три зимы. Она заперла их в зале вместе с Браги, а сама укрылась на дощатом возвышении для женщин. Браги сказал следующее:

С этими словами Браги ударил прутом по тому дощатому возвышению, на котором притаилась королева. Когда же конунг вернулся домой, она рассказала ему обо всем, и показала ему настоящих его сыновей. Он заметил, что никогда прежде не видал еще такой кожи — как у Хель, — и это прозвище навсегда осталось с обоими братьями.

Гейрмунд Кожа-как-у-Хель был конунгом мнoгих дружин. Он ходил викингом на запад, а владения его были в Рогаланде. Но когда он вернулся, наконец, из набегов на дальние края… конунг Харальд Прекрасноволосый одержал победу в битве в Хавра-фьорде, а затем покорил весь Рогаланд и изгнал оттуда многих, знатных людей из их наследных земель… Тогда Гейрмунд… принял решение отправиться на поиски Исландии.. Он вошел в Брейда-фьорд и поставил свои корабли у Элида-острова… Он жил в Гейрмундовом поселении (Geirmundar-stathir) неподалеку от ущелья Скард… Когда Гейрмунд путешествовал от одного из своих четырех хуторов к другому, его всегда сопровождало восемь десятков человек. У него было очень много денег и несметное количество домашнего скота… Мудрые люди говорят, что он был самым благородным из числа первых исландских поселенцев. Однако он почти не конфликтовал здесь с другими, ибо приплыл сюда уже довольно старым… Гейрмунд спрятал большое богатство в Андар-кельда, который неподалеку от ущелья Скард… Гейрмунд почил в Гейрмундовом поселении и был он похоронен на корабле в лесу неподалеку от его двора.

Из «Книги о заселении Исландии», часть II, гл. 17.

Когда «скальд силы» и лучший знаток Сокрытого Народа Йоун Гвюдмундссон Ученый жил в 1610 году на Островах Олава, что в Широком фьорде, неподалеку от ущелья Скард, на северо-западе Исландии, «Йоун прекратил там посмертные визиты Гейрмунда Кожа-как-у-Хель (aftur-ganga). Так что, в соответствии с этим, люди с побережья Скардс-стронд, в первую декаду семнадцатого века, прекрасно помнили о первых тамошних поселенцах. В рукописи «О моем происхождении и роде» Йоун Ученый пишет также о злом заклятье alog, наложенном на Гейрмунда, что

никогда не умрет сей муж от раны, нанесенной железом, в Скарде, покуда не извлекут его сундук с сокровищами, из Андар-кельда .

Другими словами, жители тех мест, где был по-хоронен Гейрмунд Кожа-как-у-Хель считали, что нет ему покоя в могиле, т. е. оттого, что он был похоронен как язычник и был обременен спрятанным кладом и проклятием, Гейрмунд после смерти превратился в немертвого (draugur) и наносил ночами ущерб людям и скоту. Исландские «немертвые-драуга» отличались от континентальных призраков тем, что были «материальны». Во времена викингов их побеждали физической силой или смекалкой. (См. «Сагу о людях из Лососьей Долины», «Сагу о людях с Песчаного Берега», «Сагу о Греттире».) Позже «драугов» изгоняли магическими поэмами (ср. saeringar из комментариев к рассказу «Гвюдбьярт Лохматый и Холарский епископ»), чародейскими фигурами (galdra-stafir) , особыми травами (gros), и диво-камнями (natturu-steinar) .