В день ухода адмирала Краддока с Фолклендских островов обстановка в южноамериканских водах осложнилась новым появлением «Карлсруэ». Считали, что он присоединился к эскадре Шпее в Тихом океане, но в действительности это было не так.

Со времени известий о захвате парохода BowesCastle никаких определенных сведений о «Карлсруэ» не имелось, но так как многие пароходы, зафрахтованные южноамериканскими фирмами, не прибывали по назначению, Адмиралтейство делало все возможное, чтобы обнаружить крейсер. Всякий слух о «Карлсруэ» проверялся самым тщательным образом, но все старания нашей разведки до сих пор ни к чему не приводили. Только теперь выяснилось, что до потопления BowesCastle он, встретившись на острове Пуэрто-Рико с пароходом Гамбург-Американской компании «Патагония», приказал ему доставить уголь с острова Фомы на условленное рандеву у острова Барбадос. С Барбадоса они совместно пошли вдоль берегов Бразилии к устью Амазонки, где «Карлсруэ» принял с «Патагонии» уголь, а затем оба направились к острову Sao-Joao. В Кюрасао их ожидал небольшой угольщик «Штадт Шлезвиг». Приняв с последнего уголь, командир «Карлсруэ» капитан 2-го ранга Келер пересадил на него экипаж потопленного парохода BowesCastle и отправил «Шлезвиг» в Maranham. Наметив себе для действий район у Фернандо-ди-Норонья как наиболее оживленный, «Карлсруэ» 30 августа снова принял уголь в укромной якорной стоянке между Клара и мысом Сан-Роке, а 31 августа вошел в связь с германскими почтово-пассажирскими пароходами «Асунсьон», «Рио-Негро» и «Крефельда», высланными из Бразилии ему навстречу. Пароходам было назначено рандеву у Rocas Reef, куда и направился «Карлсруэ» вместе со своим постоянным угольщиком Патагония.

В этом пункте ему очень посчастливилось: лишь два дня назад сюда заходили в поисках «Дрездена» Glasgow, Monmouth и Otranto, но, не обнаружив ничего подозрительного, ушли на юг, тем более что сильнейший сулой в бухте говорил о том, что неприятель вряд ли изберет это место в качестве базы.

Подходя к Rocas Reef, «Карлсруэ» захватил ценный для себя приз — английский пароход Strathroyс 5000 тонн угля, предназначенного для бразильского правительства. По-видимому, командир «Карлсруэ» (как и предполагал капитан 1-го ранга Люс) нашел якорное место неудобным, так как 1 сентября отправил Strathroy под конвоем «Патагонии» в свою другую секретную базу на запад от мыса Сан-Роке. Оттуда «Патагония» должна была доставить почту в Пернамбуко, но дальнейшее движение парохода так и осталось неизвестным.

«Карлсруэ» с пароходом «Крефельда» в роли разведчика пошел на север к Фернандо-ди-Норонья. Его шансы на успех увеличивались еще благодаря тому обстоятельству, что поблизости находился вспомогательный крейсер «Кронпринц Вильгельм», который уже с 6 августа крейсировал самостоятельно. 27 августа последний остановил для осмотра русский парусный барк на линии Азорские острова — Rocas Reef в 1000 милях от Азорских островов и, видимо, слышал «Карлсруэ». Несмотря на его вызовы, которые слышал «Карлсруэ», последний не отвечал, опасаясь привлечь внимание наших крейсеров, переговоры которых принимались его радиостанцией.

Опасения эти были вполне уместны, так как если бы адмирал Стоддарт имел свободный крейсер, район этот охранялся бы лучше.

Тем не менее в разное время перед ними здесь побывали Glasgowс Monmouth, затем Macedonia проходила на его пути к новому своему назначению, а 1 сентября Стоддарт направил сюда для осмотра района Cornwall. Была здесь также эскадра Краддока на пути в Южную Америку. 4 сентября Стоддарт получил приказание отправить Canopus и Cornwall на южноамериканскую станцию. Таким образом, все эти суда перебывали в водах, где оперировал «Карлсруэ».

Вначале «Карлсруэ» пароходов не встречал, но уже 3 сентября он захватил пароход MapleBranchс 4000 тонн самого разнообразного груза, весьма полезного для «Карлсруэ». После перегрузки всего, что требовалось, пароход потопили.

«Кронпринц Вильгельм» действовал в это время не менее удачно: не получая ответа на вызовы, он пошел на юг и 4 сентября в 200 милях к западу от Пернамбуко, вне обычного пути следования торговых судов, захватил и потопил пароход IndianPrince, шедший с грузом кофе, резины и других товаров из Бразилии в Нью-Йорк. После этого он бесследно исчез на долгий промежуток времени.

Не встретив в последующие трое суток никого более, «Карлсруэ» ушел в свою базу грузиться углем со стоящего там парохода Strathroy.

Удача по-прежнему сопутствовала «Карлсруэ»: в тот момент, когда он заполнял себя грузом с парохода MapleBranch, Краддок на Good Hope проходил всего в 50 милях от него на пути из St. Paul Rocks в Пернамбуко с заходом в Фернандо-ди-Норонья. Также и Cornwall, осмотрев St. Paul Rocks и продолжая свой поиск дальше, оказался на таком же расстоянии от «Карлсруэ» в момент потопления MapleBranch, к сожалению, повернув затем, чтобы идти грузиться углем в Сьерра-Леоне. Далее, получив инструкцию присоединиться к южноамериканской эскадре и идя на Пернамбуко, этот крейсер еще раз разошелся с «Карлсруэ», который в это время направлялся в свою базу на побережье Бразилии. Так же удачно разошелся он и со вспомогательным крейсером Carmania, возвращаясь на свою позицию после погрузки угля с Strathroy.

10 сентября «Карлсруэ» был снова в прежнем районе, имея с собой на этот раз пароходы «Рио-Негро» и «Крефельд» в качестве разведчиков.

Четыре дня его крейсерства оказались безуспешны, но на пятый в 6 часов утра он захватил пустой пароход — рефрижератор HighlandHope в 5000 тонн; пароход шел без огней, но курсом, слишком близким к общепринятому в этом районе.

В это время небольшой испанский пароход, заметивший группу судов, запросил их по радио об их флаге и назначении, на что получил ответ — «английский конвой». Приближавшийся к данному району Canopus, принявший этот ответ, просил испанский пароход показать своё место. Почувствовав, что облюбованный им район становится опасным, «Карлсруэ», не теряя ни минуты, потопил пароход и скрылся. Новым районом операций командир «Карлсруэ» избрал путь торговых судов между Нью-Йорком и Южной Америкой в 300 милях от своей прежней позиции. Здесь ему вначале не посчастливилось, и он уже собирался уходить для погрузки угля, когда увидел английский пароход Indraniс 7000 тонн угля, шедший из Виргинии в Рио-де-Жанейро, держась далеко от «большой дороги». Застрахованный на 62 000 фунтов стерлингов, не считая груза, он представлял собой весьма ценный приз. Однако из радиосообщения своего консула в Пернамбуко крейсер узнал, что этот уголь закуплен консулом как раз для него. Пересадив на Indrani, переименованного в «Хофнунг», призовую команду и оставив на нем часть экипажа, состоявшего из китайцев, «Карлсруэ» со своим разведчиком «Асунсьон» пошел в базу, оставив с призом двух других разведчиков — «Крефельд» и «Рио-Негро». Этот период крейсерства не был для «Карлсруэ» особенно продуктивным: ускользнув от Краддока на второй день войны и прокрейсировав 4 недели, он захватил лишь 5 пароходов.

20 сентября, соединившись с «Крефельдом» и «Рио-Негро», он снова вернулся на первоначальную позицию у Фернандо-ди-Норонья и 21 и 22 сентября захватил голландский пароход Maria, а также два английских — CornishCity и Rio-Iguassi. Все три были потоплены, в том числе и нейтральный Maria.

В это же время немецкий крейсер остановил итальянский пароход Ascaro, но отпустил; от него по приходе в Сан-Висенти и узнали о том, где именно оперирует «Карлсруэ». Остановленный крейсером на пути в Буэнос-Айрес шведский пароход никому об этом инциденте не сообщил. Краддок в это время шел к югу, ожидая Шпее. Cornwall, Bristol и Macedonia оставались на севере, но район их был ограничен мысом Сан-Роке, и «Карлсруэ» мог оперировать спокойно.

С 22 по 28 сентября он не обнаружил никого и снова пошел грузиться углем, но в пути встретился с «Асунсьоном» и принял с него уголь в море. «Асунсьон» вез последний уголь с Strathroy, который был затем потоплен.

Окончив погрузку, «Карлсруэ» снова отправился на прежнюю позицию, послав своего разведчика к побережью за новостями. 2 октября «Асунсьон» вернулся с известием, что Краддок ушел на юг и что Carmania потопила «Капитан Трафальгар».

Чувствуя себя сравнительно в безопасности, «Карлсруэ» перешел на новую позицию — к западу от «большой дороги» в 100 милях от St. Paul Rocks. He встречая никаких пароходов и сообразив, что они уклоняются от обычного пути, командир «Карлсруэ» отправил «Крефельд» на 40 миль в сторону на линию Лас-Пальмас — Пернамбуко. 5 октября, заметив на горизонте дым, он настиг пароход Farn с 6000 тонн английского угля.

Его палубы были завалены углем, и «Карлсруэ» послал Farn нетронутым на рандеву, где стоял «Асунсьон», намереваясь затем отправить уголь для Шпее, как только его местонахождение станет ему известным. Услыхав сравнительно близкие переговоры наших крейсеров, «Карлсруэ» перешел со своим отрядом несколько к востоку — весьма своевременно, так как в то время Bristol осматривал побережье Бразилии, a Macedonia и Cornwall крейсировали совсем близко. 6 октября они посетили Rocas Reef, затем Cornwall заходил в Фернандо-ди-Норонья и, выйдя оттуда в St. Paul Rocks, 7 октября утром прошел то самое место, где был захвачен Farn.

Потревожившие «Карлсруэ» радиопереговоры сыграли ему на руку, так как, склонившись к востоку, он как раз попал в «струю» торговых судов: 6 и 7 октября потопил пароходы NicetodeLarrinaga и Lynrowan, шедшие с зерном из Буэнос-Айреса в Лондон и Ливерпуль, а 8 и 9 октября — Cervantes и Pruth опять же с зерном для портов западного побережья. После этого он повернул на запад на соединение с «Асунсьон» и Farn.

Подходя к рандеву, он нашел здесь не два, а три судка, причем один из пароходов при его появлении быстро начал уходить. Недоразумение скоро выяснилось: уходивший пароход был «Асунсьон», принявший «Карлсруэ» за неприятеля, а третьим оказался захваченный английский — Condor, введенный в заблуждение тем, что Farn поднял английский флаг. Condor попался на уловку, приблизился и был захвачен с богатым грузом провизии, динамита и смазочных материалов, так необходимых врагу.

Произведя 12 и 13 октября разгрузку Condor, «Карлсруэ» его потопил.

Прежде всего требовалось решить вопрос с экипажами захваченных призов, которых набралось на «Крефельде» свыше 400 человек 22 различных национальностей, тем более что начинались уже проблемы с продовольствием. Невзирая на опасность обнаружить свое местопребывание, капитан Келер решил 13 октября отправить «Крефельд» на Тенерифе с приказанием войти туда не ранее 22 октября. Командир «Карлсруэ» считал, что эти десять дней он сможет спокойно оставаться на своем месте, но на самом деле его район был уже известен. 28 сентября Ascaro, итальянский пароход, остановленный им у Фернандо-ди-Норонья, прибыл в Сан-Висенти (на островах Зеленого Мыса) и сообщил о происшедшем. Район, где оперировал «Карлсруэ», находился в ведении Стоддарта, но он не мог послать сюда суда, и потому там действовали только три крейсера Краддока. Как только Стоддарт узнал о походе последнего в Тихий океан навстречу Шпее, он доложил Адмиралтейству о своем намерении осмотреть этот район с Carnarvon, Albion, Marmora и EmpressofBritania.

Сообщение Стоддарта почти совпало с телеграммой Краддока о необходимости формирования второй эскадры, и еще до своего ухода Стоддарт получил приказание идти в Пернамбуко, чтобы вступить там в должность «старшего морского начальника района севернее Монтевидео». Прибыв с Carnarvon в Монтевидео, ему надлежало с Carnarvon, Bristol и Orama занять позицию для охраны торгового пути в этот порт. Из Средиземного моря в его распоряжение посылался крейсер Defence — «для подкрепления на случай надобности сосредоточить силы против германской эскадры Тихого океана, если последней удастся пройти не замеченной Краддоком».

Тем временем «Карлсруэ» продолжал оперировать к северу от Фернандо-ди-Норонья и 18 октября потопил пароход Glanton с углем, оставаясь после этого в том же районе еще 6 дней. Таким образом, если бы адмирал Стоддарт получил разрешение произвести поиск по намеченному им первоначальному маршруту, он неминуемо бы встретился с «Карлсруэ» и его отрядом.

Выйдя на Carnarvon из Сан-Висенти 15 октября, адмирал 22 октября в 15.30 прошел в 10 милях от места потопления Glanton.

Немцы находились поблизости, но остались не обнаруженными, так как курс Carnarvon был проложен на Пернамбуко.

К 22 октября «Карлсруэ» с отрядом ушел, рассчитывая, что к этому времени с приходом на Тенерифе «Крефельда» его местопребывание станет известным; к тому же его беспокоили радиопереговоры наших крейсеров, присутствие которых он считал очень близким, хотя фактически наши суда находились от него дальше, чем когда-либо.

Defence только что вышел из Сан-Висенти, а Стоддарт прибыл в Пернамбуко, где и узнал из заслуживающего доверия источника, что «Карлсруэ» 20 октября принимал провизию на побережье к востоку от Масаи в 70 милях на запад от мыса Сан-Роке.

Для осмотра этого пункта был отправлен Bristol, грузившийся углем в Abrolhos Rocks; в помощь ему дали вспомогательный крейсер EdinburghCastle, находившийся на пути в Пернамбуко.

В Abrolhos Rocks стоял также и Cornwall, охраняя базу, пока Macedonia грузилась углем и перебирала механизмы.

Капитан Келер не мог, конечно, знать все эти обстоятельства, и потому, считая опасным оставаться в прежнем районе и намереваясь подавить панику, охватившую судоходство (за последнее время он встречал лишь нейтральные пароходы, английские же шли, сильно уклоняясь в сторону), он решил перенести свою деятельность в воды Вест-Индии.

В германском плане войны водам этим, по-видимому, придавалось большое значение, так как здесь имелись две угольные станции: одна в Plana Cays на острове Bahanas, другая — в 250 милях к востоку от Тринидада.

Обе обнаружил 12 сентября крейсер Berwick, причем в последней он захватил три немецких парохода. Известно ли было об этом капитану Келеру, осталось невыясненным.

Решив, уходить в Вест-Индию, Келер задержался еще немного на прежнем месте и был вознагражден: 23 октября он потопил пароход Hurstdaleс 5000 тонн кукурузы.

Не встретив никого на следующий день, он 25 октября пошел по новому назначению вместе с пароходом Farn, отправив остальных («Рио-Негро», «Асунсьон», «Индрани») на условленное рандеву. На станции Канарские острова — острова Зеленого Мыса с уходом 15 сентября Стоддарта оставался лишь крейсер Highflyer (капитан 1-го ранга Буллер).

Но и он вскоре потребовался на смену Astraea для конвоирования транспортов, следовавших от мыса Доброй Надежды, так как Astraea уходила для операций в Германской Юго-Западной Африке.

На весь район оставались лишь три вспомогательных крейсера, когда пришло сообщение, что в Лас-Пальмасе стоит немецкий угольщик в ожидании, по-видимому, «Карлсруэ».

После получения этого сообщения крейсеру Kent приказали не идти на соединение с Краддоком, а поступить в распоряжение капитана 1-го ранга Буллера и принять конвой от Astraea, чтобы, дойдя до района, охранявшегося эскадрой адмирала Де Робека, сдать конвой крейсеру Vindictive и, вернувшись, осмотреть Канарские острова. Вспомогательный крейсер Victorian, прибывший 21 октября в Лас-Пальмас после ремонта в Гибралтаре узнал, что угольщик ушел и что ночью в море были видны сигналы, вероятно, с «Карлсруэ».

Victorian поспешил навстречу к приходившему в это время с транспортами Kent и в темноте разошелся с другим немецким угольщиком — пароходом «Валхалла», который благополучно прибыл на Тенерифе, так же как и первый угольщик, оказавшийся пароходом «Крефельд».

О том, что на последнем находились экипажи не менее чем 13 пароходов, потопленных «Карлсруэ» с 31 августа по 1 октября, стало известно не сразу — испанские власти почему-то скрывали это в течение 14 часов.

Приход «Крефельда» указывал на необходимость немедленно принять самые энергичные меры, но решить сразу, какие именно необходимы, было нелегко.

Казалось вполне вероятным, что «Карлсруэ» перенес свою деятельность в район станции Канарских и островов Зеленого Мыса, опасаясь быть обнаруженным на прежнем месте.

Пришлось обратиться за помощью к адмиралу Де Робеку, охранявшему район побережья Испании. Невзирая на всю трудность охраны побережья силами, находившимися в его распоряжении, адмирал все-таки сумел произвести поиск на Азорских островах, где захватил пароход Гамбург-Американской Компании Graecia, в течение месяца поджидавшего кого-либо из своих крейсеров и постоянно посылавшего вызовы по радиотелеграфу.

Значительную помощь в этом Де Робеку оказало назначение специально для конвойной службы между Англией и Гибралтаром крейсеров Bacchante и Euryalus, без которых он оказался бы связанным конвоированием транспортов не только с мыса Доброй Надежды, но также и из портов Средиземного моря. Осмотрев Азорские острова, Де Робек на своем флагманском крейсере Amphitrite отправился на Канарские острова и там остался.

Поведение испанских властей, сквозь пальцы смотревших на дело интернирования германских вспомогательных судов, побудили адмирала не уходить оттуда, пока он не добьется урегулирования этого вопроса. Принимая во внимание весьма сильное немецкое влияние, надо отдать должное адмиралу, который чрезвычайно быстро справился с этой задачей.

Здесь, как и повсюду, успешность охраны торговли на море в значительной степени зависела от недопущения передачи радиотелеграмм неприятельским крейсерам, и в этом направлении адмиралу пришлось выдержать большую борьбу. Де Робек выяснил, что чины германского и австрийского консульства пользуются частной радиостанцией, отправляя информационные сообщения. Подобной привилегией консулы обычно не пользовались, и в ней не было никакой необходимости, так как телеграфные кабели являлись полностью исправными.

Одно из таких радиосообщений, посланное для «Карлсруэ», было перехвачено Victorian, и наше министерство иностранных дел протестовало в Мадриде.

Испанское правительство оправдывалось тем, что привилегия посылать шифрованные радиосообщения распространяется на всех консулов вообще, а не только на германских и австрийских, но мы не могли согласиться с такой точкой зрения, полезной только одной стороне. После дальнейших переговоров испанское правительство уступило, и радиотелеграфные переговоры были запрещены.

Район Канарские — острова Зеленого Мыса удалось обезопасить от возможного нападения, но в районе мыса Доброй Надежды положение значительно ухудшилось.

Восстание, поднятое полковником Маритцем, распространялось с угрожающей быстротой. К Маритцу присоединились генерал Бейерс, оставивший с объявлением войны должность командующего войсками Союза, и Девет. Девет поднимал буров с намерением восстановить старую республику.

Генерал Бота лично вступил в командование вверенными войсками, но положение оказалось столь серьезным, что его нельзя было предоставить собственным силам. Помощь могла прийти только из Новой Зеландии. Новозеландские транспорты только что прибыли в Австралию под конвоем Minotaur, Ibuki, Philomel и Pyramus и сосредоточивались в Олбани, где два последних крейсера сменяли Melbourn и Sydney.

25 октября наше правительство решило использовать эту силу для восстановления положения в Южной Африке, для чего всему отряду надлежало следовать не через Суэцкий канал, а вокруг мыса Доброй Надежды.

28 октября были сделаны окончательные распоряжения в связи с новым направлением. Транспорты распределили на три группы соответственно их ходу и запасам угля. Изменение маршрута нарушало план общеимперского сосредоточения войск, но другого выхода не было. Однако тревога продолжалась недолго — генерал Бота разбил восставших у Растенберга; Маритц и Бейерс бежали к немцам, и восстание было ликвидировано. 30 октября транспорты получили приказание следовать через Коломбо.

Возвращение к первоначальному плану не улучшило дело охраны района мыса Доброй Надежды, продолжавшей оставаться далеко не удовлетворительной, однако ослаблять конвой было нельзя, хотя поблизости могли находиться только «Кенигсберг» или «Эмден». Последний только что дал о себе знать настолько громко, что совершенно подорвал авторитет местных морских сил.

Впечатление от этого выступления «Эмдена» усугублялось тем, что после его последних успехов у Миникоя в конце сентября наши операции по поиску неуловимого крейсера оказались безуспешны.

9 октября адмирал Джеррам получил сведения о греческом пароходе, укрывающемся на острове Pulo Tapak на западном берегу Суматры, и немедленно приказал капитану 1-го ранга Гранту произвести разведку. Отправленный с этой целью Yarmouth, прибыв в Pulo Tapak 12 октября, нашел там двух угольщиков «Эмдена» — Pontoporos и «Маркоманию».

Первый капитан фон Мюллер отправил сюда после набега на Мадрас, а «Маркомания» пришла после того, как «Эмден», приняв с нее уголь, ушел с Миникоя в архипелаг Чагос на Мальдивских островах в сопровождении приза — парохода Buresk.

В момент прихода Yarmouth «Маркомания» принимала уголь с греческого парохода.

Pontoporos увели в Пенанг, а «Маркоманию» потопили. Одновременно с этими событиями капитан 1-го ранга Грант с Hampshir и EmpressofAsia, осмотрев Лаккадивские и Мальдивские острова, спустился на юг до Male и прошел к югу от Цейлона.

Последние слухи об «Эмдене» сообщали, что между 28 сентября и 1 октября он грузился углем у Felidu Atoll.

После отыскания нами германских угольщиков капитан Грант считал наиболее вероятным местонахождением «Эмдена» район к югу от островов Чагос и решил идти в Диего-Гарсия. Здесь находилась угольная станция, которой прежде обычно пользовались все пароходы, занятые перевозкой мороженого мяса из Австралии в Англию. 13 октября Грант пошел по избранному им направлению совместно с EmpressofAsia.

В эти дни «Эмден», погрузившись в последний раз с «Маркомании» углем в Felidu Atoll, направился в Диего-Гарсия. Не встретив никого на этом пути (в его распоряжении находилась старая карта, которая ввела его в заблуждение относительно путей торговых судов), германский крейсер 9 октября вошел в Диего-Гарсия для погрузки угля с Buresk.

Здесь капитан фон Мюллер встретил прием, какого не мог ожидать: жители этой пустынной английской колонии, не имея понятия о начале военных действий, оказали неприятельскому крейсеру самое радушное гостеприимство и полное содействие.

10 октября утром «Эмден» снялся с якоря и пошел в поисках призов на север, проложив курс навстречу нашим двум крейсерам. К несчастью, в то время, когда «Эмден» проходил острова, Грант держался к западу на прямом курсе Коломбо — Чагос, и противники разошлись на расстоянии около 300 миль.

15 октября капитан Грант узнал печальные новости и немедленно повернул обратно в Коломбо.

20 октября, когда он закончил погрузку и перешел на свою прежнюю позицию к югу от Цейлона, в Cochin на Малабарском берегу прибыл пароход Egbertс экипажами шести английских пароходов, захваченных «Эмденом» между Миникоем и Цейлоном. Капитан фон Мюллер отважился вернуться в свой прежний район действий и, пока капитан Грант производил поиски к югу, т. е. с 16 по 19 октября, имел возможность оперировать в нем совершенно спокойно. Здесь надо отметить попытку вызвать сюда «Аскольд», конвоировавший совместно с Dupleix войска в Суэц, но приказание дошло до него слишком поздно — русскому крейсеру было необходимо грузиться углем, и он пошел в Аден.

Общий тоннаж захваченных шести пароходов составлял около 33 000 тонн, застрахованных на 373 265 фунтов стерлингов. Среди них находился пароход Exfordс 6000 тонн угля, столь необходимого «Эмдену» в тот момент, когда запасы его совершенно истощились.

Следует указать, что инструкции Адмиралтейства, адресованные капитанам пароходов относительно следования в опасных районах определенными курсами, принесли большую пользу. За четыре дня, пока район оставался беззащитным, девятнадцать пароходов прошли не замеченными неприятелем. Нельзя также забывать и тот факт, что все распоряжения и указания, отданные нашими крейсерам, вполне отвечали положению, и капитан фон Мюллер был очень близок к тому, чтобы попасться.

Узнав последние новости, капитан Грант, не теряя времени, пошел с обоими своими судами в Felidu Atoll для осмотра Мальдивских островов. На этот раз он мог уйти спокойно, оставляя вместо себя Yarmouth, который, приняв у Пенанга конвой от «Жемчуга», привел французские транспорты в Коломбо. «Жемчуг» же пошел на осмотр Никобарских островов в поисках немецких угольщиков.

Судьба снова хранила «Эмдена». Потопив свой последний приз и отправив Egbert с пленными экипажами, капитан фон Мюллер оставался на юге до 20 октября с пароходами Buresk и Exford. Придя на меридиан Коломбо, он повернул на юго-восток с расчетом пройти подальше от Дондра-Хед (на Цейлоне).

В это время Hampshireс EmpressofAsia начали поиск на WSW по направлению Felidu Atoll курсом, неминуемо пересекающимся с курсом «Эмдена». Идя с обычной скоростью, неприятель непременно встретился бы с нашими крейсерами в дневное время, но счастье не покидало капитана Мюллера. Его угольщики не могли развить более 9 1/2узлов, и это обстоятельство его и спасло. Имей он лишний узел хода или измени курс на 1–2 румба в сторону, встреча была бы неминуема, но, увы, этого не случилось. Капитан Грант прошел в 10–20 милях от дозора. Противники друг друга не видели. Утро было очень пасмурное, небо покрыто свинцовыми тучами, дождевые шквалы налетали один за другим.

21 октября днем Мюллер решил перенести свою деятельность в восточную часть Индийского океана и отправил Exfordв условленное рандеву у Кокосовых островов, куда должны были идти и оба угольщика, уже попавшие в наши руки. Об их участи командир «Эмдена» не знал. Весьма распространенное мнение о прекрасной разведке и об удивительно искусной радиотелеграфной связи германцев не соответствовало действительности. На крейсере не было радиопеленгатора, и пользовался он самыми простыми способами: устроенное на фок-мачте так называемое «воронье гнездо» увеличивало дальность видимого горизонта до 35 миль. Заметив дым, «Эмден» начинал «охоту».

На этот раз от всякого замеченного дыма он уходил, повернув на Никобарские острова, где собирался грузить уголь, лишь пройдя 200 миль к югу от Дондра-Хед.

В это время русский легкий крейсер «Жемчуг» обходил Никобарские острова в поисках германских угольщиков, а японский Chikuma находился поблизости в составе дозора у Acheh Head. В Сингапуре стоял легкий крейсер Jahagi, только что прибывший с французскими транспортами из Сайгона и имевший приказание идти на Кокосовые острова на смену крейсеру Nisshin, наскочившему на не обозначенный на карте риф при входе в Сандакан.

В Пенанге, базе Малаккского дозора, стояла канонерская лодка D'lberville с тремя миноносцами Fronde, Pistolet и Mousquet. 26 октября к ним присоединился «Жемчуг», закончивший осмотр Никобарских и Андаманских островов и получивший разрешение в течение недели перебрать механизмы.

Накануне этого дня вечером «Эмден» с пароходом Buresk стал на якорь в Nankowry Harbour на Никобарских островах.

Здесь у храброго командира немецкого крейсера и родился дерзкий план нападении на Пенанг, где он рассчитывал застать Dupleix. О том, что французский крейсер находится в Адене, он не знал. Приняв с Buresk уголь и отправив его в назначенное в море рандеву, командир «Эмдена» начал свое смелое предприятие. Пенанг не защищался ничем, кроме миноносцев, и наши суда, памятуя печальный случай с Pegasus в Занзибаре, входя в бухту, всегда клали якоря так, чтобы в любой момент иметь возможность быстро открыть огонь бортовой артиллерией по входу.

Заведующий гаванью Мак-Интр и английский лейтенант Моунд, плавающий для связи на «Жемчуге», указывали на эту и другие меры предосторожности командиру русского крейсера. Лейтенант Моунд каждую ночь лично отправлялся на сигнальную станцию в штабе гарнизона. Никаких других мер по охране, кроме высылки в море в дозор одного миноносца (Mousquet) и сторожевого катера в проход, по-видимому, не существовало. Два других французских миноносца стояли, ошвартовившись, у стенки. D'lberville также перебирала машины. Таково было положение дел в Пенанге, когда около 5 часов утра 28 октября у входа в гавань появился четырехтрубный крейсер (четвертая труба была фальшивой), выкрашенный, как и наши крейсеры, в темно-серый цвет. Поднятый на гафеле флаг был принят за английский, и сторожевой катер, даже не опросив его и не предупредив «Жемчуг», дал ему свободно пройти.

«Жемчуг» оставался стоять на месте. Не доходя приблизительно 8 кабельтов, «английский крейсер» поднял германский флаг и выпустил торпеду, которая попала «Жемчугу» в кормовую часть и взорвалась под машинным отделением; последнее быстро оказалось затопленным. Пройдя еще немного, «Эмден» с 2 ½ кабельтов открыл артиллерийский огонь. Из-за полнейшей внезапности нападения о сопротивлении не было и речи. Орудия оказались не заряжены, вахтенная служба ничем не отличалась от обычной якорной. «Эмден» прошел мимо французских миноносцев нетронутым, так как они стояли совершенно в такой же готовности, как и «Жемчуг».

Придя на траверз канонерской лодке D'Iberville, стоявшей в бухте дальше всех, капитан Мюллер развернулся и, не сделав ни одного выстрела по канонерке, стал огибать пылающий «Жемчуг».

Почти в упор немецкий крейсер снова открыл огонь и выпустил вторую торпеду. В громадном столбе пламени «Жемчуг» пошел на дно, затонув через четверть часа после первого произведенного по нему выстрела. Так бесславно закончил он свое существование — судьба Балтийской эскадры периода японской войны преследовала несчастный корабль.

Закончив столь успешно свой блестящий набег, «Эмден» вышел и у северного прохода встретил пароход Glenturret, шедший с боевыми припасами из Иокогамы и Гонконга в Сингапур. Не считаясь с тем, что в тылу у него остались два миноносца, он, спустив шлюпки, уже намеревался захватить пароход, но неожиданно в утреннем тумане показалось судно.

«Эмден» отозвал шлюпки и приготовился к бою. Судно оказалось миноносцем Mousquet, храбро бросившимся в атаку. Выпущенная торпеда не попала, артиллерийский огонь миноносца был безрезультатен, и через 7 минут боя доблестный Mousquet пошел ко дну.

Возвращаться к пароходу не было времени, французские миноносцы в гавани готовились выходить, и «Эмден», повернув на север, скрылся во мгле.

Однако он все-таки задержался для спасения плавающей в воде команды Mousquet, от которой узнал о судьбе Pontoporos и «Маркомании».

Таковы были потрясающие новости, дошедшие до сведения австралийского правительства в момент, когда заканчивалось сосредоточение транспортов с войсками, отправляющимися в Европу. Тяжелое впечатление несколько смягчалось новыми успехами генерала Бота, который 29 октября одержал крупный успех у Freurfontein и окончательно подавил восстание в Трансваале. Кроме того, в момент, когда снова было решено отправить транспорты через Аден, а не вокруг мыса Доброй Надежды, стало известно, что «Кенигсберг» уже не представляет опасности. После потопления Pegasus в Занзибаре он исчез. Являясь угрозой движению транспортов, он доставил немало работы нашим крейсерам, которые, начиная с последних чисел сентября, энергично разыскивали его повсюду по побережью и на прилегающих островах. Отряд из Chatham, Darmouth и Weymouth по нескольку раз осматривал все подозрительные пункты, но безуспешно; единственным результатом явилось то, что присутствие их парализовало активность противника, успехи которого до сих пор свелись лишь к захвату парохода CityofWinchester.

9 октября Darmouth, осматривая острова Casuarina в Мозамбикском проливе, захватил германский буксир из Beira, а десять дней спустя Chatham в устье реки Lindi захватил пароход «Президент». Последнего обнаружил катер, посланный на разведку вверх по реке. Пароход имел флаг Красного Креста, но не был окрашен в соответствующие цвета и не числился в списках госпитальных судов. Из найденных на нем бумаг выяснилось, что 15 сентября «Кенигсбергу» посылался в лихтерах уголь из Lindi в Sarari — пункта, расположенного в шести милях вверх по реке Руфиджи. Кроме того, на пароходе нашли германские карты, указывающие, что река доступна судам с осадкой «Кенигсберга».

Полученные одновременно другие сведения о противнике, оказавшиеся ложными, отвлекли командира Chatham по неверному пути, но ненадолго.

30 октября он вошел в устье реки Руфиджи и обнаружил «Кенигсберг», стоящий в Sarari совместно с угольщиком и тремя небольшими катерами.

Укрывшись в излучине реки, «Кенигсберг» был недосягаем. Подход к нему, по показаниям туземцев, защищался минным заграждением, находившимся под обстрелом из окопов и установленных на берегу орудий.

Установив блокаду до выяснения плана возможной атаки на «Кенигсберг», капитан Друри-Леен 31 октября послал донесение о случившимся.

Весть об обнаружении неприятельского крейсера не оказала влияния на распоряжения относительно конвоя австралийских транспортов. Транспортам предстояло далекое океанское плавание, почему считалось рискованным ослаблять конвой, тем более что поджидавший их на Кокосовых островах японский крейсер Jahagi, по настоянию адмирала Джеррама, был присоединен к Chikuma для совместных операций против «Эмдена».

1 ноября все транспорты под конвоем Minotaur, Ibuki и Melbourne тронулись в путь.

Адмирал Патей с Australia, Montcalm и Encounter оставался в Сува, занимая указанную ему позицию и ежечасно ожидая предписания следовать в южноамериканские воды на поиски эскадры Шпее. Адмирал указывал на необходимость своего ухода не позже середины месяца, но приказа не последовало, и он остался в районе островов Фиджи — Самоа.

Японцы с главными силами своей эскадры все еще оставались у Циндао, а два южных отряда их оперировали соединенно с эскадрой адмирала Патея по обеим сторонам 140-го меридиана, проходящего между Полинезией и Малайским архипелагом, наблюдая за не занятыми на востоке германскими островами и многочисленными неприятельскими пароходами, укрывшимися в нейтральных портах на западе, включая Гонолулу.

В Гонолулу только что появился давным-давно пропавший «Гейер» [65]Судьба большинства мелких немецких вспомогательных военных судов к этому времени выяснилась.
Канонерская лодка «Планет», обнаруженная на Яле 2-м японским отрядом, была при появлении эскадры затоплена собственной командой.
Канонерская лодка «Комет» в начале октября была захвачена у берега Новой Британии отрядом, высланным из Рабаула. Ее удалось захватить врасплох неповрежденной. Переименованная в Una, она вошла в состав австралийского флота.
Канонерская лодка «Эбер», вошедшая в Бахию, 4 сентября была интернирована бразильским правительством.
и занялся там ремонтными работами.

Американские власти настолько легко смотрели на вопрос интернирования, что японцы сочли необходимым стеречь канонерку, и отрядили для наблюдения за ней не только крейсер Asama, но также и старый линейный корабль Hizen, который предназначался для усиления англо-японской эскадры в Esquimalt.

Кроме того, японцы взяли на себя наблюдение за восточной частью Индийского океана, в которую входили Никобарские и Андаманские острова, сформировав для этой цели эскадру под флагом адмирала Точинаи в составе крейсеров Tokiwa, Yakumo, Nisshin, Chikuma и Yahagi.

Для станции мыса Доброй Надежды не оставалось никаких сил, кроме Goliath, который в день обнаружения «Кенигсберга» прибыл с главными силами экспедиционного отряда, предназначенного для действий против Германской Восточной Африки в Момбаса. Механизмы Goliath требовали серьезного ремонта, и выход его задерживался. Но еще раньше, чем он смог двинуться дальше, произошла катастрофа, вызвавшая необходимость новых срочных мер.

Главе XXV. Бой 1 ноября у Коронеля

Из предыдущего описания действий эскадры адмирала Краддока мы знаем, что 22 октября он направился в поиск вокруг мыса Горн, оставив Canopus с приказанием встретить его по другую сторону Магелланова пролива. Полученные инструкции Адмиралтейства не оставляли у него сомнения, что ему надлежит действовать на западном побережье, а адмиралу Стоддарту — на восточном и что приказания от 5 октября (полученные 7 октября) остаются в силе, т. е. что ему надлежит искать встречи с неприятелем. Он понимал свою задачу именно так, а не иначе, и это подтверждается его донесением от 26 октября.

Краддок, только что соединившийся с отрядом капитана 1-го ранга Люса, был убежден в невозможности выполнить задачу, которую, по его мнению, от него требовали. С силами, находившимися в его распоряжении, он не видел возможности принудить к бою эскадру, подобную эскадре адмирала Шпее. Ссылаясь на приказание от 5 октября и на необходимость скорейших успехов, Краддок указывал, что отыскать и уничтожить неприятеля, действуя с таким тихоходом, как Canopus, будет трудно, так как Canopus пригоден лишь для конвоирования угольщиков и охраны мест их якорной стоянки. Поэтому он оставляет его для этой цели, а к себе вызывает от адмирала Стоддарта Defence. Заканчивая телеграмму, он обращал внимание Адмиралтейства на случай, имевший место еще 6 августа, когда «Карлсруэ» ушел от судов его эскадры, и настаивал на необходимости временно закрыть глаза на вред, причиняемый торговле этим крейсером, пока не будет найдена возможность послать против него судно, обладающее преимуществом в ходе.

Когда 27 октября в Лондоне получили телеграмму адмирала Краддока, искаженную при передаче, было трудно решить, чего именно желает адмирал. После всестороннего обсуждения решение было принято, но, как оказалось впоследствии, оно совершенно не соответствовало тем соображениям адмирала, которыми он, очевидно, руководствовался.

Решили разделить силы южноамериканских вод на две приблизительно равные эскадры. Причиной этому, по-видимому, послужили свежие данные о «Карлсруэ».

На следующий день по прибытии Defenceв Пернамбуко (25 октября) туда пришел норвежский пароход и сообщил, что 23 октября немецкий крейсер все еще держался на пути следования торговых судов. Defence немедленно вышел в море, но не на поиски «Карлсруэ», а на смену Cornwall, стоявшего на охране базы в Abrolhos Rocks, с приказанием последнему присоединиться к Bristol, Macedonia и EdinburghCastle, занятым осмотром района Фернандо-ди-Норонья и северного побережья Бразилии.

Адмиралтейство, узнав о вызове Краддоком Defence к себе, немедленно отменило это распоряжение. Помимо того, что Defence был необходим Стоддарту для поисков «Карлсруэ», Адмиралтейство полагало, что Краддок не нуждается в подкреплении. Оно намеревалось отправить на юг к островам Галапагос Idzumo, Hizen и Newcastle и считало, что если Шпее пошел на север, то он неминуемо встретится с нашими превосходящими силами, уходя от которых, он столкнется с Monmouth и Glasgow, а последние увлекут его за собой и наведут на Good Hopeс Canopus [68]Ход Monmouth был меньше хода всех германских судов, за исключением «Дрездена».
.

Телеграмма, отправленная 28 октября вечером, вполне возможно, не была получена Краддоком вовсе, во всяком случае она запоздала и не могла иметь влияния на его действия.

27 октября все еще, по-видимому, надеясь на изменение инструкций, которые он считал не соответствующими обстановке, адмирал отделил Glasgow на север к Коронелю, рассчитывая получить ответ Адмиралтейства через Монтевидео. Командиру крейсера предписывалось отправить телеграммы, получить сведения разведки и перехватить германское парусное судно, по слухам, направлявшееся на острова Санта-Мария у Коронеля.

На следующий день Краддок вызвал Canopus с угольщиками, рассчитывая, получив сообщения от капитана Люса, сразу идти с эскадрой на север и грузиться углем в Juan Fernandez. Одновременно он отправил Otranto заглянуть в Puerto Month — конечный южный пункт железной дороги на западном чилийском побережье.

Glasgow в поисках германского парусного судна прибыл к Санта-Мария вечером 29 октября, но с одобрения адмирала не пошел в Коронель до следующего утра. В течение дня он принял много неприятельских шифрованных радиопереговоров, о которых немедленно доложил флагману.

Краддок решил в 6 часов утра 30 октября идти с Monmouth и Good Hope на север.

В это время подошли Canopus с угольщиками, но повреждение Canopus в машине потребовало 24-часового ремонта, и адмирал был вынужден отправить его к якорному месту.

Glasgow сообщили, что посещение Коронеля отходит на второй план, главной же задачей является обнаружение неприятеля.

Ввиду этого, а также потому, что неприятельские радиопереговоры всю ночь не прекращались, Glasgow крейсировал на W и NW от Санта-Мария в течение 30 октября и в ночь с 30 на 31 октября. На следующее утро Otranto присоединился к адмиралу, не получив никаких сведений в Puerto Month, где немецкое влияние не имело себе соперников. Glasgow оказался удачливее: в 1 час ночи 31 октября он перехватил радиосообщение «Лейпцига», вызывавшего находящийся поблизости коммерческий пароход, но ни ночью, ни на следующий день никого обнаружить не смогли.

Под влиянием этого радиосообщения или по каким-либо другим соображениям Краддок, по всей вероятности, решил, что целью Шпее является северный район — острова Галапагос и подходы к Панамскому каналу. Насколько известно, он еще не знал о посылке в этот район англояпонского отряда и полагал, что забота по охране данной территории входит в его обязанности.

Вследствие этого или какого-либо иного соображения он вызвал Canopus, приказав прибыть вместе с угольщиками в St. Felix (широта 26°18′ и долгота 80°11′) — пустынный остров в 500 милях к северу от Juan Fernandez.

Адмирала заботило отсутствие сведений разведки, и в конце концов Glasgow получил приказание войти в Коронель, отправить и получить телеграммы и выйти обратно при первой возможности. Glasgow прибыл по назначению 31 октября в 18.20 и отправил телеграммы. В одной из них адмирал объяснял свое намерение идти на север и грузиться углем в Juan Fernandez, не упоминая, что Canopus оставлен для конвоирования угольщиков. Ко времени получения этих телеграмм в Адмиралтействе произошли крупные перемены — в должность первого морского лорда вступил лорд Фишер.

Новый состав Адмиралтейства немедленно принял меры к улучшению того ненадежного положения, в котором оказался Краддок.

Уведомляя адмирала, что Defence предписано незамедлительно к нему присоединиться, Адмиралтейство совершенно определенно указывало, что от адмирала не ожидается действий без Canopus. Ему предписывалось держать эскадру соединенно с линейным кораблем, отправляя на разведку лишь Glasgow, а также всячески стараться как можно скорее соединиться с Defence.

Кроме того, сообщалось, что под впечатлением появления Otranto в Puerto Month немцы считают, что наша эскадра находится в заливе Corcovado.

Новые инструкции запоздали — телеграмму Краддок не получил.

Еще до того времени, как она могла быть получена, адмирал приказал Glasgow выйти, рассчитывая встретить его в полдень 1 ноября в 50 милях от Коронеля.

И Glasgow, и эскадра продолжали принимать близкие радиопереговоры, которые они считали переговорами «Лейпцига» с пароходами, и адмирал перестроил эскадру в линию дозора.

Руководствуясь прежними инструкциями, он и не мог поступить иначе. Не подлежит сомнению, что, получи он последнюю ясную и определенную телеграмму, мог бы своевременно отправить на разведку Glasgow, а с остальными судами отступить на соединение с Canopus. Но в предыдущих телеграммах указывалось на необходимость «готовности встретить неприятеля», упоминалось слово «искать», что каждым британским офицером в положении адмирала Краддока было бы понято как приказание «отыскать неприятеля и уничтожить его». Выполнить это, будучи связанным старым тихоходным Canopus, было невозможно, и адмирал его оставил. Надо думать, что главнейшей своей обязанностью он считал поиск неприятеля.

Не исключается, конечно, возможность и другого предположения адмирала, а именно, что «Шарнгорст» и «Гнейзенау» пошли к Панамскому каналу, так как ожидаемое их прибытие в чилийские воды уже запоздало на две недели. Побудить Краддока взять на себя риск могло также и сообщение Адмиралтейства о формировании англояпонского отряда для северной части Тихого океана, действовать совместно с которым ему предписывалось в будущем.

Иначе трудно себе объяснить, почему начальник эскадры, имея столь слабые силы, из которых две лучшие боевые единицы — GoodHope и Mоnmouth — недавно вступили в строй и почти не производили стрельб, рискнул пойти навстречу двум современным образцовым неприятельским крейсерам, из которых каждый был равен по силе его флагманскому кораблю.

Во всяком случае, если адмирал Краддок действительно думал, что Шпее пошел к Панамскому каналу, то он жестоко ошибся.

12 октября Шпее совместно с «Нюрнбергом» прибыл на Восточный остров и там встретился с «Дрезденом». Последний, упустив пароход Ortega, крейсировал на торговых путях до высоты Коронеля, но безуспешно. Повернув обратно и держась вне видимости берегов, 29 сентября он пошел к Mas-a-Fuera, где погрузил уголь со своего угольщика «Бадена», после чего отправился на Восточный остров на буксире того же «Бадена», куда и прибыл за два дня до прихода Шпее. 4 сентября «Лейпциг» присоединился к нему, и, таким образом, сосредоточение германской Тихоокеанской эскадры закончилось.

На Восточном острове, пустынном, забытом владении Чили, представляющем собой лишь скотопригонную ферму, никто не мешал эскадре. Местные власти были совершенно бессильны обеспечить нейтралитет, и эскадра простояла спокойно почти 4 недели и сделала все, что ей требовалось. 18 октября, пока Краддок в ожидании Canopus стоял на Фолклендских островах, немцы пошли в Маз-а-Fuera, где к ним присоединился 27 октября «Принц Эйтель Фридрих» вытесненный из новогвинейских вод австралийской эскадрой.

Надо думать, что к этому времени адмиралу Шпее уже было известно, что наши крейсеры заходили в Вальпараисо, так как в тот самый день, когда Краддок пришел в свою секретную базу (27 октября), германская эскадра снялась с якоря и в полдень 30 октября находилась в 50 милях на восток от Вальпараисо. В этом районе Шпее крейсировал вне видимости берегов, отправив вскоре в этот порт «Принца Эйтеля». Последний на пути погнался за английским пароходом Colusa и продолжал погоню настолько близко к берегу, что чилийская канонерка вышла для охраны нейтралитета в своих территориальных водах.

На следующий день, зная определенно, что Glasgow в Коронеле, Шпее решил немедленно идти туда с целью его отрезать. Однако Glasgow вышел вовремя, чтобы не попасться, но слишком поздно, чтобы предупредить своего флагмана.

Примерно в это время адмирал Краддок начал свой поиск к северу, считая вероятным противником лишь «Лейпциг», тогда как на самом деле против него в 60 милях к северу от залива Arauco сосредоточилась вся германская эскадра.

Эскадра Шпее также рассчитывала на встречу только с одним Glasgow. Подходя к Коронелю, Шпее предполагал выслать для осмотра побережья «Нюрнберг», расположив остальные суда полукругом в расстоянии 20 миль от гавани.

Такова была обстановка 1 ноября к 14.30 в момент присоединения к эскадре Glasgow. Ни британский, ни германский адмиралы не подозревали о присутствии друг друга, считая, что предстоящая им задача сводится лишь к тому, чтобы отрезать отдельный крейсер противника.

Адмирал Краддок, идя 10-узловым ходом, приказал судам своей эскадры занять места в линию от флагманского крейсера на расстоянии 15 миль друг от друга в следующем порядке: Good Hope, Monmouth, Otranto, Glasgow.

Дул свежий зюйд-ост, разводивший крупную волну.

Два часа спустя, в 16.20, когда эскадра еще не закончила своего последнего построения, Glasgow заметил справа по носу дым и через несколько минут изменил курс на SO 84°, повернув на него. Пять минут спустя Otranto, находившийся от Glasgow на WNW в 2 милях, поднял сигнал, что и он видит дым.

Еще через четверть часа Glasgow понял, что долгожданный момент наступил: у него не оставалось сомнений, чей дым он видит. В 4.40 командир Glasgow донес о появлении «Шарнхорста» и «Гнейзенау» и одного легкого крейсера, а через пять минут окончательно смог определить их курс.

Неприятель повернул на него, и Glasgow, подняв сигнал «Вижу неприятельские броненосные крейсеры, идущие курсом SO», полным ходом курсом SW 65° пошел на соединение с Good Hope, который в свою очередь повернул в сторону неприятеля. Monmouth и Otranto следовали за флагманом.

Canopus, вышедший накануне в 9 часов с рейда Vallenar, находился еще далеко — почти в 300 милях к югу, медленно выгребая с угольщиками против большой волны на пути в Сан-Феликс.

Нельзя без волнения мысленно представить себе чувства, которые должен был испытать доблестный начальник, оказавшийся вопреки всем своим рапортам Адмиралтейству в безвыходном положении, в которое он не мог не считать себя втянутым вопреки своим намерениям и расчетам.

Пелена, окутавшая один из самых трагических моментов морской истории Англии, никогда не будет рассеяна. Что пережил погибший адмирал, каковы были его мысли в момент встречи с врагом, останется для нас тайной, но не подлежит сомнению, что ни одного мгновения он не колебался.

Когда в 16.30 Glasgow обнаружил неприятеля, германские суда шли вдоль побережья, чтобы занять позицию у Коронеля. Флагманский корабль «Шарнхорст» занимал крайнее внешнее место, «Нюрнберг» — внутреннее, но так как последний перед тем гонялся за каким-то небольшим пароходом, то находился еще вне видимости. «Дрезден», получивший приказание поддерживать связь с «Нюрнбергом», следовал в 12 милях позади.

Таким образом, эскадра адмирала Шпее была в достаточной степени разбросана. Она имела возможность развить скорость только в 14 узлов. Увидев британские суда на SW, Шпее приказал разводить пары во всех котлах и, не ожидая присоединения вызванных легких крейсеров, начал погоню в строе кильватера, быстро доведя ход до 20 узлов и стараясь все время держать противника на 4 R справа по носу.

«Ветер был южный, — докладывал впоследствии Шпее, — силой до 6 баллов, разводивший большую волну, и я должен был стараться, чтобы неприятель своим маневрированием не поставил меня под ветер. Кроме того, выбранный мною курс помогал мне отрезать противника от нейтрального берега».

В предвидении намерений адмирала Краддока германский адмирал, надо думать, недалеко ушел от истины.

Позволив себе разлучиться с кораблем, присланным Адмиралтейством на поддержку, Краддок тем не менее не высказал никаких признаков желания избегнуть боя.

Вполне вероятно, что, приняв во внимание взаимное положение эскадр и их ход, он считал невозможным отступить на соединение с Canopus, не будучи вынужденным принять бой, и потому считал наиболее для себя правильным начать этот бой, пока выгоды освещения находились на его стороне.

Как уже указывалось выше, Glasgow, обнаружив противника, который повернул на него, совместно с Monmouth. и Otranto полным ходом пошел на присоединение к флагману. Это произошло в 16.47, а в 17 часов их заметили с эскадры Шпее уходящими на запад; курс Glasgow был SW 65°. Насколько позволяла помеха немцев, он беспрерывно передавал радиосообщения о курсах и строе противника.

В 17.10 адмирал Краддок приказал поднять пары во всех котлах и сблизиться с Glasgow, ближайшим к неприятелю.

Курс трех наших крейсеров, подходивших к адмиралу, был приблизительно WS. В 17.10 курс германской эскадры был SW, в 18 часов с нее заметили Good Hope.

К этому времени адмирал Краддок построил эскадру в линию кильватера в следующем порядке: Good Hope, Monmouth, Glasgow, Otranto. В 17.47 она шла на SO наперерез курсу неприятеля, находившегося на расстоянии около 12 миль. Ввиду того что Otranto не мог дать больше 15 узлов, адмирал, видя, что этим курсом он не выйдет в желаемое положение, в 17.55 повернул вправо (SO 20°). Однако и этот поворот не привел к цели, и адмиралу не оставалось ничего другого, как завязать бой на параллельных курсах, ввиду чего он и поднял сигнал «курс зюйд».

Намерения Краддока не оставляли сомнений: как только эскадра легла на новый курс, он сделал явную попытку сблизиться с неприятелем.

В 18.04, согласно записям штурмана Glasgow, «британская эскадра повернула «все вдруг» на 4 R влево с целью сблизиться с неприятелем и принудить его к бою до захода солнца. Этот маневр в случае удачи ставил Шпее в невыгодное положение, так как британская эскадра находилась между солнцем и неприятелем».

Германская эскадра ответила на этот маневр поворотом последовательно влево, удерживая расстояние в 90 кабельтов.

Так казалось английской эскадре, но, судя по опубликованной немецкой карте, адмирал Шпее, хотя и повернул в указанный момент на 3 R, но сказать определенно, что маневр английского адмирала был им замечен, нельзя. Равно как нельзя с уверенностью утверждать, что Шпее понял намерение скорее принудить его к бою. Судя по его донесению, он был вполне удовлетворен тем, что смог, как он думал, помешать попытке Краддока (на самом деле не имевшей места) выйти на ветер и стать между ним и берегом.

«Неприятель, — писал адмирал Шпее, — был настолько любезен, что не мешал нам в этом».

Однако эти слова равносильны тому, что он в этот момент уклонился от боя. Краддок, видя невозможность сблизиться при помощи предпринятого маневра, повернул обратно приблизительно на 5 R и построил свои суди в кильватерную колонну, идя курсом зюйд.

Он не оставлял мысли вынудить неприятеля к бою, прекрасно сознавая, что маленький шанс успеха, который он имел, надо использовать, пока на его стороне выгоды освещения.

Обе эскадры шли на юг слегка сходящимися курсами, и в 18.18 адмирал Краддок приказал увеличить ход до 17 узлов и, подняв сигнал «следовать движению адмирала, Otranto иметь самый полный ход», повернул на 1 R в сторону неприятеля. Вслед за этим адмирал вызвал Canopus, указав ему свое место (f = 37°30′ l = 74°0′) и сообщил о своем намерении атаковать неприятеля. Canopus, шедший на север 10-узловым ходом, принял радио и ответил «Мое место: широта 41°10′, долгота 76°20′. Курс NN 10°», т. е. в 250 милях к югу.

К этому времени к германской эскадре присоединился «Дрезден», и адмирал Шпее, ранее ответивший на поворот Краддока влево соответствующим поворотом также влево, теперь повернул на 1 R в сторону своего противника. Адмирал Краддок, видя присутствие обоих неприятельских легких крейсеров, уменьшил ход до 16 узлов, по-видимому, с целью прикрыть Otranto, но продолжал требовать от последнего увеличения хода во что бы то ни стало. На это требование Otranto мог лишь ответить, что против встречной волны большего хода он развить не может. По мере уменьшения скорости флагманского крейсера он сблизился с Glasgow и вышел ему на правую сторону. Видя неизбежность боя, Otranto запросил, не следует ли ему держаться вне линии боя, и, хотя ответа не получил, продолжал оставаться с правой стороны Glasgow вне досягаемости артиллерийского огня, так как вполне справедливо считал себя не имеющим боевого значения.

Солнце садилось в штормовых облаках. По описанию немцев, свинцовые тучи и налетавшие дождевые шквалы затемняли свет наступающих сумерек, однако западная часть горизонта была ясна.

Пока солнце не зашло, выгоды освещения оставались ни стороне адмирала Краддока, но противник в этих условиях боя принимать не желал. С заходом солнца обстановка совершенно менялась: германские суда терялись на восточном темном горизонте, силуэты наших же резко вырисовывались на освещенном западном.

Этого и ждал германский адмирал. «Я так маневрировал, — писал он, — чтобы заходящее солнце не мешало мне. Луна еще не была полной, но обещала хорошее освещение позднее ночью. С разных румбов налетали дождевые шквалы».

При таких условиях освещения, находясь под ветром у противника и принимая стреляющим бортом сильную волну, на какой успех могли рассчитывать наши сравнительно старые суда, начавшие кампанию лишь с объявлением войны и не имевшие случая пройти курс стрельб, против германских судов, отличных по стрельбе, имевших преимущества в ходе, вооружении и к тому же превосходящих их числом?

Около 19 часов германский адмирал с 60 кабельтов открыл огонь, хотя суда его к этому времени еще не вполне закончили построение. Британская эскадра имела между судами расстояние точно в 2 кабельтова, германская же растянулась. «Лейпциг» держался от «Гнейзенау» в 5 кабельтов, а «Дрезден» от «Лейпцига» — в 7. Несмотря на сильнейшую качку, стрельба обоих больших крейсеров противника быстро сделалась успешной. Первый трехорудийный залп «Шарнгорста» дал недолет в 2 ½ кабельтов до Good Hope и весьма кучный разрыв. Третий попал Good Hope, по-видимому, в носовое 9,2-дюймовое орудие, так как с Otranto видели пламя, поднявшееся у носового 6-дюймового каземата, после чего его орудие прекратило огонь и не возобновляло стрельбы за все время боя.

Сравнительная характеристика британских и германских судов приведена ниже:

«Гнейзенау» стрелял залпами по Monmouth, у которого через три минуты начался пожар на баке, хотя достоверно известно, что с него было выброшено за борт все дерево и отбита краска. «Лейпциг» стрелял по Glasgow, но не имел попаданий — его снаряды не долетали.

Наши суда также открыли огонь, стреляя по соответствующим им немецким судам, кроме Otranto, который за дальностью расстояния не мог принять участия в бою со своей ничтожной артиллерией, но представлял прекрасную цель. Командир его, меняя скорости, шел переменными курсами, но, после того как «Гнейзенау» очень близко положил два залпа: один справа по носу, а другой — за кормой, он вышел из линии огня, уклонившись в западном направлении, оставаясь зрителем боя.

Очень быстро бой сделался общим. С 19.10 «Лейпциг» поймал в вилку Glasgow, «Дрезден» также стрелял по Glasgow, но возможно, что и по Otranto; большие германские крейсеры сосредоточили свое внимание на Good Hope и Monmouth. С каждой минутой тактические условия для нашей эскадры ухудшались — волна била в стреляющий борт, каскады воды обдававали комендоров и орудийные прицелы; темнота сгущалась, и наблюдать падение снарядов становилось невозможным. Дым головного немецкого крейсера, несшийся назад сильным юго-восточным ветром, скрывал от Glasgow «Лейпциг». Подробные донесения о стрельбе нашей эскадры имеются только с уцелевшего Glasgow, но надо думать, что стрельба остальных была не лучше. Этот крейсер открыл огонь в 19.05 с 50 кабельтов, но уже с самого начала вероятность попадания сводилась к минимальной вследствие часто скрывавшейся цели и невозможности замечать падение своих снарядов, последствием чего была медленность стрельбы.

В 19.14 Glasgow, заметив свое отставание, прибавил немного ходу, но вскоре опять убавил и в этот момент (19.19) получил первое попадание — 4-дюймовый снаряд с «Лейпцига», который ударил в крепление боевой рубки в походной каюте командира, но не разорвался. С Glasgow было видно тяжелое положение головных британских крейсеров, жестоко страдавших от неприятельского огня и не имевших возможности нанести врагу существенный вред.

Monmouth вышел из строя несколько вправо и затем уже до конца не смог занять своего места. У него начался второй пожар в кормовой части, и он стал отставать. Чтобы не мешать его стрельбе и не попасть под недолеты «Лейпцига», Glasgow отошел и держался позади Monmouth на линии между курсами его и Good Hope.

Суда противника совершенно скрылись из виду. Об их местоположении можно было судить лишь по вспышкам выстрелов, в то время как наши суда представляли ясно видимую цель. Немцы посылали залпы за залпами со скоростью трех в минуту, и о результатах их стрельбы можно было судить по Monmouth. С пожаром на корме он как будто справился, но в 19.25 у него начался новый пожар — запылал полубак, горевший в течение 5 минут. В 19.30 «Лейпциг» прекратил огонь. Возможно, он поменялся местами с «Дрезденом», но во всяком случае оба они вскоре начали стрелять по Glasgow, который со своей стороны не видел ни того, ни другого. Можно было лишь с трудом различить два больших крейсера адмирала Шпее, по которым Glasgow и поддерживал огонь: из 6-дюймового носового орудия — по «Шарнгорсту», а из кормового — по «Гнейзенау», причем заметили одно попадание лиддитного снаряда в кормовую башню.

Положение Good Hope, к этому времени становилось безнадежным — он продолжал держаться на курсе, несколько сходящемся с противником, и беспрерывно поражался его залпами; начавшиеся с первого момента боя пожары не прекращались.

В 19.35 была замечена его отчаянная попытка сблизиться с германскими судами, хотя за последние четверть часа расстояние уменьшилось до 27 ½ кабельтов. Казалось, он хочет дорого продать свою жизнь. Но через пять минут на баке у него снова взвились громадные языки пламени: по-видимому, возобновился первоначальный пожар у носового 9-дюймового орудия. Положение Monmouth было немногим лучше. Glasgow же пока почти не имел попаданий и мог отвечать неприятелю. Луна взошла и осветила легкий крейсер, по которому Glasgow и сосредоточил огонь. Почти одновременно он получил первое тяжелое попадание — 4-дюймовый фугасный снаряд разорвался у ватерлинии ниже жилой палубы над внешним левым винтом, сделав пробоину около 6 квадратных футов. Пробоина имела вид как от таранного удара, но не мешала продолжать бой.

Положение флагманского крейсера стало критическим; было очевидно, что наступают его последние минуты, однако он продолжал стрелять. С трубами, ярко освещенными пламенем пожара вблизи мостика, он был ясно виден совсем близко к неприятелю. В 19.45 он начал отставать и оказался в 8 кабельтов слева по носу Glasgow, а через 5 минут — на полпути между Glasgow и неприятелем. Луна скрылась за тучами, стало совершенно темно, дождевые потоки не прекращались. Неожиданно мрак прорезал блеск сильнейшего взрыва в том месте, где горел Good Hope. Взрыв произошел в средней его части — на баке взвился огненный столб высотой в 200 футов, стрельба прекратилась. Кормовая часть английского флагмана была окутана дымом, но и оттуда время от времени вырывались языки пламени. На какой-то момент Good Hope настолько сблизился с противником, что комендоры Glasgow сочли его за флагманский крейсер Шпее, но быстро поняли свою ошибку.

В 19.52 расстояние между эскадрами сократилось до 20 ½ кабельтов — адмирал Шпее вышел несколько вперед и начал склоняться в сторону противника. Good Hope замолк, все внимание противника сосредоточилось на Monmouth, но вместе с тем, как только показывались вспышки выстрелов Glasgow, по нему тотчас открывался огонь всей германской линии. Ввиду этого вскоре после 20 часов Glasgow прекратил стрельбу.

Прошел час с момента первого выстрела, но исход боя уже не оставлял сомнений.

Good Hope исчез, Monmouth, повернувший в западном направлении и несколько справившийся с пожарами, скрылся из вида неприятеля. Glasgow также повернул, и в 20.15 увидел Monmouth, поворачивающего к северу с целью стать к волне кормой. Имея дифферент на нос, он зарывался и брал много воды полубаком.

К этому времени тучи разорвало, выплыла луна, и Glasgow обнаружил неприятеля, идущего с ост-зюйд-оста, как казалось, в строе фронта. Как только умолкли выстрелы наших судов, Шпее приказал своим легким крейсерам атаковать их торпедами, но приказание не могло быть выполнено, так как темнота скрыла противника. Стало очевидным, что через несколько минут немцы вновь обнаружат наши крейсеры. Надо было, не теряя ни мгновения, уходить, и Glasgow передал на Monmouth, чтобы последний держался насколько возможно к норд-весту. Помощи MonmouthGlasgow оказать не мог.

Не имея никакой броневой защиты, ведя все время неравный бой и ни разу не выходя из линии огня, Glasgow насчитал не менее 600 сделанных по нему выстрелов. Он получил пять попаданий в ватерлинию, но, к счастью, все в угольные ямы, снаряд же, попавший в каюту командира, пожара не вызвал. После гибели флагмана не оставалось ничего другого, как уходить, и Glasgow полным ходом пошел на запад, сопровождаемый Otranto.

Таким образом, временно три наших крейсера скрылись, хотя адмирал Шпее и старался их окружить и поставить под освещение луны. Около 9 часов, идя в северо-западном направлении, он услышал приблизительно в 10 милях к северу от себя выстрелы: это «Нюрнберг» громил несчастный Monmouth.

Отстав от эскадры утром, этот германский крейсер в течение дня не сумел к ней присоединиться и с наступлением темноты пошел на вспышки выстрелов. Когда стрельба прекратилась, он, идя наугад, случайно наткнулся на Monmouth и в тусклом лунном свете опознал его.

Поврежденный крейсер имел 10? крена на левый борт, из средней его части вырывались клубы пара. По мере приближения «Нюрнберга» крен настолько увеличился, что орудия левого борта не могли стрелять, и ничто не мешало неприятелю открыть безнаказанный огонь с близкой дистанции.

«Мне, — писал сын адмирала Шпее, мичман с «Нюрнберга», — было невыразимо тяжко стрелять по несчастному, не могущему защищаться крейсеру, но… флаг его все еще развевался». «Нюрнберг» несколько раз приостанавливал стрельбу, давая противнику возможность сдаться, но на Monmouth были далеки от этой мысли.

Со времен Тюдоров британские корабли создали себе репутацию несдающихся, предпочитая гибель плену, и если затем эта традиция не всегда соблюдалась, то в последнюю войну она снова воскресла. Вновь проявился старый боевой дух. Но справедливость требует сказать, что такой же дух царил и у врага.

Monmouth не сдавался, и «Нюрнбергу» не оставалось ничего другого, как покончить с ним. После нескольких залпов, произведенных чуть ли не в упор, Monmouth перевернулся и пошел ко дну с развевающимися стеньговыми флагами.

О спасении людей не могло быть и речи: возможность спустить шлюпки отсутствовала; к тому же «Нюрнбергу» приходилось быть осторожным — на горизонте показался дым.

Вскоре выяснилось, что это дым германской эскадры, которая, соединившись с «Нюрнбергом», предприняла поиски Good Hope, в то время как Glasgow и Otranto, повернув на юг, пошли на соединение с Canopus.

О нахождении поблизости этого корабля адмирал Шпее кое-что знал. Перехватил ли он радиосообщение Glasgow или же ему сообщила об этом германская разведка в Чили, неизвестно, но его, по-видимому, беспокоило присутствие британского линейного корабля типа Formidable (он назывался также типом Queen). «Против этого корабля, — писал он через два дня после боя, — мы вряд ли сможем сделать что-либо. Держись они соединенно, судьба наша была бы иной».

Из этой фразы можно заключить, что план Адмиралтейства действительно мог вовлечь его в бой с превосходящими силами, но остается неясным, вступил бы Шпее в бой, будь Canopus в составе эскадры адмирала Краддока. Дальнейшие его действия показывают, что вряд ли он пошел бы на риск.

Германская эскадра не пострадала совершенно, не имея ни одного серьезного попадания и потеряв убитыми лишь трех человек. На следующий день после боя Шпее с «Шарнгорстом», «Гнейзенау» и «Нюрнбергом» пошел на север к Вальпараисо, оставив других два крейсера в море для встречи поджидавшихся ими угольщиков и, возможно, также на случай неожиданной встречи с Glasgow и Otranto.

Простояв в Вальпараисо разрешенные 24 часа, он пошел обратно в Mas-a-Fuera, в то время как три наших корабля полным ходом спешили на Фолклендские острова. В Mas-a-Fuera он по невыясненной причине оставался в полной бездеятельности, не используя своей победы, в то время как британское Адмиралтейство проявляло исключительную активность, строя план, который по своим достижениям и законченности не имел примеров в анналах истории.

На ком лежит ответственность за катастрофу — вопрос неразрешимый, так как никто уже не сможет узнать, каковы были соображения адмирала Краддока. Адмиралтейство в свое оправдание может сказать, что если его инструкции погибшему адмиралу и не отличались должной точностью, определенностью и законченностью, то все же оно было вправе ожидать, что адмирал не разъединится с кораблем, присланным специально для безопасности его эскадры. Но слово «опасность» адмиралу Краддоку было неведомо. Мог ли адмирал в условиях, при которых произошла встреча с германской эскадрой, уклониться от боя и отступить на соединение с Canopus? Весьма сомнительно. Если мог, то поведение его нельзя рассматривать иначе, как сумасбродство, однако и в этом случае память его будет почитаться не менее, чем память сэра Ричарда Гренвиля с Reveng.