— Что ты сделал? — Глаза Чарли расширились от гнева. — После всего, что мы говорили? Филип, как ты мог принять это предложение при твоем состоянии здоровья?

Филип давно не видел прелестное лицо своей жены таким возмущенным, и его разочарование оттого, что она не разделяет его гордости, было очень острым. Прежде чем войти в зал, он попросил председателя компании, Уолтера Тредголда, вызвать жену в холл, чтобы поделиться с ней своей новостью наедине, до того, как она станет достоянием публики.

— Ты считаешь, что доктор Муррей все преувеличил, не так ли? — сердито продолжала Чарли. — Ты думаешь, что обморок, который был у тебя прошлым летом, был вызван жарой? А сейчас ты согласился принять на себя такую огромную ответственность. Если ты не хочешь подумать обо мне, пожалуйста, вспомни, что у тебя есть маленькая дочь, и ей надо, чтобы ты был рядом, пока она будет расти.

Честно сказать, Филип не решился бы признаться даже самому себе, что он предпочел бы умереть, чем отказаться от должности, дающей такую политическую власть.

— Успокойся, дорогая. Все будет хорошо. У меня будет в помощь целое министерство; это проще, чем быть членом парламента, — солгал он. — И, конечно, мне придется отказаться от всего этого. — Он обвел взглядом окружающую обстановку. Возбуждение, которое он испытывал все время с тех пор, как покинул Даунинг-стрит, 10, прибавило ему решимости. — Ты сможешь заменить меня здесь. Таким образом моя нагрузка уменьшится. — Он засмеялся, стараясь изменить настроение Чарли. — Тогда мне вообще нечего будет делать, — пошутил он.

Его последняя фраза, казалось, лишила Чарли дара речи. Филин увидел, как она побледнела, и пожалел, что не смог более тактично сообщить ей эту новость. Он начал нашептывать ей нежные слова, чтобы успокоить ее, но его прервал Уолтер Тредголд, который горел нетерпением проводить Филипа, хоть и с опозданием, в зал.

— Дорогая, все будет хорошо, — повторил Филип.

Чарли надула губы, и он понял, что не сумел убедить ее.

Шум в зале достиг такого уровня, что с медицинской точки зрения мог быть вреден для слуха. Двести пятьдесят человек набились в помещение, способное без тесноты вместить лишь половину этого количества. Пока только немногие отправились в столовую, где были накрыты столы с дорогими закусками — традиция, которой гордилась компания. Столовая была украшена рождественскими гирляндами; здесь позднее должна была состояться дискотека.

Наблюдая за входной дверью, Ванесса все же пропустила момент, когда пришел Филип. Она заметила его, только когда он появился вместе с Чарли со стороны директорского кабинета. Пара выглядела взволнованной. Могли бы не виснуть друг на друге на глазах своих сотрудников, возмущенно подумала Ванесса.

Она вдруг почему-то вспомнила, с какой страстью прежде смотрел Филип на ее обнаженное, податливое тело, когда они занимались любовью. Эта Особа лишила ее этого.

Неважно, что Филип столько раз отрицал, что Чарли была причиной их развода, и утверждал, что ее даже не было в стране, когда они расстались; Ванесса все равно во всем винила ее. Она отказывалась понимать, что его предыдущие сексуальные увлечения уже предвещали крушение их брака. Для нее существовала только коварная Чарли, которая украла у нее мужа.

Она не могла забыть того дня, когда Филип вернулся домой в изнеможении, жалуясь на то, что чуть не уснул за рулем, и сказал, что больше не может жить с ней. Было нелегко убедить их друзей в том, что никто не виноват в их разводе. Гораздо проще было свалить вину на другую женщину, и когда Чарли опять появилась в жизни Филипа, Ванесса получила необходимое доказательство и убедила себя, что все случившееся — происки этой женщины.

Сейчас она видела, как Филип разговаривает о чем-то с Уолтером Тредголдом. Ее бывший муж все еще был очень привлекателен; фактически, он выглядел даже лучше, чем был, когда они поженились. В его темных глазах появилась глубина, тело стало крепче, но он не располнел. В безукоризненно сшитом костюме он выглядел прекрасно.

Увидев отца, Эми сразу же бросилась к нему, и по его грустному выражению лица Ванесса поняла, что она рассказывает ему о смерти Танси. Он сразу же оставил Уолтера и Чарли, быстро подошел к Ванессе и взял ее руки в свои.

Он впервые после их развода прикоснулся к ней, и она была удивлена тем, что не почувствовала при этом никакого волнения.

— Ви, мне очень жаль. Танси была чудесной собакой; она доставляла нам столько радости.

Он произнес эти слова совершенно искренне, и Ванесса кивнула, благодарная за его сочувствие. На мгновение все стало как прежде: Эми была рядом, они были все вместе.

— Я думаю, Луиза очень расстроена. Танси всегда была с ней, с самого детства. Завтра я ей позвоню.

— Она обрадуется, папа. Одно хорошо, что Танси долго не мучилась, — сказала Эми, смахнув слезу.

— Да, конечно. А теперь, — улыбнулся он, — я хочу, чтобы вы обе были в первом ряду, чтобы услышать мои новости.

Они прошли вперед; Филип встал на стул и попросил тишины. Прошло несколько минут, прежде чем гул смолк.

— Извините за опоздание, друзья. — Он помолчал, ища глазами поднос с шампанским. — Кого я здесь должен очаровать, чтобы мне дали бокал шампанского?

Все засмеялись, и ему быстро передали бокал с шампанским. Чувствуя поддержку со стороны своих сотрудников, которые знали его всю жизнь, Филип расслабился.

— Вот я стою здесь в окружении великих редакторов и многочисленной писательской братии. — Одобрительные возгласы. — И я думаю, что вы имеете право услышать эту новость от меня лично, а не по радио или от ваших приятелей из журналистского лобби, или — Боже упаси — со страниц нашей собственной «Брайтон гэзетт», если кто-то в нее заглядывает не по долгу службы.

Смех быстро замер, когда они увидели, что его лицо стало серьезным.

— Причина, по которой я опоздал, в том, что я только что вернулся с Даунинг-стрит, 10. Премьер-министр любезно решил, что обществу может быть полезно, если я стану членом его кабинета.

Толпа зашумела, но Филип взмахнул рукой, призывая к тишине.

— О моем назначении на пост министра транспорта было объявлено всего несколько минут назад; теперь вы понимаете, почему я хотел первым сообщить вам об этом.

Со всех сторон посыпались поздравления.

— Так держать, босс! — раздавались крики, а Уолтер поднял бокал и предложил тост за нового министра.

Когда приветствия смолкли, Филип поблагодарил всех.

— А когда вы увидите меня за рулем нового «ягуара», знайте — я просто оцениваю его достоинства как новый министр транспорта.

Присутствующие засмеялись, оценив его чувство юмора. Не зря Филип был известен своим умением владеть вниманием толпы. Как говорил инструктор по теннису премьер-министра: «Он хорошо выступает, — и добавлял, — особенно по телевизору». Это его качество сыграло не последнюю роль в его назначении.

— Я знаю, что я всегда могу рассчитывать на поддержку, — продолжал он с улыбкой, — по крайней мере в этом уголке Британии. А теперь перейдем к моему традиционному рождественскому подведению итогов. Год был трудным; всего второй наш год в качестве национальной корпорации средств массовой информации. Кто говорил, что мы не выживем? «Экспресс» презрительно ухмылялся, «Мейл» скрежетал зубами, но мы по-прежнему держимся и, больше того, наш «Ситизен» наступает им на пятки.

Раздались аплодисменты тех, кто работал в этом журнале, и шутливые угрозы со стороны сотрудников местных газет. Различие в оплате труда и образе жизни этих двух групп служащих было огромно, и в большинстве корпораций не решались приглашать вместе и тех и других на общие вечеринки. Но Филип гордился тем, что теперь владел центральным журналом, и не мог отказать себе в удовольствии собрать на Рождество под одной крышей его редакцию и сотрудников региональных изданий.

— А тем временем, — с гордостью произнес он, — местные газеты и радиостанции вновь достигли больших успехов в условиях суровой конкуренции.

На этот раз аплодисменты раздались со стороны тех, кто работал в местных средствах массовой информации, а те, кто работал в центральном журнале, зашипели.

— Я вижу, что мы вернулись к нашему традиционному соперничеству, поэтому мне только остается добавить…

Ванесса увидела, что с другой стороны кольца людей, обступивших Филипа, появилась Чарли, и недовольно отметила, что, встретившись взглядом с Чарли, Филип уже не отводил от нее глаз, пока не закончил свою речь.

— …что я и все другие директора благодарим вас за ваши усилия. Мы ценим те жертвы, на которые вы пошли в этом году, и ту поддержку, которую вы нам оказали. Мы желаем вам и вашим близким счастливого Рождества, стабильности, здоровья и процветания в новом году.

Слушая его наполненную теплотой и юмором речь, Ванесса вновь ощутила боль от их разрыва. Она искоса посмотрела на Чарли. Почему, черт возьми, у нее такой убитый вид? Только Эми не замечала никакой напряженности и смотрела на отца с нескрываемой радостью и восхищением. Ванесса завидовала умению молодых не замечать негативных сторон жизни. Она похвалила себя за то, что сама никогда не критиковала Филипа в присутствии дочерей.

Филип уже хотел слезть со стула, когда заведующий отделом продаж корпорации задал вопрос, который уже вертелся у всех на языке.

— Одну минутку, Филип.

Филип задержался.

— А премьер-министр позволит тебе остаться здесь президентом?

Ванесса вновь увидела, как Филип и Чарли обменялись взглядами. Не понимая почему, она вдруг почувствовала опасность.

После едва заметного колебания Филип решительно тряхнул головой.

— Я ждал, что вы спросите об этом, — медленно произнес он. Как многие из вас, вероятно, знают, есть четкие указания относительно бизнеса для всех входящих в правительство. Как все прочие министры, я должен буду кому-то передать свои акции по доверенности и назначить человека, который заменит меня в совете директоров.

Все присутствующие затаили дыхание, особенно те, кто не знал этого условия.

Одной из них была Ванесса. Только сейчас до нее стали доходить реальные последствия его назначения. Что теперь будет с заседаниями совета директоров, которых она всегда так ждала? Она не только виделась там с Филипом, но пару раз ходила вместе с ним в местный паб, чтобы перекусить и поговорить о детях; она подозревала, что это осталось секретом для Чарли. Хотя ее положение единственной внучки основателя корпорации и владелицы большого пакета акций автоматически давало ей доступ в совет директоров, новый президент может вывести ее из состава.

— Пока еще ничего окончательно не решено, — продолжал Филип, — и у меня есть еще время на размышление. Естественно, я хочу видеть во главе совета того, чье мнение я уважаю и на кого могу полностью положиться, потому что вы не хуже меня знаете, какие проблемы перед нами стоят. — Он стал их перечислять. — Владение разными средствами массовой информации. Ценовая политика. Спутниковые и кабельные средства связи. Изменение закона, касающегося прав собственности. Растущие расходы на газетную бумагу…

Ванесса, которая на заседаниях совета слышала об этих проблемах постоянно, задумалась о своем. Может быть, Филип имеет в виду ее. Может быть, он собирается передать акции детей в ее руки.

— Я, конечно, должен буду обсудить новое назначение с другими директорами и членами моей семьи и решить этот вопрос в ближайшие несколько дней, — добавил Филип. — Решение будет объявлено в кратчайшие сроки. Что касается корпорации, то ничто нас не остановит. Поэтому еще раз хочу пожелать веселого Рождества и удачного Нового года всем вам и вашим семьям.

Взглянув на обращенное к нему в ожидании лицо Ванессы, Филип осознал всю тяжесть решения, которое он принял, и его неизбежные отрицательные последствия. Если бы он мог, он несомненно сообщил бы Ванессе о своем назначении только после праздника.

Питер Казалет пробирался сквозь возбужденную толпу. Для него и многих других служащих корпорации Форрестера Рождество началось рано.

Питер Казалет из юридической конторы «Казалет, Казалет и Дав», уважаемый юрист и председатель суда присяжных города Брайтона, имеющий свою контору в Лондоне, с большим удовольствием остался бы дома приходить в себя с похмелья, но эта вечеринка была организована его самым важным клиентом. Ужин с друзьями накануне вечером с обильным столом и большим количеством спиртного привел к тому, что на следующий день он и его жена Доринда страдали от избытка выпитого кларета, а главное — от портвейна, принятого после ужина.

Высокого роста, респектабельной внешности, спокойный и невозмутимый, Питер был живым воплощением успеха и процветания фирмы, созданной его отцом. Он был вполне доволен своей жизнью. Его радостями были серый «даймлер-соверен», дом в стиле эпохи королевы Анны и он был счастлив в пятнадцатилетнем браке, результатом которого была симпатичная, послушная дочь двенадцати лет.

Его единственным беспокойством были редеющие волосы — «разрушение волосяного покрова», как говорила Доринда. Он очень гордился своей миниатюрной, белокурой женой. Она была самой большой модницей в кругу их знакомых, и он не жалел денег на ее наряды — в основном по той причине, что в расходных книгах списывал эти суммы на представительские расходы.

Разговоры кругом сейчас касались только одной темы: возвышения Филипа Локхарта.

— Боже мой, ты думаешь, Филип может стать когда-нибудь премьер-министром? — спросила Доринда.

— Ну, он никогда не казался мне достаточно умным для этого. Конечно, у него появились широкие возможности. Могу предположить, что теперь он чаще будет заниматься государственными делами, чем развлекаться на подобных вечеринках.

— Интересно, как на это отреагировала Ванесса, — задумчиво произнесла Доринда. — Где она? Я что-то ее нигде не вижу.

Ее супруг взял бокал у проходившего мимо официанта, действуя по принципу «клин клином вышибают».

— Одно дело оказаться брошенной простым членом парламента, а совсем другое — упустить министра. Машина, личный шофер… положение.

— О, ты же знаешь, что дело не в этом, — осадила его Доринда. — Ванесса с самого начала вечера была расстроенной. Их старая собака умерла именно сегодня.

— Как это некстати.

Доринда проигнорировала его замечание.

— Несомненно, что новое назначение Филипа выгодно Ванессе, — продолжала она. — Она всегда жалуется на нехватку денег; наверняка он увеличит ей алименты. Теперь он будет получать жалование в два раза большее, чем прежде, верно?

Питер кивнул.

— Да, но он потеряет должность президента корпорации Форрестера, а вместе с ней и деньги. Интересно, кто будет назначен вместо него.

— Ванесса не захочет, чтобы кто-то новый вошел в семейный клан. После развода корпорация стала всем смыслом ее жизни. Знаешь, Ванесса еще не выбросила его из головы. — Зеленые глаза Доринды обозревали толпу. — Но не потому что уж очень тоскует по нему. Просто ей не хватает пары.

— Ты хочешь сказать, ей не хватает быть чьей-то женой. — Он улыбнулся. — Но если она хочет второй раз выйти замуж, ей следует перестать так заноситься. Вспомни, как она обошлась со стариной Джеффри на обеде, который ты специально устроила. Я был уверен, что они подойдут друг другу.

— Не смеши меня, — возмутилась Доринда. — Я пожалела, что не познакомилась с твоим старым школьным приятелем до этого обеда. Я ни за что не пригласила бы их вместе. Он, кажется, не отдавал в чистку свой пиджак со дня окончания университета, и въевшийся в него запах пищи невозможно было заглушить даже тем огромным количеством лосьона от Живанши, которое он на него вылил.

— Но старина Джефф такой забавный, и богатый к тому же.

— Но ни то, ни другое не компенсирует отсутствие презентабельности. — Доринда продолжала искать глазами подругу. — Ей надо больше бывать в обществе, но она не видит смысла посещать все местные развлечения. Здесь ее никто не привлекает. — В отличие от меня, подумала она.

Питер Казалет был в полном неведении относительно мелких интрижек Доринды и о том, как приятно его неработающая жена проводит дневное время.

Помолчав, Доринда спросила:

— Питер, дорогой, как ты относишься к тому, чтобы Ванесса провела с нами Рождественскую ночь?

На его лице появилась настороженность.

— Девочки будут на Рождество у Филипа, а она говорит, что останется дома смотреть старые фильмы. Но это никуда не годится. Это же не будет повторяться каждый год, — заверила она мужа. — Следующее Рождество девочки проведут с ней.

Питер по-прежнему не давал ответа, и она приняла его молчание за согласие.

Ванесса не помнила, как ей удалось увести Филипа из толпы окруживших его восторженных коллег в его старый кабинет, хотя четко зафиксировала в памяти озабоченное лицо Чарли, когда за ними закрывалась дверь.

Она была в прекрасном настроении, предвкушая, как Филип доверит ей контроль над своими акциями и пакетом акций дочерей. Но он был недоволен тем, что она утащила его из зала.

— Ты действительно хочешь поговорить об этом именно сейчас? — сердито спросил он, когда она задала ему свой вопрос. — Может быть, будет лучше, если мы все решим после Рождества?

— Как только ты откладываешь обсуждение какого-то вопроса, ничего хорошего это мне не сулит, — парировала Ванесса. — Почему мы не можем поговорить сейчас?

— Потому что я не уверен в своем решении на все сто процентов, — осторожно ответил он. — Конечно, я намеревался поговорить с тобой и другими членами совета. В скором времени.

Радость Ванессы растаяла. Знакомое чувство беспокойства начало нарастать в ее душе.

— Поговорить с нами? Нет, ты имеешь в виду «сказать нам». Зная тебя, я уверена, что ты уже все решил. Что ты решил, скажи?

Филип занервничал.

— Ванесса, сегодня же праздник. За неделю ничего не случится. Это дело может подождать.

— Нет, Филип, не может. — Ванесса почувствовала, как у нее вспыхнули щеки. — Акции принадлежат нашим дочерям. Не кажется ли тебе, что за мной, как за их матерью, должно оставаться последнее слово? И почему это решение должно ждать?

— Мы опять возвращаемся к старому, — устало произнес Филип. — Если бы твой дед так считал, он бы оставил эти акции до двадцатипятилетия девочек в твоих руках, а не в моих.

— Но это было тогда, а теперь все иначе. Все изменилось. Филип, я справлюсь. Теперь, когда я могу рассчитывать только на себя, я просто обязана это сделать.

Стараясь не вступать в пререкания, он мягко повторил, что они обсудят это через несколько дней, и попытался уйти, но она схватила его за рукав.

— Я изменилась. Ты должен это понять. — Его молчание пробудило в ней подозрение, и она взорвалась. — Черт побери! Что ты еще затеял?

Это его остановило. Филип редко слышал, чтобы она ругалась.

Видя его нерешительность, сорвавшись на крик, она продолжала, тыча пальцем ему в грудь:

— Это возмутительно. Ты не можешь принять решение, не посоветовавшись со мной. Это компания моего деда! Тебя бы здесь не было, если бы ты не женился на мне. — Шампанское, выпитое натощак, ударило ей в голову. — Ты, вероятно, прозябал бы в строительстве, как твой отец. Или стал неудачником-учителем со своим средним дипломом.

Филип пытался утихомирить ее.

— Ви, я обещаю, мы обсудим это после Рождества. Сейчас нам пора вернуться в зал. Пойдем.

Его уклончивость подлила масла в огонь. Как всегда в таких случаях, здесь была замешана Эта Особа. У Ванессы возникло ужасное предчувствие.

— Ты же не собираешься отдать акции, принадлежащие моим детям, своей жене? — Когда он промолчал, ее охватил страх. — Не собираешься, скажи? — спросила она с мольбой.

Филип мгновенно занял оборону.

— Она будет только управлять ими.

Такое заявление поразило Ванессу. В течение нескольких минут после его выступления она представляла себя одной из самых важных персон в совете директоров. Ее собственные двадцать пять процентов акций плюс двадцать шесть, принадлежащих детям, обеспечивали ей власть, с которой считались бы. Она уже успела ощутить эту власть мысленно, сжилась с нею. Теперь она почувствовала себя обманутой и бессильной. Филип опять отверг ее. Еще одна горькая мысль вдруг пришла ей в голову.

— Ты вводишь ее в совет вместо себя.

Когда он опять промолчал, Ванесса поняла, что так оно и есть. Ее лицо исказилось от боли, но она постаралась говорить ровным тоном.

— Моя семья работала на износ ради этого дела. Кто дал тебе право вводить в правление чужого человека, да еще такого коварного, только потому, что это устраивает тебя? Ну, а меня это не устраивает. — Глаза Ванессы засверкали от гнева. — Есть десятки, даже сотни более квалифицированных, чем она, людей, которые могут справиться с этой работой и принести пользу компании.

Филип не стал ее прерывать, зная по прошлому опыту, что лучше дать вулкану выплеснуться и постепенно затихнуть самому по себе.

— Ты считаешь меня глупой домохозяйкой, дурочкой, которую ты обманывал годами, развлекаясь с другими.

Филип устало подумал, что они уже сколько раз ссорились по этому поводу. Ванесса просматривала его ежедневник, убеждая себя, что всякий раз, когда его не было дома, он проводил время с Чарли. Его опровержения всегда оказывались тщетными.

— Ви, я стараюсь сделать лучше для всех нас. Я знаю, что мне будет нелегко уйти из бизнеса, но было бы глупо думать, что после стольких лет работы в корпорации я не буду интересоваться ее делами. Если Чарли будет в совете, я смогу быть в курсе всех событий. Она сможет стать моими глазами и ушами.

За годы, проведенные вместе, они столько раз ссорились, что Филип, закаленный в этих ссорах, легко мог найти слова, способные разрушить тонкий слой ее эмоциональной защиты.

— А я не могу? — едва выдохнула она. Опять в стороне, опять проиграла.

У Филипа был трудный, эмоционально напряженный день, и он уже не мог выбирать более дипломатичные выражения.

— Ванесса, прошло уже много лет с тех пор, как ты поработала немного в редакции газеты, но тебе никогда не приходилось работать на телевидении. Честно сказать, тебя это никогда не интересовало. У Чарли есть опыт и в том, и в другом; она хорошо разбирается в нашем бизнесе. Она каждый день читает все газеты; она знает, на какую кнопку нажать и за какую ниточку потянуть. — Он почувствовал, как нравоучительно звучат его слова, и постарался смягчить интонацию. — Я не хочу казаться пристрастным, но контакты Чарли в Америке и ее опыт в работе с информацией уже оказали нам неоценимую услугу. Каким еще образом нам удалось бы получить контракт с «Карнаком» или договориться об обмене информацией с Си-би-эс?

Он направился к двери. Ванесса молчала, и он с беспокойством взглянул на нее. Она, казалось, была слишком расстроена, чтобы произнести хоть слово.

— Мы сейчас должны выступить единым семейным фронтом, — тихо сказал он. — Подумай о том, какое преимущество получат наши конкуренты, если узнают о наших разногласиях.

Его слова еще больше возмутили Ванессу. Разве она не старалась весь вечер создать видимость единства, хотя была очень расстроена смертью Танси? Она почувствовала, что слезы наворачиваются ей на глаза. Она хотела заплакать от расстройства, но Филип увидел бы в этом проявление слабости: еще одна причина, по которой он счел бы ее недостойной получить дополнительную власть в корпорации.

Ванесса посмотрела ему прямо в глаза. Ее бывший возлюбленный. Бывший муж. Отец ее детей.

Негодяй.

— Я предупреждаю тебя, Филип, — гневно произнесла она, — на этот раз я так легко не уступлю. Наш разговор еще не закончен. — И с этими словами она вышла.

Она была в отчаянии. Ее дед был бы возмущен поступком Филипа так же, как и она. Она не может оставаться в стороне, когда законные права Эми и Луизы переходят в руки Этой Особы.

Ванессе было просто необходимо побыть несколько минут одной, прежде чем возвращаться в шумный зал, и она направилась в единственное уединенное место, которое знала — маленькую дамскую комнату, сделанную еще для самых первых сотрудниц компании и которой теперь редко пользовались, потому что новые служащие не знали о ее существовании.

Она оказалась занятой — Чарли. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

Ванесса ни разу не оставалась наедине с этой женщиной, но она сотни раз представляла себе эту сцену. Она намеревалась держаться холодно, отчужденно, тщательно подбирая слова. Но увидев один на один женщину, которая принесла ей столько несчастья, от боли и отчаяния она забыла все доводы рассудка.

— Что еще ты хочешь отнять у меня? — Ее голос был не громче шепота, но глаза горели гневом. — Сначала ты отняла у меня мужа, теперь — будущее моих детей. Чего еще тебе надо? Мои часы? Мой жемчуг? Мое обручальное кольцо?

Чарли, побледнев, отпрянула.

— Ванесса, прошу тебя, успокойся. Мне ничего от тебя не нужно. И не обвиняй в случившемся меня.

— Нет, это ты во всем виновата. Ты всегда получаешь то, что хочешь, верно? Так было с самого начала. Ты бегала за ним, и ты его заполучила. А теперь ты хочешь заполучить еще и акции. — Ее голос дрогнул, но она твердо решила не проявлять перед этой женщиной слабость и ни в коем случае не плакать.

Как загнанный в угол зверек, Чарли прижалась к раковине, надеясь убежать, но Ванесса стояла между ней и дверью.

— Мне не нужны акции твоих дочерей. Меньше всего на свете мне нужен еще и этот груз.

— О, ты ведь так загружена, не правда ли? — язвительно произнесла Ванесса. — Ну, если ты думаешь, что я буду стоять в стороне и смотреть, как ты придешь в фирму, которую создал мой дед, и начнешь подбираться к наследству моих дочерей…

— Ты должна мне поверить, — прервала ее Чарли. — Я не имела понятия, что Филип решил передать мне контроль над акциями. Честно говоря, я еще не решила, буду ли я ими заниматься или нет.

Ванесса, почувствовав слепую ярость, с размаху хлопнула рукой по краю раковины.

— Это не твое дело, черт возьми. Акции принадлежат моим дочерям, а не тебе. Они никогда не будут твоими.

— Теперь когда я вижу, как сильно ты противишься этому, я поговорю с Филипом.

— Тоже мне заступница! Не вмешивайся не в свои дела. Если мне нужно будет с ним поговорить, я это сделаю сама. — Ее тон был угрожающим. Испуганная Чарли метнулась мимо нее к двери и секунду спустя исчезла.

Ванесса посмотрела в зеркало на свое расстроенное лицо, и слезы, смешанные с тушью для ресниц, потекли у нее по щекам. Ей очень хотелось уехать домой, но она должна была вернуться в зал.

Наконец она вытерла слезы и, как могла, подправила макияж. Ее законное место здесь, и будь она проклята, если позволит Этой Особе захватить его.

Ни первая, ни вторая миссис Локхарт не заметили, что одна кабинка была занята женщиной, переодевавшейся в вечернее платье и слышавшей каждое их слово. Успев натянуть колготки только на одну ногу, она замерла на унитазе и сидела так до тех пор, пока не услышала, что Ванесса перестала рыдать; потом раздался плеск воды, стук каблуков и звук закрывшейся двери.

Имоджен Феррис, редактор отдела светской хроники преуспевающего журнала «Суссекс каунти мэгэзин», тайно поставляющая важные сведения для одной центральной газеты, решила не рисковать и тихонько просидела в кабинке еще минут пять, прежде чем продолжить переодевание.

Как бы она могла использовать то, что услышала, но не просто как журналистка, а для того, чтобы снискать расположение помощника редактора «Дейли кроникл»? Решится ли она позвонить ему домой в такой час? Он был женат, но он к тому же был ее новым любовником. Почему бы и нет? Это было прекрасно. Просто великолепно. Вот она — правда в качестве цветного приложения. Дамы Локхарта — в состоянии войны.

Вот так история!