«Кроникл» не делала секрета из своей оппозиции существующему правительству. В отделе новостей воцарилось настоящее ликование, когда первые восемь полос были отданы под подробные портреты партийных лидеров и их жен, материалы о прежних досрочных выборах, о том, кто их объявлял и почему, и прогноз на исход предстоящих выборов. Первая полоса отражала политические пристрастия «Кроникл». «Скатертью дорога!» — кричал заголовок.

— Никаких материалов о «хороших парнях» из правительства, — приказал Фергус Кейнфилд. — Я считаю, что если сейчас мы не уберем это правительство, то потом нам некого будет винить, кроме самих себя.

Это воодушевляло. Это был шанс стать непосредственным участником исторических событий, что всегда привлекало в этой профессии многих из них. Именно сегодня будут составляться программы, делаться карьеры, меняться приоритеты. Когда пришло сообщение о несчастном случае с Ванессой Локхарт, Тони решил сам заняться этим. У него появился особый интерес к этой семейке. Может быть, теперь пришло время вновь обратиться к медсестре из Шотландии, которая утверждала, что Ванесса Локхарт имела внебрачного ребенка, размышлял он. В преддверии выборов у этой истории мог появиться аспект, который приведет в замешательство министра транспорта. Тони решил как можно скорее направить Кевина Джеймисона в Шотландию.

Был уже час ночи, когда Тони наконец покинул здание редакции. Он легко оправдывал свою неверность жене тем, что он шел не просто к любовнице, а к женщине, которая могла помочь ему в сборе информации. Он хотел попросить Имоджен Феррис попытаться выяснить что-то еще из прошлого Ванессы Локхарт. Он убеждал себя, что таким образом он выполняет исключительно указание своего босса. Решение поставленной задачи редко бывало столь приятным.

Сообщение «Кроникл» о несчастном случае было не единственным, где открыто задавался вопрос, не будет ли бывшая жена министра привлечена к ответственности за нарушение правил дорожного движения. Главный юрист партии посоветовал Филипу не ждать уикэнда, а поехать в больницу как можно скорее.

Филип уже был на полпути в Брайтон, когда шофер подал ему трубку радиотелефона, и он услышал сдержанный голос своей старшей дочери.

— Папа?

— Да, дорогая. Я очень рад, что ты позвонила. Я несколько раз пытался дозвониться до тебя, оставлял сообщения и даже хотел послать за тобой в Кембридж машину.

Эми никак не отреагировала на это.

— Сейчас я еду к маме в больницу.

— Слушай, папа, у меня к тебе только одна просьба — от меня, Луизы и мамы. Тебе не стоит беспокоиться. Мы все будем чувствовать себя менее неловко, если ты вернешься назад в Лондон.

— Я уже на полпути, — возразил он. — Я буду в больнице через час.

На другом конце линии повесили трубку.

Филип попытался связаться с Ванессой в больнице, но ему сказали, что она не хочет принимать посетителей и отвечать на звонки. Не желая устраивать сцен, Филип велел шоферу повернуть в Лондон. Если тот и был удивлен таким приказом, то не показал виду; он прошел хорошую выучку.

Филип невольно подумал: тем, кто хочет узнать, что происходит в самом сердце правительства, нет необходимости говорить с сотрудниками, достаточно расспросить министерских шоферов. Однако он надеялся, что его личный шофер будет ему предан и сможет держать язык за зубами.

Когда Ванесса была благополучно доставлена домой, Эми отправилась в «Иннер темпл», место, которое стало ей хорошо знакомо за годы, прошедшие с момента развода ее родителей. Они с сестрой получали там тексты показаний, которые они давали под присягой в суде, когда слушалось дело об опеке. На сей раз Эми должна была встретиться со своим наставником из юридической конторы «Фробишер и компания» — одним из лучших специалистов по семейному законодательству в Лондоне — для подготовки следующего шага в своей битве за акции.

Она целый час провела у своего юриста.

Чуть дальше, через несколько улиц, в редакции «Кроникл» Тони Бернс и Кевин Джеймисон тоже советовались со своим адвокатом. В результате Кевин, захватив свою сумку с вещами, которую он всегда держал на работе на случай срочной командировки, бросился в аэропорт, чтобы успеть на самолет до Эдинбурга.

Несколько дней спустя в Челси-Мэншнс пришел посыльный из министерства транспорта с пачкой писем лично для Филипа.

Филип попросил Чарли просмотреть его почту, пока он будет на предвыборном собрании.

— У нас ведь нет секретов друг от друга, верно, дорогая?

— У меня нет, — засмеялась она.

Однако в этот день Филип должен был вернуться домой после интервью «Ночных новостей» из студии Би-би-си уже за полночь, поэтому Чарли оставила адресованные ему письма нераспечатанными на кухонном столе.

Письма так и лежали там, нетронутые, когда они всей семьей сели завтракать. Чарли подсчитала, что они завтракают вот так втроем впервые за последние две недели. К тому же они могли провести вместе всего лишь два часа, так как должны были отправиться на рекламные съемки в избирательный округ Филипа.

В ярком утреннем свете, проникавшем в кухню через широкие окна, Филип показался Чарли усталым и постаревшим. По количеству голосов две партии шли, что называется, «ноздря в ноздрю» и Филипу постоянно приходилось участвовать в стратегически важных митингах и собраниях вместе с премьер-министром и другими членами его кабинета. Пресса была враждебна как никогда. В ход шли любые средства, начиная от подсчета ошибок в речи и кончая насмешками над прической кандидата на важный пост.

Если Чарли удавалось, обычно по вечерам или выходным, она всегда сопровождала Филипа. За это время она повидала английских поездов, пожала рук и исходила улиц больше, чем за все прежние годы. Их прежде безупречно организованный быт превратился в ад. Только утром Чарли выбросила из вазы засохшие цветы, а няня Миранды в эти дни только и жаловалась, что ей приходится слишком много работать. Чарли объяснила, что после выборов все войдет в нормальное русло, но это, кажется, не утешило девушку. Чарли заплатила ей за сверхурочную работу, опасаясь, чтобы недовольство Элен не отразилось на Миранде. Для себя же она решила, что, когда пройдут выборы, она найдет для дочери другую няню.

Филип сортировал свою почту, откладывая счета в одну стопку, а письма в другую, весело болтая при этом с Мирандой, сидевшей рядом с ним на своем высоком стуле. Когда он открыл толстый конверт с именем «Фробишер и компания», его лицо внезапно исказилось, а затем приняло недоуменное выражение, и не говоря ни слова, он передал письмо Чарли. Потом он встал и отошел к окну.

Сопроводительное письмо было коротким. Юридическая компания извещала, что их клиент, Эми Эллиот Локхарт, поручает им предпринять действия по делу «Локхарт против Локхарта». Предварительное слушание состоится в Канцлерском отделении Высокого суда правосудия. О дате слушания они сообщат особо.

Какая эгоистка, мелькнуло в голове Чарли. Но вслух она лишь сказала:

— Жаль, что она не пришла сначала к тебе, прежде чем сделать такой шаг.

— Это моя вина, Чарли. Из-за этих выборов я совершенно забыл об акциях. Я знал, что она очень расстроена; она говорила со мной об этом на Рождество. Бедная девочка. Я не догадывался, насколько сильно это ее задело.

— Филип, не расстраивайся. Я могу что-нибудь сделать?

— Мне не хочется говорить на эту тему. Сейчас по крайней мере. Я хочу все обдумать. Я не уверен, что эта история с акциями стоит того, чтобы окончательно ссориться с моей дочерью. — Он взял письмо и ушел к себе в кабинет.

Чарли услышала, как он начал звонить Эми. Узнав, что ее нет дома, он попытался связаться с привратником у нее в колледже.

Весь уик-энд Чарли оставалась рядом с Филипом, выступая скорее в роли заботливой сиделки, чем жены. У нее разрывалось сердце от сознания того, какие усилия ему приходится прикладывать, чтобы в таком состоянии поддерживать свой имидж перед избирателями, прессой и местными партийными деятелями.

Филип видел беспокойство жены, но не мог поделиться с ней своими мыслями, которые могли бы причинить ей лишнюю боль. Его мысли возвращались к идее искупления, а как иначе расценить тот факт, что его первенец должен будет выступать против него в суде. Как случилось, что он сделал их всех несчастными? Ванессу, девочек, даже Чарли? Неужели именно избрание членом парламента разрушило его брак с Ванессой? А назначение министром испортило отношения с Эми? Он не потрудился обсудить проблему с дочерью, не объяснил ей причину своего решения передать ее акции Чарли. Он не научился доверять своей дочери, не разглядел в ней умную серьезную женщину, какой она, несомненно, стала.

Он почти ничего не знал о ее жизни. Например, где она сейчас? Филипу стало стыдно. Он не имел понятия, кто были ее новые друзья по колледжу, в каком обществе она вращалась, как проводила свободное время. Короче, он не знал ничего.

Он подумал, не сообщить ли ему о письме «главному кнуту». Была реальная опасность того, что, когда начнется судебное разбирательство, пресса сразу ухватится за это дело. Но Филип пока не решался это сделать. Сейчас самое главное было найти Эми. Они должны обсудить эту проблему и наладить нарушившиеся отношения.

Филип понимал, что поступает несправедливо по отношению к Чарли, отгораживаясь от нее, но пока он не привел свои мысли в порядок, он считал разумнее держать все в себе. Он боялся, что любые его слова заденут ее больше, чем его молчание. Сейчас ему было необходимо все обдумать и выработать порядок действий.

Большую часть воскресенья он провел у себя в кабинете. Рано утром, еще лежа в постели, Чарли услышала, что он вновь звонил привратнику в колледж Эми. Он уже обращался к своему собеседнику просто по имени. Эми до сих пор не появилась. Чарли задремала, потом услышала звонок внутренней связи, говоривший о том, что за Филипом пришла машина.

Он зашел в спальню и, наклонившись, поцеловал жену.

— Мне очень жаль, что так получилось, дорогая. Я позвоню тебе.

Прежде чем уйти из дома, он зашел в комнату Миранды и задержался там, как показалось Чарли, довольно долго.

Ночью она почти не спала, размышляя, хватит ли у нее смелости вмешаться. Филип не попросил ее о помощи. Он вообще не сказал ей и двух слов за весь уикэнд. Одному Богу известно, о чем он думал. Но с другой стороны, она боялась, что если она вмешается, для нее это может плохо кончиться. Все же ей хотелось что-нибудь сделать. Филип мог поддаться на эмоциональный шантаж своей дочери и изменить свое мнение относительно слияния компаний. А это было бы катастрофой для будущего компании. Кроме того это все могло отразиться на здоровье Филипа.

В конце концов Чарли решила, что она не может бездействовать, она должна вмешаться. Филип, конечно, будет против, но она решила попытаться. Эми не была бессердечным человеком. Если Чарли сумеет разыскать девушку и объяснить ей, почему она согласилась взять на себя контроль над этими акциями и как судебное разбирательство может повредить ее отцу, Эми наверняка откажется передавать дело в суд.

Приезд Кевина Джеймисона на квартиру Фионы Макеллар, дипломированной медицинской сестры из Эдинбурга, совпал с получением ею извещения от строительной компании. От нее требовалось срочно погасить задолженность по кредиту.

Все неудобства от необходимости иметь дело с газетой сразу исчезли, когда она и главный репортер «Кроникл» сошлись во мнении, как важно для газеты и как там будут ей благодарны, если она сможет вспомнить какие-нибудь подробности о ребенке Ванессы Локхарт. Разве это не удача, что она увидела их газету именно в тот самый день, когда там напечатали фотографию Ванессы?

Медсестра Макеллар хотела знать точно, настолько велика будет их благодарность. В фунтах и пенсах.

Кевин медлил с ответом, потом сказал, что обсудит этот вопрос с редактором. Но она может им доверять, заверил он ее. Газета умеет быть щедрой. Он назвал ей четырехзначную цифру для начала, которая вырастет, если ее информация потянет на материал для первой полосы. Но даже и без перспективы роста эта сумма обеспечила ее полное содействие.

Просмотр старых записей дал имя заведующей агентства по усыновлению, которое занималось ребенком Ванессы. Кевин попросил местного корреспондента газеты выяснить, жива ли эта женщина. Информация о ней поступила довольно быстро. Она по-прежнему жила в той же самой квартире, что и тридцать лет назад.

С большим трудом Кевину удалось уговорить ее встретиться с ним. По телефону она была очень сдержана. Изменив голос, он позвонил ей во второй раз, назвавшись одним из детей, переданных ею на усыновление. Тогда она согласилась встретиться с ним, но только в коридоре, за порогом своей квартиры.

Аккуратная, седая женщина, шестидесяти с лишним лет, она с подозрением выслушала историю Кевина, и он, решив, что терять ему нечего, признался, что он — репортер «Дейли кроникл» из Лондона. Он сказал, что ищет мальчика, родившегося двадцать семь лет назад.

Женщина была возмущена его обманом.

— Я знаю, что ваша работа требует конфиденциальности, и я не жду, что вы назовете мне его имя и адрес, — настаивал Кевин. — Но он получит приличную сумму денег, если поможет нам, дав дополнительный материал для статьи, над которой мы сейчас работаем. Я подумал, что вы могли бы связаться с ним и дать ему возможность переговорить со мной и таким образом заработать деньги.

Последовало молчание, которое долгие годы работы в газете приучили Кевина не нарушать. Такую женщину очень нелегко уговорить.

Ее ответ прозвучал односложно.

— Нет. — Она повернулась к двери.

Кевин быстро соображал.

— Вы уверены, что имеете право лишать молодого человека возможности заработать большие деньги? Особенно, если мы знаем, кто он, — добавил он. — У нас есть копия его свидетельства о рождении. Мы знаем, что мать ребенка — Ванесса Форрестер, но мы не хотели бы впутывать ее в это дело. Нам нужен ее сын. Поэтому мы обратились к вам за помощью.

Враждебное выражение ее лица не изменилось. Черт возьми, у него больше не осталось аргументов. Инстинкт подсказывал ему, что эта женщина никогда не уступит. Когда она спокойно закрыла дверь, Кевин сделал последнюю отчаянную попытку уговорить ее.

— Вы знаете, что мы все равно найдем его. С вашей помощью или без нее, — крикнул он.

Дверь осталась закрытой. Хорошо, тогда придется пойти другим путем. В девяти случаях из десяти в такую минуту они бросаются к телефону, чтобы предупредить того, кого они скрывают. Кевину потребуется несколько часов, чтобы через своих приятелей из телефонной сети узнать все номера, по которым она позвонит.

Он был прав. Кевин еще не успел вернуться в эдинбургскую редакцию, как женщина достала старую записную книжку и взялась за телефон. Она понимала, как настойчивы и вездесущи могут быть эти журналисты. Она решила, что будет лучше, если она предупредит семью до того, как они выйдут на ее след.

Через несколько часов, через свои каналы, Кевин получил список номеров, по которым она звонила. Он проверил их все, в каждом случае представляясь организатором конкурса, участники которого в возрасте от двадцати одного года до двадцати семи лет получали возможность выиграть спортивный автомобиль. Методом исключения он вычислил свою жертву.