Дождь лил не переставая. Серой пеленой заткались дали. Потемнели и нахмурились прибрежные леса. Мелкая рябь побежала по реке. Воздух наполнился шумом падающих в воду капель.
Тяжелый, темный от дождя плот медленно скользил мимо низких неприветливых берегов. Управлять им было трудно. Намокший плащ сковывал движения, Громоздкий шест выскальзывал из рук. А ноги разъезжались на скользких мокрых бревнах.
Саша устал, проголодался и в глубине души уже раскаивался в том, что не послушал летчика и один в такую погоду отправился навстречу Андрею Ивановичу. Но возвращаться было стыдно. Да и просто у него не хватило бы сил гнать теперь плот против течения. А что будет ночью?..
Саша поежился. День, по-видимому, шел уже к концу. Но приставать к берегу не хотелось. Он. вынул сухарь и стал медленно жевать его, думая о том, как лучше устроиться на ночь. Плыть дальше было бессмысленно. Берега тонули в оплошной сетке дождя. Но Саша медлил. Очень уж не хотелось возиться с мокрой палаткой, мокрым хворостом, мокрой одеждой. Он посмотрел, на сумрачное, затянутое тучами небо и вдруг вздрогнул. Ему показалось, что кто-то отчетливо произнес его имя. Мальчик весь обратился в слух. Но это было совсем излишним, так как через секунду над рекой пронесся душераздирающий крик:
— Сашка! Сашка! Стой! Причаливай сюда!
Саша обернулся к берегу и увидел бегущего к воде человека. Это был Валерий. Но на кого он был похож! Мокрый, грязный, с растрепанными волосами и безумными, лихорадочно блестящими глазами он отчаянно махал рукой и что-то быстро-быстро приговаривал.
Саша рывком направил плот к берегу.
— Что случилось? — крикнул он Валерию.
Но тот по-прежнему твердил какое-то оно непонятное слово.
Наконец плот причалил к берегу.
— Что случилось? — повторил Саша.
— Есть! Есть! Скорее есть! Иначе я умру!.. — вопил Валерий, прыгая на плот.
В мгновение ока он подскочил к ящику с продуктами и, схватив целую пригоршню сухарей, принялся с жадностью грызть их, не обращая внимания на Сашины расспросы.
— Да что, в конце концов, случилось? Где Наташа? Где Андрей Иванович? — не отставал от него Саша.
— Они все… там… погибли… — выдавил наконец Валерий, давясь сухарем.
— Что? Погибли?.. — Саша выпустил из рук шест и, как подкошенный, опустился на ящик. Он не смог вымолвить больше ни слова, и только глаза его, расширившиеся от ужаса, говорили о том, как поразило его это известие.
Молчал и Валерий. Он усердно работал челюстями и почему-то упорно смотрел в сторону.
— Что же с ними случилось? — проговорил наконец Саша, стараясь не смотреть на хищно бегающий кадык Валерия.
— Погибли с голоду… там… — махнул тот рукой в сторону водопада.
— Где там? На берегу?
— Да, когда я уходил, они остались на берегу. А сейчас… Не знаю… Может быть, перебрались в лес…
— Что?! — закричал Саша. — Как перебрались? Значит, они были еще живы?
— Да… То есть нет! В общем, я не знаю…
— Так ты их бросил?!
— Что толку… — начал было Валерий.
Но Саша не дал ему закончить.
— Мерзавец! — крикнул он, сжимая, кулаки. — Я всегда знал, что ты мерзавец! Вон отсюда! Вон с плота! Я сейчас же поплыву к ним!
— А я? Я же умираю. Неужели ты бросишь меня здесь? Я… Свези меня хоть, в лагерь…
— Что?! В лагерь? Да я сейчас утоплю тебя, как собаку! Ну!
Саша схватил его за руку. Валерий съежился. И Саша увидел, что из глаз Валерия бегут слезы.
— Хорошо. Я уйду. Уйду. Но дай мне немного еды.
— На, бери! — сунул ему в руки Саша пакет с сухарями. — Да скажи толком, где ты их оставил?
— Я… Я даже не знаю…
— Что! — Саша снова подступил к нему с кулаками. — Сейчас же скажи все, а то…
— Когда я ушел… Вчера утром… Они остались лежать на этом берегу. На небольшом пригорке…
— Далеко отсюда?
— Я шел вчера весь день… А сегодня… уже не мог…
— Но они еще были живы? Живы, да?! Говори, черт тебя побери! — закричал Саша, хватая Валерия за ворот куртки.
— Н-н-не знаю… — промямлил тот, пряча глаза от Саши. — Я ушел рано… Может быть, они еще спали…
— Ах ты, гадина! — воскликнул Саша, отталкивая от себя Валерия. — Даже не узнал, живы они или нет! — Он отвернулся от него, как от прокаженного, и только тут почувствовал, что весь дрожит, как в лихорадке. Но в последних словах Валерия была еще надежда. Может быть, еще не поздно? Может быть, он еще успеет? И Саша быстро схватил шест.
— Ну, чего ты еще стоить? Чего тебе еще надо? Уходи сейчас же, пока я не пристукнул тебя! — крикнул он, поднимая шест.
Валерий поспешно попятился и неуклюже, как-то боком, спрыгнул с плота прямо в воду. Он медленно зашлепал к берегу, но, не дойдя до него с полшага, вдруг поскользнулся и упал, уткнувшись лицом в прибрежную траву.
— Эх ты, чучело! — воскликнул Саша с отвращением, но в следующее мгновение прыгнул на берег и, вытащив Валерия из воды, усадил его на кучу мокрого хвороста. Валерий попытался подняться, но тут же схватился за живот и снова повалился на бок.
— Чего еще?
— Живот… — глухо промычал Валерий.
— Дорвался!.. Не ешь пока больше! — бросил Саша, прыгая обратно на плот, и, уже берясь за шест, крикнул: — Лагерь тут совсем недалеко. Всего полдня пути.
Валерий что-то ответил. Но Саша его уже не слушал. Он с такой силой оттолкнулся от берега, что плот наполовину ушел в воду.
Дождь усилился. Поднялся ветер. Река потемнела. Вода то и дело накатывала на плот, подступая к самым ногам Саши. Но он не замечал ничего.
«Только бы успеть, только бы успеть!» — твердил он себе, налегая на шест.
Плот мчался быстро. Словно в гигантском калейдоскопе, мелькали перед глазами. Саши залитые дождем, берега. Но ему казалось, что он еле тащится по темной угрюмой реке.
Вскоре он сбросил плащ. Затем куртку. Рубаха его взмокла от дождя и пота, а он мчался вперед и вперед.
Сколько прошло времени, он не знал. Он не заметил, как прекратился дождь, как очистилось от туч небо. И только тогда, когда гладь реки вдруг вспыхнула под лучами вечернего солнца, он разогнул спину и отбросил со лба намокшие волосы.
Омытые дождем берега сияли, точно покрытые лаком. Река горела тысячами огней. А над безбрежными лесными просторами раскинулась широкая многоцветная лента радуги.
С минуту Саша смотрел на эту захватывающую картину. И вдруг ему показалось, что за дальним поворотом поднимается к небу тонкая, чуть приметная струйка дыма. Он невольно прижал руки к груди.
— Что это? Неужели дым? Но ведь это может быть только дым их костра! Значит, они живы! Значит, он увидит их сейчас!.. Увидит ее…
Сердце Саши забилось от радости. Но только на миг. В следующее мгновение оно сжалось от страшного предчувствия. Неужели он не успеет? Неужели… Нет, этого не может быть! Скорее! Скорее вперед!
Он снова налег на шест. А через несколько минут выпрямился и громко крикнул:
— Наташа-а-а!..
Многоголосое эхо подхватило его голос и понесло над таежной рекой туда, где таяла в воздухе легкая струйка дыма…
Дождь прошел. Андрей Иванович поднялся на небольшой пригорок и, подойдя к поваленной лесине, осторожно опустил на нее Наташу. Сегодня им пришлось довольствоваться лишь горсткой черники, и потому еще до полудня девушка совершенно выбилась из сил. Геолог вынужден был почти нести ее на руках, но и его силы таяли с каждым часом.
День близился к концу. Надо было снова думать о ночлеге. А завтра… Что-то будет завтра?.. Наташа ослабла до последней степени, а сегодня к тому же она насквозь промокла. Надо было немедленно просушить ее одежду. Но как разжечь костер, когда все вокруг утопает в воде?.. Андрей Иванович вырвал из своей тетради все чистые листы и потратил почти весь запас спичек. Но только полчаса спустя над пригорком поднялся наконец дымок.
Геолог с трудом разогнул спину и подошел к Наташе.
— Ну, вот и огонек… Ты посиди возле него, подсохни. А я пойду, поищу ягод.
Наташа слабо кивнула головой и вдруг выпрямилась. Ей показалось, что она слышит голос Саши. Девушка посмотрела на Андрея Ивановича и увидела, что тот тоже прислушивается.
— Андрей Иванович! — прошептала она, боясь поверить своей догадке. — Вы что-нибудь слышите?..
— Мне показалось, что где-то кричит Саша.
Они снова прислушались. Но в звучном вечернем воздухе стоял лишь громкий птичий гомон да привычный назойливый звон комаров.
— Неужели нам обоим показалось?..
— Едва ли…
Андрей Иванович взобрался на ствол поваленного кедра и стал смотреть на дальний поворот. С минуту все было тихо. Наташа тоже поднялась с места и встала рядом с геологом. Глаза ее смотрели с мольбой и надеждой. Дыхание почти остановилось от волнения. Она готова была бежать к лесистому мыску, за которым скрывалась река. И вдруг оттуда явственно донеслось:
— Наташа-а-а!
Она слабо вскрикнула и опустилась на землю. Руки ее беспомощно упали на колени. И только большие измученные глаза все с той же мольбой и надеждой смотрели на реку.
Прошла минута. Другая. И вдруг… Из-за поворота реки выскользнул плот, и она увидела на нем знакомую мальчишескую фигуру.
— Саша… — прошептала она одними губами, и силы окончательно оставили ее.
— Что ты, Наташенька? — Андрей Иванович соскочил с дерева и склонился над ней. — Что с тобой?..
Но она уже ничего не видела и не слышала. Земля вдруг стремительно закружилась у нее перед глазами, и она повалилась на руки геолога.
Он бережно положил ее на сырой замшелый ствол и, сорвав с головы фуражку, спустился к самому берегу.
— Сашулька! Как вовремя ты подоспел… — шептал он слабым голосом, стараясь отвести от глаз спутавшиеся волосы.
Через несколько минут плот с ходу врезался в берег и Саша бросился к Андрею Ивановичу.
— Андрей Иванович! Вы живы! А Наташа?..
— Все в порядке, Саша… Все хорошо… Наташа ослабла немного. Но теперь все будет хорошо. Она вон там, на пригорке. Ты не пугайся только. Она просто потеряла сознание.
Саша в два прыжка взлетел на пригорок и, опустившись возле Наташи, осторожно приподнял ее голову.
— Наташа…
Глаза девушки раскрылись, и по щеке ее покатилась слеза.
Ярко светится в вечерних сумерках пламя костра. Весело потрескивают в нем сухие сучья. Высоко к небу поднимается столб пахучего дыма.
Привычная тишина опустилась на маленький таежный лагерь. Лишь тихий шум реки перекликается с треском костра, да время от времени где-то в вышине слышится слабое похлопывание флага, под которым снова, как и три недели назад, собрались все участники экспедиции. Нет среди них только Наташи, которая все еще не оправилась от слабости и лежит в своей палатке.
Сумерки сгустились. С реки потянуло ночной сыростью. Пламя костра заколебалось, выхватывая из темноты серьезные сосредоточенные лица. Но никто не шелохнулся. Разговор шел о тех загадочных происшествиях, с которыми столкнулись путешественники на Вае и которые не позволили им проникнуть в тайну реки Злых Духов.
Андрей Иванович только что закончил рассказ о том, что произошло, с его отрядом, и теперь все внимательно слушали Петра Ильича, который докладывал о маршруте, проделанном им и Сашей. Говорил Петр Ильич подробно, не опуская ни одной мелочи. Саша при всем желании не мог упрекнуть его в какой-либо неточности. И тем не менее было в этом рассказе что-то такое, что невольно заставляло мальчика насторожиться. Особенно отчетливо это что-то начало проскальзывать в конце рассказа, когда Петр Ильич перешел к событиям, происшедшим на маленькой речке.
— Посмотрел я на этот рисунок, — говорил он, обращаясь к Андрею Ивановичу, — и решил, что едва ли стоит дальше рисковать. Ведь я плыл не один. Со мной был Саша, за жизнь которого я отвечал…
Саша покосился на Андрея Ивановича, чтобы увидеть, какое впечатление произведут на него эти слова. Но лицо геолога было непроницаемо. Он слушал молча, лишь время от времени задавая короткие вопросы, и больше всего его почему-то интересовало, как менялось направление течения Ваи.
— Но это было еще не все, — продолжал Петр Ильич. — В тот самый момент, когда я обдумывал, что предпринять дальше, раздалось несколько выстрелов…
— Сколько было выстрелов? — перебил его Андрей Иванович.
Петр Ильич пожал плечами:
— Выстрела… три или четыре.
— Ничего подобного! Вы слышали два выстрела.
Петр Ильич с удивлением посмотрел на геолога.
— Почему вы думаете, что было два выстрела?
— Я не думаю, а знаю.
— То есть… как знаете?
— Друг мой, я знаю и то, что произошло дальше. Вскоре после того, как вы услышали выстрелы, с запада показалась большая черная туча. А через несколько минут разразился ливень, который превратил вашу речку в бурлящий поток.
Петр Ильич и Саша посмотрели друг на друга и, ничего не понимая, снова обернулись к Андрею Ивановичу.
— Но… Как вы все это узнали? — спросил наконец Петр Ильич.
Андрей Иванович усмехнулся:
— Да как мне всего этого не знать, когда стрелял я сам.
— Вы?! — почти одновременно воскликнули Петр Ильич и Саша.
— Да, я. И находился я в то время всего в нескольких километрах от вас.
Саша не знал, что и подумать. А Андрей Иванович вынул составленную им карту маршрута и обратился к Петру Ильичу:
— Дайте-ка вашу маршрутную карту.
Петр Ильич подал ему карту и недоуменно пожал плечами. Саша подсел поближе к Андрею Ивановичу. А тот приложил карты одну к другой и сказал: — Смотрите, что получается! Огибая гранитный массив, Вая делает почти замкнутую петлю. А ее притоки, на одном из которых были вы, своими верховьями почти сходятся на водоразделе. В то время как вы поднялись по вашей речке к западу, я прошел больше десятка километров по другому притоку Ваи навстречу вам, к востоку. На другой день я рассчитывал пройти еще дальше, но… обстоятельства сложились так, что мне пришлось возвращаться к лагерю.
Все склонились над маршрутными картами.
— Подумать только! — воскликнул Саша. — Ведь если бы ничего не случилось, на другой день мы могли, бы с вами встретиться!
— Да. Но слишком уж много было этих «если»: если бы Валерий выгрузил наш плот, если бы здешние обитатели не рисовали страшных рисунков, если бы я не стрелял по куропаткам… Скажите, Петя, так неужели все-таки эти выстрелы и явились причиной вашего окончательного решения повернуть обратно?
— Как вам сказать, Андрей Иванович… Не одни выстрелы, конечно. Все одно к одному. И подземное кладбище, и случай с медведем, и таинственный огонь на скалах, и этот рисунок… Ведь со мной был мальчик…
— Ну, а с ним-то вы посоветовались о своем решении?
— С Сашей… Да ведь он еще мальчишка, Андрей Иванович.
При этих словах Алексей Михайлович круто повернулся к Петру Ильичу. Но Андрей Иванович легонько коснулся плеча летчика и тихо сказал:
— Так ведь вы по сравнению со мной тоже мальчишка, Петя. А между тем я советуюсь с вами. Что же касается Саши, то у вас как будто не было особых оснований бояться за него. Напротив! Лучшего товарища вы не нашли бы, пожалуй, и среди людей вашего возраста. Так что Саша здесь ни при чем. А вот страх вас действительно подвел. Только страх! Но ведь страх — плохой помощник исследователя… И особенно плохую услугу он оказал вам у темных скал, где вы видели загадочный огонек. Этот огонек наверняка приблизил бы нас к разгадке тайны реки Злых Духов. А вы даже не попытались выяснить, его природу. И потом этот сподумен из глаза чудовища… Вы говорите, что Саше показалось, будто он был зеленым. А между тем есть одна разновидность сподумена кунцит, которая при определенных обстоятельствах начинает светиться именно зеленым цветом. У вас не сохранился его образец?
— Нет, я бросил его еще там, когда услышал выстрелы. Но это был кунцит, Андрей Иванович: он имел фиолетовую окраску. И я знаю, что кунцит светится под действием…
— Подождите! — перебил его Андрей Иванович и обратился к Саше: — Какого цвета был камень, из которого сделано чудовище?
— Черный такой…
— Черный? А не было ли на нем оранжевых пятен?
— Да, да! Я даже подумал, что его специально измазали оранжевой краской.
— Андрей Иванович! Так это… — Петр Ильич даже вскочил от возбуждения. — Это же…
— Да, Петя, такая мысль возникла и у меня, но…
— Какая мысль, Андрей Иванович? — глаза Саши перебегали от одного геолога к другому. — Значит глаза чудовища в самом деле светились? Но почему они были зелеными?
— Все это еще не совсем ясно, Саша. Но одно можно сказать наверняка: вам не следовало уходить из ущелья, не обследовав его.
Петр Ильич смутился.
— Вы же сами советовали мне быть осторожным.
Андрей Иванович нахмурился и хотел что-то возразить. Но летчик опередил его:
— Осторожным! Так разве осторожность и трусость — одно и то же? Трус вы, молодой человек! И даже признаться в этом боитесь. Да еще все хотите свалить на Сашу. А я уверен, что без него вы бы и половины вашего маршрута не прошли.
Андрей Иванович снова похлопал летчика по плечу.
— Не горячитесь, Алексей Михайлович! То, что в душу молодого человека закрался страх, в этом нет ничего особенного. Конечно, на нем лежало больше ответственности, чем на Саше, да и обстановка на этой реке такая, что трудно оставаться совсем спокойным. Но вот то, что вы не смогли побороть этот страх, Петя, позволили ему руководить вашими поступками, это нехорошо…
Петр Ильич покраснел.
— Я это понял, Андрей Иванович…
— Ну, и отлично… — начал было геолог. Но его неожиданно перебил Валерий:
— Понял! — воскликнул он, стремительно поворачиваясь к брату. — Ты еще прощения попроси. Трусливый заяц! Выстрелов испугался! А мы из-за этого чуть не погибли с голоду. Такие муки вынесли!.. Перессорились даже. Горе-геолог!
В голосе Валерия зазвучала прежняя самоуверенность. Казалось, он готов был броситься на брата. Еще бы! Наконец-то ему представилась возможность свалить хоть часть своих грехов на голову других. Наконец-то он мог хоть в какой-то мере оправдаться в своих подленьких поступках. О! Он докажет теперь, что это Петька с Сашкой больше всего виноваты в том, что они чуть не погибли в тайге.
— Да! Твоя трусость привела к этой трагедии. Только твоя трусость! Вместо того чтобы, услышав выстрелы, прийти людям на помощь или хотя бы выстрелить в ответ, он бросает все на свете и мчится к лагерю! Везет обратно целые ящики с продуктами, в то время как буквально в нескольких шагах от него умирают с голоду его товарищи, когда мы с Андреем Ивановичем… — Валерий вскинул голову и обернулся в сторону геолога и летчика, надеясь прочесть в их глазах поддержку или сочувствие. Но Андрей Иванович сейчас же отвернулся. А в глазах Алексея Михайловича не было ничего, кроме брезгливого отвращения и насмешки. Тогда он перевел глаза на брата. Но тот тоже отвернулся в сторону.
У костра воцарилось напряженное молчание.
— Но ведь это в самом деле так, — снова начал Валерий. — Если бы они хоть выстрелили в ответ, то ничего этого не-было бы…
— Ну, довольно! — перебил его Андрей Иванович, нетерпеливо махнув рукой. — Итак, подведем итоги нашей первой экспедиции. Нельзя сказать, чтобы ома была совсем безрезультатной. Мы установили наличие крупного гранитного массива, что само по себе является большой новостью для здешних мест — они считались сложенными исключительно известняками. Далее, мы выявили ценный комплекс полезных ископаемых, приуроченных как к самому массиву, так и к многочисленным гидротермальным жилам, связанным с этим массивом. Мы внесли существенные уточнения в топографию здешних мест. Но вместе с тем следует сказать, что главную задачу, которую поставили перед собой, мы не решили. Мы не смогли разгадать тайну реки Злых Духов, хотя сейчас можно уже почти утверждать, что легенды, сложенные об этой реке, имеют под собой реальную основу. Мы с вами знаем теперь, что на Вае действительно жило племя людей с довольно высоким уровнем культуры и весьма своеобразными бытовыми традициями. Мы знаем и то, что этим людям пришлось столкнуться с какой-то грозной враждебной силой, против которой они воздвигали стены и крепости и которая, тем не менее, оказалась сильнее их. А вот что это за сила, мы так и не узнали, хотя можно уверенно утверждать, что разгадка тайны лежит именно на водоразделе тех притоков Ваи, с которых мы вынуждены были возвратиться.
Судите сами. Именно перед устьем нашей Каменки, у водопада, был создан один из заслонов против этой таинственной силы. Другой такой же заслон обнаружили Петр Ильич с Сашей в устье той речушки, где их застал дождь.
— Но может быть, наоборот, эти крепости строились другими людьми, которые жили на водоразделе и защищались от здешних пещерников? — заметил Алексей Михайлович.
— Нет, это совершенно исключено. Во-первых, потому, что предостерегающие рисунки в обоих случаях обращены в нашу сторону. А во-вторых, эти рисунки убедительно говорят о том, что опасность исходила не от людей, а от какой-то неведомой, непонятной людям силы. Вспомните, что и в легендах говорится не просто о врагах, а о каких-то духах, что всегда олицетворяло у людей древности грозные силы природы. А вот это-то нас больше всего и интересует. Я совершенно убежден в том, что разгадка тайны реки Злых Духов приведет нас к интересным открытиям, и мы ни в коем случае не должны останавливаться на полпути.
Я считаю, что после небольшого отдыха следует предпринять новую экспедицию на Каменку, причем теперь нам нет нужды делиться на два отряда. Мы поплывем все вместе на двух плотах до устья Каменки. Оттуда поднимемся на водораздел, пересечем гранитный массив и снова выйдем на Ваю, примерно там, где закончился маршрут Петра Ильича. Здесь мы снова построим плоты и поплывем по течению к лагерю. Все это займет не больше десятка дней. За это время Алексей Михайлович закончит ремонт радиостанции и свяжется с экспедицией.
— Гм!.. Закончит! Это еще как сказать…
— Не скромничайте, Алексей Михайлович. Я прекрасно знаю ваши золотые руки.
— Так ведь нет ничего под руками!
— А если бы все было под руками, то вас и не заинтересовала бы эта работа. Или не так?
Алексей Михайлович рассмеялся:
— Да, это, пожалуй, так.
Андрей Иванович свернул карты и положил их в сумку.
— Так, значит, решено. Через три дня отправляемся на Каменку. Кроме Пети и меня, в экспедиции примут участие Саша и Наташа.
Валерий вскочил:
— А я?
— А ты… займешься здесь искусством…
Валерий дернулся как от удара и медленно пошел от костра…
На следующий день Саша решил побродить с ружьем по тайге. Солнце едва поднялось над лесом» когда он сбежал в долину Лагерной и ступил на шаткий покосившийся мостик. Но не успел он перебраться через речку, как услышал за собой чьи-то быстрые торопливые шаги. Саша живо обернулся и нахмурился — с пригорка бежал Валерий.
— Сашка, подожди-ка! Пойдем вместе.
Саша промолчал. Ему меньше всего хотелось видеть сейчас Валерия, и он недвусмысленно отвернулся в сторону. Но Валерий словно не замечал этого:
— А я смотрю, ты пошел с ружьем, и думаю, почему бы и мне не поохотиться…
Они перешли через речку и углубились в лес. Там было сумрачно и сыро. Утреннее солнце почти не проникало под деревья. А над Лагерной еще клубился туман.
Саша шел быстро. Он надеялся, что Валерий отстанет от него. Но тот шел по пятам и, как заведенный, трещал над самым ухом, перескакивая с одной темы на другую. Саша отмалчивался.
— Да ты что, собственно, на меня дуешься? — взорвался наконец Валерий, схватив его за рукав.
Саша посмотрел ему прямо в глаза:
— А ты сам на себя не дуешься?
— За что?
— За свою подлость и трусость.
— Вот как! — Валерий прищурил глаза. — Я, значит, трус? — воскликнул он, делая ударение на последнем слове и будто не замечая, что у Саши это было как раз наоборот. — А вы с Петькой не трусы? Вы совершили героический подвиг, задав стрекача при первом же звуке выстрела. Вы проявили чудеса героизма, убежав при одном лишь намеке на опасность. Вы…
— Хватит! — оборвал его Саша.
— Что? Не нравится? А я еще раз тебе скажу: если бы не ваша с Петькой трусость, так никакого несчастья бы и не было. Это из-за вас мы чуть не погибли с голоду, это из-за вас…
— Замолчи ты, наконец! Для кого ты все это сочиняешь? Ведь кроме нас здесь никого нет. А мы с тобой оба знаем, как было дело. Проваливай отсюда ко всем чертям. Мне видеть тебя тошно!
Лицо Валерия скривилось.
«Тошно? Ну, хорошо! Сейчас тебе действительно будет тошно!» — подумал он со злорадством.
— Все знаешь, говоришь? Ну, конечно! Тебе обо всем рассказала Наташка. Только обо всем ли? Знаешь ли ты, например, почему у нас уплыл все-таки плот? А? Об этом-то она едва ли будет распространяться… А я тебе скажу. Мы ушли далеко в лес. Почему? Ей видите ли, неудобно было обниматься со мной на берегу…
— Врешь! — крикнул Саша, сжимая кулаки.
— Вру? А ты сам спроси ее об этом. Она тебе и расскажет все по-дружески…
— Замолчи ты, плесень!.. Этого не может быть!
— Ха-ха-ха! Не может быть!.. Ты, наверное, думал, что все это время она только о тебе и вздыхала. Как бы не так!
Валерий был доволен. Он видел, как побледнел Саша. Но этого ему было мало. Он решил сполна отыграться за все унижения, которые вынес за последние дни.
— Да очень нужны ей такие, как ты, которые даже об отце своем ничего не знают!
Саша, круто повернулся к Валерию:
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что говорят все. То, что говорила мне Наташка. То, что отец твой не герой войны, а…
Закончить он не успел. Саша, как вихрь, бросился к нему и с силой замахнулся кулаком. Но Валерий ловко увернулся за дерево, и удар Саши пришелся по стволу ели.
— А, черт! — Он стиснул зубы от острой боли, обжегшей ушибленную руку и, даже не взглянув на убегающего Валерия, медленно пошел по лесу.
Отец. Его отец… Ведь он и в самом деле почти ничего не знал о нем. На память Саше пришло все то, что говорила о нем мать. Она почему-то всегда старалась избегать разговоров об отце. И этот загадочный глобус… Что все это значит?..
Мысли Саши метались, как загнанные в клетку.
И об этом говорит она… Говорит за его спиной! Об этом говорят все…
Он прислонился спиной к дереву и с тоской посмотрел на обступившую его лесную чащу. В душе его был такой мрак…
В палатке становилось жарко. Наташа отбросила в сторону одеяло и сладко потянулась. Голова еще немного побаливала. Но на сердце было удивительно спокойно и радостно. Никогда еще она не чувствовала себя такой счастливой. Исчезла наконец мучительная раздвоенность. Исчезли и сомнения в том, как относится к ней Саша. А как они терзали ее после того дня, когда она увидела синие огоньки лабрадора и узнала о девушке с голубыми глазами!
Девушка с голубыми глазами… Красивая, честная, гордая. Надежный товарищ и преданная нежная подруга. Такой она всегда представлялась ей. Такой Наташа хотела бы быть и сама. И она будет. Она должна быть такой, чтобы Саша всегда думал только о ней.
Наташа встала с постели и убрала свои волосы. Прежде всего, она должна быть красивой. Жаль только, что у нее нет теперь зеркала. А река! Чем она хуже зеркала? Наташа схватила полотенце и выскользнула из палатки.
Маленький лагерь жил своей обычной размеренной жизнью. Алексей Михайлович что-то сколачивал неподалеку от склада. Петр Ильич разбирал образцы минералов. Андрей Иванович писал в своей тетради, время от времени посматривая в разложенную перед ним карту. Мальчишек на мыске не было. Видимо, они ушли в тайгу.
— Доброе утро! — крикнула Наташа, на ходу размахивая полотенцем.
Андрей Иванович поднял голову от бумаг и приветливо кивнул головой.
— Вот как! Мы уже бегаем?
— Еще как! — крикнула Наташа со смехом и быстро сбежала к реке.
Река встретила ее ослепительной иллюминацией. Будто расплавленное серебро растеклось по ней под лучами жаркого солнца. Наташа невольно опустила глаза и увидела привязанный к берегу плот, тот самый плот, на котором примчался к ним Саша. На нем до сих пор лежала груда хвои и смятый Сашин накомарник. А неподалеку, на дереве висел его плащ, которым он укрыл ее в тот вечер.
Наташа повесила полотенце на маленькую елку и, подойдя к плащу, расправила покоробившийся на солнце брезент. Потом спустилась к самой воде и прыгнула на темные намокшие бревна. Плот мягко качнулся под ногами, и на миг она будто снова взлетела в воздух, как несколько дней назад, когда ее подняли с земли сильные Сашины руки…
Наташа села на мягкую хвою и спустила ноги в воду. Хорошо! До чего же хорошо сидеть вот так на солнышке и смотреть на реку.
«Вая;.. Спасибо тебе, Вая!»
Наташа улыбнулась. Ведь только здесь, на Вае, она впервые поняла, что значит большая настоящая дружба, о которой мечтают, как о счастье, и которую называют… любовью.
Любовь… Наташа только в мыслях произнесла это слово и почему-то покраснела. А ведь она так много читала о любви. Так часто спорила о ней с подругами. Да что там спорила! Этой весной Валерий засыпал ее стихами, в которых чуть не в каждой строке красовалось слово любовь. А теперь… Почему она теперь стесняется даже произнести это слово?
Наташа задумалась. В самом деле, почему? Может быть, потому, что теперь она узнала, какой огромный смысл заключен в нем. Может быть, потому, что она поняла — с этим словом нельзя шутить. А может, быть… Нет, об этом нельзя даже думать.
Наташа не спеша умылась, поправила волосы и медленно пошла к лагерю. На душе у нее было так легко и радостно, что ей хотелось петь и смеяться, кричать и прыгать, валяться в траве и бежать во весь дух, чтоб ветер свистел в ушах.
Но почему она молчит? Почему ноги ее еле движутся по узкой тропинке? Почему она прижала руки к груди, чтобы унять волнение?
Этого невозможно объяснить. Это совершенно непонятно. Но ей боязно. Боязно встретиться сейчас с Сашей. Боязно увидеть его густые сросшиеся брови. Боязно ответить на его улыбку. Ей кажется, что она сгорит от смущения, если он подойдет сейчас к ней.
Но почему это так? Что случилось? Что изменилось со вчерашнего вечера, когда они болтали обо всем на свете и Наташа смеялась, слушая его рассказы о том, как Петр Ильич провалися в трещину и орел утащил его спальный мешок? С тех пор действительно ничего не изменилось. Но вчера он сказал ей… Нет, даже не сказал, а просто смутился, когда нечаянно заговорил о синем пятнышке неба, которое вдруг мелькнуло в березовой роще на утесе, и голос его дрогнул точно так же, как у Андрея Ивановича, когда он рассказывал о девушке с голубыми глазами.
Наташа прижала руки к горящим щекам и медленно поднялась к палаткам. Но мальчишек там еще не было. А оба геолога сидели друг против друга, возле костра и внимательно рассматривали какой-то камень.
«Опять что-нибудь интересное!» — подумала Наташа, вспомнив, как Петр Ильич и Саша показывали ей вчера привезенные минералы: золотистый топаз, настолько прозрачный, что через него свободно можно было читать; большую шестигранную призмочку зеленого изумруда; красноватые кристаллы гельвина, как две капли воды похожие на те гранаты, которые они выколачивали из черных сланцев, и, наконец, чудесный александрит, зеленый днем и темно-красный при свете костра.
Она подошла к геологам и заглянула через плечо Андрея Ивановича. Но в руках его был обычный зернистый кварц, заключенный в какую-то плотную темно-зеленую породу. Андрей Иванович обернулся к Наташе:
— Ну, как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, хорошо. А что вы так этим кварцем заинтересовались?
Геолог улыбнулся:
— Потому и заинтересовались, что это не кварц.
— Как не кварц?
— А вот, смотри.
Андрей Иванович легонько провел кончиком ножа по неровной, словно смазанной жиром поверхности минерала, и на нем осталась ясная белая царапина.
— Видишь? А кварца ножом не поцарапаешь.
Наташа взяла камень в руки и осмотрела его со всех сторон. Ей все-таки не верилось, что это не кварц. Такой же цвет, блеск, раковистый излом…
— Но что же это такое?
— Вот мы и гадаем, что, это такое.
Андрей Иванович снова посмотрел на белый минерал, подумал, затем обратился к Петру Ильичу:
— А ну-ка, Петя, возьмите вашу паяльную трубку!
Петр Ильич взял крупинку неизвестного минерала, положил ее на уголек и направил на него тонкий язычок горячего пламени. Крупинка быстро расплавилась, вспучилась, а пламя окрасилось в красивый зеленый цвет.
— Понятно! — воскликнул Андрей Иванович. — Это датолит.
— Силикат бора?
— Да, несомненно. Это бор окрашивает пламя в зеленый цвет. А из всех минералов бора только датолит похож на кварц. И много там этого минерала?
Петр Ильич пожал плечами:
— Порядочно…
— А вы точно нанесли его выходы на карту?
Петр Ильич смутился:
— Нет. Я вообще не отметил его на карте. Я ведь не думал, что это датолит.
— Неважно! На карту следует наносить места выходов всех минералов, а неизвестных — тем более. Ведь это сейчас величайшая ценность! Шутка сказать — бор!
Наташа недоуменно посмотрела на геолога:
— Андрей Иванович, а разве бор — такая большая ценность?
— Да. Ты знаешь, для чего он употребляется?
— Бор… Ну, я знаю, например, что борной кислотой промывают детям глаза.
Геологи дружно рассмеялись.
— Маловато для этого металла, — заметил Петр Ильич..
А Андрей Иванович сказал:
— Соединения бора, Наташа, имеют очень широкое применение в самых различных отраслях народного хозяйства. Они используются, например, для получения эмалей и глазурей. Их применяют в медицине, в кожевенном деле, в бумажном производстве, в сельском хозяйстве для удобрения почв. Исключительно велика роль борного ангидрида в стекольной промышленности. Именно благодаря присутствию бора стекло «пирекс», из которого изготовляется лабораторная посуда, не боится больших колебаний температуры. Но еще более необходим бор при изготовлении оптического стекла. Ты, наверное, слышала, что — до войны очень громкой славой пользовались приборы, изготовляемые фирмой Цейсс. Микроскопы, телескопы, кинопроекторы и другие оптические приборы, выпускаемые этой фирмой, не имели себе равных в мире. И вот оказалось, что во всех этих приборах применялось стекло, содержащее до пятидесяти процентов борного ангидрида.
Но не это главное. Совершенно исключительное значение бор приобрел в самое последнее время, когда люди пошли на штурм космоса, ибо роль его в ракетной технике поистине трудно переоценить. Источником же бора могут служить лишь содержащие его минералы. Вот почему геологи сейчас усиленно ищут такие минералы, как датолит, ашарит, борацит, буру и многие другие, в состав которых входит бор.
Андрей Иванович собрал разложенные вокруг него тетради с записями и уложил их в полевую сумку.
— Ну, что ж, друзья, пора, пожалуй, обедать. Где же наши мальчишки?
Петр Ильич пожал плечами, а Алексей Михайлович, который только что пришел из лесу с вязанкой хвороста, сказал:
— С утра охотиться пошли. Да вон, один из них является!
Наташа живо обернулась в сторону Лагерной. Это был Валерий. Он молча прошел к палаткам, снял с плеча ружье и, ни на кого не глядя, подсел к костру.
— А где Саша? — спросил его Петр Ильич.
— Не знаю, — ответил Валерий, не поднимая глаз.
— Так вы ведь вместе пошли.
— Мало ли что пошли, пошли да разошлись.
— И когда ты научишься разговаривать по-человечески? — возмутился Петр Ильич, но Андрей Иванович остановил его жестом руки.
— Оставьте его, Петя! Придет Саша. Поест после. А нам надо поправляться, — он хитро подмигнул Наташе, — так ведь?
— Да… — ответила она и постаралась улыбнуться, но от ее радостного настроения не осталось и следа… Что-то словно кольнуло в сердце девушки.
После обеда мужчины легли отдохнуть. Валерий последовал их примеру. А Наташа спустилась к мостику через Лагерную.
Вот так же поджидала она Сашу в тот день, когда они готовились отправиться в первую экспедицию. Ей и тогда не хотелось расставаться с ним. Но какая-то слепая сила словно толкала ее к Валерию, и она, помимо своей воли, старалась быть к нему поближе. Какое счастье, что теперь она отделалась наконец от этого! Но какой ценой…
А если бы всего этого не произошло? Если бы они не поехали в Сибирь? Неужели она по-прежнему любовалась бы этим красивым болтуном? Нет! Ни в коем случае. Ей и раньше многое не нравилось в Валерии. Но она слишком мало задумывалась над этим. Здесь же, в тайге, она за несколько недель повзрослела на много лет, и теперь ей казалось просто невероятным, что когда-то ради Валерия она готова была даже потерять дружбу Саши.
Но почему его так долго нет? Неужели что-нибудь случилось?.. Наташа с тревогой посмотрела на темную стену леса. На миг ей представились страшные болота и завалы. И он там один. Ей вспомнилось, как здесь, на этом самом месте, он просил ее не ходить одной в тайгу. А сам! Сам… Сам он не побоялся один отправиться на их поиски! Но почему его все-таки нет?..
У нее снова закружилась голова, и она поднялась к своей палатке. В лагере было тихо. Лишь из бревенчатого склада, где спал Алексей Михайлович, доносился густой раскатистый храп. Девушка легла на спальный мешок и вскоре забылась в легкой дремоте.
Проснулась она от звука шагов. Наташа вскочила и прислушалась. Он! Девушка облегченно вздохнула и быстро поправила волосы. Первым ее желанием было выбраться из палатки и бежать ему навстречу. Но что-то удержало ее на месте. Нет, пусть зайдет сам.
Наташа снова легла и стала терпеливо ждать. Через минуту послышался голос Андрея Ивановича. Потом загремела посуда. И снова раздался голос геолога. Он был явно чем-то недоволен.
«И правильно! — согласилась с ним Наташа. — Пусть знает, что его здесь ждут, — она улыбнулась. — Проголодался, наверное! Вот непоседа…»
Но вскоре у костра все смолкло, и она снова услышала шаги. Они приближались к палатке. Наконец-то! Сердце радостно замерло. Но что это?.. Шаги проследовали мимо и стихли где-то у реки. Наташа даже покраснела от обиды. Ну, как можно быть таким невнимательным?..
Прошло полчаса. Час… В лагере послышались голоса. А Саша так и не пришел. Она не знала, что подумать. Вчера они так долго разговаривали, и он обещал зайти к ней утром. Но теперь уже скоро вечер а его нет и нет.
Что бы это могло значить?.. Наташа попыталась вспомнить, чем закончился вчера их разговор, и вдруг услышала голос Валерия. Валерий… Она вспомнила, как Петр Ильич сказал, что они пошли в тайгу вдвоем. А вернулся Валерий один. По-видимому, они поссорились в лесу, и Валерий мог наплести Саше что угодно. О! На это он способен!.. Но разве это можно так оставить?
Наташа выскочила из палатки и… лицом к лицу столкнулась с Сашей. Он шел от реки, и вид у него был такой, словно он тяжело болен. Наташа остановилась. Она так растерялась от неожиданности, что в первое мгновение не могла вымолвить ни слова, но в следующую минуту несмело улыбнулась и тихо сказала:
— Здравствуй, Саша…
— Добрый вечер! — бросил он, не поворачивая головы, и быстро прошел мимо.
Наташа побледнела. Как?.. Не остановиться даже на минутку… А она-то думала…
В груди девушки закипели слезы. Она до боли стиснула зубы и почти бегом бросилась в палатку.
«И это друг!..»
Наташа упала на мешок и заплакала. Она не слышала, как окликнул ее Андрей Иванович. Не видела, как он вошел в палатку. И только тогда, когда широкая ладонь геолога легла ей на голову, девушка неловко смахнула слезы и подняла на него заплаканные глаза.
— Наташа! Что с тобой? Ты, кажется, плачешь?
Она закрыла лицо руками и всхлипнула.
— Да что с тобой, Наточка?
— Ничего… — проговорила она сквозь слезы.
— А ну-ка, встань. Встань, встань! — он усадил ее как маленькую, на мешке и опустился рядом.
Наташа упрямо смотрела в землю.
— Ну! — снова начал он. — Рассказывай, что случилось. Имей в виду, что в жизни никогда не бывает таких положений, из которых не было бы выхода.
Наташа молчала.
— Ну, хорошо. Я помогу тебе. Ты с кем-нибудь поссорилась?
Она покачала головой.
— А я думал, ты поссорилась с Сашей. Понимаешь, он ходит сегодня, как потерянный. Ты не знаешь, что с ним?
— Нет… Он мне тоже ничего не говорит. — Наташа снова заплакала. — Это, наверное, Валерий… Он наговорил ему чего-нибудь…
— Понятно, — Андрей Иванович задумался. — Это очень может быть. Но, — он широко улыбнулся и похлопал Наташу по плечу, — не горюй! Это дело поправимое.
— Как?.. Разве он поверит мне?..
— В жизни, Наташенька, никогда не бывает так, чтобы правда не побеждала лжи. Все уладится. Поверь мне. Только не нужно расстраиваться. Иначе не поправишься, и тогда мы не сможем взять тебя в новую экспедицию.
— Андрей Иванович!..
— Ну, полно, полно! Все будет хорошо. Уверяю тебя, что завтра ты будешь уже смеяться над своим «горем».
Саша медленно сошел почти к самой воде и остановился. Ночь была тихой и светлой. Луна висела над самой кромкой леса, и через всю реку, прямо к ногам Саши, бежала широкая серебристая дорожка. В глубоком молчании, словно задумавшись, стояли над рекой заснувшие леса.
Но Саша будто не замечал всего этого. На душе его было тяжело. Он тихо вздохнул и медленно опустился на полусгнившую корягу.
«Валерка, конечно, подлец, — думал он, глядя на лунную дорожку, — но разве она лучше? Валерка рад досадить мне. А она… У меня за спиной клевещет на отца, погибшего на фронте. Эх! И зачем только я думаю о ней?!»
Саша скрипнул зубами и вскочил с места. Но в это время со стороны лагеря послышались чьи-то уверенные неторопливые шаги, и он узнал высокую фигуру геолога.
Андрей Иванович подошел к нему и дружески тронул за плечо:
— Ночь-то какая, Саша, а!..
— Ночь ничего… — отозвался он глухим безразличным голосом.
Геолог заглянул ему в глаза:
— Да ты чего нос-то повесил?
Саша махнул рукой:
— Не спрашивайте, Андрей Иванович, и без того тошно.
Геолог присел рядом.
— Ну, дело хозяйское. Не хочешь сказать, что у тебя за печаль, не надо. Тогда я расскажу тебе одну историю. Хочешь?
Саша вздохнул:
— Расскажите…
Андрей Иванович поудобнее устроился на коряге и тихо начал:
— Эту историю рассказал мне однажды мой фронтовой товарищ, человек большого ума и редкой душевной красоты, но внешне не очень привлекательный и оттого, пожалуй, излишне застенчивый и скромный. После войны он несколько лет вел разведку алмазов в одном из северных районов Урала. А потом перебрался к нам, в Сибирь, и мы долгое время работали в одной экспедиции. У него так же, как и у меня, не было ни родных, ни близких, и потому нас связывало нечто большее, чем просто дружба.
Так вот, сидели мы с ним однажды вечером так же, как сейчас с тобой, на берегу горного озера и думали каждый о своем. Владимир курил, а я просто смотрел на воду и любовался лунной дорожкой, бегущей к дальнему берегу. Ночь тогда была такая же, как и сегодня — красивая и светлая. Только сейчас вот тихо. А тогда дул ветер, и у самых наших ног бились большие косматые волны. Вдоль всего берега блестела белым кружевом пена прибоя. Глухой тревожный шум стоял в воздухе. И на душе у меня было как-то неспокойно.
Я посмотрел на Владимира. Он тоже почему-то нервничал, перекидывая из одного угла рта в другой давно погасшую папиросу. Наконец он бросил ее в воду и обернулся ко мне:
— Ну что, Андрей, рассказать тебе, что ли, о моем алмазе?
Я молча кивнул головой. Меня давно уже интересовал этот крупный, умело ограненный бриллиант, с которым он никогда не расставался. Я знал, что у Владимира с ним связаны какие-то большие воспоминания. Но до сих пор он избегал говорить об этом, и я не расспрашивал его.
Не сразу заговорил он и на этот раз. А сначала вынул еще одну папиросу, долго мял ее в пальцах, потом взял в рот, но так и не закурил.
— Этот камень, — начал он, — подарила мне одна девушка, геолог моей разведочной партии, такой же вот лунной ночью и… тоже на берегу озера. Это был замечательный человек, прекрасный работник и чуткий; отзывчивый товарищ. И было у нее еще одно достоинство — ее большие карие глаза и удивительно красивые руки.
Владимир потер лоб и улыбнулся.
— Ее звали Лада. Она улыбалась так, как не улыбается ни одна женщина в мире. Но одного взмаха ее бровей было достаточно, чтобы осадить любого грубияна. А ее глаза… Глаза у нее были необыкновенными. У зрачков — чуточку светлее, с темным ободком, отчего казалось, что глаза эти имели бездонную глубину…
Необыкновенными были и ее руки. Они рыли шурфы, отбирали пробы пород, приходилось им иметь дело и с тяжелым буровым инструментом и, несмотря на это, они всегда оставались поразительно красивыми…
И вот в этих руках, Андрей, я впервые увидел большой сверкающий алмаз, найденный ею в нашем районе в отложениях древней реки…
Владимир замолчал и некоторое время задумчиво смотрел на лунную дорожку. А затем сказал:
— Стоит ли говорить, что она мне очень нравилась… Но закончились полевые работы, она уехала, а я… так и не успел сказать ей об этом. И остался у меня лишь красивый камень, подаренный ею в день отъезда…
Владимир снова замолчал, глядя на полную луну, вздохнул чуть слышно и, нервно ломая спички, зажег потухшую папиросу. Молчал и я, терпеливо ожидая продолжения рассказа. Я знал, что жизнь Владимира сложилась тяжело, что это было у него пожалуй, единственное увлечение, и мне очень хотелось, чтоб рассказ его не оборвался на этом.
Но вот он сделал две-три затяжки, бросил в воду, недокуренную папиросу и продолжал:
— И вот смотрю я теперь на свой алмаз и вспоминаю ее, эту необыкновенную женщину, которая нечаянно забрела тогда в мою жизнь. Она вошла в нее весело, с улыбкой, широко раскрыв дверь и внеся с собой аромат цветущей юности… Вошла так, как врывается в окно весенний ветер. Вошла нежданно, без стука, и так же нежданно ушла своей дорогой, оставив гнетущую пустоту и большую негаснущую грусть. А еще остались воспоминания. И эти воспоминания нет-нет, да и нахлынут на меня, и я все больше и больше начинаю понимать, что с ее отъездом навсегда потерял то, что люди называют счастьем… Я смотрю на этот сверкающий камень, а вижу ее милые грустные глаза, какими она смотрела на меня в окно отходящего поезда и в которых блестели слезы. В тот миг мне хотелось броситься в вагон и удержать ее, сказать ей обо всем, просить не уезжать от меня… Но я не сделал этого. Она уехала, так и не узнав, что творилось в моей душе…
— Да почему же? — перебил я его. — Почему ты ничего не сказал ей?
Он горько усмехнулся:
— Видишь ли, Андрей… Мне казалось, что я обижу ее этим. Я даже не мог подумать, что она тоже… может испытывать что-нибудь подобное ко мне. Мне даже казалось, что ей нравится другой…
Он снова вздохнул.
— А спустя три года я получил от нее письмо, из которого узнал, что я глубоко ошибался. Она тоже уезжала от меня с болью в сердце и тоже не решилась открыться в своих чувствах…
— Ну и он? Он написал ей? — нетерпеливо перебил Саша.
Андрей Иванович покачал головой:
— Нет, Саша, он ничего не написал ей.
— Почему же?
— Потому что в жизни бывают такие вещи, которые нельзя ни вернуть, ни исправить. Только воспоминания о них остаются навсегда и время от времени вспыхивают в нашей памяти так же ярко, как этот чудесный камень…
Андрей Иванович достал из кармана небольшую плоскую коробочку и, легко щелкнув крышкой, протянул ее Саше. Тот живо обернулся и, взяв коробку в руки, быстро поднес ее к глазам. Ему не терпелось взглянуть на бриллиант. Но… Что такое? Где же камень? Саша невольно протер глаза. В коробочке не было никакого камня. Чудесная звезда сияла там на темном бархате. Тысячи тонких, как иглы, лучей рвались от нее во все стороны, переливаясь всеми цветами радуги. Ослепительно-яркое пламя металось по дну коробочки. Алмаз словно горел под луной, и казалось, будто от него исходили волны призрачного света, в которых тонули уснувшие леса.
Мальчик не верил своим глазам. Ему много раз приходилось слышать о красоте алмаза. Он знал, что ни один камень не может сравниться с ним по способности сверкать своими гранями. Но чтоб это выглядело так!.. Такого чуда он не мог себе представить.
Саша перевел взгляд на геолога.
— Но почему этот бриллиант теперь у вас?
Андрей Иванович вздохнул.
— Владимир погиб два года назад, а свой алмаз просил передать мне. И теперь это воспоминание об очень хорошем человеке и очень чистой и светлой любви.
Он вынул алмаз из коробочки и легонько подбросил его на ладони, потом тряхнул головой, словно стараясь отвлечься от грустных мыслей, и тихо продолжал:
— Алмаз… Знаешь ли ты, Саша, удивительную историю этого камня? Трудно представить себе что-нибудь более замечательное из всего, что было создано неживой природой. Он был известен людям с незапамятных времен. Но и по сей день редко кто остается равнодушным при виде этого сверкающего камня, не имеющего себе равных в более чем двухтысячном мире минералов.
В былые времена ему приписывали самые невероятные свойства, начиная с таинственной способности избавлять человека от тяжких недугов и кончая сверхъестественной силой отпугивать коварных духов. Обладавшие им люди считали себя гарантированными от всех болезней, всех врагов и несчастий. Целые народы древности поклонялись ему, как божеству. В Индии, например, в честь каждого крупного алмаза воздвигали храм, и многие поколения жрецов, давшие обет служить Священному камню, отдавали всю свою жизнь хранению этой реликвии. Если же случалось так, что алмаз выкрадывался из храма или захватывался силой в результате набегов враждебных племен, то жрецы эти покидали родину и тайно сопровождали свое божество повсюду, куда бы ни забросила его судьба. Они шли за ним из города в город, из страны в страну, негласно охраняя целостность святыни. И горе владельцу алмаза, который решился бы разделить его на части. Никакие стены и запоры не могли оградить его от острого кинжала или смертоносного яда. Так продолжалось многие годы. Если кто-либо из жрецов-хранителей умирал, на смену ему высылался другой служитель храма, и так до тех пор, пока алмаз не возвращался на родину.
Так было в глубокой древности. Позднее алмаз занял исключительное положение в мире роскоши. Богатые вельможи тратили целые состояния, чтобы приобрести хоть один сверкающий камень, а цари и короли готовы были поступиться честью государства, лишь бы прибавить бриллиант к своей короне. Красиво ограненные камни, то голубые или розовые, то абсолютно бесцветные, чистые, как слеза, переливающиеся всеми цветами радуги, сияли теперь на роскошных одеждах придворных дам, горели в коронах царей, украшали рукоятки шпаг прославленных полководцев, дразнили своей красотою из окон богатых ювелирных магазинов. Из темных мрачных храмов алмаз перекочевал в блестящие гостиные, с грубых каменных изваяний перебрался на пышные наряды и модные прически великосветских красавиц. Русская царица Екатерина Вторая, например, появлялась на балах лишь в платьях, сплошь усыпанных бриллиантами, а ее фаворит Потемкин водил за собой специального слугу, который носил его шляпу, настолько тяжелую от нашитых на нее алмазов, что ее невозможно было удержать на голове.
Алмаз стал символом богатства, затмив собой золото и серебро. Отныне этот камень сделался предметом вожделенья алчных ростовщиков и банкиров. В погоне за ним сильные мира сего выжимали пот и кровь из тысяч обездоленных тружеников. За этим камнем стали охотиться искатели легкой наживы, устремляясь туда, где вспыхивала «алмазная лихорадка».
Но алмазу не суждено было навсегда остаться в плену лености и праздности. В последнее время этот удивительный камень покинул роскошные дворцы и троны и перешел в цеха заводов, став верным помощником рабочего человека. Однако и здесь он занял совершенно исключительное положение. С помощью алмаза оказалось возможным делать то, о чем прежде нельзя было и мечтать. Алмаз дал возможность резать и сверлить такие твердые материалы, как кварц, стекло, корунд, керамику, кремний, германий, сверхтвердые сплавы, идущие на изготовление инструмента. Алмаз дал возможность бурить самые твердые породы земной коры, что произвело целый переворот в горнорудной промышленности, открыв широкий доступ человеку к скрытым в недрах земли рудам, углю, нефти, поделочным камням и другим природным богатствам, Наконец, алмаз совершенно изменил технологию производства, особенно в металлообрабатывающей, оптической и керамической промышленности, позволил обрабатывать детали с невиданной прежде быстротой.
Чем же заслужил алмаз исключительное внимание людей? Этим он обязан прежде всего своим поразительным свойствам. Ни один камень не обладает таким ярким блеском и столь высокой степенью светорассеяния, как алмаз. Именно редкостная способность алмаза рассеивать свет, подобно тому, как это делают капельки дождя, образуя на небе яркую радугу, в сочетании с высоким лучепреломлением и создает ту разноцветную игру отраженных им лучей, которая пленила людей еще на заре человеческой культуры.
Но не это было главным. Главное, что заставило выделить этот камень из всех других образовании природы, заключалось в том, что на земле нет ни одного другого вещества, которое обладало бы такой громадной твердостью, как алмаз. Даже корунд, не имеющий себе равных по твердости, слабее алмаза почти в сто пятьдесят раз! Алмазом можно резать, пилить, сверлить любые самые твердые вещества: любой металл, любой минерал, любую породу. Алмаз же можно обрабатывать только алмазом. Ни один камень не может оставить на его поверхности даже малейшей царапины.
Но это еще не все. Алмаз не растворяется ни в одной из известных человеку жидкостей. Никакие кислоты или их смеси, никакие щелочи или органические растворители даже при кипении не оказывают на алмаз ни малейшего воздействия. Необычайно стоек он и по отношению к кислороду. До температуры в семьсот двадцать градусов на нем не обнаруживается никаких следов окисления. Зато при более высокой температуре и достаточном доступе кислорода алмаз загорается и сгорает бесследно…
— Как сгорает? Это же камень? — воскликнул Саша.
— Да, это камень. Но состоит он из чистейшего кристаллического углерода. От мягкого черного графита или обыкновенной печной сажи алмаз отличается только особой, чрезвычайно плотной упаковкой атомов углерода. А при горении углерод соединяется с кислородом, и образуется бесцветный углекислый газ, точно такой же, как при горении угля, сажи, дров. Так что уничтожить алмаз не так уж трудно. Впрочем, есть у этого камня и еще одно уязвимое место — его хрупкость.
В древних книгах «Ляпидариях» есть такое место: «Если положить алмаз на наковальню, смочить его кровью козла и с силой ударить по нему тяжелым молотом, то и молот и наковальня разлетятся в куски». Не знаю, держал ли мудрец, писавший эти строки, алмаз в руках, но то, что он не смачивал его кровью козла и не бил по нему молотом — в этом можно не сомневаться. В противном случае от алмаза его остались бы одни осколки. А молотку с наковальней он не причинил бы ни малейшего вреда…
Владимир рассказал мне однажды такую историю. Работал у него в партии молодой коллектор, мальчишка смышленый, но своевольный. Забежал он как-то в экспедиционную лабораторию. А туда только что доставили алмаз на исследование. Увидел он его на лабораторном столе и решил удостовериться, действительно ли этот камень такой твердый, как о нем говорят. Не знаю, слышал ли парнишка когда-нибудь о том, что говорилось на этот счет в «Ляпидариях», но только схватил он молоток да как стукнет по алмазу! Лада, которая была в то время в лаборатории, только руками всплеснула. Осталась от алмаза лишь кучка белого порошка. А надо тебе сказать, что алмаз этот был уже заактирован и внесен по крайней мере в пять или шесть кадастров. Тогда на этот счет строго было. И вот, пожалуйста… Был алмаз и нет его! Как объяснить исчезновение камня? Бедный мальчишка готов был пальцы себе молотком отбить. Да ведь этим делу не поможешь! Составили акт. Приложили к нему собранный порошок. И что же ты думаешь… Когда этот акт дошел до начальника экспедиции, тот отказался его визировать.
— Что, — говорит, — вы мне голову-то морочите! Разве алмаз можно молотком расколоть?
С тех нор в экспедиции его так и прозвали — мудрец из «Ляпидарий».
Андрей Иванович усмехнулся.
— Впрочем, не долго ему пришлось там работать. Оказалось, что он не только об алмазах ничего не знал, но не мог и кварца от гранита отличить. Война помогла ему занять теплое местечко в управлении. Ну, а фронтовики помогли управлению избавиться от такого мусора. И пошел мудрец из «Ляпидарий» В счетоводы, полушубки да ватники считать…
Саша невольно улыбнулся. Алмазы и полушубки!..
— Андрей Иванович, а как они находили эти алмазы? Прямо так, в земле?..
— Видишь ли, Саша… За все время работы Владимира в Уральской экспедиции сам он не нашел ни одного алмаза. Что же касается нахождения их в природе вообще, то об этом можно рассказать много интересного.
Не менее пяти тысяч лет прошло с тех пор, как люди познакомились с алмазом. Но вплоть до конца XIX века никто не встречал его в коренных месторождениях. И в Индии, и в Бразилии, и в Австралии — всюду, где были известны находки алмазов, они встречались лишь в рыхлых наносах современных рек и ручьев или в песках и галечниках, отложенных древними реками. Но люди давно уже поняли, что все эти алмазы находятся во вторичном залегании, то есть отложены речными потоками, будучи перенесенными на более или менее значительные расстояния от того места, где они образовались. Так возникают, например, россыпные месторождения золота. Они представляют собой продукт разрушения и переноса реками золотоносных гидротермальных жил. Такие жилы известны во многих странах. А вот за счет чего образовались алмазные россыпи, это долгое время оставалось загадкой. Никаких алмазоносных жил не находили ни в Индии, ни в Бразилии, ни в других местах.
Так продолжалось до 1867 года. А в этом году дети одного африканского фермера, жившего на берегу рек» Оранжевой, нашли в речном песке удивительный камень, который легко резал стекло. Фермер продал этот камень европейцам и был немало удивлен, получив за него 500 фунтов стерлингов. Такая удачная сделка толкнула его самого на поиски диковинного камня. А вскоре к нему на ферму пришел негр и сказал, что у него тоже есть камень, который светит как солнце к тверже, чем наконечник железного копья. Фермер сейчас же купил этот камень и снова перепродал его европейцам уже за 11200 фунтов стерлингов. Так появился красивейший из алмазов — «Звезда Южной Африки».
Известие об открытии алмазов в Африке всколыхнуло весь мир. Тысячи людей покинули родные края и бросились туда в поисках счастья. Началась невиданная еще «алмазная лихорадка», в результате которой погибла не одна сотня любителей легкой наживы, хлынувших в Африку со всех концов земли.
Очень скоро с реки Оранжевой поиски перебросились на реку Вааль, а через некоторое время в знойной пыльной пустыне Карру, среди мощных пластов песчаников и сланцев, было открыто наконец первое коренное месторождение алмазов.
Оно представляет собой целую серию сравнительно узких, почти совершенно круглых, уходящих на неведомую глубину каналов или труб, заполненных: сильно перемятой вулканической породой — кимберлитом. Вот в этих-то породах, совсем не похожих на вмещающие их толщи песчаников и сланцев, и были заключены кристаллы алмазов. Таких трубок в пустыне Карру было найдено около двух с половиной сот. Диаметр их измеряется десятками или сотнями метров. Что же касается глубины, то конца их до сих пор не достигла ни одна буровая скважина.
Ученые установили, что эти трубки представляют собой своеобразные вулканические жерла, по которым когда-то вырывалась из глубин земли огненно-жидкая, насыщенная углеродом магма, причем подъем ее к земной поверхности носил характер гигантского взрыва. Естественно, что в результате такого взрыва в магме создавалось колоссальное давление, которое, наряду с громадной температурой, и заставляло содержащийся в магме углерод кристаллизоваться в форме алмаза.
Так была решена загадка происхождения алмазов. Но Африканское месторождение до самых последних лет было единственным коренным месторождением алмазов в мире, вследствие чего почти вся мировая добыча их оказалась сосредоточенной в руках мощного «Алмазного синдиката», который не только искусственно поддерживал высочайшие цены на этот камень, намеренно задерживая его добычу, но и прямо отказывался продавать его советскому государству.
Между тем у нас в стране алмазов было очень мало. Первый русский алмаз был найден в 1829 году на Крестовоздвиженском золотом прииске Урала четырнадцатилетним крепостным мальчиком, и с тех пор поиски алмазов не прекращаются по сей день. Искала их и Уральская экспедиция Владимира. Но результаты этих поисков были больше чем скромными. Достаточно сказать, что вся годовая продукция алмазной обогатительной фабрики, построенной, в районе работ этой экспедиции, умещалась в коробку из-под папирос «Казбек».
Но в последние годы положение совершенно изменилось. Работами наших геологов в суровой Якутской тайге было открыто второе в мире коренное месторождение алмазов. Причем, интересно отметить, что возможность нахождения алмазов на Сибирской платформе была еще за несколько лет до этого теоретически предсказана нашим ученым Соболевым, который установил общность геологического строения Сибири и Южной Африки. Впрочем, об алмазах можно говорить всю ночь. А у меня уже глаза слипаются.
Андрей Иванович спрятал алмаз в карман и сладко потянулся.
— А что у тебя с рукой? — вдруг обратился он к Саше.
Тот снова помрачнел:
— Зашиб о дерево…
— Да что ты с ним, дрался, что ли?
Саша только вздохнул.
— И что ты все вздыхаешь? Что с тобой? Поцапался с Валерием, наверное?
— Да…
— Ну и что? Подумаешь, горе! Тюкнул ты его, что ли?
Саша махнул рукой:
— Хотел тюкнуть, да рука сорвалась. Вот и ободрал ее о дерево…
Андрей Иванович неожиданно рассмеялся.
— Сорвалась, говоришь? Жаль… Такого хлюста не грех и проучить немного. — Он чуть помолчал. — А у Наташи вот не сорвалась.
Он снова рассмеялся:
— Как она его трахнула!
— Что?! — Саша впился глазами в Андрея Ивановича. — Что вы сказали? Наташа его стукнула?
— А тебя это удивляет?
— Да нет, не то чтобы удивляет, но… за что же она его стукнула? Вы сами видели?
— Да, случилось так, что я стал нечаянным свидетелем их «теплой» беседы.
— Ну?
— Что ну?
— О чем же они говорили?
— Ишь, любопытный какой! Мало ли о чем они говорили…
— Андрей Иванович!.. — Саша с мольбой посмотрел ему в глаза.
— Ну хорошо. Я скажу тебе об этом. Валерий начал рассказывать какие-то пакости о твоем погибшем отце, и Наташа влепила ему за это такую пощечину, что только звон по реке пошел.
— Не может быть…
— Что не может быть?
— Вы понимаете, Андрей Иванович, а ведь он мне совсем наоборот все это рассказал.
— Это на него похоже. Уж если у него хватило подлости похоронить нас раньше времени, то чего же ты от него хочешь…
Мысли Саши снова завертелись в стремительном вихре.
— Андрей Иванович, но ведь я в самом деле ничего не знаю о своем отце… А что, если…
— Никаких если! Твой отец погиб за счастье людей. И никому не позволяй глумиться над его светлой памятью. Понял?
— Спасибо, Андрей Иванович… Я… В общем, спасибо вам.
— Ну, вот и хорошо.
Геолог ласково привлек к себе Сашу.
— Спокойной ночи, мой мальчик. А отец… отец не может быть плохим. Никогда!
— Спокойной ночи, Андрей Иванович. Я знаю, что это так. Я всегда это знал.
Геолог встал и медленно направился к палаткам. Но вдруг он обернулся:
— Да, я забыл тебя спросить, как чувствует себя Наташа?
Саша покраснел:
— Я… я не разговаривал с ней сегодня.
— Не разговаривал с ней весь день?
— Да…
— И тебе не стыдно?
Саша молчал. Ему было очень стыдно.
— Иди и сейчас же узнай, как она себя чувствует.
Саша замялся:
— Так она уже спит, наверное.
— А ты окликни ее, может быть и не спит.
— Да как же так, ночью… неудобно…
— Иди, иди! А мне пора спать.
Андрей Иванович поднялся на пригорок и скрылся в своей палатке. Саша проводил его долгим взглядом. Что же теперь делать? Пойти к Наташе? Но ведь он так обидел ее сегодня. И из-за кого! Из-за этого брехуна! Саша даже зубами скрипнул от злости. Как он мог ему поверить? Ведь знал, лучше всех знал что он брехун, и так глупо попался ему на удочку. А еще предупреждал Наташу!.. И что она подумала о нем?.. Саша чуть не застонал, вспомнив, как грубо оборвал он ее сегодня вечером. Дурак! Какой же он дурак! Ну что же, так он ей сейчас и скажет.
Саша решительно поднялся к лагерю и подошел К Наташиной палатке. Там было тихо. Он осторожно перевел дыхание и огляделся по сторонам.
Большая яркая луна плыла теперь над самой головой, и все вокруг будто тонуло в ее холодном свете. Ночная тайга словно погрузилась вдруг на дно огромного седого океана, и оттого и лес, и лагерь, и тихая. уснувшая река, казалось, стали частью какого-то подводного царства, где все было таинственным и неподвижным. В глубоком сне, будто навечно, застыли белесые ели, точно покрытые морозным инеем. Густые клубы голубоватого тумана надвинулись на Ваю и повисли над водой, подобно хлопьям пены. Резкие черные тени протянулись от ослепительно сверкающих, будто посеребренных, палаток и прибрежных кустов, которые казались сейчас скоплением невиданных чудовищ.
Саша чуть помедлил, а затем робко, вполголоса позвал:
— Наташа…
В палатке послышался слабый шорох, и снова все смолкло. Саша затаил дыхание. Неужели не откликнется?.. Прошла минута, две… Из палатки не доносилось ни звука. Саша провел языком по пересохшим губам.
— Наташа… — опять позвал он. Стенка палатки чуть дрогнула. Полог ее неслышно приподнялся. И тонкая фигурка девушки выскользнула на лунную поляну.
Саша шагнул ей навстречу. Лицо Наташи было бледным. Она молча остановилась и вздохнула. Глаза ее были опущены.
— Наташа… — голос Саши прервался. — Наташа… Мне… Я… Я хотел сказать тебе, что я… что я самый глупый осел на свете…
— Саша…
Она протянула к нему руки и неловко застегнула пуговку на его рубашке.
— Ты… наверное есть хочешь?
— А ты?..
Она подняла наконец глаза и, не отнимая руки от ворота рубашки, прошептала:
— Очень, Я ведь почти не обедала сегодня.
— И я тоже.
Он легонько прижал ее пальцы к своей груди, но тут же испугался этой дерзости и, сильно покраснев, добавил:
— Пойдем, поищем чего-нибудь!
— Пойдем, Саша.
Они взялись за руки и побежали к потухшему костру.
