Гробовая тишина царила в древнем склепе. Ни малейшего шороха не доносилось до замурованных в нем людей оттуда, где остались солнце, вода и свежий воздух.

Вода!.. Саша облизал сухие потрескавшиеся губы. Даже не верилось, что где-то совсем рядом течет целая река чистой студеной воды. Пить хотелось нестерпимо. Мысль о воде заглушала все: и чувство голода, и боль в ноге, и даже страх перед смертью в этом жутком подземелье.

Сколько времени прошло с тех пор, как они забрались сюда, Саша не знал. Он помнил только, что после небольшого отдыха они снова с ожесточением набросились на груду камней, пытаясь разбросать роковую баррикаду. Но все напрасно. На этот раз им не удалось продвинуться ни на шаг. Камни сыпались сверху все больше и больше. Было ясно, что освободить от них проход не удастся.

Совсем обессилев, Саша прилег на землю и как будто задремал. Да, конечно, задремал. Потому что он видел, что к нему подошел Андрей Иванович и тихо сказал:

— Тайна реки Злых Духов скрыта в твоем глобусе..

А потом их разделила широкая быстрая река, а Саша бросился пить из нее, Андрей Иванович же стоял на другом берегу и все время повторял:

— Главное — это твой глобус. Береги его больше всего на свете.

Малахитовый глобус!.. Саша нащупал рукой эту маленькую дорогую ему вещицу и вздохнул. Он был уверен, что глобус хранит какую-то большую и важную, а главное — очень хорошую тайну, и недалеко то время, когда он узнает о ней.

Он вынул глобус из кармана и крепко стиснул его в руке. Громадная всепобеждающая жажда жизни вспыхнула в нем с невиданной силой. Нет! Он не должен погибнуть здесь, в этом мрачном царстве смерти! Он должен выбраться отсюда во что бы то ни стало. Он должен увидеть Андрея Ивановича. Он должен узнать тайну глобуса. Он должен… встретиться с Наташей. И мысли его унеслись в прошлое.

…Вот он, пятиклассник Саша Ракитин, исподлобья смотрит, как к его парте, на которой он с самого начала года сидел с Валеркой Лариным, направляется новенькая. Валерку пересадили на другую парту за то, что они много разговаривали на уроках. А вместо него предложили сесть новой, только что поступившей к ним в класс ученице.

И она согласилась! Согласилась, несмотря на то, что это было ужасно несправедливо. Они с Валеркой разговаривали только на уроках Инны Федоровны. И разговаривали потому, что на ее уроках было совсем неинтересно. Другие ведь просто спали! Но их почему-то никто не беспокоил. А вот Валерку с Сашей решили рассадить. Правда, новенькая всего этого не знала. Но Саша сделал ей весьма выразительное «разъяснение», показав из-под парты кулак.

И все-таки в первую же перемену она переходила на его парту! Саша решил проучить упрямую девчонку. Как только новенькая подошла к парте, он протянул руку и изо всех сил дернул ее за косу.

«Эх, и завизжит сейчас!» — подумал он. Но вместо этого девочка быстро обернулась и больно стукнула его по руке. Саша не ожидал этого, Растерявшись, он отдернул руку и, машинально поднеся ее ко рту, начал дуть на ушибленное место. И тут случилось самое ужасное из всего, что когда-либо случалось с Сашей: новенькая посмотрела на него, тряхнула косами и вдруг рассмеялась таким звонким смехом, что ему показалось, будто посыпались стекла из окон. И главное, смеялась не только она. Смеялись все. И девчонки и мальчишки. Смеялся даже Валерка Ларин.

Никогда за всю свою одиннадцатилетнюю жизнь не чувствовал себя Саша таким униженным и оскорбленным. Новая девчонка Наташка Северина казалась ему сейчас самым лютым врагом, с которым он не примирится до конца своей жизни.

Но когда несколько месяцев спустя ее пересадили на другую парту, Саша вдруг почувствовал непонятную досаду и еле сдержался, чтобы как-нибудь снова не выразить свой протест. Его нисколько не радовало, что с ним по-прежнему сидел его приятель Валерка Ларин. Глаза его снова и снова отыскивали среди склоненных к партам голов когда-то столь ненавистные косы. Но как далеко они были теперь…

Саша потер виски и облизал пересохшие губы. А в памяти его встала уже другая картина. Он вспомнил почему-то одну из контрольных по алгебре в седьмом классе. Задачка оказалась трудной, и Саша долго не мог с ней справиться. Рядом пыхтел Валерка. Вдруг Саша заметил, что он осторожно развернул какую-то маленькую бумажку и начал быстро переписывать с нее в тетрадь.

— Что это у тебя? — тихо спросил Саша.

— Наташка прислала. Спишу, дам тебе.

Саша покраснел:

— Шпаргалка?! И тебе не стыдно?

Валерий усмехнулся:

— А я не просил. Она сама прислала.

— Так зачем ты взял? Забыл «ЧС»?

Валерий заколебался. С минуту взгляд его растерянно скользил по классу. Но вот он снова взглянул на Сашу и упрямо тряхнул головой:

— Подумаешь! Что тут нечестного. Я же никого не подвожу. Спишу и пошлю дальше.

Саша молча выхватил у него бумажку и, скомкав, бросил под парту.

Валерий вспыхнул.

— Мни, мни! — протянул он с кривой усмешкой. — Я уже все переписал в тетрадь.

— Ну, хорошо! — проговорил Саша с расстановкой. — «ЧС» тебе этого не простит.

— Ха! «ЧС»!.. И не надоели тебе эти игрушки?

— «ЧС» — игрушки?! — Саша хотел было тут же восстановить справедливость. Но только он нацелился, чтобы незаметно угостить Валерку тумаком, как в классе громко прозвучал голос Пал Палыча:

— Ракитин и Ларин, о чем это вы все время переговариваетесь?

Саша отвернулся.

— После уроков поговорим, — процедил он сквозь зубы.

Задачу он все же решил. Теперь пример… Пример оказался нетрудным. Саша сделал его сразу в чистовике к собирался уже сдавать работу, как вдруг сзади послышался голос Наташи:

— В последнем примере исправь плюс на минус! Саша быстро обернулся:

— Почему?

— Исправляй! Объясню после.

«Как же так?..» — Он начал было проверять решение, но вдруг увидел, что Валерка уже собирается сдавать тетрадь учителю.

«Ну нет! Первым ты не сдашь!» — подумал Саша и, вскочив с места, положил свою работу на учительский стол.

После звонка он подошел к Наташе:

— Почему минус, а не плюс?

Она тщательно уложила в портфель тетради, не торопясь достала из парты голубенький шарфик и обернулась к Саше:

— А ты исправил?

— Нет! С какой стати?

— С какой стати!.. — насмешливо протянула Наташа и, подойдя к доске, быстро застучала мелком. — «Смотри! Здесь же знак меняется на обратный.

В самом деле! Как он этого не заметил! А Наташа вдруг дернула его за пуговицу и звонко рассмеялась:

— Эх ты!.. Командор справедливых и честных!

— Бывший командор! — хихикнул Валерка и присвистнул.

Саше стало вдруг жарко.

«Так вот ты как!» — Он сжал кулаки и круто повернулся к Валерке, но, встретив насмешливый взгляд Наташи, молча отошел к доске.

Машинально пробежал он глазами длинные столбцы цифр. А когда обернулся назад, то увидел через раскрытую дверь класса, что в раздевалке Валерка помогает Наташе надеть шубку. Саша опять сжал кулаки, но вспомнил насмешку в глазах Наташи, и руки его невольно опустились…

Саша вздохнул. Ему вспомнился теперь один школьный вечер. Обсуждался вопрос: кем быть? Это было в позапрошлом году. Тогда Саша еще не собирался стать геологом. Он мечтал быть летчиком. Летчиками тогда хотели стать все мальчишки в их классе. Еще бы! Ведь на этом вечере перед ними выступал настоящий летчик.

Потом летчик уехал, а в зале начались танцы. Сначала танцевали только девочки. Но потом к ним начали присоединяться и мальчишки. И Саша с удивлением заметил, что многие из них танцевали, по-видимому, не в первый раз. Но лучше всех танцевал Валерка. Танцевал он, конечно, почти все время с Наташей, и Саша невольно почувствовал к нему зависть.

«Когда и где он так научился?..» — недоумевал Саша, глядя на то, как легко и свободно скользил Валерка по блестящему паркету, увлекая за собой тонкую фигурку девочки.

Саша смотрел на нее, не отрывая глаз. Стройная, как тростинка, она будто плыла по залу, едва касаясь пола носочками туфель. Щеки ее порозовели, кончики кос распушились, а глаза… Глаза ее светились, точно раздуваемые ветром угольки.

А Саша танцевать не умел. Он отошел к самому дальнему окну и, облокотившись на подоконник, стал издали смотреть на танцующие пары.

И тут случилось невероятное. Ее глаза встретились с его глазами. Она улыбнулась ему. Отстранила Валерку. И быстро направилась в его сторону. Огромная радость будто приподняла Сашу над полом. В волнении смотрел он на приближающуюся девочку. Она нравилась ему всегда. Но никогда еще он не видел ее такой красивой, как сейчас, в этом простом синем платье с белым воротничком и маленьких красных туфельках на каблучках.

Она шла и улыбалась большими серыми глазами, а ему казалось, что улыбается весь класс, вся школа, весь мир!.. Она протянула к нему руки и просто, совсем просто сказала:

— Сашка! Чего ты забрался в этот угол? Пойдем танцевать!

И Саша растерялся. Он невольно посмотрел на свои стоптанные ботинки и тихо произнес:

— Так ведь я же… не умею.

Наташа взяла его за руку:

— Пустяки! Пойдем, я тебя научу.

— Нет, что ты!.. — Саша даже попятился от нее. — Как же так, сразу… Разве можно…

— Ну и сиди тут в углу! — сказала Наташа обидевшись.

Она повернулась на каблучках и, не оборачиваясь, пошла прочь. И сразу все переменилось: и музыка зазвучала как-то невесело, и зал показался вдруг будничным и тесным, и на душе стало грустно и тоскливо.

И вот теперь она снова где-то с Валеркой. Им светит солнце. Над ними чистое небо. А он…

Саша с тоской посмотрел на каменные глыбы, загородившие выход из грота. Нет, с ними им не справиться! Ни за что! Этот выход закрылся навсегда. Этот выход… Этот выход… Но почему он думает только об этом выходе? А нет ли отсюда другого выхода?

Саша порывисто сел и крепко потер рукой лоб. Как не пришла ему эта мысль прежде? Он живо представил себе длинный темный туннель, по которому они проникли в пещеру. Под их ногами скрипел песок, оставленный подземной рекой, когда-то прорвавшей стену, отделяющую ее от Ваи. Но ведь она текла в ту сторону, откуда они пришли. Саша отчетливо вспомнил, что их путь сюда все время поднимался. Значит, река вытекала из этой пещеры. Но откуда же вода поступала в нее?

Саша вскочил на неги. Спасительная мысль молнией мелькнула в голове:

— Петр Ильич! Из пещеры должен быть другой выход!

Геолог, до того безучастный ко всему, живо обернулся на голос:

— Другой выход?

— Да! Помните, вы говорили о подземной реке. Она вытекала из этой пещеры. Но ведь она должна была откуда-то и втекать в нее!

Петр Ильич махнул рукой:

— Чепуха! Дыру эту мы, может быть, и найдем. Но разве это будет выходом из пещеры? Она нас заведет в такие катакомбы!.. Ведь река начинается с маленьких ручейков.

Он опять уронил голову на грудь. Но Саша подошел к нему вплотную и быстро, словно боясь потерять какую-то важную мысль, заговорил:

— Нет, Петр Ильич! Это не так. Вспомните… Ведь вы говорили, что подземная река прорвала стену, отделявшую ее от Ваи…

— Ну и что?

— Так этот прорыв должен быть где-то выше. Понимаете, выше! Иначе здесь до сих пор была бы вода. Ведь река текла в ту сторону, откуда мы пришли. Текла через пещеру. А теперь здесь сухо. Значит, она прорвала стену не доходя до пещеры.

С минуту Петр Ильич как будто старался уяснить смысл сказанного. Потом стремительно вскочил на ноги:

— В самом деле! Мы все время поднимались вверх. Как я об этом не подумал?! Конечно, прорыв должен быть выше пещеры. И если он не завален…

Он быстро схватил фонарь и направился вдоль черной стены, внимательно осматривая каждую впадину. Саша едва поспевал за ним. Луч света выхватывал из темноты все новые и новые участки пещеры. Вот и знакомый каменный трон. Огромная чаша жертвенника. Черный идол, поднимающийся над ней…

Саша направил луч фонаря кверху. Идол все так же смотрел на них с высоты своего огромного роста. И теперь, с одним глазом, был страшнее, чем прежде.

Они двинулись дальше, метр за метром осматривая черные своды пещеры. Но никакого прохода или хотя бы маленькой узкой щели не было видно в этих мрачных стенах.

Движения Петра Ильича замедлились. Теперь он еле переставлял ноги, тщательно обшаривая каждую впадину и выступ. Время от временной освещал фонарем и потолок пещеры. Но и там не было видно никакого отверстия.

Наконец луч света уперся в груду наваленных камней. Они обошли весь грот и снова подошли к обвалу. Петр Ильич разразился проклятьями и, с силой дернув ворот душившей его рубахи, тяжело опустился на землю. Саша сел неподалеку от него. Смертельная тоска сжала его сердце. Ему вдруг захотелось броситься на эти черные стены, бить в них кулаками и кричать, взывать о помощи…

Но это продолжалось лишь несколько мгновений. Вскоре он поднялся и вновь принялся осматривать стены пещеры. Должен же где-то быть из нее второй выход. Непременно должен быть!

Саша снова и снова обдумывал то, что сказал ему геолог о подземной реке. Если он прав, что туннель, который привел их сюда, проделан водой, то должна же она была откуда-то вливаться в это подземелье! А может быть… Может быть, создатели склепа заделали второе отверстие?..

Он схватил молоток и начал тщательно выстукивать стены подземелья. Долгое время это не давало никакого результата. И вдруг, неподалеку от страшного идола, когда мальчик потерял уже всякую надежду, его молоток вонзился во что-то вязкое и рыхлое. Он нагнулся к стене и чуть не вскрикнул от радости: под толстым слоем сажи ясно виднелось сухое истлевшее дерево.

У Саши перехватило дыхание. С минуту он лихорадочно ощупывал руками огромные, плотно сдвинутые бревна, а потом, как одержимый, принялся бить по ним молотком. И ветхое дерево не выдержало. После нескольких ударов молоток Саши провалился в большое зияющее отверстие. Мальчик сунул в него руку, и она не встретила препятствия. Тогда он изо всех сил ударил сапогом по гнилому бревну. Толстая лесина слабо ухнула и медленно повалилась к его ногам. Луч фонарика затерялся во мраке узкого длинного туннеля.

И тогда Саша крикнул. Крикнул громко, во весь голос, впервые нарушив тишину подземного кладбища:

— Петр Ильич! Сюда! Здесь выход!!

Через несколько минут они двигались по тесному извилистому коридору. Он казался бесконечным. Луч фонарика то скользил по гладким каменным стенам, то терялся во мраке длинного подземелья. Глаза Саши до боли впивались в темноту. Все в нем напряглось до предела. Дыхание перехватывало от страха и надежды. Неужели и этот проход окажется закрытым?.. Неужели и он упрется в завал?..

Он пошел еще быстрее. Поворот… Снова поворот… Крутой подъем… Еще поворот… И вдруг сердце мальчика сжалось от радостного предчувствия. Он замедлил шаги и погасил фонарь.

— Петр Ильич, — погасите свой фонарик!

Они остановились — и посмотрели вперед.

— Кажется, свет…

С минуту они стояли молча, боясь поверить своей догадке.

Наконец Саша прошептал:

— Выход… — И бросился вперед.

Вскоре фонари были уже не нужны. С каждым поворотом становилось все светлее и светлее. Вот уже ясно обозначились стены туннеля. Потом стал виден покрытый песком пол. И вдруг… Нестерпимо яркий свет ударил им в глаза.

Саша невольно зажмурился. А когда снова разомкнул веки, то увидел перед собой большую узкую щель, а в верхней части ее — бездонное синее небо. Мальчик подскочил к отверстию и глянул вниз. Он был уверен, что увидит Ваю. Но внизу была не река, а большой овраг, по дну которого бежал многоводный ручей.

— Петр Ильич! Смотрите! Где же Вая?

Геолог подошел к отверстию:

— Вая? Она, видимо, осталась левее. Это ее приток.

Он обвел глазами высокие каменистые склоны оврага:

— А вон и наша подземная река!

— Где?

Петр Ильич вытянул вперед руку:

— Вон там. Видишь большой камень, у которого примостилась кривая лиственница?

Саша посмотрел в указанном направлении. Там, возле сползшей сверху глыбы, из земли вырывался мощный поток. Стремительным каскадом низвергался он вниз, дробясь о камни, усеявшие нижнюю часть склона.

— Вот оно что!.. — протянул Петр Ильич, осматриваясь по сторонам. — Овраг перерезал подземный поток. Теперь понятно, почему высохли эти лабиринты.

Но Саша его уже не слушал. Он видел перед собой воду. Только воду! Можно ли было сейчас думать о чем-нибудь другом? Он прыгнул вниз и, не обращая внимания на крутизну склона, на боль в ноге, на острые камни, катящиеся из-под сапог, помчался к ручью, который так заманчиво искрился на солнце.

Вода!.. Что может сравниться с водой для человека, который более суток страдал от жажды! Саша с разбегу бросился животом на землю и припал губами к шумящему потоку.

Первые минуты он не замечал ничего. Пил, фыркал, как молодой жеребенок, и снова пил. Но когда острая жажда прошла, он вдруг увидел свое отражение в ручье и чуть не вскрикнул: лицо его было совершенно черным. Он провел рукой по щеке и обернулся к подходящему Петру Ильичу. Тот тоже торопился к воде и не обращал внимания на Сашу. Зато Саша не мог отвести теперь от него удивленных глаз. С минуту он молча рассматривал своего спутника, а потом разразился таким хохотом, что Петр Ильич испуганно попятился от него в сторону.

Лицо геолога было черным от сажи. Черными были и его руки, куртка, воротник рубашки. Черными были даже очки, которые он усиленно протирал обеими руками, стараясь понять, что так развеселило Сашу. Но вскоре и ему стало ясно, в чем дело, и он залился веселым смехом.

А Саша повалился на землю и, положив руки под голову, стал смотреть на облака. И никогда еще небо не казалось ему таким глубоким и синим, а воздух таким чистым и прозрачным. Солнце же так приятно щекотало его горячими лучами, ветерок так ласково теребил его спутанные, давно не чесанные волосы, ручей так весело напевал ему свою бесконечную песенку, что Саша медленно прикрыл глаза и подумал:

«Как много говорят и пишут о счастье! Как много спорят о том, что нужно человеку для счастья. А ведь высшее счастье — просто жить на земле…»

Тем временем Петр Ильич напился и, немного смыв с лица сажу, подошел к Саше.

— Чего же ты разлегся? Бежим скорее к реке! Не растащили бы там звери наши продукты. Я просто умираю с голоду.

Саша поднялся. Теперь, когда прошло чувство жажды и спало нервное напряжение, не покидавшее его в пещере, он тоже почувствовал нестерпимый голод.

Они быстро пошли вниз по ручью. Долина его постепенно расширялась, склоны становились положе, а сам ручей — шире и спокойнее. Но идти было трудно. Дно долины было сплошь завалено камнями. Русло ручья, словно нарочно, прижималось то к одному ее склону, то к другому, а перебираться через него стало не так-то просто.

Но разве это можно было сравнить с пещерой! Саша невольно оглянулся назад и вдруг вспомнил:

— Петр Ильич, я не совсем понял, как это овраг перерезал подземный поток?..

— А помнишь большой источник на другой стороне оврага, под лиственницей?

— Ну да.

— Так вот, место выхода этого источника и та щель, из которой мы выбрались, когда-то соединялись подземным туннелем. Представь себе, что между ними проложена труба. А весь этот овраг заполнен землей. Вот так и было, когда вода текла через пещеру. Наш ручей тогда был много выше потока. Но постепенно он все больше углублялся в берег Ваи. Тальвег оврага опускался все ниже и, наконец, достиг подземной реки…

— И она вырвалась на волю!

— Да, поток свернул со своего пути и потек по оврагу. А его прежнее русло, по которому мы с тобой странствовали под землей, пересохло. Но овраг продолжал углубляться. И постепенно место выхода потока оказалось выше тальвега оврага, как и вход в туннель, идущий к пещере.

— А как же тот, другой вход, по которому мы забрались в пещеру?

— Там произошло то же самое. Но уже не овраг, а Вая перерезала русло потока. Да вон, кстати, и она сама!

Саша живо посмотрел вперед и увидел широкую гладь реки. И какой же родной и близкой показалась она Саше. На миг у него затуманились глаза и запершило в горле.

— Вая… — прошептал он чуть слышно. — Вот мы и вернулись к тебе!..

И река улыбнулась ему всей сверкающей ширью, а в шуме ее вод Саше послышались даже дружеские приветливые нотки.

Все их имущество оказалось в целости и сохранности. Утолив голод и смыв жирную сажу, они раскинули палатку и, смазав лицо и руки рипудином, повалились на спальные мешки. Теперь можно было отдохнуть. Саша закрыл глаза и с удовольствием вытянул ноги. Через минуту он уже засыпал, но его окликнул Петр Ильич:

— Саша…

— Что?

— Ты не спишь еще?

— Нет, а что?

Петр Ильич немного помолчал, а потом заговорил каким-то — странным, словно простуженным голосом:

— Видишь ли, я… В общем, ты извини меня. Там, в пещере, я не совсем вежливо говорил с тобой… Сам понимаешь, какое у меня было состояние…

— Что вы, Петр Ильич, — перебил его Саша, — я уже и забыл все это.

— Так ты не сердишься на меня?

— Нет, нисколько.

Петр Ильич повернулся на бок, и вскоре в палатке раздался его свистящий храпоток.

Но Саше уже не спалось.

«Какой нелепый обычай просить прощенье! — думал он, глядя на спящего геолога. — Извинился — и словно гора с плеч! Но разве это что-нибудь меняет? И разве дело в тех выражениях, какие он допустил в пещере? Просто он стал самим собой. А теперь извиняется…»

На другой день они поднялись рано. Над рекой еще клубился туман, а трава была почти белой от обильной утренней росы. С воды тянуло холодком. Солнце скрывалось еще где-то за лесом, и лишь отдельные лучи его несмело прорывались сквозь высокую стену деревьев.

Саша в нерешительности остановился перед темной, дымящейся водой. Прыгать в нее было страшновато. С минуту он потоптался на мокрой траве и решил было уже отложить на сегодня купанье, но тут же вспомнил насмешливые глаза Андрея Ивановича и, громко ухнув, бросился в воду.

Речная прохлада смыла последние следы слабости оставшиеся от подземных злоключений. Они казались уже чем-то вроде недавнего жуткого сна. Но когда Саша начал надевать брюки, рука его наткнулась на что-то твердое. Он сунул руку в карман и даже вздрогнул от внезапно нахлынувших воспоминании: рука его нащупала камень, вынутый геологом из глазницы черного идола.

Саша раскрыл ладонь и невольно вскрикнул от удивления: камень — был… зеленым. Что же это могло значить? Он отчетливо помнил, что глаза идола горели фиолетово-красным огнем. Таким же фиолетово-красным был этот камень и в руке Саши, когда Петр Ильич вынул его из глазницы идола. Может быть, это совсем другой камень? Но нет. Саша отчетливо помнил, что именно такую форму небольшой шестилепестковой розы имел загадочный кристалл. Однако там, в пещере, при свете фонарика, он был зловеще-красным, а теперь в лучах восходящего солнца сверкал всеми своими гранями совершенно прозрачный камень удивительно нежного, изумрудно-зеленого цвета.

Саша быстро оделся и помчался к палатке. Петр Ильич уже раскрывал банки с консервами, весело насвистывая мотив какой-то знакомой песенки. Саша подал ему камень:

— Петр Ильич, смотрите! Глаз-то идола позеленел.

Но Петра Ильича это нисколько не удивило. Он отложил в сторону нож, неторопливо вытер руки и только после этого взял у Саши зеленую розочку.

— Так и быть должно, Я еще в пещере догадался, что это александрит.

— Но почему же он так позеленел, этот александрит? Ведь он был красным. Или он так же меняет окраску, как и синий вивианит?

Петр Ильич усмехнулся:

— Здесь дело посложней. Иди-ка сюда.

Он нырнул в палатку и, раскрыв свой спальный мешок, сунул туда руку с александритом.

— А теперь возьми фонарь и освети его.

Саша недоуменно пожал плечами, но послушно взял фонарь и, направив луч света в отверстие мешка, заглянул туда сам.

— Да как же это так? — воскликнул он, поднимая голову. Таинственный камень опять горел ярким фиолетово-красным огнем, точно так же, как горел он в глазнице черного идола.

Петр Ильич улыбнулся:

— Здорово?

— Ох и здорово! — воскликнул Саша.

— Это и отличает александрит от других разновидностей хризоберилла. Недаром он является драгоценным камнем первого класса. Когда-то за него платили бешеные деньги. Но не только окраской ценится александрит. Все хризобериллы обладают громадной твердостью. По твердости этот минерал уступает только корунду и алмазу. Даже топаз имеет меньшую твердость, чем хризоберилл. Но это еще не все. — Петр Ильич вышел из палатки и снова взялся за консервы. — В состав хризоберилла входит металл бериллий, обладающий чрезвычайно ценными свойствами. Достаточно сказать, что он в пять раз легче меди и в то же время отличается исключительно высокой прочностью и довольно большой тугоплавкостью. Главная же его ценность заключается в громадной теплопоглощаюшей способности. Каждый килограмм бериллия способен «вобрать» в себя в пятнадцать раз больше тепла, чем такой тугоплавкий металл, как, например, платина. Вот почему этот элемент является наиболее возможным материалом для корпусов и теплопоглощающих экранов космических кораблей…

— Космических кораблей!.. — воскликнул Саша, бросая ложку и снова протягивая руку к александриту. — Вот здорово!

Чудесный камень, только что горевший фиолетово-красным огнем, а затем вновь вспыхнувший ярким зеленым пламенем, приобрел вдруг для него совершенно иной смысл. И перед глазами мальчика была уже не глухая тайга, а обширное, залитое огнями поле космодрома, на котором высилась сверкающая громада ракеты…

Космический корабль Саши готов ринуться навстречу звездам. Последние секунды остались до старта гигантского звездолета… В едином вздохе замерли тысячи людей. В едином порыве устремились их глаза к освещенным иллюминаторам корабля. В едином восторге забились сердца, переполненные гордостью за смелых сынов Земли, отправляющихся в бескрайние просторы космоса. Последние секунды… Последний взгляд на огни родной планеты, и он решительно подходит к пульту управления. Прощай, Земля!.. Теперь глаза его устремлены туда, где горит далекая зеленая звезда. Туда, куда помчит его могучий космический корабль…

Саша мечтательно улыбнулся. Эта картина вставала передним уже много раз. Но сегодня он впервые словно прикоснулся к своей заветной дерзкой мечте. Ведь а руках его был камень, содержащий крупицу металла, который, быть может, очень скоро понесет людей к звездам…

Но Петр Ильич вернул его на землю.

— И чего это ты ложку-то бросил? — спросил он размечтавшегося мальчика. — Мы не в гостях! Быстрее поворачивайся.

Саша послушно взял ложку.

— А этот… хризоберилл, он всегда встречается в виде таких красивых кристаллов? — спросил он.

— Да, это его обычная форма нахождения в природе. Но это не кристалл.

— Как не кристалл? Что же это такое?

— Это так называемый тройник, закономерное срастание трех кристаллов. Видишь ли, в чем дело… Кристаллы хризоберилла имеют форму уплощенных табличек, несколько вытянутых в одном направлении. Но при образовании они, как правило, срастаются по три, вернее, прорастают друг через друга, образуя такие вот шестилепестковые розочки.

— И часто они встречаются?

— Нет, к сожалению, хризоберилл — минерал очень редкий. Поэтому сырьем для получения бериллия служат другие бериллиевые минералы. Но мы с тобой заболтались, Саша. Солнце, смотри, уже как высоко! Доедай скорее и убери посуду. Мы уж и так засиделись на этой стоянке.

Вскоре они снова взялись за шесты. Солнце поднялось уже над лесом, но на воде было по-прежнему прохладно. Туман почти рассеялся. Река заискрилась миллионами золотистых огней. Живительная свежесть утра, казалось, проникала в каждую клеточку тела, делая его легким, гибким и сильным, а чистый утренний воздух будто звенел при каждом взмахе тяжелого шеста.

Плот шел быстро. Руки Саши двигались в точном стремительном ритме. Все в нем будто пело. Он забыл обо всем на свете. Он видел лишь сверкающие росой берега и спокойную гладь реки. Мысли его были светлыми и радостными. А в голове невольно рождались стройные рифмы.

И когда эти рифмы сложились в звучные поющие стихи, Саша отложил шест, вынул из кармана небольшую тетрадку и стал быстро заносить их на бумагу. И вот уже на страницах тетради встало яркое солнце и заклубился седой туман, и вспыхнула огнями таежная река, и зазвенел упругий утренний воздух… Но что это? Какая-то тень упала вдруг на быстрые строки, и в то же мгновение Саша почувствовал, что ему смотрят через плечо. Он быстро захлопнул тетрадь. Но поздно…

— Да ты, оказывается, и стихи пишешь!.. — протянул Петр Ильич.

Саша покраснел.

— Нет… Это просто так…

Он никому не показывал своих стихов. О них не знали ни в школе, ни дома. Только Андрею Ивановичу дал он однажды почитать кое-что. И то лишь после того, как тот сам познакомил его со стихами своей юности. Петру Ильичу он никогда бы не показал этой тетради. Саша знал, что тот будет смеяться над ним. Но если раньше Саша прислушивался к замечаниям аспиранта, то теперь многое изменилось, и смех Петра Ильича не только смутил его, но и вызвал в нем бурный протест.

— А если бы даже это были стихи, — сказал он, глядя прямо в глаза аспиранту, — что в этом смешного?

— Да это же чепуха! Понимаешь, чепуха! Какой геолог занимается такой мутью?

Саша хотел было возразить, сославшись на Андрея Ивановича, но внезапный сильный толчок сбил его с ног и повалил на груду мешков и ящиков, сложенных на середине плота. Саша невольно чертыхнулся и, встав на ноги, огляделся по сторонам. Прямо у его ног отчаянно барахтался Петр Ильич, запутавшийся в ремнях рюкзаков. Плот стоял неподвижно. Рядом тянулась длинная песчаная коса. За ней зеленела громада левого берега. Крутой склон его обрывался здесь почти к самой воде и густо порос молодым ельником. Противоположный берег был, напротив, низким и пологим. Небольшая пойменная терраса словно отодвигала коренной склон его, темнеющий высокими голыми скалами, и оттого долина Ваи казалась здесь шире и светлее.

Саша помог геологу встать:

— На мель, кажется, сели.

— Вижу, — буркнул тот, растирая ушибленное плечо, — А все-твои стихи! Теперь видишь, что все это значит?

Саша не ответил. Быстро сбросив сапоги и закатав штаны выше колен, он прыгнул в воду и попытался столкнуть плот по течению. Но не тут-то было! Мель держала его крепко.

— Подожди, я оттолкнусь! — крикнул Петр Ильич, беря в руки шест.

Но не помогло и это. Плот будто прирос ко дну. Пришлось и геологу снимать сапоги.

— Вот засели! — проворчал он, прыгая в воду и становясь рядом с Сашей. Но плот не сдвинулся.

— Может, разгрузить его? — предложил Саша и посмотрел по сторонам. Взгляд его невольно задержался на песчаной косе. На поверхности ее местами вспыхивали маленькие красные огоньки. Длинная отмель словно подсвечивалась изнутри множеством крохотных; елочных фонариков.

Глаза Саши загорелись любопытством.

— Петр Ильич! Смотрите. Что это там так блестит?

Геолог поднял голову.

— Любопытно! — Он протер очки и пригладил рассыпавшиеся волосы. — Пойдем-ка посмотрим, что это за камешки.

— А плот?..

— Что плот! — Петр Ильич раздраженно махнул рукой. — Плот застрял навеки! Его теперь надо вагами стаскивать.

Он досадливо сплюнул и, подвернув повыше брюки, зашлепал к песчаной отмели. Но Саша опередил его. В несколько больших прыжков, подняв фонтаны брызг, он первым подскочил к косе и, набрав в пригоршню леску, закричал:

— Гранаты! Петр Ильич, здесь все усыпано гранатами! Точно такими, как вы показывали мне в музее.

Геолог выбрался из воды и молча склонился над отмелью. Чистый речной песок ее был действительно переполнен блестящими, почти прозрачными многогранничками, окрашенными в приятный буровато-красный цвет. Петр Ильич поднял несколько кристалликов и, вынув из кармана лупу, начал внимательно их рассматривать. Саша затаил дыхание.

— Ну что, гранаты? — не вытерпел он долгого молчания геолога.

Петр Ильич покачал головой:

— Едва ли…

Он поднял еще несколько красных кристалликов и снова приставил к глазам лупу. Наконец он спрятал ее в карман и торжественно произнес:

— Ты знаешь, что это такое? Это кристаллы гельвина, одного из ценнейших минералов пегматитовых жил.

Саша внимательно посмотрел на лежащие в его ладони красиво ограненные камешки.

— Но они ничем не отличаются от кристаллов граната…

— Да, по своим физическим свойствам гельвин действительно очень похож на гранат. Он также, как видишь, встречается в виде отдельных кристаллов, имеет примерно такую же твердость, цвет, блеск, излом. Одинаковы и их удельные веса. Но кристаллическая структура их не однотипна. Поэтому гельвин имеет несколько иную огранку кристаллов, хотя заметить это не так просто. Что же касается их внутреннего строения и химического состава, то здесь нет ничего общею.: В этом отношении наш красный камень, пожалуй, более всего, подобен синему лазуриту…

— Тому, что мы нашли в мраморном овраге?

— Вот-вот! Только вместо натрия и алюминия в состав гельвина входят марганец и бериллий.

— Бериллий?! Но ведь этих кристалликов здесь полным-полно!

— Да, гельвин нередко образует значительные скопления, имеющие промышленный интерес.

— Значит, это бериллиевая руда?

Петр Ильич усмехнулся:

— Ну, если тебе так больше нравится, то можно назвать его и рудой.

— А еще какие минералы служат бериллиевой рудой?

— Чаще всего и в наиболее значительных количествах в природе встречается силикат бериллия — берилл. Люди, не знакомые с геологией, знают главным образом его разновидность — изумруд. Сравнительно. часто встречается и другой силикат бериллия — фенакит…

— Фенакит? Это тот минерал-обманщик, который теряет на свету окраску?

— Ты его знаешь?

— Мне рассказывал о нем Андрей Иванович. Когда он, еще студентом, был на производственной практике, ему попались на одном руднике красивые кристаллы какого-то неизвестного минерала. Они были окрашены в чудесный янтарно-желтый цвет и искрились на солнце, как снежинки в лунную ночь. Он, конечно, набрал этих кристаллов, а когда пришел домой…

— То увидел, что они стали совершенно бесцветными, как простые стекляшки. Так?

Саша с удивлением посмотрел на Петра Ильича:

— Да… А у вас тоже был такой случай?

Геолог рассмеялся:

— Нет, у меня такого случая не было. Но я знаю, что фенакит почти мгновенно обесцвечивается на свету. Впрочем, обманщиком его называют не потому.

— А почему же?

— Название свое он получил за то, что его очень трудно отличить от кварца. Он имеет почти такие же, как кварц, твердость, блеск, характер излома, так же, как и кварц, не растворяется в кислотах и не плавится паяльной трубкой. На поверхности земли он так же, как кварц, обычно бесцветен и прозрачен. Но в момент добычи некоторые его разновидности действительно бывают окрашены в нежные тона винно-желтого или розового цвета. Вообще, надо сказать, что среди бериллиевых минералов немало прекрасных самоцветов. Это и король зеленых камней — изумруд, и несказанно прекрасный минерал цвета морской волны — аквамарин, и изумительный, очень редкий, но исключительно красивый голубой камень эвклаз.

Все эти минералы были известны людям с незапамятных времен. Ими восторгались, перед ними преклонялись, из-за них вели бесчисленные войны, но никому и в голову не приходило, что в состав всех этих камней входит замечательный металл, ценность которого неизмеримо выше, чем ценность любого самоцвета.

— Петр Ильич, как же попали эти кристаллики гельвина в речной песок?

— Э-э! Вот это-то самое интересное! Ты обрати внимание на то, что они почти совершенно не окатаны. Значит, река где-то совсем близко размывает коренное месторождение гельвина. Я не сомневаюсь в том, что и этот камень, — Петр Ильич подбросил на ладони яркий александрит, — найден где-то здесь, в долине Ваи. Вот о каких богатствах шла речь в древних легендах, и я уверен…

Но в чем был уверен геолог, Саша так и не узнал, ибо в следующее мгновение Петр Ильич вскочил, как ошпаренный, и закричал испуганным голосом: — Саша! Плот..

Саша быстро обернулся и тоже не мог сдержать испуганного возгласа. Там, где только что темнела громада их плота, теперь свободно струились чистые воды Ваи. Оба путешественника, как по команде, посмотрели вдоль реки. Вздох облегчения вырвался из груди Саши. Плот медленно плыл по течению метрах в трехстах от злополучной косы.

— Бежим! — воскликнул Саша и первым бросился в воду. Но бежать по воде было не так просто. Сразу же за перекатом река становилась глубокой, а сильное течение валило мальчика с ног. Тогда он повернул к берегу и вскоре выбрался на низкую песчаную отмель.

— Скорее, Петр Ильич, скорее! — торопил он геолога, на ходу отжимая мокрые брюки.

Через минуту оба они мчались по ровному, густо заросшему травой берегу. Плот плыл медленно. До него оставалось уже не более ста метров, когда путь им преградил маленький ручеек. Ручеек пустяшный. Саша, не останавливаясь, перепрыгнул через него и уже начал огибать густые заросли кустарника, подступающие почти к самой воде, как вдруг из-за них послышалось глухое рычанье, раздался сильный треск, а в следующее мгновение кусты с шумом раздвинулись и… громадный медведь поднялся во весь рост перед глазами пораженного мальчика.

Саша замер. Свирепый зверь повел из стороны в сторону огромной тупорылой мордой, шумно втянул ноздрями воздух и вдруг медленно, но решительно двинулся навстречу людям. Косматая шерсть встала на нем дыбом. Глаза загорелись яростным огнем. А шумное клокочущее дыхание, вылетавшее из полураскрытой пасти, перешло в глухой грозный рев.

Саша похолодел. Острое, ни с чем не сравнимое чувство страха молнией пронзило его мозг. Он невольно попятился назад и в то же мгновение услышал за своей спиной быстро удаляющийся топот. Мальчик обернулся и увидел, что Петр Ильич со всех ног мчится обратно к перекату, стараясь почему-то держаться подальше от берега.

Саша снова глянул на медведя. Зверь был уже совсем рядом. Раздумывать было некогда. Сознание страшной опасности словно подбросило мальчика над землей. В два прыжка взлетел он на пригорок и, точно ветер, ринулся вслед за геологом. Злобное рычание зверя, раздававшееся за спиной, подстегивало его, как удары кнута. Оно будто ввинчивалось в его мозг, не давая ни на минуту опомниться и подумать о чем-либо другом. Единственное, что смог сообразить Саша, это то, что им не следует бежать в одном направлении, и, так как Петр Ильич по-прежнему удалялся от берега в сторону темных утесов, он снова спустился ближе к воде.

Но зверь, видимо, не собирался оставить их в покое. Рев его становился все громче и яростнее. Саше показалось даже, что он уже слышит за спиной его горячее дыхание и тяжелый топот огромных когтистых лап. Он помчался еще быстрее, но в это время нога его зацепилась за корягу, и он с размаху полетел в густую траву.

На миг сердце мальчика остановилось от страха. Но в следующее мгновение он снова вскочил на ноги и оглянулся назад. Медведь был, оказывается, далеко. Он как будто не торопился догнать беглецов, но и не прекращал преследования, быстро ковыляя вдоль берега и оглашая воздух грозным ревом.

Саша перевел дыхание. Взгляд его скользнул по воде и вдруг остановился на знакомой косе, поблескивающей красными гельвиновыми огоньками. Сердце мальчика снова упало. Тут только он вспомнил, что их плот унесло течением. Саша быстро взглянул вниз по реке. Но поверхность ее была пустынной. Плот, по-видимому, уже скрылся за поворотом.

Что же делать?.. Медведь приближался. Петр Ильич почти скрылся из виду. А плот?.. Плот может уплыть так далеко, что его нельзя будет и догнать. Саша посмотрел на противоположный берег. А что, если перебраться через реку? Он не знал, плавают медведи или нет. Но другого выхода не было. И Саша, не раздумывая, бросился в воду.

Река была здесь не глубокой. Саша без труда пересек ее и вскоре выбрался на другой берег. Глаза его сейчас же отыскали медведя. Тот остановился и, казалось, с удивлением смотрел на человека, почему-то решившего переправиться через широкую реку. К воде он не подходил. Тогда Саша вскарабкался по склону и быстро отжал намокшие брюки и рубашку.

«Теперь к плоту!» — скомандовал он себе и снова помчался по берегу. Но бежать было трудно. Берег оказался крутым и неровным. К тому же он густо зарос молодыми елями и пихтами. Ноги Саши скользили по мшистой земле. Одежда цеплялась за сучья. А глаза непрерывно следили за зверем, оставшимся по ту сторону реки.

Между тем медведь постоял на месте, покрутил головой, медленно повернулся и заковылял по берегу, не отставая от Саши, но и не собираясь, видимо, перебираться через реку.

Саша замедлил шаги. Медведь тоже как будто заковылял медленнее. Саша пустился бегом. Медведь тоже затрусил быстрее. И вдруг остановился. Рычание его стало глуше и мягче. А в голосе послышались даже странные нотки нежности.

Саша невольно приостановился и посмотрел через реку. Жесткие, окаменевшие от напряжения черты лица его вдруг смягчились и расплылись в улыбке. Там, на противоположном берегу, из-за большого куста, росшего почти у самой воды, выскользнули два маленьких пушистых комочка и быстро покатились навстречу медведю.

«Вот оно что! — подумал Саша. — Это медведица с медвежатами! Теперь понятно, почему она так настойчиво преследовала нас».

Саша не раз слышал, что медведь избегает встречи с человеком, но если набрести на медведицу с медвежатами, то можно жестоко поплатиться. Впрочем, на этот раз медведица была, по-видимому, и сама изрядно напугана, увидев двух бегущих прямо на нее людей. Недаром она ограничилась лишь тем, что отогнала их от своего выводка.

Между тем медвежья семейка скрылась в густых прибрежных зарослях, и обычная тишина воцарилась над таежной рекой. Саша облегченно вздохнул и, спустившись ближе к воде, побежал за уплывшим плотом.

Догнал он его лишь за третьим поворотом. Их плот, к которому Саша так привык за неделю плавания, который был их домом, складом, лабораторией, от которого зависело все благополучие их путешествия, спокойно плыл по середине реки, будто управляемый чьими-то сильными опытными руками.

Саша вновь, не раздеваясь, бросился в воду и вскоре настиг упрямого беглеца. Потом он подчалил его к берегу, закрепил за большой камень и только тогда смог наконец подумать о судьбе своего спутника.

Петр Ильич остался где-то далеко за перекатом и, может быть, до сих пор еще бежал от зверя, не зная, что тот давно уже их не преследует. Как сообщить ему об этом? Кричать? Слишком далеко. Догонять на плоту? Бессмысленно. Против течения плот плыл очень медленно, К тому же Саша совершенно выбился из сил.

А что если выстрелить из ружья? Конечно! Услышав выстрел, Петр Ильич сразу же догадается, что Саша добрался до плота, и пойдет на звук выстрела.

Мальчик взял ружье и выстрелил. Подумал немного и выстрелил еще раз. Только после этого он переоделся, разжег костер и, развесив на кустах мокрую одежду, прилег на мягкую траву.

Прошло с полчаса. Саша напряженно вслушивался, ожидая шагов или голоса геолога. Но было тихо. Мальчик забеспокоился. Он встал на ноги и громко крикнул. Ответа не последовало.

— Неужели с ним что-нибудь случилась?.. — произнес он в большой тревоге и после минутного раздумья решил плыть к перекату.

Все тело у него болело. Ноги казались чугунными. Только теперь, после небольшого отдыха, ощутил он по-настоящему огромную усталость, вызванную неожиданным состязанием с рекой и свирепой медведицей. Хотелось снова повалиться на траву, вытянуть ноги и лежать, лежать, ни о чем не думая, наслаждаясь отдыхом и тишиной, нарушаемой лишь мирным потрескиванием костра. Но Петр Ильич не подавал никаких признаков жизни. А что, если с ним и в самом деле что-нибудь случилось?

Саша решительно затоптал костер, собрал одежду, отвязал плот и погнал его вверх по реке. Глаза мальчика внимательно обшаривали оба берега. Бот тот куст, из-за которого выскочили медвежата. А вот и коса с гельвином! Где же Петр Ильич?

Саша перевалил через перекат и снова подчалил плот к берегу. Плыть дальше было рискованно. Геолог мог остаться ниже по течению. Что же делать?

Саша с минуту подумал, перезарядил ружье и снова выстрелил. И тут со стороны огромных голых скал, возвышавшихся на правом берегу, послышался как будто слабый человеческий голос. Саша крикнул. В ответ снова раздался тихий, приглушенный звук, напоминающий человеческий голос. Саша внимательнее вгляделся в темные утесы. До них было совсем недалеко. Но звуки были слабые-слабые, и доносились они как будто из-под земли.

Что-то тут не так! Он укрепил плот и, взяв на всякий случай ружье, выскочил на берег. Мрачные, поднимающиеся высоко к небу утесы казались развалинами какой-то огромной древней крепости. Саша подошел к ним почти вплотную и крикнул:

— Петр Ильич!!

— Э-е-сь!.. — послышалось снова откуда-то из-под земли.

Саша огляделся по сторонам. Нигде никого не было. Тогда он снял с плеча ружье и пошел на звук загадочного голоса. Под ногами его резко поскрипывала каменистая осыпь. Утесы, казалось, насторожились в ожидании чего-то недоброго. Саша невольно замедлил шаги.

— Петр Ильич! — крикнул он еще раз, почему-то оглядываясь назад и понижая голос.

— Э-е-сь! — снова донеслось до Саши, и в то же мгновение он чуть не наступил на огромное пятно густой застывшей крови. Мальчик вздрогнул и в ужасе отдернул ногу. Свежая, чуть запекшаяся кровь широко растеклась по каменистой почве, а отдельные брызги ее виднелись даже на соседних скалах.

— Петр Ильич! — закричал Саша голосом, полным отчаянья и ужаса.

— Здесь! — глухо, но на этот раз отчетливо раздалось у самых его ног.

Мальчик начал лихорадочно обшаривать глазами землю, ожидая увидеть окровавленное тело геолога. Но кругом были лишь серые, забрызганные кровью камни. А откуда-то из-под земли снова и снова доносился глухой могильный голос…

Сашу охватил ужас. Он судорожно сжал в руках ружье и в то же мгновение увидел огромную черную тень, стремительно пронесшуюся у него над головой…