Плот медленно скользил вниз по Вае. Свежий попутный ветер будто подталкивал его своей упругой грудью. Тугие вспененные волны, точно живые, разбегались перед ним в разные стороны. А навстречу плоту плыли знакомые берега, знакомые обнажения известняков и гранитов, знакомые заросли пихтача и шиповника, И над всем этим — огромный бирюзовый океан. Ему не было ни конца, ни края. Только на востоке, откуда дул сильный ветер, виднелась узкая полоска пепельно-серых облаков.

На плоту царила тишина. Петр Ильич и Саша молча лежали на пихтовых подстилках и, отвернувшись друг от друга, рассеянно посматривали то на небо, то на плотную стену деревьев, подступавшую почти к самой воде. Торопиться было некуда. Перед отъездом из лагеря было условлено, что они должны возвратиться туда дней через четырнадцать-пятнадцать. А сегодня шел всего лишь десятый день…

Саша подложил руки под голову и начал перебирать в памяти события последних дней. Разговаривать с Петром Ильичем не хотелось. До сих пор еще не рассеялось тягостное впечатление от разговора, который произошел между ними на последней стоянке. Собственно, начался он еще там, на маленькой речке, где Сашу так напугала клубящаяся туча, похожая на страшное чудовище, которое они видели на скале. Она надвигалась быстро и уже через несколько минут закрыла все небо, отчего в ущелье стало почти совсем темно.

Петр Ильич с тревогой посмотрел тогда вверх и затормошил Сашу:

— Скорее, Саша, скорее! Сейчас польет, наверное. Никогда я не видел такой тучи. Да и все здесь какое-то необыкновенное. Пора нам поворачивать обратно, к лагерю.

Но Саша, который только что увидел, что страшное видение было просто тучей, живо возразил:

— Зачем обратно, Петр Ильич? Ведь у нас еще уйма времени. А сейчас самое интересное начинается.

— Куда как интересно! Того и гляди нарвешься…

Конец его фразы потонул в оглушительных раскатах грома, И в то же время хлынул такой сильный дождь, какого Саша не видел ни разу в жизни. Сплошная лавина воды обрушилась на головы путешественников. В одну минуту они вымокли до нитки и в то же время заметили, что маленькая речушка начинает разрастаться у них на глазах.

— Скорее к плоту! — крикнул Петр Ильич, срываясь с места, и они помчались под шум дождя и грохот камней, подхваченных потоком.

На Ваю они прибежали вовремя. Привязанный плот уже начало заливать поднявшейся водой, и им пришлось немало повозиться под дождем, прежде чем удалось увести его в безопасное место. А на следующий день утром геолог начал собираться в обратный путь. Саша помрачнел.

— Петр Ильич! — обратился он к нему, выбрав удобный момент. — Почему же все-таки обратно? Ведь вы договорились с Андреем Ивановичем вернуться в лагерь через две недели, а прошло только восемь дней. К тому же, по течению мы поплывем куда быстрее.

— Во-первых, мы договорились возвратиться лишь не позднее пятнадцати дней, — проговорил Петр Ильич, не поворачивая головы. — А во-вторых, — он зло оттолкнул ногой увязанный рюкзак, — во-вторых, с меня хватит! То подземные склепы, то сумасшедшие птицы, то черт знает какие рисунки, то, наконец, эти загадочные выстрелы… В конце концов я геолог, а не искатель приключений, и мне надоели эти бесконечные загадки и фокусы.

— Ну, хорошо, — оказал Саша примирительным тоном. — По этой речке мы больше не пойдем. Но почему нам не продвинуться еще немного вверх по Вае. Там, наверное…

— Нет и нет! — резко оборвал его геолог. — Мне здесь больше делать нечего! Только дураки и авантюристы бросаются очертя голову при таких обстоятельствах.

Глаза мальчика сузились:

— Скажите лучше, что вы просто трусите.

Петр Ильич рывком обернулся к Саше.

— Довольно! — вскричал он срывающимся голосом. — Я сыт по горло твоими глупыми замечаниями. Не для того я взял тебя с собой, чтобы выслушивать эти дерзости.

— Да, выслушивать правду не всегда приятно, — проговорил Саша, с трудом сдерживая клокочущее раздражение. — А что касается поездки с вами, то мне действительно не следовало делать этого.

Геолог окинул его ненавидящим взглядом и, ни слова не говоря, начал бросать на плот свои вещи.

Больше они не сказали друг другу ни слова. Молча отчалили от берега. Молча проводили глазами пегматитовую жилу. Молча проплыли мимо темного входа в пещеру.

Так прошел день, другой, кончался и третий, а они по-прежнему не говорили ни слова и, не глядя друг на друга, думали каждый о своем.

К вечеру погода начала меняться. Солнце скрылось. Поднялся резкий ветер. По воде побежала колючая рябь. Холодные брызги все больше и больше хлестали угрюмых путешественников, словно желая усилить их мрачные думы.

Саша взялся за шест:

— Причаливать, что ли?

Петр Ильич зевнул, посмотрел на реку, потом на небо и, наконец, решительно махнул рукой:

— Не стоит! До ночи будем на месте.

Саша налег на шест. Плот пошел быстрее. На душе мальчика стало спокойнее. Но вскоре он услышал ворчливый голос геолога:

— Не гони так быстро! Видишь, вода накатывает.

Саша не ответил. Он перебросил назад несколько мешков, столкнул в воду намокшую хвою и снова взялся за шест. Ему надоело трехдневное безделье. Но не успел он опустить шест в воду, как его опять остановил голос Петра Ильича:

— Куда?! Посмотри на берег!

Саша поднял глаза, и шест выпал у него из рук: прямо перед ним, на высоком зеленом мыске, трепетал на ветру знакомый красный флаг, а за ним словно в сомкнутом строю, стояли четыре громадные пихты.

— Так это… наш лагерь?..

— А ты и не узнал?

Геолог громко рассмеялся. А сердце Саши сжалось в тревожном предчувствии. Ни звука не доносилось из лагеря. Палатки и бревенчатая избушка казались вымершими.

Саша схватил шест и повернул плот к устью Лагерной. Вскоре он мягко уперся в зеленый берег.

Петр Ильич прыгнул на землю и крикнул. Прошло несколько секунд. Для Саши они тянулись бесконечно. Но вот полог ближней палатки откинулся, и из нее показалось худое небритое лицо летчика.

— Вернулись! — воскликнул он радостным голосом и бросился к причалившему плоту.

— Здравствуйте, Алексей Михайлович! — сказал геолог, протягивая ему руку.

— Здравствуйте, здравствуйте, мои ненаглядные! — весело повторял летчик, суетливо обнимая Петра Ильича и Сашу, — Наконец-то! А я тут чуть с ума не сошел от одиночества. Ну, а вы как? Целехоньки? А духи? Видели вы их? — сыпал он вопросами, радостно поглядывая то на Петра Ильича, то на Сашу.

Петр Ильич едва успевал отвечать на вопросы. А Саша усердно выбрасывал на берег вещи и молчал. Ему было стыдно перед Алексеем Михайловичем за их бесславное возвращение, и он с досадой слушал, как Петр Ильич расписывает их. многочисленные приключения. Но летчик был доволен.

— Ну и чудеса! Чудеса, да и только! — то и дело повторял он, слушая удивительный рассказ геолога. — А у меня здесь ничего-то интересного. Сижу и отсчитываю дни. Шутка ли?.. Одиннадцать суток наедине с тайгой! Да, признаться, я вас и сегодня еще не ждал…

— Мы и не возвратились бы еще, — сказал Петр Ильич, — если бы не одно обстоятельство. Понимаете… Идем мы с Сашей под вечер по маленькой речке, и вдруг — выстрел! Ну, думаю, это уже не духи. Духов-то мы не боялись. А вот люди в тайге… Кто их знает, кто они такие?.. Может быть, шайка какая-нибудь…

— Выстрелы, говорите? — переспросил Алексей Михайлович почему-то нахмурившись.

— Да. Представьте себе! Узкое пустынное ущелье, и вдруг: бах!.. Ну я, конечно, принял решение немедленно возвращаться. А вот он, — Петр Ильич кивнул на Сашу, — на дыбы! Как вам это нравится?

Алексей Михайлович помолчал, а затем проговорил медленно, не глядя на геолога:

— Как мне это нравится?.. Мне это не совсем нравится. Выстрелы в тайге могут означать просьбу о помощи.

— Вы что же, считаете…

— Я ничего не считаю, но на вашем месте попытался бы выяснить, в чем дело.

На лице геолога появилось непритворное удивление.

— Так ведь… Так ведь нас было всего двое. А если бы это оказались какие-нибудь бандиты?..

Алексей Михайлович усмехнулся:

— Какие здесь бандиты! — И вдруг опросил: — Вы на войне не были?

— Нет. Мне же всего двадцать пять лет…

— Двадцать пять… — Летчик неторопливо закурил и, медленно пуская кольца дыма, проговорил: — В двадцать пять лет на моем счету было уже семь сбитых вражеских самолетов и четыре ранения.

— Так это было другое время… — несмело возразил ему Петр Ильич.

— Да… Это было другое время, — жестко ответил летчик и, отвернувшись от Петра Ильича, стал помогать Саше разгружать плот.

Прошло два дня. Не находя себе дела, Саша с утра до вечера слонялся по лагерю или спускался к реке и подолгу смотрел в ту сторону, откуда должен был показаться плот Андрея Ивановича. Но река была пустынной.

Саша прилег на траву и, положив голову на сложенные руки, стал смотреть на суетливых муравьев, быстро снующих в стеблях травы. На душе его было сумрачно. Ссора с Петром Ильичей, чувство стыда за их трусливое бегство, тревога за товарищей и мысль о том, что Наташа сейчас где-то вдвоем с Валерием, приводили его в такое состояние, что он готов был кричать. А кругом стояла тоскливая тишина…

Саша вскочил с места и опять принялся мерить шагами зеленый мысок. Но это не помогало. Все кругом снова и снова напоминало ему о Наташе, И красный, вылинявший на солнце флаг. И маленький мостик через Лагерную. И небольшой уступчик на берегу, где они сидели все вместе в последний вечер перед плаванием.

Наташа… Она неотступно стояла перед его глазами. Он видел ее улыбку. Слышал ее голос. Но все это тонуло в мутной горечи. Ради нее он готов был на все. А она…

Она будто и не замечала его совсем. Еще бы! В последнее время для нее никого и не существовало, кроме Валерки. И чем он так околдовал ее? Что в нем вообще так нравится девчонкам?

Саша опять спустился к берегу и с силой швырнул в воду тяжелую палку.

«Краса и гордость школы!..»

А ведь года два назад он сам готов был признать его необычайную одаренность.

Ему вспомнилось памятное заседание геологического кружка. До чего же смешным казался он сейчас себе на этом кружке! До чего наивными были его восторги, вызванные «научным» докладом Валерки! Да разве он один был в тот день очарован его красноречием? Именно с этого дня начался неудержимый рост Валеркиной славы. Именно с этого дня Наташа стала улыбаться ему как-то по-особенному.

Саша с ожесточением взъерошил непокорный чуб. Да. И, пожалуй, именно с этого дня он дал себе слово больше не думать о ней и относиться к ней так, как он относился к другим девочкам.

И ради кого!.. Он поморщился как от зубной боли. Ну что так поразило его на этом кружке? Красиво пересказанная гипотеза, которую Валерка добросовестно вычитал в подобранной для него братом книге. Но таких гипотез, как оказалось, в геологии бесчисленное множество. И гипотеза Вегенера, кстати говоря, была среди них, пожалуй, самой примитивной и устаревшей. От нее давно отказалось большинство советских ученых. Да и разве эти гипотезы составляют основу большой замечательной науки геологии! Валерка взял из нее лишь то, чем можно блеснуть, чем можно поразить незнакомых с нею слушателей. Впрочем, таким он был всегда.

С каким жаром выступал он на всех собраниях! Без его участия не проходил ни один тематический вечер или диспут. Он никогда не делал больших докладов. Доклад о плавающих материках был первым и последним сообщением Валерия. Но не было случая, чтобы он не «позволил себе сделать несколько маленьких замечаний» по поводу выступлений своих товарищей. И надо было слышать в это время Валерку, чтобы почувствовать всю язвительность этих «маленьких замечаний».

Эффект был всегда один и тот же: ребята не жалели своих ладоней, учителя снисходительно-ласково посматривали на своего любимца.

Да, Валерка был действительно талантлив. Только Саша с несколькими еще оставшимися с ним чесовцами не разделяли всеобщего восторга. Их ладони не горели от бешеных аплодисментов. А бывало и так, что кто-нибудь из них, не останавливаясь перед страшной возможностью получить тройку по поведению, вкладывал пальцы в рот и оглашал класс пронзительным свистом. С Валеркой они порвали окончательно. Их обществу больше всего доставалось от его острого беспощадного языка, и многие мальчишки, когда-то дававшие торжественную клятву Честности и Справедливости, малодушно покинули своего командора.

Но, может быть, Саша неправ? Может быть, он просто завидует Валерке? Ведь тот действительно выделяется в кругу своих товарищей. Даже Наташа называла его «удивительным мальчишкой». Так, может быть, это и заставляет Сашу относиться к нему недружелюбно?

Саша почему-то вдруг вспомнил Андрея Ивановича и будто наяву увидел его строгие внимательные глаза. Во взгляде их было что-то такое, что не позволяло покривить даже перед своей совестью.

Саша смутился. Нет! Тысячу раз нет! Сейчас он не завидовал Валерке абсолютно ни в чем. В этом он мог поклясться как угодно.

А Наташа? Настойчивый взгляд Андрея Ивановича проникал в самую душу. Мог ли он сейчас честно, наедине с собой, сказать, что Наташа не имеет никакого отношения к его мнению о Валерке?

Саша сорвал с головы кепку и нервно смял ее в кулаке. Но при чем здесь Наташа? Он же дал себе слово даже не думать о ней…

Не думать!.. Но с таким же успехом он мог дать слово не дышать воздухом или не замечать солнечного света.

Саша спустился к самой реке и, зачерпнув в пригоршню воды, освежил ею лоб и щеки. А взгляд Андрея Ивановича требовал ответа.

Но что мог сказать Саша?.. То, что Валерка дрянь, в этом он не сомневался. И Наташа здесь совершенно ни при чем. И все-таки, разве можно мириться с тем, что она всегда будет дружить с Валеркой? Разве можно заставить себя забыть ее? Никогда!..

Но ведь для нее это абсолютно все равно…

… Как-то прошлой весной, после уроков, Петька Грачев, староста их класса, предложил поехать за город на велосипедах. Многим ребятам эта затея понравилась. А Наташа сказала:

— Я вчера свой велосипед покарябала…

— Здорово покарябала? — спросил Саша, почувствовав на себе ее взгляд.

— Ехать нельзя.

— Ладно! — сказал Саша. — После уроков приду, посмотрю.

Велосипед оказался поломанным на совесть. Передний обод был погнут, несколько спиц вылетело, заднее колесо не вертелось совсем. Саша провозился с ним два дня. Зато как приятно было подкатить на нем к дому Наташи.

— Получай свою машину! — крикнул он ей через раскрытое окно.

Наташа выбежала к нему:

— Ой, Саша! Какой же ты молодец. Большое тебе спасибо!

— Ну, вот еще, спасибо… Такой пустяк, — и вдруг добавил: — знаешь что, Наташа. Давай, съездим куда-нибудь… Я уже договорился с Петькой Грачевым: он мне даст свой велосипед.

— Зачем же с Петькой? Возьми мой!

— Так я хотел с тобой… — сказал Саша нерешительно.

Наташа потупилась:

— Сейчас я не могу. Мне… В общем я занята сегодня… — ответила она, почему-то покраcнев.

— Ну занята, так занята, — сказал Саша упавшим голосом и медленно пошел прочь.

— Как-нибудь в другой раз. Хорошо? — крикнула, она ему вдогонку.

— Ладно, — буркнул он не оборачиваясь.

Часом позже он сел в автобус и поехал к своей любимой роще. На душе его была досада. В первый раз он нарушил данное себе слово, и вот результат… Но это было еще не все. Когда автобус проезжал по площади, Саша случайно взглянул в окно и увидел вдруг двух велосипедистов. Впереди, на своем новом, сверкающем краской велосипеде ехал Валерка. А за ним… за ним ехала Наташа. У Саши перехватило дыхание и остро защекотало в горле.

«Занята!..» — подумал он с горечью и отвернулся.

А вот теперь она захотела поехать с ним по Вае.

«Мне хочется плыть с Андреем Ивановичем», — вспомнил он ее слова и усмехнулся.

— Все время одно и то же!..

Он опустил голову и медленно побрел к палаткам. И надо же было так рано возвратиться в лагерь! А все Петр Ильич… Как Саша ошибся в нем! Он вспомнил его исступленный крик в пещере, его растерянное, перекошенное страхом лицо при нападении медведя.

«И это геолог!.. Что остается ждать от его братца, если он так же окажется где-нибудь в пещере?» — Саша досадливо поморщился, но в следующее мгновение ему вдруг отчетливо представилось страшное подземное кладбище.

«А что, если они в самом деле попали в такую же пещеру?»

Саша похолодел. Эта мысль мгновенно вытеснила из его головы все остальные.

Андрей Иванович и Наташа, может быть, в беде. Они ждут помощи. А он слоняется здесь без дела и выдумывает всякую дребедень!..

Саша сейчас же бросился к палатке Петра Ильича. Тот лежал на спальном мешке и что-то читал.

— Петр Ильич! — воскликнул Саша без всякого вступления. — Надо плыть им навстречу!

— Кому навстречу? — спросил геолог, не отрывая глаз от книги.

— Андрею Ивановичу и… всем нашим. С ними, наверное, тоже случилось какое-нибудь несчастье.

Петр Ильич захлопнул книгу, снял для чего-то очки и, помахивая ими в воздухе, заговорил:

— Ты что, сон какой-нибудь увидел? Или гадалкой заделался?

Саша молчал.

— Иди и займись своим делом, — отрезал геолог. — И имей в виду: с нами тоже ничего не случилось бы, если бы не твоя сумасшедшая прыть.

Петр Ильич надел очки и углубился в чтение. Дальше говорить с ним было бесполезно. Саша вышел из палатки и с минуту стоял на месте, не зная, что делать дальше. Затем он медленно побрел к Алексею Михайловичу.

Летчик сидел на разостланном брезенте и сосредоточенно перебирал какие-то металлические детали, Вокруг него лежали мотки проводов, конденсаторы, сопротивления. Неподалеку стояло несколько аккумуляторов.

— Алексей Михайлович! — окликнул его Саша. — Что это вы делаете?

Летчик поднял на него глаза:

— Да вот радиостанцию лечу. Целую неделю вожусь с ней, проклятой, и ничего не получается. Хотел сюрприз Андрею Ивановичу приготовить, да не тут-то было. А ты чего такой кислый? Опять с Петром Ильичем поцапался?

Саша махнул рукой:

— Да. Предлагал ему плыть навстречу Андрею Ивановичу, а он… лежит да ругается.

— Лежит да ругается, говоришь? А зачем ты решил плыть им навстречу?

Саша помолчал.

— Боюсь, не случилось ли с ними чего-нибудь. Очень уж места-то здесь… глухие.

Алексей Михайлович внимательно посмотрел на него и хлопнул по плечу:

— Правильно! Забота о товарищах — самое главное в тайге. Но пока плыть им навстречу рано. Андрей Иванович собирался вернуться не раньше чем через пятнадцать дней. И потом… Это очень опытный таежник. Я его хорошо знаю. Он из любого положения выпутается. Так что ты за него не беспокойся.

Алексей Михайлович снова углубился в работу, но через минуту опять поднял глаза на Сашу:

— А ты что, не найдешь, чем заняться?

— Да. Хожу вот с места на место…

Летчик нахмурился:

— Это не годится. Чем бы тебя занять?.. Да, вот что! Вы же собирались где-то здесь шурф копать.

— Шурф? В самом деле! Вот хорошо, что вы напомнили. Сейчас же побегу.

— Постой! — остановил его Алексей Михайлович. — Пойдем вместе. Я только уберу здесь немного.

Полчаса спустя, вооружившись лопатами и кирками, они двинулись вверх по Лагерной. Саша хорошо помнил то место, где он нашел фиолетовые камни. Но отыскать норку бурундука оказалось не так-то просто. Не менее двух часов лазили они по прибрежным зарослям, прежде чем Саша увидел знакомый бугорок земли.

— Вот он! Алексей Михайлович, видите кучку земли с обломками кераргирита?

Летчик ткнул сапогом свежевырытую землю и, нагнувшись, поднял несколько камешков.

— Да, как будто те самые, что ты тогда показывал мне.

— Те самые, Алексей Михайлович. Видите, они даже режутся лопатой, а внутри светло-зеленые.

— Ну раз так, то начнем помаленьку. Посмотрим, что есть здесь интересного.

Он поплевал на руки и вонзил лопату в землю. Немного погодя его сменил Саша, Затем снова взялся за лопату Алексей Михайлович. Работа подвигалась быстро. Шурф углублялся все дальше и дальше. Но под лопатой поскрипывал лишь крупный охристый песок, да время от времени чавкала темная жирная глина.

— Вот тебе и серебряная руда, — проворчал Алексей Михайлович, выбираясь из ямы и вытирая пот с лица.

— Но откуда же эти обломки кераргирита? — возразил Саша, берясь за лопату.

— Кто их знает?.. Может быть, бурундук натаскал их откуда-нибудь?

— Что вы, Алексей Михайлович! Этого не может быть. Просто мы еще не добрались до руды.

— Ну, копай, копай! — усмехнулся летчик, закуривая папиросу.

Саша спрыгнул в яму. Некоторое время из-под лопаты у него также летел лишь бурый песок, но вот она стукнулась обо что-то твердое. Саша быстро нагнулся и не мог удержаться от возгласа разочарования: под песком виднелся обычный белый кварц.

Алексей Михайлович заглянул в яму:

— Что ты там нашел?

— Да ничего интересного, Алексей Михайлович, один кварц.

— А ну-ка, я покопаю!

Летчик спрыгнул в яму и взял у Саши лопату.

— Посмотри-ка сюда — окликнул он его через несколько минут.

Саша свесился над ямой. Там, в массе белого плотного кварца, ясно виднелись большие пятна каких-то минералов темно-серого и красного цвета.

Алексей Михайлович взял кирку и, выколотив образцы минералов, подал их Саше. Один из них был почти прозрачным, красным, как кровь, и блестел изумительным алмазным блеском. Ровные гладкие площадочки на поверхности скола указывали на его хорошую спайность. Другой минерал был темным, окрашенным в свинцово-серый цвет, блестел металлическим блеском и не имел никаких следов спайности. Саша взял минералы в руки и задумался.

— Ну как? — обратился к нему Алексей Михайлович, выбираясь из ямы. — Что это за руды?

Саша нерешительно переложил образцы из одной руки в другую.

— Вот этот, красный, я, пожалуй, определю. Это, наверное, киноварь… — Он легонько царапнул его кончиком кирки. — Да, это киноварь. А тот темный.. — Саша покачал головой. — Его я не знаю.

Алексей Михайлович взял у него тяжелый свинцово-серый камень и весело присвистнул:

— Так я сам тебе скажу, что это такое. Это самый обыкновенный свинец. Видишь, как он сминается киркой.

Саша энергично затряс головой:

— Нет, Алексей Михайлович, этого не может быть! Свинец в чистом виде не встречается.

— Что же это такое?

— Не знаю.

— Ну что ж… Придется идти на поклон к нашему достопочтенному геологу.

— Да, минералы он здорово знает.

Петр Ильич по-прежнему лежал в своей палатке. Возле него в беспорядке валялись книги, тетради с записями, обкусанные сухари, пузырьки с реактивами образцы горных пород и минералов. При виде Саши и Алексея Михайловича он приподнялся и отложил книгу. На лице его было ясно написано, что их приход не доставил ему удовольствия.

Саша молча положил перед ним принесенные минералы. Петр Ильич протер очки и, быстро взглянув на образцы, вопросительно уставился на Сашу:

— Откуда это у тебя?

Саша замялся. Ворчливый тон Петра Ильича не обещал ничего хорошего. А летчик достал из кармана папиросы, неторопливо закурил и, сдвинув в сторону «имущество» аспиранта, уселся прямо на пол, сразу заполнив собой всю палатку.

— А это из шурфа, который мы заложили по совету Андрея Ивановича.

Петр Ильич недоуменно пожал плечами.

— Из какого шурфа? Где вы его заложили?

— Да там, на Лагерной, где Саша нашел серебряный минерал. — Алексей Михайлович прищелкнул пальцами, словно помогая своей памяти. — Уж очень мудреное название-то у него! Ну, тот, фиолетовый…

— Кераргирит, — подсказал Саша.

— Вот-вот, серебряная руда кераргирит. Мы с Сашей и решили посмотреть, много ли там этой руды…

— А вместо серебряной руды, — договорил за него Саша, — там оказался лишь кварц, да вот это… — он указал на принесенные минералы.

— Гм… вместо серебряной руды, говоришь? А почему, собственно, вместо?

— Да потому, что мы шурф на том самом месте заложили, где я нашел тогда кераргирит, и вот пожалуйста…

Геолог рассмеялся:

— А что это, по-твоему, за минералы?

— Один-то, наверное, киноварь, а другой… не знаю.

— И даже не догадываешься?

— Нет.

Петр Ильич извлек из сумки паяльную трубку и, укрепляя на ящике небольшой огарок свечи, сказал:

— Принеси-ка мне уголек да по пути достань из аптечки соды.

Саша мигом слетал к костру.

— А теперь давай сюда твою киноварь и смотри!

Петр Ильич сделал на угле небольшое углубление и, заполнив его смесью красного минерала с содой, начал тщательно прокаливать ее пламенем паяльной трубки. Саша и Алексей Михайлович затаили дыхание.

Вскоре розовато-серая масса осела, запузырилась, задвигалась под длинным тонким язычком пламени, а затем слилась в одну расплавленную огненно-жидкую каплю и бурно закипела, распространяя острый запах чеснока. Через несколько минут в этой кипящей капле сверкнули крохотные серебристые искорки. Они побежали кверху, слились в одну большую искру, и вот уже блестящий, заметный на глаз пузырек серебристо-белого металла запрыгал в капле красного шлака.

Петр Ильич прекратил дутье и, освободив металлический королек от шлака, протянул его Саше:

— Что это, по-твоему?

— Похоже на серебро… — ответил за него Алексей Михайлович.

— Не только похоже, а самое настоящее металлическое серебро, — отчеканил Петр Ильич. — А теперь давайте ваш второй образец.

Он взял несколько крупинок свинцово-серого минерала, смешал его с содой и снова начал дуть в паяльную трубку. Не прошло и нескольких минут, как в расплавленной капле этого минерала также заискрился королек серебристо-белого металла.

— Тоже серебро? — воскликнул Саша, не веря своим глазам.

— Оно самое. Вот вам и вместо! — засмеялся геолог, убирая трубку. — Оба эти минерала представляют собой природные соединения серебра.

— Но ведь этот красный минерал как две капля воды похож на киноварь.

— Верно. Именно как две капли воды, или как две капли ртути, поскольку речь идет о киновари. Киноварь действительно имеет точно такой же цвет, блеск, спайность, твердость и даже кристаллизуется в той же самой системе, что и этот минерал. Отличить их можно только с помощью паяльной трубки. Вот почему мне и пришлось погнать тебя за углем. И теперь ты сам убедился, что это не киноварь. Ведь киноварь — соединение ртути с серой. В пламени паяльной трубки сера сгорела бы, а ртуть испарилась. И от киновари осталось бы пустое место. У нас же, как видишь, получился королек серебра, А обратил ты внимание на запах?

— Да, пахло как будто чесноком…

— Вот именно. А это говорит о том, что кроме серебра в этом минерале есть и мышьяк.

— Что же это за минерал?

— Это минерал прустит, соединение серебра с мышьяком и серой. Он может служить отличной рудой на серебро. Достаточно сказать, что содержание серебра в прустите достигает шестидесяти семи процентов!

— Ну, а этот темный минерал?..

— И это руда на серебро. Его называют аргентит, или серебряный блеск. Содержание серебра в нем еще выше, чем в прустите. Оно достигает восьмидесяти семи процентов. А остальные тринадцать процентов падают на серу. Отличить аргентит от других минералов очень легко. Ты обратил внимание на то, что он не крошится от удара молотка?

— Да. Вернее, мне подсказал это Алексей Михайлович. Он даже подумал, что это металлический свинец.

— Аргентит действительно похож на металлический свинец. По крайней мере своей ковкостью. А потом, ты заметил вот этот фиолетовый порошковатый налет на его поверхности? Это так называемая «серебряная чернь». Сочетание ковкости и такого вот налета позволяет с уверенностью отличить аргентит от похожих на него минералов. Так что вы действительно открыли месторождение серебряных руд.

— Но там больше кварца, чем этих руд. Почему вместе с ними кварц?

— Почему кварц? А ты знаешь, как они образовались, эти серебряные руды?

Саша покачал головой:

— Нет, не знаю.

Петр Ильич еще раз осмотрел минералы, заключенные в твердый белоснежный камень, и сказал:

— Ваш шурф вскрыл гидротермальную жилу. Понимаете?

Алексей Михайлович и Саша недоуменно посмотрели друг на друга.

Петр Ильич рассмеялся:

— Ну хорошо. Я расскажу вам об этом.

Он поудобнее устроился на мешке, положил руки под голову и начал:

— Помнишь, Саша, я рассказывал тебе о происхождении пегматитовой жилы?

Саша кивнул головой.

— Тогда, помнится, я уже сказал тебе, что при понижении температуры магматического очага до четырехсот градусов пары воды, составляющие основную, массу выделившихся из магмы газов, превращаются в жидкость, и начинается новый этап минералообразования — минералообразование из горячих вод.

Вот эти-то горячие воды мы и называем гидротермами, а процесс образования из них минералов — гидротермальным процессом. Впрочем, надо вам сказать, что гидротермы совсем не похожи на те горячие и даже очень горячие воды, с которыми мы привыкли иметь дело на поверхности земли. Нагретые до температуры в сотни градусов и находящиеся под громадным давлением мощных пластов горных пород, они обладают свойствами сильнейших кислот. Реактивная способность гидротерм сильнее, чем реактивная способность «царской водки». Поэтому они способны растворять все металлы, включая золото. Следовательно, гидротермы — не просто горячие воды. Правильнее будет сказать, что это перегретые растворы чрезвычайно сложного химического состава.

Но температура гидротерм не остается неизменной. Двигаясь по трещинам земной коры, они постепенно охлаждаются, вследствие чего растворенные в них вещества выпадают в осадок, давая начало новым минералам, которые мы называем минералами гидротермального происхождения.

Таких минералов очень много. Гидротермальное минералообразование дает нам главную массу благородных, цветных и радиоактивных металлов. Именно а гидротермальных жилах сосредоточены основные минералы золота, серебра, меди, свинца, цинка, олова, вольфрама, никеля, кобальта, молибдена, висмута, сурьмы, мышьяка, ртути, а также урана, тория и радия. Но каждый из этих минералов образуется лишь в определенную стадию гидротермального процесса, ограниченную известными температурными интервалами.

Из самых горячих гидротерм с температурой от четырехсот до трехсот градусов выпадают такие ценные минералы, как молибденит, кобальтин, уранинит, магнитный колчедан, мышьяковый колчедан, оловянный камень касситерит, являющийся единственным промышленным источником олова, титансодержащий рутил, вольфрамовые руды — шеелит и вольфрамит, самородное золото и многие другие. Все это так называемые рудные минералы. Наряду с ними в эту же стадию образуются и некоторые нерудные минералы, такие, как кварц, турмалин, мусковит.

При более низкой температуре, от трехсот до ста семидесяти пяти градусов, из гидротерм выпадают медный колчедан, галенит, сфалерит, никелин, тетраэдрит. В эту же стадию образуются и принесенные вами аргентит и прустит. Вместе с ними выделяются и другие руды серебра — пираргирит и стефанит и целый ряд других минералов. Из нерудных минералов здесь продолжает выделяться кварц. Начинает выделяться барит, сидерит, кальцит и другие карбонаты.

При еще более низких температурах, от ста семидесяти пяти до пятидесяти градусов, гидротермы дают главным образом руды ртути, мышьяка и сурьмы, В эту стадию образуется киноварь, антимонит, реальгар, аурипигмент. Здесь же выпадают кварц, флюорит, доломит и другие минералы.

Наконец, при температуре ниже пятидесяти градусов рудных минералов уже не образуется. Теперь из гидротерм выпадают лишь такие минералы, как кальцит, анкерит, сидерит, то есть, главным образом, карбонаты. По сути дела — это уже минералообразование из обычных подземных вод.

Так кончается большая сложная жизнь магматического очага. Но не кончается жизнь магматических минералов. Они продолжают жить своей особой многогранной жизнью, подвергаясь различным изменениям и превращениям, вступая во взаимосвязь друг с другом и окружающими их породами, порождая новые минеральные виды.

В мире минералов, как и в мире живой материи, нет ничего неизменного и вечного. В нем все изменяется, все движется, все находится в непрерывном развитии, подчиняясь великим законам природы.

Петр Ильич помолчал, а затем, словно вспомнив, что перед ним не студенческая аудитория, заговорил тише и проще:

— Ну так вот, ваш шурф вскрыл гидротермальную жилу…

— Почему жилу? — не понял Алексей Михайлович.

— Очень просто. Поскольку гидротермы движутся, как правило, по трещинам горных пород, то выпадающие из них минералы и заполняют эти трещины, образуя длинные узкие тела, которые мы называем жилами. Основная масса этих жил сложена нерудными минералами: кварцем, баритом или карбонатами, а в них в виде более или менее крупных включений оказываются вкрапленными различные руды. Теперь вы понимаете, почему ваши рудные минералы оказались в кварце?

— Это понятно. Но ведь вначале-то мы нашли там кераргирит…

— Законный вопрос. Кераргирит не образуется из гидротерм. Но я уже сказал вам, что любой минерал, какого бы происхождения он ни был, не остается неизменным. Под действием кислорода воздуха и поверхностных вод верхняя часть вашей жилы подверглась значительным изменениям. Кварц в ней разрушился, а сульфиды серебра в результате окисления и реакции с хлоросодержащими водами, просачивающимися с поверхности, превратились в хлорид серебра — кераргирит.

— Занятно! — летчик встал и шагнул к выходу. — Камень из воды!.. Никогда б такого не подумал! Ну ладно… Интересно вас слушать. Но пора заняться своим делом. Завтра утречком покопаемся еще в этой жиле.

— Что же вы меня не пригласите с собой, Алексей Михайлович?

Летчик удивленно посмотрел на развалившегося на мешках геолога.

— Разве здесь нужно какое-то особое приглашение? Это же не гулянье. Если хочется помахать киркой, то — милости просим!

Прошло еще два дня. Все работы по рытью шурфа были закончены, и Сашей снова, овладело тревожное беспокойство. Перед его глазами вновь и вновь возникала страшная пещера, едва не ставшая их могилой.

«Ведь если у здешних обитателей, — думал он, — был обычай хоронить покойников под землей, то и в низовьях реки могут быть такие же пещеры-кладбища. И Андрей Иванович обязательно захочет осмотреть одну из них. А тогда… Тогда с ними может произойти такое же несчастье…»

На миг Саша представил себе Наташу в темном подземелье, и сердце его сжалось от боли. Вечером он снова зашел в палатку к летчику.

— Алексей Михайлович, разрешите мне завтра отправиться навстречу Андрею Ивановичу.

Летчик поднял голову от разобранного передатчика:

— Как это тебе отправиться? Разве одному можно пускаться в такое путешествие? Уж если плыть, то плыть вдвоем. Поплывешь с Петром Ильичей или со мной… Надо обсудить все это. Вот завтра и потолкуем, а дня через два, если они к тому времени не вернутся, может быть, и отправимся. И что тебе на месте не сидится? Экий прыткий парень! Ты пойми, что Андрей Иванович исследователь. А исследовательскую работу трудно спланировать с точностью до одного дня…

— Алексей Михайлович, все это я понимаю. Но если с ними что-нибудь случилось? Ведь они тоже могли попасть в пещеру. Если у здешних обитателей…

— Если, если… Что же ты думаешь, у них головы на плечах нет? Да Андрей Иванович у черта из пекла выберется, а не то что из какой-то там пещеры! Право же, ты зря беспокоишься! Ты вот поговори с нашим геологом. Он тебе то же самое скажет.

— С Петром Ильичей я говорить не буду, — отрезал Саша.

— Ну и зря…

Но Саша его уже не слушал. Выскочив из палатки, он направился было к бревенчатому складу, но махнул рукой и быстро зашагал к реке, где бился о берег привязанный плот.

Стемнело. С верховьев подул холодный резкий ветер. Небо покрылось тучами. Угрюмая стена леса будто шагнула далеко вперед и прижалась к самому лагерю. А он все стоял на берегу и смотрел на черную воду Ваи. В душе его шла мучительная борьба с самим собой.

Может быть, Алексей Михайлович и прав? Может быть, и в самом деле нет никакого основания беспокоиться? Конечно же Андрей Иванович выпутается из любого положения! Саша и сам так думал. Андрей Иванович!.. О том, чтобы стать таким, как он, можно было лишь мечтать.

А Наташа?.. Ей ведь никогда не приходилось бывать в таких условиях. Разве сможет она ворочать каменные глыбы, бороться с течением, стрелять из ружья по зверью?..

Но ведь Наташа не одна. С ней Андрей Иванович…

Саша глянул в глухую тьму ночи и вдруг резко выпрямился. Знакомое пепельно-голубое сияние полыхало далеко над лесом в той стороне, куда уплыл отряд Андрея Ивановича. Мертвенно-бледный полусвет струился там над темными застывшими вершинами, заставляя сжиматься сердце в предчувствии чего-то страшного и неотвратимого.

Саша вздрогнул. Он тут же вспомнил ту темную тревожную ночь, когда они с Наташей в последний раз сидели на берегу реки перед тем, как отправиться в далекое плавание. Он будто снова увидел, как дрогнули ее ресницы и как улыбнулась она ему одними глазами в тот миг, когда впервые полыхнуло перед ними это далекое грозное зарево. Тогда он дал себе слово не останавливаться ни перед чем, если понадобится прийти ей на помощь. А теперь… Он еще стоит и думает, плыть или не плыть ей навстречу. Нет! Больше раздумывать некогда. Завтра чуть свет он отправится в путь. Отправится во что бы то ни стало!

Саша снова глянул на запад. Зарево погасло. Огромное черное небо будто придавило уснувшую тайгу, и ни звука не слышалось в сыром холодном воздухе.

Мальчик невольно поежился. Тайга была страшной.

— И все-таки я завтра поплыву! — тряхнул он упрямо головой и зашагал к палаткам.

А ночь становилась все темнее и темнее. Ни звездочки на небе. Даже воздух, казалось, стал необычно густым и черным. Саша ускорил шаги. Но не успел он подняться на мысок, как на лицо его упала капля. Затем другая, третья… И мелкий частый дождик забарабанил по его плечам.

Саша пошел быстрее. Машинально поднял воротник. Но в следующее мгновение остановился и рывком распахнул пиджак, колючие брызги коснулись шеи, попали на раскрытую грудь. Холодная струйка побежала по спине. Но он не шелохнулся.

Дождь лил всю ночь. Не прекратился он и на утро. Тяжелые иссиня-черные тучи лениво ползли над угрюмой рекой, непрерывно кропя ее мелкими холодными брызгами. Тайга потемнела и наполнилась глухим шумом. Тяжелый запах прели повис в сыром воздухе.

Алексей Михайлович выглянул из палатки и покачал головой:

— Ну и погодка!..

В палатке, где расположились Петр Ильич, и Саша, было тихо.

— Эк спят! — проворчал он с добродушной усмешкой и сладко потянулся. — Да что еще остается делать в такую погоду…

Он также повалился на спальный мешок. Но спать уже не хотелось. Минут через десять летчик снова поднялся и надел сапоги.

— Займусь-ка завтраком, — сказал он себе и, набросив плащ, начал разжигать костер.

Но отсыревшие дрова не горели. Тогда он прошел на склад и вытащил оттуда пустой ящик. В палатке нашлось немного бересты.

Вскоре костер разгорелся, а еще через полчаса на нем забулькала каша и пыхнул паром веселый чайник.

— Ну, теперь пора и будить.

Он подошел к палатке и рывком откинул намокший полог. К его удивлению, там уже не спали. Петр Ильич лежал и читал книгу, а Сашин мешок был аккуратно свернут и пододвинут к стенке.

— Вот тебе и на! — воскликнул летчик, разводя руками. — Где же Саша?

Петр Ильич посмотрел на свернутый мешок и зевнул:

— Разве он не у вас?

— Нет, ко мне он не заходил.

— Значит опять в тайгу умчался… Дурная голова!

Алексей Михайлович замахал руками:

— Что вы! Да знаете ли, что на улице-то делается? В такую погоду добрый хозяин собаки из избы не выгонит.

— Вы думаете, люди всегда умнее собак? Алексей Михайлович нахмурился и, не ответив, вышел из палатки. Реплика геолога больно резанула его слух.

— Ну это еще как сказать, — буркнул он, направляясь к костру. — Немного надо ума, чтоб других дураками честить. Но где же все-таки Саша? А что, если…

Алексей Михайлович вдруг стукнул себя по лбу и бросился к реке. Плота у берега не было.

— Удрал! — воскликнул он, хлопая себя по бокам. — Удрал! Вот бесененок! В такую погоду! Один!!

Он сдвинул фуражку на затылок и сел на мокрую корягу.

— Каков пострел! Каков пострел!..

Он вынул из кармана папиросу, помял ее в руках, но так и не закурил.

Дождь усилился. Поднялся ветер. А летчик все сидел на берегу и долго-долго смотрел на темную воду реки.