А жизнь, действительно, не баловала Сергея. Родился он у изрядно престарелых отца и матери и с ранних лет познал, что значит «перебиваться с хлеба на воду». Зато читать научился, когда ему не было и пяти лет и с тех пор буквально проглатывал все, что попадало под руку в виде печатного слова.

Раннее детство его прошло в небольшом поселке полугородского-полусельского типа, вдали от всех «прелестей» чисто урбанистической цивилизации, но в окружении почти девственно нетронутой русской природы, что не могло не отразиться на формировании его впечатлительной души. Предоставленный исключительно самому себе, он часами бродил по глухим лесным тропинкам, карабкался по заросшим склонам степных оврагов, слушал беспечное воркование бегущих в них веселых ручейков, а то и просто валился в густую пахучую траву и подолгу смотрел на плывущие в небе облака, видя в них то сонмы сказочных чудовищ, то пики заснеженных горных вершин. И все это рождало в его пылком сознании захватывающее представление о красоте, красоте живой природы, какую он не встречал даже в великолепных описаниях из прочтенных книг. Стоит ли поэтому удивляться, что уже тогда, в ту пору босоногого детства, в нем проснулось непреодолимое желание как-то описать эту красоту, рассказать о ней другим людям. И кто знает, как сложилась бы его дальнейшая судьба, если бы неожиданно, в одночасье, не умер его отец, а вслед за тем не слегла в постель и престарелая мать, и ему в неполные двенадцать лет пришлось бросить школу и, закинув за спину холщовую котомку с краюхой хлеба, пойти в город, чтобы устроиться хоть на какую-нибудь работу. Впрочем, это было тоже непросто. Пришлось «прибавить» себе лишние два года. Зато с работой ему «повезло»: военные заводы в то время буквально задыхались от недостатка рабочей силы, и Сергея без лишних хлопот приняли учеником токаря в механический цех одного из закрытых предприятий.

Работа на станке ему понравилась. Смышленый от природы, не по годам пытливый и старательный, он быстро освоил азы престижной по тому времени профессии и уже через пол года получил достаточно высокий рабочий разряд. Жил он теперь в заводском общежитии, был сыт, одет, обут, мог даже немного помогать больной матери, и, главное — осуществить свою давнишнюю мечту: покупать себе книги.

И вдруг — война! Как звериный оскал судьбы. Как злобный вопль взбесившейся истории. Как грозный смерч, ломающий и коверкающий жизнь всей страны.

Не миновал этот смерч и завода, где работал Сергей. Уже в первые дни войны многие рабочие-мужчины ушли на фронт, и на смену им в цеха пришли женщины и дети, мальчишки и девчонки чуть постарше Сергея. И работать теперь приходилось, как минимум, по двенадцать-четырнадцать часов в день, а то и ночевать в цехе, под станком, подстелив под голову охапку ветоши. Но самым страшным было непроходящее чувство голода, неизбывная мысль: как бы чего поесть. И все же Сергей не отчаивался. Молодость позволяла переносить любые трудности. А когда при заводе открылась вечерняя школа, он, не раздумывая, поступил в нее, чтобы закончить среднее образование. И не просто отсиживал там положенные часы, а умудрился в течение двух лет сдать все экзамены за три класса и весну Победы встретить с аттестатом зрелости.

Потом был геологический факультет университета. То, что могло бы остаться самым светлым воспоминанием его юности. Ведь что стоила только преддипломная практика на Северном Урале, где он, исполняя обязанности младшего геолога, совершенно самостоятельно открыл перспективное хромитовое оруденение и в первый раз в жизни поцеловал самую красивую однокурсницу, сероглазую Марину Масленникову. Да так бы оно и было. Ведь той же зимой Марина согласилась стать его женой, а заведующий кафедрой минералогии официально пригласил его к себе в аспирантуру. А дальше… И надо же было ему написать небольшую эпиграмму на одного из партийных бонз. Он и написал-то ее просто так, чтобы только посмешить своих друзей и думать не думал, что из-за этой писульки его вдруг вызовут повесткой в НКВД. Но там ему быстро объяснили «смысл содеянного», и из кабинета следователя он уже не вышел.

Потом был суд. И не подлежащий обжалованию вердикт: десять лет лагерей без права переписки.

А сразу вслед за этим — долгие недели тряски в душном, вонючем, переполненном зеками товарном вагоне, спешная ночная высадка под непрерывный лай собак и щелканье ружейных затворов на глухой безлюдной станции, изнурительнейший многодневный марш по топкому, гудящему от кровососов всех мастей лесному бездорожью и наконец сам лагерь где-то в забытом Богом углу сибирской тайги.