Высказав, наконец, Ольге все, что было связано с письмом сержанта, Сергей словно ношу сбросил с плеч. Теперь можно было подумать и об отпуске. От одной мысли провести его вместе с Ольгой он буквально пьянел, как от крепкого вина. В самом деле, почему бы не поехать им, скажем, в Крым, к морю, или на Кавказ, в знаменитую Цейскую долину, о которой он вычитал в одной из редактируемых им книг.

Но когда он сказал об этом Ольге, та лишь пожала плечами:

— В Крым или на Кавказ… А почему бы не на мою родину, в Сибирь?

— Так вы родились в Сибири? Да, кстати, вы бы рассказали мне тоже немного о своем житье-бытье.

— Ой, мне и рассказывать нечего. Родилась я действительно в Сибири. С детства пристрастилась к рисованию. Приехала сюда, к родной тетке, чтобы поступить в художественное училище. Поступила, закончила, получила аттестат. Встретилась с Петром. Но не успела даже стать его законной женой. По доброте своей он подарил мне путевку в Италию. Я была на седьмом небе от счастья. А когда вернулась оттуда… Дальше вы все знаете. Теперь, как видите, я одна-одинешенька. Ни мужа, ни семьи. Одна работа. Да еще мечта: встретить такого человека, как вы.

— Но вы меня совсем не знаете.

— Теперь знаю.

— Ну, это, как сказать… А кстати, где в Сибири ваша родина? Сибирь большая.

— В Красноярском крае. Есть там в самой северной части его речка Быстринка, вот на ней…

— Что?! Как вы сказали: речка Быстринка?!

— Да. А вы что, слышали о ней?

— Слышал ли я о Быстринке! Да ведь именно на ней, этой северной речушке, произошло все то, о чем я рассказал вам.

— Что вы говорите! Да, теперь я вспомнила, как наши бабы болтали, что где-то неподалеку от нас, чуть выше по течению реки, был лагерь политзаключенных, но могла ли подумать, что в этом лагере…

— Служит охранником ваш будущий коллега.

— Да, — кивнула Ольга.

— Но я там не только заключенных охранял, но и… Так и быть уж, открою вам еще один секрет. Я ведь как-то говорил вам, что по образованию я геолог, хоть и недоучившийся. Так вот, конвоируя однажды зека-водовоза на берег реки, я увидел в небольшой рытвине блестящий камень. Достаточно было одного беглого взгляда, чтобы определить, что это сфалерит, главная руда на цинк. А еще через минуту я понял и откуда он выкатился. Чуть выше по склону лежал огромный, вывороченный с корнем кедр. И вот в яме, откуда были вырваны полусгнившие корни гигантского дерева, поблескивала свежеобнаженная кварцевая жила с бесчисленными вкраплениями рудных минералов, среди которых, кроме сфалерита, виднелись идеально ограненные кристаллы свинецсодержащего галенита и даже вкрапления самородного серебра. Такого фантастического богатства я не видел ни в одном минералогическом музее.

Но долго любоваться на него мне не удалось. И только через несколько дней я смог снова вырваться на свой «прииск». Однако смотреть там было уже не на что. Упавший кедр успели вывезти, а весь склон был сплошь испещрен следами трелевочных тракторов. Единственно, на чем остановился мой взгляд, это большой перекат в русле реки. Скорее всего, как я понял позднее, он и был обязан кварцевой жиле, продолжение которой на берегу вскрыло упавшее дерево, обнажив упрятанное в ней богатство.

С тех пор прошел уже не один год, а вот нет-нет, да и всплывет в памяти феерическая картина того природного клада и потянет в те сибирские дебри, чтобы еще хоть разочек взглянуть на эту картину. А вы спрашиваете, слышал ли я о Быстринке! Так это, значит, ваша родина?

— Да, там, в деревне Заречной я и родилась.

— Слышал я и о Заречной. И не только слышал, но волею судьбы и погостил там с неделю у одной старушки.

— Как это? — удивились Ольга.

— Так ведь в тайге по службе чего только не бывает. Случилось так, что и я однажды чуть Богу душу не отдал. Да вызволили меня из беды две добрые жительницы Заречной. А кто у вас там остался? Отец, мать?

— Отец умер еще пять лет тому назад. Мать по-прежнему живет в Заречной. Все зовет навестить ее, а мне никак не собраться. Вот разве в нынешний отпуск… Сергей Владимирович, а может быть, и вы поехали бы со мной? Навестили свой «прииск», попробовали найти оставленное там письмо, да и просто отдохнули бы на лоне дикой природы.

Сергей задумался:

— Поехать с вами в Заречную?

— А почему бы и нет, — оживилась Ольга. — В избе у нас места хватит. Организуете там нечто вроде базы. И подниметесь раз-другой вверх по Быстринке. Покопаетесь в ваших рудах. Разыщете записки. А потом… Помните, вы как-то сказали, что не прочь были бы написать книгу, да не знаете, о чем писать. Там вы наберете столько интереснейшего материала, что его хватит на десяток книг. Что стоит только уникальнейший материал, заключенный в спрятанном вами письме. Он один наверняка потянет на такой сюжет, какой ни один фантаст не придумает.

— Гм… Может быть, вы и правы. Вы все так убедительно расписали… Действительно, в лагере-то теперь ничего не осталось. И охраны никакой. Можно свободно обшарить все окрестности. Только вот… Удобно ли будет, что к вашей матушке вдруг заявится совершенно незнакомый человек?

— Это вы-то незнакомый! Да я в своих письмах ей все уши о вас прожужжала. Она встретит вас как родного.

— Ну, если так, то я подумаю.

— Опять «подумаю»! Едемте! Едемте, Сергей Владимирович!

— Хорошо, дня через два я дам вам окончательный ответ, — сказал Сергей. Но сказал скорее, чтобы только соблюсти мало-мальски приличествующий этикет, поскольку в душе уже решил поехать с Ольгой. А тут прибавился еще один аргумент. Буквально на другой день после этого разговора Сергей получил приглашение на презентацию одной из отредактированных им книг. Вообще-то он не очень любил бывать на такого рода мероприятиях. Но на этот раз автором книги был большой ученый, сотрудник института атомной физики, и Сергей не счел возможным отказаться от приглашения.

Презентация состоялась в одном из известных ресторанов города при стечении огромной массы гостей, главным образом работников института, и часа через полтора Сергей собирался уже покинуть это собрание малознакомых ему людей, когда к нему неожиданно подсел уже немолодой представительный мужчина и положил перед ним свою визитную карточку:

— Сергей Владимирович Гнедин? — проговорил он, протягивая Сергею руку. — Редактор чествуемого сегодня шедевра?

— Да, — коротко ответил Сергей.

— А я, как видите, — указал он на свою визитку, — Роман Иосифович Шнайдер, научный сотрудник института и большой друг автора книги. Рад с вами познакомиться. Дело в том, что я тоже немного пописываю. Но дело не в этом. В свое время я был очень близко знаком с Петром Ильичем Гнединым, вашим братом, и он не раз говорил со мной о вас и вашей работе в Сибири. В своих письмах вы по известным причинам мало что могли писать об этом. Но Петр мог читать, как говорится, и между строк и надеялся, что рано или поздно вы найдете возможность как-то сообщить ему детали по интересующим его вопросам. Тем более что сведения эти могли бы быть полезными и его коллегам по атомной физике. А незадолго до своей гибели он прямо сказал мне, что ждет письма от одного своего коллеги, которое сможете передать ему только вы. Что вы на это скажете?

Сергей невольно пожал плечами.

— Нет, я, конечно, не смею ни о чем вас просить, — спохватился Шнайдер. — И если у вас есть какие-то причины не говорить об этом, то вы имеете полное право так и сделать. Но будет страшно жалко, что останутся неиспользованными какие-то очень важные открытия, уже сделанные учеными-физиками. А там, откуда вы прибыли, насколько я знаю, сосредоточен огромный научный потенциал в лице известных физиков, в частности и выходцев из нашего института.

Шнайдер выжидающе посмотрел на Сергея.

Застигнутый врасплох столь неожиданным оборотом разговора, Сергей с минуту помолчал, но затем, видя, что вокруг собрались действительно в основном заслуживающие уважения ученые, а сам Шнайдер производит впечатление вполне респектабельного человека, решил не кривить душой:

— Да, у меня было такое письмо. Но я должен был передать его только лично Петру Ильичу.

— Я понимаю вас. Но Петра уже нет в живых. Письмо же, как я сказал, может представлять огромную научную ценность.

— Возможно. Но Петр Ильич не просто умер, его убили. И выкрали его научный архив.

— К сожалению, да.

— Так можно ли гарантировать, что то же самое не произойдет и с письмом?

— Вы хотите сказать…

— Да, я хочу сказать, что и вы можете разделить участь Петра Ильича, если я передам вам это письмо.

— Ну, письмо сразу же станет достоянием большого круга ученых института. Они ждут не дождутся возможности познакомиться с его содержанием.

— К сожалению, письма этого сейчас у меня нет. Обстоятельства сложились так, что оно осталось там, в Сибири.

— Вы оставили его у кого-то из тамошних жителей?

— Нет, я его просто спрятал. В тайге. В надежном месте. Но за много тысяч километров отсюда.

— Какой ужас! Но, может быть, вы могли бы еще съездить туда, разыскать эту реликвию? Я понимаю, что это не так просто. Но все расходы мы бы возместили вам.

— Может быть, я и воспользуюсь вашим советом. Но не сегодня и не завтра.

Надеюсь, что мы будем теперь по крайней мере перезваниваться.

— Да, конечно. Еще один вопрос: как вы вышли на меня?

— Помог случай. На днях я встретился с бывшей женой Петра Ильича Ольгой Павловной, и она сказала мне, что вы работаете в областном книжном издательстве. А тут кстати эта презентация… Так я жду вашего звонка.

— Да, мы еще поговорим.

Домой Сергей вернулся со смешанными чувствами. С одной стороны, было нечто вроде необъяснимой тревоги. В последнее время он привык к мысли, что все, что было связано с его прошлым, кануло в Лету. А тут вдруг оказалось, что это может иметь вполне реальное продолжение с самыми непредсказуемыми последствиями. С другой стороны, кольнула мысль, что он так и не выполнил обещание, данное сержанту, не довел до сведения коллег его брата содержание какого-то очень важного документа, о котором, оказывается, знала масса весьма почтенных людей. Наконец, где-то в самой глубине души мелькнула и честолюбивая мыслишка, что он может запросто потерять право первооткрывателя действительно уникального месторождения ценных руд.

Разрешить весь этот клубок противоречивых чувств можно было лишь поехав на место бывшего лагеря и попробовав отыскать как письмо сержанта, так и свой «прииск». И в этом свете предложение Ольги можно было считать поистине перстом судьбы. Поэтому уже на другой день, придя в издательство и встретив Ольгу, он сказал ей без всяких предисловий:

— Я еду с вами, Ольга Павловна.

И надо было видеть, как вспыхнуло ее лицо и какой радостью осветились глаза.

— Спасибо, Сергей Владимирович, — только и промолвила она в ответ, схватив его за руки и сжав их в своих горячих ладонях.

— И когда же мы едем? — спросил он, стараясь не выдавать охватившего его волнения.

— Я — в любое время. А вы, очевидно, как только оформите отпуск.

— В таком случае я сегодня же подаю заявление.

— А я шлю телеграмму матери.