Так вот сложилось, что в первых числах июля на тихую улочку глухой сибирской деревеньки въехала одинокая подвода, и с нее сошли два городских, явно нездешних человека. То были Сергей и Ольга.

— Вот здесь и прошло мое детство, Сергей Владимирович, — махнула Ольга рукой в сторону старой покосившей-с я хатенки, будто присевшей в тени огромной развесистой ели.

— И с тех пор тут, похоже, ничего не изменилось, — отозвался Сергей.

— Абсолютно ничего. Разве только елка, моя ровесница, заметно подросла да домишко совсем ушел в землю.

— Да, время неумолимо. Вот и я… — начал было Сергей, но в это время дверь хаты распахнулась, и на крыльцо выскочила маленькая женщина одетая во все темное:

— Господи, доченька моя! Наконец-то! — Вскричала она, бросаясь к Ольге и размазывая по щекам слезы — А я уж и не чаяла… Радость-то какая! А это?.. — бросила она вопросительный взгляд на Сергея и вдруг всплеснула руками.

— Батюшки-светы! Святые угодники! Да это никак Сергунька…

— Я самый, тетя Феня, — улыбнулся Сергей.

— Сергунька?! — удивилась Ольга, обращаясь в недоумении к матери. — Вы что, знакомы?

— Знакомы… Да я его как сына родного выходила. И он мне столько всего сделал! А ты, стало быть, о нем писала, что вы и работаете вместе и души друг в друге не чаете?

— Все так, тетя Феня, — ответил за Ольгу Сергей.

— А теперь к нам в гости, стало быть? Вот уважил! — не переставала ахать Федосья.

— Сергей Владимирович по делам сюда приехал, — перебила ее Ольга, — так ты устрой его на недельку-другую в боковушке.

— Все сделаю в самом лучшем виде. А сейчас пожалуйте в хату, к столу.

— Идем-идем, тетя Феня, — отозвался Сергей, пропуская Ольгу вперед.

— Господь милостивый, услышал меня грешную, сподобил увидеть мою ненаглядную и Сергуньку вот тоже, — без конца причитала она, усаживая их за стол и выставляя все новые и новые нехитрые угощения.

Тут же, на лавке, попыхивал паром начищенный до блеска самовар, из дальнего угла избы, от свежепобеленной русской печи, доносился аппетитнейший запах допекавшихся пирогов, возле нее высилась корзина, полная огурцов, лука, петрушки, и объемистая бутыль то ли домашней настойки, то ли бражки. А среди этого исконно русского благолепия, за столом, уставленным бесчисленными тарелками и тарелочками со всевозможными яствами, — Ольга. Как воплощение всего самого совершенного, что могла создать природа. Так, по крайней мере, казалось Сергею.

Впрочем, сама она выглядела сегодня непривычно сдержанной и смущенной, словно стесняясь более чем скромной обстановки, в которой вынуждена была встретить гостя. Сергей же, напротив, чувствовал себя превосходно, как юный отрок, вернувшийся в раннее детство, пронизанное таким же теплом и уютом, какой исходил сейчас от всего, что окружало его в хатке и чего он был лишен в течение всей своей жизни. Поэтому ему просто не хотелось выходить из-за стола. Он готов был сидеть здесь, слушая бесконечные разговоры словоохотливой хозяйки и чувствуя себя свободным от всяких забот, хоть до самого утра. Не последнюю роль сыграла тут, по-видимому, и настойка из боярышника и пьянящая близость сидящей рядом с ним очаровательной женщины, малейшее прикосновение к которой пронзало его, как мощнейший разряд тока. Словом, это было впервые, когда он мог повторить изречение Гете: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»

Но всему бывает конец. И пришло время, когда хозяйка встала из-за стола, сказав, что ей пора пройти в боковушку, приготовить постель Сергею, а Ольга пригласила его пройтись полюбоваться вечерней зарей.

Это было тоже замечательно. Но оказалось, что они в самом деле засиделись за столом. Солнце уже зашло, в небе замелькали первые звездочки, густые сумерки опустились на землю. И в этом тоже была своя прелесть. А впереди — еще целая ночь. И какая ночь!

Да еще рядом с самым дорогим человеком!

— Может, спустимся к реке? — тихо промолвила Ольга.

— С вами — куда угодно.

— Тогда следуйте за мной. Только смотрите под ноги, здесь тротуаров нет.

— Вы забываете, что мне довелось побывать и в геологических экспедициях, — усмехнулся Сергей.

— Ах, да… Значит, пошли.

Они вышли через заднюю калитку со двора, прошли через весь огород, миновали небольшую луговину со свежескошенной травой и начали спускаться по береговому склону. Он оказался довольно крутым и Сергей легонько придержал свою спутницу за локоток.

— А это тоже из вашей геологической практики? — рассмеялась Ольга и, вырвав руку, сбежала к реке.

Здесь было уже совсем темно. Воды было почти не видно. Лишь еле слышные всплески ее выдавали течение речных струй да еле ощутимый ветерок, наполненный речной влагой, освежал лицо и грудь.

С минуту они не говорили ни слова, вслушиваясь в ночную тишину, затем Ольга спросила, слегка тронув его за плечо:

— Ну как, понравилось вам у нас?

— Очень!

— И вы не раскаиваетесь, что поехали со мной?

— Что вы, Оля! — впервые назвал он ее просто по имени. — Ничего подобного я не испытывал ни разу в жизни.

— А пойти к бывшему лагерю и своему прииску не раздумали?

— Я своих планов не меняю.

— Но как вы мыслите этот ваш поход? Сколько времени он займет? Как и где вы собираетесь ночевать, что будете есть, пить?

— Ну, всего заранее не предусмотришь. Думаю, что за два-три дня я доберусь до переката, дня четыре пробуду там и еще два-три дня — на обратный путь. Так что через неделю с небольшим надеюсь снова быть здесь.

Что же касается еды, то ваша матушка уже сейчас предложила мне всего столько, что за месяц не съешь. Да я и сам… Возьму с собой ружье, рыболовную снасть. А рыбы в вашей реке, наверное, навалом, как и зверя-птицы в тайге, так что…

— Ну, это, конечно, так. А если дождь, непогода?

— Пустяки! Я взял с собой небольшую палатку, легкую, как пух. Она от дождя и комарья спасет.

— Да, вы, я вижу, все предусмотрели. И все-таки… Вам не кажется, что лучше было бы совершить такое путешествие с кем-нибудь вдвоем?

— С кем же? Я здесь никого не знаю. Да и не с моими финансовыми ресурсами нанимать проводника.

— Я говорю не о проводнике. Я имею в виду просто товарища, друга, наконец хорошего знакомого.

— Но вы же знаете, что у меня и там, в городе, не было близких друзей.

— Как не было, а… я?

— Вы мне не просто друг, Оля. Но разве вы смогли бы пойти в столь длительный поход в тайгу?

— А почему бы нет?

— Вы шутите, Оленька! Это же не прогулка по загородному парку.

— Вы забыли, что я родилась здесь. Здесь прошли мое детство и юность.

— Да. Но теперь-то вы — избалованная цивилизацией городская жительница.

— Вы так думаете? Ну да ладно, мы еще поговорим об этом. А сейчас скажите, когда вы собираетесь выйти туда?

— Завтра и выберусь по холодку. Благо погода, кажется, устоялась.

— Завтра?! — не смогла скрыть своего удивления Ольга.

— А что?

— Я полагала, вы хоть с недельку побудете просто у меня в гостях.

— Так я уйду всего на неделю, а потом собираюсь погостить у вас до конца отпуска, если вы ничего не имеете против, лучшего отдыха я и не мыслю.

— Ладно, пусть будет так. Но в таком случае пора и на боковую, — сказала, как отрезала, Ольга и направилась к дому.

Весь обратный путь они не проронили ни слова. И только на пороге боковушки она легонько сжала его руку и тихо произнесла:

— Я, кажется, немного погорячилась, но вы подумайте еще над тем, что я сказала.

Однако над чем тут было думать? Поход в тайгу, может быть, действительно был бы для Ольги по силам. Но ведь он шел не просто на какую-то заброшенную делянку. Его ждал лагерь, где произошел страшнейший, возможно, ядерный взрыв, и вопрос еще, не осталось ли там какой-нибудь охраны или опасных для жизни заграждений. Мог ли рисковать здоровьем так дорогого ему человека? Нет и еще раз нет! Надо во что бы то ни стало отговорить ее от столь опасного путешествия.

С тем он и заснул. А встав поутру, сразу начал готовиться к походу. Впрочем, большой подготовки ему и не требовалось: все, что надо, было приготовлено и уложено еще в городе. Оставалось проститься с Ольгой. А она не заставила себя долго ждать.

— Доброе утро, Сергей Владимирович, — улыбнулась она ему, окидывая взглядом припасенные вещи. — О, да вы совсем собрались. Желаю вам счастливого пути. И не буду даже больше настаивать, чтобы вы взяли меня с собой. Знаю, что мне вас не переспорить. Попрошу только об одном: позвольте проводить вас до… Ну, хотя бы до вашего первого привала. А там посмотрим…

— До первого привала? Ну, что же, если вам так хочется снова почувствовать запах тайги, пройдем начало пути вместе.

— Ой, спасибо! Спасибо, Сергей Владимирович! — она схватила его за руки и закружила по избе.

«Боже, да она еще совсем девочка! — мелькнуло у него в голове. — Как еще нужно беречь ее. Но и не выполнить ее желания…»

— Да, выйдем из дома вместе, — повторил он, — и пройдем немного вдвоем. Но не дальше первого привала!

— Хорошо-хорошо. Только дайте мне денек на сборы. А завтра по утру и отправимся. Мама-а, — крикнула она, приоткрыв дверь, — готовь чай, мы идем завтракать. И кстати, — снова обернулась она к Сергею, — я познакомлю вас сегодня с одним интересным старичком, и он вам такое расскажет! Вы говорите, лагерь, где вы служили, был возле переката?

— Да, я еще подумал, что это кварцевая жила вздыбилась там, средь реки.

— Вот об этом перекате и пойдет речь. Они с братом в молодости охотились там, и однажды осенью… Ну да об этом лучше сам дед Игнат расскажет. Он всего за три дома от нас живет. Давайте сейчас позавтракаем и прямо к нему.

На том и порешили. Дед Игнат был дома. Они нашли его сидящим на завалинке у своей избы, где он покуривал неизменную «козью ножку», отмахиваясь от роящихся над ним мух.

— Здравствуйте, дедушка Игнат, — обратилась к нему Ольга.

— Бывайте здоровы, барышня, — ответил тот, щуря глаза.

— Вы что, не узнаете меня?

— Так ведь слаб стал я глазами-то. Да и память, того, пошаливает.

— А Ольгу Ланину вы не помните?

— Ольгу-то, стрекозу?.. Постой-постой! Неужто это ты и есть?

— Я, дедушка Игнат.

— Подумать только, какой кралей обернулась! Что время-то делает! А это?.. — кивнул он в сторону Сергея. — Его я совсем не помню.

— Он не здешний, дедушка. Это писатель из города. Он книгу о наших краях пишет. И очень хотел бы услышать ту историю, которая приключилась в свое время с Дмитрием, вашим братом.

— Что с Митрием-то стряслось? И это для книжки, стало быть? Ну что же, ради такого дела можно и поворошить память. Только сперва пройдемте в избу. Посидим там, покалякаем, вспомним те времена.

— Пойдемте, дедушка. Я, кстати, и бражки с собой захватила и пирогов мать вам прислала.

— Спасибо ей, Федосьюшке. Спасибо и вам, что не забываете нас, стариков, — не переставал приговаривать Игнат, препровождая их в избу и усаживая в передний угол, под божницу.

— А дело было так, — сразу начал он, приложившись к стакану с брагой и свертывая новую «козью ножку». — Той осенью мы с Митрием охотились в Лосиной пади, что возле переката. Там у нас и охотничья избушка была поставлена и ловушки на сохатых вырыты. Все честь по чести. Столь лет мы там промышляли. Чаще всего вдвоем. А в тот сезон случилось так, что пришлось мне оставить его одного. Ну да так не раз бывало: оставались в тайге то он, то я. И никогда не беспокоились друг о друге. С чего бы это! Все наши мужики так охотились. А в этот раз что-то не по себе мне стало. Чем ни займусь — болит душа за Митрия, и на поди! А его все нет и нет. Пришлось пойти к нему самому.

Ну, подхожу я к пади, вижу над крышей дымок вьется. Значит, мекаю, все в порядке. Открываю дверь, смотрю, сидит Митрий у стола, мясо уписывает. И хоть бы голову повернул в мою сторону. Я говорю:

— Здорово, Митюха.

А он оглянулся так, будто нечистую силу увидел, и говорит:

— А ты кто такой будешь?

Я так и обомлел. Словно кипятком меня ошпарило.

— Да ты что, — говорю, — Митрий, с ума сошел? Своих не узнаешь?

— Каких, — говорит, — своих? Я тебя знать не знаю и знать не хочу.

Ну, дальше — больше. Я к нему и так и эдак. А он и от имени своего открещивается, и отца с матерью, дескать, знать не знает, и ни о какой Заречной никогда не слышал. Ну, словом, он не он, да и только. Думаю, проспится, человеком будет. А утром — все то же самое. Идти со мной домой отказался наотрез. На меня волком смотрит.

Пришлось вернуться ни с чем. А в деревне мне и верят и не верят.

Еле-еле уговорил пять-шесть мужиков, нанял фершала из соседнего села. Пошли мы на падь. А там — шаром покати! Облазили мы всю падь, обошли все окрестности. Нигде ни души. Так и сгинул мой братан. Никто его больше не видел, никто ничего о нем не слышал. А я с тех пор к перекату — ни ногой! И другие мужики тоже. Вот какая история. Хотите верьте старику, хотите нет.

— Ну почему же нет, — возразил Сергей. — Я слышал о подобных случаях и раньше. Что-то нарушило психику вашего брата. Но вот, — что? Скажите, а вы не заметили в тот день чего-то необычного в вашей избушке?

— Да вроде ничего не было. Вот только… Какой-то каменюка висел на шее у Митрия вместо нательного креста и словно светился в темноте.

— Камень, говорите? — оживился Сергей. — И даже светился?! А вы не сможете описать его поподробнее: какой он был формы, цвета?

— Да как вам сказать… Маленький, черный, блестящий, вроде груши незрелой. Митрий-то и раньше, еще мальчишкой, любил навешивать на себя всякие безделушки, потому я и не удивился тогда. А вы думаете…

— Кто знает… Может быть, виной всему был и этот камень. Во всяком случае, спасибо вам за рассказ. До свидания, дедушка Игнат.

— Прощевайте покедова.

— А вы в самом деле, полагаете, что камень мог лишить человека разума? — спросила Ольга, когда они возвращались от деда.

— Думаю, что это не исключено.

— И даже после этого не боитесь пойти к перекату?

— Как раз наоборот, теперь мне еще больше хочется побывать там и разыскать оставленное мною письмо.

— Я так и думала. Мне и самой еще больше захотелось пойти с вами.

— Но мы ведь договорились…

— Да-да. Это я так, к слову.

— Ну, то-то же!

Всю оставшуюся часть дня Сергей помогал тетке Федосье косить траву. А с наступлением темноты они с Ольгой снова бродили по берегу реки, наслаждаясь ночной прохладой и строя планы на будущее, но ни единым словом не возвращаясь к предстоящему походу, хотя в мыслях Сергей был уже там, в бывшем лагере, у переката, куда предстояло выйти завтра поутру.