Год Тайны (1396 ЛД) Тауниссик, море Павших Звёзд

Ануша не знала, что происходит на острове. Eё сновидческое тело охватила тревога.

Она вытащила сундук из коридора на главную палубу. Главной шлюпки не было, оставались лишь две лодки поменьше. Счастливчик шёл за ней. Цепь собаки обрубил единственный взмах её сновидческого меча. Для глаз любого пирата всё выглядело так, как будто сундук сам по себе скользит по промасленным доскам палубы.

— Призрак!

Темноволосая женщина со шрамами стояла между ней и ближайшей лодкой, широко раскрыв глаза. Это была та же самая пиратка, что едва не раскрыла Анушу несколько дней назад. Женщина смотрела не на неё, а на отражение Ануши в тёмном стекле сигнального зеркала, что стояло в трёх футах от сундука.

На краткий миг раздражение заставило девушку забыть о своей тревоге. Да сколько на этом проклятом корабле отражающих поверхностей?

Ануша отпустила сундук и призвала свой меч. Оружием она разбила сигнальное зеркало. С этого момента, решила девушка, каждое встреченное зеркало она будет разбивать.

Пиратка закричала: «Нападение призрака!» и убежала, нырнув в открытый трюм. По кораблю пронеслись вопросительные возгласы, а в ответ им — крики.

— Великолепно, — прокомментировала Ануша, убирая свой меч. Меч угас, как сон. Она схватила свой сундук и потащила изо всех сил, быстро дотолкав его к перилам. Укрытый полосами мрака Тауниссик был почти невидим в начавшихся сумерках.

Ануша осмотрела механизм, удерживающий лодку. Какая-то лебёдка с кучей толстых канатов и узлов. Она подумала, не рубануть ли всё это мечом. Нет, лодку сначала надо опустить…

В ответ на раздающиеся в трюме вопли о «Призраке!» пираты на судне подняли тревогу. Ануша нашла защёлку, удерживающую лебёдку неподвижной. Она крепко ухватилась за сундук и рывком поставила его в лодку. Повторить такое во плоти она бы не смогла, и всё равно чуть не потеряла концентрацию и не рухнула через перила.

Ануша прыгнула в раскачивающуюся лодку и подозвала к себе Счастливчика. Собака взволновано гавкнула и присоединилась к ней. Ануша открыла защёлку. Ручка лебёдки завертелась, и лодка упала на волны рядом со скользким бортом «Зелёной сирены». Оказавшись в воде, Ануша рассекла канаты несколькими взмахами мерцающего клинка снов, потом взялась за вёсла.

И тут её план чуть не провалился. Тянуть, толкать, рубить и тащить вещи в сновидческой форме было гораздо проще, чем держать и манипулировать отдельным предметом на протяжении долгого времени, не говоря уже про два предмета одновременно. Вёсла продолжали выскальзывать из её рук, пока она пыталась вставить их в уключины.

У неё над головой из-за перил высунулись несколько голов — все кричали, некоторые тыкали пальцами. Один из мужчин вопил: «Призрак похитил собаку капитана!»

Кто-то другой воскликнул: «Клянусь ржавым трезубцем Амберли, вы несёте какую-то чушь! Это не призрак — это вор с заклинанием невидимости!»

В ответ раздались крики несогласия, прозрения и изумления. Начался спор о том, смогли ли волшебники заново освоить искусство обманывать взгляд с помощью магии.

Ануша продолжала сражаться с вёслами. Отчаяние не помогало ей сосредоточиться. Неожиданно она вспомнила, каких стараний потребовало от неё обучение плавному письму под суровым присмотром наставника. Прибегнув к похожим усилиям, она перестала обращать внимание на пиратскую болтовню и медленно, методично поставила в уключину одно весло, потом другое. Теперь грести стало намного проще.

Быстрыми взмахами вёсел она направила шлюпку к Тауниссику, оставляя позади пиратские споры. Счастливчик уселся на носу лодки и какое-то время служил носовой фигурой.

На полпути к острову мелкие точки, за которыми оставались туманные полосы мрака, приобрели очертания кво-тоа верхом на кальмарах. Ануша неожиданно вспомнила, какую роль играла Ногах в первой высадке. Бывшая жрица постоянно читала заклинания, чтобы отвести от их отряда внимание часовых и Гефсимета. Ануша перестала грести и присмотрелась к далёким летунам. Их маршруты как будто не изменились. Пока что часовые не заметили её шлюпку посреди темнеющего моря. Неужели Ногах ошиблась? Учитывая, в какую засаду попали остальные, казалось возможным, что бывшая жрица добилась полной противоположности своей цели. Ануша продолжила грести.

Её темп всё возрастал, и наконец девушка стала махать вёслами, как сумасшедшая. Почему нет? Ей была не нужна передышка. Работа была не трудной, всего лишь однообразной. Она неслась по воде. Вскоре она достигла шлюпки, оставленной первым отрядом в густых зарослях мангров. Насколько можно было судить, никто не нашёл и не потревожил это место.

Девушка задалась вопросом, что стало с гребцами первой высадки. Наверняка ничего хорошего.

Ануша задумалась, нужно ли ей целиком вытащить сундук на берег или оставить его в лодке для быстрого бегства. Она решила оставить его в лодке.

— Счастливчик! — обратилась она к псу. — Хороший мальчик! Хороший мальчик! Жди здесь, Счастливчик. Сидеть! Жди, пока я не вернусь, ладно?

Счастливчик попытался лизнуть её протянутую руку и уселся прямо на крышке сундука. Чем она заслужила доверие такого преданного и невинного создания? Девушка погладила пса по голове и повернулась к острову.

* * *

Рейдон падал сквозь разлом между «всё» и «ничего», сквозь пространство, не предназначенное для людей. Свет колол глаза и обжигал лицо. Стучали зубы. Все кости в его теле пытались вырваться из мясной оболочки. Грудь болела, он снова и снова пытался втянуть немного воздуха. Но воздуха не было. Серая дымка всё сильнее и сильнее заволакивала взгляд…

Раздирающая синяя парабола выхватила его из этого антипространства. Рейдон и Ангул пролетели десяток футов и рухнули на выстланный плиткой пол.

Монах не смог подавить долгий, хриплый кашель, хотя с каждым новым приступом рёбра пронзала боль. Он лежал на боку, почти в позе зародыша, пытаясь обуздать бунтующее тело. Когда кашель превратился, он стал отдыхать.

Куда Путеводная Звезда выбросил его на сей раз?

Помещение представляло собой большой каменный зал, наполненный большими, тускло мерцающими прямоугольными предметами. Большинство торчали из пола, но некоторые выходили из стен. Несколько штук свисали с потолка. Древние магические письмена сияли на блоках; источником мерцания каждого предмета было это сияние. Две стены рухнули, и многие блоки были расколоты, а их руны — потемнели.

Из каждого каменного блока выступали одна-две тонких трубки пульсирующего света. Свет собирался в тугие пучки, и пучки эти держали свешивающиеся с высокого потолка каменные гаргульи. Многие световые трубки были оборваны, их свет угас, а другие змеились в беспорядке по усыпанному обломками полу.

Здесь было холодно. Дыхание Рейдона паром вырывалось изо рта, его лицо и руки уже замёрзли.

Кроме холода, ему пока что больше ничего не угрожало, не считая нанесённых Меловым Скакуном ранений.

Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Он представил свою грудь и кости, которые в виде энергетических линий соединялись в его туловище. Они были потрескавшимися и спутанными, некоторые сломались. Импульсы боли из таких линий шипами расходились по всему остальному телу. Он представил, что эти шипы — настоящие, а потом вообразил, как их острые концы стираются. Подобные трюки помогали ему сосредоточиться. Когда острая боль достаточно ослабела и монах смог продолжить, он мысленно ухватился за каждую повреждённую и сломанную кость, и расправил их одну за другой. Новые шипы боли пронзили его тело — этих он притупить не мог. Но монах не останавливался до тех пор, пока не срастил все кости до единой.

Рейдон наконец отпустил свой фокус. Резкую боль сменила тупая и ноющая. Он ещё немного полежал в холодном зале, полном каменных обломков и странных предметов. Монаха терзали случайные мысли о его прежней жизни. Он видел Эйлин, игравшую во дворе их дома в Натлехе. На девочке было жёлтое платье, и она где-то испачкала лицо. Она держала в руках целую кучу диких нарциссов из их сада. Рейдон чувствовал их запах.

Монах улыбнулся. Эйлин ответила бесовской улыбкой, которую он так хорошо знал. Сдавило сердце.

— Эй, девочка, — прошептал он призраку. Горло перехватило. Эйлин засмеялась и исчезла.

Новая боль вырвала его из снов наяву. Его тело лежало на чём-то твёрдом и болезненном. Он подвинулся и увидел, что этим предметом был Ангул. Какое-то время монах смотрел на его тусклое лезвие. Его зрение расплывалось от невыплаканных слёз, рождённых воспоминаниями.

Монах тёр глаза, пока они не прояснились.

Он схватил холодную рукоять Ангула и встал. Отсюда он смог лучше разглядеть зал. Полосы света, которые ещё не выгорели, вели к единой точке в сердце палаты. Он подошёл туда, немного оберегая одну ногу.

Посередине лежала смятая, полузасыпанная фигура, похожая на оболочку от последней трапезы какого-то фантастически огромного паука. Фигура была человекоподобной, вырезанной из хрусталя, камня, железа и более экзотических компонентов, но она испортилась. Её поверхность заржавела и растрескалась. Фигура была наполовину погребена под частично обвалившимся потолком. На её смятой железной груди виднелся знакомый узор — Символ Лазури.

— Путеводная Звезда?

Фигура не отвечала. Несмотря на это Рейдон был уверен, что находится в присутствии искусственного существа, которое когда-то служило сторожем Звёздной Бездны.

— Ты здесь?

Он наклонился и постучал по лбу голема. Ему показалось, что в каменных глазах идола мелькнула искорка света. Монах не был уверен.

— Ты исчерпал свои силы, когда вытащил меня из владений Мелового Скакуна? — спросил он. — Если так, то спасибо тебе. Надеюсь, это не станет последним твоим деянием. Я недостоин подобной жертвы.

Он нахмурился.

— Ты принёс себя в жертву, чтобы спасти меня — хотя мы были едва знакомы.

Его мысли обратились вспять. Он прошептал:

— А вот я оставил умирать в одиночестве самое дорогое, что было в моей жизни, пока сам спал в безопасности.

Сказав это вслух, Рейдон понял, что подсознательно спроецировал благородный поступок голема на себя. Жалкое самоуничижение, и для кого?

Он был человеком со всеми полагающимися слабостями в куда большей степени, чем когда-либо это признавал. Он был просто глупцом с раздутым эго, подобным любому другому глупцу, которые проживали жизни, убежденные, что они обучены и подготовлены лучше других — пока не узнавали правду.

Монах с отвращением отвернулся. Его колено задело каменный блок, который лежал ближе к голему, чем все остальные. Знаки на плите вспыхнули. Их формы затрепетали и потекли, пока на глазах у монаха не сложились в слова на всеобщем. Он прочитал:

Рейдон,
Твой друг, Путеводная Звезда

Если ты это читаешь, значит у меня закончился последний запас оживляющего элана. Не бойся, ты не заперт здесь. С помощью своего Символа ты можешь получить доступ к управлению Звёздной Бездной и в последний раз телепортировать себя в Фаэрун. Ты должен отправиться к виденной нами морской горе, где расположился Гефсимет. У тебя есть Символ. Не волнуйся об отсутствии у тебя опыта. Сосредоточься на волшебной мантии Звёздной Бездны, и ты сможешь использовать её, как я когда-то. Отправляйся к Гефсимету. Одолей великого кракена. Уничтожь артефакт Кссифу, которым он владеет. От тебя многое зависит, Рейдон. Хотя у меня нет души или существования, которое продолжилось бы после моей физической смерти, я всеми фибрами своего угасающего бытия желаю тебе удачи.

.

— Я вдвойне недостоин твоего доверия, — прошептал Рейдон.

Он долго смотрел на каменную плиту. Прочитанные им руны изменились, сложились в большое кольцо. Кольцо оторвалось от камня и повисло вертикально перед Рейдоном. Внутри появилось изображение.

Рейдон увидел остров с кво-тоа наверху и огромным чудовищем в затопленных пещерах внизу.

Изображение в прорицательном круге показало ему поверхность острова. Была ночь, но огни и свечение выхватывали силуэты часовых, продолжавших кружить над островом.

— Ангул, ты готов? — монах поднял меч. Лазурный свет на рукояти клинка продолжал мерцать — не слабее, но в то же время не ярче.

Он вспомнил, когда видел клинок в последний раз. Это было более десяти, наверное, даже более двадцати лет назад.

Кирил стояла перед Ангулом, взвешивая, не отказаться ли от клинка, ставшего для эльфийки проклятием из-за своего необычайного фанатизма. В мыслях Рейдона снова прозвучали слова Путеводной Звезды: «Жизнь Ангула — жизнь всего лишь наполовину. Без живого носителя клинок из осколка души разрушится, и тогда его душа сможет упокоиться с миром. Останется лишь мёртвая полоса стали в форме меча».

Воспоминание угасло, но Рейдон тревожно прищурился.

Если он не ошибся, значит, когда Кирил отдала клинок Меловому Скакуну, Ангул потерял живого носителя. У меча не было живого носителя годами…

— Именем спокойного учения Сянь, надеюсь, что ты не сломан! — воскликнул Рейдон.

Меч продолжал дремать, как тогда, когда монах вырвал его из камня.

Щёки Рейдона полыхнули жаром. Он сдержал желание разбить меч на каменном обелиске, хотя именно этого ему сейчас больше всего хотелось.

Нет, сказал он себе. Я наследник Сянь. Сосредоточься. Успокойся, иначе не сумеешь сдержать своё обещание победить Гефсимета во имя Эйлин.

Рейдон расслабил грудь и плечи, выпрямился.

— Ангул, — сказал он спокойным, но властным голосом. — Заклинаю тебя, пробудись! Враг, ради уничтожения которого тебя выковали, готов уничтожить Фаэрун с помощью древнего артефакта. Ты был создан зря, если не сможешь ему помешать.

Тусклое мерцание рукояти как будто стало чуточку ярче от его слов.

Хотя нет. Оно совсем не изменилось.

Рейдон ещё несколько раз попытался воззвать к мечу, а потом решил, что осколок души внутри клинка слишком ослаб, чтобы слышать подобные обращения.

Монах посмотрел на Клинок Лазури. Это был инструмент Хранителей Символа Лазури. Символа, живым воплощением которого стал он сам.

Он расстегнул куртку, открывая знак на своей груди. Он положил рукоять меча прямо на знак и пожелал, чтобы тот пробудился.

Что-то зудело в уголке его разума. Вопрос, такой слабый, что монах решил, будто ему показалось.

Рейдон снова обратился к своему Символу. На этот раз он ясно услышал немой вопрос, вопрос, заданный без единого слова.

Кирил, это ты? Неужели моя Звёздочка вернулась?

Монах спросил:

— Ангул?

Ответа не было. Рейдон нахмурился и в третий раз озарил клинок своим Символом.

Голос, не громче прежнего, снова заговорил в голове у монаха.

Я так устал. Так устал. Почему ты молчишь, Кирил? Я думал, что ты избавилась от меня, наконец отказалась от этой расколотой души, которой никогда не дано будет познать мир. Я тебя не виню. У меня нет, совсем нет никакой выдержки, как ты слишком хорошо знаешь…

Рейдон опять обратился к клинку.

— Кирил ушла.

Моя Звезда… Она была для меня всем, а я был её проклятием.

— Ангул, послушай меня.

Ангул? Так меня зовут? Нет, как-то иначе…

— Тебя зовут Ангул. Я говорю правду.

…Я помню. Я Ангул. Я был спутником и праведным орудием Кирил. Но я выполнил свой обет. Моя задача исполнена, и покой зовёт меня. Зачем ты меня потревожил?

— Новому носителю нужна твоя сила. Порча грозит этому миру, угроза, ради искоренения которой ты был создан. Ты нужен!

Так устал…

— Ангул, аболеты из древних эпох готовы отравить мир поверхности, — умолял Рейдон. Казалось, что клинок активно ему сопротивляется, активно пытается снова раствориться в полном неведении и забвении.

Оставь меня. Может быть, на этот раз я смогу воссоединиться с Кирил целиком и полностью…

Рейдон в четвёртый раз ударил клинок вспышкой Символа Лазури.

Как свеча начинает лесной пожар, так и его знак наконец воспламенил Ангул. Тонкая, как пергамент, личность, с которой он взаимодействовал, подобная призраку по своей чувствительной, мимолётной натуре, обуглилась и сгорела до тла. Под ней был истинный Ангул, свирепый, яркий и беспощадный.

Порчу необходимо искоренить, провозгласил голос, абсолютно лишённый боли и утраты предыдущей персоны. Голос с нетерпением ждал предстоящего, жаждал избавить мир от любых существ, неприспособленных, чтобы ходить по его поверхности.

Рука Рейдона исчезла в нимбе горячего, обжигающего пламени, пламени, которое выжгло его собственную жалость к себе, его сомнения, его фокус, и его полуосознанное желание отказаться от всей этой эскапады. Нечто большее, чем вдохновение, охватило монаха — это была убеждённость в собственной правоте, полная и абсолютная. Некоторые вещи нельзя, невозможно терпеть. Ангул был главным, лучшим и единственным средством в этом убедиться. Гефсимет и его камень порчи будут стёрты с лица земли. Рейдон знал это — они с Ангулом станут инструментом, который совершит это праведное деяние.

А после, решил Рейдон, он обратит свою длань против многочисленных меньших духовных зол, по-прежнему отравляющих Торил.