Следующее утро выдалось дождливым. Над водой повисло белое полотнище тумана, на разноцветных лампочках осели прозрачные капельки. Чарли тренировался вместе с акробатами на залитой ярким светом палубе. Раньше он никогда не видел, чтобы освещение включали так — все разом. Корабль сверкал призрачным огнем, словно легендарный «Летучий голландец». Мальчик и сам ощущал себя призраком — свободным, легким, парящим над алой палубой.

— Что скажешь, львиный мальчик? — поинтересовался майор Тибодэ, возникший из тумана — совсем как капитан пиратского корабля.

— Потрясающе, сэр! — выдохнул Чарли. — Потрясающе!

Мальчик снова встал на ноги. До этого он разговаривал с майором, стоя вниз головой. Признаться, Чарли было не по себе, когда Тибодэ заводил разговор о львах.

— Небось ждешь не дождешься парада вечером?

— Да, сэр, — согласился Чарли.

— И завтрашнего представления? — продолжал майор.

— Да, сэр.

— Уже знаешь, что тебе придется делать?

— Да, сэр. И, поверьте, я этого жду с нетерпением.

— Очень рад это слышать, очень рад, — пробормотал майор Тибодэ, задумчиво оглядывая палубу.

Чарли воспользовался моментом и ускользнул от всевидящего ока хозяина.

Мальчик и впрямь знал, что делать, — даже лучше, чем думал майор.

Чарли прекрасно помнил, как открыть дверь клетки, закрыть ее, выпустить львов на арену и проследить, чтобы они вернулись обратно. А еще он помнил, что после представления надо улизнуть с корабля и сесть на поезд до Венеции. Разумеется, вместе со львами.

— Интересно, где мы? — пробормотал Анеба.

Если бы у него был телефон! Ведь в корпус мобильника встроена крошечная поисковая система. Как бы она сейчас пригодилась! По крайней мере, он знал, что раньше они направлялись на юго-восток и плыли, кажется, довольно медленно. Анеба прислушался к своим ощущениям. Они плывут по какой-то реке во Франции. Если бы они находились в море, лодку бы качало сильнее.

Дверь распахнулась. На пороге стоял Уиннер в вязаной шапочке.

— Наденьте это, — рявкнул он, протягивая пару каких-то гигантских носков.

— У меня не настолько большие ноги, — заметил Анеба.

Ему нравилось поддевать толстяка.

— Молчать! — заорал Уиннер. — Надеть! На голову!

Магдалина и Анеба натянули «носки» на голову. Женщина успела кинуть на мужа умоляющий взгляд.

«Пожалуйста. Давай сбежим отсюда!» — говорили ее глаза.

Анеба с сожалением покачал головой. На них навалилась темнота. Толстая ткань пахла затхлой сыростью, стало трудно дышать. Уиннер связал пленникам руки и вытолкал за дверь.

Десять шагов, еще пять… Вверх по лестнице… В лицо ударил свежий прохладный воздух. Они на улице!

Толстяк обо что-то споткнулся и грязно выругался.

О ноги Магдалины потерлось нечто мягкое и пушистое.

— Мяу!

Уиннер снова разразился проклятьями.

Пушистый мех ткнулся женщине прямо в ладонь.

Мама Чарли наконец сообразила, что делать. Она ощупала теплый комок. Так, хвост… Это не то. Ага! Голова. Шея…. Пушистая манишка…. Клочок бумаги! Есть! Есть!

— Спасибо, — прошептала Магдалина.

Кошка понимающе мяукнула и куда-то исчезла.

Женщина вцепилась в спасительный обрывок бумаги — так, словно это была не записка от сына, а Чарли собственной персоной.

Через пару часов пленники очутились в кузове трейлера, подпрыгивающего на ухабах, где им разрешили снять «носки» и развязали руки. Вот тогда они и решились развернуть записку. Из крошечной щелки в кузове лился слабый дневной свет.

— Переверни, — попросил Анеба дрожащим голосом. — Ты держишь вверх ногами.

Магдалина неловко перевернула листочек онемевшими от веревки пальцами.

«Дорогие мамочка и папочка!
Крепко вас целую, Чарльз».

Я был очень рад получить ваше письмо. У меня все хорошо. Брат Жером водит меня в гости к Ритиной сестре. Надеюсь вас там встретить. Если вы попадете к ней раньше, чем я, постарайтесь меня дождаться. Я делаю проект по домашним животным. Жаль, что не могу с вами посоветоваться. Расскажите мне все, что знаете в ответном письме. Веду себя хорошо, как вы и просили. Надеюсь, что мы скоро увидимся. К Ритиной сестре я приду не один, а с друзьями. Они уже большие.

— Ритина сестра? — переспросил Анеба. — О ком это он?

— Ритину сестру зовут Париж, — ответила Магдалина. — Какой же у нас умный сын!

— Но откуда он узнал, что нас везут в Париж?

— Наверняка кошки рассказали. Он же написал что-то насчет домашних животных.

— Да, наверное, — согласился мужчина.

Магдалина сложила письмо и сжала его в кулаке.

— Выходит, Чарли все знает… — прошептала она.

— Выходит, так. Кошки ему могли все рассказать.

— И про аллерджинов?

— Скорее всего, — ответил Анеба.

— Но мы же правильно сделали, что не сказали ему?

— Конечно, правильно. Представляешь, что бы с ним стало, если бы он знал?

— Господи… — еле слышно сказала Магдалина.

— Прости. — Анеба опустил голову.

— Ничего.

Повисла напряженная тишина.

— Знаешь, — сказала наконец женщина, — я ведь написала формулу — ту самую формулу… И попросила Чарли всегда носить ее с собой.

— Что ты сделала?! — рявкнул Анеба. — Что?!

— Даже не знаю зачем. Наверное, хотела… Если с нами что-то случится, формула не исчезнет. Она останется в руках надежного человека.

— Надежного ребенка! — фыркнул мужчина. — Надежного глупого ребенка, который верит всем вокруг. Хорошо, что он не знает, чем владеет.

— Да, — обреченно согласилась Магдалина. — Зря я это сделала.

— Нет, не зря! — ответил ей муж. — Теперь наш мальчик не только умеет говорить с кошками. Теперь у него в руках самая ценная формула на свете. Но откуда нам с тобой знать? Может, он не взял ее из дома…

Анеба был вне себя от ярости.

— Говори потише, — напомнила ему жена. — Не хватало еще, чтобы они нас услышали.

— Он же там совсем один. Бедный малыш! С нашей формулой! И со своим необычным умением! И он совсем ничего не знает…

— Не знает, — согласилась Магдалина. — Но ведь и мы не сразу все поняли. Чарли учится. Он способный мальчик. Вспомни письмо. Он очень способный! Анеба, наш сын понял, что мы в беде, и пытается нас спасти. Надо написать ему ответ и посоветовать, что делать. Только как кошка нас отыщет? Мы и сами не знаем, где мы.

— Если Чарли прав, — пробормотал мужчина, — то нас везут в Париж.

Но их везли не в Париж. Город они миновали ближе к полудню. Грузовик все катился и катился на юг. К тому времени Сида с Уиннером сменили плечистые молчуны из департамента по делам персонала. Анеба и Магдалина так толком ничего и не поняли. Магдалина засунула письмо в ботинок. К счастью, обыскивать их не стали.

— Вас ожидает исполнительный директор, — сказал один из здоровяков. — Он вам все объяснит.

Рафи был в полной растерянности. Он не нашел беглеца в зоопарке. Не нашел его ни на одной барже. Даже в городе не оказалось следов Чарли.

Сэдлер решил вернуться к реке и задать мистеру Убсворту еще пару вопросов. Парню был нужен козел отпущения. Эта роль выпала рыбаку.

К полудню алый корабль покачивался на волнах канала Сен-Мартен. Погода стояла чудесная. Можно было бы разлечься на теплой палубе, закрыть глаза и наслаждаться, если бы не… грохот! А также свист и вой, которые издавали взмывавшие в небо ракеты. Да, в Лондоне было шумно, но не настолько. В Париже звук отражался от стен домов и бил по ушам с утроенной силой. Циркачи свешивались с бортов и раздавали листовки толпящимся на берегах людям. Люди брали листовки, читали их, восхищенно охали и уходили с разгоревшимися глазами. Всем хотелось увидеть Представление — Представление с большой буквы.

На канале «Кирке» предстояло пройти еще четыре шлюза. Чарли очень удивляло, как же такой большой корабль умещается в столь маленьком проходе. Все выглядело так, словно толстяк залезает в ванну: вода подходит все ближе к бортикам и, кажется, вот-вот польется на пол. Шлюз фыркал, скрипел, перекачивал воду, корабль неуклюже покачивался на волнах. Смотрители улыбались, махали руками и кричали привычное «бонжур». На берегах толпились люди. По мере того как корабль опускался ниже, начинало казаться, что люди, стоящие у верхнего края шлюза, сидят прямо на ветвях прибрежных деревьев, среди изумрудной листвы.

Чарли начал было привыкать к столь странному путешествию, когда вдруг наступила неестественная тишина. Корабль неловко протискивался в ворота Крепостного шлюза. А с берега мальчика окликнула незнакомая кошка.

— Меня просили передать, что они уехали, — мяукнула незнакомка.

— Что? — переспросил мальчик. — Давай прыгай на борт!

Кошка безразлично повела хвостом и осталась на месте. Вода зашумела. «Кирка» накренилась вперед, соскальзывая в нижнюю камеру шлюза. Чарли перегнулся через борт, стремясь оказаться поближе к усатой собеседнице.

— Уехали? Они уехали? Куда? В Венецию?

— Понятия не имею, — фыркнула кошка. — Может быть. Меня просто попросили передать.

Корабль накренился еще сильнее. Чарли схватился за борт, чтобы не упасть. Носовая фигура склонилась к зеленоватой мути воды. Впереди виднелась узкая каменная арка.

— Прыгай! — крикнул мальчик. — Ну пожалуйста! Расскажи мне все, что знаешь! Когда они уехали?

Если бы только знать, когда родители проезжали тут! Тогда можно было бы понять, куда и зачем их везут.

— Пожалуйста! — отчаянно выкрикнул Чарли.

— Я больше ничего не знаю, — ответила кошка.

«Кирка» опустилась в нижнюю часть шлюза.

Кошка пропала из виду.

Мальчик беспомощно покачал головой и обернулся. На него вытаращенными глазами смотрел Джулиус.

— Зачем ты кричал на кошку?

— Такая примета, — огрызнулся Чарли. — Посмотри, что там?! — воскликнул он через мгновение.

Корабль плыл прямо в узенькую арку.

— Мы же не пройдем! — отчаянно прошептал мальчик.

Арка действительно была очень узкой — особенно на взгляд неискушенного наблюдателя. Казалось, что корабль обязательно застрянет между каменных опор, ободрав раскрашенные борта. С тихим бульканьем «Кирка» погружалась прямо под воду.

Ворота шлюза широко распахнулись, корабль вошел в арку. Чарли глубоко вздохнул и попятился. Над головой медленно проплывал каменный свод, справа и слева сжимались каменные стены. Можно было подумать, что «Кирка» спускается в подземный мир. Шлюз кончился, но стены не исчезали. Похоже, шлюз оказался двойным. Корабль снова качнулся вперед, минуя второй перепад высоты. Мальчику вспомнился миф об Орфее, спустившемся в Аид за своей женой. Эвридика — так, кажется, ее звали… Как же так… Неужели родители действительно уехали?

Тоннель без проблеска света в конце. Шлюз в точности соответствовал настроению новоявленного циркача.

Внезапно дневной свет пропал, а корабль заскользил по желтоватым водам подземной пещеры. Солнечный парижский день остался позади. Позади остались зеленые берега, заросшие пестрыми цветами, раскидистые кроны деревьев и жаркое желтое солнце. «Кирка» плыла по длинному каменному тоннелю.

Вначале мальчик различал затейливую резьбу на стенах, но вскоре мрак сделался непроницаемым. У правой стены виднелось некое подобие бордюра, приспособленное, вероятно, для того, чтобы по нему ходили люди. С потолка свисали огромные сталактиты. Чарли поежился. В тоннеле было холодно и промозгло. Застоявшаяся вода пахла тиной. Мысли мальчика вернулись к родителям. Что же делать? Вначале он думал, что их увезли в Венецию, но теперь вовсе не был в этом уверен. А даже если и в Венецию? До города, положим, добраться сложно, но возможно. А потом? Что потом?

Перед «Киркой» вода хранила неподвижность, а за кормой вскипала потревоженной ряской.

— Тоннель! — восторженно прошептал Джулиус. — Наполеон приказал выкопать каналы, а потом…

Чарли его не слушал. Он был слишком занят своими мыслями.

Впереди неожиданно забрезжил золотисто-зеленоватый свет, лившийся откуда-то сверху. На поверхности воды плясали сверкающие блики. Казалось, что из темной массы поднимается светящаяся колонна, упирающаяся прямо в потолок. Чарли снова поежился. Ему стало не по себе при мысли о том, какой же глубины этот странный канал.

— Что это? — тихо спросил он у Джулиуса.

— Обычный свет. Наверху проходит дорога. Изначально тоннель был открытым, как и весь канал, но потом сделали крышу.

Когда корабль проплывал мимо отверстия, Чарли не удержался и посмотрел наверх. «Световое окно» было прикрыто решеткой, и все же в просвете синело небо. Были видны листья какого-то дерева. Скорее всего, отверстие устроили в клумбе близлежащего парка.

— Еще долго? — измученно поинтересовался мальчик.

Ему ужасно хотелось побыстрее выбраться наружу.

— Да нет, — успокоил его Джулиус. — Почти приехали.

Тоннель слегка повернул влево. Чарли почувствовал, что его вот-вот стошнит. Впереди показался еще один столб призрачного света. Только сейчас мальчик разглядел, что «Кирка» освещает себе путь ярким прожектором. Просвет остался позади. Навалилась темнота.

Почти приехали… Если бы… А даже если и так, то что?

Забрезжил новый просвет. И еще один.

Корабль скользил мимо золотых столбов. Наверху мелькали и уплывали картины яркого полудня. Чарли замер — на этот раз от острого ощущения прекрасного. Да, это было действительно прекрасно — солнце, в очередной раз исчезнувшее из поля зрения; бурлящие воды реки, остающиеся за кормой… На резных стенах были закреплены металлические кольца. Тоннель был настолько узок, что при желании мальчик смог бы коснуться ледяного камня стены.

— Далеко еще? — нетерпеливо повторил Чарли.

Внезапно палубу озарил совершенно другой свет — яркий, безжалостно бьющий в глаза — электрический. Над каналом покачивалась расцвеченная огнями вывеска.

— Bienvenues aux canaux de Paris, — прочитал мальчик.

Добро пожаловать на каналы Парижа…

Особого гостеприимства, впрочем, не ощущалось.

На очередной решетке ворковали голуби, свившие гнездо прямо над водой. Потом глухой потолок сменила стеклянная труба. Совсем рядом промчался поезд: корабль плыл мимо метро на площади Бастилии.

Удушливый воздух подземелья наконец сменился легким ветерком, а через пару минут забрезжил и дневной свет. Чарли был настолько рад снова оказаться на поверхности, что даже позабыл о своих сомнениях.

Корабль приближался к докам Парижского арсенала. Раньше сюда привозили осужденных. Порт был для них последней остановкой на пути в Бастилию. Правда, во времена Французской революции тюрьму разрушили, так что теперь от нее остались лишь воспоминания, название площади да строчка в путеводителе. В глазах рябило от разномастных катеров, в ушах начало шуметь от призывов темпераментных гидов. Каждый из них стремился убедить туристов, что его программа — уж точно «самая познавательная и увлекательная». И Чарли почувствовал себя чужим на этом празднике жизни. Больше всего он сейчас походил на узника, который замыслил побег, но никак не может на него решиться.

На пристани корабль уже поджидали. Люди подбегали к самому краю причала, приветственно кричали и махали руками. Вверх вновь взвилась свистящая ракета. Казалось, весь город собрался на площади, чтобы приветствовать цирк. Нет, Цирк!

Чарли вспомнил слова майора.

«Мы не просто какой-нибудь там цирк, мальчик! — говорил тот. — Мы — Цирк! Самый лучший цирк на свете. Мы — «Плавучий цирк Тибодэ»!»

Чарли уже знал, что произойдет потом. Все будут есть, отдыхать, приводить животных в порядок, словом — готовиться к вечернему параду. В последние два дня на корабле только и делали, что обсуждали этот самый парад.

Чарли оглянулся на темную пасть тоннеля и невольно перевел взгляд на стеклянную трубу, скрывавшую платформу метро. Возле платформы возвышалась невероятной красоты статуя: женщина с золотистыми крыльями и протянутыми вперед руками почти парила над постаментом, касаясь его лишь одной ногой. Создавалось впечатление, что небожительница опустилась посреди Парижа лишь на мгновение и сейчас опять улетит в небо.

— Что это? — спросил мальчик у Джулиуса.

— Памятник Французской революции, — объяснил тот. — На этой площади раньше была Бастилия. Памятник стоит прямо на том месте, где находилась тюрьма.

— А что она олицетворяет? — не отставал Чарли.

— Свободу, — ответил Джулиус.

Свобода… Если бы родители были свободны…

В каком-то смысле Чарли повезло. Он не видел сейчас своих родителей — сжавшихся в углу тесного грузовичка, подпрыгивающего на неровной дороге.

Свобода… Освободить львов… Но выход ли это? И решится ли он?

На корабле царила предпраздничная суматоха. Один Чарли оставался в стороне. Он чувствовал себя совершенно опустошенным. Ему предстоял выбор — нелегкий выбор. И работа — тоже нелегкая.

Итак — вперед, в Венецию! Решено: они тихо ускользнут после представления и сядут на поезд. После обеда, когда Чарли как раз собрался разведать дорогу до станции, его позвал Маккомо.

— Держи, — сказал дрессировщик, протягивая мальчику охапку одежды. — Твой костюм, — пояснил он.

Чарли принялся расправлять вещи. В охапке обнаружились брюки с золотыми лампасами, красный бархатный пиджак с золотыми эполетами и пара черных ботинок, слишком больших для детской ноги.

Мальчик продолжал подсыпать Маккомо львиные лекарства, и от их действия дрессировщик заметно изменился. Он стал более нервным и раздражительным. Раньше казалось, что все, не касающееся непосредственно львов, его не волнует, а теперь Маккомо взрывался по любому поводу.

Мужчина оглядел своего подопечного с ног до головы.

— Неплохо, — прокомментировал он.

Дрессировщик притянул Чарли к себе и обернул вокруг его головы какую-то тряпку. При ближайшем рассмотрении тряпка оказалась подобием тюрбана.

— Отлично! А на параде поедешь на своем друге, — сказал Маккомо.

Повисла тяжелая пауза.

— Что? — переспросил Чарли, надеясь, что ослышался.

— Поедешь на своем друге, — ничуть не смутившись, повторил укротитель.

— На каком друге? — прошептал мальчик, все еще надеясь на ошибку.

— На молодом льве, — ответил Маккомо. — На нем!

Дрессировщик махнул рукой в направлении клетки. Лев спал, не подозревая, какая участь ему уготована.

— Но я не могу! — слабо запротестовал Чарли. — Не могу я ехать на…

Когда он говорил майору, что смог бы сделать стойку на спине льва, он был уверен, что уж этого-то ему делать не придется. В конце концов, лев — дикое животное, хищник. Цирковая арена на инстинкты не влияет, поэтому даже дрессированный лев может разорвать наглеца на куски и не поморщиться.

— Я знаю, — сказал Маккомо, — что можешь.

Дрессировщик смотрел мальчику прямо в глаза.

Чарли показалось, что ноги сейчас откажутся держать его.

— Я точно знаю, — повторил Маккомо. — Я тебя слышал.

Что же он слышал? О чем догадался?

— Скажи своему другу, что поедешь на нем верхом. И поезжай — сегодня, на параде. А потом и на представлении проделаешь то же самое.

— Но… — тихо начал Чарли.

Он не знал, что сказать.

Маккомо придвинулся к нему вплотную.

— Неужели ты думаешь, — прошипел дрессировщик, — что ты единственный, кто умеет с ними разговаривать? Неужели ты думаешь, что ты, мальчишка, уникален? Но почему именно ты, сопляк? Почему ты? Почему?

Чарли понял, что Маккомо на самом деле имеет в виду.

— Почему ты? — говорил он. — Почему не я?

Мужчина отступил назад. Казалось, он взял себя в руки.

— Ты будешь моим переводчиком, мальчик. Мы сделаем лучший номер в истории дрессировки львов. Начнем как можно скорее. Раньше я ведь не верил, что у тебя есть этот дар, — сказал он. — Но сегодня я услышал, как ты говорил с кошкой, с этой помойной оборванкой… Как бы там ни было, ты говорил с ней! А значит, и со львами тоже можешь говорить! Мы начнем репетировать прямо завтра. В крайнем случае, послезавтра. А завтра ты сам загонишь львов в клетки. У меня праздник, мальчик! У меня завтра двойной праздник! Мой триумф — и свидание.

Глаза Маккомо поблескивали в полумраке каюты. Он что-то говорил и дальше — говорил и говорил, но Чарли его уже не слышал. Важно было только одно: завтра вечером Маккомо не будет на корабле, он пойдет на встречу с Мэйбл.

Теперь Чарли было совершенно все равно, что скажет сейчас Маккомо. Это было уже не важно. Завтра ни его, ни львов в цирке уже не будет.

— Хорошо, — безразлично согласился мальчик, натягивая ботинки.

— Так скажи ему! — нетерпеливо приказал дрессировщик.

— Что?

— Да хоть что-нибудь!

Чарли молчал. Он так долго скрывал свое умение… А теперь какой-то человек берет и приказывает ему открыть величайшую тайну.

Нельзя так просто сдаваться. Все существо мальчика отчаянно протестовало против такого поворота событий. Но надо было что-то делать.

Чарли сглотнул, поежился и приблизился к молодому льву. Затем склонился к самому уху усатого собеседника и заговорил так тихо, как только мог. Маккомо его слышать было ни к чему.

— Уважаемый лев! — сказал Чарли по-человечески.

Лев и ухом не повел.

— Уважаемый лев, — повторил мальчик, — господин Маккомо считает, что я умею с вами разговаривать. Я даже не знаю, что делать. Ну как мне доказать господину Маккомо, что этого не может быть? Ладно, не важно. Он просил сказать вам, что сегодня вечером я поеду на вас верхом. Я…

— Говори на его языке! — взревел Маккомо. — Не пытайся меня провести!

Дрессировщик потер виски. Чарли искренне надеялся, что голова у Маккомо сейчас раскалывается.

— Ну что мне делать… Рррр! — сказал мальчик. — Мяу! Рррр! Я не умею, сэр! Честно!

Чарли притворился, что вот-вот разревется.

Молодой лев зевнул и улегся на пол.

Маккомо пристально смотрел на мальчика.

— И что? — наконец прервал затянувшуюся паузу дрессировщик.

— Что? — тупо повторил Чарли, стараясь придать голосу не слишком хамское выражение.

— Что он сказал?

— Господин Маккомо, — как можно убедительнее начал мальчик, — сэр, я не знаю, что он сказал. Я не умею разговаривать со львами! Никто не умеет! Куда уж мне?

— Ты умеешь говорить со львами, — отчеканил мужчина. — И ты научишь меня.

После этих слов у Чарли развеялись последние сомнения. Итак, завтра он сбежит. Вместе со львами.

Маккомо наконец-то ушел. Мальчик немедленно кинулся к клетке. Ему необходимо многое обсудить со львами. Завтра им предстояло удирать в большой спешке. Следовало убедиться, что они сядут на нужный поезд — поезд до Венеции. К тому же для всех оставалось загадкой — появится ли снова Сергей.

— Люди уйдут сразу после представления, — сказал Чарли. — На берег их отвезет паром — прямо от главной лестницы. Часть артистов останется наверху, а часть будет занята уборкой. Таким образом, если мы тихонько выйдем отсюда через черный ход, то можем остаться незамеченными и преспокойно доберемся до берега.

— А как же мы попадем на сушу? — спросил старший лев.

Теперь он был наиболее разговорчивый из всей стаи. Молодой лев нервно переминался. Львицы сверлили мальчика янтарными глазами. Если бы знать, о чем они на самом деле думают! Насколько бы все стало проще…

— Я это предусмотрел, — важно ответил Чарли. — От корабля до причала натянут канат. Учитывая ваш цирковой опыт, я подумал… подумал, что вы сможете пройти по канату на берег. Он туго натянут. Я проверял!

Золотистая львица фыркнула в усы.

— Ты хочешь, чтобы мы прошли по канату? — переспросил старый лев, с трудом сдерживая смех.

— Да, сэр, — отважно повторил мальчик. — Если только… Если только это… Если это не противоречит вашим понятиям о достоинстве.

Лев издал звук, отдаленно напоминающий человеческое хихиканье.

— Думаю, мы справимся, — ответил он наконец.

Надо признаться, старик теперь выглядел гораздо лучше. Шерсть за последние несколько дней стала шелковистой и отливала здоровым блеском. Из уголков глаз исчез гной, а на носу заросли царапины. Для львиц и молодых львов канат тем более не представлял серьезного препятствия.

— Отлично, — сказал Чарли. — Когда переправимся на берег, просто следуйте за мной. Мы пойдем по набережной, потом перейдем через мост и окажемся у станции. Вряд ли нас заметят. Будет уже темно.

Честно говоря, мальчик и сам не очень верил в это. Достаточно посмотреть на огромные гибкие тела хищников, чтобы понять, насколько абсурдна идея пройти незамеченными по самому центру Парижа. Оставалось надеяться, что горожане будут либо пить в маленьких кафе, либо мирно храпеть в постелях, либо находиться в цирке.

— К станции мы подойдем не со стороны платформы, а по запасным путям и оттуда проберемся в поезд. Если потеряемся, встретимся уже на месте. У нас будет около часа до отхода поезда. По расписанию он должен отправиться в половине первого ночи. Большинство пассажиров будут уже в купе. Посадка начинается около десяти, так что у нас есть шанс проскользнуть тихо и незаметно.

— А билеты ты заказал? — серьезно осведомился лев. — Кажется, так поступают люди?

— Нет, сэр, — растерянно сознался мальчик, не сразу осознав, что старик всего-навсего шутит. — Нет, сэр, — повторил он уже с улыбкой, — но у меня есть план.

Львы и маленький человек еще долго обсуждали предстоящий побег. По правде сказать, Чарли было страшно. Очень страшно.