Хотя гроза разразилась с яростной силой и даже вечером дождевые потоки все еще стирали границу между побережьем и небом, за толстыми стенами замка Уинтэш по-прежнему сохранялась гнетущая духота пролетевшего летнего дня. Ужин, к которому в столовую спустилась даже леди Аманда, затягивался до бесконечности.

Леонора равнодушно ковыряла вилкой в тарелке с телячьим жарким, даже не удостоив вниманием мятный соус, который был особой гордостью повара. В помещении было невыносимо душно. Она бы с удовольствием широко открыла одно из окон и впустила свежий воздух. Горячая еда, жар от свечей и, не в последнюю очередь, давящая тяжесть шести слоев фланели, перкаля и накрахмаленного муслина, необходимых для придания предписанной куполообразной формы юбке черного атласного платья, ухудшили ее обычно такой неистощимый аппетит.

Леди Аманда, на которой было надето воздушное |платье из органди кремового цвета с большим вырезом, украшенное нежными цветами роз, тоже лишь попробовала несколько кусочков жаркого, прежде чем отложила в сторону тяжелые серебряные приборы и с неподражаемой грацией промокнула губы салфеткой. После этого она обратила свой сияющий взгляд на молодую женщину.

– Ты ешь так мало, дорогая? Тебе нехорошо? Я беспокоюсь за твою супругу, Герве! Не находишь ли ты, что у нее болезненный вид?

Хотя все это было произнесено самым искренним и нежным тоном, Леонора виновато вздрогнула. Ее вилка звякнула, стукнувшись о драгоценную фарфоровую тарелку, а когда она попыталась исправиться, быстро отдернув руку, то толкнула наполовину недопитый бокал с вином. Несколько капель красного вина брызнули на скатерть, и леди Аманда звонко рассмеялась.

– Нет, пожалуйста, не упрекай себя, дорогая Леонора. Это может случиться с каждым. Я предполагаю, что миссис Бернс знает, как устранять пятна от красного вина…

У Леоноры было ощущение, что она стала такой же красной, как пятна на столе, и нашла некоторое утешение в том, что взяла несколько щепоток соли и посыпала ею пятна, чтобы экономке было легче удалять их.

Почему, черт возьми, она всегда была такой неуклюжей в присутствии леди Аманды?

– Болезненный вид?

Граф Уинтэш обошел своим вниманием мелкую неловкость Леоноры. Он нахмурил лоб и посмотрел на свою нелюбимую жену. Основанная на чувстве долга забота, которой он окружал всех, кто жил под его крышей, заставила его вглядеться в нее повнимательнее.

Смущение оставило розовый отсвет на лице Леоноры и оживило ее обычно такие невыразительные светлые глаза. Она выглядела очень юной, очень ранимой и явно несчастливой. На какой-то момент он почувствовал абсурдное желание защитить ее.

– Если ты себя неважно чувствуешь, Леонора, то завтра я пошлю за доктором, – предложил он.

– С-спасибо, эт-то не требуется, – пролепетала она почти неслышно, полностью обескураженная его внезапным участием. – Я… э-э-то т-только из-за жары…

– Как жаль, – невинно улыбнулась леди Аманда. – На какую-то светлую секунду у меня мелькнула мысль, что ты собираешься открыть нам сладкую тайну!

Появившееся было на лице Леоноры недоумение через несколько секунд сменилось мертвенной бледностью, когда она поняла, что имела в виду леди Аманда. Ребенок? Ей разве неизвестно, что Герве избегает своей супруги? Или она была информирована об этом и просто смеялась над молодой хозяйкой?

Если бы Леоноре мог прийти в голову мгновенный, меткий ответ! Но ей оставалось только в тягостном смущении приняться за еду, которой она до этого момента пренебрегала.

Феннимор, напрасно ожидавший, что милорд Уинтэш пресечет двусмысленные шутки в адрес своей жены, резко бросил свою салфетку на стол.

– Если бы тебе, дорогая мама, пришлось изнемогать от жары в таком черном одеянии, как у Леоноры, то ты упала бы в обморок уже три или четыре раза за сегодняшний вечер!

Взгляда, которым леди Аманда наградила своего сына, было бы достаточно, чтобы основательно «охладить» Леонору. Но поскольку она еще ниже наклонила голову над своей тарелкой, от нее ускользнул короткий и молчаливый обмен враждебными взглядами. И то, что юноша оказался в проигрыше и погрузился в мрачное молчание, она заметила только вскользь.

Хотя блюдо и казалось ей не очень вкусным, она попросила, чтобы добавили еще. Пока Леонора ела, никто не мог потребовать от нее, чтобы она поддерживала вежливую беседу с леди Амандой.

Граф отреагировал на двойную порцию, слегка подняв брови, и его мимолетное дружелюбие сразу улетучилось. Неужели его молодая супруга ест как почти умирающий с голоду ирландский поденщик? Есть ли у нее хоть капля стиля и женственной сдержанности? Почему бы ей не брать пример с его мачехи?

Очень чувствительная ко всему, что касалось ее супруга, Леонора очень хорошо ощутила перемену в его настроении. Она сама знала, как неблагоприятно было для нее сравнение с леди Амандой. В этот момент она бы отдала собственное счастье за улыбку Герве или хотя бы за искру призрачной симпатии. Все что угодно, только не эта вежливо-отстраненная маска, за которой он мастерски скрывал свое пренебрежение и антипатию.

Леонора сбежала из столовой, как только это стало возможным по правилам хорошего тона. Она прямо-таки взлетела по широкой, украшенной резными гирляндами в виде виноградных лоз, деревянной лестнице, которая вела в комнаты на втором этаже.

Но как она ни спешила, все же бежала недостаточно быстро, чтобы не услышать довольного, серебристого смеха, с которым леди Аманда восприняла замечание ее супруга и которое, видимо, ее развеселило. Этим двоим было хорошо смеяться, ведь они избавились от посторонней, которая сидела вместе с ними как незваный гость.

Со вздохом облегчения Леонора позволила Джейн снять с себя раскритикованное Фенном платье. Ее представления о моде были сформированы несколько доморощенным, жеманным вкусом мисс Макинтош и собственным критическим взглядом в зеркало. Она предпочитала практичные платья неброских расцветок, которые не привлекали внимания к ее плотной фигуре. Они были похожи на закрытые форменные платья, напоминавшие ей об интернате, где она заканчивала свое образование.

До сих пор никто не высказывал недовольства такой ее манерой одеваться. Исключением было ее подвенечное платье, единственное бальное платье, о котором лично позаботился отец, а она лишь почувствовала облегчение, когда смогла снять с себя это роскошное одеяние.

Леонора заморгала, чтобы подавить подступающие слезы. Больше чем когда-либо желала она в эту минуту, чтобы у нее была мать, к которой можно было бы прибежать со всеми волновавшими ее насущными вопросами.

Но с нею была только маленькая горничная, которая отдавалась своей новой должности с достоинством и рвением честолюбивого генерала. Она закутала Леонору в легкий шелковый халат и начала вынимать шпильки из ее прически, как только молодая женщина опустилась на мягкий пуфик перед туалетным столиком. Затем она начала энергичными движениями расчесывать эту гриву волос, пока они не стали потрескивать и разлетаться.

Под воздействием размеренных массирующих движений ее госпожа расслабилась, сама не осознавая того. Она поддалась усталости, которую чувствовала в течение всего дня. Ощущение шелка изумрудно-зеленого халата было приятно ее коже, как ласка. Это был роскошный, элегантный халат, который, собственно говоря, совсем не подходил к ее остальному гардеробу. Он принадлежал когда-то ее матери, и то, что Джейн в этот вечер выбрала именно его, было похоже на знак судьбы.

Однажды в поисках дорожного чемодана в углу пыльного чулана на Кенсингтон-Сквер Леонора наткнулась на небольшой забытый сундук с вещами, принадлежавшими Сюзанне Эпуорт. Повинуясь любопытству, она открыла крышку и благоговейно пересмотрела забытые реликвии жизни своей матери. Несколько ничего не значащих писем родным в Ирландию. Несколько давно вышедших из моды узких платьев с высокой талией, выцветшая кружевная шаль и вот это широкое неглиже. Не сообщив отцу об этой находке, Леонора взяла две последние вещи себе.

По темно-зеленому блестящему шелку волосы Леоноры ниспадали пышной волной, спускаясь ниже лопаток. От канделябров с шестью горевшими по обе стороны зеркала свечами ложились красноватые отблески на блестящие пряди волос, и Джейн почти благоговейно в последний раз провела по ним щеткой.

– Даже у леди Аманды нет таких прекрасных локонов, – вырвалось у нее. – Я бы с удовольствием сделала вам как-нибудь другую прическу.

Леонора внимательно посмотрела в зеркало и не нашла в своей внешности ничего необычного. К сожалению. Может быть, поэтому она неожиданно уступила напору Джейн.

– Завтра утром ты можешь попробовать, если считаешь, что так я стану намного красивее. А теперь достаточно ленты, чтобы волосы не падали на лицо.

Джейн на радостях постаралась как можно декоративнее переплести море локонов изумрудно-зеленой лентой, которую она заранее приготовила как раз для этого.

Леонора не знала, что она явилась предметом спора между Джейн и заносчивой мисс Биддлс. До последнего времени горничная леди Аманды считалась непререкаемым авторитетом в вопросах моды и красоты в Уинтэше. Исходя из надежности этой позиции, она в комнате прислуги позволила себе отозваться о внешнем виде новой леди Уинтэш очень едкими словами.

К своему собственному удивлению, Джейн обнаружила, что уже успела полюбить свою тихую и скромную госпожу. Да, ее огорчило, что именно Пенелопа Биддлс отважилась так бесстыдно и свысока критиковать ее.

Было легко прислуживать леди, которая дважды в год тиранила первую портниху в поселке Святой Агнессы до тех пор, пока ее новый гардероб до последнего бантика не начинал соответствовать элегантным моделям, представленным в «Журнале для женщин». Превратить любезную, но лишенную очарования даму в олицетворение элегантности – в этом и было истинное искусство горничной.

Джейн тщеславно поклялась себе затмить Пенелопу Биддлс, а Леонора должна была, ничего не подозревая, помочь ей в этом.

Ее госпожа, между тем, была мало склонна ценить ее усилия. Вставая, она почти не посмотрелась в зеркало. Рассеянно ответила она Джейн на приветливое пожелание доброй ночи и вошла в спальню, где опустилась на маленькую кушетку, стоявшую перед камином.

В связи с летним временем года очаг был закрыт богато украшенной каминной решеткой. На щите был изображен герб Уинтэшей, окруженный аллегорическими фигурами животных, в основном, львов.

Хотя Леонора чувствовала себя усталой и опустошенной, она знала, что не сомкнет глаз. Может быть, немного почитать? Дома это помогало ей бороться с бессонницей. Где-то часы звучно били одиннадцать. Попытаться сходить в библиотеку и взять какую-нибудь книгу? В это время все остальные, конечно, уже давно легли спать.

Кроме боя часов не было слышно ни звука, когда она осторожно открыла дверь в коридор и прислушалась, прежде чем спуститься вниз.

Масляные лампы, освещавшие главные переходы замка в течение всей ночи, излучали рассеянный свет и отбрасывали тени, что превращало каждый предмет обстановки в какое-то чудовище. Леонора подумала с тоской о современных газовых фонарях, которые заливали светом дом ее отца в Лондоне. Новые времена еще не проникли в этот уголок Корнуолла.

По главной лестнице она спустилась вниз в холл, приблизилась к двери библиотеки и быстро проскользнула внутрь просторного помещения. К ее удивлению, стоявшая на карнизе камина свеча еще горела.

Но прежде чем Леонора собралась скрыться, из кресла в задней части комнаты поднялась высокая фигура. Это был Герве Кройд, ее супруг.

Застигнутая врасплох, она попыталась извиниться за свое вторжение, одновременно отмечая множество мелочей. Во-первых, графин с коньяком, стоявший на столике рядом с Герве, был наполовину пуст. Во-вторых, она заметила необычную вольность его внешнего вида. Он был без пиджака, узел галстука ослаблен, а несколько пуговиц тонкой батистовой рубашки расстегнуты. Обычно аккуратно причесанные волосы падали ему на лоб, а то, что он снял плоские туфли с пряжками и стоял перед ней в одних чулках, вызвало у Леоноры невольную улыбку.

Захваченные врасплох, они несколько напряженных секунд стояли молча друг против друга. В первый момент милорд Уинтэш даже принял свою супругу за незнакомку.

Блестящие складки пеньюара темно-зеленого шелка в старомодном стиле ампир струились с ее плеч до пола, не подчеркивая фигуру. Точно такая же лента поддерживала ткань под грудью; а острый, V-образный вырез открывал верхнюю часть безукоризненной груди. Отливающий красноватым блеском локон, лежавший на алебастрово-белой коже, подчеркивал ее прозрачность и чистоту.

Герве Кройд почти заставил себя поднять глаза, чтобы встретить взгляд больших, широко открытых, испуганных глаз. На овальном лице Леоноры выделялись эти зеленоватые мерцающие, полные страха глаза. Чудесные локоны, выбивавшиеся из-под затейливо повязанной Джейн ленты, смягчали строгий овал ее лица, и граф непроизвольно обратил внимание на полную, дрожащую нижнюю губу.

– Моя супруга, – пробормотал он слегка невнятно. – Какой сюрприз! Чем я заслужил столь неожиданный визит?

Хотя Леонора и не видела никогда своего отца пьяным, она сообразила, что в подобное состояние ее мужа привели выпитые им полграфина коньяка. В то время как рассудок говорил ей о том, что следует, извинившись, уйти, она продолжала стоять и смотреть на него, когда он подошел к ней и приподнял именно ту прядь волос, которая так провоцирующе лежала на ее декольте.

– М-мне оч-чень жаль, я не х-хотела т-тебе м-мешать. Я т-только хотела взять к-книгу… – пробормотала она смущенно и невольно затаила дыхание.

– Книгу? – повторил лорд Уинтэш. – Наверное, ведьмины заговоры, а? Иначе при помощи какого колдовства ты вдруг превратилась сегодня вечером из скучной старой девы в дерзкую сирену? Тебе недостаточно того, что ты уже имеешь, ты хочешь одержать надо мной победу еще и как женщина?

Ей казалось, что магнетический ток пробежал от его пальцев через ее волосы и достиг мозга. Эта сила заставила быстрее биться ее сердце и одновременно разлила необычную слабость по членам.

С трудом Леонора заставила себя опомниться. Ничто из всего того, что она учила, не могло помочь ей в этой необычной ситуации.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – прошептала она. – Может, будет лучше, если ты оставишь в покое коньяк и пойдешь спать?

От волнения, с которым она не совсем еще справилась, щеки ее разгорелись и кожа приобрела розоватый оттенок. Герве сощурил веки. Действительно ли он был настолько пьян, что его мозг уже рождал галлюцинации?

Он взял Леонору за плечи. Нет, она была вполне реальной. Когда он сильно привлек ее к себе, она оказалась теплой, крепкой и в то же время соблазнительно нежной. Легкий запах гибискуса шел от ее волос и окутывал Герве, так что он наклонил голову и прижался щекой к душистым локонам. Они показались ему неожиданно живой подушкой из тончайшей шелковой пряжи.

Леонора не двигалась. Отчасти из робости, отчасти потому, что полнота разнообразнейших, пронизывающих все ее существо ощущений захватила ее целиком.

Никогда еще она не находилась от мужчины так близко, чтобы чувствовать его дыхание на своих волосах и ощущать кончиками пальцев игру его упругих мускулов.

С прижатыми к его широкой груди, выставленными вперед руками, она была в плену его объятий. Что происходит с Герве? Виноват ли в этом алкоголь, под влиянием которого он превратился в бесцеремонного незнакомца и обольстительного мужа?

Как бы там ни было, Леонора и не думала оказывать сопротивление. Слишком сильно неожиданная ситуация походила на один из романтических снов, которые она не позволяла себе вспоминать при свете дня.

Она почувствовала, как где-то глубоко внутри нее возникает полный внезапного желания отклик на бесцеремонное объятие сильного мужского тела. Совершенно инстинктивно ее руки обвились вокруг его плеч. Юная леди подняла лицо, не осознавая, что ее глаза, как два сверкающих, светлых изумруда, были устремлены на него, а между розовых губ блестел ряд белых как жемчуг ровных зубов.

Напряженный изгиб изящной шеи непроизвольно раскрыл шире свободный вырез ее пеньюара, предназначенного для более стройной, чем она, женщины, и стали видны тонкие кружева летней ночной сорочки, прикрывавшие пышную округлость плотно прижатых к нему грудей, соски которых Герве возбуждающе ясно чувствовал через свою батистовую рубашку.

Герве Кройд смотрел на это незнакомое, полное ожидания лицо, которое, к его собственному изумлению, магически притягивало его. В то же время он ошеломленно отметил, как им овладевает чувственное влечение. Молча, медленно, почти торжественно, он прижался своим ртом к ее полуоткрытым губам, до последнего момента напряженно ожидая, что она со вскриком освободится из его объятий.

Но Леонора была слишком восхищена, очарована и охвачена любопытством, чтобы оттолкнуть любимого.

Она ощутила легкий запах коньяка в его поцелуе, который казался одновременно и нежным, и сильным. Робко ответила она на легкий нажим ласковых губ. Это было так же пьяняще, как, в ее представлении, алкоголь. Она чувствовала, что его поцелуй становился настойчивей, отклик в ее теле сильнее.

Удивительная смесь чистоты и невинности с естественной страстностью не способствовала тому, чтобы образумить лорда Уинтэша. Наоборот, в его состоянии казалось само собой разумеющимся, что он искал забвения в этих ласковых объятиях. Он видел, как быстро билась жилка на шее его жены, он улавливал обожание в ее взгляде. Почему он должен избегать радостей, данных ему по законам божеским и человеческим?

Где-то существовала какая-то причина, но эта причина в данную минуту не приходила ему в голову, и он посчитал бесполезным раздумывать об этом. У него было лучшее занятие.

Его руки скользнули по плавным изгибам молодого, податливого тела, и он осторожно подтолкнул Леонору к дивану, стоявшему в задней части комнаты. Она не сопротивлялась. Лишь слабый вздох слетел с ее губ, когда он усадил ее на подушки и осторожно спустил пеньюар с плеч.

Леонора потеряла ощущение реальности. Подобно гладкому камешку, погрузившемуся в бушующий поток водопада, она отдалась чувствам, рукам и губам. Она ощущала прохладный ветерок на своей обнаженной коже, ласкающие руки своего мужа, которые были сейчас настолько же нежны, насколько они были до сих пор грубы, отвергая ее.

– Ты прекрасна, – пробормотал он хрипло. – Почему ты прячешься под всеми этими мрачными п-плать-ями…

Только легкая неуверенность речи говорила о том, что он выпил значительно больше, чем обычно.

Она забыла об этом сразу же, когда он стал ласкать розовые кончики ее грудей и склонил голову, чтобы целовать их самым эротическим образом.

Его слова и действия убеждали Леонору в том, что все происходит во сне. Но это был такой чудесный сон, что ей не хотелось его прерывать. Куда бы ни завела ее эта встреча, она могла, наконец, отдаться любви, которую чувствовала к Герве Кройду с тех пор, как увидела его в первый раз.

Но то, что супруг, все больше тяжелея, опустил свою голову между ее грудей и перестал целовать ее, вывело Леонору из сладкого опьянения. В замешательстве посмотрела она вниз, несколько пристыженная своей непривычной наготой. Затем она увидела закрытые глаза Герве, а также заметила его равномерное дыхание и движение его грудной клетки вверх и вниз.

У нее вырвался возглас возмущения. Он спал! Действительно, он лежал тут как маленький мальчик и спал глубоко и крепко.

Что же делать?

В то время как Леонора безуспешно раздумывала над этим, ей пришлось осознать крайнюю комичность своего положения. Она лежала в компрометирующем положении в библиотеке, на ее груди – спящий муж, которого даже страстное желание не смогло заставить бодрствовать.

Было ли это вызвано ее непривлекательностью, или она могла считать, что виной тому был выпитый коньяк?

Ах, почему она так мало знала о мужчинах? В эту минуту ей не могло помочь то, что она могла поболтать об экономических новшествах по-французски, по-итальянски и по-английски. Никто никогда не говорил с ней о том, что следует делать жене с довольно пьяненьким, полураздетым мужем, благодаря внушительному весу которого она оказалась зажатой между ним и диваном.

Пристыженная и в то же время негодующая, она попыталась хотя бы переменить свое положение. Собрав все силы, она уперлась руками в грудь мужа. Граф всхрапнул и нехотя свернулся калачиком на диване. Леонора выскользнула из его рук и быстро натянула на плечи ночную сорочку и пеньюар. Лишь после того, как она вновь завязала ленту под грудью, она почувствовала себя в своей тарелке.

Что же делать? Она растерянно отвела обеими руками волосы со лба назад. Сказать его камердинеру? Нет, это поднимет на ноги весь дом и только даст повод для пересудов.

А может быть – крохотная надежда вызвала счастливую улыбку на ее губах – не только алкоголь был причиной того, что он приблизился к ней? Вполне возможно, что постепенно он сам пришел к выводу, что им действительно не стоило избегать друг друга, что их женитьба была свершившимся фактом. Может быть, их пылкое сближение сегодня вечером было даже началом настоящего брака!

Нет, никто не должен знать, что между ними едва не произошла близость.

После того, как Леонора приняла это решение, она действовала без промедления. Отважившись слегка приподнять голову супруга, она пододвинула под нее подушку. Прикосновение его темных кудрей вновь пробудило в ней воспоминание об интимных нежностях, которые они только что дарили друг другу, но леди Уинтэш волевым усилием призвала себя к порядку. Затем прикрыла его одеялом, лежавшим на банкетке у камина. Это было все, что она могла для него сделать.

Ей было трудно уйти из комнаты. Но все же, робко поцеловав его в лоб в последний раз, Леонора ушла. Без той книги, которую она искала, но с переполненным сердцем.

Она почти завидовала графу и его глубокому сну.

Но удастся ли уснуть ей самой, она не знала, настолько была взволнована.

И тем более благодарна она была Джейн, когда увидела, что та еще раз приходила в ее спальню. На столике рядом с кроватью стоял на маленьком серебряном подносе стакан молока, которое было еще даже немного теплым. Леонора сделала глоток и почувствовала вкус меда, которым было сдобрено ночное питье. Какое внимание со стороны Джейн!

Напиток сделал свое дело, она уснула сразу, едва успев погасить последнюю свечу, стоявшую на столика возле стакана.