Велимир Долоев
Образ врага: ужасы новой России
Страна остро нуждается во внутреннем враге.
В эпоху техногенных катастроф и деградации образования, в эпоху, когда Россия славится самой большой орбитальной группировкой на дне Тихого океана и самыми дорогими яхтами олигархов, бороздящими океанские просторы, в эпоху, когда на селе возводят новенькие храмы, одновременно ликвидируя фельшерско-акушерские пункты — в такую эпоху государственной власти и буржуазии без внутреннего врага жить никак нельзя. К сожалению, разбитые дороги, полицейский произвол или лавинообразный рост тарифов ЖКХ объяснить кознями что внутреннего, что внешнего врага представляется трудным или почти невозможным, однако поднять информационный шум, отвлечь население от проблем реальной жизни происками неведомых рептилий с Марса — это оказывается идеей крайне удачной. Об осуществлении ее в одной из сфер литературы — фантастики, разумеется — мы сейчас и поговорим.
Сборник «социальных антиутопий» под названием «Беспощадная толерантность» в своей серии не первый и, к сожалению, судя по планам издателей, далеко не последний. Сборников таких уже издано три: «Антитеррор-2020», малоинтересный и лежащий в русле стандартной патриотической боевой фантастики, рассматриваемая здесь «Беспощадная толерантность» и «Либеральный апокалипсис» (нет, это не о том, что нашей стране довелось пережить в начале девяностых, это о том, что случится, если людей, пришедших к власти и богатству как раз тогда на развалинах СССР, вдруг отодвинут от кормушки неведомые агенты госдепа). Но наибольший информационный всплеск вызвала именно вторая книга. Авторов и составителей ее либеральная публика уже окрестила духовными чадами доктора Геббельса (что вполне резонно, кстати), призвав к бойкоту книги (что откровенно глупо, ибо приводит к совсем обратным результатам). Сборник стал хитом продаж, авторы (многие из которых достаточно имениты) честно отработали гонорары и в итоге информационных баталий, кажется, одержали моральную победу над проклятыми «толерастами». Правда, о том, что скрывается под обложкой, украшенной радужными флагами и футуристическими небоскребами, говорили в ходе обсуждения книги довольно мало. Поэтому разбор ее содержимого будет нелишним и сегодня, год спустя с момента ее выхода.
Структурно сборник делится на две части, изображающие две категории «внутренних врагов» — секс-меньшинства и иммигрантов, причем проблемам секс-меньшинств уделено куда больше места, чем «гостям с юга» (стоило бы спросить, почему жители Северного Кавказа, урожденные россияне, являются вдруг в столице собственной страны чужаками и «гостями», и нет ли тут покушения на целостность государства?). Рассказы, посвященные «радужному будущему», написаны большей частью словно под копирку незатейливым методом «отзеркаливания» — пришедшие к власти секс-меньшинства травят несчастных «нормальных людей», преследуют их, объявляют тягу к противоположному полу извращением, отнимают детей из традиционных семей, наконец, просто-напросто убивают гетеросексуалов. Это сильно напоминает немецкие плакаты времен окончания Второй Мировой, на которых обезьяноподобные монголоиды-красноармейцы под руководством жидокомиссаров занимались массовыми изнасилованиями и убийствами на территории Рейха — теми самыми вещами, которые практиковали на оккупированных землях фашисты. Если бы в нацистской Германии было широко известно о лагерях смерти — геббельсовская пропаганда вполне могла нарисовать послевоенную картинку, в которой уже евреи кидают немцев в печи и травят в душегубках — в рамках нацистского мышления такая форма возмездия вполне логична. В России пока что просто отменили уголовное преследование геев — но приверженцы «традиционных ценностей», головы которых набиты ужастиками про развратный Запад от дорогих Первого и Второго каналов, уже прозревают в этом конец света и торжество тоталитаризма.
На карикатурных представлениях от российских СМИ и базируется, собственно, сюжет большинства рассказов на «горячую» тему. К примеру, в рассказе Юрия Бурносова «Москва, двадцать второй» как об общеизвестном факте говорится о зарегистрированной и существующей якобы в наше время в Голландии «партии педофилов». Действительно, информационного шума эта новость наделала в свое время достаточно. Тот факт, что «партия» эта представляла собой кружок из трех (в буквальном смысле: трех) человек, что никто и никогда ее не регистрировал, что, наконец, она просуществовала четыре года и самоликвидировалась в две тысячи десятом по причине тотального общественного неприятия — это все малоизвестно широкой публике, хотя написано даже в Википедии. А все потому, что «партия педофилов» вполне ложится в канву мировоззрения консервативного обывателя, а вот тот неприятный факт, что Россия, с ее курсом «основ православной культуры» в школах, является одним из мировых лидеров в производстве детского порно и снаффа (видеоролики с реальными убийствами) — он традиционалисту совсем не по душе. Иначе придется признать, что растление несовершеннолетних и однополые союзы никак не коррелируют.
А авторам однополые союзы, да еще в сочетании со страшной ювенальной юстицией, покоя не дают и кажутся угрозой «традиционной семье». Вот и у Сергея Чекмаева в «Потомственном присяжном» пресловутая «ювеналка» работает исключительно на перераспределение детей из нормальных семей с целью усыновления их гомосексуалами. Причем детей остро не хватает, за ними становятся в многолетнюю очередь. Детдома, по всей видимости, окончательно опустошены, «отказники» тоже окончательно закончились, даже беспризорников всех выловили окончательно. Но позвольте, это же при взгляде из современной России, где 10-11 тысяч детей ежегодно попросту бросают в роддомах, где более полумиллиона социальных сирот, до миллиона беспризорников и до двух миллионов безнадзорных детей, выглядит совершенной утопией! Ювеналке и геям в ножки надо поклониться за решение таких чудовищных социальных проблем! Столь небывалое чадолюбие секс-меньшинств объясняется между строк, понятное дело, педофилией. Хотя в реальной жизни среди растлителей несовершеннолетних собственно педофилов (то есть людей, испытывающих сексуальное влечение к детям) менее десяти процентов. Зато большая часть осужденных за эти преступления — близкие родственники, члены семьи жертв. Проблема эта порождается не абстрактной «безнравственностью», а нищетой, алкоголизмом, низким уровнем культуры — словом, является социальным бедствием, порожденным капитализмом. Впрочем, ожидать от выполняющих «социальный заказ» представителей московского среднего класса такого глубокого анализа не приходится.
Однако прорехи в логике творимых авторами социальных моделей впечатляют даже по меркам столичных мелких буржуа. В рассказе Юлии Рыженковой «Демконтроль» реализована модель полного полового сепаратизма: мужчины живут только с мужчинами, женщины, соответственно, с женщинами. Гетеросексуальные отношения, понятное дело, считаются извращением, и только по государственной повинности женщины занимаются сексом с мужчинами под чутким контролем врачей, чтобы забеременеть и родить ребенка. Преодолевая отвращение, под страхом административного преследования женщины и мужчины занимаются этим неприятным делом, потому что, видимо, извращенцы-«гетерики» из правительства скрыли от них сведения об искусственном оплодотворении. По сути, принудительные и абсолютно бессмысленные половые акты якобы для воспроизводства населения являются формой так называемого «корректирующего изнасилования» (когда лесбиянку или, реже, гея насилуют с целью «исправления» сексуальной ориентации). Разумеется, у героини по сюжету от такой «терапии» на протяжении нескольких месяцев появляется не только тяга к мужчинам, но и просыпается материнский инстинкт, чувство собственности по отношению к рожденному ребенку. Заканчивается все, как и положено в антиутопиях, трагически, однако внятного ответа на вопрос, зачем же была нужна эта сравнимая разве что со службой в российской армии по бессмысленности, унизительности и болезненности процедура, нет. Разве что для демонстрации стандартного и заезженного стереотипа о лесбиянке, у которой «настоящего мужика не было».
Тот же стереотип демонстрируется в полный рост в другом произведении — «Чудовище» Кирилла Бенедиктова. «Настоящий мужик», доставленный прямиком из Китая, скрывается в Москве от полиции, попутно склоняя к гетеросексуальным отношениям (которые тут опять-таки считаются извращением) честных лесбиянок и раскрывая им глаза на «дивный новый мир». В итоге это заканчивается всегда плачевно — контактировавших с разыскиваемым (которые в итоге каждый раз на него доносят) власти уничтожают, сваливая все на нашего «настоящего мужика». Однако тот снова и снова готов вступать в контакт с обывателями, подставляя их и обрекая на смерть, не задумываясь о последствиях. Словом, самое убедительное и правдивое в этой истории о «борьбе с системой» — это название рассказа. Все остальное (в том числе и тиражируемая в очередной раз байка про запрет слов «мама» и «папа») — ложь и манипуляция читателем.
Однако давить на эмоции читателя можно куда грубее. Самый замечательный пример такого рода манипуляции — «Дом для чебурашки» Татьяны Томах, в котором снова пришедшие к власти сексуальные и национальные меньшинства убивают несчастных гетеросексуалов:
«Сегодня во дворе опять убивали влюбленных.
Настя плотно закрыла окна, задвинула дрожащими руками шторы, стараясь не смотреть. Но взгляд все равно соскользнул, и в узком столбе света между смыкающихся тяжелых портьер зацепил неподвижно замершую посреди двора парочку. Маленькие хрупкие фигурки на свободном пятачке в центре плотной, покачивающейся толпы. Стоят, держась друг за друга, будто на крохотном островке среди океана. Знают, что уже не спастись, что сейчас накроет волной, протащит по камням, разорвет в клочья клыками прибрежных скал и швырнет кровавые обрывки в море.
Но пока еще стоят, крепко сплетя теплые пальцы и взгляды, баюкают последние капли своей жизни, одной на двоих. Жизни, которая могла бы быть долгой и счастливой, озаренной смехом детей и внуков. Чудесная длинная дорога, которую они могли бы пройти вдвоем, поддерживая и оберегая друг друга.
Настя застонала. Слезы выжигали глаза, от отчаяния и сдерживаемого крика заболело в груди. Слепо, спотыкаясь и отталкиваясь от стен, выбралась в коридор. Захлопнула комнатную дверь. Сползла на пол, зажимая ладонями уши. Только бы не слышать, как они будут кричать.
Настя вспомнила, как страшно кричали те, другие, два месяца назад.
Ей показалось, что зазубренные ножи вонзились в уши, глаза и сердце. Врезались в тело, заживо разрывая в клочья. Как разрывало тех, которые корчились под ударами камней, продолжая отчаянно цепляться друг за друга окровавленными пальцами.
Их ладони, по-прежнему сжатые вместе, так и остались снаружи, чуть в стороне. И когда тела уже скрылись под грудой камней, тонкая рука женщины еще некоторое время вздрагивала, стискивая запястье мужчины. Будто умоляла — подожди, не уходи без меня. Подожди.
Тогда Настя кричала вместе с ними. Потому что ей казалось, что ее тоже забивают насмерть. Плотная толпа, сквозь которую она пыталась прорваться, была как груда камней. И не было вокруг ни одной живой теплой руки. Ни одного лица. Только жесткие серые камни.»
Внушает, не правда ли? Хотя, в сравнении с сухими сводками новостей настоящего времени выглядит несколько бледновато. Ну вот, из сравнительно недавнего:
...В Йоханнесбурге (ЮАР) жестоко убиты координатор Общества ВИЧ-инфицированных женщин, активист по защите прав геев и лесбиянок Сизакель Сигаза (Sizakele Sigasa) и ее подруга Салом Масоа (Salome Masooa). Сигаза была связана по рукам и ногам шнурками от ботинок. Из ее головы и шеи медики извлекли шесть пуль...
...Молодому гею пришлось ампутировать ногу после того, как он был атакован бандой гомофобов, вооруженных мачете и железными прутьями. В настоящее время жертва преступников, 19-летний Эстебан Наварро (Esteban Navarro), находится в больнице с многочисленными травмами и ведет борьбу за жизнь.
23 июня он стал жертвой шестерых молодчиков с ножами и железными прутьями в Пеньялолене, одной из городских коммун Сантьяго. По имеющимся данным, избивая парня, злоумышленники неоднократно называли его словом "maricon", что по-испански означает "пид*р"...
...Изуродованное тело 23-летнего молодого человека было обнаружено утром после бурного празднования Дня Победы в одном из дворов Красноармейского района Волгограда. Личность погибшего установили с трудом, поскольку после смерти несчастному размозжили голову.
Кроме того мучители унизили свою жертву, искромсав его половые органы и изнасиловав. В частности еще до мучительной смерти погибшего ему извращенным способом трижды ввели пустые бутылки из под пива. По горячим следам были задержаны трое местных жителей.
Один из них дал признательные показания и рассказал, что поводом для глумления над погибшим, а потом и зверской расправой послужила его гомосексуальная ориентация и "вызывающее поведение"...
Реальность, как всегда, оказывается куда сильнее всяких фантазий. Однако авторы сборника искренне считают, что борьба за жизнь без унижений и угрозы быть покалеченным или убитым лишь за свою инаковость означает стремление самому властвовать и безнаказанно угнетать всех остальных. Раб всегда мечтает не о свободе, а о своих рабах. В сущности, эту фразу можно было оставить в качестве эпиграфа к рецензии, а саму рецензию вовсе не писать. Для исчерпывающей характеристики этого было бы достаточно.
Однако, есть в сборнике вещь, очень сильно выбивающаяся из общей концепции. Это даже не кукиш в кармане составителям, это откровенное над ними издевательство. Речь идет о рассказе Тима Скоренко «Теория невербальной евгеники». Альтернативная история, в которой победил Третий Рейх, полный его контроль над всем миром, доведение до совершенно животного состояния рабов-унтерменшей, наконец, борьба с оставшимся и не искорененным покуда врагом Рейха — секс-меньшинствами. Неплохой в целом антифашистский рассказ, который содержит множество аллюзий и на наше время. Особенно забавен момент, когда оказывается, что борцы с «половыми извращениями» из гестапо сами не чужды однополой любви. Это заставляет вспомнить даже не «Обитаемый остров» с его выродками и Неизвестными Отцами (из выродков же), а недавние заявления известного гей-активиста Алексеева о скрываемой гомосексуальности многих представителей власти (которая в последнее время что-то очень уж яро стала бороться за «нравственность»). Причем тут «толерантность»? Ну, в конце автор зачем-то добавил, что все это великолепие великой империи и есть торжество «беспощадной толерантности». Окончательно запутывает ситуацию предупреждение перед рассказом о том, что он не отражает авторскую позицию. Похоже, что Скоренко очень хотел получить гонорар, но при этом не замазаться в ксенофобской мерзости. По глупости и недосмотру господ, чьи денежки и пошли на осуществление этого проекта, у него все получилось. Можно лишь поздравить автора, однако следует заметить, что подобные шутки дважды не удаются, и впоследствии придется делать выбор, на чьей же ты стороне.
Но и некоторым другим авторам точно так же не слишком уютно в компании пламенных борцов с толерантностью, что приводит к таким же попыткам запутать следы. Вот и Олег Дивов со своей криптоисторией «Между дьяволом и глубоким синим морем» обыгрывает идею «плана Даллеса наоборот»: оказывается, феминисток и секс-меньшинства придумала советская разведка для разложения изнутри капиталистической системы. Правда, «план Даллеса» пресловутый здесь совершенно вторичен: еще в 1946 году СМИ Великобритании опубликовали документ под названием «правила коммунистической революции», якобы обнаруженный союзниками в Германии еще после Первой Мировой. Первыми среди правил следуют такие: «1. Развратить молодежь; отвести ее от религии. Внушить ей интерес к сексу. 2. Ложной аргументацией разрушить старые моральные ценности». Так что дивовский замысел совершенно не оригинален, в точности повторяет мифы западного обывателя времен «холодной войны» и явно не попадает в цель — внушить читателю извращенную патриотическую гордость: мол, умирающий СССР все же смертельно укусил загнивающий Запад в его самое мягкое место. Хотя, наверное, нельзя придумать картины смешнее и нелепее, чем «Товарищ Суслов изобретает секс, наркотики и рок-н-ролл на погибель Америке». Впрочем, консервативный западный обыватель той эпохи вполне проникся бы, но для воспитания патриотических чувств в современном российском мещанине все это слишком запутано и заумно — не спасает даже обилие таких толерантных слов, как «жиды» и «пидоры».
Леонид Каганов со своей сатирой «Далекая гейПарадуга» тоже определенно чувствует себя в данном сборнике не очень органично. Тема рассказа — извечная российская административная дурость, то, что Достоевский еще называл «административным восторгом» — она достаточно богата, и материала для нее в современной реальности предостаточно. Главгероиня Дурцева, работник гороно, которая пытается отменить законы электромагнитного взаимодействия как «нетолерантные» (видите ли, притягиваются друг к другу только противоположные полюса магнита, а одинаковые — отталкиваются) — это, возможно, и смешно, но начисто лишено какой-либо опоры в реальности. Такие Дурцевы в данный момент цензурируют «Сказку о попе и его работнике Балде» Пушкина, подбираются к Салтыкову-Щедрину, Чехову и Толстому как к безнравственным и антипатриотичным писателям, наконец, намереваются запретить поцелуи в публичных местах, а так же оральный секс — в каждой постели. Они уже запретили «гей-пропаганду», даже не удосужившись объяснить, что же это такое. Дурцевы, разумеется, сразу меняют направление мысли при любом изменении линии партии — однако вероятность ситуации, в которой они будут защищать права геев, на сегодняшний день столь же велика, как и возможности российской науки сотворить черную дыру размером с Солнечную систему. Хотя сатиру на квасной патриотизм и полицейское православие (каковой сатиры, умной и злой, Каганов написал немало) сегодня много читают и хвалят в интернете, но сыт с нее не будешь, вот и приходится автору натягивать свой талант на глобус поповщины и консерватизма. Смешнее же всего, что в данном случае сатирик снова проигрывает реальности: совсем недавно нигерийский студент Chibuihem Amalaha, используя описанный эксперимент с магнитами, «доказал» ненормальность гомосексуальности, чем снискал славу национального героя и надежды нигерийской науки. Снова, как мы видим, все происходит в точности наоборот по сравнению с фантазиями авторов «Беспощадной толерантности».
Но вершиной сборника, его логическим завершением является, конечно, рассказ Игоря Куликова «300 оооновцев» — основанный на сюжете известного фильма «киносценарий» о том, как героические бойцы дивизии Дзержинского остановили миллионный гей-парад в Москве ценой своих жизней. Что тут скажешь? Уже после выхода книги, 6 мая 2012 года, в Москве произошли известные события, вошедшие в историю как «массовые беспорядки на Болотной площади». В ходе этих беспорядков пострадали несколько омоновцев, да так жестоко пострадали, что в скорейшем времени были за свои муки премированы отдельными квартирами. А вот люди, которые их так зверски избили, сидят сегодня в тюрьме или под домашним арестом, дожидаясь суда. Среди этих грозных воинов (а кто еще может побить откормленных омоновских мордоворотов?) — семнадцатилетняя на момент совершения «преступления» анархистка, полуслепой активист «Левого фронта», пенсионерка, инвалид второй группы, ну и (куда же без этого?) гей-активист. Так что, думается мне, с миллионным гей-парадом наши героические защитники правопорядка не сладят. И, верите ли, нет, особой печали это не вызывает.
Та часть, что посвящена «гостям дорогим», не столь интересна, к сожалению, хотя и изобилует демонстрацией взаимоисключающих утверждений вроде спокойного соседства в одном городе секс-меньшинств, фанатов генетических модификаций тела и радикальных исламистов, которые скопом угнетают немногочисленных белых гетеросексуалов. Эпиграфом к первому рассказу («Самец разумный», Наталья Егорова, Сергей Байтеряков) служит новость о том, что в Голландии теперь для получения гражданства необходимо продемонстрировать «терпимость» при просмотре видеоролика с целующимися мужчинами и женщиной с обнаженной грудью на пляже. Это, правда, сильно противоречит другим представлениям о Европе как стонущей под игом мусульман, запрещающих вывески с изображением свиной головы и выгул собак как противоречащие канонам ислама явления. Но стоит заметить, что данные видеоролики используются не с целью выявить пределы терпимости кандидата на гражданство, а с целью ознакомить иммигрантов из малокультурных стран с особенностями жизни в стране. Выходцам из Сомали, Судана, Афганистана и России (да-да, в уютной компании оказались наши соотечественники) помимо этого разъясняются базовые культурные и этические нормы цивилизованных европейских стран — как следует приветствовать при встрече женщину, как реагировать на улице на просьбу незнакомца о помощи, и так далее. В чем суть претензий к голландцам — непонятно. Неужели в том, что своими видеозаписями они терроризируют и угнетают исламских фанатиков? В тексте тема странного эпиграфа, увы, никак не раскрывается. Раскрываются только увлекательные подробности секса с инопланетянами, описанные уже тысячу раз американскими фантастами середины прошлого века, но ничего внятного не сказано про взаимодействие цивилизаций.
А вот в рассказе Евгения Гаркушева «Социал-сублимация» уже представлена не «социальная антиутопия», а форменная утопия. Чтобы стать полноправным гражданином, надо знать Данте и Шекспира, а так же быть психически адекватным (хорошая идея, кстати: представляю, сколько «истинно русских» можно лишить по таким критериям паспорта). Разумеется, это противоречит убеждениям всяких унтерменшей... простите, выходцев с Востока, которые не хотят учиться и работать, а хотят исключительно заниматься терроризмом и живодерством. Что тут скажешь? Мечты о меритократии стары как мир. И мне вспоминается одна страна, очень похожая на описанную в тексте. Страна, в которой пришлые нацменьшинства успешно натурализуются, за исключением нескольких процентов национал-экстремистов, которые упорно не желают изучать государственный язык, считают оскорбительным для себя сдавать экзамен по истории приютившей их страны, называют представителей титульной нации «фашистами», даже устраивают беспорядки в столице. Да, как вы догадались, я об Эстонии — той самой болевой точке и объекте ненависти каждого русского патриота. Хотя эстонские власти уже много лет безупречно выполняют все заветы авторов «Беспощадной толерантности», самих авторов это не слишком-то радует. Потому что не существует ни абстрактно-либерального «равенства перед законом», ни еще более абстрактного «равенства возможностей» при капитализме. Поэтому, рисуя образ страшных исламистов, душащих кошек по ночам, стоит ли удивляться, что львиная доля ваших соотечественников в соседних странах предстает в массовом сознании как внутренний враг, желающий иноземной оккупации?
Но утопии бывают разные. Консерваторы-традиционалисты сегодня, плача о «старой доброй Европе», павшей под натиском геев и арабов, представляют себе обычно некий обобщенный образ жизни европейца-буржуа образца девятнадцатого — начала двадцатого веков. Тут тебе будут и семейные ценности, и патриотизм, и при этом — почти никаких социалистов, феминисток и иммигрантов. Правда, эта лубочная картинка исчезает, если изучать историю соответствующего периода в комплексе — достаточно лишь почитать «Положение рабочего класса в Англии» Энгельса или исследования о нравах русской деревни — сразу станет понятно, что никакого благословляемого мещанами «потерянного рая» никогда не существовало. Поэтому многие борцы с толерантностью более последовательны, и ищут свой общественный идеал непосредственно в родоплеменном строе — как Дмитрий Ахметшин в своем «Дезертире». Байка о том, что индейцы были слишком толерантны, и именно поэтому оказались истреблены (о разнице в уровне общественного развития борцы с толерантностью банально предпочитают забыть), стара как мир. Впрочем, всем боящимся «почернения» Европы и не боящимся исторических аналогий, предлагается поразмыслить: почему завоеватели, находящиеся на более низкой стадии развития, нежели покоренные народы, в конечном счете всегда ассимилировались и принимали все ценности завоеванных?
Без ответа на этот вопрос комплекс жертвы будет преследовать вас еще долго. Авторы сборника обвиняют толерантность не только в истреблении индейцев, но и в Холокосте (Егор Калугин, «Народ обреченный»). И уже не понимаешь, то ли автор всерьез обвиняет евреев в толерантности к немцам (?), то ли напротив, ностальгирует по тем временам, когда арийцы всех мастей были такими нетолерантными, что могли дать прикурить и неарийцам, и друг другу. Националисты вообще склонны завидовать своим лютым врагам и брать с них пример — для русских наци-скинов стереотипированный кавказец, наглый и сильный бандит, давно уже стал образцом. Свою «белую мощь» они показывают именно в таком диком виде, считая всех, кто не разделяет их примитивные ценности, «овощами», «шабесгоями» и «вырусью».
О перевоспитании подобного нациста, столкнувшегося в первом же карательном рейде по местам скопления «инородцев» с Венеры не с абстрактными «синими», а с живыми существами, мыслящими, боящимися, испытывающими боль — рассказ Ольги Дорофеевой «С жемчужными крыльями». Этот текст — второй, столь резко выбивающийся из общей концепции сборника, что, в сущности, говорит лишь о том, что составители его и заказчики (фонд «Взаимодействие цивилизаций» который, что интересно, возглавляет человек с очень нетолерантным именем Рахамим Эмануилов) не слишком-то ревностно следили за содержанием, да и вообще подошли к проекту со спущенными рукавами. То есть все, что сказано каждым из авторов — это от чистого сердца, а не заказное. Тем печальнее.
Завершает все это великолепие самый короткий из текстов — второй рассказ Олега Дивова «В Коньково мерзкая погода». Зарисовка о тяжелой жизни парочки бизнесменов, которым, при всем их материальном благополучии, невыносимо тяжко в России, не имеет никакого отношения к фантастике и уж тем более — к несчастной толерантности (если отбросить национальности этих самых бизнесменов). Скорее, это камень в огород либерально настроенных представителей московского среднего класса — потому рассказ, не самый, скажем так, выдающийся, и вызвал у либералов такое негодование. Дивову же, похоже, просто выдали задание срочно дополнить сборник под занавес так, чтобы ясно было любому идиоту: не инопланетяне какие-то аллегорические описаны в книге, а наш, здешний внутренний враг: геи и таджики.
Год прошел с момента публикации, и за этот год мы к миру «Беспощадной толерантности» не то что не подвинулись, а совсем напротив. Госдумой принят закон о запрете «пропаганды гомосексуализма», открыто декларирующий неравенство граждан по признаку сексуальной ориентации. В Москве в данный момент сотни иммигрантов сгоняют в концентрационные лагеря (будем уж называть вещи своими именами, как требуют от нас борцы с толерантностью). Идеологическая подготовка этой кампании проводилась не один год, и писатели-фантасты вложили свою лепту в дело «национального возрождения». Да не одну лепту — вкладывали они заботливо и с любовью все свои утробные страхи, всю ксенофобию, все свое чувство неполноценности. Сегодня они, сытые и довольные, видят плоды своей работы — и готовы славить прекрасный новый мир, мир Милосердной Нетерпимости. И вряд ли стоит надеяться, что кто-то из них в ближайшее время раскается. Разве что, вдруг придавленный катком нетерпимости, который не разбирает, кто «за», а кто «против» в агонии выдавит то, что сытому и целому признать никак не возможно.
«Не тех боялись.»
Григорий Ревмарк
Розы и кровь
Этой серии романов фатально не повезло со временем выхода. Его величество Контекст, обладающий весьма специфичным чувством юмора, в тот раз проявил его в полной мере — схожие по обложке, месту в книжных магазинах и, главное, целевой аудитории, которая первыми вкусила все их прелести, они вскоре стали восприниматься как органичное дополнение друг к другу. Речь идет о двух трилогиях — «Сумерках» Стефани Майер и «Голодных играх» Сьюзан Коллинз.
Меж тем они — как земля и небо. Если творение Майер — это апофеоз социального эскапизма, с целевой аудиторией в виде Spirito Bogato Madama (духовно богатых дев), то в качестве характеристики ее антипода, на язык так и просится «Пособие для выживанию в тоталитарном государстве, для детей и подростков».
Далекое будущее. Существующие ныне государства разрушены в результате мировой войны. На месте современных США возникла военная диктатура Панем, представляющая собой пример самого несправедливого распределения доходов по регионам — в то время пока столица утопает в роскоши и декадансе, провинции (дистрикты) живут в условиях, представляющих нечто среднее между Америкой времен Великой Депрессии, послевоенным СССР и современными потогонками Третьего мира. И все это — с администрацией, ведущей себя как заправские оккупанты.
Особо длинных экскурсов в историю писательница не дает, ограничившись отдельными штрихами — впрочем, владеющий логикой и историей человек, общую картину достроит без труда.
Капитолий (столица государства) образовался из наиболее развитого обломка канувших в лету Штатов, выполнив впоследствии задачу собирания земель и принесения цивилизации на одичавшие территории. Когда же государство было выстроено, жители периферии внезапно обнаружили — львиная доля доходов идет в жирующую метрополию, а они, без чьих усилий Панем никогда не был бы построен остались с носом. Мирная попытка решения вопроса не удалась, и диспутанты предоставили слово пушкам. Ведущую роль в восстании занял Тринадцатый дистрикт, имевший к тому же весомый козырь в виде самодельных «грязных бомб» (при разделении сфер промышленности по регионам ему досталась добыча графита и производство ядерного топлива). Касательно самой междоусобицы автор подсказок практически не дает, но общий ход войны можно попытаться вычленить: получив по своей территории массовый удар химоружием Тринадцатый дистрикт выбыл из войны, заключив с Капитолием перемирие, и коалиция рассыпалась как карточный домик — часть дистриктов, находившихся в привилегированном положении, сложила оружие сама, остальные были утоплены в крови.
Итого — распределение ресурсов получило 15 баллов из 10 по шкале неравномерности, и в наказание за мятеж Капитолий стал проводить ежегодные Голодные игры (массовую резню подростков, отобранных по двое из каждого дистрикта путем жеребьевки: кто смотрел «Королевскую битву» — поймет).
Что выгодно отличает книгу — так это проработка деталей и персонажей, а также их общая логичность (гармоничные сочетания подобного рода в современной литературе редкость).
Игры — это не просто бессмысленная бойня, каким-то неведомым образом делающая мир лучше (пример: к/ф «Судная ночь»), а весьма изящное средство сеять вражду между покоренной провинцией и дополнительно угнетать наиболее нищие и незащищенные слои населения.
Если вкратце — дистрикт, чей трибут (участник игр) уцелеет в ежегодной резне, получает помощь продовольствием весь следующий год, что делает победу в них весьма лакомым кусочком для местечковых князьков, назначенных администрацией метрополии руководить внутренними колониями.
Для тех же кому на этом празднике жизни не перепало ничего существует система тессеров: «обмен свободы на еду», по выражению одного из героев.
Суть их проста. Выбор трибута на Игры происходит путем жеребьевки — из Капитолия приезжает эмиссар и наугад вытаскивает две бумажки из урны. Когда человеку исполняется двенадцать, в урне появляется одна бумажка с его именем, дальше — больше. Но поскольку население в большинстве своем голодает, многие идут на сделку — в обмен на талоны, дающие право получения на одного человека масла и зерна, количество бланков с именем подписанного на тессеры увеличивается. Поскольку многие, таким образом, кормят семьи — их шансы попасть на Игры, ежегодно увеличиваются в геометрической прогрессии. В группе риска таким образом оказывается большинство, за исключением тонкой прослойки приближенных к оккупационной администрации и миротворцев (выполняющих функции карателей).
Символично, что постапокалиптические пейзажи коллинзовского Панема заслужили весьма лестную оценку признанного мэтра ужасов Стивена Кинга, что невольно заставляет проводить параллели с пиночетовским капитализмом «Бегущего человека». У них действительно много общего — сама концепция игры на выживание, призванной услаждать взоры публики (привет Ги Дебору с его «Обществом спектакля»), полицейский террор в духе Европы XIX века и «стадионов смерти» в Сантьяго, и, несомненно, дичайшая социальная дифференциация, безумная роскошь одних и беспросветная нищета всех остальных.
Кинг в своей антиутопии отразил главный страх рядовых американцев эпохи наступающего неолиберализма и перманентных кризисов. Описав круг, маятник общественного развития вернулся в ту же точку — фукуямовский конец истории так и не наступил, фридманомика прошла по планете маршевым шагом, оставляя на месте бывших welfare-state обугленные руины, а лопнувший пузырь ипотечной недвижимости вновь вверг мир в пучину кризиса — и появился преемник кинговского романа (для любителей излишнего символизма — в 2008 году, прямо по заказу).
Крайне интересен Тринадцатый дистрикт — оказавшийся в полной изоляции, он сумел выжить, превратившись в нечто очень напоминающее современную КНДР — аскетичный быт, милитаризм и непререкаемая воля вождя. Его противостояние с Капитолием, которому посвящена заключительная часть трилогии, ни на минуту не дает читателю отвлечься от ощущения, что перед ним переработанный вариант войны США с очередной «прогрессивной» диктатурой вроде северокорейской. Сорванная же главной героиней попытка Ким Чен Ира местного разлива устроить Голодные игры для детей Капитолия дает нам богатую пищу для двух безусловно важных выводов.
Во-первых — суть революции не в том, чтобы занять место надсмотрщика за рабами, а в том, чтобы сокрушить институт рабства как таковой.
Во-вторых — неважно, какими флагами и лозунгами прикрывается режим — его классовая структура и деяния скажут о нем куда больше… Психологизм в трилогии присутствует, и, как это часто бывает, он не скатывается в оторванные от жизни «страдания юного Вертера», а подчиняется весьма прагматичным реалиям. Перед нами предстает история семнадцатилетней девушки из шахтерского городка, вынужденной после гибели отца кормить мать и младшую сестру, путем незаконной охоты и получения тессеров. Любовные терзания присутствуют в книге в довольно малых объемах — в остальном ее поступки определяет великое множество мотивов — от заботы о близких, до желания выжить, от следования навязанному обстоятельствами образу несчастной влюбленной, до четкого плана самопожертвования во имя грядущей революции.
Резюмируя: прочитать трилогию, безусловно, стоит — хотя бы потому, что на фоне химически чистого абсурда современного реализма и эскапистских мечтаний, к которым так привыкла нынешняя фантастика, она выделяется столь непривычным для наших дней светлым пятном.
