И пока на нарах, ночами,

Мы, в такт скорости колес, качались,

Все пустынней становилась область.

Нет уже коров среди травы.

Станций лишь безмолвных разбомбленность,

Будто всадники без головы.

Мы на нарах пели, спали, ели,

Чурок для печурок не жалели,

Скинув сапоги, в мгле табачной.

А навстречу эшелону, вдали,

Все всклокоченнее, загадочней

Зарева багровые росли.

Лежа, я лицом к сукну приник:

Все забыть не могу последний миг!

Плачу на шинели шершавой:

Как ты следом за вагоном бежала,

Дать я в твои худенькие руки

Так и не успел паек свой, хлеб...

И все вижу, вижу миг разлуки!

После уже, в поезде, во мгле.

Миг прощанья!.. Как назад, назад

Заскользил перрон, поплыл вокзал.

Мы поехали! В теплушке шаткой,

На войну. Все стрижены под шапкой.

Мимо, мимо, стрелки, пути,

Город... мир... полжизни позади!

Все — отрезано одним гудком

Начисто, так пайку режет нитка.

В ночь несемся!.. К звездам прямиком

Телескопом задрана зенитка.

Двери откатив, мы как один,

Присмиревши, на небо глядим.

Полустанков руины, ковыли...

Зарева багровые росли,

Зарева багровые, их ритм.

Нарастал так быстро... рос лавиной,

Той, в которой больше половины

Поколенья моего сгорит.

1943, госпиталь.