В детстве кажутся вечными
детство и мать.
Ничего не успел о тебе узнать!
Ничего не успел, навсегда виноват,
А когда спохватился —
поздно, Солдат!
Поколенье построено... Шинели хрустят.
И уже четверть века
живу без тебя,
Все теперь
передумывая наново,
Мама моя, Софья Романовна!
Мне в трамвае еще:
«Молодой человек!»
Просто выгляжу так...
Но ведь сколько вех!
Ну, не молод, мол, годы, как птицы...
Ну, за сорок,
это может с каждым случиться.
Нет! Я молод...
И даже больше:
я слаб!
Инфантилен и робок,
как ребенок и раб.
Беден? Я?
Я весь мир охватом косым
Забираю,
как бредень,
как Божий сын.
Только толстым и наглым
стать я не смог.
Не хватило...
До старости лет щенок.
И не скажет вдовица
в углу домовитом,
Теплой печью пропахшем
и полом мытым,
С благолепием подушек и ленью кота,
Что мужчина самостоятельный, да,
Положительный...
Так не скажет покуда...
Для людей,
суть вещей понимающих туго,
Что-то есть во мне не такое, не так,
Что пугает их, бесит, обманывая.
И я все еще сын,
беззаботный босяк,
Моя мама, Софья Романовна,
В детстве кажутся вечными
детство и мать.
Ничего не успел,
только помню опять,
Только вижу:
с авоськой плетешься домой,
И наверно, не старой была,
хоть седой.
А теперь и я стал седоват,
Сам, наверное, стал стареть и сдавать.
На душе у меня беспокойство одно,
Будто зимний вокзал,
где разбито окно.
Дует, холодно, пусто... Вечерний снег.
И давно уже мамы на свете нет.