— А я говорю, — орал пьяный отставной боцман, - что мир начался с хаоса и поэтому никакого порядка в нем никогда не было и быть не может! Ты вот думаешь, что ты человек? - тыкал он пальцем в сидящего напротив юнца. -Черта с два! На самом деле ты червь, и место твое в земле...
Морсорош - или, попросту, Рош, как он себя называл, - ловко ввинчивался в землю. Почва мягко скользила по длинному гибкому телу, пахла влажной душистой долготой и давней болью. Давно, когда его отец был рассечен пополам и из острой корчащейся боли возник он, Рош, - был этот запах. Вторая часть отцова тела вытянулась, уползла во тьму, оставляя тонкий густой след за собой... Часть отца, отец... А Морсорош умирал. Его коротенькое тело, похожее на обрывок шнурка, мучительно сочилось болью, залепленное землей. Земля попала под кожу, и впоследствии тело зажило вздутым бледным кольцом вокруг больного места, которое через некоторое время заросло и удлинилось... Но это потом. А тогда... Тогда он вдруг стал зыбким и легким, как пар. Поднялся над землей, поплыл... Вот тут его и подхватил ветер. Рош стал легче листьев. Листья ветер один за другим разронял. А Роша бросило ввысь. Он натянулся, как прозрачный лучик света, а ведь и не знал раньше про свет, и про то, что кроме родного племени червей и прочих земляных жителей, есть в мире еще многое другое, и какой он огромный, чудовищный, этот мир. А Рош, ох, до чего же длинный, ушел высоко от земли, от круглой Земли в черноту, звеняще-неслышную... Там было просторно, широко, и тишина таяла, как звук от лопнувших струн. Сверкающая темнотой гигантская чаша втянула его внутрь, он стал ее частицей, и непонятное ему пригрезилось... Никогда, ни до, ни после, такого с ним не случалось, да и вообще он понятия раньше не имел, как это - грезить, думать, что это -мысли, память... Межгалактический корабль планетарной системы Лавс, имеющий форму опрокинутой чаши, проплывал над серовато-голубой звездой. Вдруг еле заметная вспышка скользнула по обшивке. Никаких внешних изменений она не вызвала, приборы внутри ничего не зафиксировали. Все было по-прежнему. Биотропный робот большого отсека работал в нормальном режиме, лишь тринадцать сегментарных глаз улавливателя чуть заискрились и стали осмысленнее, будто в них вселился некто...
Молодой лваг ничего необычного не ощутил. Он откинулся на спинку овального дрена, и информация пошла в силовой экран.
- Планета Хэва, местное название "Земля". Знакомое словечко. Еще в арсубе учили на уроках планетарной истории... - Он улыбнулся золотинками внутри круглых глаз. - На Хэве впервые побывали наши далекие вэбы полтора триадора лет назад... - Золотинки истаяли в пропасти его зрачков.
- Ты прав, Уэндр, - отозвались из глубины силового экрана. - Когда ты учился в арсубе, я уже готовился к первому своему полету. Да, Уэндр, так вот. Полет был не на Хэву, но я знал из программы ее историю. Увлекался, бредил Хэвой. Какое притягательное странное слово: "Земля".
- Длюмк, ты все о ней знаешь? — спросил Уэндр. - И про панцирных? Расскажи-ка.
- Конечно. Когда наши вэбы высадились на ней из-за поломки межгля (несовершенные конструкции межпланетных кораблей тех времен долгих перелетов не выдерживали), - Хэва была сплошь покрыта кристаллами. Ничего, кроме слоя холодных кристаллов и примитивных панцирных скэков огромных размеров, которые мощными когтями расцарапывали кристаллы в поисках питательной плесени. Под кристаллами внутри всегда была густая мохнатая плесень. Вэбы, закончив ремонт, улетели, не удосужившись очистить лучевое пятно на месте посадки межгля, хотя в уставе о соблюдении звездной экологии есть известный тебе пункт. Все лваги знают. В любом случае, даже если планета мертва... Когда вэбы вернулись домой - а времени прошло уже порядком - и был просвечен отчет, поднялась шумиха из-за истории с Землей. Да, бум был ого-го! Снарядили проверочный межгль. Время текло. У них на Хэве, ну на Земле, там ведь другие пространственно-временные рамки, и система биополей не та. Изменилось все: флора, фауна, законы природы. Вот тогда это и произошло... Контрольная команда вэбов застала Землю в газовом мареве над жидкостью и островками тверди, где бродили, летали и плавали чудовищные существа с зачатками разума, гигантские растения тянулись ввысь... Поскольку все это было вызвано инородным для Хэвы вторжением, то ни к чему хорошему, конечно, привести не могло. Но исправить положение было невозможно. Установили наблюдение извне. Существа совершенствовались, поразительно менялись внешне. Но в самой их природе проявлялась и все более активировалась агрессивность. Она была спровоцирована тем самым пятном от межгля, которое внедрилось в сонное существование Хэвы, изменив экологию и биоэнергию планеты. Венцом мутационного развития фауны были хвены - "люди, человек" на местном наречии. Лидирующие, самые агрессивные существа. Они принялись разрушать все: флору, фауну, самих себя. Инстинкт уничтожения заложен в самой их сущности и управляет их историей, а теперь и историей развития планеты, которая доживает сейчас последние, может быть, временные отрезки.
Лицо Длюмка заискрилось, по губам пробежали блики. Погасив силовое поле экрана, он вплыл в отсек ОФ-11 и сел в зависший овальный дрен напротив Уэндра.
- Земные лидеры, люди, далеки от совершенства, - продолжал Уэндр. - Физически они похожи на карикатурное изображение лвага. Почему они отлились в такую форму? Неужто опять виной межгль вэбов?
Длюмк качнулся на дрене, как в гамаке, сказал:
- На замороженной, покрытой кристаллами Земле были миражи, вот что удивительно! В атмосфере остался оттиск вэбов, который разрастался, множился, искажался, витал... Не знаю, сыграло ли это роль...
- А я бы хотел привезти домой какое-нибудь галактическое животное. Например, человека, - улыбчиво сказал Уэндр. — Как бы это сделать?
Бывший боцман Степан Матросов с тех пор, как началась экологическая катастрофа и пересохли водные бассейны планеты, существовал на нищенское пособие, как, впрочем, и все его товарищи. С утра он поднимался с жесткой койки "Морского общежития" и спешил на биржу труда. В киоске возле метро покупал дешевую газетенку "Ночной листок", в котором печатались сводки происшествий и прогноз погоды. Происшествия были стандартные: убийства, грабежи, без вести пропавшие (таких сообщений было очень много, и Степан удивлялся, почему сам-то он до сих пор не пропал), транспортные катастрофы. Да и о погоде сообщалось одно и то же: без перемен, что вызвано "парниковым эффектом".
В этот день ему с утра везло - в метро досталось свободное место. Сквозь стеклянный купол подземки тускло серела выгнутая глубина неба, по которому незаметно полз солнечный помидор, напоминающий пасхальное яйцо. Реклама того, чего давно уже нет - ни яиц, ни помидоров не видали даже прадед и прабабка Степана, а что уж говорить о нормальном солнце, которое изображают в рекламных проспектах... К чему такая реклама?
Плюхнувшись в мягкое изопреновое кресло, он расслабился, прикрыл глаза и задремал. Мягкие волны шелестяще окутали его мозг, тело, запутали мысли, и все доселе виденное и слышанное с тихим плеском покатило его, как камушек, как раковину... А может, как маленькую морскую звезду... Отставной боцман погружался на дно ненужной сейчас информации, в убаюканном сознании всплывали причудливые образы, тихо проплыл обрывок старой газеты, теряя размокшие строки: "Армия - это наши основные интеллектуальные и материальные вложения. По численности она огромна — самая большая в мире. Такой размах ни одному государству не снился. Неимоверными усилиями наша армия оснащена. Но для того, чтобы она выполняла свои задачи, нужен и соответствующий контингент. А откуда же ему взяться, если по интеллектуальному развитию мы находимся на сорок третьем месте в мире? Наша молодежь запущена в результате того, что страна... "
- Да, наша военная диктатура охо-хо! -сказал лихо шагающий по пенным барашкам червяк в футболке с надписью: "Меня зовут Рош". Червяк был молод, жизнерадостен, приплясывал на ходу, гибко раскачиваясь. Потом Степан увидел солдата, убитого на ученьях, детские рисунки, где был изображен дождик, картинки опали с осеннего клена... Вместо кленовых листьев - рисунки с дождем...
Они выстроились в карточный домик, только очень большой, похожий на здание не то госбезопасности, не то федеральной разведки, и полковник в штатском предложил "престижную работенку":
- Тут у нас, понимаете ли, перенаселение, демографическим взрывом попахивает весьма ощутимо, товарищ Матросов. В наши спецгруппы требуется пополнение, люди нужны крепкие, выносливые и без комплексов, вроде вас. Зарплата хорошая. Работа не сложная: лишнюю часть населения оперативно убираем в электромясорубный блок. Делаем это, повторяю, оперативно и без лишнего шума. А полученную продукцию - колбасно-сосисочные изделия - в пищеблоки доставляют сами роботы. Учтите, работа строго секретная, так что подпишите документ о неразглашении....
"Так вот куда люди деваются", - подумал Матросов, отер со лба холодный пот и... проснулся.
В вагоне никого, кроме него, уже не было. Погас свет. Мелькнула незнакомая станция. Кажется, он проспал свою остановку!
Степан вскочил и ринулся к дверям. Вышел на какой-то станции. Поезд бухнул дверями и уехал...
Матросов удивленно озирался. Станция была без названия, без переходов на другие линии, и даже в обратную сторону поезда не шли - рельсы были разобраны. Допотопные облупленные стены, низкие своды, под полуистлевшей табличкой с надписью "дежурный" - пыльный телефон сталинской эпохи. Степан тряхнул головой, стал щипать себя, и понял, что все это — явь. Заметался, натолкнулся на каменные ступени выхода в город, потом оказался на эскалаторе... Наверху, между эскалатором и дверями, валялся порыжелый скелет собаки. Двери подгнили и обвалились, в проеме виднелся черный в трещинах асфальт, руины в темноте... Степан постоял у входа, тронул носком ботинка скелет, который тут же рассыпался. Зажмурившись, Степан шагнул в город, споткнулся о выбоину, вздохнул... Резко ожгло легкие, судорога скрутила кишки, Матросов, теряя сознание, повалился вбок...
Упругие световые пучки держали его на весу. В полубессознательном состоянии Степан ощутил, как тело его пронзали тонкие упругие лучики, отчего внутри, в самой его глубине забегали мурашки. Потом все ощущения погасли, будто выключенный экран.
Очнувшись, обнаружил, что завис в ярком выпуклом пространстве, пустом, если не считать переливы непонятных сияний. Дышалось легко, но Степану показалось, что это не воздух, а нечто совершенно иное. Что?
И тут он увидел их. Они висели в пространстве на ажурных, тонких как паутина, овальных креслах. Их одежда ниспадала с голов, разделяясь на плечах наподобие прядей длинных густых волос, и свободно облегала тело. Она, видимо, не имела веса...
В мозгу Степана вдруг возникли непривычные доселе, а теперь такие понятные, естественные словесные образы — не слова, а именно образы понятий, имеющие форму пульсирующих вспышек и разноцветно мигающих точек. Мгновенно он ощутил объемную информацию: эти лваги спасли его, когда их робот обнаружил труп в узле сворачивания временного и пространственного поля. Такое произошло из-за нарушения хвенами (людьми) экологического равновесия. Степан был перемещен на межгль и восстановлен в несколько измененном, адаптированном виде. Это пришлось сделать, чтобы пришелец с Хэвы (Земли) смог существовать в новой для него среде.
Корабль лвагов проходил между Землей и Солнцем, когда на силовом экране запульсировал сигнал опасности. Роботы всех отсеков выключили ротропы и включили ромцеры на полные смещения. Длюмк и Уэндр ринулись в отсек ротропных узлов. Степан глянул на овальные экраны и увидел космическую глубь, пламенный шар Солнца, и родную Землю - Землю, которая вдруг стала багроветь и выгибаться! И тут межгль дернулся, круто рванул в бок...
Морсорош ходко ввинчивался в землю. Почва мягко скользила по длинному мягкому телу, приятно щекотала, пахла влажной душной долготой. Поглощенный движением и воспоминаниями, Рош не замечал ни кротовых коридоров, ни личинок медведки, ни ступенчатого червя Бори. Остроугольный сморщенный Бори хищно притаился на пути Морсороша, готовясь обвиться петлей вокруг будущей жертвы. Когда-то он имел человечье обличье и даже занимал руководящую должность. Незаметно как-то превратился в ступенчатого червя и переселился в почву. Уход из жизни людской произошел для окружающих тихо и неназойливо, место его занял другой ступенчатый, в конторе их было много...
А Морсорош, весь в мечтах об ином пространстве, куда однажды на звенящие мгновенья заброшен был странной силой, и о тающей тиши Звезд, двигался прямо навстречу гибели... Он не заметил, как земля вокруг вскипела, вспенилась и разом выплеснулась в ту самую безмерную высь, о которой он только что думал...
Блуждающую звезду Мирэ столкнул с "трассы" силовой всплеск. Она, крутясь, меняла траекторию движения, когда на поверхность плюхнулся шмоток плазмы. Плазма пузырилась и дымилась в густом ворсе цветущих и зреющих трав. И тут же травы никли и обугливались...
...Потом к Морсорошу вернулось сознание. Его чувства начали распачковываться. Он ощущал себя Рошем, и чашеобразным межглем из биосветовых зротонов, и двумя лвагами, а также человеком, осколком астероида, космической пылью, горсткой земного пепла... Он понял, что все это спеклось в единый плазменный комок, и теперь все это - он, Рош...
Однажды он неловко, по-медузьи, переполз на поросший новой травкой участок. "Я передвигаюсь... Передвигаюсь! Живу!.. " - пронеслось в пульсирующих клетках, промерцало внутри. Вспышки радости дали силу. Двинулся дальше, в цветочные дебри. Кругом кишели примитивные многоножки в панцирях. Появление Роша не вызвало у них беспокойства. Многоножки с челюстями на задней части панциря вяло пережевывали зеленую массу. Рош некоторое время рассматривал их, потом двинулся к полусъеденному цветку внизу...
Было очень тепло, легко дышалось, растительность оказалась вкусная, сочная...
Вскоре Рош стал обрастать панцирем и коротенькими ножками. Ему было хорошо...