Авторские комментарии к Первой Части книги (эта часть написана весной 2016 года)

1. Насколько коротка наша жизнь начинаешь понимать уже в зрелом возрасте. Эту книгу я начал писать в 2010 году, после того, как увидел в интернете фотографию моего классного руководителя — Леонида Абрамовича Юзефовича, лауреата российской национальной литературной премии «Большая книга 2009». Седой мужчина с умными глазами, слегка улыбающийся, заставил вспомнить далёкие годы нашего знакомства.

В 2010 году, мною были написаны первые строки текста этой книги, но тогда она не была закончена.

Прошло 6 лет…

Недавно, уже в 2016 году, в связи со съёмками на киностудии «Ленфильм» в Кронштадте художественного фильма «Контрибуция» по мотивам повести Юзефовича, я снова увидел в сети его фото. Мой учитель постарел. Увы, время — оно течёт сквозь пальцы, как дождевая вода, стремительно и безвозвратно…

2. Моя книга, тоже является, в некотором роде, исторической. В ней есть главный герой, но это — не Л. А. Юзефович. Книга написана даже не об одном человеке: в повествовании отражена масса событий ушедших дней, достоверность которых может подтвердить лично мой классный руководитель и мои одноклассники. Я не говорю слово «бывшие», ведь Классные Руководители и Одноклассники бывшими не бывают. Они — часть моей жизни и будут всегда со мной в моих воспоминаниях…

3. В этой книге вы узнаете про мысли и умозаключения, возникшие в голове главного героя (школьника Лёши). Происхождение этих мыслей вполне объяснимо. Упрощённое восприятие действительности, плюс отсутствие жизненного опыта, плюс «дворовая романтика» — всё это наложило свой отпечаток на поведение персонажа книги. Сам школьник Лёша является «трудным» подростком, живущим своим умом.

Как вы уже поняли, школьник Лёша — это я сам…

Признаюсь честно, что значительную часть запомнившихся мне событий того времени и мыслей 40-летней давности — я вообще изъял и не публикую здесь из-за их полной абсурдности. Описывется реальность прошлых лет, но не всё подряд.

Однако, даже верхушка айсберга даёт представление о предмете в целом.

А вот «подводная» часть этой ледяной глыбы — останется навечно вне зрения широкой публики. «И все твои печали — под чёрною водой», — строка из известной песни характеризует то, что хотелось бы оставить в прошлом безвозвратно.

Вопросы взаимодействия «неправильного» школьника с окружающим миром, его рассуждения и поступки — есть содержание данной книги.

4. Знаю заранее, что некоторым читателям, размышления главного героя придутся не по душе.

«М-да! Какие неправильные мысли. Бывает же так…» — разочарованно подумают многие. Люди, которые с детства считают себя «правильными».

А почему-бы и не быть таким мыслям? Ведь все мы порой: спотыкаемся, идём на ощупь, делаем глупые ошибки. Формирование личности идёт у каждого по-своему.

Бог предлагает нам тысячу путей, каждый из которых является в конечном счёте верным, если в результате вызревает доброкачественный плод. У наивного паренька из конца 1970-х сегодня всё хорошо. Дом построен, дерево посажено, выросли дети, рождаются внуки, род продолжается и жизнь идёт своим чередом.

Возможно, кто-то сделает выводы для себя из этой книги. Но, не факт.

К сожалению, как говорил Бернард Шоу: «Единственный урок, который можно извлечь из истории, состоит в том, что люди не извлекают из истории никаких уроков». Поэтому я буду рад, если Вы, уважаемые читатели, просто прочитаете это произведение.

Ну а для тех, кто считает, что «если не нравится фотография, то во всём виноват фотограф» дам совет: закройте текст и выбросите всё это из головы. И внушите себе, что «ничего этого не было».

Отрицание действительности (бегство в грёзы), согласно трудам Анны Фрейд — это психический защитный механизм, являющийся потребностью для некоторых людей. Я отношусь с пониманием к данной категории читателей.

 

Преамбула из жизни главного героя

Началось всё с того, что родителям Лёши Корешина сильно не повезло с сыном. Но началась история, вполне обычно.

9 февраля 1964 года в г. Кунгуре стоял 43-градусный мороз. Трещали деревья, дымились печные трубы в каждом кунгурском доме. Не лаяли собаки, не шумели автомобили. Старинный уральский город замер в оцепенении. Лишь проходящие на большой скорости по Транссибирской магистрали транзитные поезда, изредка гудели низким басом в морозном тумане февраля.

Лейтенант РВСН Анатолий Корешин стоял с раннего утра под окнами роддома. Без букета цветов, зябко кутаясь в шинель с поднятым воротником и завязанными «ушами» зимней шапки.

Схватки у супруги начались рано утром и уже днём, в 11–30, медсестра доложила радостную весть:

— ОН родился! 3600, рост 54, глаза голубые.

Хорошая новость добавила адреналина в кровь отца ребёнка. «Первенец! Мы воспитаем его настоящим строителем коммунистического будущего!» — подумал про себя лейтенант Толя.

Ещё через день, роддом г. Кунгура оформил пополнение в семье военного и учительницы. Младенца выдали под роспись, сняли с запястья клеёнчатую бирку и перепеленали.

Затем всё и началось: встречи, поздравления, выписка и, единственная машина такси в городе, «Волга» 21-й модели, помчала счастливых родителей в барак общежития военного городка.

Мальчика назвали Алексей.

Позже появились проблемы.

У малыша в крови не хватало какого-то гормона: гормона спокайствия. Ребёнок громко плакал дни и ночи напролёт, доводя окружающих до отчаяния.

Бывало, что под утро, мама помещала орущее существо в платяной шкаф, чтобы хоть немного поспать. Из шкафа звуки плача доносились со значительно сниженными децибеллами и родители забывались коротким сном.

Это сейчас, учёные называют данное пожизненное состояние — синдромом хронического дискомфорта, а тогда, вид здорового, сытого, голубоглазого карапуза, орущего благим матом без всякой на то причины, вызывал всеобщее недоумение. Дело дошло до местной бабки-целительницы. Подержав на руках малыша, та смогла только сказать:

— Будет пьяницей. Ничего сделать нельзя.

Несмотря на бабкин приговор, родители, в коммунистическом духе того времени, начали интенсивно воспитывать ребёнка и перековывать данное природой. Возможно, без их усилий у Лёши вообще бы и не было никакого будущего. За своих родителей Лёша вечно будет благодарить Бога.

Ну а дальше, покатил экспресс-поезд дней, месяцев и лет.

Эпизоды сопливого детства Лёша помнил довольно расплывчато. Из ярких воспоминаний сохранились лишь несколько случаев.

 

Случай 1: Побег из детского садика

Лёшин садик находился во дворе 5-этажного дома, стоящего углом на перекрёстке Ленина-Комсомольский проспект. В этом доме располагалось кафе «Космос», а в его дворе, по адресу: Комсомольский проспект 20а, был детский сад, куда водили маленького Лёшу.

При детсаде имелись небольшие игровые площадки с деревянными верандами, для выгула детей, но иногда, в хорошую погоду, детишек выводили строем на прогулку в парк около Оперного театра, находящегося в одном квартале от садика. В парке росла экологически-чистая травка, не обгаженная ни одной собакой. Там был свежий воздух, лавочки и пространство для беготни детей.

И вот однажды после прогулки, в момент «всеобщего построения в обратный путь», Лёша спрятался за деревом и, в момент пересчёта воспитанников, он сбежал.

Хождение строем, держась за руку с не всегда приятным ему ребёнком, действовало на психику малыша угнетающе. Лёша любил ходить «сам по себе», без строя и «без руки».

«Плевать на детсад, съезжу я лучше к папе на работу, с папой весело», — подумал 6-летний беглец и потопал себе на трамвайную остановку. Папа работал в институте НИИУМС (Научно-исследовательский институт управляющих машин и систем), в двух остановках от его детского сада. Трамваи ходили по улице Ленина по одной прямой линии: от Цирка (по Северной дамбе) и до вокзала Пермь II, и папин институт был прямо у трамвайной остановки «ул. Попова» на улице Ленина.

Размышляя об этом, Лёша прошёл пешком два квартала до остановки «ЦУМ» и стал ждать трамвая.

В те далёкие времена, малоразмерные трамваи со складывающимися дверями ходили крайне нерегулярно… Лёше быстро надоело стоять в толпе пассажиров и тут, он увидел встречный трамвай.

«А ведь папа говорил, что трамваи ходят по кругу… И вообще: лучше ехать, чем стоять на остановке», — Лёша быстро перебежал рельсы и приготовился к посадке в трамвай, идущий в Мотовилиху.

Звон тормозов, лязг открывающихся дверей…

Лёша удивился лёгкости, с какой ему удалось беспрепятственно пробраться через безумно-плотную толпу пассажиров и даже сесть на внезапно освободившееся сиденье в первом ряду. Толпа в проходе надрывно гудела от натуги, но ему было тепло и уютно. Двери закрылись.

В момент начала движения трамвая, из толпы в проходе выглянуло знакомое лицо воспитательницы из «старшей» группы, прошлогодней для Лёши (сейчас он ходил уже в «подготовительную»).

— Ты что тут делаешь? — изумлённо спросила она.

— Я поехал к папе на работу, — важно ответил детсадовец.

— А ты с кем?

— Я сам по себе. Мама в школе, папа в институте.

Воспитательница, в течение нескольких секунд переваривала информацию.

— Так ты же в садике должен быть!

— Я потом приду, — кратко сообщил Лёша и посмотрел в окно.

Однако, его спокойствие было нарушено грубой физической силой. Схватив Лёшу за руку, с громкими воплями, воспиташка начала пробираться к выходу и, на остановке «Главпочтампт», они покинули салон.

В садике творилось невообразимое… В момент пересечения порога заведения парочкой беглец-воспитательница персонал садика впал в ступор, открыв рты, но не в силах чего-то произнести…

Лёшу моментально изолировали от остальных детей «до выяснения обстоятельств» и до конца дня. Пришедшая вечером мама получила от заведующей нокаутирующий удар «хук слева», от которого она ещё долго не могла отойти.

На следующий день Лёшу поставили на особый контроль и завели на него отдельную «тетрадь поведения».

«Окно возможностей для побега закрылось», — равнодушно думал впоследствии Лёша, накладывая совком песочек в ведёрко на огороженной со всех сторон детсадовской площадке с верандой.

 

Случай 2: Первое разочарование в людях

В лёшином детсаду, рядом с верандами, находились огороженные грядочки, типа «для цветов». Но, поскольку цветов под окнами здания было и так предостаточно, грядки на прогулочных площадках использовались воспитателями по личному усмотрению. На грядках-клумбах росла какая-то зелень. Многие сотрудницы детсада были деревенского происхождения (кто же из нормальных «городских» пойдёт работать за 60 руб/месяц?).

В тот майский день, детей, как всегда вывели на прогулку после завтрака.

Копошение, шум, беготня… В это время, воспитательница ушла чесать языком со своими коллегами. Внезапно, Саша Батуев, главный драчун в лёшиной группе, выдернул из «цветочной грядки» пучёк зелени. На хвосте пучка красовалась здоровенная красная редиска. Саша засунул редиску в рот и начал искать глазами вторую порцию. Дети мгновенно поняли, что эта грядка вовсе не «цветочная», а «пищевая», и тут началось…

Пользуясь отсутствием взрослых, детсадовцы начали дёргать всё подряд, в надежде найти свой «большой приз».

У Лёши получилось найти своё счастье. Немытая редиска перекочевала в его рот и, держа её за хвост, он начал неспеша облизывать добычу, наподобие леденца. В этот момент грядка с зеленью была уже полностью изничтожена и неудачники, с заметной печалью в глазах, смотрели на обладателей красных корнеплодов.

— Лёша, дай мне пососать редиску, совсем недолго — попросила девочка Люда.

Людкины глаза были настолько искренними и наполненными мольбой, что Лёша не устоял.

— На, только через минуту отдай назад, — он предполагал в людях честность и бескорыстие, свойственное ему самому.

Людка засунула редиску в рот, хрустнула зубами и съела её.

— На, — она протянула Лёше пушистый хвост зелёной травы.

Шок. Возмущение. Крушение идеалов…

— Ты что, её съела? — ошарашенно спросил Лёша.

— Ну да…

Вера в людей пошатнулась.

Людка Новосёлова была приятельницей Лёши, соседкой по спаренной кровати в детской спальне и Лёша относился к ней с большим доверием.

«Да уж, если лучшая подруга меня «кинула на редиску», то получается, что верить вообще никому нельзя?!» — подумал Лёша.

Больше, в своей жизни, он никому не давал «временно пососать», помятуя о человеческой непорядочности. Эта неприятность запомнилась надолго.

 

Случай 3: Мотоцикл

Был в лёшиной базе воспоминаний и мотоцикл, переехавший его во дворе собственнго дома, по ул. Революции, 30.

В тот вечер, как обычно, толпа детей наполняла двор. Старшие ребята играли в «пробки», кидая с определённого места пробку (от духов, одеколона, зубной пасты) в аналогичную мишень. Если везло, то пробка соперника перемещалась в кулёк победителя. Ввиду отсутствия других развлечений, эти дворовые игры (в пробки, в чику, в ножики) — были чем-то само собой разумеющимся.

Детей, в лёшином дворе, объединяющем два соседних дома: № 28 и № 30 по ул. Революции, было человек 150–200, а может быть и больше. Сами подумайте: в каждом из домов было по 58 квартир и, в каждой из них, жило по одному-два-три ребёнка. В некоторых квартирах были и многодетные семьи. В среднем подъезде дома напротив, жила семья Сидоровых с 5 детьми.

Главным «пробочником» во дворе был Слава Мальцев. В тот момент, когда большая толпа малолетних зрителей наблюдала, как Мальцев громит Грачёва (довольно противного мальчика, старше Лёши на 3 года) по всем фронтам, во дворе появился мотоциклист.

Ребята настолько увлеклись, что не заметили его появления. Наглый парень за рулём крикнул «Разойдитесь!» и медленно попытался проехать к третьему подъезду. Часть детей шарахнулась влево, другая — вправо, лишь только Лёша никак не мог выбрать оптимального решения. Шагнув вправо, он увидел плотную стену человечесих тел и решил прыгнуть налево, где народа было в два раза меньше.

В тот самый момент «обратного прыжка», половина Лёши уже успела оказаться на левой стороне, но, попавшийся под ногу камень стал причиной его внезапного падения в положение «плашмя». Лёша грохнулся посреди проезда и мотоцикл переехал его по уровню талии.

Сколько было слёз от испуга, когда сбежалась толпа народа… Однако, боли не было. В организме ничего не повредилось и даже уносясь домой на руках мамы, Лёша (сквозь слёзы) отметил своё прекрасное самочувствие. Иногда в жизни везёт…

 

Появление Юзефовича

Наполненное мелкими событиями детство пронеслось со скоростью курьерского поезда… В возрасте семи с половиной лет Лёша пошёл учиться в школу № 9, по месту его прописки.

Начальные классы…

1 «В», 2 «В», 3 «В»: они промелькнули, не оставив после себя сколько-нибудь заметных воспоминаний. В памяти, конечно, сохранились светлые эпизоды, связанные с первой учительницей — Розой Александровной: её кабинетом на 4 этаже и посвящением в октябрята. О доброте Розы Александровны в школе ходили легенды. Лёше попалась исключительная (!) первая учительница, с уникальной материнской заботой о детях, воспоминания о которой всегда вызывают добрую улыбку на лице… Прекрасный человек достоин пожизненного уважения и не иначе! Роза Александровна обаяла своей любовью всех, без исключения, своих учеников. Любой лёшин одноклассник может подтвердить это.

Лёша ЛЮБИЛ свою первую учительницу всем сердцем; жаль, что начиная с 4 класса, столь душевных классных руководителей ему больше не попадалось. После окончания начальной школы, в лёшин класс 4 «В» пришла новая классная руководительница: Валентина Михайловна Фалавеева, пожилая женщина с больным сердцем и безучастной душой. Разительное отличие от Розы Александровны бросалось в глаза и неприятно удивляло.

Возможно, что отсутствием взаимопонимания между учителями и учениками, и объясняются все произошедшие в дальнейшем события негативного характера. Эти события будут описаны немного позже.

Валентина Михайловна была их руководителем два года: с начала 4-го по конец 5-го классов.

Далее: так вышло, что начало «переходного возраста» у мальчиков лёшиного класса, одновременно совпало с появлением в 9-й школе Леонида Абрамовича Юзефовича, ставшего их новым классным руководителем.

В то далёкое время, Юзефович, только-только закончил университет и начал заниматься тяжёлым педагогическим трудом. Один из трёх мужчин, в коллективе центральной физико-математической школы г. Перми, он, значительную часть своего рабочего времени посвящал борьбе с «трудными» подростками из 6 «В» (а затем и 7 «В» ÷ 8 «В») класса.

С классом Леониду Абрамовичу не повезло, так же как с ребёнком лёшиным родителям. Мальчики из приличных семей: врачей, учителей, офицеров и инженеров, по непонятной причине начали превращаться в малолетних вредителей, вставших на извилистую дорожку правонарушений.

Директор школы, всеми любимая Зинаида Сергеевна Лурье, вместе со всеми нелюбимой завучем по воспитательной работе Баландиной, долго не могли вычислить источник снежного кома разного рода школьных неприятностей: они случались спонтанно и в разных местах. Однако, со временем, данный источник зла под названием «класс Юзефовича» был верно определён и угроза названа своим именем.

В итоге, добрейшей души человек и интеллигентнейший Леонид Абрамович, попав на несколько лет в мясорубку произошедших событий, забросил педагогику и занялся литературой. Может быть, так ему и было предначертано Судьбой.

 

Конец лета. 1977 год, 31 августа

Город утопал в зелени. Зелень растений ещё не успела приобрести жёлтый оттенок и от этого, всё окружающее пространство было заполнено какой-то вялой сонностью, благодушным настроением покоя последних тёплых летних дней. Одетый в мятые серые штаны и такую же невзрачную клетчатую рубашку с длинным рукавом, тринадцатилетний подросток Лёша Корешин бодро шагал на встречу с одноклассниками из 9-й школы накануне 1 сентября. Школа, в которой он учился первые пять лет, ставшая для него родной, манила и притягивала, как запах отчего дома.

 

Из прошлых воспоминаний

Весь прошлый год, сразу после переезда в другую квартиру, Лёша проучился в новой школе, находящейся прямо за окнами его дома на улице Борчанинова 7.

Школа № 9…, школа №  6… казалось бы, какая разница? Ну цифра перевёрнута… Но разница была.

Безысходная тоска от ежедневного пребывания в трясине овладела Лёшей во второй половине учебного года. На уроках в шестом классе, Лёша садился на последнюю парту и валял дурака.

«Неинтересные ребята, неинтересные учителя…», — вся его новая школа № 6, была стандартно никакой. Там, конечно, были и свои хулиганы, и свои симпатичные девчонки, и своя завуч по воспитательной работе, но всё это было не то. Хулиганы — скромные, завуч — незаметная, а симпатичные девочки — были отнюдь не идеалами красоты… Всё, что относилось к школе № 6 — было серым и унылым, как солдатская шинель.

Школьная жизнь текла вяло и размеренно: без мордобоев, облав курильщиков, массовых побегов с уроков и грозных криков школьного начальства.

По глубокому лёшиному убеждению, из болота 6-й школы, в принципе не могли вырасти креативно мыслящие люди, типа академика Ландау или конструктора Туполева.

«Да уж… Андрей Туполев, в будущем гениальный авиаконструктор, на своей выпускной гимназической фотографии ставил рожки из пальцев пожилому учителю с острой бородкой, сидящему на стуле, при этом, ехидно улыбаясь в объектив, — припомнил Лёша известное фото. — А академик Ландау, так тот вообще, в 1938 году сочинил антисоветскую прокламацию, в которой было написано следующее: «Товарищи! Великое дело Октябрьской революции подло предано. Страна затоплена потоками крови и грязи. Миллионы невинных людей брошены в тюрьмы. Разве вы не видите, товарищи, что сталинская клика совершила фашистский переворот? Товарищи, организуйтесь! Не бойтесь палачей из НКВД. Вступайте в Антифашистскую Рабочую Партию».

Будущий академик и будущий нобелевский лауреат, Лев Ландау, намеревался лично разбрасывать листовку в праздник 1 Мая 1938 года, в колоннах демонстрантов. Но чекисты оказались шустрее… Льва Давидовича арестовали, а затем, после чистосердечного признания им своей вины, отпустили домой по личному распоряжению Сталина».

Креативные личности, как правило не очень законопослушны… Это факт. Но им прощается. Такие люди — штучный товар в любом обществе.

В 6-й школе, креатива и в помине не было…

«Инкубатор биороботов», — ловил себя на мысли Лёша.

С точки зрения общественной морали — это было хорошо. Выпускники из 6-й школы становились приличными и законопослушными людьми, но, рядом с ними было неинтересно жить.

«Отсюда выходят не люди, а премудрые пискари из сказки Салтыкова-Щедрина», — такой тип людей Лёша не уважал.

«Был он пискарь просвещенный, умеренно-либеральный, и очень твердо понимал, что жизнь прожить — не то, что мутовку облизать. «Надо так прожить, чтоб никто не заметил, а не то, как раз пропадешь!» — строки, написанные великим русским писателем, как нельзя точно отражали лёшино отношение к его новым однокласснкам — в частности, и ко всем скучным людям — в целом.

Жизнь, заполненная однообразными буднями, разрушала психику подростка. Натура требовала действий. А их не было. Не появлялись новые друзья, не происходило никаких интересных событий…

Не считать же интересным событием субботнюю эстафету 4 х 100 м? Или игру в крестики-нолики с Лёшей Снегирёвым, все уроки напролёт? Снегирь — был ничем не выделяющимся обычным ребёнком из обычной семьи. Стандартный «среднестатистический» пожизненный троечник, он оказался единственным лёшиным «условно другом» на весь год учёбы в 6-м классе.

То ли дело, была 9-я школа: проучившись в этом заведении с 1971 по 1976 год, Лёша обзавёлся множеством интересных знакомых и настоящих друзей. В 9-й школе жизнь бурлила, как вода в гейзере.

Лёшины родители, заметив аппатию ребёнка, потерю аппетита, а также ровный ряд троек в дневнике (чего раньше никогда не было!), решили не калечить психику сына и перевели его обратно в родную и любимую им альма-матер.

 

Родная школа

Вдалеке Лёша увидел свою школу.

Величественное 4-х этажное здание школы №  9, с обновлённым фасадом жёлтого цвета и 8-метровыми белыми колоннами по бокам, торжественно возвышалось на главной улице города, как раз напротив кинотеатра «Октябрь» и входа в парк им. М. Горького, имевшего в обиходе прозвище «Огород».

По центру школы, посередине квадратной клумбы, гордо стоял памятник В. И. Ленину, лысая голова которого была специально приспособлена для мягкой посадки сизых голубей, со всеми вытекающими последствиями. «Птицы мира» доставляли немало хлопот школьному руководству из-за постоянной необходимости умывать крышу вождю пролетариата.

Справа и слева, к школе подступали солидного возраста дикие яблони, усыпанные кисло-горькими гроздьями мелких красных яблочек, не съеденных до сих пор местной детворой: отчасти из-за вкуса, отчасти из-за шестиметровой высоты стволов и физической недоступности плодов. Под яблонями, с самым независимым видом и гордой осанкой, слонялись старшеклассники из категории вечных тусовщиков. Наиболее продвинутые, тайком перекуривали, прячась от взглядов педагогов и родителей за стволами деревьев.

Публика из средних классов весело щебетала в районе главного входа в школу между колонн правого крыла. Над детской массой возышались, внимательно озираясь по сторонам, головы классных руководителей, успевающих совмещать приём информации, её выдачу и наблюдение за окружающей обстановкой.

Лёша, ленивой походочкой, немного косолапя, приблизился к углу школы и быстро осмотрелся.

«Только бы не нарваться на чуваков из «слепухи», — подумал Лёша.

Невзирая на высокий статус, школе приходилось обучать детей из соседнего квартала, где находились три дома для слабовидящих инвалидов.

Их, полубеспризорные, наголостриженные и немытые дети, учились в физико-математической школе, так сказать — по месту жительства, наводя ужас на приличных учеников. Тем не менее, особого вреда образовательному учреждению они не приносили. Разборками со «слепухой» занималась милиция, а учителя, ввиду отсутствия малолетних бандитов на уроках, просто не принимали их во внимание. Проходило полгода-год, и очередной отмороженный беспризорник отправлялся в колонию или спецшколу. Его подельники, оставшиеся на свободе, просто не появлялись на уроках, предпочитая вольное существование на территории «Огорода» и задворках школы.

Леша вздохнул с облегчением: самых одиозных личностей в поле зрения не наблюдалось.

«Да и что им делать на официальной встрече перед учебным годом? — подумал Лёша. — Это потом, когда молодые бычки и тёлочки, стройными рядами, сверкая новыми портфельчиками, пойдут на учёбу, то будет кого доить и щипать… Пройдет всего неделя и сборная команда из несовершеннолетних урок «слепого двора», стоя на школьном крыльце, будет хищно улыбаться входящим ученикам, ища, чем бы поживиться. Но это будет после», — настроение у Лёши заметно улучшилось.

Толпа у школьного входа жжужала и хаотично перемещалась. Внезапно, из-за входной колонны показалась рыжая физиономия Сурикашки (Тани Суриковой), морально устойчивой и правильной, но, в то же время, общительной и незакомплексованной девочки. Изобразив на лице искреннюю радость, Сурикашка выпалила на одном дыхании:

— Привет, Лёша! Ты снова с нами будешь учиться? А у нас, почти уже год, как новый классный руководитель, мужчина, вот!

— А куда делась Валентина Михайловна? — медленно переваривая информацию, спросил Лёша.

— У неё случился инфаркт; вы (то есть мальчишки) её довели, — всё также невозмутимо и весело заявила Таня.

— И вы поучаствовали, как молчаливые свидетели — отмахнулся Лёша.

Инфаркт миокарда, как закономерный финал классного руководства в неуёмном 5 «В» классе, прогнозировался весь позапрошлый год самой Валентиной Михайловной. На уроках она периодически пила Валидол и тяжело дышала. Поэтому, всплеска эмоций в Лёшиной душе новость не вызвала. «От судьбы не убежишь бегом трусцой», — Лёша вспомнил фотографию бегущего академика Амосова, как образца здорового образа жизни, которого боготворили его родители.

Затем Лёша вспомнил, как мерзко пищал собранный им в 5-м классе портативный генератор высокой частоты, незаметно подброшенный в начале урока под стол классной руководительницы, вызывая нестерпимый звон, наподобие гудения комара (только громче) в ушах всего класса… И страдальческое выражение лица Валентины Михайловны… «Ну да, в чём-то Сурикашка права», — подумалось ему мимоходом…

— Ты мне лучше скажи любезная, где Артюшкин с Хоботом? — хмуро спросил Лёша, по-прежнему озираясь по сторонам.

— Хобота я не видела, а несколько твоих друзей в «Огород» двинули, занятия завтра с 8-30, - немного обиженая таким невниманием, произнесла Сурикашка.

Ну что ж, основная информация по началу завтрашних занятий была получена, координаты друзей отмечены и гул школьного двора стал потихоньку нервировать нежный слух завтрашнего семиклассника.

Поняв бесперспективность дальнейшего пребывания в данной точке пространства, Лёша отправился в парк Горького, то есть в «Огород». Кратчайший путь к цели, предполагал форсирование двух препятствий в виде чугунных заборов, ограждающих пешеходную аллею Комсомольского проспекта (Компроса) от проезжей части. Периодически, пострадавшие ученики 9-й школы (иногда и трупы учеников), пополняли своими фамилиями сводки ГАИ по ДТП, и поэтому, учителя прилагали неимоверные усилия по пропаганде безопасности дорожного движения. Бегать в «Огород» напрямую через заборы Компроса — было категорически запрещено под угрозой сдачи в милицию и вызова родителей.

Однако, стремительно взрослеющий Лёша, имел на сей счёт собственное мнение, которое не совпадало с официальными установками. Презрев наставления педагогов, он, в два подскока, оказался на другой стороне Компроса.

«Все правила — для лохов», — быстренько заглушил он угрызения совести. В столь юном возрасте и при отсутствии реального жизненного опыта, Лёшу порой ещё терзали сомнения о правильности поведения. Но с годами, муки душевного выбора случались всё реже и реже, становясь какими-то тускленькими, как последний уголёк в догорающем костре.

«Чё хочу, тем и верчу!» — пришла на ум глупая до идиотизма фраза.

В это время, лёшины ноги уже бодро шагали по тенистым аллеям «Огорода». Обогнув ровные ряды деревянных лавок с шахматистами, среди которых маскировалось некоторое количество граждан, распивающих водку, Лёша включил режим визуального поиска знакомых лиц.

Друзей-одноклассников Лёша нашёл на скамейке в центре парка, возле столов для настольного тенниса.

Рядом с теннисными столами тусовалась разновозрастная толпа, состоящая из не очень трезвых жителей окружающих парк районов.

«Все свои», — отметил про себя Лёша.

Чужаки из других районов, если и появлялись в Горьковском парке, то вели себя примернейшим образом, прогуливаясь с ангельским видом и стараясь не нарываться на неприятности.

Между различными районами города Перми шли нескончаемые войны, с индивидуальным мордобоем и массовыми побоищами. Порой, в схватке на нейтральной территории, сходилось по нескольку сотен подростков с каждой стороны. После завершения битвы, ратное место, обычно было усеяно цепями от мопедов и выбитыми зубами.

Органы милиции были не в силах пресекать это безобразие и оно продолжалось с завидным постоянством, умножаясь прежними обидами и жаждой реванша. «Огород» враждовал с «Зелёнкой», «Старый Плоский» с «Крохалями» и прочие-прочие — тоже враждовали.

В городских дворах «держали шишку» районные урки, уже отсидевшие свой срок на зоне, а то и два. Эти взрослые дяди и их несовершеннолетние подражатели, не давали установиться «миру во всём мире», превращая миллионный город в подобие банки со скорпионами.

В итоге, местные жители отдыхали компактно, на своих территориях и знали друг друга в лицо.

Вова Артюшкин, Лёва Шлыков и Кыпа (Серёжа Зацепурин) сидели ногами на лавке и курили одну сигарету на троих.

— Ух ты, вы совсем как взрослые, — удивился Лёша. Важный вид всей троицы подтвердил его высказывание. — Ну как вам, нравится новый классный? Я слышал он здоровый такой?

— В качестве закуски к пиву сойдёт — процедил Кыпа, сплёвывая с громким цыканьем сквозь щель в зубах.

— Пусть готовится к труду и обороне, — как-то неопределённо заявил Лёва.

— Пусть только попробует буровить в этоим году, мы ему харакири сделаем, — с угрозой в голосе произнёс Артюшкин.

— А чё, он уже начал себя плохо вести? — Лёша удивился.

— Ну да, в 3-й четверти, Рычу выбросил из класса. Вынес на руках до двери кабинета и с размаху кинул вон…, в полёт шмеля по неопределённой траектории.

Троица дружно заржала. Рыча (Витя Ромодин) — был мальчиком очень скромного телосложения, чего не скажешь о его выдающемся зловредном поведении. Видимо досталось Рыче сполна, за конкретный косяк.

«Интересные дела творятся в 9-й школе, нужно будет прижать хвост и осмотреться, по-крайней мере в начале года», — Лёша, несмотря на свободомыслие и показушную бесшабашность, был очень осторожным человеком.

Разговор с друзьями плавно перетёк на обсуждение девочек, межрайонных драк, блатных песен и непорядочного поведения авторитетного пацана Вити По?носова, накануне не скинувшегося на покупку Агдама, но напившегося больше всех.

Разговоры о летних каникулах и текущих делах перевели лёшины мысли в другую плоскость и школьная тема потеряла актуальность.

 

1977 год. Сентябрь. Юзефович

Нового классного руководителя звали Леонид Абрамович Юзефович. Высокий черноволосый красавец с аккуратно постриженной бородкой, с иголочки одетый в вельветовый бежевый пиджак и чёрные брюки, он, внешностью и темпераментом напоминал гордого жителя одной из южных стран. Впечатление усиливал орлиный пронзительный взгляд из-под густых бровей.

Леонид Абрамович оказался двойственной натурой: несмотря на всю его интеллигентность и образованность он был скор на физическую расправу: в случаях вызывающего поведения учеников. Классного уважали. В его присутствии школьники затихали, в разы снижая своё вечное броуновское движение.

Леонид Абрамович умел говорить. Уроки истории превратились в Зрелище с большой буквы. Громовым голосом, жестикулируя, он описывал исторические события так, как будто он сам был их участником.

«Блин, Маяковский… Вова…» — ощущение дежавю не покидало Лёшу. Навязчивое сходство с революционным поэтом вызывал высокий рост Леонида Абрамовича и его ораторский голос.

«Вот вырасту, я тоже научусь так красиво говорить, как Абрамыч» — мечтал Лёша. Дело было в том, что правильная речь давалась Лёше с трудом. Неудачно сформированные фразы, глупые сравнения и просто неуместные к теме слова вызывали насмешки окружающих, а порой и наезды взрослых товарищей.

Однажды (и это будет в очень короткой перспективе), неудачная шутка на уроке истории отправила Лёшу в полёт шмеля по траектории Рычи. Но это будет позже…

«Интересно, Лёнина баба, она тоже такая же беспутая, как Лиля Брик? — страдальческая участь Маяковского не давала Лёше покоя. — Ведь задушит её, как мавр Дездемону. Или наоборот. Такие люди, как Юзефович, ярко светят, но мало живут», — сделал он финальное умозаключение.

В некоторой степени, классный руководитель был ему симпатичен. Лёша любил абсолютно всех людей, но с одним важным условием. Как только начинались покушения на его личную свободу, любовь, как флюгер, поворачивалась на 180 градусов, сменяясь ненавистью к угнетателю.

Леонид Абрамович старался лёшину свободу не ущемлять. То есть вёл себя тактично и культурно. Негласный мир между учителем и учеником держался до самого последнего дня учёбы в школе. Юзефович был справедлив даже в гневе и не вызывал антипатии в лёшиной душе.

Наблюдая за классным руководителем, Лёша сделал несколько неожиданных для себя выводов: его классу попался совершенно особенный учитель, сильно отличающийся от двух других школьных мужчин-педагогов.

Трудовика и чертёжника Лёша не уважал. Нельзя сказать, что к ним была какая-то ненависть или презрение, совсем нет. Лёша не уважал предметы окружающей обстановки. «Как можно уважать стул или шкаф? — размышлял он. — Уважение — это признание достоинств личности». У двух мужчин-педагогов достоинств не было. Не было к ним и уважения учащихся.

«Одноглазый тюлень…», — равнодушно думал Лёша про трудовика, видя его растерянный вид в момент возгорания муфельной печи во время построения класса в начале урока.

«Это не мужик, раз рот разинул и в штаны наложил, — сделал умозаключение Лёша. — И поджигателю Кыпе, засунувшему в печь половую тряпку и включившему её в розетку, морду не набил», — добавилась итоговая фраза.

Трудовик, с косым левым глазом, был довольно безобидой личностью. Он не стучал школьному начальству и не вызывал родителей в школу, но мир подростков — довольно жесток. Чтобы заслужить уважение, нужно было уметь постоять за себя. Трудовик постоять за себя не мог.

Второй школьный мужчина-педагог, чертёжник, упитанный мужчина с крупным носом, так тот вообще, не имел своего мнения по поводу хулиганских выходок 7 «В» и, в основном молчал, как треска на засолке.

В отличие от них, Леонид Абрамович не работал, а творил. Творческая личность, кипучая натура. Его любили учителя, повиновались ученики, внимали родители учеников. Но, как это часто бывает, отсутствие педагогического опыта и манера решать все проблемы взмахом шашки с плеча не позволили классному руководителю наладить процесс воспитания детишек. Повиновение и воспитание — это понятия из разных категорий. Для воспитания подростков, исторического образования и темперамента Леониду Абрамовичу было явно недостаточно.

Как результат, поведение учеников 7 «В» начало медленно, но верно, дрейфовать в сторону правонарушений и анархии.

 

Об отношениях мальчиков и девочек

Ученики 7 «В» класса одновременно существовали в двух разных вселенных: «для мальчиков» и «для девочек». Вселенные находились в одном пространстве учебных кабинетов, но никак между собой не пересекались.

Что волнует девочек, о чём они думают и чем занимаются в свободное от учёбы время, никто из мальчиков не знал. Девочки держались обособленно: на переменах они жужжали в кучках о чём-то своём и смотрели на мальчишек с показным равнодушием и ироничными ухмылками. После уроков, не задерживаясь ни на минуту, девочки расходились по домам, полностью исчезая из поля зрения мальчиков.

Лёша знал домашние адреса некоторых девочек из его класса, но ни у одной из них дома он так ни разу и не побывал. Аналогичная ситуация была и у других мальчиков. Даже Дни Рождения школьников проходили по «раздельной схеме».

Причины этого явления Лёша не мог понять: социалистическим государством провозглашалось равенство полов, их прав и обязанностей, но на деле, гендерное воспитание было реализовано в довольно своеобразном виде, вследствие чего и происходило абсолютное отчуждение девочек от мальчиков.

Если сказать точнее, то к явлению разобщения одноклассников по половому признаку более всего подходило понятие «глубокая пропасть», характерное скорее для традиций мусульманских стран, чем для светских государств. Лёша слышал, что в республиках Средней Азии и на Кавказе, мальчики и девочки, хотя и учатся вместе, и ходят по одним и тем же улицам, но существуют абсолютно параллельно друг другу.

Но то мусульмане, они знать не знают про равноправие полов и у них вообще — всё по-другому…

 

Небольшое отступление, поясняющее молодёжную политику 1970-х

Еще одним неоднозначным вопросом в социалистическом обществе 1970-х была роль молодого мужчины в его отношениях с молодой женщиной, которая трактовалась весьма спорно.

Достаточно было вспомнить репертуар популярных песен про любовь.

Большинство лирических песен 1970-х исполнялись различными ВИА — вокально-инструментальными ансамблями. Творческая деятельность ВИА жёстко регламентировалась худсоветами, состоящими из «идеологически-правильных товарищей».

Государственная «культурная политика» тех лет осуществлялась с помощью всеобъемлющей цензуры: никакой самодеятельности и перефразирования утверждённых текстов, навроде «что хочу, то и пою», в государстве развитого социализма не было и быть не могло.

До студийных записей доходили лишь одобренные в нескольких инстанциях музыкальные композиции. Эти «лирические» песни были созданы и исполнены практически «под копирку»: нежно-елейным голоском, под грустную мелодию, солист ВИА начинал рассказывать про свою историю несчастной любви…

Был и другой вариант: про «его» преклонение перед своим «божеством» — молодой дамой, в глазах которой «калейдоскоп огней». Смысл большинства хитов был в том, что «я готов целовать песок, по которому ты ходила»…

Множество песен были про то, как «он»:

— стоял нерешительно в подъезде «напротив» (Ободзинский — «Восточная песня»);

— стоял за колонной на вокзале, с поникшим букетом цветов, обречённо наблюдая за происками конкурента («Добры Молодцы» — «Наташка»);

— боялся войти в её двор: «А я во двор войти боюсь, а вдруг с тобой и с ним столкнусь» («Весёлые ребята» — «Тебе всё равно»);

— сидел «тихонько в стороне», когда гости кричали «Горько», поздравляя с замужеством его ветреную «бывшую» («Синяя птица» — «Горько»).

Да и другие песни, где «он» уже не шухарился по подъездам «напротив», а просто тяжело дышал от восхищения перед «её неземной красотой», всё равно имели смысл подчинённости мужчины, его вторичности перед женщиной.

ВИА «Синяя птица» — «Прости».

ВИА «Красные маки» — «Если ты уёдёшь».

ВИА «Норок» — «О чём плачут гитары».

Порой, попадались и вообще, из ряда вон выходящие «хиты», где мужчина называл свою любимую на «Вы», по-видимому путая её с будущей тёщей («Лейся Песня» — «Стучит дождик).

Список песен из 1970-х, про коленопреклонённых мужчин — долог и однообразен. Все мы слышали эти «причитания слизняков» сотни раз.

А как же мужественность? Даже голоса солистов, были противно-одинаково-слащавыми.

А как же умение добиваться цели? Мужик — он на то и мужик, чтобы используя свой сильный ум, твёрдой рукой поймать личное счастье и, обуздав легкомысленную подругу со сквозняком в мозгах, создать крепкую семью…

Однако, в песнях тех лет, сильной мужской воли не наблюдалось, одни слюни. Унылый ухажёр терпеливо ждал, пока девушка сама образумится и, когда-нибудь, может быть, обратит внимание на его ничтожно-скромную персону. Да уж, как говорится, комментарии излишни…

Должна же иметься первопричина этого явления массовой культуры? Однако, логичных объяснений происходящего в музыке Лёша не имел, так же, как и поведения одноклассниц, забаррикадировавшихся в своей «женской вселенной». Он с радостью бы поближе познакомился с некоторыми из них, но дамы не подпускали мальчиков к себе на пушечный выстрел.

Ввиду изложенных обстоятельств, мальчики 7 «В» класса жили сами по себе, имея свои увлечения, а девочки — свои. Поэтому, дальнейший рассказ в этой книге пойдёт исключительно о жизни лёшиных друзей.

 

Эпизоды из школьной жизни мальчиков

Уже вначале учебного года началось массовое курение мальчиков.

Никита (Олег Никитин), уже в 7 классе, обладатель хриплого голоса и внешности взрослого мужика, осуществлял закупку сигарет в магазине.

В отделе «Соки-воды» гастронома по прозвищу «Стекляшка», с утра до вечера толпилась очередь страждущих чего-нибудь попить, либо выкурить. Замученная кассирша и издерганная продавщица, отбивали и продавали не глядя, успевая краем глаза только отметить рост покупателя и услышать его мужественный голос.

Двух рублей, выдаваемых лёшиными родителями на недельное питание в школьной столовой, хватало на покупку 8 пачек «Астры», либо 12 пачек «Примы». Правительство СССР скромно держало табачные цены на низком уровне. В результате, в школе Лёша питался бутербродами, сделанными из «нарезно?го» батона с маслом и мёдом, заготовленными дома и упакованными в хрустящую бумагу от сливочного масла. Никита, не заморачивался своими бутербродами и охотно поедал лёшины, что вызывало определённое лёшино недовольство, компенсируемое крепкой дружбой с добытчиком сигарет.

«Он у меня на крючке», — не без оснований думал Лёша каждый раз, когда голодная рожа Никиты заискивающе возникала на третьей перемене.

«В случае катаклизма, Никита, своей нечеловеческой силой спасёт меня от неприятностей. Я его кормилец», — в здравомыслии Лёше было трудно отказать. Действительно, напоминающий Илью Муромца Никита, ни у кого не вызывал желания связываться с ним. Даже у «слепых».

Лёша не был жаден от природы и делился сигаретами со всеми влиятельными людьми школы. За свою щедрость он имел хорошую репутацию у бандитов и старшеклассников, и никогда никем не был бит.

Процесс курения происходил в мужском туалете, в компании трудных подростков из «слепого» двора и «крутых» парней из старших классов. «Крутыми», старшеклассники были условно, так как ни самостоятельно купить сигареты, ни защитить Лёшу от наездов они не могли.

«Даже за самым красивым павлиньим хвостом скрывается самая обычная куриная жопа», — вспоминая хлёсткую фразу от известной актрисы, думал про себя Лёша, радостно улыбаясь и угощая халявщиков куревом. Халявщики, с надменным видом, позволяли себя угостить, вызывая у Лёши брезгливость.

«Если ты так крут, то почему с протянутой рукой? — гордых нищих Лёша не любил. — Кто платит, тот и танцует даму», — главное правило взрослой жизни в курилке 9-й школы почему-то не действовало. Видимо, всё дело было в разнице возраста.

Другое дело — ребята из «слепухи». Они реально крутые.

Вадик Максаев из «двора слепых», по прозвищу Вага, был отчаянным драчуном. Он был на год старше Лёши и дрался каждый день. Слово «дрался» не отражает сути: Вага бил всех подряд. Бил больно и в основном по морде. Не найдя жертвы в школе, Вага шёл в «Огород» и искал там чужаков.

— Эй, стоять, — кричал он незнакомому парню. — Ты откуда?

— Я с Компроса… — спотыкаясь отвечал парень.

Вроде бы наш район. Бить не положено… Но что же делать?

— А учишься где? — продолжал наезд Вага.

— В финансовом техникуме…

— Ах ты барыга!!! — кулак Ваги реактивно влетал в челюсть бедолаги. Падение тела сопровождалось мощным пинком под рёбра. Финансовых труженников и прочих спекулянтов, Вага не уважал.

Вот такая публика: Вага с друзьями, старшие ученики из «деловых» и лёшины одноклассники, сидели на подоконниках в мужском туалете на 3-м этаже физико-математической школы и на переменах смолили Приму. Сизый дым дешёвого табака распространялся по дальней лестнице и школьным коридорам. Дым лез на 4-й этаж, где располагались начальные классы, чем приводил в ярость школьное начальство.

Юзефовичу не повезло.

Борьба с курением в мужском туалете была совсем не тем занятием, ради которого уважаемый Леонид Абрамович пришёл работать в элитную школу. Однако, педагогический коллектив, облегчённо выдохнув, решил поручить нашему классному руководителю это сверхответственное дело.

До Юзефовича борьба также велась. Спонтанные набеги, напоминающие партизанские рейды Великой Отечественной войны, осуществляла лично завуч по воспитательной работе Баландина.

110- килограммовое тело Баландиной, как правило, материализовывалось в мужском туалете внезапно, будто бы из воздуха… Кабинет директора располагался на этом же, 3-м этаже. Нарушители доставлялись туда строем, для вынесения приговора и получения наказания.

Баландину боялись и ненавидели. Никто никогда не видел, как это существо женского пола улыбается. Застывшая свирепая маска лица, с маленькими злыми глазками очковой кобры — это был её образ, наиболее подходящий для осуществления функций завуча по воспитательной работе.

Леонид Абрамович, был не такой.

К поручению педагогов он подошёл ответственно, но без собачьего рвения. В среднем, один рейд за смену — это было вполне терпимо: и для курильщиков, и для отчётности по выполненной работе для педсовета. «И кот сыт и мыши целы», — известная поговорка подходила к данной ситуации как нельзя лучше.

Со временем, чтобы сохранить свои нервные клетки, любители сигарет начали ставить живую сигнализацию, состоящую из некурящих товарищей, стоящих цепочкой на лестнице. Обычно, Леонид Абрамович спускался в курилку с четвёртого этажа, где у него располагался кабинет истории.

В момент дальнего обнаружения Юзефовича с глухим шепением неслось кодовое слово «Абрам!!!» и окурки летели в распахнутые окна туалета… Вслед за окурками, в окно успевал улизнуть кто-нибудь из самых отчаянных «слепых». Он устраивался, стоя на выступе снаружи здания, между двумя окнами и, изнутри туалета — он был необнаружаем.

Снаружи, на уровне низа окон, здание 9-й школы опоясывают декоративные ступеньки в 10 см шириной. С улицы, вид стоящего на выступе в полкирпича и на высоте третьего этажа подростка вызывал дикий ужас у случайных свидетелей. Но в то же время, данный трюк позволял рисковому парню избежать пленения.

Остальные курильщики, оставшиеся в помещении, быстро делали писающий вид, причём случалось это очень потешно: очередь к унитазам с расстёгнутыми ширинками и прочими торчащими делами — от души забавляла Леонида Абрамовича, хотя он и не показывал вида…

Но порядок — есть порядок: Юзефович делал грозное выражение лица, закусывал нижнюю губу, отчего часть бороды на подбородке начинала топорщиться вперёд, как иголки у напуганного ежа…

Через пару минут, дождавшись последних зассанцев, он арестовывал их и препровождал к завучу для дальнейших репрессий.

А в это время, дождавшись ухода конвоя арестантов из туалета, малолетний герой, рисковавший жизнью за окном, залезал обратно в помещение, доставал другую сигарету и, как ни в чём не бывало закуривал, сидя на подоконнике и рассказывая вновь приходящим про свои подвиги и несчастную судьбу арестованных друзей.

Далее, в кабинете директора школы, где за ближним к входу столом располагалось логово завуча по воспитательной работе, шло написание объяснительных, в которых, главным виновником дымовой завесы назначался кто-нибудь из «слепухи», якобы за минуту до налёта ушедший из санузла.

«Это всё Назаров накурил», — синхронно валили вину на малолетнего беспризорника дети из приличных семей. В «Назарова» завуч не верила. Но доказать ничего не могла. Рыжий бандит из 5-го класса появлялся в школе крайне редко и подтвердить (или опровергнуть) слова арестованных он не мог. В итоге, борьба с курением имела переменный успех.

Со временем, завуч Баландина поняла неэффективность набегов Леонида Абрамовича и начала организовывать совместные рейды.

Бурная деятельность педагогов привела к рассредоточению курильщиков по различным укромным местам, включая лестницу в подвал и туалет для первоклашек, а сам процесс приобрёл слишком быстротечный характер, в результате чего обычные карательные акции перестали приносить какой-либо результат.

Как говорят социологи — явление ушло в тень. Курильщики с 3-го этажа исчезли, а табачный дым в школе остался, вместе с гадко пахнущими бычками, в нарушение всех пожарных правил распиханными за деревянные плинтуса лестниц и коридоров. И если бы 9-я школа однажды сгорела, то это стало бы закономерным итогом разгона курильщиков из помещения туалета в НИКУДА.

Но Бог хранил лёшину школу.

Учебный процесс в школе сопровождал звон монет.

Внезапно, осенью 1977 года, волной цунами, образовательные учреждения города накрыла беда под названием «игра трясучка».

Монеты тряслись одним из игроков, в сложенных горкой руках, и по команде «стоп» — они ложились между ладонями. Смотрящий называл: «орёл» или «решка», и ладони трясущего открывались для проверки результата. Трясущему доставались монеты не соответствующие прогнозу. Затем трясущий и смотрящий менялись ролями.

Бедой были поражены все школьники мужского пола. Среди учащихся 7 «В» класса, главным трясуном являлся Миша Хобот. Различные прозвища, начали приклеиваться к Мише в первом классе, когда его фамилию, Славнов, кто-нибудь вечно путал с фамилией Слонов. На «Слонова», Миша охотно откликался. Затем, прозвище сократили до краткой формы — «Слоник», в урезанном виде — «Слон», который трансформировался в «Хобота». И было в его характере что-то необъяснимо-соответствующее этому имени, да такое, что на всю жизнь Миша так и остался Хоботом.

Родители Хобота были врачами, кандидатами медицинских наук. Они постоянно торчали в своих клиниках, а в моменты редкого пребывания дома — строчили тексты для своих будущих докторских диссертаций. Хобот был вечно помят и нечёсан.

Хобот был удачливым игроком. Страсть к нетрудовому зарабатыванию денег материализовалась из своего латентного состояния в момент появления трясучки. Миша приходил в школу, задолго до начала занятий и располагался, сидя на подоконнике в школьном тамбуре, ничуть не смущаясь проходящих то и дело учителей. На замечания, Хобот реагировал хладнокровно, слезая вниз, и тут же, после ухода очередного преподавателя — залезая обратно.

Мимо Хобота, непрерывным потоком шли Деньги. Точнее, не сами шли, они проплывали в карманах учеников, и Миша физически ощущал их присутствие. Как кот, который не может оторвать взгляда от порхающих за окном птичек, Хобот сидел и изобретал способы лёгкого обогащения.

Миша, уже испробовал немало методов отъёма денег у учащихся. Начиная с самых примитивных, таких как «занять и не отдать» и заканчивая спекулятивными операциями с жевательной резинкой, сигаретами, либо многоходовками, с обещанием верной прибыли и наглым кидаловом на последнем этапе.

Игра в трясучку, благодаря ловкости хоботовских рук, превратилась в источник его постоянного дохода. Изучив принцип игры и проконсультировавшись с опытными специалистами из других школ, Миша начал мухлевать. Сразу ему это удалось или после изнурительных тренировок, но с помощью разнообразных способов зажимания монет в ладони, удача, как говорится «попёрла». Неискушённые в тонкостях игры школяры, всё несли и несли свои богатства, а Хобот, довольно потирая руки, всё сидел на входе, не желая пропускать ни одной возможности заработать.

«Из таких вот людей и получаются жертвы Раскольниковых», — вспоминая персонажей Фёдора Достоевского подумал про себя Лёша, переступив порог школы.

Лицо Хобота озарилось лучезарной улыбкой:

— Какие люди пожаловали! Ты должок принёс? А то на счётчик поставлю, — сразу взял быка за рога Миша.

Ещё вчера, Лёша неудачно проиграл Хоботу монету в 15 копеек, а затем сыграл в долг и снова проиграл. Дурацкий проигрыш злил Лёшу, так как 15 копеек — это был его шанс купить сто грамм конфет арахиса в сахаре, без дозы которых он не мог нормально думать и жить… Конфеты — это была его страсть и пожизненный крест. «Я — конфетно-зависимая личность», — удручающе думал Лёша, ежедневно покупая сладости или приготавливая дома леденец из жжёного сахара в столовой ложке.

В Лёшиной голове, веером пронеслись мысли по вариантам выхода из затруднительной ситуации. С одной стороны, денег было в обрез и расставаться с ними не хотелось. Он надеялся отсрочить выплату несчастных 15 копеек до завтра или ещё лучше — до понедельника. С другой стороны, будучи от природы осторожным и неуверенным в себе человеком, Лёша не мог устоять перед ураганным напором возбуждённого Хобота.

— Миша, ты богатый и добрый, у меня только на обед осталось в кармане. Завтра точно отдам, — пытался возразить Лёша.

— Не уверен — не занимай! — перефразировал Хобот одно из негласных правил дорожного движения. — Гони бабло, — улыбка на его лице мгновенно сменилась на самое свирепое выражение.

Хобот, обладатель природной наглости и изворотливого ума, сам в этой ситуации непременно бы выкрутился из проигрыша без финансового обременения, но Лёша был человеком другого склада.

В итоге, единственное лёшино богатство на этот день, его 15-ти копеечная монета, перекочевала в потную Хоботовскую ладонь и настроение у Лёши безнадёжно испортилось.

«Сегодня с конфетами, ты обломался, чувак», — корил себя Лёша за малодушие. Тут Лёша, с грустью и совсем некстати, вспомнил чудесные петушки на палочке, по 5 копеек за штуку, продающиеся в Центральном гастрономе. Подавив слюноотделение, он направился в раздевалку.

 

Эпизоды из личной жизни Лёши

Лёше катастрофически не хватало денег.

Денежные знаки, даже в те социалистические времена, когда народ стройными рядами шагал в светлый коммунизм, являлись отличительными чертами успешных людей. Коммунизм-коммунизмом, но чем больше у тебя в кармане, извините бабла, тем ты уважаемее становился в обществе и спокойнее в своём внутреннем мире. Отсутствие денег Лёшу нервировало.

Лёша был не такой, как большинство его сверстников. Многие ребята из класса (и абсолютное большинство девочек) относились к отсутствию наличности с олимпийским спокойствием.

«Нет денег на сигареты — покурим чужие, а не угостят, то и не будем курить», — с такой постановкой вопроса Лёша был в принципе солидарен.

Но вот потребности в сладостях… Их то куда деть?

Вопрос с конфетами стоял остро. 1 рубль в неделю уходил на покупку сосательных конфет: «Барбарис», «Дюшес» или «Карандашей», без которых жизнь ребёнка превращалась в страдания. Ну и, кроме сладостей, Лёша любил покупать горячие пирожки с печенью, с передвижных лотков перед ЦУМом; бегать вместо уроков в кинотеатр «Октябрь»; приобретать всякие красивые мелочи, навроде бензиновых зажигалок.

Часть денег уходила на покупку почтовых марок, которые он коллекционировал с детства. Лёша любил марки.

Магазин «Филателия», находящийся на ул. Карла Маркса, не мог похвастаться ассортиментом товара. Все марки там были гашёные и неинтересные. В магазин бегали начинающие собиратели коллекций, восхищённо разевая рты при виде гвинейских марок с декоративными рыбками, продающихся по недоступной цене (точнее — годами не продающихся). Возле магазина постоянно тёрлись мелкие спекулянты с парой кляссеров под мышкой, многозначительно и зазывно мотая головой выходящим из торговой точки простофилям. Но настоящих марочников в районе «Филателии» не наблюдалось: все серьёзные дяди встречались в клубе коллекционеров.

Клуб коллекционеров находился во Дворце им. Свердлова (ранее им. Сталина) непосредственно с момента его постройки в 1950 году. Клуб занимал две комнаты на 4 этаже, правого (от фонтана) крыла. В одной комнате сидели нумизматы, во второй — филателисты. Очень серьёзные люди, с лупами и пинцетами, они дотошно изучали раритеты в чужих кляссерах и порой, удивлённо поглядывали на Лёшу поверх своих сидящих на кончике носа очков. Полная тишина, чинность обстановки, действовали на Лёшу магически. Заглядывая в открытые альбомы, он поражался терпеливости тех людей, кто составлял эти коллекции. Иметь в колекции гашёную марку — считалось дурным тоном, за очень редким исключением, когда штамп гашения имел собственную историческую ценность.

Марки гипнотизировали Лёшу своей лаконичной констатацией великих событий. В почтовых марках он видел всю историю своей Родины, все достижения, всю гордость русской нации: любое знаковое историческое событие было отражено в миниатюрном сюжете на одной из почтовых марок СССР.

Станции метро, строительство 8-ми сталинских высоток (на одной из марок 1950 года изображена до сих пор не построенная высотка), экспедиции на Северный полюс, полёты в космос, Олимпиады… Великие события из жизни его страны притягивали лёшино внимание и возбуждали интерес к их изучению. Но, возможности никак не могли угнаться за потребностями…

Потребности ребёнка родителями, по большей части, игнорировались и деньги выдавались строго: на обеды (2 рубля в неделю), на фотопринадлежности (50 коп/нед), на воскресное кино (50 коп/нед).

Лёшины родители весь год усердно копили на летний отпуск: двухмесячный у мамы-учительницы и около того — у папы-инженера, учитывая заработанные им отгулы и положенные выходные для доноров (по 2 дня за каждую сдачу крови).

От жизни такой, в прошлом году, Лёша научился спекулировать жвачками. В его классе (в школе № 6) учился весь такой гладенький, в меру упитанный и в меру воспитанный мальчик: Лёша Леванов, по повадкам — вылитый еврей. Он обладал тихим вкрадчивым голосом, торговой хваткой и не был склонен к дурным привычкам, типа курения, алкоголя и задирания женских юбок. Как это не покажется странным, но наклонности большинства мальчиков, уже в возрасте 12 лет — были как на ладони.

Этот самый Лёша Леванов, каждые субботу и воскресенье ходил на балку (вещевой рынок, барахолка) и тёрся там среди взрослых спекулянтов. Результатом такого времяпровождения являлось наличие упаковок жевательных резинок в его карманах, которые он периодически пытался втюхать своему другу по завышенной цене.

Однако вскоре, Леванов понял, что Лёшу лучше использовать как источник клиентуры, а не как дойную корову. Ввиду добродушности Лёши и его открытости, он одинаково дружил со всеми вокруг: хорошистами, двоечниками, бедными, богатыми, маменькими сынками и отпетыми хулиганами — клиентура ему доверяла, а доверие — это половина успеха в любом бизнесе.

В итоге, на свет появился тандем из двух Лёш: преступное сообщество, в простонародье именуемое шайкой. Они начали вместе посещать балку и, стоя с самым невинным видом по разным сторонам от толпы меломанов с виниловыми дисками, они терпеливо ждали свою удачу.

Барахолка в выходные дни гудела как пчелиный улей. На рынке продавалось всё, что ввозилось в страну, правдами и неправдами: джинсы, микрокалькуляторы, японские кассетные аудиоплееры с наушниками, югославские сигареты и польские кроссовки.

У обеспеченных родителей детишки одевались, с головы до ног, во всю «фирму?».

По Компросу, мимо лёшиной школы № 9, периодически гулял спортсмен-штангист Лёша Сибиряков, одетый в белоснежные джинсы, аналогичную футболку «Adidas» и такого же цвета кроссовки. Гордо вышагивая в окружении свиты друзей, поигрывая накачанными бицепсами-трицепсами, Лёша Сибиряков снисходительно ловил восторженные взгляды девочек и вызывал приступы жгучей зависти у лиц мужского пола. Папа-Сибиряков был тренером по тяжёлой ателетике и ни в чём не знал нужды.

Во времена развитого социализма припеваючи жили: спортсмены, торгаши и коммунисты… Нефтяники, газовики, химики и работники финасового сектора — сосали лапу: это исторический факт.

Итак, балка.

Гудящая и хаотично-вращающаяся куча «меломанов», по большей части своей состоящей из барыг-спекулянтов, с виниловыми пластинками в дипломатах, располагалась на плотно-вытоптанной площадке у забора с калиткой, выходящей на остановку 12-го трамвая «ул. Пушкина» и на саму ул. Пушкина.

В 1977 году балка была обнесена сплошным забором, имея отдельную (от Центрального рынка) территорию. Между вещевым рынком и Центральным рынком пролегала улица Борчанинова, по которой ездили машины. Справа от ворот на Центральный рынок стоял киоск продажи разливного пива, с вечной очередью из любителей пенного напитка, держащих в руках 3-х литровые эмалированные бидончики, либо стеклянные банки.

Рядом с противоположными воротами (на вещевой рынок) — киосков не было. Сами ворота представляли собой двухстворчатую деревянную конструкцию, висящую ржавых петлях.

Так и вспоминается Александр Блок с его «Фабрикой»: «…Скрипят задумчивые бо?лты, Подходят люди к воротам…». Эти строки возникали в лёшиной голове каждый раз при виде доисторических ворот на барахолку.

Кроме этих ворот с Борчанинова и калитки с трамвайной остановки, других входов на балку не было. Случись что на территории барахолки (взрыв, возгорание, обрыв проводов с попаданием напряжения на землю и пр.) и несколько тысяч человек подавили бы друг друга в мясной паштет. Такое бывало в истории человечества не раз. Но слава Богу, балка пока работала без ЧП.

Простой народ предпочитал для прохода ворота с ул. Борчанинова, а все спекулянты, меломаны и барыги — калитку с ул. Пушкина.

В отличие от Центрального рынка, территория балки не была заасфальтирована и, в момент дождливой погоды, она превращалась в топкое глиняное болото, битком набитое стройными рядами граждан с дефицитными товарами, удерживаемыми в руках.

«Меломаны» топтались отдельно от торгашей. Чисто внешне, толпа любителей музыки выглядела благопристойно: коллекционеры дисков неспеша показывали свои пластинки для обмена друг другу. Торговые сделки проходили без свидетелей, так как все знали друг друга в лицо.

Порой, из кучи барыг-меломанов, неспешной походочкой выходил очередной «коллекционер» и проходя мимо Лёши, он шёпотом бросал невинную фразу:

— Резину надо?

«Резина» означало понятие «жевательная резинка».

Почему-то, открыто продающиеся в торговых рядах по завышенным ценам: импортные шампуни, косметика, кожаные перчатки, спортивные костюмы и модная обувь, поступающие со складов «Центроснаба», а также конфеты «Пермской кондитерской фабрики» — не вызывали особенных репрессий ОБХСС и МВД. Можно было недорого купить несколько блоков болгарских сигарет «БТ» в жёстких пачках у знакомого кладовщика на складе Роспотребсоюза и тут же, с большим наваром, продать их на балке… И ничего от этого не было бы.

«Подарили друзья, а я не курю», — был бы простодушный ответ спекулянта представителю власти. Многие люди так и делали.

Продажа подаренного не являлась спекуляцией. Спекуляция — это ПЕРЕПРОДАЖА.

Но, среди прочих товаров, жевательная резинка — была той позицией, которая приносила реальные проблемы продавцу, вплоть до посадки в тюрьму.

Почему у Компартии был принципиальный негатив против жвачки — до сих пор непонятно. У коммунистов, вообще было много всяких идиотских з@ёбов в идеологии и в повседневной жизни.

К примеру: творчество Владимира Высоцкого всячески замалчивалось, несмотря на всенародную любовь к нему и патриотичность его песен. Его выступленияя не показывали по телевизору и не крутили по радио, а некролог на смерть поэта, состоящий из 45 слов, осмелилась напечатать только ОДНА газета: «Советская Культура», да и то — на 8 полосе.

Следуя логике конспирации, барыга с жевательной резинкой уходил в сторону трамвайной остановки. Лёша следовал за ним, адресуя в спину попутчику интересующие вопросы:

— Чего и сколько?

— Пять пластов, Дэнди, три, — летело сквозь зубы по ходу движения.

Это был самый заурядный вариант: датская жвачка «Тутти-Фрутти», в ярко-жёлтых пачках по пять пластиков, хотя и обладала неповторимым «долгоиграющим» вкусом, но на спекулятивный товар она тянула с трудом: при продажной цене в 1 руб/пластик — она имела слабый спрос. Но делать нечего: отойдя на безопасное расстояние от балки, прячась в тени частного дома напротив, барыга останавливался. Лёша вкладывал ему в руку зелёную «трёшку», и немедленно, из рукава дельца выпадывала упаковка «Tutti-Frutti» фирмы «Dandy».

Мужик возвращался, не поведя ухом, в свою вотчину, в круг «виниловых меломанов» на балку, а Лёша поджидал своего подельника, порой наблюдая торговую операцию по второму разу, с участием Леванова.

Идеальным вариантом спекулятивной сделки являлась американская жвачка «Life Savers» («Лав Саверс»), доставляемая в СССР интуристами в различном ассортименте. Эта жвачка была упакована в 7-ми пластовые пачки, стоимостью 4 рубля (за 7 пластиков). Среди разновидностей «Life Savers» была одна, особо выдающаяся: «Ассорти», из семи разных вкусов, с радугой на пачке. Каждый вкус был идентичным названию фрукта: никаких там «мятно-лаймовых», либо вкусов «вишнёво-черешневой свежести». Эту туфту для потребителей изобрели уже в 1990-х годах.

Лёша был не в силах устоять перед двумя из них: лимонным (пластик резинки был жёлтого цвета) и вишнёвым (пластик бордового цвета). Эти жвачки выдёргивались Лёшей из пачки в первую очередь, невзирая на возмущёные вопли еврея-Леванова. Неповторимый вкус маленького кусочка от жевательной резинки держался во рту бесконечно долго, наводя мысли на размышления о никчёмности перспективы социализма-коммунизма, с его бесконечным дефицитом товаров, пустыми полками в магазинах и политическим пизд@больством кремлёвского руководства КПСС.

«Хотел бы я жить в той волшебной стране, где эти вишнёво-лимонные жвачки продаются в магазинах за 3 копейки…» — порой думал про себя Лёша.

Вообще, чисто вишнёвый вкус, немного терпкий и насыщенный, был присущ многим американским резинкам. Бесподобным вкусовым шедевром являлась жвачка фирмы «ADAMS», содержащая 5 вишнёвых пластиков. «Адамс» высоко котировался и среди покупателей.

И порой, очень редко, попадался эксклюзивный товар, на который тратились все наличные: голландская жевательная резинка «Дональд». Эта «резина» имела обалденный вкус Bubble Gum и могла надуваться в огромные розовые пузыри.

Со временем выяснилось, что потребители жвачки, больше всего на свете ценили даже не вкус, а визуальные эффекты: надувание в компании друзей огромного пузыря розового цвета — действовало на зрителей убойно. Поэтому, кубик «Дональда» уходил «влёт» по 1,50 руб., при входящей цене 1.00 руб., принося продавцу прибыль 50 копеек.

Надо отдать должное поставщикам, но жевательные резинки неходовых марок на балку не привозили.

Изредка (и не на балке) Лёша пробовал ДРЯНЬ.

Чаще всего это случалось так: кто-нибудь из школьных знакомых делал круглые глаза, отзывая Лёшу в сторонку и вытаскивал из кармана «эксклюзив», привезённый родственниками из турпоездки в Польшу, ГДР или Югославию. Все эти польские «Лёлики — Болики» и югославские «сигареты» (жвачка в виде сигареты с фильтром) — являлись жалкой пародией на настоящую американскую «резину», теряя вкус уже на второй минуте жевания, вызывая спазмы в скулах от своей жёсткости и огорчение от невозможности надуть пузырь даже размером с горошину. Как ни странно, но аналогичной дрянью была и японская жвачка с иероглифами на обёртке. К японцам Лёша относился с уважением, но вкусную жвачку они делать не умели.

Нельзя сказать, что торговля жевательной резинкой приносила большие барыши, но шла она уверенно и постоянно. Школа № 9 хотя и находилась в центре города, но её ученики, в отличие от Лёши, жили не в районе вещевого рынка, а в те времена (1977 год) совать нос в чужой район — было весьма рискованным мероприятием. Пару раз могло прокатить без последствий, но на третий÷пятый÷десятый раз, чужака непременно отлавливали «местные», снимали с него всё мало-мальски ценное и, получив от него клятвенное заверение «больше не светить здесь своей рожей», пинком отправляли по месту прописки.

К тому же, учащиеся 9-й школы не имели опыта приобретения жвачки и не знали правил конспирации, в связи с чем, у Лёши не было серьёзных конкурентов. Даже пройдоха Хобот, выторговав порой 20 копеек скидки, приобретал у него заграничное «жевательное чудо».

Сам Лёша, начал коллекционировать обёртки от пачек и вкладыши от «Дональдов», с комиксами из мультфильмов студии «Walt Disney Productions». А когда кляссер полностью заполнился, Лёша умудрился его продать за 8 рублей наивному приятелю из соседнего дома Лёне Еремееву.

Так или иначе, спекуляция жвачками, сдача излишка молочно-кефирных бутылок (из-под мойки на кухне) в молочный отдел «Стометровки», подворовывание денег из кошельков родителей и присвоение остатка мелочи при плановой закупке продуктов — приносило Лёше дополнительный (и неучтёный родителями) доход 2÷3 рубля в неделю. Для большинства лёшиных одноклассников, это были фантастические деньги.

 

1977 год. Поздняя осень

Время шло, на город медленно, но неотвратимо наступали холода. Листья на деревьях разом окрасились в осенние цвета, а колючий северный ветер за неделю сбросил их на землю. Парк Горького опустел, межсезонье разогнало уличных мальчишек и игроков настольного тенниса по квартирам. Дети из приличных семей разбрелись по кружкам и секциям, и лишь самые неприкаянные, околачивались по закоулкам родного учебного заведения, пользуясь отсутствием всякой охраны и свободным доступом в здание школы № 9.

Лёша медленно брёл домой из фотокружка во Дворце Пионеров, неся в кармане пачку свежих фотографий.

Фотокружок ему нравился своей творческой атмосферой: там собирались культурные ребята, слушали лекции по теории фотографии, про подсветку и экспозицию, про то, как поймать удачный кадр и сделать высокохудожественный снимок. Ведущими кружка были молодые супруги: семейная пара преподавателей. Причём, молодая женщина разбиралась в тонкостях фотографии ничуть не меньше своего супруга, что весьма удивляло Лёшу.

«Всё-таки фото — это не женское занятие, — ловил он себя на мысли, озираясь по сторонам и видя вокруг только мальчишек. — Взять любую девочку из класса: принципиально не хотят фотографировать, хотя у каждой из них в семье есть фотоаппарат. А если нет, то в «Спорттоварах», пошёл и купил: «Смена-8М» стоит 16 рублей. Прекрасный фотоаппарат, с хорошей оптикой ЛОМО. Даже руководители фотокружка к этому аппарату положительно относятся.

Нажать кнопку…, а всё остальное: помощь и советы, растворы реактивов, проявка, глянцеватели… — этот комплекс услуг здесь, во Дворце Пионеров, уже в готовом виде предоставляется, включая отдельное помещение. Никаких проблем. Вообще не понимаю, почему девчонки не увлекаются фото, — в этот момент Лёша вспомнил про филателию. — А также коллекционированием марок. И вообще: девочки — это непонятные существа с непонятной логикой», — продолжал размышлять Лёша по ходу своего продвижения к дому.

Одна из сделанных им накануне фотографий запечатлела Феодосьевскую церковь на углу улицы Борчанинова. Церковь располагалась в пятидесяти метрах от Лёшиного дома, её периодически пытались реставрировать, но каждый раз неудачно.

Последняя бригада реставраторов уже успела поднять леса до звонницы и добраться до купола колокольни… Затем, в очередной раз, объект обезлюдел.

Когда-то в здании церкви располагался хлебозавод. В начале 1970-х хлебозавод закрыли и городские власти решили сделать там органный зал. По слухам, даже орган заказали в Германии.

Бригада реставраторов начала работы снизу и тщательно отмывала, шпаклевала, красила каждый кирпичик дореволюционной кладки. Получалось красиво.

Ранее, Лёше с друзьями удавалось побегать по территории реставрируемого объекта и даже залезть на площадку колокольни.

На потолке звонницы виднелся открытый прямоугольный люк, ведущий внутрь самой высокой башни, с маковкой купола наверху. Встать на плечи другу, подтянуться, и можно было залезть на высшую точку… Но, до этого не дошло. Ребята поглазели на город с обзорной площадки бывшей колокольни и побежали вниз.

Кто же знал тогда, что там, в верхней башне, в нише между маленькими окнами, ещё во времена Октябрьской революции и массовых гонений на священников, кто-то из служителей храма спрятал казну? Со слов одного из друзей, папа которого работал в милиции, казна состояла из золотых монет царской чеканки: она была случайно найдена реставраторами и затем незаконно ими присвоена.

«Вот повезло людям! — продолжал про себя Лёша. — Если бы не было среди них стукача-предателя, то можно было бы всю оставшуюся жизнь не работать. Отдавать государству 75 % — это себя не уважать. Наше любимое государство проглотит монеты, как белая акула тюльку, и ничего не заметит. А для конкретных людей… Эх! — такое бывает раз в жизни! Казна большого храма — это солидный капитал. Да, тянуть им сейчас срок в местах не столь отдалённых. Надо быть поаккуратнее с разговорами. Люди, порой имеют свойство стучать на своих ближних, ради собственного удовольствия. То есть доносить абсолютно бескорыстно, удовлетворяя свои низменные духовные потребности», — сделал он правильный вывод.

Леша вспомнил свою первую любовь — Олю Горелик.

Тощая, маленькая, черноглазая девочка, похожая в профиль на стрелявшую в Ленина Фанни Каплан, училась с Лёшей в одном классе. Она имела одну пренеприятнейшую черту характера: стучала всем на всех. В тот момент, когда она рассказывала чью-нибудь очередную сокровенную тайну, порой даже интимного свойства, её глаза зажигались огнём, а голос начинал звучать особенно-торжественным тембром. Внешний вид Оли, в такие моменты, напоминал голодного, два дня некормленного котёнка, дорвавшегося до любимого корма.

«Тоже, наверное, мучается от своего словесного недержания, как я от пристрастия к конфетам», — предположил Лёша.

«В то же время, по её внешнему виду незаметно, что она сильно страдает. Наоборот, очень даже жизнерадостный внешний вид, — отметил он. — Видимо я ещё плохо разбираюсь в людях».

Интуитивно чувствуя опасность, Лёша, двумя годами ранее, перевёл отношения с Олей Горелик в категорию поверхностно-приятельских. И, забегая на 4 года вперёд, выяснилось, что не зря.

В 18 лет Оля вышла замуж за их с Лёшей общего одноклассника Юру Седых и родила ему дочь. Однажды, после рядовой семейной ссоры, закончившейся запуском летающих тарелок и синяком на руке, она накрапала заявление в милицию. Совершенно нормальный и адекватный парень Юра попал под каток очередной всесоюзной кампании борьбы с хулиганством и угодил в колонию на 3 года. Отсидев из них полтора, он вышел по помилованию, развёлся и уехал жить на Украину. Больше, свою личную жизнь, Оле Горелик устроить так и не удалось.

Лёша попытался думать о чём-нибудь приятном.

Скоро конец первой четверти, праздник 7 ноября и демонстрация.

Традиционным развлечением Лёши и его друзей, на ноябрьской и майской демонстрациях, являлась стрельба из рогаток по воздушным шарам демонстрантов. Рогатки и пульки изготавливались накануне. С каждым разом, в уме рождались всё более усовершенствованные модели, тем более, что мать-учительница, не одобрявшая его развлечений, успевала найти и обезвредить предыдущие изделия.

Леша усмехнулся.

«Фиг с два ты у меня больше их найдёшь!», — позлорадствовал он.

Совершенствовались не только орудия стрельбы, но места их хранения. Последний тайник Лёша оборудовал под жестяным наружным подоконником на балконе. Изъяв с помощью стамески из-под подоконника один силикатный кирпич и получив просторную нишу, Лёша довольно осмотрелся.

Добраться до этой заначки можно было только вытащив плоскогубцами крепёжный гвоздь и приподняв железяку. Зная мамину психологию и её несовместимость со слесарным инструментом, вариант с гвоздём прошёл в Лёшиной голове все стадии: одобрения, согласования и утверждения, как оптимально отвечающий требованиям конспирации. Все запретные мелочи немедленно перекочевали в новый тайник…

Лёша вошёл в свой двор.

На подходе к дому, ему навстречу попался озабоченный Саша Гусаров, по прозвищу Гусь, ученик вспомогательной (умственно-отсталой) школы № 23. Гусь был старше Лёши на 2 года, поэтому он уже успел попробовать на вкус различные алкогольные напитки и «подружиться» с участковым. Гусь вдруг остановился и призадумался. Наконец, приняв решение, осмотревшись по сторонам и почему-то шёпотом, он сказал:

— Пойдём в подъезд, дело есть.

Вместе, друзья пересекли двор и нырнули в подъезд пятиэтажки.

— Выкладывай дело, а то я очень спешу, — Лёша подозрительно глянул на Гуся из темноты входного тамбура.

— Да вот…, тут такое дело… — переминался тот с ноги на ногу. Видно было, что ему не терпится поделиться информацией, но его гнетёт страх перед последствиями.

— Клянись, что Кассяра не узнает, — наконец выдавил из себя он.

Кассярой звали Костю Тютикова, великовозрастного оболтуса, сына одного из руководителей научно-исследовательского института НИИУМС, где работал лёшин папа. Кассяра водил дружбу с гориллоподобным Вовой Сварщиковым из Лёшиного дома, поэтому разборки с ними могли закончиться сотрясением мозга.

— Клянусь! — без раздумий поклялся Лёша.

По глазам бедного Гуся было видно, что информация действительно представляет немалую материальную ценность.

Торжественность момента нарушила открывшаяся с улицы дверь в подъезд. Соседка с пятого этажа неодобрительно посмотрела на сборище заговорщиков и важно прошла мимо.

«Завтра маме доложит. Будь готов к домашнему задушевному разговору», — подумал Лёша.

В глазах соседей, семья Корешиных считалась эталоном, в отличие от Гуся, жившего в 2-х этажном «поповском доме» рядом с Феодосьевской церковью, с печным отоплением и имеющего общепризнанный социальный статус «шпана подзаборная».

Проводив соседку взглядом и вздохнув с облегчением, Гусь произнёс:

— Кассяра с Вовчиком у меня в дровянике настойку заныкали, на праздник, «Старка», два флакона. Что делать будем?

— А твой дровяник под замком? — деловито поинтересовался Лёша.

— Нет конечно, дрова кому нужны, а вот замок стырить могут, — провёл логическое умозаключение Гусь. — Подберут ключи и стырят, — добавил он.

— В таком случае, вперёд, пока они не перепрятали. У нас тоже праздник впереди. Скажешь, что уезжал к бабушке, когда вернулся — бутылок уже не было! — подвёл итог Лёша.

Вечером этого же дня, друзья пошли на дело. В результате, настойка была успешно экспроприирована и перенесена в другое укромное место.

— Горькая настойка «Старка», 43 градуса, — прочитал на витиевато-расписной этикетке Лёша. — Прекрасный вкус у твоих знакомых!

Гусь гордо приосанился.

Тут, Лёша открыл бутылку с коричневой жидкостью и отхлебнул глоточек.

— Фу, ну и дрянь! — начал отплёвываться он. Горечь колом встала у него в горле. — Не праздничный напиток, а лекарство для выведения глистов. — Лёша вспомнил, как он прочёл в журнале «Здоровье» статью про очищение организма травяными горечами пижмы и гвоздики.

— Закусывать надо — с видом знатока произнёс Гусь.

Про себя, Лёша отметил разительное несоответствие «антикварного» названия настойки и её дрянного вкуса. «Вот так бывает: в красивой упаковке завёрнута собачья какашка», — глядя на прекрасный дизайн этикетки пришла ему очередная мысль.

На следующий день выяснилось, что Лёша был прав: Кассяра с Вовчиком, нутром почувствовав измену, прямо с раннего утра явились перепрятывать бутылки. Гуся взяли ещё тёпленького, в собственном доме, состоявшего из маленькой комнатки в большой коммунальной квартире. Перспектива инвалидности заставила многострадального Сашу Гусарова расколоться и сдать награбленное.

Выйдя днём на проверку схрона, Леша пребывал в самом прекрасном расположении духа. Встав на колени, он долго и в большом недоумении шарил рукой в том месте, где ещё вчера вечером находилась его праздничная выпивка. «Продажная скотина!» — Леша озверел.

— Не виноватый я, — жалобно всхлипывал, вторично (за этот день) отловленный Гусь, после наезда Лёши и угрозы насилия. — Кто же знал, что они такие шустрые окажутся!

«С какой-то стороны Кассяра прав. Не зря же он — сын замдиректора института. За добром глаз да глаз нужен. Вовремя он подсуетился. Кто не шустрит, тот пролетает», — подумал про себя Лёша.

— Будешь должен, — сменил он гнев на милость.

Гусь согласно закивал головой.

Пришедший праздник не доставил Лёше удовлетворения. Погода, как всегда, накануне плаксивая и плюющаяся мокрым снегом, сменилась 13-ти градусным морозом. Выйдя из дома налегке, Лёша очень быстро понял, что ошибся и сегодня не его день.

«Какая тут нахрен рогатка, куры на лету дохнут, — думал Леша, растирая мёрзнущие уши. — Угораздило Владимира Ильича в такой дубак революциями заниматься!» — от холода он начал злиться на весь мир. Достав из кармана спрятанную сигарету «Прима», Лёша чиркнул спичкой.

По улице шагали стройные колонны трудящихся. Красные флаги, бравурные марши из динамиков, коммунистические лозунги — всё вокруг смешалось. Гирлянды воздушных шаров, для которых Лёша приготовил снайперскую рогатку с медными пульками, были покрыты инеем, и вызывали лёшино раздражение.

«Наверное, так смотрят азартные рыбаки на пойманный гандон», — злился Лёша.

«Вот ментам сегодня досталось, — посочувствовал Лёша, глядя ряды оцепления. — Нет-нет, вы как хотите, а я ухожу», — подытожил он. Единственным позитивом, было то, что семиклассников не принуждали в приказном порядке посещать данное политическое мероприятие и можно было валить на все четыре стороны.

Шла вторая четверть. Учёба в школе начиналась с 14–30.

Проснувшись однажды утром, Лёша занялся поиском сладостей в квартире. Инвентаризация ликвидного имущества, в виде кефирных бутылок и майонезных баночек, которые можно было сдать обратно в гастроном за наличные, выявила их отсутствие. В результате, ежедневная доза сахара, состоящая из 100 грамм сосущихся конфет, так необходимая его организму, осталась лежать в магазине.

Лёша с малолетства мучился от чуства неудовлетворённости. Постоянно, день и ночь, чего-то хотелось. Голова отказывалась последовательно соображать, тело не желало принимать удобных поз, ему всегда казалось, что можно сесть поудобнее, но конкретно это сделать — никак не получалось.

Неудобства дополнялись врождённым отсутствием координации движений, не позволявшей Лёше заниматься спортивными играми. Футбольный мяч — всегда отлетал от его ноги по непредсказуемой траектории, теннисный шарик — гарантированно летел мимо стола: эти и тому подобные конфузы вызывали насмешки окружающего общества и больно ранили лёшино самолюбие. Лёша даже немного завидовал «ботаникам» — за их усидчивость и самодостаточность, а спортсменам — за их ловкость.

«Ни ловкости, ни усидчивости, да ещё эта дурацкая зависимость от сахара…» — порой, он был обижен на весь мир.

«Как можно делать домашние задания, когда такой бардак в голове?» — мысли у Лёши, действительно были похожи на лихих скакунов, несущихся табуном и толкающих друг друга, постоянно меняющих направление движения.

Грустно изучив содержимое буфета, выявив полнейшее отсутствие в нём мёда, изюма и прочих заменителей конфет, он, вздохнув, достал большую столовую ложку и насыпал в неё сахар.

Изготовление самодельной конфеты из жжёного сахара занимало 15 минут, пять из которых уходило на непосредственно варку, остальные десять — приходилось тратить на очистку плиты от пригоревших чёрных сахарных брызг. Замести следы преступления — являлось делом чести подпольного сладкоежки. Мама не знала об устойчивой зависимости сына от сахара. Проблемы с зубами списывались родителями на природную особенность Лёшиного организма. К тринадцати годам, во рту у сына уже красовались две коронки и десяток пломб. Нестерпимые мучения в стоматологическом кресле и осознание причины данных мучений, тем не менее, не могли отучить Лёшу от зловредной привычки…

С наслаждением обсасывая самодельный чупа-чупс без палочки, Лёша включил телевизор. Чёрно-белый монстр занимал угол возле окна в большой комнате.

Перми транслировались только два канала, по обоим из которых — вечно показывали какую-то чушь. Весь утренний эфир занимали скучнейшие репортажи с комсомольских строек, показ достижений советского сельского хозяйства, обзоры прошедших пленумов ЦК КПСС, а также освещение самоотверженного труда Л. И. Брежнева — престарелого и неуклонно впадающего в маразм Генерального сектетаря.

Пропагандистская машина работала как часы, безостановочно промывая мозги гражданам СССР.

Лёшин папа тоже был зомбирован государственной идеологией. И в этом не было его вины.

Лёша не осуждал своего отца. Скорее жалел. Папа был умным человеком, закончившим среднюю школу с серебряной медалью (с одной четвёркой в аттестате). Работал папа старшим научным сотрудником в Институте Управляющих Машин и Систем (НИИУМСе). Его недостаток заключался в том, что он не умел фильтровать информацию, видеть где правда, а где под видом правды спрятана ложь. Обычный законопослушный гражданин…

Большинство людей имеют свойство попадать под влияние средств массовой информации, искусно навязывающих им официальную точку зрения. И не только в СССР.

Лёша знал, что его Родину не любят жители США и Европы, несмотря на то, что ничего не знают о ней. Американцев он тоже жалел, как и своего папу. Специалисты по оболваниванию населения в поте лица трудились в обоих противоборствующих лагерях сверхдержав.

Иногда, вторя официальным источникам информации, папа, с самым серьёзным видом спрашивал сына:

— Знаешь ли ты сколько у Брежнева инфарктов?

Сын делал самый заинтересованный вид.

— Не знаю…

— Три! А он всё работает. Сгорает человек на своем ответственном посту! — констатировал факты отец, делая в итоге определённый логический вывод.

Лёша нутром чувствовал какой-то подвох, но где его искать, он не знал. Ведь любая демагогия всегда содержит 99 % чистой правды…

«Что будет, если 99 % мёда смешать с 1 % говна? — спрашивал он себя. — Внешне, будет выглядеть, как мёд. По сути своей — говно. Так и с демагогией: смешав чистейшую правду и маленькую толику лжи, внешне всё будет казаться абсолютной правдой, а по сути — будет одной большой ложью…».

«Да работает, да инфаркты…» — с этим спорить было невозможно.

Факты налицо. А вот с логическими выводами, Лёша был не согласен. Насчёт «сгорает» — было под большим вопросом.

«Наверное водку жрёт, старый пердун, раз шамкает слова, читая по бумажке… И морда у него — постоянно опухшая от пьянства», — думал Лёша про себя, но выносить этот свой аргумент на дискуссию с папой он не решался. Папа был непреклонен в своей правоте. Лёшинго папу нельзя было победить в споре…

Для ответа на любой вопрос у папы всегда имелась наготове масса примеров, неоспоримо подтверждающих его правоту… В папином арсенале, также был заготовлен стройный ряд логически безупречных выводов, вытекающих из озвученных примеров.

«Логика и примеры… Очень много положительных примеров — это основа победы в любом споре», — думал Лёша.

Когда его морально пресовали без возможности адекватно отбиться, он переживал. Лёша был рождён свободным человеком и не терпел морального насилия над собой.

«Никогда не ввязывайся в споры со специально подготовленными льдьми, — думал он на перспективу. — Ввиду своей подкованности, агитаторы знают тему лучше и могут на сотнях примерах доказать, что чёрное — это белое и наоборот».

«А ведь некоторые люди ведутся и успешно зомбируются… И попадают затем, в сильнейшую психологическую зависимость от «учителя-просветителя». Одим словом в рабство, — размышлял Лёша. — Так появляются новые адепты. Любой идеологии нужна «свежая кровь». Закон самосохранения данной идеологии».

После включения телевизора у Лёши пробудился рвотный рефлекс. Смотреть было нечего.

«Если бы я был директором на телевидении, то в первую очередь, я бы увеличил время показа передачи «Спокойной ночи малыши», с 15 минут до 20», — озвучил он мечту всех детей Советского Союза.

«Непосредственно мультфильм — должен идти 15 минут, а общение притворно кривляющейся ведущей с говорливыми Каркушами и Степашками — это уже за отдельное время. Так было бы справедливо».

«Во-вторых: я бы отменил дурацкий обед на обоих каналах, с часу дня до пяти вечера. Какой идиот придумал обедать 4 часа подряд?».

Своими мозгами Лёша понимал, что директор телевидения — совсем не идиот. Просто командует в этой стране, идиотская по сути, всеми «уважаемая и любимая» Коммунистическая партия.

Что всего два канала — это, наверное правильно, с морально-эстетической и идеологической точки зрения… И дурацкий обед на телевидении, с 13 до 17 часов — тоже чем-то обоснован, но смириться навсегда с этим безобразием он не мог. Каждый раз рвотные позывы возвращались и даже усиливались по мере взросления самого Лёши.

Телевидение испытывало Лёшино терпение который год подряд. Особенно ему доставалось в периоды простудных заболеваний. Отсутствие домашнего телефона, интересных игр и других развлечений, делало домашнее одиночное времяпровождение просто невыносимым.

Хорошо, что их семья выписывала множество периодических изданий.

Журналы: «Наука и жизнь», «Вокруг света», «Здоровье». А также, газеты: «Правда», «Известия», «Литературная газета», «Комсомольская правда»: вал информации приходил с завидной регулярностью. Чтение периодики — стало основным занятием взрослеющего Лёши.

По получению «Литературки», он сразу открывал последнюю, 16-ю страницу и попадал в мир юмора. Завсегдатай страницы, Евгений Сазанов, «душелюб и людовед», был коллективным персонажем сатириков газеты. Прочитав последнюю страницу до последней буквы, отсмеявшись над фотоприколами и политическими карикатурами, Лёша залезал в основной массив газеты, где публиковались новости литературы.

Советская литература его не вдохновляла… Такая же муть, как и в телевизоре. Чтение «по диагонали» современных литературных произведений было скорее ознакомительным.

Из газет он вылавливал крупицы информации, мимоходом проскакивающие в актуальных репортажах.

Лёша знал все страны мира и их столицы, фамилии президентов (даже монгольского и зимбабвийского), фултонскую речь Черчилля и многое другое. Это — абсолютная правда.

Когда приодика заканчивалась, Лёша открывал наугад один из 30 томов Большой Советской Энциклопедии и снова начинал читать.

Из полученных обширных познаний, складывалась мозаика мироустройства.

Природа, история, произведения искусства — всё было интресно и познавательно. Потрясающе богатый в своём многообразии мир был плотно упакован в увесистые тёмно-красные книги. Однажды, Лёша наткнулся на «грязную» тему.

Открыв статью под названием «половые извращения», Лёша был поражён огромным списком предметов и существ, к которым, у некоторых представителей рода человеческого возникает половое влечение. Сам список и пояснения к нему занимали пару страниц микроскопического текста.

«Это же надо, любить козу! — лёшиному возмущению не было предела. — Конечно, общественного вреда такие действия не приносят. Разве что кто-нибудь пальцем у виска покрутит… Возможно, что человек, любитель интима с крупным рогатым скотом, таким от природы родился… Почему бы и нет? Да, родился таким. Как же иначе можно объяснить поведение взрослого мужчины, который ведёт себя как скотина?

Вполне вероятно, что и сама коза его тоже любит, то есть любовь взаимна и бескорыстна… Но всё равно, эта «любовь» не что иное, как врождённая психическая болезнь, которую нужно принудительно лечить. Вон, сколько психов рождается вокруг! Полная психушка пациентов», — рядом с лёшиной школой № 9, через дорогу, располагалась Центральная психиатрическая больница Пермской области, корпуса которой были разбросаны по площади 15 гектаров. Целый микрорайон для психов… И корпуса отнюдь не пустовали.

«Почему принудительно лечить? Да потому что все извращенцы считают себя психически здоровыми. И даже придумывают себе всякие отмазы, типа «природа ошиблась», чтобы как-то оправдать своё гадкое поведение…

Да-да, ошиблась природа, — хмыкнул про себя Лёша. — Если ты считаешь, что родился козлом, то тебя нужно подлечить и сделать обратно человеком!» — подумал Лёша про персонажа пьесы под названием «Жизнь», имеющего интим «на стороне животных», либо — с лицами одинакового с ним пола.

«Интересно, а педофилия — это извращение или нет? Наверное, это зависит от страны, в которой ты живёшь», — сделал очередное умозаключение Лёша.

Накануне он вычитал, что в Индии девочек выдают замуж с 11 лет и никаким извращением данный факт не является. Тысячелетняя традиция и ничего сверхестественного… В Индии, мужчины, женившиеся на 11-летних девочках — не педофилы, а законопослушные граждане.

Да уж: в каждой стране существует разное отношение людей к одним и тем же вещам…

«Наверное, понятие «педофил», появившееся только в двадцатом веке, было придумано теми же коммунистами, которые мутят воду со времён октября 1917 года, — размышлял Лёша. — Да и то с оговорками. Вот я, например, люблю свою тринадцатилетнюю одноклассницу Наташу Мошковскую и готов на ней жениться, и любить всю жизнь… я что, педофил?» — извращенцем себя Лёша не считал.

«А вот если бы мне было уже 18 лет, то за любовь к Наташе я бы уже считался педофилом. Как это несправедливо, я ведь внутри всё тот же, а наше коммунистическое общество меня уже готово посадить на нары за мои светлые чувства», — отметил он несправедливость социального восприятия очевидного факта.

«Чушь собачья! Любовь приходит, не заглядывая в Уголовный кодекс и Свидетельство о рождении любимой девушки!» — Лёша начал злиться на общественное устройство страны, в которой родился.

«Одни придурки вокруг!» — подытожил он череду своих мыслей.

Итак, надо начинать делать домашние задания. Но заставить себя, было нереально сложно.

«Что бы ещё придумать? Пропади всё пропадом», — Лёша начал нервно ходить вокруг письменного стола. Усевшись наконец и открыв дневник, он увидел в нём трояк по литературе. Посредственная оценка портила статистику. Несмотря на лень, вольномыслие и дружбу со всяким хулиганьём, учиться Лёша умудрялся на 4 и 5.

«Сначала здесь исправим, чтоб предки втык не дали, а затем и четвертную оценку выправим, литераторша, Нина Александровна, меня поймёт», — решение проблемы пришло без раздумий. Лёша любил тонкую работу.

Вооружившись обломком бритвочки и стирательной резинкой, он помыл руки с мылом и подшлифовал о шерстяное одеяло ноготь на указательном пальце. Ноготь служил для финишного прессования размахрившихся волокон бумаги. Опыт приходил с практикой, место, где будет выведена новая оценка, ни в коем случае не должно содержать жирных следов от отпечатков пальцев, всё должно быть обезжиренно и гладко.

Лёше не всегда удавалось проводить исправление оценок в дневнике. В некоторых случаях, учителя с такой силой изображали гадкую цифру, что удалить её не представлялось никакой возможности. В таких случаях Лёша не рисковал. В случаях стандартных, как сейчас, обнаружить лёшино исправление можно было только, взяв лист на просвет. Более тонкий слой бумаги мог выдать подделку, но родители до этого ещё не додумались.

«Меньше знают — спокойнее жить», — решил Лёша.

При каждом залёте дома начинался моральный прессинг.

Анатолий Борисович, Лёшин папа, мог говорить часами, а в случае неповиновения, он обещал немедленно физически разделаться с сыном, «как с врагом народа». Эта фраза произносилась столь грозным голосом, что Лёша опасался проверять результат конфликта на собственной шкуре и начинал «прогибаться» под папины требования.

В 1970-е годы, наказание «ремнём», либо подзатыльником — было самым обычным (и очень эффективным) воздействием родителей на непослушных детишек. А сами родители рассказывали, что способ «физического воспитания» был получен ими по наследству из древних времён и закреплён (отцами) — во время их службы в рядах Советской Армии.

Родители, поколение за поколением, лупили своих малолетних оболтусов, вправляя им мозги на нужное место. Уговоры, они увы — не имеют такой эффективности. На уговоры дети плевали с большой колокольни. Подростки уважают только «сильный авторитет»: как моральный, так и физический. К воспитательным же беседам, очень подходит поговорка: «А Васька слушает, да кушает»…

Откуда у папы взялось любимое выражение про «врагов народа», Лёша спрашивать стеснялся, однако подозревал, что пришло оно из тех трудных времён, когда его папа был комсоргом школы № 20 в славном русском городе Душанбе и жадно внимал речам товарища Сталина.

Папа рассказывал, что во время Великой Отечественной войны (и до неё), таджиков в Душанбе можно было пересчитать по пальцам одной руки.

И лишь к 1950 году, на окраинах столицы Таджикистана, в кишлаках по берегам реки Душанбинки, в глиняных хижинах без воды и электричества, стали селиться бомжевидные аборигены в тюбетейках и полосатых халатах. Где таджикские женщины мылись (и мылись ли вообще?) в обычную для Таджикистана 45-градусную жару, папа не знал.

Аборигены вели себя весьма экзотично: во время еды они не заморачивались вилками-ложками. Своими, немытыми руками (мыть-то было негде, если только в арыке, но там можно было подцепить гепатит) они кушали своё национальное блюдо «Курутоб» из смеси кусочков лепёшки: с луком, огурцами, помидорами и зеленью; обильно политое топлёным маслом; вытирая жирные руки после еды о те же халаты. Да ещё, они неприлично быстро размножались, заполнив к 1960 году своими тюбетейками уже все окраины и пригороды.

Но в центральных районах Душанбе, образование и культура — были на 100 % русскими. Великолепный оперный театр, учебные и медицинские учреждения, институты высшего образования — были укомплектованы людьми исключительно русской национальности.

Как и во всём государстве СССР: таджикское Управление НКВД арестовывало «врагов народа» для отчетности и отправляло их по этапам в ГУЛАГ. Как и во всём государстве, самой читаемой газетой в папином родном городе — была «Правда».

«Когда я вырасту, я тебе покажу «врага народа»!» — Лёша не представлял, как можно разделаться с собственным сыном, если только он не подлый пионер-предатель Павлик Морозов. «Да, серьёзно тебе, папаня, мозги в детстве промыли, — думал он в такие моменты. — До сих пор колбасит!». Лёша сочувствовал своему родителю, но старался сократить общение с ним до минимума.

Папа вел себя совершенно наоборот. Он ходил за сыном по пятам и выуживал из него информацию. Вид информации папу не интересовал, он желал быть в курсе всего происходящего. Учёба, друзья, учителя и даже Лёшины мысли по любому вопросу: всё представляло для папы жуткий интерес.

«Угораздило батю появиться на свет таким любопытным. На работе в институте, коллеги, тоже наверное вешаются», — Лёша тяжело вздыхал, но отделаться от назойливого фа?зера (англ.- father) было выше его сил.

Обилие мыслей в Лёшиной голове сильно мешало ему сосредоточиться. Домашние задания продвигались с натугой. То ему мешала хлопающая форточка на кухне, то стук молотка в соседней квартире.

Лёша встал со стула и постучал по батарее: «Мы тоже можем стучать. И заметьте, совершенно бесплатно! — фраза ему понравилась. — Надо будет запомнить», — он сложил тетрадки с недоделанными заданиями и пошёл одеваться в школу.

«Придётся списать у Плитышки», — пришла заурядная по своей обыденности мысль.

«Плитышкой» в классе называли Сашу Плиту; мальчика, как две капли воды похожего на Александра Демьяненко, то есть «Шурика» из кинофильмов. Светлые волосы, очки, взгляд и походка: всё это удивительно совпадало с главным героем гайдаевских комедий. Плитышка добросовестно тянул учебную лямку. Близких друзей у Плитышки не было, он жил «премудрым пискарём» и старался не нарываться на неприятности, «прогибаясь» в тот момент, когда на него начинали давить. Занимался Плитышка, с самого первого класса, на все пятёрки.

«Списать у Плитышки» — был аварийный вариант, в случае, когда никто из лёшиных друзей ничего не сделал дома. Бывало и такое.

Второй заядлой отличницей в классе — была Лена Маценко, по прозвищу «Мацеша».

Мацеша, в отличие от Плитышки, гнула пальцы веером и изображала из себя крутую.

Списать домашнее задание у Лены, не было ни возможности, ни желания. Как только Лёша приближался к ней, он сразу напарывался на высокомерный взгляд и независимую позу. Поскольку Мацеша была девочкой, угрожать ей (как Плитышке) не имело смысла. А также, её нельзя было: уговорить, подкупить, обаять лестью, либо предложить ей свою дружбу. Подруг у Лены (а тем более друзей) — в их классе не было.

Сама фамилия Маценко имеет украинско-еврейское происхождение: то ли от слова «маца», то ли от распространённого на Украине прозвища Мацак.

По рассказам лёшиной мамы, родившейся и выросшей в украинском Житомире, заносчивость и высокомерие — являются национальными чертами всех хохлов, к роду которых и принадлежала девочка-отличница Лена.

Насчёт «всех хохлов» или «не всех», Лёша ответить затруднялся. В таких щекотливых вопросах нельзя никому верить на слово, даже маме.

«Наверное, бывают среди них и приличные люди, — думал он. — Нельзя же всех подряд грести под одни грабли».

Правда, сугубо личное мнение мамы, подтверждалось и его личными наблюдениями.

В параллели на год младше, учился некий Проценко.

Как понимал Лёша, Серёжа Проценко был одного поля ягодой с их Леной Маценко. Очень крупный мальчик, с упитанным лицом и аналогичной нижней частью туловища, он имел цепкий надменный взгляд, который постоянно (и с раздражением) фиксировал на себе Лёша. Проценко не был хулиганом, не посещал курилку и одевался очень прилично. Но его взгляд и высокомерная походка… Да ещё эта неприятная ухмылочка… Как говорили приблатнённые лёшины друзья «гнилая ухмылочка»… Эти составляющие выделяли Серёжу из толпы малолеток.

Поскольку остальные школьники из младшей параллели, с фамилиями, типа Ивановых, Петровых и прочих Сидоровых, не обладали свойствами Проценко, Лёше ничего не оставалось, как отнести его манеру поведения на генетически-наследуемые признаки рода с украинской фамилией. «Родился таким. И будет таким всю жизнь» — подытоживал он.

«Судя по внешнему виду, из него вырастет ещё та гн… (для приличия, пусть будет панда)… — вертелась навязчивая мысль. — Люди, обладающие таким циничным взглядом, считают себя главнее других и всю жизнь смотрят на окружающих с презрением (и снисходительной усмешкой), как на мелких насекомых».

«И естественно, этот нехороший человек никогда не пойдёт работать на завод, стройку, шахту. Из «малой панды» вырастает большая вш… (тоже «панда»), которая, в силу своей природы, не способна принести пользу своей Родине и устраивает свою жизнь, питаясь чужими соками и плодами чужого труда».

Следует отметить, что однажды настал момент истины, когда Лёша со всего размаху врезал по соплям этому высокомерному малолетке, после того, как Проценко, возвышаясь над головами десятка своих приятелей и чувствуя себя в полной безопасности, ляпнул обидную фразу в его адрес.

Драка Лёши с компанией Проценко переросла в свалку на улице Революции, рядом с Пермэнерго. Находящийся невдалеке милицейский патруль не остался в стороне и немедленно доставил дерущихся в участок при парке Горького (маленькое здание с тремя окнами на фасаде у входа с ул. Революции).

 

Лирическое отступление про Горьковский сад

Участок милиции появился в Горьковском саду в начале 1950-х годов, одновременно с танцплощадкой, расположенной в «нижней четверти» парка (ниже Ротонды, ближе к ул. Карла Маркса). Сама танцплощадка была обнесена 3-х метровыми дощатыми стенами; она имела пьедестал и «ракушку» для ансамбля. Настил пола был также — из окрашенных досок. Вплотную к стенам площадки и сквозь танцпол — росли старые дубы (3 или 4 штуки), которые не стали спиливать при строительстве площадки и, осенью каждого года, Лёша ходил собирать туда упавшие жёлуди. Из жёлудей получались прекрасные поделки: грибочки, муравьи в шапочках, чайные сервизы и лошадки.

Танцплощадка Лёше нравилась своей натуральной естественной красотой: никакого железа и бетона; мощные дубы, растущие прямо из пола; даже воздух здесь был особенный…

По вечерам же, благопристойность этого места портили «междуусобные разборки» нетрезвой молодёжи: из-за девчонок, давних обид, места жительства, либо просто: возникающих на пустом месте. В тёплый летний вечер перед входом на танцплощадку собиралась большая толпа модно-одетых ребят и девушек, ведущих себя культурно: драки начинались уже в начинающихся сумерках, ближе к концу танцев, либо сразу после них.

Сам Горьковский сад, в те годы, представлял из себя плотно заросший кустами лес, где в радиусе 30 метров уже ничего не было видно. Асфальтированные дорожки вились среди зарослей, создавая определённый уют и комфорт для посетителей парка.

То, что мы видим сегодня: сквозная вырубка, при которой сад просматривается насковозь, от Компроса до Сибирской — это жалкие остатки от былого «Загородного сада», история которого уходит на 200 лет назад.

Для непосвящённых сообщу, что история Горьковского сада началась с указа пермского губернатора Карла Модераха, распорядившегося (в 1810–1811 годах) разбить на окраине Перми берёзовый бульвар, переименованный затем в «Сад общественного собрания», а после Революции — в «Красный сад».

На взгляд автора, сегодня испорчен не только внешний, исторически-сложившийся вид парка, но и сама его сакральная сущность, исключительная значимость и непреходящая ценность этого прекрасного места отдыха жителей города. Коммунисты ушли в прошлое, но бездушные чиновники, со своим пониманием красоты (точнее её непониманием) — остались. И вряд ли современные городские власти способны возвести в Горьковском саду хоть один памятник архитектуры, сравнимый с замечательной Ротондой. Сохранить бы созданное прошлыми поколениями…

Но даже это не сохраняют. По отношению к середине 1970-х, внешний вид парка изменился до совершенной неузнаваемости.

Танцплощадка в саду Горького просуществовала до 1974 года, а участок милиции закрыли позже, уже в середине 1980-х годов.

Здание бывшего участка, с капитальными кирпичными полуметровыми стенами, где сегодня можно было бы создать небольшой музей 200-летнего исторического парка — стоит с заколоченными окнами, всеми забытое и брошенное, рядом с таким же заброшенным общественным туалетом (видимо, никому больше не нужным)…

Убогое зрелище в центре миллионного города демонстрирует полную импотентность властей и меняющих друг друга мэров. Косвенный признак того, что видимо, на день сегодняшний: что-то неладно в государстве российском…

В участке драчунов рассадили по стульям и заставили письменно объяснить своё, неподобающее комсомольцам, поведение на улице.

Далее, Лёша с удовлетворением смотрел на ехидные улыбочки ментов, читающих объяснительные от десяти верных соратников наглого хохла про то, как он сам, проходя мимо компании из 11 человек, взял и «неожиданно на них напал». Действительно, со стороны ситуация выглядела забавно.

Хм-м-м, кто бы подумал, но больше всех гоношилась мелкая девка из этой компании по имени Ирина. Метр с кепкой, хотя и довольно симпатичная…, но дури в её голове было, как у соловья-разбойника. Устав слушать вопли этой малоразмерной «мадмузели», менты выгнали всех вон, пообещав «разобраться по существу»…

Но эта история произойдет в будущем, только через пару лет, когда Лёша уже не учился в 9-й школе.

 

Школьные будни

Лёша любил заниматься во вторую смену. Вставать спозаранку было ему невмоготу, Лёшу больше привлекал тот неспешный образ жизни, при котором уроки начинались в 14–30, а заканчивались самоволкой по собственному усмотрению. Довольно часто, на Лёшины самоволки соблазнялись другие ученики, а подуставшие за день учителя не особо рвались собирать беглецов обратно. Всех всё устраивало.

Семиклассникам не грозили выпускные экзамены, поэтому учёба не напрягала, а жизнь вне школы становилась всё интереснее.

В один из слякотных осенних дней, Лёва Шлыков где-то раздобыл магний и принёс его в школу. Даже название этого металла производило на Лёшу магическое впечатление.

Глядя на то, как Лёва неторопливо крутит в руках пузырёк с серебристым порошком, он заворожённо смотрел на её содержимое.

«Магний — это то вещество из которого получается яркая фотовспышка», — вспомнилось из лекции в посещаемом Лёшей фотокружке во Дворце Пионеров.

Руководитель кружка подробно рассказывал слушателям, как раньше велась фотосъёмка в затемнённых условиях.

— В 1887 году Адольф Митте анонсировал смесь магния с бертолетовой солью, получившую в английском языке название «flash-powder». Кроме бертолетовой соли в качестве окислителя использовались также азотнокислый аммоний и марганцевокислый калий, — вещал лектор.

Дети запоминали.

«Чтобы ярко вспыхнуло — нужны магний и марганцовка», — сделал вывод Лёша.

Вспышка, феерверк, а может быть и взрыв — это то, о чём Лёша страстно мечтал. И он, боясь спугнуть удачу, осторожно спросил у Лёвы:

— А там, где ты взял, ещё есть?

— Есть, но информация продаётся, — важно ответил Лёва.

— Сколько? — с тоской в голосе спросил Лёша. Денег, как всегда, хронически не хватало.

— Продаётся не за деньги. Гони пятьдесят грамм марганца и пойдём за магнием, — Лёва многозначительно посмотрел на своего друга Кыпу, стоящего неподалёку с самым безучастным видом.

«Блин, Лёва-то, откуда знает про фотовспышку? Он же ни в какие фотокружки сроду не ходил, — подумал Лёша. — Наверное его научил кто-то из старших товарищей».

— Зачем тебе марганец, сходи в аптеку да купи, — предложил Лёша.

— В аптеках продают по 1 грамму, в нашем районе 4 аптеки, я уже везде побывал. А магний без марганца не горит, — заключил Лёва. — У тебя мать училка, так пусть в своей школе химичку пошевелит, — внезапно предложил он.

Рациональное зерно в Лёвином предложении конечно было, не было только надёжной мотивации данной просьбы.

И тут, яркой кометой, Лёшу озарила светлая мысль: дома на антресоли валялась коробка с набором «Юный химик», привезённого папой из очередной московской командировки и подаренного сыну на какой-то праздник. Проделав ряд опытов, получив из кислоты и щёлочи поваренную соль, насмотревшись на выделение водорода и другие реакции, Лёша удовлетворил своё любопытство. Марганцовка (перманганат калия) в коробке была.

Правда, часть реагента, Лёша истратил на опыт с глицерином. Насыпав полпробирки марганцовки, он налил туда химически-чистый глицерин, использовавшийся мамой для умягчения кожи ног.

10 секунд ничего не происходило… Затем появился дымок, возник трескучий огонь и пробирка начала стремительно раскаляться. Поняв, что запахло жареным, Лёша рванул в сторону умывальника, но не добежал. Стекло пробирки успело расплавиться за доли секунды до финишной черты и, раскалённый стекло-глицериново-перманганатовый комок смачно шлёпнулся на деревянный пол рядом с лёшиной ногой. Вспоминая чью-то мать, Лёша в ужасе смотрел на увеличивающуюся горящую дыру в ДВП-настиле пола, на самом видном месте входа в кухню…

«Да, будет сегодня танец с саблями, Арама Хачитуряна, в исполнении предков», — подумал Лёша. Дело в том, что данный опыт не входил в программу набора «Юный химик» и был лёшиной импровизацией после изучения какой-то книжки с химическими опытами для любознательных.

Тяжёлый разговор с родителями действительно состоялся и закончился тем, что набор химреактивов был заброшен на антресоль и временно забыт.

Беседа с Лёвой продолжилась.

— Завтра идем смотреть твои залежи магния, ты серьёзный человек и я тоже. Будет тебе марганцовка. Наша сделка состоялась, — Лёша пожал руку не ожидавшему такого быстрого поворота событий Лёве и помчался домой.

На следующий день, Лёша торжественно вручил Лёве вожделенное количество перманганата калия. Вечером этого же дня, сбежав с поледнего урока, они отправились за добычей.

Магний находился на территории Пермского моторостроительного объединения им. Я. М. Свердлова. Каким образом Лёве с Кыпой удалось провести разведку и определить марку металла, остаётся тайной, но факт наличия магния на заводе был установлен и пробная партия была ими изъята. Успешно протиснувшись под воротами железнодорожного КПП завода авиадвигателей, ребята оказались на обширной территории подъездных путей.

Вдоль рельсов разновеликими кучками были сложены цветные металлы. Алюминий, медь, латунь… Темные, светлые, рыжие и серебристые металлы.

«Надо же, народ живёт в нищете, а здесь какой-то Клондайк, — подумал Лёша. — Полный ассортимент. Не хватает только кучки из урана-235 и кучки из золота».

Одна из этих пирамидок представляла собой бракованнные детали из мелалла белого цвета, лёгкого и очень прочного. Втулки, цилиндры и просто сложной формы изделия, валялись под открытым небом в отдельной горке.

— Вот, я свои обещания держу. Забирай сколько сможешь. Тут на всю оставшуюся жизнь хватит, — Лёва принял гордую позу щедрого дарителя.

Лёша, затаив дыхание смотрел: то на металл, то на Лёву; в его голове проносились мысленные варианты про то, как безопасно унести и надёжно спрятать свалившееся сокровище.

«Главное сейчас — нигде не запалиться», — Лёша знал, что в случае залёта и конфискации товара, он будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

— Сам видишь, этого добра — вагон и маленькая тележка, а вот с марганцовкой, проблема так проблема, — продолжал разглагольствовать Лёва.

Лёша промолчал. С Лёвой он был в корне не согласен. «Перманганат калия есть в каждой квартире, в каждой поликлинике и в каждом кабинете химии, — выстроился ряд логических рассуждений. — А магний, это ПРОБЛЕМА!».

— Ладно, хватай тоже, сколько сможешь унести, и валим отсюда, — сказал он вслух. — Только учти, вся добыча моя, у тебя уже есть, — упредил он ход Лёвиных мыслей.

Замявшись, Лёва был вынужден согласиться.

Добыча весила 6 килограммов. Несколько мелких деталей Лёша засунул запазуху, чтобы в случае вынужденного бегства спасти хотя бы часть награбленного. Убегать не пришлось. Металл был изъят с территории оборонного предприятия, вывезен на троллейбусе №  7 и спрятан в кирпичных развалинах по соседству с недоотреставрированной Феодосьевской церковью. Помятуя об истории с Гусём, Лёша, дождавшись ухода подельника, немедленно всё перепрятал, распределив магний по трём отдельно зарытым кучкам.

«Нельзя держать все яйца в одной штанине», — удовлетворённо улыбаясь вспомнил он народную мудрость.

Начались эксперименты.

Проблема с марганцем была успешна решена путём ограбления кабинета химии в родной школе. В момент дневной пересменки, Никита с Вовой Артюшкиным (и группой поддержки), устроили дебош с криками под дверью кабинета химии. Выбежавшая на шум драки рыжая химичка Нина Ивановна кинулась разнимать драчунов и устанавливать виноватых. Пользуясь моментом, Лёша прошмыгнул в кабинет, а затем и в подсобку с химреагентами. За доли секунды, склянка с полукиллограммом перманганата калия была изъята со стеллажа и вынесена из помещения под полой школьного пиджака. Лёша был счастлив.

«Химичка переживёт. Ей этого добра… — тоннами возят… И что это у неё за сейф в углу стоит? — возник неожиданный интерес. — Нужно будет разузнать подробнее про химичкины сокровища…» — довольствуясь марганцовкой, Лёша оставил глобальные вопросы на потом.

Другая из проблем — получение мелких магниевых опилок, была гораздо серьёзнее. Проклятый металл никак не хотел пилиться напильником. Вернее, он поддавался, но ценой огромных усилий.

Для ускорения процесса, в кабинете труда был украден полуметровый рашпиль, с помощью которого от зажатой в тиски магниевой болванки отделялись микроскопические частички металла. Лёша впал в уныние.

«Какая зловредная железяка! Во-первых: не пилится. Во-вторых: норовит выпасть из тисков, а если крепче затягиваешь, то она с хрустом ломается. Хрусталь, с твёрдостью алмаза!» — он присел на стул и начал искать варианты выхода.

«Yes!» — пришла хитрая идея.

На подмогу, под обещание невиданного феерверка, был приглашён Никита, отличавшийся громадной физической силой и слабостью к зрелищам. Под тяжёлое пыхтение вспотевшего Никиты магний начал бодро крошиться и падать мелкой стружкой на расстеленную газету. Час работы и две горсти мельчайших опилок перекочевали в майонезную баночку, приготовленную Лёшей.

День спустя, на перемене, весь 7 «В» класс вывалил на улицу. На картонку, Лёша бережно высыпал часть напиленного и уже смешанного с марганцовкой магния. Далее, он воткнул в кучку смеси самодельный бикфордов шнур и вручил блюдо со взрывчаткой Васе Ерменкову.

— Вася, тебе поручается отнести подожжённый заряд и поставить вон на те кирпичи, — кивнул Лёша в сторону строящегося спортзала 9-й школы. — А мы будем здесь, на шухере стоять.

Вездесущий Хобот зажёг спичку и двинулся в сторону Васи. В этот момент, Вася, видимо решил ещё что-то уточнить: он сделал полшага в сторону, вышла заминка. И тут случилось непредвиденное. Спичка, догорев до Хоботовских пальцев начала их обжигать. Хобот в панике швырнул спичку на картонку…

Магниевая смесь воспламенилась гигантской вспышкой, сменившейся облаком чёрно-зелёного дыма.

«Тишина…, и мертвые с косами стоят», — подумал Лёша. Было тихо, как на поминках… и стояли неподвижные фигуры… с открытыми ртами.

Проморгавшись, одноклассники увидели впавшего в ступор Васю, покрытого сажей: всё с той же с картонкой, только уже дымящейся прямо в руках. Белки Васиных глаз таращились с чёрного как уголь лица.

Открывшуюся взору картину И. Е. Репина уже воплотил в своём фильме великий кинорежиссёр Гайдай.

Операция «Ы», где была снята сцена папуаса на стройке, покрытого битумной сажей и с копьём… — это то, что представлял собой несчастный Вася. Толпа начала падать с хохота.

— В нашей школе завёлся чукотский негр — сострил кто-то.

Вася, поняв что попал в категорию пострадавших, но незастрахованных, бросил картонку и начал нервно ощупывать своё лицо. Так появилась первая жертва лёшиных экспериментов.

Бывшая классная, Валентина Михайловна, была не в счёт. Немного попивши её крови, Лёша оставил пожилую женщину в добром здравии, выпускаясь из 5-го класса. К инфаркту, случившемуся через полгода, он был непричастен.

Но за Васю, Лёша переживал.

Вася Ерменков был безобидный человек. Не обладая какими-либо собственными выдающимися умениями, он предпочитал быть чьим-нибудь вассалом. В седьмом классе Вася находился под опёкой и покровительством Никиты и, сидя с ним за одной партой, развлекал патрона на свой манер.

Каждый раз, когда Вася совершал какую-нибудь мелкую пакость соседу, типа кражи авторучки во время письменной работы, либо заведомо неверной подсказки, Никита принимался его усиленно мять и трепать. Классный руководитель долго наблюдал за вознёй придурков и всё никак не мог понять, кто же там изначально виноват. Наконец его терпение лопнуло и Юзефович произнёс фразу, вошедшую в историю:

— Ты Вася, вижу, прямо добровольный пельмень!

Сказано было выразительно, с чувством и к месту. Класс упал от хохота.

«Добровольный пельмень», поняв что разоблачён, смутился и покраснел. Он нехотя прекратил доставать соседа на уроках истории, а Никита, в свою очередь — покушаться на его честь и достоинство. Порядок был восстановлен.

Васю было жалко. Обгоревшее лицо, без бровей и ресниц, пришлось лечить и мазать всякой дрянью в течение нескольких недель. К чести Васи, он не раскололся, придумав легенду про разлитый на улице бензин и свою безмерную глупость. «Поджёг ради прикола», — объяснял он родителям и завучу Баландиной.

Вася — был друг детства у Лёши. В первом и втором классах, Вася, пользуясь высоким ростом, любил покуражиться. Он подходил к другу и обнимал его за шею левой рукой. Затем, сжимая захват, заставлял Лёшу кряхтеть и нагибаться. Лёша долго терпел домогательства и, в начале 3-го класса, он записался в секцию самбо на стадионе «Динамо».

После двух месяцев занятий, во время очередной сцены насилия, он ловко подставил Васе подножку, повалил его на траву и сделал болевой захват на растяжку руки. Изумлённый Вася, тонким голосом начал просить отпущения грехов и был прощён.

«Любой хулиган, борзеет только до того момента, пока не увидит перед своим носом стальной кулак, — сделал вывод Лёша. — После предъявления кулака, хулиган сразу становится нежным и шелковистым. Даже стирать в машинке не надо».

Больше, силовых инцидентов с Васей не возникало. Ерменков быстро понял своё место в жизни и прекратил выпендриваться.

В отсутствие Васи, Никита перенёс своё внимание на женский пол. Теперь за его партой восседала улыбчивая и шебутная Наташа Крылова, по прозвищу Крылуха. Поначалу, Никита скромничал и оказывал Крылухе разнообразнейшие знаки внимания без участия рук. Вскоре, он осмелел и стал прямо на уроках задирать ей платье. Крылуха притворно сопротивлялась, округляя накрашенные глаза и строя из себя полнейшую невинность. Однако, спектакль ей похоже нравился и, спустя неделю, 7 «В» класс, уже внимал не преподающимся урокам, а наблюдал за развитием событий на второй парте. Дисциплина покатилась вниз.

Время шло к Новому году.

В домах и в школе начали появляться атрибуты предстоящего праздника: дождики, конфетти и ёлочные украшения. В один из дней, придя на учёбу, Лёша окунулся в атмосферу всеобщего возбуждения: в классе что- то происходило.

— Артюшкин сегодня фокусы показывает, — сообщил ему по секрету Витя Ромодин, по прозвищу Рыча. Прозвище «Рыча» происходило от фамилии его старшего брата — Гены Рычагова. Так было устроено в витиной семье, что каждый ребёнок носил фамилию очередного отца. — Красиво блин, только глаза потом болят, — добавил он.

Каким образом от фокусов могут болеть глаза, Лёша убедился чуть позже. Ученики 7 «В» класса, и в самом деле, развлекались необычным образом. Массовиком-затейником был Вова Артюшкин.

Засунув в одну дыру розетки гвоздь, он, во второе отверстие — запихивал ленточку новогоднего дождика; затем брал в руки щётку для подметания пола и замыкал ею оставшийся снаружи конец дождика с гвоздём. Получалась вспышка, похожая на дугу электросварки, визуальный эффект усиливали разлетавшиеся в разные стороны горяшие остатки дождика. Народу фокус нравился.

Отучившись четыре урока второй смены, фокус было решено повторить в новом исполнении. Лёша, совершенствуя изобретение, придумал, как сделать зрелище более фееричным. К тому же, с большой степенью вероятности, прогнозировался побочный эффект, позволяющий закончить учёбу и пойти домой.

После короткой оперативки в курилке и недолгих поисков был найден ещё один гвоздь. С большими предосторожностями он был воткнут во второе отверстие розетки. Количество дождика было увеличено до лохматого комка внушительных размеров. Комок нацепили на швабру и, на вытянутых руках, её приблизили к торчащим из розетки гвоздям…

Вуаля..!: кабинет черчения озарила вспышка чудовищной мощности и второй этаж элитной школы погрузился во тьму. Короткий зимний день уже закончился и, к началу пятого урока второй смены, на улице царила непроглядная темнота. На втором этаже школы остался единственный источник света: в звенящей тишине, ярким пламенем полыхала швабра, которую Вова Артюшкин сразу бросил на пол и принялся яростно топтать ногами. Спустившийся с 3-го этажа, из учительской, преподаватель черчения, никак не мог понять сути происходящего и уныло молчал, стоя в темноте.

— Мы ничего не видели, — дружно сообщили ученики 7 «В». — Свет сам погас.

К этому моменту, все следы преступления были на скорую руку убраны в ожидании страшного гнева школьного начальства.

Однако, фортуна благоволила нарушителям дисциплины: в конце рабочего дня школьного начальства на месте уже не было и учащихся второго этажа распустили по домам.

— Сколько приятных ощущений за бесплатно! Надо будет повторить, — радовался на улице Вова Артюшкин, размахивая портфелем от избытка чувств.

— Нельзя увлекаться! В следующий раз получим в глаз: вычислят! Да ещё: наши девчонки сдать могут, — мудро возразил Лёша. «Кто повторяет, тот залетает!», — добавил он мысленно сам себе.

Девочки 7 «В» класса, за исключением одной-двух, являли антагонистическую противоположность мальчикам. Они старательно учились и увлечённо занимались тем, что в качестве «развлечений» им подсовывали пионерия, комсомол и Коммунистическая партия, а также участвовали в мероприятиях, на лёшин взгляд, скучных и неинтересных.

«Есть вещи, в которых имеется оригиналная изюминка, а есть занятия, только чтобы «убить время», например: рисование школьной стенгазеты. Никому она не интересна, даже учителям, несмотря на их показушную радость и щедрые похвалы для создающих газету «творческих учеников». Для галочки учителям эта стенгазета нужна, для отчёта перед РайОНО, а девочки принимают всю эту пустышку всерьёз».

«Вот занятие фотографией — это действительно серьёзно. Это настоящий творческий поиск и радость от настоящих успехов. И где у нас в фотоискусстве, спрашивается, творческие девочки? В фотокружке их нет. Видимо все ушли в стенгазету: комсомольские лозунги по вечерам выводить каллиграфическим почерком. И считать эту чепуху за реальное творчество», — очень многого Лёша не мог понять.

Учёба-учёба…

«И вообще, как можно, задвинув личную жизнь и свою молодость на третий план, упереться рогами в учёбу? Ради чего? Чтобы в итоге стать серой мышью с красным дипломом?», — такая перспектива была Лёше не по душе. — «Жизнь надо прожить так, чтобы мир вокруг содрогнулся», — сформулировал он своё жизненное кредо.

Правда, от чего должен был содрогнуться мир, Лёша ещё не знал.

В лёшином возрасте каждый подросток представлял собой кусок пластилина, из которого может получиться: и ангел, и чёрт, и академик, и вор в законе…, но при одном важном условии, что этот комок пластичный.

А если человек закостенел в своих убеждениях уже к 13 годам, то из него может получиться лишь хороший исполнитель воли партии, без раздумий выполняющий программу, написанную в Кремле. Хороша программа, плоха, чем она аукнется лично для него: человек-исполнитель об этом не задумывается. Для этого его и «правильно воспитывали», чтобы он не думал своей головой, а кивающим китайским болванчиком ежедневно повторял мантры про наше «светлое будущее».

«Кстати, как мы себя в Новый год веселить будем?» — мысли Лёши быстро перескочили на другую тему.

Праздник приближался уверенными шагами. На улице наконец-то установились морозы: в парке Горького энтузиасты проложили кольцевую лыжню и школьники на уроках физкультуры, ежедневно, начиная с первого урока, наматывали по ней бесконечные круги.

Физкультуру Лёша не любил. Физкультура доставала Лёшу не меньше, чем родители и телепередачи: проблема была в быстрой утомляемости организма.

В абсолютно стандартных и, на внешний вид, даже накачанных лёшиных мышцах — не было запаса сил. Несмотря на хорошее питание и килограммы, в тайне от мамы, поедаемых конфет, его организм успевал мгновенно (и внешне, абсолютно незаметно) утилизировать полученные килокаллории.

Куда распылялись потоки поступающей энергии, в какое пространство и каким способом, Лёша не знал. Дело в том, что легкоусовояемые углеводы полностью всасываются в кровь и дилетантский подход к проблеме, с простым объяснением, типа «проскочило желудок и вышло обратно» — здесь неприменим.

Сахар, из лёшиного желудка, в огромном количестве поступал в кровь, затем он расщеплялся инсулином на моносахариды и усваивался клетками организма, выделяя энергию. Это аксиома. Куда эта энергия девалась дальше — оставалось загадкой.

«Может быть на мыслительный процесс? — думал он. — Ведь были исследования, утверждающие про то, что работа мозга сжигает 30 % калорий в организме, — Лёша вспомнил недавно прочитанную статью в журнале «Наука и жизнь». — А в моём случае, может быть, и гораздо больше».

Действительно, без очередной дозы сладостей, мозг отказывался нормально работать и наступала тотальная депрессия. «Радует только одно: у меня нет никаких шансов растолстеть. В остальном — одни минусы» — думал он.

То, что сын неспособен к физическим нагрузкам вследствие непонятных энергозатрат, родители понимать не желали и всё твердили про спорт, тренировки и тренируемую выносливость. За последние годы, Лёша, с родительской подачи, успел походить в секцию пловцов (в бассейн Комсомолец), в секцию самбо (ст. Динамо) и в конькобежную секцию (стадион Юность).

В бассейне Лёша мёрзнул.

Холодная (+19°) вода 25-метрового бассейна «Комсомолец» пробирала организм насквозь. «Нужно родиться тюленем, чтобы любить бассейн», — думал он стуча зубами и потирая синеющие конечности.

После первого посещения бассейна появился кашель. После второго — двухсторонняя пневмония.

6 уколов в день, страшно-больной, «калиевой соли» пенициллина — это была лёшина расплата за родительскую самоуверенность. После выздоровления, Лёшины родители ничуть не умерили свой пыл и заявили, что: «Нужно закаляться и ходить в бассейн, как все приличные дети, тогда и болеть не будешь! Дима Тумас, из дома напротив, уже успехов достиг: его тренер хвалит и в мастера готовит. Ты что, хуже Тумаса?» — провокационный вопрос не требовал ответа и лишь ущемлял лёшино самолюбие.

Лёшина мама работала учителем английского языка в спортивной школе № 93. В каждой параллели этой школы был плавательный спортивный класс. Спортсмены-пловцы ходили на тренировки по 2 раза в день, ездили на соревнования и улучшали репутацию школы. Лёшины родители постоянно ставили этих пловцов ему в пример. Как подозревал сам Лёша, родители смотрели на жизнь сквозь призму «обязательной необходимости» занятий спортом, без учёта всяких «мелких» нюансов. Однако, вся наша жизнь состоит из этих дурацких нюансов, игнорировать их глупо и опасно…

Спустя месяц после выздоровления, лёшины родители вновь отправили ребёнка плавать.

Граблями по лбу: дубль два…

Ещё через неделю, Лёша лежал в больнице со вторым за полгода воспалением лёгких. Сей прискорбный факт немного поколебал родительскую упёртость. Не изменив общего тренда в отношении спорта, от походов в бассейн, сына отстранили.

В нудных разговорах, безупречная родительская логика всегда подтверждалась с помощью многочисленных, а иногда Лёше казалось — бесконечных примеров «правильного» поведения его сверстников-одногодок и переспорить родственников он был не в состоянии. Несмотря на усердное посещение спортивных секций, он нигде долго не задерживался. Лёша с энтузиазмом занимался, но тренировки быстро выбивали его из сил. Отрицательные успехи приносили моральные страдания. Лёша патологически не любил быть аутсайдером.

Лёша был рождён с потребностями лидера. Однако, Бог, дав ему эти потребности, забыл подкрепить их, так сказать — материальной базой. Лёша не обладал ораторскими способностями Демосфена, мудростью Сократа, уникальной памятью шахматиста Александра Алёхина и ловкостью фокусника Игоря Кио.

С годами выявилась ещё одна неприятная особенность его организма: девочки не воспринимали Лёшу как объект любви. Между тем, в его классе, кроме недалёкой Оли Горелик было на кого посмотреть.

Лёша, давно и безнадёжно был влюблён в двух девочек: Наташу Мошковскую и Ирину Голенкову, не обращавших на него никакого внимания.

Из них: Наташа Мошковская была совершенно неприступна и закрыта для общения.

А Голенкова, будто назло Лёше, вовсю флиртовала с другими мальчишками из их класса, а особенно — с Никитой (Олегом Никитиным), строя ему глазки и увлечённо убегая от него между вешалками в школьной раздевалке. В конце концов, когда Никита ловил Иру в охапку, в ворохе чужой одежды, она истошно (и игриво улыбаясь) верещала.

«Прямо брачные игры орангутанов: он показывает ей, какой он ловкий, а она с радостью позволяет себя поймать», — с сожалением думал про себя Лёша. Ему самому: девочки глазок не строили и не проявляли к вообще никакого интереса.

Наташу Мошковскую, мальчики называли между собой «Машкой». У Машки были стройные ноги, ровная походка, прямой лоб и прекрасные, ярко-голубые глаза. Правда характер её не соответствовал Лёшиным идеалам, упрямый и ершистый, но Лёша был готов с этим поладить. Но к сожалению, Лёшу не желали замечать.

Смириться с судьбой и, как в дебильных советских песнях, «проводить ночи под её окном», дыша с через раз и давясь слюнями, Лёша был не готов. Поэтому ситуация не эволюционировала до каких-либо отношений и каждый из потенциально-близких людей остался на своих стартовых позициях.

«Зомбированные они все какие-то, — злился Лёша. — Любят кинозвёзд и тех, у кого язычок длинный, таких, как Хобот. А на приличных мальчиков с серьёзными намерениями — внимания не обращают. А когда ветренные Хоботы их бросают, то начинают лить крокодиловы слёзы, будто даже не предполагали, чем всё закончится…» — женскую логику Лёше было не понять. Он даже подозревал, что понимание этой логики недоступно самим девочкам. «Такие вот они противоречивые: полная башка сюжетов из женских романов и прекрасных принцев, каша-малаша в голове, чего с них взять», — Лёша удовлетворённо хмыкал, чувствуя своё моральное превосходство.

С родителями советоваться по этому поводу не было смысла. Они не понимали толк в женской красоте и любви с первого взгляда. Родители считали верхом совершенства тех дам, которые своё свободное время посвящали всяким глупостям: от изучения теории художественного постмодернизма, до заучивания стихов и вышивания крестиком.

Девушка должна быть:

1. Внешне привлекательна (внешний вид должен мужчине нравиться, и это — не обсуждается!);

2. Иметь добрый характер (ведь всем известно, сколько бультерьеров скрывается под привлекательной внешностью);

3. Относиться серьёзно к личным отношениям со своим парнем (ведь симпатичная и добрая девушка может оказаться гулящей натурой, а это — абсолютно недопустимо!).

Три составляющие лёшиной мечты об идеальной девушке сформулировались у него в голове. Вертихвосток с накрашенными глазами, типа Наташи Крыловой и её старшей подруги из 8 класса, Марины Тафинцевой — он на дух не переносил.

 

Комментарий от автора

Со временем, Лёша обнаружил четвёртое определение женской красоты; пожалуй самое ГЛАВНОЕ, место которому под номером один: перво-наперво, у девушки должна быть красивая походка, как это не покажется вам странным. Девушка (женщина), идущая походкой благородной пантеры, ступая грациозно и мягко — достойна внимания и желания, невзирая на красоту лица и другие внешние недостатки. Это удивительное открытие стало аксиомой для автора книги, обобщившему свои наблюдения за несколько десятилетий жизни.

Аристократичную женщину и женщину из низших социальных слоёв общества — всегда можно различить по походке, по взгляду, по мелким деталям общения… Одежда здесь — не имеет решающего значения: аристократку видно даже сквозь прикид из «Second hand», а быдло: хоть одень его в шмотки от Christian Dior — так останется быдлом.

Походка дамы — это первая (и главная) оценочная характеристика. Без красивой походки, всё остальное теряет смысл. Возможно для кого-то, этот факт и станет открытием, но от этого, он не потеряет своей непреложности.

Женщина-аристократ: изящно одетая, но без роскоши (роскошь — это признак дурного вкуса); сдержанная; горделивая и знающая себе цену — она притягивает взгляды мужчин; она любима и желанна в любом возрасте — как английская леди…

Всегда помните об этом.

Со временем, Лёша всё же надеялся обратить на себя внимание привлекательной девушки, убедиться в её добром характере и порядочности, а затем посвятить ей свою жизнь. Трудновыполнимый план был лучше отсутствия какого-либо плана, дело оставалось за малым: за реализацией.

«Я очень серьёзно отношусь к любви, — утвердительно констатировал он. — Я никогда не буду иметь никаких отношений с проститутками. Женщины, продающие своё тело любому похотливому уроду — это абсолютное зло».

Забегая вперёд, следует отметить, что эту свою твёрдую жизненную позицию, Лёша сохранил навсегда.

Лёша вернулся к мыслям о Новом Годе.

В школе, вовсю шли приготовления, а девчонки-активистки, под руководством Леонида Абрамовича, собирались после уроков и что-то там репетировали; клеили на окна бумажные снежинки и подвешивали блестящие «дождики» на потолок. Разве что на рисованного рыцаря в доспехах, находящегося на задней стене кабинета истории — ничего не налепили… Лёша мысленно представил снежинку, налепленную на причинное место средневекового рыцаря и, после этого, долго веселился над своими фантазиями…

Общего праздника для всей параллели семиклассников решено было не проводить. Каждый класс праздновал сам по себе.

Торжественный классный час, предполагающий поздравления и викторину, был назначен на 30 декабря.

За неделю до праздника, мальчики тоже устроили своё собрание: речь шла о горячительных напитках.

— Витя, — вкрадчиво обратился Вова Артюшкин к Рыче. — Твой брат, Рычагов, какое вино предпочитает?

— «Агдам», портвейн белый, 2 рубля 12 копеек за флакон 0,7 л, — ещё не въехав в то, что от него хотят, с готовностью выдал Рыча.

— Общественность тебе поручает комсомольское задание. Ты ведь уже подал заявление в комсомол? — язвительно продолжил Вова. — Ты должен организовать напитки на праздничный стол, как старший товарищ. Вот деньги. Он кивнул Лёше.

Общественный казначей Лёша вручил опешевшему от неожиданности, старшему товарищу и наполовину комсомольцу Рыче сумму, эквивалентную трём бутылкам Агдама.

Никита и Кыпа поочерёдно предупредили его о перечне репрессивных мер, возможных в случае утраты денежных знаков, и Рыча понуро удалился выполнять поручение.

Его брат, Гена Рычагов был старше Вити на 6 лет и славился всякими неожиданными закидонами. С братаном, у Рычи были не самые тёплые отношения. Но другого выхода не было.

— Ну что, где поляну раскатаем? — радостно поинтересовался Саша Романов, житель дома с магазином «Спорттовары» на первом этаже, лишь недавно примкнувший к коллективу любителей запретных удовольствий и уже начавшему привыкать к быстрому решению возникающих проблем.

Однако, на этот раз, вариантов не было. Существовала серьёзная неопределённость с местом принятия внутрь спиртных напитков, связанная с зимним временем года и отсутствием безлюдных помещений. В итоге, проблему оставили на потом.

В предпоследний день, так и не приняв решения, мальчики распределили доставленные Рычей бутылки по группам товарищей.

Группировки сложились в классе стихийно. Никита (Никитин), несмотря на хорошие отношения с Лёшей, водил тесную дружбу с Юрой Седых и Сашей Романовым. Сам Лёша — дружил с Вовой Артюшкиным, Васей Ерменковым и Сашей Двойниковым. Лёва Шлыков — с Кыпой, Рычей и Чаликом (Сашей Чаловым).

В лёшином 7 «В» классе было 35 учеников: 17 мальчиков и 18 девочек.

Хобот, не тяготел ни к кому. Как и все прохвосты, он вертелся в общем пространстве, предлагая свою дружбу лишь отдельным представительницам женского пола. В предпраздничные дни он усиленно обхаживал обворожительную Лену Беляеву, девочку с модельной внешностью, короткой юбочкой и пухлыми губками. По этой причине, Хобот, такие волнующие мальчиков предпраздничные алкогольные проблемы нагло проигнорировал.

 

У Кыпы дома

Утром 30 декабря 1977 года, Лёша с Вовой Артюшкиным явились домой к Кыпе. Кыпа жил в трёхкомнатной квартире, на втором этаже пятиэтажки, справа примыкающей к магазину «Дары Природы». В этой квартире он имел личную отдельную комнату, из-за чего ему все завидовали. Жилья в городе катастрофически не хватало и своя комната была, пожалуй, только у Саши Двойникова.

Своё прозвище «Кыпа», Сергей получил от фамилии Зацепурин. Как и в случае с Хоботом, его фамилию друзья сначала сократили до краткой формы — Зацеп, потом, до ещё более краткой формы — Цыпа, а в итоге — и вовсе перефразировали в Кыпу.

Прямо с порога квартиры Лёша почувствовал запах алкоголя. Выяснив, что кыпина мать ушла по делам и жилплощадь временно пустует, он поинтересовался:

— Чем это пьяненьким у вас тут попахивает?

— Ничем, наверное предки чего-то разлили. Неделю уже пахнет, — с безразличным видом ответил Кыпа.

Лёша удивился его наивности: запах был свежий, а длинный лёшин нос имел потрясающую чувствительность к разным запахам.

— А ну, давай-ка лучше поищем источник, — настоял он.

Кыпа пожал плечами и неопределённо махнул рукой в сторону комнат. Начался коллективный досмотр помещений. Двадцатилитровая банка с брагой нашлась в родительской спальне, в шкафу, под ворохом мятого белья.

— Много я в жизни видел простачков, но такого чилийского лошка — вижу впервые, — Лёша довольно потирал руки. Его глаза вожделённо смотрели на бутыль.

— Неси стаканы, кроила, — приказал он.

Мутная жидкость белого цвета, своим внешним видом напоминала молоко.

«Можно и на уроках пить без всякого палева. Типа кушать хочется, вот и пьём молоко из молочной бутылки с широким горлышком», — прикинул он один из вариантов.

«Надо будет освоить технологию: в Большой Советской Энциклопедии описание точно должно быть. В крайнем случае — в Горьковской библиотеке поищем», — он вспомнил про свой читательский билет в ящике письменного стола и бесконечные каталоги с названиями имеющихся в библиотеке пары миллионов книг.

Выпив по стаканчику за удачное начало праздника и разбавив оставшуюся брагу водопроводной водой, друзья, прихватив с собой бутылку Агдама, отправились в школу.

Перед выходом из квартиры они не выдержали и выпили ещё по полстаканчика из этой же бутыли, в результате чего их координация движений немного нарушилась.

— Как хорошо на свете жить, — произнёс Вова Артюшкин, вразвалочку шагая по хрустящему снегу.

— А хорошо жить — ещё лучше. Как мы их всех обставили, слюнями захлебнутся от зависти, — подтвердил Кыпа. От морозного воздуха, его лицо стало похоже на помидор астраханской породы.

— Вы там потише будьте, в школе. Нам засветка не к чему. На заднюю парту и дышите через раз, — попытался взять ситуацию под контроль Лёша.

— Да ладно, мы там ничем от других отличаться не будем, скажем что на горке катались, вот и весёлые такие, — начал проявлять непокорность Вова Артюшкин. Его свободомыслие Лёше не понравилось.

— Если что, то я вас не знаю, — сердито буркнул он и ногой открыл школьную дверь. Друзья ввалились в помещение школы.

Открытый классный час начался с раздвигания парт и расстановки дополнительных стульев. 35 учеников, плюс 8 членов родительского комитета, плюс Леонид Абрамович…, людей набилось — как сельдей в известную всем бочку.

Кабинет истории, украшенный гирляндами и снежинками, принял самый торжественный праздничный облик. Даже без украшений кабинет выглядел очень достойно. Задняя стена помещения была разрисована масляной краской, неизвестным Лёше художником и изображла рыцаря в полный рост: с мечом, щитом и грозным выражением лица, типа «всех порву!».

Внешний вид у лёшиных друзей и, почему-то, у Крылухи, которая не участвовала в мужской попойке, также отличался от обычного. «Как-то глаза у народа блестят неправильно, да ещё руками размахивают во время разговора. Не к добру это», — заметил про себя Лёша.

К началу торжества, они с друзьями успели «приговорить» Агдам в курилке и, зашвырнув пустую бутылку в окно, вернуться в класс. В голове заметно туманилось. Лёша уселся в дальнем углу, рядом со шваброй, прислонённой к стенке и приготовился к зрелищу.

У доски, увешанной поздравлениями и загадками к викторине, по очереди выступали: родители, Леонид Абрамович и девочки-активистки. Толпа зрителей довольно гудела и подскакивала с мест в напряжённые моменты, отвечая на загадки.

Лёша долго крепился, наблюдая из своего угла за праздничным действом. Его организм мужественно боролся со сном, который так некстати начал одолевать Лёшу. Во всём была виновата неимоверная жара в помещении и двойные штаны, одетые по случаю морозной погоды. В какой-то момент, во время раскачивания по сторонам, на Лёшу упала швабра, которую ему пришлось взять в руки и опереться на неё, как на посох. Во время хорового исполнения новогодней песни Лёше удалось немного поспать, после чего он вновь почувствовал себя бодро и оживился.

Вроде бы никто ничего не заметил: Лёша осторожно оглянулся по сторонам и успокоился. «Вот какое большое значение имеет 5-минутный сон! Я снова в форме и могу скакать кузнечиком ничуть не хуже остальных», — подумал он.

Всё шло прекрасно. Ученикам вручили дневники, подарки с конфетами и приглашения на районную «Ёлку» во дворец Свердлова, во время зимних каникул.

«За что я люблю Новый год — так это за вкусные подарки, — думал Лёша, смакуя 20-ти граммовую шоколадку «Алёнка». — И за веселье! Надо будет во дворце Свердлова дымовую шашку народу продемонстрировать, повеселимся. Будем ползать там, как ёжики в тумане», — вспомнил он название популярного мультфильма. Смесь для дымовой шашки состояла из калийной селитры и сахара, с добавлением соды на финальном этапе; она была недавно испытана во дворе и произвела на Лёшу неизгладимое впечатление.

«Кто же это Крылуху напоил? — он внезапно вспомнил неадекватное поведение одноклассницы в начале торжества. — Никита такой жмот, что снега зимой не выпросишь, остальные — тоже далеко не альтруисты, нет, это она сама где-то набралась», — заключил Лёша.

Он конечно не думал, что Крылуха замахнула сто грамм, прячась от мамы в спальне под одеялом. Одиночный алкоголизм в тринадцатилетнем возрасте не встречается. Скорее всего, тут были замешаны Наташины подруги.

Крылуха имела довольно специфических подруг: все они были из старших классов и выглядели весьма вызывающе. Куда смотрят Наташины родители Лёше было непонятно. «Куклы потрёпанные, из комиссионного магазина», — сформулировал Лёша своё отношение к данному типу девочек и довольный потопал домой, прижимая к телу коробку с новогодними угощениями.

 

Зимние каникулы. Январь 1978 года

Начало зимних каникул запомнилось Лёше сильными морозами. В новогоднюю ночь 1977–1978 г. столбик термометра опустился до температуры — 30° С. Зябко блин…

Выйдя на улицу, Лёша был поражён тишиной: ни тебе пьяных песен, ни музыки, вообще ничего. Редкие прохожие двигались какими-то мелкими перебежками, нелепо придерживая руками отмерзающие носы и другие части тела.

«Вот и праздник, а где же клоуны?» — задал себе риторический вопрос Лёша: он прошёлся два квартала вдоль улицы и как все, вприпрыжку, побежал обратно.

«Дома, хоть салаты поесть можно, — мысль о еде его немного согрела. — Ещё пять минут на улице и сам станешь салатом. «Тушканчик свежезамороженный», — пришло в голову подходящее название блюда. — В валенках», — добавил он подходя к дому.

Наконец, дверь в подъезд закрылась за Лёшиной спиной. Настроение улучшилось.

«Чтобы почувствовать себя счастливым, иногда достаточно попасть в некомфортные условия, а потом вернуться в обычное состояние», — думал он, поднимаясь по лесенкам на четвёртый этаж…

Дома, под ёлкой, Лёшу уже ждал новогодний подарок. Развернув яркую обёртку, он обнаружил внутри коробку с конфетами и электронную микросхему «К2ЖА372» оранжевого цвета, похожую на насекомое-сороконожку.

Эту микросхему Лёша недавно заказал папе, у которого на работе, в научно-исследовательском институте, был склад с дефицитными радиодеталями. Одна микросхема, в кругу научных сотрудников, была эквивалентом одной бутылки водки.

Коллектив инженеров-электронщиков (с первого этажа левого корпуса), пользуясь отсутствием надлежащего контроля, уже давно втихую попивал алкоголь, не отходя от рабочего места. Да ещё, этот спирт, выделяемый на протирку вычислительных машин…

Он употреблялся внутрь в слегка разбавленном виде. Не чурались научные сотрудники и прочих алкогольных напитков, списывая радиодетали со склада на производственные нужды и обменивая их потом на водку.

Лёшин папа не пил и не одобрял поведение коллег, но другого способа получения микросхем, чем натуральный обмен на пойло, по-видимому не существовало. Тяга сына к радиолюбительству толкнула папу на криминал.

«Бедный коммунист, наверное, после незаконной сделки, он неделю не спал; всё угрызениями совести мучился. Интересно, снился ему или нет дедушка Ленин, грозящий пальцем и произносящий свою знаменитую фразу: «Здесь, батенька, Вы неправы», — внезапно подумал Лёша.

«Теперь, будет чем на каникулах заняться», — Лёша достал листок со схемой мини-радиоприёмника и довольно потёр руки.

Радиолюбительством Лёша занимался с большой охотой, его всегда впечатлял конечный результат, когда из кучи железок, спаянных определённым образом, получалось что-нибудь поюще-говорящее. В соседнем доме жил ещё один радиолюбитель, с идентичной изобретателю радио фамилией Попов. Саша был известным хвастуном и балаболом, но прикладное значение одного из его изделий, не давало Лёше покоя.

Саша Попов, из пульта для радиоуправляемой машинки, смастерил карманный радиопередатчик. Передатчик работал в радиусе 15 метров, что в принципе, позволяло транслировать из школьного коридора подсказки человеку, сдающему экзамен в классном кабинете. Данное устройство — было пределом мечтаний Лёши, как и многих других советских учащихся.

У самого Саши, экзамены за 8 класс были уже не за горами и он усиленно работал паяльником, создавая, в пару радиопередатчику, радиоприёмник карманного размера. Причёски обоих приятелей позволяли легко спрятать в ухе микронаушник, закрыв его сверху волосами. Провод от наушника планировалось закрепить внутри волос с помощью женских заколок и, за воротом пиджака, пропустить его в карман с приёмником. Работа у Саши продвигалась медленно, он искал то одну деталь, то другую, то переделывал антенну.

Бывать в гостях у однофамильца изобретателя радио Лёша не любил. В поповской квартире, на 2-м этаже пятиэтажки напротив, жили клопы. Одолжив однажды у Саши электрический удлинитель, он обнаружил в розетке целый выводок этих мерзких насекомых. От удлинителя пахло клопами. В сашиной квартире тоже. В связи с этим, Лёша не общался со своим знакомым без крайней на то необходимости.

Лёша был созидательной натурой.

В то же время, его окружало великое множество приятелей-бездельников. Их времяпровождение Лёша не понимал. Одни подростки, с утра до вечера слонялись во дворе, другие сплетничали по телефону или в гостях друг у друга, третьи любили плотно поесть, а затем посмотреть по телевизору неважно что. Бездельников было много и заниматься созидательным творчеством никто из них не любил.

«Пустозвоны… и звать их никак», — думал он.

«Никакой пользы обществу от этих прожигателей свободного времени, нет и никогда не будет. Польза бывает только от тех, кто что-то создаёт».

«Может быть, повзрослев, эти люди изменятся? Трудно сказать заранее. Кто-то ведь должен работать, а не только голубей гонять?».

Лёша подумал про свою маму-учительницу: «Она ведь вкладывает в мозги детей знание английского языка. Значит создаёт».

Подумал и про папу, бывшего военного: «Кто-то ведь должен охранять покой страны, где работают создающие блага люди», — к профессии военного, он тоже относился с глубоким уважением.

Сам Лёша, любил делать что-нибудь своими руками.

Дома он научился жарить картошку. Нельзя сказать, что целью приготовления блюда было желание поесть, совсем нет.

Ему нравился сам процесс, когда невзрачные клубни, нарезанные на водянистые дольки, начинали превращаться в хрустящие ломтики деликатеса, наполняя ароматом не только лёшину квартиру, но и весь подъезд 5-ти этажного дома.

«Сейчас, все 14 соседских квартир слюнями давятся», — думал он, преворачивая на сковороде поджаристый слой картошки. Свою квартиру Лёша в расчёт не брал. «Буду давиться слюнями, когда помидорки положу», — осенние заготовки томатов скрашивали семейный стол Корешиных всю зиму.

«Особенно Рыжик завидует. У него нюх развит», — вспомнил он.

Рыжиком, звали небольшую собачку лисьего окраса с неестественно огромными ушами, обитавшую в подъезде, на коврике одной из квартир второго этажа. Рыжик яростно охранял свою территорию обитания, облаивая всех входящих в подъезд людей. «Как они там, на втором этаже живут? За одинарными фанерными дверями?», — Лёша удивлялся железной выдержке жильцов второго этажа. «Рыжик ведь, он и по ночам гавкает, и утром тоже..», — недоумевал Лёша.

Дело было в том, что Рыжика ЛЮБИЛИ. В те далёкие времена, граждане СССР обладали совершенно невероятной сплочённостью и толерантностью.

Это сейчас, в современное время, каждый любит только себя и свою личную собаку. Это сегодня, услышав из-за двойных бронированных дверей лай дворового пса в подъезде, мешающий им смотреть телевизор, жильцы без раздумий и угрызений совести, вызовут живодёрню, чтобы безобидную и смешную собачку увезли с билетом в один конец… Люди изменились, и не в лучшую сторону.

А тогда, лёшины соседи по подъезду, подкармливали пса и улыбались ему открытой улыбкой. Рыжик вставал на задние лапы и радостно вилял хвостом.

В минувшие времена жители дома могли совершенно спокойно прийти к другим жителям в гости, без приглашения и без особой причины.

Лёша вспоминал, как тётя Ида, соседка с 3-го этажа, приходила к ним на кухню, доставала из портсигара папиросу Беломор и спокойно закуривала, наслаждаясь разговором за чашечкой чая.

Помнил он и о том, как весь подъезд переживал, когда дочь тёти Иды, Леночка, рожала ребёнка в домашних условиях, под надзором вызванной бригады Скорой помощи.

Это было время всеобщего доверия и уважения. В газетах, Лёша читал про западные страны, где люди совершенно по-другому относятся друг к другу.

«Чтобы прийти в гости, нужно позвонить заранее. И даже, не столько поставить хозяев в известность, сколько нужно получить от них приглашение», — читал он правила хорошего тона в США.

«И детей своих, они выпинывают из родительского дома, как только у них наступает совершеннолетие», — по лёшиному мнению — это была совершенная дикость.

«Что там, за бугром, вообще за хрень творится? Может быть врут советские газеты?», — правду было узнать невозможно даже из газеты «Правда».

«Не может быть, чтобы люди специально гадили друг другу… И радовались сделанной гадости… Звонили в полицию, при виде курящего в неположенном месте соседа, либо неправильно припарковавшего свою машину, — думал Лёша. — Это невозможно, так как все люди — братья».

«Стучать на соседа — это подло. Да и с каким видом, потом с соседом будешь здороваться?» — с человеческой подлостью Лёша до сих пор не сталкивался и считал всех окружающих изначально порядочными людьми.

Зимние каникулы радовали Лёшу.

Во время каникул, созидательная деятельность ребёнка с паяльником в руках произвела на родителей самое благоприятное впечатление. Они бесшумно ходили по квартире, переговариваясь шёпотом и радуясь за сына. Лёшу даже, несколько раз, силой выгоняли на улицу, чтобы проветрить помещение от едкого запаха канифоли.

В результате ударной работы, мини-радиоприёмник был создан и упакован в пластмассовую мыльницу. Мелодичной трелью, каждые полчаса, из мыльницы раздавались позывные радиостанции «Маяк».

«Ни у кого такого радио нет!», — удовлетворённо думал Лёша. И он был прав. В 1978 году, самые продвинутые транзисторные радиоприёмники напоминали размерами увесистый том «Большой Советской Энциклопедии» и не содержали в себе микросхем.

Новогодняя «Ёлка» во дворце Свердлова проводилась для учащихся всех школ Свердловского района.

Отдельно, свой праздник отмечали школьники из младших, средних и старших классов. Лёша относился к средним классам.

Для старшеклассников, как слышал Лёша, вместо хороводов вокруг ёлки устраивались дискотеки со светомузыкой.

«На следующий год, точно будет круто!» — думал Лёша, без интереса наблюдая за тщетными попытками Деда Мороза зажечь ёлку. В центральном зале копошилась какая-то мелкая, не соответствующая Лёшиному возрасту публика. Ребята постарше, устав от приставаний упитанной Снегурочки и прочих затейников, сбежали с места событий и теперь дружно хохотали над анекдотами в курительной комнате со стеклянной стеной, ограждающей её от общего коридора.

В момент подхода Лёши, очередной рассказчик заканчивал очередной анекдот: «… представляете, Василий Петрович, — обратилась учительница к директору, — что сказал этот маленький хулиган, — она помотрела на Вовочку. — Ну и что он сказал? — спросил директор. — Он сказал дословно так: «А давайте за@уячим через потолок нарядную жёлтую ленточку… — Ну и что же Вы так расстроились, Вера Петровна, не нравится Вам жёлтая ленточка, за@уячьте красную…» — конец анекдота тонул в громовом хохоте семиклассников Свердловского района.

«Хорошо, что классных руководителей сюда не пригласили», — Лёша удовлетворённо отметил про себя отсутствие Юзефовича.

«Настоящий праздник — это когда: ни ментов, ни педагогов», — в окружающем пространстве также не наблюдалось и большинства его одноклассниц. Свобода действий без угрозы возникновения уголовно наказуемых последствий была открыта.

В огромного размера курительной комнате, предваряющей вход в мужской туалет и рассчитанной человек на сто, собрался народ со всего района, и даже из тех дворов, с которыми его друзья из «Огорода» традиционно враждовали.

«Вот эти парни — с «Зелёнки», а эти — с «Техаса», — Лёша выдёргивал из памяти места жительства тех или иных шапочных знакомых, из их общего Свердловского района города Перми.

«Похоже, бить сегодня никого не будут, ситуация спокойная», — сделав верное умозаключение, Лёша достал из кармана дымовую шашку.

— Все успели пописать? — спросил он, направляясь в туалетную комнату. Разговоры стихли и народ уставился на Лёшу.

— Сейчас будут новогодние чудеса, Вова поджигай, — обратился он к своему адьютанту Артюшкину. Тот, с достоинством чиркнул спичкой и поджёг запал из цепочки спичечных головок, засунутых внутрь шнурка от ботинок.

Толпа приготовилась к бегству.

— Не боись, подымит и всё, дворец Свердлова останется на месте, — успокоил Лёша и швырнул пакет, замотанный в алюминиевую фольгу в сторону унитазов.

Стена дыма, как майская гроза, стремительно начала надвигаться на зрителей, и те, не испытывая судьбу, мгновенно ретировались в вестибюль. Толпа наблюдателей стала быстро увеличиваться в размерах. Сквозь стеклянную стену курительной комнаты было видно, как помещение наполняет дым; как исчезают из видимости стулья и детали интерьера; как мелкие его струйки, весенними ручейками начинают просачиваться под дверь… Всё это зрелище вызвало всеобщее нездоровое возбуждение.

— Научи меня, друг, — один за другим начали подходить к Лёше восторженные зрители. Каждый из них хотел воспроизвести нечто подобное в своём узком кругу и поднять личный авторитет.

— Технология слишком сложная. При производстве можете взорваться и стать инвалидами, — важно отвечал страждущим Лёша. Инвалидами никто становиться не хотел: на Лёшу смотрели с завистью и восхищением, но с расспросами отстали.

— А теперь, все дружно идём на горках кататься. Пока шухера нет, — предложил он и толпа послушно потянулась в раздевалку. Быть в центре внимания Лёше было сказочно приятно.

Ледяные горки на площади у дворца Свердлова были лучшими в городе. «Сделал дело, можно и покататься», — стоя на верху горки, Лёша от души пнул ногой какого-то недотёпу на фанерке и понёсся вслед за ним в снежную кутерьму.

Всё хорошее когда-нибудь кончается, закончились и эти, полные ярких впечатлений зимние каникулы.

Открытием сезона стал для Лёши ледяной каток на стадионе «Динамо». Каток — являлся вечерним центром притяжения для большинства мальчиков из 9-й школы: на «Динамо» царил дух демократии.

Алла Пугачёва, через мощные динамики, каждый вечер исполняла свои знаменитые хиты: «Мага-недоучку», «Арлекина» и «Всемогущих королей». Видимо, теле-радиоэфир, заполненный Магомаевым, Вуячичем, Кобзоном, Зыкиной и Пьехой, обрыдл не только Лёше, но и руководству катка тоже. Про певца Вуячича даже ходила поговорка: имея в виду его глубокий грудной голос, люди с юмором говорили: «А сейчас придёт Вуячич и жопой песню про3,14здячит!».

Музыка на зимнем катке Лёшу радовала. Атмосфера праздника — тоже.

Непонятно было одно: куда делись все «правильные» ученики, ведь согласно логике, спокойное катание на свежем воздухе, да ещё и во время каникул — должно быть для них особенно привлекательно своей чистотой и непорочностью.

Удивительно, но это исторический факт: на катке упорно не появлялись отличники и девочки-активистки, так усердно готовившие новогоднюю викторину, рисовавшие стенгазеты и выполнявшие всевозможные комсомольские поручения. На зимнем катке принципиально отсутствовали лёшины одноклассницы: Голенкова, Маценко, Плешкова и даже вполне адекватная Таня Сурикова. Лёшино недоумение усиливал тот факт, что большая часть из них жила в пределах десятиминутной достягаемости катка. У Плитышки, гайдаевского Шурика, окна 5-го этажа, вообще выходили на каток.

«Наверное в запой ушёл Санчоус. В книжный. Интересно, а музыка за окном ему не мешает? А то поди: в санузел забился, с Лёвой Толстым напару», — Лёша ехидно оглядывал толпу катающихся, где отсутствовали, такие как Плитышка, «премудрые пискари».

Его мечта, Машка (Наташа Мошковская), жила в доме геологов, в полутора кварталах от катка и, как и все остальные «правильные ученики» — катание на коньках напрочь игнорировала.

Иногда, Лёша злился. Те вещи, которых нельзя было объяснить с точки зрения здравой логики — не укладывались в его модель восприятия мира и нервировали его своей непредсказуемостью.

«Как-то всё неправильно в жизни устроено, ведь должны же хоть в чём-то совпадать интересы «хороших» и «плохих» учеников, ан нет!» — размышлял Лёша, отдыхая на скамейке в зале для переодевания коньков. Ему так хотелось видеть на льду дам своего сердца, чтобы проявить к ним внимание и завоевать расположение, но видел он только вертлявую Крылуху, её непутёвых подруг и незнакомых девочек из других школ, подходить к которым он стеснялся.

На катке, не было даже Леночки Беляевой. «Видимо с Хоботом загуляла, — подумал Лёша, — Нашла себе говорливого петушка — золотого гребешка… Внешность — модельная, а мозги куринные».

Хобот на катке тоже не появлялся. У него всегда была своя «произвольная» программа.

Не зря же его дедушка был генералом милиции, который жил в Москве на Ленинском проспекте.

 

Второе полугодие. Январь 1978 года

Новое полугодие началось со смены расписания.

Теперь лёшин класс учился в первую смену, что означало раннюю побудку и плохое настроение, связанное с недосыпанием организма. Чтобы выспаться Лёше нужно было не менее 9÷10 часов.

Лёшин папа уверял, что всё это ему только кажется. Что человек привыкает ко всему, и что Наполеон, вообще, спал по 4 часа в сутки…

Но, к моменту неполных 14-ти лет, папин авторитет в глазах сына покачнулся: папиным монологам Лёша уже не верил. Да и как можно было продолжать ему верить после подставы с бассейном и непонимания особенностей его организма, закончившейся двумя пневмониями? После бесконечного восхваления компартии и самоотверженного труда её престарелых руководителей? После назойливых рекомендаций относительно дружбы с «серьёзными» девочками, без учёта их внешних данных? Воспитательные беседы и озвучиваемые папой логические выводы — всегда содержали какой-то смысловой подвох.

Лёша ложился в 23–30 и катастрофически не высыпался к 7-30. Наполеона он лично не знал и знать не желал. Одно ощущение было верным: первая смена — была в тягость.

Первый учебный день в новом полугодии не задался у Лёши с самого начала. Вроде бы не было ничего необычного: мама его вовремя разбудила, накормила яичницей и пожелала хорошего дня. Лёша, тяжело вздохнув, одел бежевое драповое пальто в клеточку, кроличью шапку-ушанку и отправился на учёбу.

Как грустен первый день учёбы: Лёша брёл, пиная грязный снег, неубранный, наверное, с прошлого года. На душе было тоскливо.

«Денег нет, счастья в личной жизни нет, вообще нихрена нет, — вздыхал Лёша. — Вот уснуть бы сейчас так, чтобы проснуться только летом. Ненавижу домашние задания, коммунистические субботники, уроки по физкультуре, а особенно Баландину — завуча по воспитательной работе!» — он вспомнил тучную фигуру и кровожадный взгляд главного школьного надзирателя. Лёша не без оснований полагал, что на орехи достаётся всем людям, которые имеют несчастье с ней контактировать.

Даже оптимист Юзефович, как-то необъяснимо менялся, побывав в кабинете у завуча.

«Завянет цветочек, сживёт его со света ведьма злобная», — Баландина была одержима жаждой власти и умудрялась смотреть свысока даже на почти двухметрового Леонида Абрамовича.

Лёша вспомнил высказывание Уинстона Черчилля про власть: «Власть — это наркотик. Кто попробовал его хоть раз — отравлен ею навсегда». Фраза уникально подходила к завучу Баландиной. По школе она ходила с видом директора и, наверное, в глубине души (хм-м-м…, насчёт души — не факт), мечтала подсидеть добрую и культурную Зинаиду Сергеевну Лурье, этим наркотиком не отравленную.

Школа встретила своего воспитанника привычным гомоном, толкотнёй в общей раздевалке и звоном трясучки. Лёша, наскоро пообщавшись с друзьями во время совместного перекура, немного успокоился и приготовился к получению знаний.

Внезапно, вместо ожидаемой литераторши, в класс ворвался Юзефович и направился прямо к Лёше. Глаза классного руководителя сердито сверкали, а бородка под нижней губой топорщилась вперед: ежовыми колючками. «Дурная примета, сейчас точно что-то будет», — констатировал Лёша и понуро опустил глаза в пол.

— Дневник давай, — Леонид Абрамович был немногословен.

Затихший класс перестал дышать. В гробовой тишине, преподаватель размашисто написал на чистой странице дневника которткую фразу: «Родители срочно вызываются в школу».

«Почему только я один? — Лёша быстро понял откуда дует ветер. Ветер дул со стороны новогоднего классного часа. — Пило пол-класса, а отдуваться мне?» — он потёр вспотевший лоб.

Как ни странно, в отношении Леонида Абрамовича злости не было.

«Кто же слил информацию? — ответа на этот вопрос Лёша не знал. — Всё-таки главное зло в жизни — это стукачи», — его настроение вновь испортилось. Домашние разборки намечались на завтра, а их отголоски, судя по прошлому опыту, будут тянуться ещё недели две.

«Хоть из дому беги», — пришедшая мысль была конечно же абсурдной.

Перед Лёшиными глазами возникли одичавшие рожи наголо-стриженных детей из «слепухи».

«Нет, только не это. Не мой стиль», — подумал он.

Делать было нечего: отмучившись учебный день, Лёша пошёл сдаваться родителям.

Подробности беседы с классным руководителем, сыну на следующий день поведал папа, ходивший на разбор полётов. Лёшин мирный сон со шваброй в руках во время празднования Нового Года, был конечно же замечен: как родительским комитетом, так и самим Леонидом Абрамовичем.

Оказывается, к этому моменту, виновного в пьянстве уже вовсю искали. На этот раз, роль предателя-стукача досталась спиртному запаху. Выпитое учениками класса количество вина создало в замкнутом пространстве кабинета истории атмосферу дешёвой пивнушки. Сивушные пары висели в воздухе и нервировали непьющих товарищей. Вот в такой ответственный момент Лёшу и угораздило заснуть.

«Что ж, и на старуху бывает непруха», — тут Лёша внезапно вспомнил, как он поучал методам конспирации Кыпу с Вовой Артюшкиным, перед заходом в школу… Ему стало досадно.

Члены родительского комитета, оставшиеся в тот злополучный день на послепраздничную уборку помещения, потребовали от классного руководителя немедленной расправы с нарушителем. Некоторые горячие головы предлагали даже исключить хулигана из школы, чтобы другим неповадно было. В том, что карательные меры были приняты весьма щадящие, Лёша должен был благодарить свои хорошие оценки, порядочных родителей и лично Леонида Абрамовича.

Классный руководитель тактично не стал выносить сор из избы, заручившись обещанием Лёши больше в стенах родной школы такого не допускать.

Неприятности неприятностями, но жизнь продолжалась и круговорот: школа-дом-двор-каток-друзья, вновь закружил Лёшу в своём нескончаемом танце событий.

Очередным его увлечением стал магнитофон. Катушечный аппарат «Яуза-206», весом восемь килограммов, был куплен в ЦУМе за сумашедшие деньги (215 руб.), составляющих полторы папиных месячных зарплаты.

Магнитофоны в СССР были в страшном дефиците. Достаточно сказать, что их не было практически ни у кого из лёшиных друзей, за исключением Саши Двойникова, который имел магнитофонную приставку «Нота», без встроенного усилителя и динамиков, компенсируемых «вертушкой» «Аккорд» с мощными колонками, через которые и подключали «Ноту».

Новый лёшин магнитофон был настоящим чудом, и это чудо могло записывать на невзрачную рыжую ленту всё, что заблагорассудится.

«Я имею свободу выбора, блин!» — Лёша физически почувствовал павшие оковы и размечтался.

Пределом Лёшиных мечтаний были песни Высоцкого и Пугачёвой, а также смешные куплеты про евреев, неизвестного исполнителя, впервые услышанные пару лет назад у Бочкарика.

Бочкариком звали Сашу Бочкарёва из выпускного класса лёшиной мамы. Однажды, вместе с мамой, Лёша зашёл к нему домой по учебным делам. Вдруг, из-за маминой спины, Лёша услышал совершенно немыслимую по тем временам песню: из открытой двери боковой комнаты, под бодрую гитарную аранжировку, звучал задорный припев: «Евреи, евреи, кругом одни евреи…». Песня запала в душу.

«Вошёл в трамвай антисемит: слева жид и справа жид, — крутился в голове один из десятков куплетов назойливой песни. — …себя в жопу целовать, чем еврея объ-бать…», — неслось вдогон.

«Переверну земной шар, но найду того, кто эту гадость про евреев исполняет», — пообещал он себе.

 

Воспоминания из будущего времени

….Уже в начале двухтысячных, автор-исполнитель той самой «гадкой» песни про евреев, Константин Беляев, стал лучшим другом взрослого Лёши. Константин Николаевич звонил Лёше на сотовый телефон в любой момент. Бывало, что звонки друга поступали к Лёше в Геленджик или Нижневартовск, в зависимости от того, был он на отдыхе или в командировке. Сам Лёша, бывая в столице ежемесячно, всегда находил время встретиться с кумиром молодости.

Друг Костя жил в маленькой квартирке рядом со знаменитой «Горбушкой» на Кутузовском. Исполняя шансон, он обожал джаз и имел огромную коллекцию джазовых исполнителей. В материальном плане, лёшин друг был не очень богатым человеком…

Следует отметить, что таких почитателей, как Лёша, у Константина Николаевича был миллион. Но дружба не возникает на пустом месте…

Когда Костя собирался на гастроли, он обычно звонил Лёше и слёзно просил предоставить ему микроавтобус «Мерседес», для разъездов его группы с аппаратурой.

— Не на Газели же ехать, — печальным голосом сообщал певец. — Да и там платить надо, а ты всё-таки друг. Друзья помогают…

Лёша послушно кивал головой и его московский экспедитор, Владимир Просвиркин из подмосковных Мытищ, бесплатно вёз шансонье Беляева на заработки в Тулу, Клин или Тверь. Друг Костя работал до последнего дня своей жизни…

Жаль, что жизнь скоротечна. 20 февраля 2009 года, у Константина Николаевича Беляева случился сердечный приступ и его не стало. В память о друге остались лишь компакт-диски и журналы с автографами певца, да мегабайты цифровых записей на жёстком диске.

Но это всё будет потом…

«Надо будет Кыпу записать, лихо он на гитаре научился бренчать. Особено — песню про Али-Бабу, живущего в Стамбуле», — вспомнил Лёша хит Кыпиного репертуара. «Али-Баба, ты посмотри, какая женщина-а-а…», — проникновенно пел Кыпа. Получалось клёво.

«Ведь может, когда захочет», — в школе, Кыпа учился на тройки и двойки, что отнюдь не являлось свидетельством его умственных способностей. У Кыпы был талант, но лень была на первом месте.

С появлением магнитофона у Лёши появилась очередная мечта — научиться играть на гитаре. «Я буду распространять кыпино творчество, а он меня — обучать игре на гитаре», — созрела бартерная схема. Оставалось только уговорить самого Кыпу записать своё «творчество» на плёнку.

Загвоздка с Кыпой заключалась в его нежелании играть без восторженных зрителей. Как и всякий лентяй, он выкладывался только в том случае, если была возможность показать себя публике. Показывать себя магнитофону Кыпа не желал и записи дворового шансона было решено перенести на май.

Лёшины мысли вернулись к Алле Пугачёвой.

«А ведь у Двойникова дома есть катушка с концерта Пугачихи в Перми», — вспомнил он.

Олег Иванович, отец Саши Двойникова, водил дружбу с сильными мира сего: пил с партийными боссами водку и возил их на охоту на своих военных УАЗиках.

В день концерта Пугачёвой, Олег Иванович, сидя в директорской ложе пермского Цирка, в личной компании директора цирка Юрия Александровского и одного из секретарей обкома КПСС, сделал магнитофонную запись с концерта Аллочки, посетившей Пермь осенью 1977 года. Об этом факте Двойников успел похвастаться на катке, наматывая круги под песни любимой певицы.

Подхватив тяжеленный магнитофон, Лёша отправился в гости.

Поход к Саше Двойникову был удачным. Пока шла запись, друзья отлили стакан спирта из папиных запасов, состоящих из двух трёхлитровых банок, хранившихся в буфете на кухне. Убытие спирта в банке было восполнено водопроводной водой, а добытый спирт — разбавлен смородиновым вареньем и удачно выпит. В качестве дополнения, друзья похитили из буфета пачку Беломора из высоченной папиросной стопки. В голове зашумело, настроение поднялось. «Приду домой, лягу поспать до 18–00, всё выветрится», — созрел в голове план для сокрытия преступления.

Перезаписывание Пугачёвой было продолжено в клубах табачного дыма. Курили прямо в детской комнате.

— Когда предки придут, я успею всё проветрить, — уверенно заявил Саша.

Запах табака являлся естественным для сашиной квартиры. Папа ленился ходить на лоджию и курил Беломор прямо на кухне, либо в большой комнате, развалившись на югославском диване перед цветным телевизором.

Друзья ещё немного потрепались ни о чём, и через час, Лёша ушёл домой: счастливый и не очень трезвый. Остаток дня прошёл гладко и без осложнений.

Полученная запись Пугачёвой содержала: как известные хиты, так и совсем неизвестные публике песни, типа: «Лодочка плывёт, а рядом бережок. Не пришёл ко мне любимый мой дружок…».

Убогость гастрольной музыкальной оранжировки компенсировал великолепный голос артистки.

«Надо же, ни одной отстойной коммунистической песни! — удивлялся Лёша. — Кто же ей репертуар согласовывал?». Он бережно спрятал магнитофонную катушку с записью в книжный шкаф.

«Раритет, блин» — подумал он про себя.

 

Из прошлых воспоминаний: Саша Двойников

Саша Двойников появился в лёшиной школе в конце 5-го класса. Валентина Михайловна Фалавеева, классная руководительница 5 «В», лично представила одноклассникам — не в меру упитанного, стеснительного и напуганного всеобщим вниманием мальчика. Его толстые щёки были похожи на щёки хомяка, торчащие «из-за ушей».

— Это Саша Двойников, он приехал в наш город с Новой Земли, — произнесла она в качестве вступления. — Будет учиться в нашем классе.

Сам Саша, не зная куда деться от тридцати шести пар оценивающих его глаз (в пятом лёшином классе и без Двойникова, было уже 36 человек — на двух больше, чем в 7 классе), неуклюже переминался с ноги на ногу, вцепившись руками в потрёпанный портфель рыжего цвета.

— Можешь садиться.

Саша проворно переместился на свободное место, расположенное на последней парте, рядом с Таней Немтыревой, и облегчённо плюхнулся за парту. Его соседка по парте, Таня, была крайне невыразительной личностью: Лёша даже затруднялся дать ей точную характеристику. Молчаливая троечница, Таня не имела никаких отличительных черт, и порой, Лёше казалось, что в случае её длительного отсутствия, этого факта никто бы не заметил.

Напротив, новый ученик, Лёшу весьма заинтересовал. Подойдя на перемене, он первым делом спросил, что тот делал в этой тьмутаракане — Новой Земле.

— Отец военнослужащий, его часть в Пермь перевели, всё просто, — ответил Саша.

За один урок, новый ученик уже успел освоиться, став более раскованным и общительным.

— Здесь всё хорошо, только я вашего города не знаю. Может быть рядом со мной кто-нибудь из класса живёт?

По стечению обстоятельств, рядом с Двойниковым жил только сам Лёша. Его дом находился в четырёх троллейбусных остановках от школы, а Сашин — в пяти. Домой они ехали уже вместе.

Сашин отец оказался полковником, командиром части морской авиации.

Что морская авиация собралась делать в Перми, Саша не знал. По-видимому, военную часть перевели поближе к цивилизации, чтобы сохранить дисциплину, так сказать — под присмотр начальства. На Новой Земле, после международного запрета на наземные испытания ядерного оружия, делать стало совершенно нечего.

По сашиным рассказам, офицеры на Новой Земле, всю полярную ночь маялись бездельем, глуша казёный спирт, закусывая его дефицитной тушёнкой, а летом, в полярный день, устраивали «вертолётные сафари» на уток и гусей, с ружьями и автоматами Калашникова. Солдаты-срочники, в свободное от караулов время, безвылазно сидели в казарме, развлекаясь чифиром, бренчанием на гитаре и художественной татуировкой на теле.

Офицерские дети вели малоподвижный образ жизни, имея при этом усиленное питание, что приводило к массовому ожирению подрастающего поколения.

Ситуация была знакомая. Лёшина мама-учительница рассказывала, что «северные дети» приезжают в Пермь маленькими и толстыми, но очень быстро худеют и вытягиваются в рост.

Лёша надеялся, что его новый друг тоже похудеет и вырастет, и он не ошибся.

В седьмом классе, Саша Двойников, внезапно вырос до 180 сантиметров. Слой жира на его щеках почти исчез. Одноклассники заметно реже стали его подкалывать и заняли выжидательную позицию. Сам Саша, тоже не особо жаловал своих одноклассников, относившихся к нему снисходительно-демонстративно весь прошлый год. Всех, кроме Лёши.

В седьмом классе, Саша Двойников, постепенно стал лёшиным другом № 1.

Лёша впомнил, как он первый раз попал к Двойникову в гости. Событие случилось в начале этого учебного года.

Сашина трёхкомнатная квартира, располагалась на 4 этаже пятиэтажного дома по ул. Крисанова 7. До этого момента Лёша никогда не видел такого уровня комфорта в городских домах: видимо здание было построено по спецпроекту, для большого начальства. В этом доме всё было устроено не так как у всех.

Лёша вспомнил, как у себя дома, он, вместе с другими жителями двора, бегал выбрасывать мусор в машину-мусоровоз, ежедневно приезжающюю к восьми вечера. Иногда машина опаздывала или вообще не приходила, что создавало одну из многих, досаждающих Лёше бытовых проблем.

Другой проблемой была плохая звукоизоляция. Фанерная входная дверь совершенно не задерживала звуки, идущие из подъезда. Лай Рыжика и топот ног по лестнице слышали: как лёшина семья, так и все остальные квартиры. Другие шумы, вроде храпа, пука, либо ора соседей во время бытовых конфликтов — доносились дословно, сквозь стены и перекрытия.

Так жил сам Лёша, жили все его друзья и одноклассники… А некоторые, жили ещё хуже: кто-то — в одной комнате с родителями, другие — в коммунальных квартирах, с одним на всех туалетом; этим и объясняется тот шок, который испытал Лёша, перешагнув порог Сашиного подъезда.

В пятиэтажке был мусоропровод. Окрашенная зелёной масляной краской труба, с аккуратными лючками, произвела на Лёшу сильное впечатление. Вторым потрясением, была двойная дубовая дверь, а когда, открыв её, Саша по телефону снял квартиру с пульта охраны, Лёша уже был близок к обмороку.

«Настоящая пещера Алладина», — думал он, осматривая шкуру белого медведя, лежащую в качестве коврика посредине девятиметровой прихожей и любуясь на своё отражение в громадном зеркале. В квартире пахло дорогим парфюмом. Паркетный пол матово отливал редкими сортами дерева, а из прихожей, в другие помещения вели шесть дверей. Саша по-хозяйски прошёл к одной из них и кивнул Лёше:

— Мой руки, сейчас посмотрим, что Риммка нам приготовила. Риммкой он называл свою маму — Римму Дмитриевну, ангела-хранителя и шеф-повара его семьи. Лёша, от избытка чувств находящийся как в тумане, проследовал за хозяином в помещение ванной комнаты.

— А где же унитаз? — удивился он. Никогда в жизни Лёша не видел санузла без унитаза. В комнате находилась только ванна с клеёнчатой шторкой и умывальник. Лёша отметил про себя, что мыться со шторкой, наверное гораздо приятнее, чем без неё.

«Додумался ведь кто-то: и брызги на пол не летят, и тряпку стелить не надо», — он озадаченно наморщил лоб.

— Унитаз в туалете, туалет рядом, — Саша просвещал своего друга с невозмутимым видом бывалого человека, будто там у него, на Новой Земле, всё это было привычно и доступно.

Действительно, открыв соседнюю с ванной дверь, Лёша обнаружил унитаз с пластмассовой крышкой. Сверху над ним — блестела полировкой дверца встроенного шкафа.

«А зачем унитазу крышка? — подумал он, вспомнив деревянный кружок у себя дома. — Наверное, чтобы молотки туда не падали». Драма с падением слесарного инструмента, расколовшего сантехнический прибор в квартире у одного лёшиного приятеля, оставила глубокий след в его памяти, а самого приятеля — на неделю, без комфортного отправления естественных потребностей.

«Мудрое приспособление — крышка унитаза», — мелькнула мысль.

Друзья прошли на кухню. Уютная кухня с большим холодильником и мягкими табуретками — сразу понравилась Лёше. Пока Саша разогревал на сковороде аппетитного вида котлетки, он открыл холодильник и осмотрел его содержимое. Вспоминая свои домашние продуктовые запасы, состоящие из пачки сливочного масла и трёх банок квашеной капусты, Лёша заворожённо смотрел на куски мяса, сыра, и ещё каких-то, несомненно сьедобных, но неизвестных ему продуктов.

— А что это у вас там в маленькой баночке? — несмотря на то, что Лёша успел прочитать этикетку, поверить в реальность он не мог.

— Чего-чего, икра красная, — буднично отозвался хозяин дома.

Красную икру Лёша видел в кинофильме «Иван Васильевич меняет профессию», а также слышал о её необыкновенном вкусе от родителей. Но, поскольку в магазинах она не продавалась и на семейных праздниках никем не выставлялась, поверить в её материальность он никак не мог.

— Откуда у вас всё это?

— Отец из обкомовского буфета таскает, там продуктов навалом и стоят они недорого — пояснил Саша.

«Так вот оно что: оказывается коммунизм, к которому нас ведёт родная партия и её Генеральный секретарь, уже давно построен. Правда, светлая жизнь ограничена стенами областного комитета Коммунистической партии и списком лиц, имеющих доступ к материальным благам! — Лёша почувствовал себя одураченным. Реальная ситуация стала для него открытием. — Значит не зря я плохо отношусь к этим демагогам с партийными билетами. Комсомольцев, стало быть — БАМ строить отправляют, в тайгу, а сами — в обкомовский буфет и, бочком-бочком — в свою пещеру Алладина, на персональной «Волге», — мысли понеслись со скоростью курьерского поезда.

Вслух однако, Лёша ничего не сказал, Саша ему нравился и никаких личных претензий к нему не было.

«Может быть и отец его, полковник, тоже приличный человек, во всём ведь проклятая идеология виновата и Система. Нет, с такой Системой — мы никогда лучше жить не станем. Всё Обком КПСС сожрёт», — и мгновение спустя, сообразив, что, в конечном счёте, от него ничего не зависит, Лёша прекратил размышления на эту тему.

Обед у Саши оказался отменным. Сначала котлетки «от Риммки», а затем, Лёша был удивлён вкусом мяса, отрезанного от огромного куска, вынутого из холодильника и обозванного хозяином дома словом «буженина».

«Конина — знаю, свинина… оленина… говядина — тоже знаю, что это ещё за буженина? Какое-то странное слово!», — размышлял Лёша, уплетая деликатес. Название зверя, из которого сделана буженина, Двойников тоже не знал.

— Буженина, да и всё тут! — поставил точку он.

После еды, Саша принялся показывать квартиру своему новому другу.

— Живут здесь три человека, я и родители, — объяснил Саша. — Здесь гостиная, в ней принимают гостей и смотрят телевизор.

Лёша, впервые в жизни увидел цветной телевизор. У телевизора был большой экран с перламутровым оттенком. Включив его, Лёша поразился достижениям науки: цветное изображение было подобием миниатюрного кинотеатра. Минут пять он смотрел на ведущего какой-то нудной передачи, оценивая телевизор, затем выразив своё восхищение, он двинулся дальше осматривать Сашино жилище.

Из гостиной друзья вышли на лоджию. Опять, как и при виде всех предыдущих предметов, Лёшино сердце учащённо забилось. Что такое лоджия, он знал, но опять же, был на ней впервые. Шестиметровой длины ниша, шириной метра в полтора, с видом на улицу, оно годилось для игры в футбол, такой была первая Лёшина мысль.

«Можно и продукты хранить», — подумал он, но, вспомнив огромный двухкамерный холодильник на кухне, решил, что вряд ли хозяева будут её использовать по этому назначению. «Скорее — оставят лоджию свободной: для перекуров сгодится, гостям же ведь — не в подъезде курить, — в том, что здесь бывают гости, много гостей, и с высоким социальным статусом, Лёша не сомневался. — Кстати, а не покурить бы нам?» — от избытка чувств Лёша начал волноваться.

Достав пачку Астры, он уверенно вручил одну сигарету Саше, а вторую взял сам. «Солнце, воздух, никотин — самый лучший витамин!» — Лёша чиркнул спичкой и протянул огонь с сашину сторону. Тот, опасаясь испортить имидж крутого парня, немедленно сунул сигарету в рот и прикурил.

— Твой батя курит, — утвердительно сказал Лёша, вспомнив россыпь упаковок «Беломорканала» на Сашиной кухне. — И до ста лет доживёт, а вот моя соседка с первого этажа, кстати, учительница английского языка из нашей, 9-й школы, Вера Нынь, — недавно умерла от рака желудка. Всю жизнь, эта тётя берегла себя, кашкой овсяной питалась, гуляла перед сном, по часу в день. От судьбы не скроешься под одеялом в спальне.

Саша закивал головой: его отец, в отличие от мамы, на здоровье не жаловался.

Друзья прошли в Сашину комнату. Лёша, уже уставший удивляться, только охнул, увидев на учебном столе магнитофонную приставку «Нота», вертушку для пластниок и мощные колонки с усилителем…

Рядом со столом стоял крутящийся стул, обтянутый красной кожей. Стул приятно пружинил и бесшумно вращался под усевшимся на него Лёшей.

Наконец Саша, довольный произведённым впечатлением, назвал своего гостя «лучшим другом» и предложил взаимопомощь в любых ситуациях, на что Лёша сразу согласился.

По сравнению с другими одноклассниками, Двойников выглядел в лёшиных глазах намного более солидным, основательным и одновременно, каким-то беззащитным. Видимо, до сих пор не исчезнувший без следа дефект внешности, связанный с северным ожирением, не добавлял ему уверенности в себе, и он интуитивно искал чьей-нибудь моральной поддержки.

С этого дня между ребятами возникла крепкая дружба. Остальные одноклассники никакого уважения Саше Двойникову по-прежнему не оказывали. Периодически, Лёше приходилось встревать в назревающие конфликты и разными методами разруливать ситуацию.

— Это мой друг, не смей его трогать, — внушал он Саше Романову, рослому и наглому, оставшись с ним наедине. Разговоры тет-а-тет имели гораздо большую эффективность, чем разборки при свидетелях. К тому же, по-существу, у одноклассников не было никаких претензий к Саше Двойникову.

— Надо же над кем-нибудь прикалываться, сам понимаешь, — оправдывался Романов.

— Над Буданихой прикалывайся, а от Шурика отстань, — Лёша хлопал собеседника по плечу и гордо удалялся.

Буданихой звали Свету Буданову (от авт. — фамилия изменена мною), повадками похожую на испуганную овцу престарелого возраста. У Светы, как и у названного домашнего животного, напрочь отсутствовало чувство собственного достоинства; своим поведением, она сама пробуждала в морально неокрепших душах Лёшиных одноклассников инстинкты охотников.

От абсолютно неправильного поведения бывает такой же эффект, как и от попытки: испуганно крича и растопырив в стороны руки — убежать от медведя в лесу. Даже самый миролюбивый Миха устроит погоню и растерзает в итоге… Закон природы: раз бежит — нужно ловить.

Лишь только Плитышка и Саша Баженов (в пару Плитышке отличник, пришедший в лёшин класс только в 1977 году) — хладнокровно не реагировали на провокационное поведение Буданихи.

Охотились на Свету группами и поодиночке. Главное, чтобы в итоге, всем было весело.

Приходя в класс, Буданиха тревожно озиралась, будто заранее подозревала подвох. В этот момент её ожидания, как правило, сбывались: кто-нибудь из ребят устраивал ей западлянку типа подножки, мокрого сиденья, либо кражи письменных принадлежностей.

Считалось в порядке вещей: пнуть её портфель, как футбольный мяч или залепить ей в ухо из плевательной трубочки комком жёванной промокашки.

После снайперского попадания, Буданиха хваталась за ухо, смешно дёргаясь всем телом, и, судорожным движением, пыталась куда-нибудь спрятаться, что вызывало всеобщий смех и нездоровое возбуждение. Тяжело ей жить на свете или нет, никто не знал. Проходили учебные четверти и полугодия. В конце концов, Лёша решил, что линия поведения, выбранная Светой, её саму вполне устраивает, а раз глобальные претензии отсутствуют (минутный скулёж не в счёт), то стало быть, всё происходящее является нормой.

«Такова селяви», — известное французское выражение, каждый раз услужливо всплывало из глубин его памяти.

«В конце концов, собственным поведением, каждый индивидуум сам формирует отношение к себе. Понятно, что любой человек, и даже Буданиха, втайне мечтает о всеобщем почитании и уважении. Спору нет. Но если ты сам ведёшь себя, как напуганная безмозглая курица, то смешно ждать от посторонних людей иного отношения, кроме насмешек».

«Хм-м-м, — продолжал свои размышления Лёша. — А если английская королева начнёт вести себя как безмозглая курица? Без всяких сомнений, её тут же сожрут. Не физически конечно… Заставят отречься от короны или в дурдом отправят… Есть немало методов уничтожить неправильно ведущего себя человека. Причем сожрут английскую королеву не наглые хулиганы из 8 «В» класса: королеву окружают аристократы, внешне, очень солидные и респектабельные… Серьёзные и порядочные… Выглядящие как коммунисты, сидящие на партсобрании, — пришло вдруг мысленное сравнение. — Вообще-то, они только внешне кажутся культурными, а на самом деле, значительная часть из окружающих нас людей — одинаковы по своей сущности, которая порой вылазит из человека — на показ всем.

И это не подлежит никакому сомнению: внешняя воспитанность человека имеет место лишь до первого конфликта интересов, далее — начинается свара без правил.

Все мы знаем, что происходит в момент дележа богатого наследства: даже кровные родственники внезапно превращаются в животных, далёких от вида «Homo sapiens» (человека разумного).

 

Воспоминания из будущего времени

В своей дальнейшей жизни, Лёша не раз наблюдал воочию баталии на собраниях очередников улучшения жилищных условий и прочих собраниях, аккуратно, но весьма щадяще обыгранных в фильме Э. Рязанова «Гараж» (в основе которого лежали реальные события), когда миф о порядочности воспитанных людей разбивается вдребезги и без остатка…

Всегда следует помнить о том, что добрая половина из респектабелных (с внешнего вида) граждан, умеющих правильно рассуждать и учить других правилам хорошего тона, способна совершать абсолютно аморальные поступки…

Да и что тут спорить: любой (абсолютно любой!) прокурор мгновенно опускается до лжи и обмана, спасая от тюрьмы своего непутёвого сына… Сыновья прокуроров (а также депутатов и прочих серьёзных людей), даже убийцы и насильники — никогда не сидят в тюрьмах… Вы смотрели кинофильм «Ворошиловский стрелок»? Там всё доходчиво показано. Абсолютно порядочных людей, в мире — единицы, остальные — ими только кажутся.

«Вся ситуация обыденная и неинтересная. Буданиха ведёт себя по-идиотски, вот её и топчут. А английская королева — ведёт себя правильно и её уважают. А если тоже начнёт себя вести по-идиотски, то её тоже начнут топтать. Всё логично и предсказуемо», — разложив понятия по полочкам, Лёша обрёл душевное равновесие и отпустил эту тему.

В отличие от Буданихи, Лёшин лучший друг Двойников на провокации реагировал спокойно. Если обидчик был Саше по силам, он мог прижать того на перемене к стенке и потребовать сатисфакции. Уверенное поведение, а также моральная защита со стороны лучшего друга, сделали своё дело: к концу 7-го класса нападки на Сашу постепенно сошли на нет и он был принят в общество лёшиных друзей. Поскольку с учёбой у Двойникова были масштабные проблемы, то через определённый период времени его начали называть просто и незатейливо — Двойкин.

 

1978 год, конец зимы

Конец февраля. Холода постепенно сходили на нет. Последние вздохи уральской зимы ощущались до конца февраля: по утрам звенел мороз, днём делалось чуточку теплее, а по вечерам, вновь начинал дуть ледяной ветер, загоняя в подъезды домов запоздалых прохожих.

Однако лёшина мама утверждала, что нынче зима выдалась «не очень», вот раньше, по её словам, «было гораздо суровее». Мамины рассказы совпадали с первыми лёшиными воспоминаниями, одно из которых относилось к его Дню рождения: 9 февраля 1969 года.

 

Из детских воспоминаний

День рождения, 5-й с момента появления на свет, пришёлся на воскресенье, 9 февраля. Ещё накануне, погода стояла, по уральским меркам терпимая: мороз под 30, день чудесный. Поэтому, встав следующим утром, вручив сыну подарки и позавтракав испечённым в духовке тортом «Наполеон», лёшины родители начали строить планы на культурную программу для развлечения именинника.

Надо сказать, что выбор был невелик.

Город Пермь, в конце 60-х, был похож на большую деревню, с сотнями деревянных домов вдоль главных улиц: Ленина, Карла Маркса и Комсомольского проспекта. Между трухлявых построек громыхали доисторические трамваи, в задних дверях которых, порой, стояли подростки хулиганского вида, зажав их ногой и поплёвывая сверху на редкие попутные машины, а иногда и покуривая на ходу.

Дворцов культуры было штук семь, кинотеатров — с десяток. Капитального здания цирка — ещё не существовало. Правда, в тёплый сезон года, приезжали залётные цирки-шапито, располагаясь в больших брезентовых шатрах: на Рыночной площади и на вершине Северной дамбы. Но где эти шапито находились всю зиму, одному Богу было известно. Парки отдыха, в феврале месяце, имели самый заснеженный вид и годились только для лыжных прогулок. Чем занимались люди? Люди уныло бродили по улицам, стояли в очередях за колбасой или пили по квартирам водку, благо водки в магазинах было много.

Дома, в день рождения, делать было определённо нечего. В однушке Корешиных не было даже телевизора. Чёрно-белый ящик «Темп» появился в лёшиной семье только год спустя, в 1970 году.

Обсудив варианты, Лешин папа изобразил на лице самое жизнерадостное выражение и торжественно объявил о походе на Диораму. Незнакомое слово ничуть не воодушевило Лёшу и он переспросил:

— На какую-какую раму?

— Диорама — это такой супер-музей, где в натуральную величину изображена улица у Мотовилихинских заводов, во время революционных событий 1905 года. В общем: полицейские бьются с восставшими рабочими.

Уличные бои в натуральную величину посмотреть было любопытно. «Интересно, а винтовки у них там настоящие, как в армии?» — подумал Лёша.

Мама, тем временем, пыталась определить температуру окружающей среды, но её постигла неудача ввиду сантиметрового слоя льда на стекле между оконными стёклами. Вздохнув, она одела на ребёнка все тёплые вещи, которые смогла найти, но этого ей показалось мало. Путь на Диораму был неблизкий. Словосочетание «микрорайон Вторая Вышка» вызвало в маминой душе бурный протест и она робко намекнула на возможность отмены культмероприятия, но упрямство второго родителя взяло верх. В последний момент, Лёша был насильно завёрнут в мамину пуховую шаль и стал похож на не в меру упитанного домового-барабашку. Для обзора внешнего пространства, ребёнку в шали была предусмотрительно оставлена щель-бойница. Удовлетворённая качеством упаковки, мама выдворила мужчин за пределы жилья.

Утром, 9 февраля 1969 года, на улице висел морозный туман. На папе было драповое пальто с шерстяным шарфом и кроличья шапка с опущеными ушами. Первые три минуты, папа хорохорился и изображал из себя моржа, в результате чего каждый волосок на его лице покрылся инеем. Быстро сообразив, что жизнь дороже, он, ловким движением правой руки вытащил шарф наружу и уткнул в него свой покрасневший нос.

Путь лежал мимо ряда пятиэтажек «хрущёвской» конструкции, туда где, возле танка Т-34 на постаменте, из времён Великой Отечественной, была трамвайная остановка «Дом офицеров». Подняв взгляд, Лёша привычно увидел ряды сеток с продуктами, свисавших из кухонных форточек.

В их кухне, за окном, тоже висела сетка: такой вот вариант хранения продуктов был придуман народом, когда не было холодильников. Лёша вспомнил, как у друга, в доме напротив, в момент отсутствия хозяев, вороны склевали через сетку кусок сала в бумажном кульке. «Сало — это вкусно, лучше бы меня угостили, недотёпы», — Лёша подумал, как это приятно: бутерброд с салом. Однако, его мысль не получила развития, так как лёшин папа узрел вдалеке трамвай и равнул сына за руку.

В салоне трамвая было совсем немного народу. Грустно глядя на ряды заиндевевших сидений, люди скучковались на площадках, переминаясь с ноги на ногу. «Что же это такое творится? В салоне дубак, разве только ветра нет». Лёша недовольно шмыгнул носом.

Сквозь грохот трамвая, пытаясь перекричать металлический лязг, соседние тётки пенсионного возраста обсуждали температуру окружающей среды.

— Вот не повезло, надо за картошкой ехать, а на улице -40° градусов, — пожаловалась упитанная дама в валенках. — Так я всё поморожу.

— Заверни в газеты, в 8 слоёв, может и доедешь, — вторила ей собеседница.

Что нужно было завернуть в 8 слоёв газеты, Лёша не понял. Может быть какой-нибудь отмерзающий при «минус сорок» орган тела? Нос или интимное место нижней части туловища — осталось без ответа. В памяти осталась лишь зафиксированная температура воздуха: — 40°.

Медленно, но верно, трамвай приближался к конечной остановке.

«Надо же, — 40 градусов, это тебе не пуп царапать. Вот, как не повезло родиться зимой», — не имея возможности разговаривать с отцом, продолжал размышлять Лёша. Судя по папиной унылой физиономии, он тоже услышал про градусы и был занят мыслями о путях отступления. Так ничего и не придумав, папа проковырял дырочку в замёрзшем окне и уставился ну улицу. На улице, была кладбищенская тишина и пустота.

Наконец, трамвай остановился, двери распахнулись и остатки пассажиров вывалились вон.

Ввиду вновь открывшихся обстоятельств, касающихся температурно-погодных обстоятельств, дальнейшая экскурсия — более походила на бег трусцой.

— Пока бежим — мы живы, — папа испуганно озирался по сторонам, по-видимому, боясь упасть и не встать.

«Да вроде ничего, тепло, в трёх штанах, шубе и пуховой шали», — думал Лёша, не разделяя папиной суетливости.

Путь на Диораму был весьма непрост. Музей находился на верхушке здоровенной горы. На гору вела длиннющая лестница, состоящая из четырёхсот ступенек. В середине подъёма пришлось остановиться передохнуть. Лёшу начали покидать силы. «Интересно, замерзал ли кто-нибудь на этом восхождении? Человек с больным сердцем может и сдохнуть, попросту коньки отбросить, и найдут его не скоро», — подбодренный грустными мыслями, он продолжил путь. «Вот будет хохма, если в музей не пустят», — Лёша быстрей зашевелил ногами, пытаясь проверить свои подозрения.

Однако в этот раз, Судьба была благосклонна двум экстремалам. Экспедиция закончилась благополучно: Вечный огонь у Диорамы горел, а музей работал. Послонявшись в полном одиночестве по помещению выставки, послушав революционные песни и отогрев конечности, отец с сыном отправились в обратный путь. Торжественная программа выходного дня была успешно завершена. Мама дождалась своих блудных попугаев и поставила галочку: «Ребёнок выгулян, День рождения справлен». В лёшиной памяти, остался лишь дикий мороз пермского февраля.

Действительно: зимы на Урале раньше были суровыми. Здесь мама была права.

Школьная жизнь шла своим чередом.

Лёше наконец стукнуло 14 лет. После наступления 14-летия, красный пионерский галстук был немедленно выброшен в мусорное ведро.

«Западло взрослому человеку в красном галстуке ходить. Пусть хоть на кол сажают, не надену! — он представил, как его усаживают на кол и как он мужественно терпит. — Я буду сопротивляться, как генерал Карбышев, пусть только попробуют на меня эту тряпку вновь одеть! Пусть салажня в галстуках ходит», — гордо подумал он.

Вскоре, Лёша подал заявление на вступление в Комсомол. К школьникам, с комсомольскими значками на пиджаках, учителя относились почти как к взрослым. Стать взрослым, как можно скорее — была лёшина заветная мечта.

Увы: торжественное вступление в ряды комсомольцев не запомнилось ничем. Вроде бы это случилось… «Не помню даты, блин!» — память не запечатлела столь яркого события. Вроде бы он в чём-то клялся… Значок нацепил… Так делали все школьники по достижении 14 лет. Вместе с Лёшей, в комсомольцы приняли даже «неудовлетворительного» двоечника Кыпу и его друга (такого же двоечника) Лёву Шлыкова…

«Ну и дела, — думал Лёша. — И эти двое, тоже «коммунистическая молодёжь»? Да они же развалят Комсомол изнутри, — вера в светлое будущее заметно покачнулась. Еще в КПСС их возьмите. Сразу к Брежневу в заместители. Тогда коммунизм в два раза быстрее придёт — ехидно заметил он про себя. — Кыпа ещё проявит себя, когда пропьёт свой комсомольский значок».

И действительно, не прошло и недели, как почувствовав себя взрослым, Кыпа решил добавить себе внешней «крутизны».

— Хочу быть похожим на «крутых чуваков из Слепухи», — заявил он. — Пусть меня все боятся.

Дело шло к весне и Кыпа, уговорив Лёву Шлыкова побыть тоже «крутым», отправился, в паре с ним, в парикмахерскую, подстригаться «под ноль».

Действительно, с бритоголовыми в школе не связывались. Растопырив пальцы, а иногда и руки от плеч (типа: горы мышц рукам мешают опуститься), данные личности позволяли себе поведение за гранью допустимого. Бритоголовым уступали место в столовой и угощали сигаретой по первому требованию. Большинство «лысых» были беспризорниками из «слепого двора». Учителя тоже, не особо домогаясь, ставили им тройки практически автоматически. Не учитывая моральных издержек, маленькие плюсики в «лысом прикиде» были.

И вот, Кыпа с Лёвой пришли на стрижку. Уже в парикмахерской, Кыпа подтолкнул Шлыкова к мастеру:

— Давай не робей! Я сразу за тобой.

Лёва, смущаясь, опустился в кресло. Начало обрезания Кыпа наблюдал из коридора. То, как округляется голова его друга, ему не понравилось…

«Да ну его нахрен! — вырвался вздох разочарования. — Я в этой авантюре не участвую», — Кыпа, не раздумывая, мгновенно оделся и пошёл домой.

Выйдя от парикмахера, Лёва никак не мог поверить своим глазам: преданный друг исчез не попрощавшись… И тут, Лёва понял, что он попал.

Наутро, в 7 «В» классе был аншлаг: смеялись все. Кто-то, над бильярдным шаром — Лёвой. Другие — над скромно сидящим в углу Кыпой.

— Какого хрена?? — истерил Шлыков.

— Да ошибся я. Даже ёжики ошибаются, — нагло оправдывался Кыпа. — Когда понял свою ошибку, ты был уже наполовину стриженный. Я не стал мешать…

Классный руководитель, тоже был, мягко говоря, огорчён.

— Ты что, Шлыков, в КПЗ (справ. — камера предварительного заключения) побывал? — домогался Юзефович. — С такой причёской: туда тебе и дорога. Если найдутся подражатели, — тут он грозно посмотрел в глаза публике, — лично оторву лысую голову. Вы меня поняли?

Публика испуганно потупилась. На что был способен классный руководитель в гневе, знали все.

«Голову не оторвёт конечно, но руки-ноги переломает, — подумалось Лёше. — Лучше не проверять Лёню «на слабо». Инвалидом останешься». По унылым лицам окружающих, он понял, что мысли сейчас — одинаковые у всех.

«Не надо будить в человеке зверя. Ему и за этот случай влетит от начальства», — пришла последняя мысль.

Леонид Абрамович переживал за свою репутацию. Появление ещё одного «бритоголового» в элитной школе — было неприятным событием. Несомненно, что старший надзиратель Баландина не оставит новичка без своего внимания. А заодно — и его классного руководителя.

С этого дня дела у Лёвы пошли из рук вон плохо. Никакого авторитета среди «слепых» он не заработал. Учителя смотрели на Шлыкова косо и ставили одни тройки-двойки. Ошибка вышла боком. Лёша его жалел, но, как-бы выразиться: «очень издалека». Ведь когда Лёва шёл на подстрижку, он не спрашивал лёшиного мнения… Лёша, никогда в жизни этого бы не одобрил.

«Нужно быть, а не казаться» — этот принцип был однажды озвучен лёшиным папой и был созвучен его собственным мыслям.

На улице медленно воцарялась весна.

Было ещё слякотно и зябко, но воздух (!) — воздух пах свежестью и дурил голову. Окрылённый хорошим настроеним, Лёша хотел заняться созидательной деятельностью. Его обуревала жажда творчества и, одновоременно, желание проявить себя. В голове, как обычно, крутился хоровод мыслей, к каждой из которых Лёша оценивающе присматривался. До поры до времени, ничего достойного не находилось, но он не унывал.

В один из дней, возвращаясь после первой смены, Лёша встретил рядом со своим домом Славу Синюка. Бывший одноклассник из школы № 6, Слава, был смышлёным парнем и нравился Лёше. Он жил на 5-м этаже в доме через улицу Борчанинова. Окна его квартиры выходили прямо на шумную улицу, по которой непрерывно грохотали трамваи. Леша вспомнил, как прошлым летом, они со Славой клали на рельсы коробки со спичками, и как раздавались пулемётные очереди взрывов в момент поочередного наезжания трамвая на каждый из коробков. Было весело. Славе тоже нравилось что-нибудь взрывать.

Переговорив о новостях, Леша спросил, что тот думает по поводу создания магниевой бомбочки.

— Какой такой «магниевой»? — не понял Слава.

— Ну, понимаешь, у меня есть смесь для фотовспышки, только она бабахать не желает. Нужно, чтобы громко взрывалась, а её поджигаешь, она ярко пыхает, но не шумит, — пояснил Лёша.

— Ну да, теперь понял. Снегирёв что-то такое делал из пороха, нужно уточнить технологию. Заходи завтра в гости, я всё узнаю.

Алексей Снегирёв из школы № 6 был известным поджигателем. Его родитель работал на пороховом заводе и периодически приносил с работы всякие огнеопасные штуки. Лёша вспомнил, как они, год назад развлекались в квартире Снегиря, вместо написания домашних заданий.

 

Из прошлых воспоминаний

Весной 1977 года, ученик 6-го «Б» класса школы №  6 Лёша Корешин, отправился в гости к другу Лёше Снегирёву «учить домашние задания». Тот жил в однокомнатной «хрущёвке» на улице Луначарского 131, балкон которой выходил во двор. Целью похода были конечно же не уроки, Снегирь чего-то темнил и скрытничал. Немногословный друг обещал «чего-то показать». Поскольку других развлечений не было, а погода стояла самая пакостная, Лёша отправился в гости.

Зайдя в квартиру, он осмотрел убогую обстановку.

«М-да, диван да шифоньер… Чего тут смотреть? Даже пожрать нечего», — оглядывая пустую кухню вопросительно подумал Лёша.

Снегирь, тем временем, ловким движением фокусника извлек из серванта связку «макарон», больше похожих на карандаши серого цвета, в которых отсутствовал грифель (вместо грифеля — сквозная дырка). Карандаши гнулись, как пластмасса, и не хотели ломаться.

— Это «артиллерийский порох» — важно заявил он. — Будем ракеты делать.

«Идиот, — думал про себя Лёша. — Я видел порох. Разве он может выглядеть как карандаш? Грифель вставить — и рисовать можно. Или в задницу засунуть, вместо ректальной свечи, весь запах из организма через центральную дырку выйдет», — поехидничал он.

Но внешне, Лёша принял самый заинтересованный вид и приготовился к презентации изделия.

Ничтоже не сумнявшеся, Снегирь всё-таки умудрился отломить 5-ти сантиметрвый кусок «макаронины», и, вставив в полую середину толстую иглу от швейной машинки, он ловко замотал обломок в фольгу от шоколадки. Когда он вынул иглу из обмотки, получилось нечто, похожее на сопло ракетного двигателя. Лёша удивлённо поднял брови.

«И что дальше?» — возник закономерный вопрос.

А дальше, Снегирь вынес изделие в фольге на балкон, положил на перила и чиркнул спичкой. Нагревшись на пламени, «макаронина» тонко взвизгнула и полетела прочь, наматывая спирали и оставляя белый дымный след.

«Вот нихрена себе!» — сказать, что Лёша был потрясён до глубины души — это было ничего не сказать. Настоящая ракета — это зрелище из фантастических фильмов… И она, только что стартовала с балкона 4-го этажа на его глазах.

«Порох или не порох, но это — действительно какая-то хитрая пластмасса. Типа прессованных теннисных шариков», — сломанные шарики от настольного тенниса, завернутые в фольгу, тоже жутко дымили, выделяя немыслимое количество газа. Правда, в отличие от снегирёвских «карандашей», дымящие теннисные шарики пахли очень отвратительно и едко.

«Карандаши» же, сгорая, пахли вкусно, даже немного сладковато.

Время для Лёши сжалось: начались запуски ракет. Каждый второй пуск был неудачным. Иногда, сопло «двигателя» распирало газами, и ракета, дымовой шашкой падала вниз. В другом случае, фольга прогорала, ракета воспламенялась и падала с 4-го этажа в виде огненного шара. Бывали случаи, что «макаронина» делала «круг почёта» и возвращалась в исходную точку: залетая на балкон к соседям или ударяясь о стену дома. А один раз, она влетела прямиком в форточку снегирёвской кухни и усторила задымление его квартиры.

Друзья пытались укрепить изделие, обмотав его изолентой, но из этого ничего не выходило: ракета становилась тяжёлой и с шумом пикировала в ближайшие кусты. Назапускавшись досыта, истратив все запасы, эксперименты было решено отложить до поступления новой партии «макарон» с папиного порохового завода.

Данное событие, ярким пятном отложилось в лёшиной памяти. В то, что за последний год Снегирь мог смастерить настоящую бомбочку, Лёша ни секунды не сомневался. «С таким-то папой — можно горы свернуть! — мечтательно размышлял он. — Вернее — взорвать горы».

На следующий день Лёше не сиделось и не училось. Мысли его, были далеко от школы. Едва прозвенел звонок последнего урока, он молнией помчался домой, кинул портфель и, прихватив «смесь для фотовспышки» (магний с марганцем), отправился к Синюку домой. Слава его ждал.

В те далёкие годы, никто не не имел понятия о пиротехнике. Никто не знал даже слово «петарда». Слово «пиротехника» — было отвлечённым понятием из романа А. Н. Толстого «Гиперболоид инженера Гарина», никак не соотносившимся с коммунистической реальностью. Коммунистическая партия полностью изьяла из жизни народа всякие «буржуазные штучки»: всё то, что красиво взрывается, летает, либо горит.

Петарды, ракеты, фонтаны… — запрет на них был одним из многочисленных з@ебов коммунистов, аналогичных безумному запрету жевательной резинки и песен Владимира Высоцкого.

В Новогоднюю ночь никто и никогда не наблюдал; не то, чтобы запуска феерверка, но и самой маленькой китайской ракеты. О том, чтобы кто-то «бахал», взрывая самодельные изделия, Лёша даже не слышал. Не зря же он половину своей жизни прожил на ул. Революции 30 с видом на Горьковский сад.

Запретный плод всегда сладок…

«Сейчас мы что-нибудь будем изобретать. Наяву или во сне, — Лёша вспомнил химика Менделеева, которому приснилась его периодическая таблица элементов. — Главное самому не пострадать!».

Принесённая смесь была аккуратно распределена по ровным кучкам, высыпанным на газету, разложенную на столе: каждая кучка составляла 2 чайных ложки.

Внезапно, сквозняк из форточки начал сдувать с кучек верхушки.

«Ап-чхи! Тьфу!» — в носу появился сладковато-едкий привкус марганцовки. «Чтоб тебя!» — недолго думая, Лёша кинулся спасать разложенные боезапасы, накрывая их другой газетой и подгребая кучки пальцем. «Какая зараза летучая!» — подумал он закрывая форточку.

Пока Слава мастерил пакетики из плотной бумаги, Лёша сходил в туалет.

«Ядрён корень!» — закричал он на выходе, когда интимную часть тела начало жечь и щипать. «Ё-моё, нужно было руки от марганцовки вымыть перед маленькой нуждой! Интимный орган такой нежный… И немного мокрый!!!» — он рванул обратно в санузел и начал отмывать пострадавшее сокровище. Отмывка облегчения не принесла. Въевшиеся в кожу чёрные точки химических ожогов, как стая жалящих насекомых, кусала и рвала плоть на куски. «Вот тебе и наизобретался!» — мелькнуло мимоходом.

Намазав зудящую часть тела «кулинарным жиром», нашедшимся у Славы в холодильнике и засунув в ширинку кусок льда в целлофановом пакете, Лёша немного расслабился. «Ещё ничего не поджёг, а уже пострадал», — констатировал он.

Слава, в это время, прилагал героические усилия, чтобы не засмеяться. Получалось не очень. Плотно сжатые губы и игривый узор глаз, выдавали его с головой.

«Зато Синюку, теперь всю квартиру нужно отмывать от этой дряни. Ветер раздул марганцовку по столам, стульям и кроватям. Потом посмеётся, когда родители в туалет сходят», — эта злорадная мысль утешила лёшино самолюбие и он начал загружать смесью первое изделие.

Первый блин вышел комом.

Пакетик из картона, перемотанный нитками вдоль и поперёк, был брошен из форточки с замедлителем из 5-ти спичечных головок. В течение нескольких секунд ничего не происходило. Затем, высунув головы, друзья обнаружили под окном облако дыма. «И это всё?», — разочарованию не было предела.

— Фигня какая-то, — резюмировал Лёша.

— Снегирь сказал, что нужно покрепче замотать, — оправдывался Синицын.

— Пошли смотреть.

Спустившись вниз, друзья обнаружили на тротуаре обгорелый клочок бумаги с прожжёнными нитями обмотки.

«Вот ведь незадача: спичечный замедлитель половину нитяной стяжки испепелил. Нужно подложть под спички что-нибудь негорящее, — сделал заключение Лёша. — И сделать запал покороче. 5 спичек слишком долго горят».

«И вообще, запал мог прожечь и бумагу, тогда бы вспыхнуло в руках», — мысли, одна за другой, накатывали морским прибоем.

Второй блин вышел тоже комом.

Подложив под запал синюю изоленту и сделав его всего из двух спичек, Лёша чиркнул свёрток о коробок и бросил в форточку. В одном метре от окна полыхнуло.

«Мама родная! — зажмурившись от ярчайшей вспышки перед собственным носом, вскрикнул Лёша. — Ещё не хватало повторить подвиг Васи Ерменкова, — подумал он. — Только орден не дадут. Ерменков — это же не Алексей Маресьев».

«И с замедлителем: 2 спички — это очень опасно: нужно запал из трёх головок делать. И нужно подумать, чем пакет вместо ниток обматывать», — отсутствие взрыва начинало раздражать.

Третья попытка была условно удачной. Замотанная синей ПВХ-изолентой «смесь для фотовспышки», громко хлопнула на уровне третьего этажа. Спустившись на улицу, Лёша нашёл перекрученный наизнанку синий шмоток обмотки, внутренняя часть которой стала наружной. «Слишком элластичная обмотка, как гандон вывернуло, — сделал вывод он. — Нужно что-нибудь нетянущееся».

В коробке с домашними инструментами ребята нашли моток чёрной матерчатой изоленты. «А почему бы и нет? «Пуркуа па», как говорят французы», — приунывший Лёша цеплялся за каждую идею.

Заряд, замотанный в черную изоленту, с сантиметровой толщиной слоя, произвёл фурор: стёкла в квартире звякнули, а по ушам ударила взрывная волна. «Вот нихрена себе, сказал я себе!» — адреналин хлынул в кровь бурлящим потоком.

— Сейчас будет шухер! — в ужасе прошептал он Славику. — У тебя под окнами толпы народа ходят. Вдруг кого-то прибило? Ведь прямо над головой у прохожих шарахнуло…

Друзья забились в дальний угол. В течение 20 минут ничего не происходило.

— Кажется пронесло. Почапали смотреть, — скомандовал Лёша.

Они на цыпочках спустились вниз по лестнице, обошли дом с дальней стороны и выглянули. Трупов на тротуаре не было. Милиции тоже. На тротуаре валялись отдельные фрагменты матерчатой изоленты. «Эк её расфигачило… Клочки по закоулочкам… Однако, эти клочки довольно компактно лежат… Это тебе не граната Ф-1, у которой осколки на 100 м улетают. Опасный радиус будет максимум в 10 метров», — произвёл анализ ситуации Лёша.

— Больше в окно не бросаем, не то попадём в человека и прощай свобода! — обозначил он линию поведения. — Крутим ещё две бомбы и идём испытывать к 6-й школе.

Слава не возражал.

15-00 часов, будний день. Взрослые на работе, дети на учёбе… Послонявшись в кирпичных развалинах с тыла Феодосьевской церкви, с видом на школу №  6, друзья заложили заряд, приспособив к спичечному замедлителю тлеющий шнур.

Изобретение шнура было несложным процессом. Однажды зимой, маясь от безделья, Лёша нашёл хлопчатобумажный шнурок от ботинок и замочил его в крепком растворе марганцовки. Доставши шнурок, он чиркнул спичкой. Мокрый шнурок гореть не хотел. Что и требовалось доказать. Раствор перманганата калия — это же не бензин. Положив его на батарею, Лёша дождался высыхания и повторил опыт.

Шнурок, который при высыхании, из чёрного цвета превратился в рыжий (и батарея тоже), начал тлеть. Вынеся его на балкон, на мороз, Лёша убедился, что сам по себе, шнурок никогда не погаснет, а от ветра, он разгорается ещё больше. Это был, конечно, не бикфордов шнур, но гарантию сохранения огня он давал на 5 с плюсом.

На 2-х минутное ожидание, было достаточно сантиметрового отрезка шнура.

Подожегши шнур, ребята спрятались за трансформаторной будкой подстанции и стали ждать. Через минуту, терпение лопнуло. Осторожно выглянув, Лёша дождался воспламенения спичечных головок запала и зажмурил глаза.

Ничего не произошло.

— Чё за фигня? — риторически произнёс он.

Подойдя со всеми предосторожностями к изделию, друзья убедились в полной его сохранности. Запал сгорел, взрыва не произошло.

— Пошли на разбор полётов.

И они отправились обратно, к Славику домой.

Причина несрабатывания выяснилась быстро. Дело было в несовершенстве технологии.

После круговой замотки матерчатой изолентой, экспериментаторы ковыряли гвоздём дырку в обмотке, для обеспечения проходжения огня внутрь бомбочки. Как только гвоздь доставали, дырка мгновенно сжималась до полной непроходимости. В итоге, огонь до заряда просто не дошёл.

— Быстро разматываем изоленту, пока твои предки не пришли! — грозно объявил Лёша.

— Чего ты ещё выдумал? — Синюку уже начала надоедать эта бесконечная возня.

— Сейчас увидишь! Гвоздь быстро! — у Лёши тоже начало кончаться терпение.

Бомбочка (точнее — обе бомбочки) была размотана до основания, а в бумажный пакетик, содержащий «смесь для фотовспышки», был воткнут гвозь. Затем, была произведена переобмотка с уже торчащим гвоздём.

Достав гвоздь из обмотанного изделия, друзья обнаружили готовую дырку, которая не затягивалась обратно. В дырку, были засунуты цельные спичечные головки, одна к одной: сверху и до самого заряда. Были вновь приделаны запал и шнур.

Вернувшись на место испытаний, друзья были огорчены потоком учащихся, потянувшихся в конце учебного дня из школы № 6. После окончания уроков, мимо торца лёшиного дома, кучками и поодиночке шли школьники, пользуясь проходным двором, выходящим на большую улицу.

— Нельзя при свидетелях, увидят и сдадут, — главное правило конспирации уже твёрдо засело в лёшиной голове. — Идём в подъезд.

— Только не в мой! — в отчаяньи крикнул Слава Синюк.

— Да какая разница… Вон, ближайший подъезд моего дома сойдёт, — уверенно ответил Лёша.

Левый подъезд лёшиного дома был соседним с его собственным подъездом.

На первом этаже левого подъезда, жил друг Ринат. На год младше самого Лёши, Ринат был хорошим и компанейским парнем. Правда особых талантов у него не было, в отличие от его папы.

Ринатов папа, с утра до вечера выстукивал на пишущей машинке свою кандидатскую диссертацию. Наверное папа где-то и работал, но чаще всего он был дома. Лишь только открывая подъездную дверь, Лёша постоянно слышал дурацкий звук нажимаемых клавиш пишущей машинки «Янтарь», раздававшихся на весь подъезд.

«Наверное, уже поперёк горла встала соседям эта диссертация», — думал Лёша.

В ринатовской квартире жила также бабка-татарка, постоянно чем-то недовольная.

 

Воспоминания из будущего времени

Уже потом, через много лет, взрослый Лёша узнал от одного своего знакомого, какая с ринатовской бабкой случилась жуткая истерика, когда она узнала, что чистокровный татарин Ринат собрался жениться на русской девушке из соседнего дома…

Лёша помнил эту девушку с первого этажа дома напротив. Экземпляр был зачётный, без вариантов. У девушки была грудь 4-го размера, изящная талия и густые русые волосы. Красавица.

Ринат не устоял перед чаровницей… После свадьбы ему пришлось уехать куда глаза глядят, испортив отношения с родительской семьёй. Ринатовские дети перестали быть породистыми потомками Чингисхана… Ну и что? Люди — это не лошади, породистость не имеет решающего значения, было бы лишь счастье. В жизни всякое бывает, а к добру это или нет — знает только Бог…

Бабкино дело было маленькое: любить своих потомков. Только любовь спасает душу человка, независимо от его вероисповедания. Бог свёл внука с любимой женщиной и благословил их, дав здоровых детей. Всё остальное вторично…

Многие люди этого не понимают.

Забежав в подъезд, друзья, не долго думая, разместили заряд на коврике ринатовской квартиры…

Здесь не было злого умысла, просто этот коврик был самым ближним к выходу из подъезда. Нижний пролёт лестницы из шести ступенек заканчивался входом именно в эту, правую квартиру…

Спичка…, огонь…, короткий шнур в полсантиметра…

Лёша со Славой уже успели удрать на ул. Борчанинова, за угол 2-х этажного «поповского» дома, где жил Гусь, когда грохнуло.

«Бах!!!» — звук взрыва был похож на грохот упавшего подъемного крана.

Что было дальше, друзья уже не видели. Сверкая пятками, они неслись прочь от места проишествия…

Сказать, что Слава Синюк был напуган — это будет мягко. Дрожащими руками он безропотно отдал Лёше оставшуюся вторую (из изготовленных последних двух) бомбочку и, на полусогнутых ногах, походкой краба, поспешил к себе домой.

Больше, Лёша со Славой Синюком никогда в жизни не встречался.

Взрывать бомбы в подъездах Лёше не понравилось.

«А вдруг с кем-нибудь из жильцов инфаркт случился?» — Лёша вдруг распереживался.

Он был рождён добрым и благожелательным человеком. К сожалению, логичные и последовательные мысли приходили в его голову, как правило, уже по факту свершившися событий. Так уж эта голова была неправильно устроена. Сначала делаем, потом думаем: «Ах, что же мы такое натворили?».

«Ну его нафиг, эти подъезды, так можно и инвалидом кого-нибудь оставить. Грех на душу я никогда не возьму», — твёрдо решил для себя Лёша.

Ввиду того обстоятельства, что Лёша: ни до, ни после этого дня, не был замечен соседями по дому (и их детьми) в качестве взрывателя-поджигателя, случившаяся неприятность была списана возмущёнными жильцами на пришлых хулиганов из других дворов. А Ринат, ещё долго потом вспоминал про крокодиловы слёзы своей бабки, причитающей над разорванным в клочья ковриком у входа в его квартиру № 4…

 

Апрельские этюды

Время шло. Зимние холода остались лишь в воспоминаниях. На улице уже вовсю цвела весна.

Запахи пробуждающейся природы дурманили голову пряным запахом свободы. «Какие сильные ощущения!» — думал Лёша, слушая по утрам свист певчих птиц под окном.

— Фьють-фьютььь!!! — спозаранку кричала безмозглая пичуга, мешая спать.

Однажды утром, топая в школу, Лёша напевал привязавшуюся спозаранку песню. Слов он не знал, там было что-то похожее на: «Журчат ручьи, скворчат дрозды..».

«А может быть не скворчат? А может не дрозды?» — в голове, как всегда, одна мысль наезжала на другую.

«Певчие дрозды, не полевые…», — мелодия плавно сменилась на голос Льва Лещенко и дрозды в песне остались.

«Тихо в лесу, только не спят дрозды. Знают дрозды, что получат…зды — вот и не спят дрозды, — Лёша вспомнил один из кыпиных хитов подзаборного шансона. Песня сама собой продолжала звучать в голове, но уже голосом Серёжи Зацепурина.-… Знает бобёр, что бобрёнок…флёр — вот и не спит бобёр».

«Тьфу, какая гадостная тема пошла, — подумал он. — И откуда взялись бобры? Ведь начало мысли — было про журчащие ручьи».

«Взять бы и в эту дурную голову залезть, и чего-нибудь там подправить», — подумал он напоследок.

Впереди показалась родная школа.

С ума сходил не только Лёша. Конец учебного года, конец апреля… Школьные уроки ушли даже не на второй, а на третий план. Весь мужской состав класса 7 «В» расслабился.

— Давайте завтра на уроки не пойдём! Все вместе, — предложил одноклассникам Лёша, во время перекура на свежем воздухе, сбоку от школьного крыльца. В столь чудесную погоду, курить в здании школы было неуважением к самому себе.

— А что, это здравая идея! — поддержал Вова Артюшкин.

— А что делать будем? — встрял Никита.

— Ну, посидим в гостях друг у друга… В кино сходим. Завтра, в 15–00 здесь встречаемся, я бомбочку принесу. Охренеете, — поставил точку Лёша.

До конца дня о принятом решении были оповещены все мальчики 7 «В». Юра Седых, Саша Романов, Чалик, Хобот…. - после краткого собеседования с каждым из одноклассников, они все согласились на прогул. Оставался лишь «последний из могикан»: Саша Плита — «Плитышка».

Поначалу, Плитышка упирался…

— Будешь бит Вагой, если придёшь на занятия. Изгоев бьют по морде. Увидишь Вагу — сразу снимай свои очки, чтобы потом новые не заказывать, — заверил отличника Лёша.

Страшные четыре буквы: «ВАГА», наводили ужас на любого здравомыслящего ученика 9-й школы, а Плитышка относился к здравомыслящей породе млекопитающих. Раскинув мозгами, он понурился и пообещал вести себя солидарно с большинством.

На следующий день в классе были только девочки. Наверное, они были шокированы ситуацией. Куда делись парни, в количестве 17 голов, никто из них учителям сообщить не мог.

В это время парни резвились на вольных хлебах. У кого были деньги — успели замахнуть по «рюмке чаю» для хорошего настроения. У кого денег не было — сидели у теннисных столов в «Огороде» и чесали языками.

Лёша находился в гостях у Вовы Артюшкина, в квартире на 3 этаже, в среднем подъезде по ул. Революции, 30, и он придумывал новые развлечения. У Вовы был домашний телефон… Это была большая редкость в 1978 году.

Вовин папа был крутым начальником на военном заводе, выпускающем ракеты. У него, единственного во дворе, был личный автомобиль «Москвич-412», хранившийся тут же, в личном гараже, встроенном в кирпичную трансформаторную подстанцию между 28 и 30 домами. Даже у живущего этажом выше полковника Симакина, военпреда (председателя приёмочной комиссии от Министерства Обороны) при Электроприборном заводе, личного автомобиля не было.

Сам Вова — единственный отпрыск Артюшкиных, был известным раздолбаем, согласным на любой кипиш, кроме драки.

 

Из прошлых воспоминаний

Порою Лёша вспоминал, как будучи учениками 2-го класса, они устроили обстрел детского садика, находящегося непосредственно под окном артюшкинской квартиры.

В кухне у Вовы стояла большая коробка с репчатым луком. Наверное, вовина мама имела на этот лук свои планы, но ей было не дано предусмотреть ходы логических мыслей двух восьмилетних мальчишек. Увидев гуляющих на площадке детей, малолетний Лёша предложил другу «обстрелять» их. Решение было принято на «ура».

Вова обладал высокой меткостью, в отличие от косорукого Лёши, поэтому у форточки встал именно он. Лёша подавал «снаряды», Вова запуливал их, пока в детсаду не началась паника. В этот момент, синхронно закончились и «снаряды».

— Прячься под кровать, — закричал Лёша, когда в дверь начали настойчиво звонить.

Друзья нырнули под двуспальную родительскую кровать в маленькой комнате. Звонок надрывался. Вова с Лёшей затаили дыхание….

— Кажется пронесло, — сообщил Лёша по прошествии часа.

Но не тут-то было…

Вечером, домой к Артюшкиным явился участковый. Был грандиозный скандал. Оказывается, Вова умудрился попасть луковицей в одного из детсадовцев, в результате чего, детей пришлось срочно эвакуировать под защиту кирпичных стен дошкольного учреждения.

«За меткость — тебе пятёрка, — оценил действия друга Лёша, — А на детский сад — мы больше не покушаемся. Сожрут за это». Быть съеденным Лёша не желал. Инстинкт самосохранения, блин…

Так вот, мучаясь ничегонеделаньем, Лёша открыл лежащий на журнальном столике телефонный справочник частных абонентов.

Все жители города Перми, имеющие домашние телефоны, в нём были прописаны пофамильно. Толстая книжка с зелёной обложкой, имела в составе около 300 страниц. Сначала, Лёша нашёл телефон самого Артюшкина (вернее, его папы).

— Круто, вообще! — выдохнул он.

Затем, Лёша начал читать названия фамилий в справочнике. Через пять минут друзья лежали на полу от смеха.

— Надо же, фамилию Козёл имеет 4 абонента! Коза- 15 абонентов. И как, интересно, это звучит: Пётр Николаевич Коза? — Лёша умом понять не мог. — Пётр Николаевич Нестеров (штабс-капитан, лётчик, выполнивший в 1913 году «мёртвую петлю») — это звучало гордо. А вот Коза — пошло и непристойно.

К Козе, больше всего подходила приставка «драная». Лёша не мог вспомнить ни одного выдающегося деятеля с фамилией Коза или Козёл.

— Представляешь, — говорил он Вове, — если бы у Ломоносова была фамилия Коза, то вряд ли бы он стал профессором. И в его честь, вряд ли бы назвали Московский государственный университет. Университет «имени Козы»… — Лёша снова грохнулся на ковёр, задыхаяясь от смеха.

«Бывают же дурные фамилии…» — мелькнула смешная мысль.

Чтение продолжилось: с фамилией «Комар» — было 20 человек, с фамилией «Дураков» — 5 человек.

Отсмеявшись от идиотских фамилий, Лёша предложил позвонить Двойникову и узнать, что он делает. Вова Артюшкин был не против:

— Конечно, звони сколько хочешь. Хоть 24 часа в сутки. Телефон стоит 1 рубль в месяц, — радостно предложил он.

В день массового прогула школьных занятий, Саша Двойников — определённо должен быть у себя дома. Куда же ему деться, если Лёша завис у Артюшкина? Его папа-полковник: естественно на службе; мама-медсестра: в своём медпункте, в ателье мод «Элегант», в Тополевом переулке.

У Саши Двойникова, как и у Артюшкина, тоже был домашний телефон, что выделяло его из числа рядовых граждан СССР в ряды элиты общества.

Звонок… На том конце сняли трубку… Саша Двойников важным голосом рявкнул: «Аллё?».

— Ну бл…дь у тебя и бас, мудила! — бодро сообщил в трубку Лёша.

На том конце воцарилось молчание… Через пару секунд Лёше стало не по себе и он положил телефон.

— Чего-то не то, — сообщил он Артюшкину.

Голос командира полка морской авиации, полковника Двойникова и голос его сына-двоечника были схожи. Саша, иногда, для солидности, мог сказать пару слов папиным басом…

«Похоже, я брякнул лишнее… — подумалось Лёше. — Какого хрена Олег Иванович оказался дома?». Расстроеный, он притих до выхода из артюшкинской квартиры.

К обеду, лёшина печаль быстро прошла. Телефон ведь не может идентифицировать звонящего… Ни отпечатков пальцев, ни других следов — устная речь не оставляет.

«Скажу, что ничего не знаю, я был в школе на уроках, — придумал себе отмаз Лёша. — Пусть перебирает варианты… На то он и полковник! А меня — вообще не было тут. И телефона у меня дома — тоже нет», — успокоился он.

Подойдя к школе ровно в 15–00, Лёша с Вовой обнаружили трёх болтающихся без дела друзей: Никиту, Чалика и Кыпу. Куда делись все остальные прогульщики, Лёша не знал.

— Где бомба? — требовательно спросил Никита.

— Не ссы, сейчас всё увидишь, — Лёша достал из кармана взрывное устройство, похожее на большой апельсин чёрного цвета. — Пристроим его за угол, чтобы в глаза ничего не прилетело.

Народ уважительно посмотрел на массовика-затейника и его изделие. В школе шли обычные занятия, мирный тихий будний день, умеренно тёплая погода, рядом со школой — никого нет…

Лёша достал коробок со спичками. И тут, его взгляд упал на окна первого этажа школы, справа от входного крыльца.

Первое окно — было из входного предбанника в школу. Сквозь него был виден тамбур с белым подоконником, на котором любил восседать Хобот.

Второе окно вело в комнатушку уборщицы, где хранились швабры, вёдра и прочие принадлежности для уборки помещений.

Третье окно: дефектное, с отсутствующим куском наружного стекла (выпавший уголок), вело, по-видимому, в подсобную комнату. Сквозь грязное немытое стекло была лишь видна старая заплесневевшая фанера сразу за стеклом.

«А может быть — это склад школьного барахла? В любой школе всегда находится на хранении куча всякого имущества: нужного и не очень. И всегда на первом этаже; чтобы грузить, вытаскивать-перетаскивать было легче», — размышлял Лёша, заглядывая в четвёртое окно.

За четвёртым окном — была такая же задрипанная фанера, изнутри прислонённая к оконной раме. И за пятым (крайним к углу школы) — опять же «картина дежавю»…

За 7 лет учёбы в 9-й школе, в этом помещении на первом этаже, за дверью без надписи, Лёша не был ни разу. Что там находится, не знали: ни Артюшкин, ни Никита, ни Кыпа.

— Крысы дохлые там живут, — высказал предположение Чалик.

— Ну, недолго им жить осталось… — Лёша, больше не доверяя столь ответственное дело всяким придуркам, чиркнул спичкой, поджёг шнур и аккуратнейшим образом просунул бомбочку в угол разбитого стекла, за окно, которое третье от входа.

— Главное, что там людей нет, — Лёша вспомнил про подъезд своего дома. — Дёргаем отсюда, — с энтузиазмом сообщил он.

Народ побежал наперегонки, метя в кусты центральной аллеи Комсомольского проспекта.

И тут шарахнуло.

«Ба-бах!!!» — грохот эхом прокатился по Комсомольскому проспекту.

Из школьного окна брызнули выбитые стёкла, вместе с какими-то ошмётками.

Выбитая створка рамы повисла наискосок из оконного проёма. Облако зелёного дыма, образовавшееся от избыточного количества сгоревшей марганцовки, плотно накрыло место проишествия…

Бег с препятствиями был продолжен. Отдышавшись, пять одноклассников, уже находясь в безопасности, договорились никому ничего не рассказывать о случившемся.

— Нам всем зона светит, если проболтаетесь. Как бандитам из «слепухи». Но мы ведь не такие? — Лёша вопросительно посмотрел на своих подельников. — И не вздумайте никому хвастаться. Насладились зрелищем и хватит. Хорошо всё, что хорошо кончается. Завтра в школе делайте вид, что ничего не было.

— Не беспокойся шеф, — натяжно ухмыляясь сказал тощий Саша Чалов.

Слово, обозначающее статус начальника, из кинофильма «Бриллиантовая рука», порадовало лёшино самолюбие.

«Молодец Чалик. Понял кто тут главный, — удовлетворённо подумал он. — Без начальника будет анархия. А нужна железная дисциплина! Не то пропадём», — подытожил Лёша.

Народ закивал головами. Внезапно, все прозрели и поняли серьёзность сложившейся ситуации.

Наутро в школе был полный штиль. Правда, в конце уроков, на горизонте нарисовался Леонид Абрамович и потребовал объяснительные, кто и где был вчера. Поскольку требование не было категоричным, а дело шло к первомайским праздникам, мальчики его нагло проигнорировали и, промеж себя, послав Юзефовича в лес за дровами, они разбежались по домам.

Возвращаясь домой и ожидая троллейбуса, Саша Двойников сообщил Лёше, что вчера, «какой-то мудак» звонил отцу. И что главный подозреваемый — это Лёша.

Командир полка весь вечер рвал и метал, пока не выпил свою «лечебную дозу» спирта и не лёг спать.

— Имей в виду: это предствление ещё не закончено. Всё начнётся по-новой, когда вы с папой встретитесь на арене. Завалит тебя, как матадор бычару, — простодушно сообщил Саша.

Лёша представил себе полковника Двойникова в шёлковом костюме тореро, расшитому золотыми и серебряными нитями… С пикой в руке… С тремя большими звёздами на погонах… «Ха-ха! Он похож на…, из ближайшего дурдома…», — улыбнулся он.

«А на кого похож я? Однако, нужно как-то выходить из ситуации…» — Лёша взял себя в руки.

«Надеюсь, до мордобоя не дойдёт… Извинюсь, покаюсь и впредь, буду вести себя прилично», — он уже понял, что его на 100 % вычислили и далее — отпираться не имеет смысла.

«Лучше встать в виноватую позу и положиться на судьбу, — своего друга Лёша терять не хотел. — Авось простят. В первый раз всегда прощают», — он знал, что случайно оступившимся людям дают второй шанс.

«И этот шанс нужно использовать» — подвёл итог Лёша.

Прошёл ещё один день.

На одной из перемен, подозвав Лёшу на разговор, его одноклассница Лена Плешкова, которую он страшно уважал за её отзывчивость и доброту, сообщила по секрету, что: «В день, когда вы не пришли в школу, хулиганы-старшеклассники взорвали «Музей школы» и что их сейчас — всех таскают на допросы».

— Какой такой «Музей школы»? — не понял Лёша.

— У нас в школе, оказывается, есть музей. Исторический. Понимаешь, в этот музей пускают только школьников с 8-го по 10-й класс. Мы там ещё ни разу не были. Там стенды с разными фотографиями, да ещё какие-то экспонаты в витринах выложены, — пояснила Лена.

«Вот нифига себе, — подумал Лёша. — Никогда бы на святое не покусился, если бы оно не выглядело снаружи так убого. И кто бы мог подумать, что задрипанная фанера за полуразбитым окном — это задняя часть музейного стенда?».

«И какого хрена нас, за семь лет учёбы, туда ни разу не пустили?» — Лёша почувствовал себя одураченным.

Лёша был сознательным учеником и с трепетом относился к исторической памяти.

В начальных классах, он прочитал все книжки про Ленина из школьной библиотеки, находившейся на первом этаже, прямо через коридор от входной двери в школу. После возвращения каждой книжки, описывающей жизнь Владимира Ильича, библиотекарша рисовала красной авторучкой красную звезду на верхнем поле карточки читателя. На лёшиной карточке было больше 10-ти звёзд. Историю страны он уважал. Свою Родину — любил.

«Идиоты те, кто семиклассников отстранил от истории школы, — подумал он. — Баландина должна была лично за руку, с первого класса, нас в этот музей водить. Дура, хоть и завуч.

Хм-м-м… Любой человек может оказаться дураком, независимо от занимаемой должности. Вот, для примера: во главе СССР стоит дурак», — тут Лёша вспомнил, как Леонид Ильич Брежнев прилюдно целуется со всякими продажными президентами европейских государств, с Ясером Арафатом и прочими потными бородатыми арабами. Ему стало противно.

«Он ещё и извращенец!».

 

Воспоминания из будущего времени

Спустя много лет, Лёша узнал, как на самом деле жил-поживал Генеральный секретарь ЦК КПСС.

Настоящая правда крылась в том, что Брежнев работал по 4 часа в день, 4 дня в неделю. Уже в пятницу утром (иногда днём), когда все люди СССР были ещё на работе, Генсек сваливал на своём ЗИЛе-114 в охотохозяйство «Завидово», где до конца выходных отстреливал кабанов и жарил из них шашлыки.

Порой бывало и так, что Генсек собирал совещания прямо за импровизированным столом, уставленном водкой и закуской. Кадры его «застольных совещаний», уже в начале двухтысячных, были многократно показаны по ТВ. Иногда, по правую руку от себя, он усаживал личную медсестру Нину, оказывая ей всяческие знаки внимания и не стесняясь обсуждать в её присутствии важнейшие государственные проблемы.

«То ли пьянка с бабами, то ли заседание Политбюро?» — трудно было понять логику Брежнева. По пьяной лавочке, можно таких дел наворотить… И как у него утром в понедельник, после трёхдневного пьянства, ещё голова соображала?

Да уж: «4 часа в день, 4 дня в неделю…» — это курам на смех, а не руководитель страны… Грустно. А ведь граждане СССР — очень уважали своего руководителя. Особенно лёшин отец.

По вопросу взрыва в Музее, у руководства школы и правоохранительных органов — к семиклассникам не было никаких претензий. Никто из учащихся 7-х классов даже не знал, о чём вообще идёт речь… О каком таком «Музее школы»? Из 100 человек семиклассников, а также прочих малолеток, о существовании «взрослого» музея не знал никто.

В результате, ситуация сама собой успокоилась. Поняв, что наскоком проблему не решить, органы милиции начали терпеливо ждать новых рецидивов, чтобы вычислить взрывателей. Но рецидивов не было. Проинструктированные ментами информаторы из числа сознательных комсомольцев, тоже не добыли для них никаких сведений.

Тишина и покой воцарились в учебном заведении, как на японских островах после сильного землятресения. Лёша, поняв, что накосячил, залёг на дно.

«Так: музеи мы больше не взрываем, как и подъезды. Ну их в ж…пу!» — твёрдо решил Лёша.

 

Летняя трудовая практика на стройке школьного спортзала

Весь май месяц прошёл у мальчиков из 7 «В» в неторопливом предвкушении летних каникул.

Учителя подустали за учебный год, а некоторые из них, особенно те, кто всегда накалял атмосферу в школе и усиливал общую нервозность, переключили свою энергию на прессование выпускных классов. От семиклассников временно отстали, хвала Господу!

Лёша начал ходить в школу с нескрываемым удовольствием, получая дополнительные эмоции от хороших оценок в дневнике. Жаль, что прекрасное майское время, с его незабываемым весенним очарованием, громовыми грозами и цветением черёмухи — быстро заканчивается…

Начало июня 1978 года ознаменовалось двухнедельной практикой «на рабочем месте». В том смысле, что уже бывшим семиклассникам поручили достраивать новый спортзал школы, расположенный сзади от основного здания. Естественно, под руководством любимого классного руководителя Юзефовича.

Ради такого случая Леонид Абрамович преобразился в поношенные джинсы цвета «индиго», видавшие виды кроссовки и несуразный свитер неопределённо-застиранного цвета.

«Действительно, не в вельветовом же пиджаке ему на стройке ворон пугать…», — думал про себя Лёша, одетый в такое же старьё.

Навздрюченный завучем Баландиной, Юзефович порхал птицей по кирпичным кучам и земляным канавам, зорко следя, чтобы его воспитанники не сачковали.

«Видимо, Лидия Ивановна его сразу предупредила, что если «не сможешь заставить работать детей, то будешь Лёня лично, как му…к (пусть это слово будет «мужик»), выполнять план с совковой лопатой в руках», — логически рассуждал Лёша.

Естественно, перспектива ручного труда ничуть не прельщала дипломированного историка: он привык работать мыслящими и говорящими частями тела.

Чего стоят устные художественные импровизации на уроках истории…, где, озвучиваемые Юзефовичем небылицы про подвиги всякого рода «революционеров»: от первых американских президентов, до деятелей Великой Французской революции 1789–1794 гг., не говоря уже о родных советских коммунистах, вызывали крайнее лёшино недоверие своим однобоким освещением темы. Лёша не зря изучал на досуге 30 томов Большой Советской Энциклопедии, в которой, порой, он натыкался на констатацию непомерной жестокости, вероломства и алчности этих господ…». Благодаря опыту разговоров со своим отцом, Лёша научился «затылком чувствовать» подвох в подаваемой информации.

В будущем времени, лёшино недоверие к школьным урокам истории получило множество новых подтверждений его правоты.

 

Экскурс в историю от автора:

В настощее время стали доступны дополнительные факты жизненных биографий множества «прогрессивных» исторических деятелей. Факты очень нелицеприятные.

Взять Владимира Ильича Ленина.

Ленин не любил русский народ. Являясь «вождём российского пролетариата», он являлся русофобом «по крови»: внимательные историки нашли множество косвенных доказательств этой истины. Да и что можно было ожидать от нерусского человека?

Мать его была немкой с примесью шведской и еврейской крови. Отец — наполовину калмык, наполовину чуваш. Мать постоянно твердила ему: «русская обломовщина, учись у немцев», «русский дурак», «русские идиоты»…

А ведь, как известно, Ленин — был очень нежен с матерью и сильно подвергался её влиянию.

Запредельная же жестокость Владимира Ильича подтверждена в ленинском документе от 1 мая 1919 г. № 13666 /2, адресованном Дзержинскому. Вот его содержание: «…необходимо как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше (выделено мною).

Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады».

«Душегуб» Дзержинский (каким его все считают), оказывается, был обычным исполнителем воли вождя пролетариата, и ничего личного… Рыба всегда гниёт с головы…

Исторические архивы хранят неприятные подробности и про первого американского президента, памятник которому установлен в г. Вашингтоне (столице США), считающимся образцом порядочности и бескорыстия.

На деле, Джордж Вашингтон, создатель государства США, оказался беспредельным коррупционером, о стяжательстве которого в архивах хранятся сотни документов. Женившись в 22 года на очень богатой вдове из штата Вирджиния, он, к концу жизни, стал самым богатым человеком в США, с состоянием (в пересчёте на сегодняшний курс) 100 млрд долларов.

Выписываемые самому себе госзаймы, скупка земли рядом с собственным поместьем и последующая её перепродажа правительству под строительство столицы США — сказочно обогатили «великого государственного деятеля». Особенно дорого Джордж загнал собственному государству Капитолийский холм… Кстати, подряд на строительство Капитолия, чудесным образом получила его фирма, а на стройке трудились 387 ему принадлежащих рабов, которых Джордж обещал освободить, но обманул их, включив в завещание только одного негра-камердинера (всех рабов Джорджа, уже после его смерти, освободила сердобольная супруга Марта). В течение жизни, генерал Джордж Вашингтон успел обмануть десятки тысяч простых людей; например, солдат из его армии, шотландцев и ирландцев, которым он обещал по 20 га земли, но не дал ничего, присвоив себе любимому 200000 гектаров.

Да и остальные американские президенты косячили, не покладая рук.

«Освободителю негров» Аврааму Линкольну было вообще плевать на негров. Своим указом, он «освободил» негров в неподконтрольных ему южных штатах лишь в порядке военной хитрости, когда северяне начали проигрывать гражданскую войну. В душе своей, и в исторических документах, он остался абсолютным расистом, сторонником сегрегации, автором идей о запрете смешанных браков и о высылке негров за пределы США. Северная и Южная Америки должны находиться под англо-саксонским управлением — считал он. Куда Авраам планировал переселить негров — до сих пор неизвестно; может быть, к индейцам в резервации? А может — в концлагеря?

Об этих и других неприглядных фактах, Юзефович наверное знал…, но скромно умалчивал, рассыпаясь в похвалах «революционным» свершениям этих господ на поприще свободы и прогресса человечества.

Сам Лёша, слушал историка вполуха, ухмыляясь про себя, а порою, размышляя во время выступлений Юзефовича на совершенно посторонние темы. Молодой организм играл гормонами и его мозги были заняты совсем не мировой историей. Вопрос был актуален для всей мужской половины учеников 7 «В» класса…

 

Продолжение про стройку

На взгляд современного человека, школьная трудовая практика выглядела дико.

Загнав семиклассников на стройку, заставив их таскать раствор на носилках, класть кирпичые перегородки и расчищать горы строительного мусора, никто даже не позаботился о малейшем инструктаже. Девочки и мальчики, в своей домашней одежде, без рукавиц и перчаток (хорошо хоть лопаты бесплатно выдали, а не то руками бы копали), трудились с утра и до обеда.

Во времена «развитого социализма» повсюду царили всеобщая бесхозяйственность и повсеместный бардак. Ни одного штатного строителя на строящемся объекте Лёша за время практики не увидел. На объекте не было: ни сторожа, ни забора; лишь только одинокие забулдыги, неприкаянно слоняющиеся то тут, то там, разнообразили унылый пейзаж строительной площадки.

«Каким вообще способом строятся в СССР новые здания? Стройотряды из таких деятелей, как я — много не настроят. А если настроят, то вкривь и вкось. А потом, однажды, потолок грохнется на головы играющих в баскетбол школьников», — думал он. Лёша не верил, что этот спортзал вообще будет когда-то достроен, с таким отношением к работе.

Недавно он услышал из уст школьного руководства мимоходом произнесённую фразу «Народная стройка», в отношении этого объекта.

«Народная» — это когда никто ни за что не отвечает… — пришла очередная мысль. — Кинул Обком КПСС нашу школу под красивые лозунги. «Народная стройка» — это когда родители, учителя, ученики; алкаши всякие, направленные из вытрезвителя по разнарядке (как в фильме «Операция «Ы» и другие приключения Шурика») начинают заниматься не своим делом…

«А сам Обком, своё личное жильё, наверное не методом «Народной стройки» возводит. Знают, засранцы, что «народная стройка» опасна для жизни будущих жильцов», — Лёша слышал, что недалеко от бассейна «Комсомолец», в тихом центре города на ул. Швецова, недавно началась стройка очередного жилого дома для сотрудников Обкома КПСС.

«Дурдом вокруг, — постепенно Лёша прекратил гонять взад-вперёд свои пустопорожние мысли. — Да плевать на всё! У меня другие проблемы».

Лёша желал дружить с девочкой. С этим — возникали сложности. Девочки, все как одна, были недотрогами. Даже общаться с Лёшей, «как с другом» — они не желали, поскольку такое общение подразумевает встречи в нейтральном месте и в неучебное время.

Исключением была Крылуха. Но это был частный случай, который лишь подтверждал общее правило.

Вульгарная девица, живущая на 5 этаже углового дома на Компрос-Пушкина (магазин «Прометей»), лишь только получив свой дневник с трояками за год и поведением «уд.», упорхнула на крыльях счастья в сторону веселья и свободы, наплевав на летнюю практику. Возможно, у себя дома, она рассказывала маме, как она усиленно трудится на стройке, потирая опухшие от пьянства мешки под глазами…

Наташа Крылова вообще не появлялась на практике. Увидев её однажды, проходящую по аллее Компроса, Лёша остолбенел от запаха «Тройного» одеколона. Ударная волна одеколоновой вони не позволяла приблизиться к Крылухе ближе, чем на метр.

— Чего уставился, — скривилась она в пьяной усмешке. — Видишь, из гостей иду, одеколоном меня сверху облили.

Лёша подозрительно осмотрел волосы одноклассницы: они были сухие. «Для такого запаха, на девку нужно вылить не меньше двух пузырей по 180 грамм каждый. Вообще с катушек съехала Крылуха: одеколон — это ведь напиток конченных алкашей… Однако, не зря пишут в журнале «Здоровье», что женский алкоголизм отличается от мужского тем, что полная деградации личности у женщины наступает уже через год-полтора усиленного пьянства. Да уж…» — Лёша автоматически кивнул Наташе головой в ответ и пошёл своей дорогой.

На стройке, круче всех выглядела Машка (Наташа Мошковская). Когда она проходила мимо, в своих, обтягивающих элластичных трико ярко синего цвета (под цвет глаз), все ребята замирали открыв рты. Двойников, так тот, в числе первых терял дар речи и начинал давился слюнями. Классный руководитель в это время делал вид, что все эти волнующие эмоции ему: как моржу холодная вода — по-барабану. Подозревая, что все мужчины устроены одинаково, Лёша отдавал должное его стойкости к соблазну и железной выдержке.

Стройные ноги «от ушей», безупречно-соблазнительная тазобедренная часть, грудь 2-го размера под тонкой футболкой, тонкая талия… — Машка мгновенно поднимала тонус (а если признаться честно, то и конус) у всех зрителей мужского пола.

«Мечта поэта, только похожа она на журавля в небе. На высоте 10 км», — констатировал Лёша, когда Мошковская, взирая ледяным взглядом на застывших как истуканы воздыхателей, важно шествовала мимо.

«Никаких эмоций, изваяние каменное, — приходила мысль. — Да плевать на неё. Найдёт еще своё счастье, только оно будет недолгим. С таким-то характером, когда на всех ей начхать», — после столь важного умозаключения, приходило спокойствие и возникал непредвзятый взгляд на жизнь.

«Я буду ждать свою удачу, время камень точит, — Лёша твёрдо знал, что его час придёт. Впадать в уныние — было не в его характере. — Не может быть, чтобы все бабы были такие дуры, как Машка!».

«И зачем это чучело на себя такие обтягивающие трико напялило? Наверное, чтобы мужиков привлечь. Что у неё с успехом и получилось.

Привлекла.

Своей цели добилась.

Можно поздравить: «Yes!». Аплодисменты…

А тогда, какой дальнейший смысл делать вид, что ты Пресвятая Богородица?» — вопросов в голове было больше, чем ответов. Лёша вспомнил образ Богматери, с головой, скромно покрытой платком… «Не святая Машка. Ох не святая… Только делает вид. Могла бы ведь одеться красиво, но без этой, притягивающей мужские взоры обтянутости, выставленой на всеобщее обозрение».

В любом действе должен быть какой-то смысл. В Машкином поведении — смысла не было. Лёша огорчённо вздохнул.

«Вот учителя говорят, что девочки взрослеют быстрее мальчиков. Может это и так, — Лёша подвёл мысленный итог своих наблюдений, — но при своём взрослении, дамы значительно глупеют. Взрослый человек имеет право быть глупым. Взрослость и глупость не взаимоисключают друг друга».

«Хм-м-м, вообще-то, вопрос этот непростой и он требует дальнейших наблюдений. В жизни много неоднозначных моментов. Надеюсь, со временем, всё встанет на свои места», — была финальная мысль в пронёсшемся вихре размышлений.

Скоропалительные выводы были не лёшином вкусе; по накоплению собственного опыта, предполагалось поступление дополнительной информации для окончательной расстановки всех точек над «i».

… В сторонке от стройки, под деревьями, росшими вдоль тротуара Компроса, стоял деревянный туалет типа «сортир». В это временное дощатое строение, площадью в половину квадратного метра, Лёша бегал курить с друзьями, разнообразя непосильный труд строителя.

Однажды, в момент одновременного выхода трёх одноклассников из этого заведения, с очередного перекура, на их пути возник Юзефович.

Леонид Абрамович имел вид нахмуренный и злой.

Никаких объективных причин для грозного вида преподавателя, вроде бы не имелось. Утреннее июньское солнышко ещё не успело нагреть атмосферу до африканской жары, ласковый ветерок шевелил листву над головой: природа была девственно-безмятежна. Воздух нёс запахи липы и цветущих одуванчиков… Лепота…

Лёша втянул свежий (после перекура) воздух обеими ноздрями: «Ну курнули разок, что за трагедия?».

— Кам ту ми! — проявив недюжиное знание английского языка, по-сержантски рявкнул Юзефович.

Двойников и Артюшкин скромно опустили глаза и двинулись навстречу классному руководителю. Лёша заволновался. От Леонида Абрамовича можно было ждать всякого: например, неконтролируюмую вспышку эмоций, способную привести к физическим увечиям. Лёша никогда в жизни не был бит кем-нибудь и не планировал этого допустить впредь.

— Какие-то проблемы, Леонид Абрамович? — как можно спокойнее произнёс он.

— Я ни за что не поверю, что вы там, втроём, в этой будке испражнялись. Вы там курили! — сказал, как припечатал классный.

«Надо же, какое авторское слово «испражнялись»… Нужно будет, когда-нибудь, озвучить авторство Юзефовича. В моём лексиконе, этого слова никогда не было. Леонид Абрамович это слово принёс в своём багаже…

Однако же, какой большой словарный запас у нашего классного руководителя!» — промелькнула стремительная мысль в лёшиной голове.

Следующая мысль была такой: «Он же мужик и должен своими мозгами понимать, что мы действительно курили. И что отучить нас насильственными методами — у него нет никакой возможности…».

Сам Юзефович так не думал.

Леонид Абрамович, в то время не курил. Или делал вид, что не курит.

Возможно, он искренне верил в порочность вошедшей в моду при Петре I привычки. О том, что советские люди, с папиросой Беломор в зубах: отстроили промышленность после войны, запустили ракеты в космос, покорили Арктику и сделали массу дел, относящихся к категории «невозможное», классный руководитель, наверное знал. Но, тем не менее — он гнул свою линию.

А вот моральное давление на себя, Лёша не одобрял.

«Не курит, ну и Бог с ним. Я же не заставляю его курить насильно, а он меня заставляет насильно не курить. Когда один человек (или группа людей) насилует другого — это отвратительно. Особенно прикрываясь заботой о морали. Он что, считает, что курящий человек хуже некурящего? — Лёша вспомнил курящую соседку с 3-го этажа, тётю Иду. — Она очень хороший человек!». Затем, он подумал про завуча Баландину: «Не курит ведь, а такая жучка!».

«Моральный облик человека никак не зависит от курения. Даже святой может курить, — Лёша подумал про великомученника царя Николая II. — Ведь уже давно идут разговоры о его канонизации как православного святого. Ну, курил человек, а святой… — Недопонимает эту тему наш классный руководитель».

«И вообще, пусть о своём здоровье беспокоится. Тоже мне, благодетель нашёлся, — тут Лёша вспомнил, как его прессует дома родной отец. — И этот туда же: в ту же парилку с тем же веником», — хлынул поток сердитых мыслей.

Леонид Абрамович хмуро посмотрел на своих воспитанников, подбирая слова. Однако, сегодня был явно не его день.

«То ли магнитная буря на него действует, то ли пмс, хотя… о чём это я?» — подумал Лёша. Очевидным был лишь тот факт, что хвалёное юзефовичевское красноречие — куда-то делось.

— Ещё раз увижу вас здесь вместе: изведу поодиночке. Так и знайте, — буркнул он и кивнул в сторону носилок с мусором. — Быстро взяли!

Саша Двойников с Артюшкиным бодро подхватили груз и рванули из пределов видимости.

Лёша оценивающе посмотрел Юзефовичу в его чёрные глаза; классный руководитель отвернулся и пошёл прочь.

«В этой жизни — каждый играет назначенную роль: спектакль да и только», — Лёша неспеша двинулся в сторону проводимых работ.

Так прошёл этот день, в конце концов — закончилась и короткая практика.

Впереди, Лёшу ждал летний отдых в пионерском лагере «Восток» и новые приключения…