Она знала, что что-то грядет, ещё до того, как всё началось. Ещё до того, как узнала, что именно будет происходить. Ощущение от корабля изменилось, хотя в нём самом не изменилось ничего, по крайней мере, не сразу. Экипаж всё так же смотрел новости и ликовал. Она всё так же оставалась под постоянной охраной и считалась талисманом — укрощённая девушка Джеймса Холдена, которую вернули обратно в клетку, где ей и надлежало быть. Марко держался вежливо, а Филип, казалось, не мог решить — сблизиться с ней или избегать. Но что-то всё же изменилось. Словно какое-то напряжение появилось внутри корабля, и она пока не понимала почему: то ли они ждут новостей о ещё каком-то своём чудовищном преступлении, то ли это что-то личное и конкретное. Вначале она была уверена только в одном — из-за этого напряжения ей стало трудно засыпать и есть. Ужас, засевший в её кишках, был почти непереносим.

Никто ничего ей не говорил, и не было ни единого повода прийти к какому-то умозаключению. Поэтому она стала вспоминать детали проведённых в неволе дней, пытаясь отыскать значимое. Несколько выделялись почти оккультной важностью. Крылья, хвастающийся своей марсианской униформой; широкоплечая девочка чуть старше Филипа упорно фокусирующаяся на подготовке к чему-то, к чему ещё не готова; Карал, проверяющий свой инвентарь, оружие и склад силовой брони; серьёзность, с которой Цин взвешивал каждый пистолет в руках. Подобно узору, мелкие детали со временем объединялись в некоторого рода знание. Они шли в бой. И более того, они заманивали марсианские силы.

Когда она обнаружила Мирала и Ааман, сидевших бок о бок в коридоре у медотсека, она поняла, что её момент почти настал и надежда, которую она прятала даже от себя самой, распустилась у неё в горле, необузданная, как ярость.

— Это «Пелла», — сказал Мирал, старательно выговаривая каждый слог. — Утверждение соответствия курса.

— «Подтверждение», — мягко поправила Ааман.

Мирал сжал руки в кулаки и ударил по палубе:

— Твою мать. А я как сказал?

— «Утверждение». А надо было «подтверждение».

— Давай снова, — сказал Мирал и прочистил горло. — Это «Пелла». Подтверждение соответствия курса.

Ааман усмехнулась:

— Соответствие курса подтверждено, «Пелла».

Мирал поднял глаза, заметил приближающихся Наоми с Цином и поморщился. Наоми покачала головой:

— Отлично говоришь. Прямо как марсианин.

Мирал замешкался в нерешительности. Она догадалась почему: он понятия не имел, что она знает и что ей можно было знать. Наконец, он почти смущённо улыбнулся. Наоми улыбнулась в ответ и пошла дальше, притворяясь, будто она одна из них. Такая же, как они. Идущий рядом Цин не произнес ни слова и только искоса за ней наблюдал.

В середине смены была обжаренная лапша и пиво. Новостная лента была настроена на системный отчет, и она впервые жадно просматривала его, но не ради того, что там говорилось, а чтобы узнать, о чём умалчивалось. Продовольственные и водные запасы заканчивались в Северной Америке и Азии, Европа продержится максимум на пару дней дольше. Усилиям по оказанию помощи в южном полушарии мешала растущая потребность в поставках на местном уровне. Её это не заботило. Это не Джим. Станция Медина ушла в тень; основной несущий сигнал остался, но все запросы игнорировались и ей снова всё равно. Марсианский спикер парламента вернулся в Лондрес-Нова и призывал премьер-министра немедленно вернуться на Марс, и её это волновало лишь немного. Каждый сюжет не о корабле, взорвавшемся на станции Тихо, был победой. Она ела быстро, всасывая сладкую бледную лапшу и стуча пивом об стол, как будто спешкой в еде она могла бросить корабль в атаку.

Её возможность.

Следующую половину смены они с Цином провели в инженерном и машинном отделениях, проверяя, всё ли заперто. Она не сомневалась, что в набитом астерами корабле всё будет сделано как надо. Так оно и оказалось, но сам ритуал проверки успокаивал её. Чувство порядка внутри корабля и контроля над его оборудованием означало безопасность. Астеры, которые не проверяли всё как минимум трижды, быстро отсеивались из генофонда, поэтому, увидев положенный порядок в отделениях, Наоми испытала почти атавистическое чувство комфорта. Кроме того, она незаметно проверила, на месте ли тот ящик с инструментами, треснувший и с погнутым засовом, а потом старательно больше не смотрела в его сторону. Она была уверена, что её игнорирование ящика очень заметно и на самом деле она сама привлекает к нему внимание Цина.

Ей не приходило в голову, что между её темными мыслями и едва переносимым разросшимся волнением в сердце есть какая-то связь, пока ручной терминал Цина не звякнул и он не прервал работу.

— Врочич на свой амортизатор, ага, — сказал он, тронув её за плечо. Его рука была нежной, но сильной. Она не стала притворяться, будто ничего не знает, и не пыталась скрыть своё беспокойство. Его вполне можно было принять за страх перед битвой.

Они добрались до её каюты, где Наоми пристегнулась, а Цин проверил ещё раз. Потом, к её удивлению, он на секунду присел рядом, нарушив своим большим телом равновесие амортизатора. Мышцы бугрились у него под кожей от малейшего движения, но даже при этом он умудрялся выглядеть смущённым мальчишкой, как будто его тело служило ему маскарадным костюмом.

— Зухтиг ту, са-са?

Наоми улыбнулась именно так, как и должна была, по её представлению.

— Конечно, я буду осторожна, — сказала она. — Как и всегда.

— Ну, так-то не всегда, — сказал Цин. Что-то не давало ему покоя, хоть она и не знала, что именно. — Ближний бой, так что будем много маневрировать. Если не будешь в люльке, встретишься со стенкой. Ну или с углом.

Страх наполнил её рот привкусом меди. «Он что, знает? Он догадался?» Цин согнул руки, не в силах встретить её взгляд.

— En buenas mood, you.[Ты в хорошем настроении.] Счастлива по сравнению с твоим привычным настроем здесь, возле Марко. Так что я подумал, может, ты увидела причины для радости, а? Скажем, уйти не через двери.

«Самоубийство, — подумала она. — Он говорит о самоубийстве. Он думает, что я собираюсь отстегнуться во время боя и позволить кораблю избить меня до смерти». Хоть она и не задумывалась о таком сознательно до этого, это не сильно отличалось от посещавших её темных мыслей. И что ещё хуже, эта мысль не вызывала удивления, лишь чувство тепла. Почти что комфорт. Она задавалась вопросом, было ли это в её мыслях, была ли опасность лишь недостатком её плана, или же дурные мысли нашли способ незаметно для неё проявить себя. Она не знала точно, и это её расстроило.

— Я планирую быть здесь, когда всё закончится, — сказала она, чеканя слова, словно убеждая не только своего тюремщика, но и саму себя.

Цин кивнул. По системе оповещения корабля прозвучало предупреждение о начале маневрирования, но здоровяк не уходил. Пока нет.

— Ну так. И нам, и тебе, всем трудно. Но мы прорвёмся, верно? Все мы, и ты тоже, — теперь он уставился на свои руки, будто там что-то могло быть написано. — Моя семья, — сказал он наконец. — Ты помни. Все мы семья для твоего сына, и ты тоже.

— Давай пристёгивайся, шеф, — сказала Наоми. — Договорим после.

— После, — сказал Цин, коротко ей улыбнулся и поднялся. Прозвучало второе предупреждение, и Наоми откинулась назад в гель, как если бы собиралась оставаться в его прохладных объятиях.

Марко, без сомнений, был на мостике, уверенно и спокойно исполняя роль марсианского капитана, заверяя всех, что теперь всё под контролем, раз он там. И ему верили. Он был на марсианском корабле с солидным, известным транспондером. Вероятно, он использовал военное шифрование Марса. То, что он мог оказаться не таким, как показывает, было для них настолько же немыслимо, насколько очевидно для неё.

Она хотела бы переживать, но не стала. Ей было некогда.

Когда послышались звук запуска ракет и бормотание ОТО, комната накренилась на тридцать градусов влево, а подвесы амортизатора зашипели. Она высвободилась из ремней и села, оттащив ногу от иглы. Если бы она была уверена, что это не успокоительное, она бы подождала инъекций. Но теперь поздно. Амортизатор вернулся в нейтральное положение. Она спрыгнула на пол и быстро и уверенно направилась в коридор. Она держала руки широко, кончиками пальцев касаясь стен с двух сторон и скользила ногами по палубе. «Колени согнуть, надо понизить центр тяжести, — говорила она себе. — Быть готовой к поворотам, когда всё начнётся».

Весь корабль сдвинулся вокруг неё. По стенам и палубе ничего нельзя было определить. Глазам казалось, что всё вокруг было стабильным и неизменным, а её собственное тело само вдруг толкнуло себя в стену, затем в следующую, а затем — ещё хуже — вперёд, где было не за что ухватиться. Это было хуже невесомости. Попытки мозга уловить, где верх, где низ, в отсутствие силы тяжести могли сбить с толку, но здесь было что-то ещё. Её колотило о стены, как кубики в игральной чаше, и она то двигалась вперёд, когда могла, то упиралась в стены, когда движение было слишком сильным.

В лифте она выбрала машинный цех и держалась за поручни, пока механизм опускал её в нижнюю часть корабля. Толчок оглушил её. Марсиане сопротивляются. Это хорошо. Пусть продолжают. Она не могла отвлекаться. По крайней мере, пока не закончит.

В машинном отделении было пусто, инструменты были закреплены на своих местах, но достаточно свободно, чтобы всем скопом греметь, когда корабль бросало в стороны: металл о металл, будто корабль учится разговаривать. Она направилась к неисправному ящику с инструментами, но тут палуба под её ногами ухнула вниз. Она споткнулась и треснулась головой о металлические полки. На несколько секунд грохот, казалось, перекатился. Она потрясла головой, и на палубу и стену полетели капли крови.

«Не ахти какое дело, — сказала она себе. — Раны на голове всегда сильно кровоточат, но это не значит, что там всё страшно. Шевели задом».

Перестук ОТО разносился по всему телу корабля. Она нашла ящик, освободила крепление, вытащила его и уселась с ним на палубу. На секунду на неё накатила тошнота, она думала, что замок был другим, прочным, неприступным, но это было не так. Трюк ума. Это было прекрасно. Она потянула защёлку, засунув кончики пальцев в щель, которая не должна была там быть, затем потянула её шире и снова надавила, запихнув в нее свою кожу и кость, как клин. Было чертовски больно, но она проигнорировала это. Давление её тела на палубу внезапно стало ужасным. Они ускорялись. Она не знала почему. Заболела спина. Уже много лет её позвоночнику не приходилось удерживать тело во время жесткого ускорения. Сейчас ей следовало бы лежать в амортизаторе.

Защелка отлетела с возмущенным щелчком. Ящик распахнулся, ничего при этом не расбросав. Все ключи, холодная сварка, вольтметры, баллоны с воздухом и смазкой держались на своих местах. Она стала перекидывать плотно упакованные кассеты с инструментом, дошла до шестигранных ключей и вытащила ключ на 10. В этом заключалось одно из ее преимуществ перед Марко и его командой. Она прожила годы на марсианском корабле. Она знала как свои пять пальцев, каким инструментом какую панель доступа можно вскрыть. Она прихватила вольтметр, моток провода и легкоплавкий припой и рассовала это всё по карманам. Если повезёт, ей понадобится только шестигранник, но…

Палуба сдвинулась, и внезапно исчезла гравитация. Она не знала, она крутится в воздухе или же корабль поворачивается вокруг неё. Она потянулась к палубе или стенам, но они были вне досягаемости, кроме плавающего ящика с инструментами. Этого было достаточно. Она сгребла его к животу, затем оттолкнула его как реакционную массу и извернулась, чтобы схватиться за верстак. Низ вернулся и ящик рухнул позади нее, она споткнулась. Очередной низкий «бум» сотряс корабль. Колени и позвоночник болели, но она побежала к лифту.

Когда она вошла в кабину, гравитация снова исчезла. ОТО всё ещё рокотали, но теперь тише. Она не помнила, когда в последний раз слышала ракетный огонь. Битва сворачивалась. Она умоляла лифт ехать быстрее. Если всё затихнет и другие люди вылезут из своих амортизаторов, прежде чем она закончит, то Холден, «Росинант» и, возможно, большая часть обитателей станции Тихо погибнут. С каждым метром медленного подъёма лифта она себе это представляла: разгон, запуск и разливающийся огонь ярче света, который всё сжирает. Корабль двинулся, стукнув её о стену достаточно сильно, чтобы ушибить, а затем снова отпустил её плавать. Она застопорила лифт между каютами экипажа и шлюзом, ухватившись так, чтобы при торможении не оказаться в ловушке невесомости.

Панель доступа была пятнадцать сантиметров в высоту, сорок в ширину и открывалась на главной электрической маршрутизации через центр судна. Если она с помощью сварочной горелки перережет там все кабели, весь трафик мгновенно перенаправится на другие каналы. Помимо нескольких предупреждающих индикаторов, ничего не изменится. Это хорошо. Она не собиралась ломать корабль, наоборот, хотела его использовать. Она закрепилась обеими ногами и одной рукой в настенных поручнях и начала орудовать шестигранным ключом. Винты были вмонтированы в пластину и не доставались полностью, но она чувствовала, когда металлические штыки переставали держать. Три крепления вышли из строя. Четыре. Пять.

Шесть.

Уже было видно трубку через щель, где панель стала свободней. Корабль вздрогнул и повернулся. Она сжала ключ в кулаке, практически видя, как он падает вниз в шахту, хоть этого и не произошло. Густой красно-черный сгусток крови соскользнул с её волос и размазался по стене. Она не обратила внимания. Семь креплений отвинчены. Восемь. Она услышала голоса из кубрика. Женщина сказала что-то неразборчивое, на что мужчина ответил «нет». Девять. Десять.

Панель полностью отошла. Она схватила терминал, проверяя заряд. Батарея были почти полная. Соединение хорошее. Она не знала, какой тип трансляции использовался, и первый опробованный выдал код ошибки. Бормоча под нос проклятия, она запустила режим диагностики и выполнила запрос. Казалось, прошла вечность, пока ответ сгенерировался. Она пролистала отчет большим пальцем, пока не нашла, что её интересовало. На канале восемнадцать передача осуществлялась по протоколам D4/L4, которые на «Росинанте» использовались для трансляции. Она ввела код перенаправления записи о следующих тридцати секундах диагностики в файл, а затем удалила его. Когда выдало ошибку, она указала, что переопределит её в ручную. Она чуть не заплакала. Её правая нога поскользнулась, пришлось схватиться за открытую панель доступа. В костяшки впилось что-то острое и зубастое. Она охнула от боли и сразу же абстрагировалась. Нет времени.

«Если вы получили это сообщение, — сказала она, прижимая трубку к губам, — пожалуйста, распространите его. Это Наоми Нагата с „Росинанта“. Программное обеспечение управления магнитной ловушкой было взломано. Не запускайте реактор без перезагрузки аппаратных драйверов из проверенного источника. Если вы слышите это сообщение, пожалуйста, ретранслируйте».

На середине последнего слова телефон прошипел об истечении тридцати секунд и вернулся в базовое меню. Она выпустила терминал из рук, отпустила панель и отплыла от стены. Раскрыла ладони и выпустила шестигранный ключ. Она надеялась, что всё получилось. Битва была в разгаре. Это помешает Марко разузнать, что произошло, хотя он, небось, сейчас просто наслаждается спектаклем. И если она права, если их целью был марсианский премьер-министр, информация о битве попадёт в руки лучших из ныне существующих разведывательных служб.

Джим пока ещё не был в безопасности. Она это знала, но в тот момент она этого не чувствовала. Тьма вернётся, как сокрушающая кости тревога, вместе с виной и страхом. Она в этом не сомневалась, но теперь, прямо сейчас, она чувствовала лишь облегчение. Она выполнила свой план, и это сработало. Дойдет до него её предупреждение или нет, она в любом случае больше ничего не могла сделать. И на мостике прямо сейчас Марко пытался понять, что именно она сделала. Торжество вырывалось из её горла под видом смеха.

Голоса сбитых с толку членов экипажа становились громче. Хоть и нечётко, она слышала движение людей вокруг. Она услышала встревоженный голос Цина. Оттолкнувшись ногой от стены, она дотянулась до поручня. Нет смысла беспокоиться о лифте. Перебирая руками, она двинулась по шахте, потом по коридорам. Люди, выглядывающие из дверных проемов, таращились на неё круглыми глазами. Один человек, завидев её, попятился. Она оттолкнулась ногами от переборки и вылетела стрелой, даже не касаясь поручней вдоль пути. У неё болело плечо. Рана на голове снова кровоточила. Но её накрыла безмятежность.

Цин подплыл к углу, нашёл опору и с отвисшей челюстью посмотрел на Наоми. Она подняла кулак в знак приветствия и проплыла мимо.

— Если я кому-то понадоблюсь, я буду в своей каюте, — сказала она.