Холден ужасно хотел спать, но сон никак не приходил. Все, что у него получилось — провести несколько часов в забытьи, после чего он почувствовал себя слабым и разбитым. У него был вариант вернуться в свое жилье на станции, но он отказался. Даже учитывая то, что ему лучше спалось, когда гравитация прижимала его к матрасу, он не захотел оставлять корабль. Он точно не помнил, когда брился последний раз, но клочки щетины на его щеках и шее уже слегка чесались. Во время рабочей смены было немного полегче. Новая команда проверяла все системы, которые до того уже были проверены, выискивая следы диверсии, которые могли просмотреть в прошлый раз, и это и ему давало какое-никакое дело. И людей, с которыми можно поговорить. Когда они ушли, он поел на камбузе, какое-то время пробовал заснуть, а потом принялся бродить по кораблю, словно искал что-то, и никак не мог вспомнить, что именно.

И затем, неизбежно и вопреки своему здравому смыслу, он проверил новостные ленты.

— Когда замолчала Медина, все контакты с колониальными планетами были потеряны. Мы можем только догадываться о значении частичного отчета из поселения Fólkvangr об инопланетной активности в Южном полушарии Нового Тритона…

— Представитель администрации порта заявил, что нейтралитет Ганимеда является отражением его всеобщего значения, а не политическим заявлением…

— Силы ООН находятся в пути, но неясно, действительно ли премьер-министр Смит находится на борту гоночного корабля или это отвлекает внимание противника от более традиционной эвакуации. Несмотря на это, исполняющий обязанности генерального секретаря Авасарала объявила зону безопасности, охватывающую траекторию полета шлюпки, и всем судам в этом районе было рекомендовано выйти за пределы зоны поражения огнём до тех пор, пока…

Он решил, что скорость света была проклятием. Она заставила самые дальние уголки, до которых дотянулось человечество, казаться близкими и эта иллюзия была как яд. Задержка между Тихо и Землёй чуть меньше минуты, но путешествие в такую даль могло занять дни. Если бы Алекс или Наоми погибли, он бы узнал об этом через минуты, что их нет. Он плавал, замкнувшись в себе при выключеных огнях кабины и перелистывал страницы, прыгая вперёд и назад на случай, если что-то произойдёт и зная что в любом случае он ничего не сможет сделать. Ему казалось, что он стоит на замерзшем озере, глядя вниз под лёд, а люди, о которых он заботился, почти утонули.

Если бы он не знал, если бы всё, что происходило, могло случиться где-то в другом месте ему неизвестном, тогда, может быть, он мог отвести взгляд. Может быть, он мог бы закрыть глаза и мечтать о них по крайней мере. Когда на его терминале появился запрос на соединение, он был рад получить его.

— Пола, — сказал Холден.

— Холден, — ответил хакер. — Не была уверена, в какой смене вы находитесь. Я боялась, что позвоню во время вашего отдыха.

— Нет, — сказал Холден. Он чувствовал себя защищенным, когда бодрствовал, хотя и не знал, почему. — Все в порядке. Я в порядке. Что у тебя есть?

Она ухмыльнулась.

— У меня тут горячие улики. Я могу передать вам…

— Нет. В смысле, да. Давай. Но как я пойму, что я вижу?

На экране она ухмыльнулась потягиваясь.

— Я собиралась отправиться на ужин. Встретимся в La Fromagerie, и я покажу всё это.

Холден раскрыл каталог станции. Это было недалеко. Если бы Наоми умерла, новость дошла бы до него, когда он доберется на место. Может быть и раньше. Он прижал ладонь к своим пересохшим, как будто засыпанным песком, глазам. — Похоже на план, — сказал он.

— Еда за твой счет.

— Доберусь за один оборот. Да, да прямо сейчас.

Ресторан был небольшим с тем, что казалось реальными деревянными столами, но естественно было прессованым бамбуком со станции гидропоники. Никакое заведение с приемлемыми ценами за еду не могло бы позволить себе что-то из натурального дерева. Паула стояла за столом у стены. Скамья, на которой она сидела, выглядела нормально для нее. Когда он сел напротив нее, его ноги даже не коснулись палубы.

— Босс, — сказала Паула. — Я уже заказала.

— Я не хочу есть. Что у тебя есть?

— Взгляните, — сказала она, передавая ему терминал. Экран был заполнен структурированным разбросом кода, структур, вложенных в структуры с повторяющимися разделами, показывающими вариации, настолько тонкие, почти незаметные. Это было похоже на стихотворение, написанное на алфавите, которого он не знал.

— На что я сейчас смотрю?

— Эти две строчки, — сказала она. — Это отправляет код остановки в ловушку. Это операторы состояния, которые его вызывают. Для вас, если бы вы достигли девяносто пяти процентов, вы бы стали звездой. Если бы вы были в доке, что было бы вероятно, то могли бы отхватить с собой приличный кусок станции.

— А новое программное обеспечение? Которое сейчас управляет кораблем?

— В этом нет, — сказала Пола. — Что вас впечатлит во мне, так это то, что я нашла две строки необьяснённого кода в драйвере магнитной ловушки термоядерного реактора.

— Очень впечатляет, — покорно сказал Холден.

— Спасибо, но это не самая крутая часть. Взгляните на сигнал запуска. Вы видите, что все эти вызовы имеют значение null? Это те системные параметры, которые не использовались.

— Хорошо, — сказал Холден. Судя по свечению её лица, у него было чувство, что он должен был видеть что-то большее в ее словах. Может быть, если бы он мог спать…

— Цель всего этого — западня. Ты хочешь что-то взорвать через шесть дней после вылета? Установи этот вызов примерно на полмиллиона секунд. Ты хочешь, чтобы это произошло во время боеготовности вооружения? Вот здесь меняешь вызов на единицу. Есть, наверное, дюжина различных способов, чтобы отключить эту вещь и ты можешь смешивать и сочетать их.

— Как интересно…

— Это хренов дымящийся ствол, — сказала Паула. — Ошибки задержки ловушек не оставляют много данных. И хоть не должно случаться, но иногда это случается. История всегда заключалась в том, что происходили несчастные случаи и ничего с этим не поделаешь. Корабли иногда взрываются. Это показывает, что кто-то создал инструмент специально, чтобы сделать такое возможным. И чтобы это повторялось снова и снова, где бы они ни скрывали свой код на корабле, который они приговорили к смерти. То, что мы имеем здесь, является ключевым свидетельством, что тысячи убийств, о которых никто даже не знал, были убийствами до сегодняшнего дня.

От волнения у неё натянулся голос и засверкали глаза. Он почувствовал, как в животе потяжелело.

Мне нужно кое-что сделать, вспомнил он слова Наоми. И я не могу позволить тебе участвовать в этом. Вообще.

Что это было? Это то самое, что она пыталась скрывать от него, от Росинанта? И что это значит, если это так? Паула все еще смотрела на него с любопытством во взгляде. Он не знал, как реагировать, но тишина становилась неловкой.

— Круто, — сказал он.

Фред сидел за столом Драммер, его локти упирались в столешницу, его руки теребили подбородок. Он выглядел уставшим, как чувствовал Холден. На экране Драммер и Сакаи находились в одной из комнат для допросов. Стол, который обычно находился между ними, был сдвинут вбок, и Драммер, откинувшись на спинку стула положила на него ноги. Заключенный и охранник пили то, что выглядело как кофе. Сакаи засмеялся над чем-то и покачал головой. Драммер нахально ухмыльнулась. Она выглядела моложе. Холден понял с самого начала, что она была носить ее волосы вниз.

— Что, черт возьми, это такое? — он спросил.

— Профессионализм, — сказал Фред. — Установка взаимопонимания и выстраивание доверия. Она наполовину убедила его, что тот, на кого он работал, был готов взломать станцию, пока он все еще внутри нее. Как только он придет в себя, мы завладеем им. Этот человек расскажет нам все, что мы просим, а затем попытается вспомнить то, о чем мы и не думали, если дадим ему время. Никто не усердствует так, как новообращенный.

Холден скрестил руки. — Я думаю, что вы упускаете из виду удар с помощью гаечного ключа. Я за это.

— Это не в твоём стиле.

— В этом случае я бы сделал исключение.

— Нет. Нет вы не станете. Пытки для любителей.

— И что? Я же не собираюсь делать это профессионально.

Фред вздохнул и повернулся, чтобы посмотреть на него.

— Безрассудно крутая версия вас почти так же утомительна, как и неумолимый бойскаут. Я надеюсь, что ваши маятниковые колебания скоро достигнут середины.

— Безрассудный?

Фред пожал плечами.

— Нашлось что-нибудь?

— Ага, — сказал Холден, — но это не в новом драйвере. У нас чистый список проверки.

— Если только нет чего-то другого.

— Ага.

— Сакаи говорит, что не было.

— Не особо уверен, что знаю, как к этому отнестись, — сказал Холден. А потом, спустя мгновение: — Я вот тут размышлял.

— Насчет сообщения с Пеллы?

— Да.

Фред встал. Он смотрел строго, но не без сочувствия.

— Я ждал этой битвы, Холден. Но здесь на кон поставлено больше, чем жизнь Наоми. Если протомолекулой зарядят какое-нибудь оружие, ну или хотя бы просто снова выпустят на волю…

— Это не имеет значения, — сказал Холден. — Стоп, нет. Это выскочило случайно. Конечно, это важно. Это очень важно. Просто это ничего не меняет. Мы не можем… Он замолчал и сглотнул. — Мы не можем лететь за ней. У меня всего один корабль, а у них шесть. Всё во мне хочет запустить двигатели и рвануть за ней, но это не поможет.

Фред молчал. Из экрана раздался отдаленный звук смеха Сакаи. Они оба игнорировали это. Холден посмотрел на свои руки. Ему казалось, что он в чём-то признается. Может быть и так.

— Что бы ни происходило, — сказал Холден. — Куда бы её не втянули я не могу это исправить, надев свои сверкающие доспехи и ринувшись в бой. Наилучший способ для неё, который я вижу, чтобы сделать то, что мы запланировали. Доставить вас до Луны. Если вы сможете использовать Доуза и Сакаи и Авасаралу, чтобы хоть как-то общаться с этими сучьими детьми, то Наоми сможет быть козырем. Мы можем обменять её на кое-кого, кого вы посадили. Или Сакаи. Или ещё кого.

— Это ваш вывод?

— Именно, — сказал Холден, и эти слова имели вкус пепла.

— Вы выросли с тех пор, как мы впервые встретились, — сказал Фред. Холден услышал в этом симпатию. Утешение. — Я уже жалею о своём комментарии «безрассудный».

— Я не уверен, что это правильный выход. С вами когда-нибудь это было? Любить кого-то, как часть себя, а затем оставить в опасности?

Фред положил руку на плечо Холдена. Не смотря на тяжесть прожитых лет и невзгод, что отпечатались на лице и теле Фреда, его хватка оставалась твёрдой. — Сынок, в своей жизни я печалился о большнм количестве людей, чем ты встречал. Ты не можешь доверять своему сердцу. Ты должен делать то, в чем уверен, а не то что чувствуешь.

— Потому что если я буду следовать чувствам… — сказал Холден, думая, что эта фраза подразумевает конец вроде «…то я выбью Сакаи зубы или всех нас погублю». Фред удивил его.

— Тогда мы потеряем ее.

— Курс выбран, — сказал Чава Ломба, — согласно вашему приказу, сэр.

Холден попытался откинуться на спинку лежака, но без ускорения, что придавало вес, это закончилось вытягиванием шеи. Его сердце колотилось и адреналин бурлил в венах.

Все было не так, как должно быть. Командный отсек казался слишком людным. Сан И, серьезный и спокойный, следил за орудиями. Маура перебирал системы управления передатчиком, проверял их, потому что в его стиле было делать больше, чем действительно требовалось. И это должен был быть голос Алекса. Это Наоми должна была сейчас лежать в амортизаторе рядом с ним.

Он не должен был бояться.

— Ладно, — сказал Холден, — поехали.

— Сэр, — сказала Чава.

Сигнальная лампа перешла от янтарного к красному, и Холден откинулся на лежак. Станция Тихо провалилась под них. Пройдёт около часа прежде, чем она станет настолько маленькой что не разберёшь невооруженным глазом. Холден подождал три глубоких вздоха. Четыре.

— Как у нас дела, мистер Ип?

Сандра Ип — а должен был быть Амос — ответила с инженерной палубы:

— Все системы в пределах нормы.

— Стало быть, не все взорвалось. — сказал Холден.

На канале повисла пауза.

— Так точно, сэр. Взорвалось не все, сэр.

Холден ненавидел то, что не был уверен в своем собственном корабле. «Росинант» был твердыней для него с того дня, как он зашел на борт. Он доверял кораблю свою жизнь так, как он доверял своему сердцебиению. Это было сильнее инстинкта. Это было автоматически. Делать что-то другое было бы странно.

Но это было раньше. Саботаж Сакаи не убил его, но он не оставил его невредимым. Пройдёт немало времени, прежде чем Холден станет уверен, что больше не осталось никаких скрытых неприятных сюрпризов на корабле. Программное обеспечение ждет подходящего момента, чтобы выпустить воздух или запустить корабль в фатальное ускорение или любую другую тысячу способов, с помощью которых корабль даст сбой и убьёт свой экипаж. Они пересмотрели всё и ничего не нашли, но они делали это и раньше и чуть не погибли из-за недосмотра. Никакая двойная проверка не доказывала, что ничего не было упущено. Отныне — может надолго, а может быть навсегда он стал задаваться вопросом о вещах, о которых не думал раньше. Он был возмущен, даже сердился, что его вера была подточена.

О он не знал, продолжал ли он ещё думать о Росинанте.

— Хорошо, — сказал он отстёгиваясь. — Я собираюсь добыть кофе, а вы народ попытайтесь ничего не сломать и если сломаете всё-таки то хоть сообщите.

Хор «Естьсэров» его обескуражил. Он хотел бы чтобы они понимали, что он шутит или хотя бы чувствовали себя более комфортно, чтобы отвечать на шутку. Их формализм был еще одной причиной, по которой он уже не чувствовал корабль своим.

Он нашел Фреда на камбузе, говорящего через наручный терминал, записывая сообщение, которое явно предназначалось для Андерсона Доуса. Холден тихо налил кофе между фразами, такими как «линии связи и глубокое недоверие». Когда Фред закончил, он скрестил руки и оглянулся.

— Я тоже возьму один со сливками и без сахара.

— На подходе, — сказал Холден. — Есть какие-то новости?

— Два из первоначального марсианского эскорта сдались.

— Серьезно?

— Они были слишком далеко от боя, чтобы как-то повлиять на его исход, и их буквально забивали. Мне это не нравится, но сомневаться в их командах я не собираюсь.

— Это просто мое воображение, или эти люди подносят нам на тарелочке наши же задницы? — сказал Холден, ставя на стол кружки с кофе. — Это потому что они действительно хорошие люди, или мы все просто сосем намного хуже, чем я думал?

Фред потягивал кофе.

— Когда-нибудь слышал о битве при Гавгамелах?

— Нет, — ответил Холден.

У Дария Третьего императора Персии было двести тысяч солдат под его командованием. Бактрийцев, арахозов, скифов. Немного греческих наемников. С другой стороны тридцать пять тысяч солдат и Александр Македонский. Александр Великий. Пять персов каждому македонцу. Это должна была быть бойня. Но Александр затащил так много врагов на фланг, что в середине персидских линий открылся промежуток. Александр вызвал своих людей, чтобы сформировать клин и, возглавляя свою собственную конницу, он прорвался и направился прямо к императору. С обеих сторон вокруг него были огромные силы. Но это не имело значения потому, что он видел, как добраться до Дария. Александр видел то, что никто больше не видел.

Эти люди — лишь небольшая часть АВП. Любой: Земля, Марс, я — мы все превосходим их числом. Мы все вооружены лучше, чем они. Все произошедшее случилось потому, что кто-то увидел возможность там, где ее не было. Они дерзнули ударить там, где никто другой даже не рассматривал бы возможность удара. Такова сила дерзости и если генерал удачлив и энергичен — они разовьют успех и оставят врага поверженым навечно.

— Ты думаешь, это их план?

Это был бы мой, — сказал Фред. — Кто-то не просто хочет контролировать Пояс или луны Юпитера. Кто-то пытается захватить всё это. Все. Требуется определенный ум, чтобы добиться успеха в чем-то подобном. Харизма, величие, дисциплина, как у Александра.

— Это звучит немного обескураживающе, — сказал Холден.

Фред поднял чашку кофе. Название ТАХИ не совсем стерлось, красные и черные буквы уже наполовину стерлись. Но не исчезли пока. — Теперь я понимаю, что чувствовал Дарий, — сказал Фред. — Власть, положение, преимущество. Особенно, когда ты думаешь, что знаешь, как работают войны. Это ослепляет тебя другими вещами. И к тому моменту, когда ты их замечаетшь, македонская кавалерия с копьями несется прямо на тебя. Но это не о том, как Дариус проиграл.

— Не о том? Потому, что рассказ, который ты только что рассказал мне, звучал, как будто он проиграл.

— Нет, Он сбежал.

Холден отпил. Из кают экипажа звучание незнакомых голосов было напоминанием о том, что всё было не так. Шаблоны прошлого были сломаны, и никогда больше не сложаться в правильном порядке. — Его убили бы, если бы он этого не сделал. Александр убил бы его.

— Может быть. Или, может быть, Дарий выдержал бы атаку. Или, может, он пал бы и его армия сокрушила бы Александра в ярости и горе. Конец императора не всегда является концом империи. Я смотрю на Землю и что там произошло. Я смотрю на Марс и на то, что случилось на Тихо и, что я боюсь случилось и на Медине. Я вижу, как клин Александра пробивается сквозь оборону и несётся на меня. Тот же шок, что и у Дария, та же тревога. Страх. Но я не Дарий. И я думаю, что Крисьен Авасарала тоже.

— То есть, ты не считаешь, что мы в заднице?

Фред улыбнулся:

— Я пока не решил, что думаю. Сперва надо больше узнать о враге. Но история говорит, что тех, кто считал себя Александром Великим, гораздо больше, чем тех, кто на самом деле им являлся.