Горло саднило.
Амос сглотнул, пытаясь избавиться от комка потоком слюны, но всё, чего он добился — новая порция тупой боли, словно после глотка песка. Медпункт «Роси» обколол его полным набором бустер-вакцин и бактериальных профилактических средств три месяца назад, точно по графику. Он не предполагал, что может заболеть. Но вот появилось оно — место где-то в глубине его гортани, будто он проглотил мячик для гольфа, застрявший где-то на пол пути вниз.
Вокруг него мельтешили, как муравьи в своём муравейнике, жители и туристы космопорта станции Церера — их голоса сливались в единый неделимый рёв, сравнимый с тишиной. Амоса позабавило, что никто на Церере не поймет метафору о муравьях. Что касается него, то он не видел живых муравьев около двадцати лет, но детские воспоминания об этих насекомых, тащащих целого таракана или обгладывающих скелет крысы, были до сих пор ярки и остры. Как тараканы и крысы, муравьи научились соседствовать с человеком без особых проблем. Когда цементные джунгли человеческих городов распространились по планете и половина видов животных на Земле оказалась на грани исчезновения, никто не волновался за муравьев. Они отлично справлялись и остатки фастфуда были столь же обильны и вкусны, какими некогда были мёртвые лесные животные.
Адаптируйся или умри.
Если бы у Амоса быть своя философия, то она бы была именно такой. Бетон заменяет лес. Вам что-то мешает — вы прокладываете себе дорогу. Если вы можете найти способ жить в трещинах, вы можете процветать где угодно. Везде есть трещины.
Муравейник Цереры суетился вокруг него. На вершине пищевой цепи были люди, покупающие закуски в киосках или билеты на челноки, а корабли покидали станцию. Люди в трещинах тоже были там. Девочка, не старше десяти с длинными грязными волосами и розовым комбинезоном на два размера меньше, чем нужно, наблюдала за путешественниками, не глядя на них. Ждала, что кто-то оставит свой багаж или ручную кладь достаточно надолго, чтобы можно было украсть. Она увидела, что Амос смотрит на неё и задвинула за собой люк для обслуживания, низко установленный в стене.
Жить в трещинах, но всё-таки жить. Адаптироваться, но не умирать.
Он снова сглотнул, скривившись от боли. Его ручной терминал просигналил, и он посмотрел на борт, который был самым заметным в пространстве станции. Ярко-желтые буквы на чёрном фоне, шрифт, больше акцентирующий внимание на читабельности, а не красоте. Его дальний рейс к Луне подтвердили. Стартовое окно откроется через три часа. Он постучал по экрану своего терминала, чтобы сообщить автоматизированной системе, что он будет на борту, и пошёл искать, чем можно было бы убить три часа.
У ворот был бар. Так что это было легко.
Он не хотел напиваться и пропустить свой рейс, поэтому он пил пиво. Пил медленно и методично, махая бармену каждый раз, когда пива на дне оставалось немного, чтобы, пока он допьет этот бокал, его уже ждал следующий. Он стремился к приятной расслабленности, и он точно знал, как быстро туда добраться.
В баре особо не было чем развлечься, поэтому он мог сосредоточиться на бокале, бармене и следующем напитке. Комок в горле утолщался с каждым глотком. Он не обращал внимания. Остальные посетители в баре были тихими, читали ручные терминалы или шептались небольшими группами, пока пили. Все на пути в другое место. Сам бар не был их пунктом назначения; он был местом, куда можно случайно заглянуть во время путешествий, а потом совершенно о нём забыть.
Лидия умерла.
Он провёл двадцать лет, думая о ней. Татуировка в виде её лица над его сердцем была частью этого, конечно же. Каждый взгляд в зеркало без рубашки был напоминанием. Но помимо этого, каждый день был выбор с отголоском этого напоминания. И каждый выбор, который он сделал, начинался с маленького голоса в его голове, спрашивающего, что бы Лидия хотела, чтобы он сделал. Когда он получил сообщение от Эриха, он понял, что не видел и не разговаривал с ней более двух десятилетий. Это означало, что она была на двадцать лет старше, чем когда он ушёл. Сколько ей тогда было лет? Он мог вспомнить седину в её волосах, морщинки вокруг глаз и рта. Старше его. Но ему было пятнадцать, и «старше его» было огромной областью, в которую попадало большинство людей.
И теперь она была мертва.
Может быть, кто-то на двадцать лет старше женщины, которую он помнил, был достаточно стар, чтобы умереть от естественных причин. Может быть, она умерла в больнице или в своей собственной постели, тёплой, комфортной и окружённой друзьями. Может, у неё была кошка, спящая на ногах. Амос надеялся, что это правда. Потому что, если это не так, если это не естественные причины, он собирался убить каждого человека, даже удалённо причастного. Он рассмотрел идею в своем уме, вращая её и так, и этак, ожидая понять, остановила ли Лидия бы его. Он сделал ещё один долгий глоток пива, обжигающий горло. Он и правда надеялся, что не заболеет.
«Ты не болен, — сказал голос Лидии в его уме, — тебе грустно. Ты скорбишь. Комок в горле. Полое пространство позади грудины. Ощущение пустоты в желудке, сколько бы пива ты туда не залил. Это скорбь».
— Да, — произнес Амос вслух.
— Что-то нужно, приятель? — спросил бармен с профессиональным равнодушием.
— Ещё один, — сказал Амос, указывая на свой полупустой бокал.
«Ты плохо переживаешь скорбь,» — сказал другой голос. На этот раз Холдена. Это была правда. Вот почему Амос доверял капитану. Он говорил только то, во что верил. Не было необходимости анализировать или выяснять, что он на самом деле имел в виду. Даже если капитан облажался, он действовал добросовестно. Амос не много встречал таких людей.
Единственное сильное чувство, которое Амос ощущал дольше, чем он мог вспомнить, — это гнев. Он был всегда там, ожидая его. Переживать скорбь таким образом было просто и легко. Он понял это. У человека, сидящего на расстоянии в несколько стульев, был грубый, костлявый вид, как у альпиниста. Он целый час пил одно и то же пиво. Каждый раз, когда Амос заказывал ещё одно, человек стрелял в него взглядом, наполовину раздражённым, наполовину завистливым. Желая, по-видимому, его бездонный кредитный счет. Это было бы так просто. Скажи ему что-нибудь, резкое и громкое, чтобы ему было стыдно отступить на глазах у всех. Бедный ублюдок будет чувствовать себя обязанным захватить наживку, и тогда Амос с чистой совестью пройдётся своей скорбью по парню. Небольшая заварушка может быть хорошим способом расслабиться.
«Этот парень не убивал Лидию,» — сказал голос Холдена. «Но, возможно, кто-то другой это сделал, — подумал Амос. — И я должен это выяснить».
— Хочу рассчитаться, амиго, — сказал Амос бармену, махнув ручным терминалом в его сторону. Он указал на альпиниста. — Налей этому парню следующих два за мой счет.
Альпинист нахмурился в поисках оскорбления, но не нашел и ответил:
— Спасибо, брат.
— В любое время, брат. Береги себя там.
— Са-са, — сказал альпинист, допивая своё пиво и потянулся к одному из двух бокалов, которые Амос только что купил. — И ты тоже, сабе дуй?
Амос скучал по своей койке на «Роси».
Дальнемагистральный транспорт назывался «Ленивая Певунья», но её птицеподобные качества начались и закончились белыми буквами на борту. Снаружи она походила на гигантский мусорный бак с приводным конусом на одном конце и крошечной палубой на другом. Изнутри она тоже походила на гигантский мусорный бак, только разделённый на двенадцать палуб, по пятьдесят человек на каждой.
Уединиться можно было лишь за тонкими занавесками душевых кабинок, а туалетом люди, похоже, пользовались только когда поблизости были члены экипажа в униформе.
Тюремные правила, пришло в голову Амосу.
Он выбрал койку, обычную кушетку с небольшим отделением под ней и крошечным медиа экраном на переборке, как можно дальше от туалета и столовой. Он пытался держаться подальше от многолюдных мест. Своё личное пространство он делил только с семьёй из трёх человек на одной стороне и древней старухой на другой.
Старуха весь полёт провела под воздействием маленьких белых таблеток, пялясь в потолок весь день, а ночью ворочаясь и потея в лихорадочном сне. Амос ей представился. Она предложила ему какие-то таблетки. Он отказался. Это положило конец их общению.
Семья на другой стороне была намного приятнее. Двое мужчин чуть больше тридцати и их дочь около семи лет. Один из них был инженером-строителем по имени Рико. Второй вел домашнее хозяйство, его звали Цзяньго. Девочку звали Венди. Они посмотрели на Амоса с некоторым подозрением, когда он выбрал койку, но он улыбнулся, пожал им руки и купил Венди мороженого из торгового автомата, после чего он больше не смотрел в их сторону, чтобы не пугать их. Он знал, какими бывают мужчины, проявляющие слишком большой интерес к маленьким детям, и поэтому он знал, что нужно делать, чтобы тебя не приняли за одного из них.
Рико ехал на Луну, чтобы занять одну из новых вакансий на орбитальных верфях Буша.
— Много койос держат курс туда. Сейчас много рабочих мест, все пытаются отхватить что-нибудь себе. Новая колония. Новые миры.
— Всё закончится, когда спешка утихнет, — сказал Амос. Он лежал на диване, рассеяно слушая болтовню Рико и смотря видео без звука с экрана на стене.
Рико по-астерски пожал плечами и наклонил голову к дочери, спящей в своей койке.
— Ради неё, сабе? Её будущего. Пока что я отложил несколько юаней. Школа, путешествие по поясу, всё, что ей понадобится.
— Я понял. Ради будущего.
— О, слушай, они чистят туалет. Схожу, приму душ.
— Что с этим парнем? — спросил Амос. — Что стряслось?
Рико наклонил голову, как будто Амос спросил, почему в космосе вакуум. Справедливости ради, Амос знал ответ, но было интересно увидеть, знал ли его Рико.
— Дальнемагистральные банды, койо. Перелёт по дешёвке. Хреново быть бедным.
— Экипаж следит за этим дерьмом, верно? Кто-нибудь ввяжется в драку, они всех нас усыпляют газом, вяжут бандюков. Без хлопот и заморочек.
— Они не следят за душевыми. Там нет камер. Не платишь, когда идёт шмон, там они тебя и достанут. Лучше туда ходить, когда поблизости экипаж.
— Ни фига себе, — произнес Амос, изображая удивление. — Пока что шмон я не видел.
— Увидишь, чувак. Присматривай за Цзяном и Венди, когда меня нет, хорошо?
— В оба глаза, брат.
Рико был прав. После первого прыжка на полной тяже, когда первые суетящиеся люди искали койки, из-за того, что, по их мнению, ненавидели своего соседа, и находя новые, там уже и оставались, в основном. Астеры спали на палубах для астеров. Планетяне — на палубах, разделённых между Землёй и Марсом. Амос был на палубе для астеров, но он, казалось, был единственным таким.
И правда, тюремные правила.
На шестой день небольшая группа здоровяков с верхней палубы спустилась вниз на лифте и разошлась по отсеку. На палубе было пятьдесят человек, поэтому им потребовалось время, чтобы обойти всех. Амос притворился, что спит, а сам наблюдал за ними краем глаза. Это был обычный развод. Здоровяк подошел к пассажиру, рассказал о полисах страхования полётов, затем принял кредитный перевод через дешёвый одноразовый терминал. Прямых угроз не было, только намёки. Платили все. Это было глупое вымогательство, но достаточно простое, чтобы всё работало.
Один из вымогателей, на вид не больше четырнадцати лет, направился в их сторону. Рико начал доставать свой ручной терминал, но Амос сел на кровати и махнул ему, чтобы тот ничего не делал. Юному вымогателю он сказал:
— У нас здесь всё хорошо. В этом углу никто не платит.
Бандит смотрел на него молча. Амос улыбнулся. Он не особо хотел, чтобы его травили газом и связывали, но, если так должно было случиться, он переживёт.
— Покойник, — сказал бандит. Он вложил в это слово как можно больше мужества, и Амос уважал это обязательство. Но люди гораздо страшнее, чем тощий подросток-астер, пытавшийся запугать его. Амос кивнул, как будто принимал угрозу во внимание.
— Так вот однажды я попал в техническое отделение реактора, когда взорвали трубопровод, — сказал он.
— Что? — озадаченно спросил парень. Даже Рико и Цзяньго смотрели на Амоса, как будто тот сошел с ума. Амос подвинулся, и подвесы койки заскрипели при переориентации.
— Видишь ли, охладитель радиоактивен, как чёрт. Испаряется на открытом воздухе. Если попадёт на кожу, это плохо, но пережить можно. В основном смывается. А вот вдыхать не советую. Куча радиоактивных частиц в лёгких, которые не можешь достать. Да, ты почти наверняка расплавишься изнутри.
Мальчишка оглянулся через плечо, ища поддержки против сумасшедшего болтающего парня. Остальная команда вымогателей всё еще была занята.
— И вот, — продолжил Амос, наклоняясь вперед, — мне пришлось забраться в ремонтный шлюз, открыть аварийный шкафчик, достать и надеть противогаз, не делая ни единого вдоха.
— Ну и что? Вы по-прежнему…
— Смысл этой неприятной маленькой сказки в том, что я узнал некоторые факты о себе.
— Да? — ситуация стала настолько странной, что парню было интересно услышать продолжение.
— Я узнал, что могу задержать дыхание почти на две минуты, занимаясь напряженной физической активностью.
— И…
— И ты должен спросить себя, сколько вреда я могу тебе нанести за те две минуты, пока усыпляющий газ не вырубит меня. Потому что я уверен, достаточно много.
Парень не ответил. Рико и Цзяньго, казалось, затаили дыхание. Венди смотрела на Амоса с широко раскрытой улыбкой.
— Есть проблема? — один из приятелей юного бандита, наконец, подошел проверить его.
— Да, он…
— Нет проблем, — сказал Амос. — Просто объяснил вашему коллеге, что этот уголок комнаты не платит за страховку.
— Так и сказал?
— Ага. Так и сказал.
Старший бандит посмотрел на Амоса, оценивая его габариты. Они были примерно одинакового роста, но Амос был тяжелее на целых двадцать пять килограммов. Амос встал и немного расправился, донося свою мысль.
— С каким экипажем летаешь? — спросил старший бандит, ошибочно приняв его за члена конкурирующей банды.
— «Росинант,» — ответил Амос.
— Никогда не слышал.
— Слышал, но всё зависит от контекста, не так ли?
— Вполне вероятно, что ты испоганил свою жизнь, койо, — сказал бандит.
Амос широко развел руками.
— Думаю, рано или поздно мы это выясним.
— Рано или поздно, — согласился бандит, а затем схватил младшего напарника и направился к остальной части своей команды. Когда они уехали лифтом на следующую палубу, то оставили юнца на этой. Он открыто пялился на Амоса через всю комнату, не пытаясь ничего скрыть.
Амос вздохнул и схватил полотенце из своей сумки.
— Пойду приму душ.
— Ты сумасшедший, — сказал Цзяньго. — Там нет экипажа. Они тебя разорвут.
— Да.
— Тогда зачем?
— Затем, — сказал Амос, встав и перебросив полотенце через плечо, — что я ненавижу ждать.
Как только Амос подошёл к гальюну с полотенцем на плече, юнец начал говорить в свой ручной терминал. Вызывая войска.
Гальюн включал в себя пять хрупких пластиковых душевых кабинок на одной стороне переборки и десять вакуумных туалетов на другой. Раковины были расположены у переборки напротив двери. В открытом пространстве посередине были скамейки для сидения, пока ждёшь свою очередь в душ или одеваешься после. Не лучшее место для рукопашной схватки. Много выступающих частей, о которые можно удариться, и лавочек, о которые можно легко споткнуться.
Амос бросил полотенце на раковину и прислонился к ней, скрестив руки. Ему не пришлось долго ждать. Через несколько минут после того, как юнец сделал звонок, он и пять головорезов из команды вымогателей зашли в комнату.
— Только шесть? Я немного оскорблен.
— Ты не маленький, — сказал самый старший. Затем продолжил их предводитель:
— Но здоровяки тоже умирают.
— Согласен. Так, как это будет? Я на твоей территории, так что буду соблюдать правила.
Предводитель засмеялся:
— А ты смешной, мужик. Почти покойник, но смешной, — он повернулся к юнцу. — Твоя тушка, койо.
Юнец вытащил из кармана заточку. Через охрану невозможно было пронести оружие, но это был зазубренный кусок металла, оторванный от чего-то на корабле, а затем заточенный. И снова тюремные правила.
— Не хочу выказывать тебе неуважение, — сказал Амос ему. — Впервые я убил человека где-то в твоем возрасте. Ну, на самом деле, несколько человек, но это не важно. Я вполне серьёзно воспринимаю тебя и этот нож.
— Хорошо.
— Нет, — грустно сказал Амос, — ничего хорошего, на самом деле.
Прежде, чем кто-либо успел дернуться, Амос преодолел расстояние между ними и схватил руку юнца с ножом. Корабль был лишь на трети тяги, поэтому Амос оторвал парня от пола и закрутил, ударив по ребру душевой кабинки его же рукой. Его тело продолжило путешествие, но Амос не отпускал руку парня, и её выкрутило вокруг точки удара. Звук разорванных сухожилий его локтя был похож на удар молотком по мокрой фанере. Нож с дрожащих пальцев упал на пол, и Амос отпустил руку.
Последовала долгая пауза, пять головорезов смотрели на нож у ног Амоса, а он смотрел на них. Пустота в его животе исчезла. Полое пространство позади грудины исчезло. Горло перестало болеть.
— Кто следующий? — спросил он, разминая руки, на его лице появился оскал, о котором он не подозревал.
Они быстро двинулись ему на встречу. Амос развёл руками и приветствовал их, будто давно потерянных поклонников.
— Ты в порядке? — спросил Рико. Он промакивал небольшой порез на голове Амоса спиртовым тампоном.
— По большей части.
— Они в порядке?
— Не настолько, — сказал Амос, — но по большей части тоже. Все выйдут оттуда, когда очнутся.
— Не нужно было делать этого ради меня. Я бы заплатил.
— Я и не делал, — сказал Амос. На озадаченный взгляд Рико он добавил, — не делал этого ради тебя. И Рико? Те деньги пойдут в фонд Венди, или я приду и за тобой.