— Нет, черт возьми, — сказал Джим, когда они остались в апартаментах вдвоём. — Нет от слова «совсем». О нет, мать её, нет. Наверное, есть миллиард разных способов сказать «нет», и мне всё равно придётся уйти на второй круг, чтобы выразить всю глубину этого конкретного «нет». Кларисса Мао?! На «Роси»? Почему все хором не кричат: «Давайте этого не делать»?

— И всё же, — сказала она, медленно дрейфуя вниз к кровати, — ты обещал Амосу, что подумаешь.

Джим пытался было расхаживать по комнате взад и вперёд, но слабая лунная гравитация затрудняла процесс. Он сдался и сел в ногах кровати.

— Мы только что вновь собрались вместе. С нами была Бобби. Я не хотел портить момент.

— А. Момент.

Она закрыла глаза. Болело всё. Болела кожа. В опухшие глаза словно насыпали песка. Болели суставы рук и ног. Болели колени. Кончики пальцев были такими чувствительными, будто с них содрали кожу. Головная боль вызывала у неё чувство неимоверной хрупкости, а от слишком быстрых движений в голове начинало стучать. И всё же теперь ей было лучше, чем раньше. И будет ещё лучше. Медленно, за несколько дней, а может, недель она вновь станет собой. Или какой-то из версий себя. Но даже если часть ущерба была непоправимой, ей станет лучше, чем сейчас. Ещё нет, но скоро.

Алекс, Амос и Бобби ушли за пивом и едой. Их едой. Пиццей, или фалафелем, или сашими. Едой Земли. На Луне не водилось хороших красных кибблов, а если и так, то их точно не подавали там, куда пойдут они. Какая-то её часть желала, чтобы Джим ушёл с ними, а не остался с ней. Другая часть испытывала эйфорию на грани со слезами оттого, что она была здесь, что сбежала, что всё было кончено. Ей представлялось, что её душа стала горсткой игральных костей, которые катились и катились, и всё, что на них выпадало, определяло вид всей её оставшейся жизни.

— Я имею в виду… Кларисса Мао? — сказал Джим. — Как можно думать, что это хорошая идея?

— Амос не боится монстров, — сказала она. Слова были горькими на вкус, хотя не совсем. Или нет, не горькими. Сложными.

— Она в ответе за убийство множества людей, — сказал Джим. — Она взорвала «Сунг-Ан». Перебила четверть экипажа. А то тело, что нашли потом? То, что она таскала в ящике для инструментов? Ты это помнишь?

— Помню.

— Тот парень был её другом. Она не просто убивала безликих врагов. Она убивала знакомых людей, глядя им в глаза. Людей, которые ей нравились. Как можно после этого решить: «Окей, давайте полетаем с ней вместе»?

Она знала, что должна его остановить. Он говорил не о ней или «Августине Гамарре», не об одном из других кораблей, уничтоженных с тех пор, как она написала свой код. Он говорил не о Цине и не о том, как он пытался помешать ей завершить начатое самоубийство. Если бы у него вышло, были бы и другие. Как она могла оставить сына? Как могла позволить Филипу думать, что она себя убила? Как она могла скрывать нечто столь важное от людей, которые, по ее словам, были ей важны? Таких грехов, какие она носила в себе, не было даже у Клариссы Мао.

Она знала, что должна остановить его, но не остановила. Его голос будто срывал корочки с её шрамов. Слышать его было больно, он оставлял ее обнаженной, незащищенной, чувствительной к прикосновению, но боль была приятной. Хуже того, она была правильной.

— Я не говорю, что её нужно убить. Что это за история о том, что если её опять решат посадить в тюрьму, то Амос её застрелит? Я понимаю, что он шутит, но…

— Не шутит.

— Хорошо, я притворюсь, что он пошутил, но я не ратую за то, чтобы её убили. Я не хочу её смерти. Я даже не хочу, чтобы её заперли в дерьмовой негуманной тюрьме. Но мы говорим не об этом. Летать с кем-то на корабле буквально означает постоянно доверять ему свою жизнь. Окей, я был на «Кентербери», там тоже была парочка совершенно ненадёжных личностей. Но даже Байерс убила одного только мужа. А Кларисса Мао пыталась уничтожить, в частности, меня. Меня. Я просто… Я не… Как может кто-то считать это хорошей идеей? Тот, кто делал такие вещи, как она, не изменится.

Она сделала глубокий вдох, втянув воздух в контуженные легкие. В них до сих пор что-то немного булькало, но она наглоталась рефлекторных ингибиторов достаточно, чтобы кашель больше не доводил ее до головокружения. Она не хотела открывать глаза, не хотела разговаривать. Она открыла глаза, села, опершись спиной на спинку кровати и обхватив руками колени. Холден сидел тихо, чувствуя тяжесть предстоящего разговора. Наоми растрепала волосы, спрятав за ними глаза, словно за вуалью, но потом почти со злостью откинула их назад, так что ее глаза стали видны.

— Итак, — сказала она. — Нам нужно поговорить.

— Как капитану со старпомом? — спросил он осторожно.

Она покачала головой.

— Как Наоми с Джимом.

Страх, появившийся в его глазах было больно видеть, но она была готова к этому. Она чувствовала отголосок этого страха и в своей груди. Странно было то, что после всего что с ней произошло — после всех чудовищ, с которыми она столкнулась и от которых смогла сбежать — ей все равно было тяжело. Ручной терминал Холдена просигналил, но он даже не взглянул на экран. Морщины вокруг его рта углубились так, как это бывало, когда он пробовал то, что ему не нравилось. Сложенные руки, сильные, контролируемые, спокойные. Она вспомнила, как они встретились в первый раз, давным-давно на Кентерберри. Как он излучал обаяние и уверенность, и насколько она сначала ненавидела его. Насколько она ненавидела его за то, что он слишком был похож на Марко. И то, насколько сильно она полюбила его, потому что он совсем не был на него похож.

И теперь она собирается нарушить свой обет молчания, и то, что было между ними, либо останется жить, либо нет. Мысль была ужасная. Марко всё ещё мог опустошить её, даже не прилагая к этому усилий. Достаточно было вот этого.

— Не знаю, — сказал Джим и замолчал. Он посмотрел на нее сквозь брови, как будто был единственным виновным во всем этом. — У всех нас есть прошлое. У всех нас есть секреты. Когда ты ушла, я почувствовал себя… потерянным. Запутавшимся. Будто часть моего мозга исчезла. И теперь, когда ты здесь, я невообразимо счастлив видеть тебя. Быть здесь и сейчас? Этого достаточно.

— Ты пытаешься сказать мне, что не хочешь знать?

— О господи, нет. Нет, я лучше бы отрезал себе палец. Я сгораю от любопытства и схожу с ума от ревности. Но я смогу с этим справиться. Я больше не имею права заставлять вас рассказывать мне о том, о чём вы не хотите, как требовал раньше. Если существует что либо о чём вы не хотите говорить…

— Я не хочу говорить об этом, — закончила за него Наоми. — Но я хочу чтобы ты знал. И поэтому нам нужно вместе это пережить, ты согласен?

Джим придвинулся, подтянув под себя ноги, опустившись на колени у подножия кровати, лицом к ней. Его волосы были цвета кофе со сливками. Его глаза были синими, как океан. Как должно было быть вечернее небо.

— Тогда мы пройдем через это, — сказал он с простым, безграничным оптимизмом, который застал ее врасплох и вызвал смех даже здесь.

— Ну, — сказала она. — Когда я была подростком, я жила с женщиной, которую мы называли Тиа Марголис и я прошла быстро, как только могла, инженерные курсы по сетям. Там были корабли, которые проходили через док. Корабли Пояса. Жесткие ребята.

Джим кивнул и к её удивлению, это оказалось легко. Она считала, что идея раскрыть своё прошлое Джиму или кому-то ещё могла вызвать гнев, отвращение или взаимные упрёки. Или еще хуже — жалость. Джим, со всеми своими недостатками иногда был способен к совершенству, слушая внимательно и полностью. Итак, она была любовницей Марко Инароса и она забеременела. Она была вовлечена — сначала, не зная об этом, — в организацию диверсий на кораблях внутренних планет. У нее был сын по имени Филип, которого забрали у неё как способ контролировать её. Она описала свои мрачные мысли и поняла, что это в общем впервые, когда она говорила о них открыто, без завесы иронии.

— Я пыталась покончить с жизнью, но это не сработало.

Просто произнесение этих слов вслух было, как пребывание во сне. Или как пробуждение.

И затем, где-то в кульминации откровений, обнажив мрачные уголки своей души, который всегда травмировали ее и повергали в ужас, ее исповедь превратилась в простую беседу Наоми и Джима. Она рассказала как нашла способ послать ему сообщение во время битвы, и он рассказал ей о там как его получил и о разговоре с Моникой Стюарт, и почему он чувствовал себя преданным ею. Он рассказал о том, как ее похитили, а затем о её плане использовать образец протомолекулы в спиритическом сеансе для поиска пропавших кораблей. Затем они вернулись к Чецемоке и запасному плану Марко, который имел традицию всегда вкладывать одну схему в другую. И до того, как она снова вернулась к рассказу о Цине, Алекс, Амос и Бобби вернулись с трапезы, их голоса смешались словно пение птиц. Джим прикрыл дверь спальни, вернулся и сел рядом с ней, спиной к спинке кровати.

И когда она рассказала как убила Цина во время прыжка, Джим взял ее за руку. Некоторое время они молчали, пока она вновь переживала свою скорбь. Она была реальной, она была глубоко, но смешивалась с гневом на ее старого друга и её похитителя. В то время она не позволяла себе думать об этом, но, оглядываясь назад, весь ее пребывание на Пелле казалось упражнением по отречению самой себя. Кроме того, когда она бросила вызов Марко. Она вспомнила, как сказала ему что Джим всегда был тем, кем он только старался казаться, и подумала, стоит ли ей рассказывать эту часть истории Джиму, и потом рассказала. Джим выглядел ошарашенным, а затем рассмеялся. Они забыли на чем остановились и потратили десять минут на то, чтобы восстановить линию повествования: Чецемока покинул Пеллу после того, как Джим и Фред вылетели со станции Тихо или раньше? Он попросил Алекса исследовать Пау Кант, прежде чем камни упали на Землю? О верно. Хорошо. Теперь она поняла.

Они оба начали задремывать, рука в руке. Она подумала: «О, а мы же на самом деле должны еще поговорить насчет Амоса и Клариссы Мао», но после этого ей стало чудиться, что она на корабле, который идет с ускорением в одно g для всех остальных, а она при этом плывет в невесомости. Вся остальная команда топтала палубу, а она в это время парила в воздухе, добираясь до инструментов и воздуховодов, до которых не могли добраться они. Алекс объяснял ей, что это потому, что она умудрилась набрать такую инерцию, что остальным потребуется какое-то время, чтобы ее догнать. В соответствующем контексте это, казалось, могло иметь смысл.

Она проснулась. Она не знала сколько прошло времени, но из главной комнаты больше не было слышно голосов. Джим спал свернувшись на боку, спиной к её спине. Его дыхание было глубоким и медленным. Она медленно потянулась, стараясь его не разбудить. Боли в ее мышцах, суставах и на коже немного поутихли, и в груди было тепло. Слабость.

В течение многих лет она хранила свои секреты. Берегла их, как чеку от ручной гранаты. Страх, стыд и вину накапливала, даже не замечая как. Те вещи, которые она сделала не так — а их было так много — набирали силу. Не испытывать угрызений было странно. Опустошение, в некотором смысле, но умиротворенное опустошение.

Не то чтобы она вдруг пришла к свету и счастью. Цин не перестал быть мертв из-за нее. Филип так и остался брошен. Брошен снова. А Марко так и остался глубоким омутом злобы и ненависти. Все осталось по прежнему, совершенно изменившись. Старая картина преобразилась во что-то новое, просто сменив раму. Джим повернулся во сне. В коротких черных волосах на шее появилась парочка посветлее остальных. Первое прикосновение седины.

Что-то между ними изменилось. Не во время ее творческого отпуска в ад, а сейчас, когда она вернулась из своей личной преисподней. Она не была точно уверена, кто они были друг для друга, она и Джим, знала только, что теперь все будет по-другому. Потому что она изменилась, и перемены в ней не станут поводом для перемен в нем. Он никогда не стал бы пытаться заставить ее оставаться той Наоми, которую он себе представлял.

Всё изменилось, и изменения необратимы. Но иногда они шли на пользу.

Она потихоньку сползла с кровати и переместилась к маленькому столику в углу комнаты. Там лежали их ручные терминалы и стоял небольшой пузырек с противораковым препаратом Джима, поскольку он был не на «Роси». Она потянулась к своему терминалу, остановилась, и взяла терминал Джима. Для начала надо бы спросить разрешения, но она не хотела будить его, да и не думала, что это так уж важно.

Кадры от Моники Стюарт с «Рабией Балхи», проходящей сквозь ворота, были превосходны. В них ничего не казалось странным, за исключением связанной с ними истории. Интересно, что Марко с ней сделал? Для чего он начал пиратствовать так задолго до настоящего решающего удара, который дал ему возможность приобрести такой вес? Сама по себе попытка подделать журналы на Медине была риском, который не был ему нужен. Может быть, это как-то связано с той системой, к которой шла «Балхи»?..

Она переключилась на свой терминал, подключившись к системе Роси и загрузила ряд простых запросов на соответствие шаблону. Это не вызвало сложностей. Большая часть информации, с которой работал Стюарт, была общедоступной. И оптические телескопы по всей Системе были наведены на Свободный Флот с тех пор, как Марко напал на марсианский конвой. Список систем, где пропали корабли, был небольшим, но соответствия в нем не казались очевидными. Она попыталась вспомнить, говорил ли кто-нибудь на Пелле о каждом из них: Тасним, Иерусалим, Новый Кашмир. Конечно, конвенция о наименованиях тоже вносила сумятицу. Новый Кашмир также получил название Сандалфон, Высокий Техас и LM422. Она нашла альтернативные имена и для других систем. Теперь, когда Джим знал худшее из ее прошлого, она была почти готова к допросу перед командой Авасаралы, и если бы с момента её пребывания на Пелле была хоть какая-то зацепка, которую она могла бы дать…

Она нахмурилась. Запустила схему соответствия по новой, с другими допущениями. За ее спиной зевнул Джим. Когда он сел, простыни тихо зашуршали. Роси вернул список возможных вариантов, и она пробежала по нему глазами. «Анкара Слоу» приблизительно соответствовала «Рабии Балхи», но глядя на различия, она увидела, что сигнатуры двигателей не совпадали. Дешевле было бы построить новый корабль, чем менять весь комплекс привода на существующем. В гостиной Алекс что-то сказал, а Амос ответил. А потом, к ее короткому удивлению, послышался голос Бобби. Рука Джима легла на ее плечо.

— Привет. Ты в порядке?

— Ага, — сказала Наоми, — чудно.

— Давно проснулась?

Она посмотрела на часы и охнула:

— Три с половиной часа.

— Завтрак?

— Господи, да.

Ее спина выразила протест, когда она поднялась, но не такой уж решительный. Она была собрана, ее сознание было живо и полностью принадлежало ей впервые за несколько недель. Может, еще с того, пришедшего первым, отравившего ее жизнь сообщения от Маркоса. Она больше не воевала сама с собой, и это было хорошо. Но…

Волосы Джима были в диком беспорядке, но это было ему к лицу. Она взяла его за руку.

— Что-то не так? — спросил он.

— Не знаю, — ответила Наоми.

— А кофе этому чему-то поможет?

— Не помешает, — сказала она.

В главной комнате номера Амос и Бобби рассуждали о методах передвижения без двигателя, и каждый из них старался перещеголять другого, и оба, прекрасно осознавая это, веселились на полную. Алекс улыбнулся ей и Джиму, когда те сели за стойку с завтраком, а потом налил обоим по чашке густого эспрессо с плотной коричневой пенкой сверху. Наоми глотнула, наслаждаясь теплом и богатым сложным вкусом, скрытым внутри горечи.

— Ты выглядишь лучше, — сказал Алекс.

— Мне стало получше, спасибо. Бобби, те пропавшие корабли, которые ты искала, — они ведь все принадлежат МВКФ, верно? Военному флоту?

— Корабли. Оружие. Запасы. Всё, — сказала Бобби. — Похоже, теперь мы знаем, что с ними произошло.

— Но не с кораблями колонистов?

Большая женщина нахмурилась:

— Их я не искала.

— В чем дело? — спросил Джим.

Наоми помешала эспрессо в своей маленькой чашечке цвета кости, наблюдая, как завитки появляются и пропадают в низкой гравитации.

— Исчезнувшие корабли можно разделить на две группы: военные суда с Марса, которыми теперь владеет Свободный Флот, и корабли колонистов, которые пропали без вести на пути к новым системам. Шестьдесят, может быть, семьдесят процентов кораблей Свободного Флота совпадают со старыми военными записями. Но я не нахожу ни одного совпадения с пропавшими кораблями колонистов. Я не вижу закономерности в том, в какие системы они направлялись и что перевозили. И я не знаю, какую пользу мог бы извлечь Марко из их захвата.

Амос издал низкий горловой звук.

— Ага, — согласилась Наоми, словно этот звук был словами. — Что-то в кольце пожирает корабли.