— У меня есть номер отслеживания, — повторил капитан небольшого грузового корабля, возможно уже в шестой или седьмой раз. — У меня есть посадочные документы и номер отслеживания прямо из Amatix Pharmaceuticals. Я знаю, что груз прибыл на Медину шесть месяцев назад. У меня есть номер для отслеживания.

Не переставая слушать, Совтер сделал глоток чая «с дымком» из груши. Он предпочел бы стакан виски, но он был на вахте, а «Бэркейт» плыл в невесомости. Первое исключало виски, а второе — стакан. Фактически, капитанская рубка была уединенной и он мог бы делать что угодно. Он и делал, как он сам считал. Нести вахту было ему было более угодно, нежели виски, и это было правильно.

— Sabez, у вас есть номер отслеживания, Тореадор, — произнес голос со станции Медина. — Но Amatix? Esa es с Земли. Никаких компаний с Земли на Медине.

Бэркейт был линкором класса «Доннаджер». Мини-город в космосе, работающий с машинной точностью, способный не только маленький грузовик, но и всю станцию Медина растереть в пыль. Однако же он, как и остальной флот Дуарте, ожидал разрешения от диспетческой на Медине с целью прохода в следующее кольцо врат для второго, более странного этапа их путешествия. Это было даже излишним соблюдением этикета со стороны флота, но на то были свои причины. Не последней из них было обычное нежелание применения тяжелых вооружений слишком близко к чужой станции, висящей в огромном не-космосе между кольцами, не подающей признаков активности. Они не были готовы разбудить ее снова. Пока еще не были.

У двери послышался легкий стук. Совтер поправил свой мундир.

— Войдите.

Лейтенант Бэббидж открыла дверь, держась за ручку в проеме. Она выглядела озадаченной, когда отдавала честь. Совтер позволил ей задержаться на мгновение, прежде чем ответить на ее воинское приветствие и разрешил ей войти.

— Я в пути уже десять месяцев! — крикнул капитан Тореадора. — Если колония не получит эту партию, им конец.

— Вы слышали это? — спросил Совтер, кивая в сторону громкоговорителей.

— Нет, сэр, — ответила Бэббидж. Казалось она побледнела, несмотря на коричневый цвет ее кожи. Ее губы сжались.

— Юзгюн, Тореадор, — сказала станция Медина. — Если вам нужно войти в док с медицинской целью, вир кённен…

— Мне не нужна медицинская помощь! Мне нужны мои грёбаные медикаменты! У меня есть номер отслеживания, я знаю что они на вашей станции, и я не буду…

Совтер выключил их и глотнул еще чаю.

— И вот в более-менее таком же духе почти целый час. Даже как-то неловко за них.

— Да, сэр.

— Знаешь, почему я хотел, чтобы ты это услышала?

Она поборола свой страх, и это было хорошо, и ее голос не дрожал, когда она говорила, и это было ещё лучше.

— Чтобы продемонстрировать, что происходит, когда происходит нарушение дисциплины, сэр.

— В конечном итоге. Да. Я слышал, что вы нарушили дресс-код. Это правда?

— Это был всего лишь браслет, сэр. Он принадлежал моей матери, и я подумала… — её голос осёкся. — Да, сэр. Это правда, сэр.

— Спасибо, лейтенант. Я ценю вашу откровенность.

— Разрешите говорить свободно, сэр?

Совтер улыбнулся:

— Разрешаю.

— Со всем уважением, сэр, но дресс-код был регламентом МВКФ. И если уж начинать перечислять нарушения кодекса, то есть и гораздо более серьезные из тех, что достойны рассмотрения. Сэр.

— Имеете в виду то, что мы вообще здесь?

Выражение ее лица было жестким. Она переоценила свои силы, и знала это. Это бывает. Смущение и детское желание топнуть ногой и сказать, что так нечестно. На ее месте он не пришел бы сюда. Но раз уж игра пошла, карты на стол. Назад пути нет.

— Настает эпоха перемен, это правда. Пока избранное правительство не выполняет свои обязательства, адмирал Дуарте взял на себя полномочия и ответственность за флот на себя. Я, следуя субординации, выполняю его приказы. Предполагается, что вы, следуя субординации, выполняете мои. Это самостоятельная инициатива флота. Это не бесплатно для всех.

— Сэр, — сказала она. Она имела в виду «да, сэр», но она не сказала «да».

— Знаешь, что произойдет, если я доложу о твоем несоблюдении дисциплины на флоте?

— Меня могут понизить в должности, сэр.

— Да могут. Если так будет продолжаться, тебя вышвырнут. Отстранят от должности. Выгонят с позором. Не из-за этого, конечно. Этого мало, но если это повторится. Ты понимаешь?

— Да понимаю, сэр.

— Если тебя выгонят, как ты думаешь, что произойдет?

Она смущенно взглянула на него. Жестом своей свободной руки он разрешил ей говорить.

— Я… не… — запнулась она.

— Я тоже не знаю, — сказал он. — На Марсе тебя отправили бы на гражданку. Но там, куда мы собрались, гражданской жизни нет. И совершенно нет человеческой жизни. Выталкивать тебя из локальной пищевой цепи? Тратить время и ресурсы на отправку тебя назад, и собственно куда назад? Силы, взявшие на себя управление Марсом, увидят в тебе предателя так же, как и я. Они засунут тебя в камеру на всю жизнь, если ты не присоединишься к ним. А если присоединишься, тогда какой смысл мне отправлять тебя назад. Или не так?

— Нет, сэр, — он видел как понимание начало просыпаться в ее глазах. Пока только начало. Человечество было таким ущербным. Не только она, все. У половины населения уровень интеллекта был ниже среднего. У половины было ниже среднего верности. Средняя приверженность долгу. Жестокий закон статистики. Это поразительно, как такая раса могла преуспеть настолько, насколько сумели они.

— А теперь, когда мы взяли инициативу в свои руки, — сказал он, — поддерживать строгую дисциплину важнее, чем когда-либо. Мы сейчас как первые межпланетные миссии в те времена, когда еще не было двигателя Эпштейна. Месяцы, а то и годы одним сообществом воинов и исследователей. Там не бывает места для людей со стороны, особенно когда нет никакого «со стороны». Я знаю, ты расстроена, что…

— Нет, сэр, я не…

— Я знаю, что вы расстроены, потому что я обратил внимание на такую малость, как ношение браслета. Это кажется незначительным нарушением, и, на самом деле, таковым и является. Но если я стану ждать проявления более значительных нарушений, мы очень быстро столкнемся с вопросами, определяющими наше выживание. Поэтому у меня нет возможности занимать джентльменскую позицию.

— Я понимаю, сэр.

— Я рад это слышать.

Он протянул руку, ладонью вверх. Бэббидж вытерла рукой слезу, а затем порывшись в кармане задержалась на мгновение. Когда она положила браслет в его руку, она сделала паузу, задержавшись еще на секунду. Что бы это ни значило для нее, отдать браслет было для нее жертвой. Он сжал в руке тонкую серебряную цепочку с крошечным кулоном в виде воробья. Он попытался изобразить нежную улыбку, когда произнес.

— Свободны.

Когда она закрыла за собой дверь, он повернулся к своему монитору. Пришло новое сообщение от Кортазара. По его телу пробежали мурашки. Карманный ученый Дуарте присылал все больше сообщений с тех пор, как астеры спустили курок. Человеческий энтузиазм Совтера нервировал. Личность человека прочно заняла место в зловещей долине, и его удовольствие от проекта, который они разворачивали на новой станции Лакониа, заставляло его чувствовать предвкушение сродни сексуальному.

Тем временем, долг оставался долгом. Он сунул украшение Беббидж в утилизатор и открыл сообщение. Кортазар сидел слишком близко к камере, либо по какой-то причине решил, что ему лучше быть на видео не в фокусе. Его широкий подбородок и густые черные волосы были ничем не примечательны. Совтер потер руки, будто в наполовину осознанном желании их вымыть.

— Капитан Совтер, — сказал маленький странный человек, — рад доложить, что образец прибыл невредимым. Чрезвычайно благодарен вам, что вы взяли его под свою опеку после его вызволения. Однако меня огорчает, когда я слышу, что флот отстает от графика.

— На несколько дней за много месяцев, — сказал Совтер себе и экрану. — Мы со всем справимся.

— Я знаю, вы в курсе, что и ресурсы, и время будут в дефиците, пока артефакт не будет у наших ног. В порядке помощи в восполнении этого дефицита исследовательская группа собрала воедино некоторые планы и спецификации для кое-каких модификаций «Баркейта», которые понадобятся при стыковке с артефактом. Сборка каких-то из них может быть начата вашими инженерными бригадами прямо на маршруте. И само собой, если у вас возникнут какие-либо вопросы, я в вашем распоряжении. Кортазар конец связи.

По экрану прошла серия технических чертежей. Их было более чем достаточно, чтобы он забеспокоился. Они называли все технологии чужих единым именем «протомолекула», но, конечно, пришедшая невесть откуда колония микрочастиц-захватчиков жизни, была лишь одним объектом в гораздо более обширном наборе инструментов. И если Кортазар верно истолковал сверхсекретные данные с зондов МВКФ, то то, что они нашли, будет для человечества гораздо проще в освоении и использовании.

Однако же изменения, которые Кортазар хотел увидеть в «Баркейте», выглядели неприятно органическими. Похоже не столько на сборку новой модели шлюза, сколько на изготовление какого-то колоссального протеза.

«Это начало чего-то очень нового и очень мощного, и если хорошие люди не предпримут ничего, чтобы взять власть в свои руки, то это сделают плохие». Так говорил ему адмирал Дуарте в ту ночь, когда принял Совтера в свою паству. Это было истинно тогда, и остается истинным сейчас. Он включил камеру, пригладил волосы, и начал запись.

— Сообщение принял. Я передам чертежи моим инженерам незамедлительно. Если у них будут какие-то проблемы, мы с вами свяжемся, — коротко, точно, сжато, но без грубости. Рационально. Он надеялся, что это прозвучит рационально. Он пересмотрел сообщение для пущей уверенности и подумал было перезаписать его, заменив «проблемы» на «вопросы», но решил, что придает этому слишком много важности. Как только он его отправил, прозвучало уведомление от системы связи.

— Капитан, у нас есть разрешение от «Медины».

— Да неужели, мистер Когома? Как мило с их стороны. Как разрешилась ситуация с тем номером отслеживания?

— Грузовое судно движется для стыковки со станцией, сэр.

Что ж, вот и захватили доходяги еще один корабль. Если бы на «Тореадоре» понимали, куда ветер дует, они рванули бы со всех ног обратно на свою несчастную планету, с которой пришли, где бы она ни была, и постарались забыть о том, что потеряли. Потому что Флот Освобождения продолжал пожирать идущие мимо корабли, моря голодом колонии. Ослабляя их. А к тому времени, как астеры догадаются, что они ведут боевые действия в арьергарде истории, Дуарте уже прочно займет позиции.

Война, подумал Совтер, когда подтянулся в командный отсек, уже давно не ведется за контроль над территориями. Работа военных заключалась в том, чтобы раздробить силы врага. Мелкие стычки в Поясе происходили в течение поколений не затем, чтобы захватить станцию Веста или Цереру или любой из дюжин небольших товарных узлов, плавающих в безбрежной пустоте. Это всегда было направлено на то, чтобы удержать АВП или любую другую силовую группировку астеров от коалиции в организованную силу. До тех пор, пока правила не изменились, и организованная сила не оказалась полезна. Флот Освобождения появился бы десятилетия назад, если бы такие люди, как Дуарте, позволили бы этому произойти. А теперь, когда у Пояса он есть, они смогут убедиться, насколько он был бесполезен.

А пока он будет держать Землю и то, что осталось от Марса, в напряжении несколько лет. А потом… Наградой за смелость будет шанс управлять историей.

На командной палубе царил порядок. Каждый в своем амортизаторе, дисплеи протерты, пульты отполированы. «Баркейт» прибудет на станцию Лакониа таким же щеголеватым и подтянутым, каким он покинул Марс. И они не будут носить браслеты. Он опустился в свой командный пост и пристегнулся.

— Мистер Тейлор, дайте предупреждение об ускорении. Мистер Когома, информируйте флот и станцию Медина, что мы приступили к процедуре.

— Сэр, — сказал офицер-тактик, — разрешите открыть орудийные порты.

— Мы ожидаем столкновения, мистер Кун?

— Не ожидаем, сэр. Лишняя предосторожность.

Кун тоже не доверял тощим. И это было справедливо. Они были кучкой бандюг и ковбоев, которые считали, что раз у них стволы, у них и сила. Совтер полагал, что Флоту Освобождения еще рано начинать кидать Дуарте, но они были тупыми и импульсивными. И когда имеешь дело с любителями, не стоит предполагать, что они будут принимать те же решения, что и профессионалы.

— Разрешаю. И разогревайте ОТО, пока есть время. Мистер Когома, рекомендуйте флоту поступить тем же образом.

— Да, сэр, — сказал Когома.

Зазвучала сирена и Совтер устроился в амортизаторе, в течение нескольких секунд ощущая возвращение веса. Переход до кольца Лаконии был краток. Пространство между кольцами практически вызывало клаустрофобию в сравнении с необъятностью настоящего, открытого вакуума. И тьма, беззвездная, только усиливала это чувство. Физические зонды показывали, что с другой стороны колец нет никакого пространства вовсе. Так что чем бы ни был пузырь, в котором они находились, он заключался не в конечных границах, а в чем-то более обширном, бездонном, чего он и представить себе не мог. Да и не нуждался в этом.

Врата Лаконии стали ближе, больше, горстка звезд горела ярко и ясно на той стороне, все разрастаясь по мере их приближения. Реактивные шлейфы авангарда флота засияли ярче, когда они прошли врата. Здесь должны быть новые созвездия. Галактика под другим углом, и совершенно новые небеса.

— Приближение к кольцу, сэр, — сказала Келлер из навигационного управления. — Проход через три. Два…

Келлер рассыпалась. Нет, то есть не так. Келлер осталась там же, где и была, сидела, где и сидела. Но сейчас она была облаком. И все они были облаками. Совтер поднял руки. Он прекрасно видел их: папиллярные узоры на кончиках пальцев, пространство между молекулами, а под ними — поток своего кровообращения. Он мог видеть молекулы воздуха — водород, кислород, углекислота, все они бешено колотились друг о друга, затуманивая еще более глубокое пространство между ними. Вакуум, который пронизывал все это.

«У меня инсульт, — подумал он, а затем: — Нет. Что-то здесь не так».

— Гаси привод! — заорал он. — Разворачиваемся! — и волны звука от его слов расширяющейся сферой полетели сквозь видимый, но невидимый воздух, отскакивая от стен, дрожа там, где они пересекались с криками страха и воем сирены. Это было прекрасно. Облако, которым стала мистер Келлер, пошевелило руками, и чудом не провалилось сквозь необъятную пустоту ее панели управления.

Он увидел звук, идущий в потоке молекул, прежде чем он достиг его, и он услышал слова.

— Что происходит? Что случилось?

Он не мог видеть изображение на экранах, чтобы узнать, были ли там звезды. Всё, что он мог почувствовать, это атомы и фотоны самой вещи, а не то что они составляли. Кто-то закричал. Затем кто-то другой.

Он повернулся и увидел, как что-то движется. Не другое облако, подобное ему или другим, но что-то ещё, не такое, как материя. Что-то твердое, но скрытое пустотой материала, как форма в тумане. Многие формы, ни светлые, ни темные, но какие-то другие, какая-то третья сторона этой монеты, проходящая через промежутки между пространствами. Стремящаяся к ним. К нему.

Совтер не заметил, как умер.

2015 г.