- Стойте спокойно, - сказал Лаконианин. - Смотрите на красную точку.

Холден моргнул и сделал, как ему сказали. Пакет с пайками постукивал по его ноге, будто пытаясь привлечь внимание, но не двигался. Точка с ручного терминала казалось, взглянула на него, и что-то вспыхнуло, залив один глаз желтым. Терминал в руке охранника пиликнул, и он перешел к Наоми. Другая рука была на прикладе его оружия.

- Стойте спокойно. Посмотрите на красную точку. Вы можете пройти вперед, сэр.

- Я с ней.

- Вы можете двигаться туда, сэр, - сказал охранник, указывая на коридор подбородком. Его голос не оставлял иллюзий, что это предложение. Холден прошел пару шагов, и остановился, пока был достаточно близко, чтобы вернуться, если что-нибудь случится. Он не очень представлял, что он будет тогда делать.

Ручной терминал снова пиликнул, и охранник кивнул Наоми, ожидая, пока она подойдет к Холдену, и они вдвоем двинутся вниз по мягко изогнутому залу на палубу экипажа, прежде чем он повернется обратно к очереди, и следующей личности, ожидающей проверки и записи. Пожилой мужчина с коротко обрезанной бородой, улыбался охраннику, как собака, надеющаяся, что ее не ударят. "Стойте спокойно. - сказал охранник. - Смотрите на красную точку." А Холден с Наоми уже повернули за угол и покинули контрольно-пропускной пункт.

Он почувствовал, что в его животе немного отпустило, напряжение отступало от верхней отметки, просто потому, что они уже не были на линии огня.

- Мда, это отстой, - сказал он.

Объявление службы безопасности изменило Медину, как упавший в воду краситель. Скользящий комендантский час, означавший - никого в общественных местах вне рабочих смен, и три часовых периода в каждом цикле, когда никто не мог покинуть свои жилища. Запрет конгрегации - не более трех человек в группе. Любой, имеющий оружие, будет арестован. Любой, кто осуществляет несанкционированный доступ к системе связи, будет арестован. Любой, кого силы безопасности считают угрозой, будет арестован. С каждым новым пунктом характер самой станции сдвигался, и хрупкая надежда на то, что, возможно, все сложится само собой, или что, возможно, все будет в порядке, отступала.

Он знал, что архитектура станции практически не изменилась. Стены все еще стояли под теми же углами, коридоры изгибались вокруг барабана так же, как и всегда. Воздух пах примерно так же, как пахнет воздух где-нибудь еще. И только лица людей заставляли всё вокруг казаться уменьшенным, приближенным, больше похожим на тюрьму. Лица, и контрольно-пропускные пункты.

Они добрались до своих арендованных апартаментов, и Наоми набила код вручную, ведь их ручные терминалы все еще были заблокированы. Дверь отъехала, открываясь. Когда она закрылась за ними, Наоми осела по ней на пол, как на грани нервного истощения. Холден сел за маленький встроенный стол, и молча распаковывал сумку. Пад тай и красное карри, оба с тофу, оба приправленные так, что у него начинали слезиться глаза от одного запаха. В другой день это могло бы показаться роскошью.

Наоми прошла в ванну, вымыла в раковине лицо, и вернулась назад с каплями воды, все еще цепляющимися за ее волосы и ресницы. Она опустилась напротив него, и зачерпнула вилкой.

- Есть какие нибудь мысли? - спросила она.

- О чем?

Она прочертила вилкой маленький круг, указывая на комнату, станцию, вселенную. Затем она пронзила кубик тофу, и положила его в рот.

- Еще нет, - сказал он. - Должен признаться, мне бы хотелось, чтобы те мудаки не пытались убить этого парня, Сингха.

- Или чтобы они сделали свою работу получше, - сказала Наоми, и Холден почувствовал в животе беспокойство. Следила ли служба безопасности станции за их комнатой? Что за идиотская шутка, толкнула их на то, чтобы перебраться сюда? Наоми читала все это на его лице.

- Извини, - сказала она, наполовину для него, а наполовину - для микрофона, который мог быть, а мог и не быть здесь. - Плохая шутка.

- Полагаю, это снимает консультационные контракты с повестки дня.

- Похоже на то. И Титан.

- Вот жалость. Мне бы понравился Титан.

- Если бы только мы вышли на неделю раньше, - сказала Наоми. - Тогда все было бы по-другому.

- Да, - сказал Холден. Лапша Пад тай была густой и горячей, и пахла почти так же, как если бы настоящие лаймы и арахис использовались, чтобы приготовить ее. Почти, но не совсем. Он опустил вилку вниз. - Я не знаю, что делать.

- Ешь, - сказала Наоми. - И когда закончишь с этим, прими душ со мной.

- Серьезно? - сказал он. Она подняла бровь и улыбнулась.

После этого они ели молча. Он подумал о том, чтобы добавить немного фоновой музыки, и даже потянулся за своим ручным терминалом, прежде чем вспомнил, что тот мертв. Позже, Наоми положила тарелки и вилки в переработчик, взяла его за запястье, и отвела в ванную комнату. Она снимала одежду медленно, и он чувствовал, как его тело отвечает ей, несмотря на стресс и страх. А может быть, из-за них. Вожделение и тревога смешивались, и становились чем-то, вмещавшим в себя больше одного оттенка отчаяния. Она подняла температуру воды, пока он раздевался, и они остались там вдвоем, обнимая друг друга под теплым каскадом, заливавшим изгибы, в которых их тела образовывали впадины и водоемы. Она прислонила к нему голову, ее губы напротив его уха.

- Теперь мы можем поговорить, - промурлыкала она. - У нас есть около пятнадцати минут до того, как нормирование отключит воду.

- Ох, - сказал он. - И опять я думал, что это всего лишь мое мужское очарование.

Она осторожно прихватила его в чувствительном месте. - Это тоже, - сказала она, и смех в ее голосе был лучшим событием, что произошло за последние несколько дней. - Нам нужно составить реальный план. Я не знаю, что будет с нашими деньгами. Наша комната снята только до конца недели, и я не уверена, сохраним ли мы ее, или они тут же нас вышвырнут. Или что-нибудь еще, серьезно. Только не в такой момент.

- Мы должны вернуться на Роси, - сказал он.

- Возможно, - сказала Наоми. - Если это не привлечет больше внимания к ребятишкам. Может быть не к добру, чтобы Джеймс Холден с Росинанта снова оказался в строю. Если это не та драка, частью которой ты хочешь быть.

- Думаешь, мы влезем в драку?

Она переступила рядом с ним, их тела лениво скользнули под струи воды.

- Что бы сказала Авасарала? - спросила Наоми.

Холден погладил ее маленькую спину, обнял ее, осторожно притянул ее к себе. Нежно поцеловал.

- Что Губернатор Сингх облажался, - сказал он мягко. - Что закручивание гаек по отношению к врагу с такой жестокостью, показывает ваш страх перед ним.

- Точно, - сказала Наоми. - Те люди, которые пришли за ним? Это были мудаки и любители. Настоящее подполье только начинается, и там будут профессионалы. Если мы с тобой будем держать нос по ветру, очень, очень внимательно, мы сможем не вляпаться во все это. Но если мы начнем связываться с командой, служба безопасности может подумать, что мы собираем всю банду вместе.

- Тогда оставим их в покое. И что, полностью погрузимся в нашу новую жизнь военных беженцев?

- Или пошлем все к черту, соберем банду, и умрем все вместе как диссиденты.

- Я бы так хотел, чтобы Титан все еще был в этом списке вариантов.

- Подожди до вчера, милый.

Он положил голову ей на плечо. Прокаркало предупреждение о водной норме. Только первое. У них еще было время.

- Почему мне кажется, что меня все это бесит больше, чем тебя? - спросил он, и почувствовал ее улыбку на своей щеке.

- Ты новичок здесь, - сказала она. - А я Астер. Безопасность цепляется к тебе, только потому что может? Пропускные пункты, и проверки идентификации? Знать, что ты можешь закончить в переработчике, по любой причине, или без причины? Я с этим выросла. Как и Амос. Я никогда не хотела вернуться в такое, но я знаю, как все происходит. Детские воспоминания, sa sa que?

- Да уж, дерьмо.

Она провела рукой по его спине и оттолкнула его назад. Стена была холодной. Ее поцелуй был грубым и сильным, и он заметил, что вовлечен в него так страстно, как не вовлекался уже давным давно. Когда они оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, глаза Наоми были жесткими. Почти рассерженными.

- Если мы это сделаем, - сказала она, - это будет крайне неприятно и уродливо. У нас нет ни оружия, ни планов, и я не вижу, как мы можем победить.

- Я тоже, - сказал он. - И я не вижу, как мы сможем остаться в стороне.

- Значит собираем банду?

- Да. А ведь мы были так близки к тому, чтобы уйти.

- Были, - сказала она.

Предупреждение о нормировании воды прозвучало снова, теперь более требовательно. Холден почувствовал, как огромное волнение поднимается в его груди, только не знал, что это. Печаль, гнев, или что-нибудь еще. Он выключил воду. Ливень белого шума, защищавший их от прослушки, стих. От мягкой прохлады испарения, по его рукам и ногам побежали мурашки. Глаза Наоми были мягкими, темными, неустрашимыми.

- Пойдем в кровать - сказал он.

- Конечно - ответила она.

В темноте, пульт управления двери светился янтарем. Зеленый означал бы, что дверь открыта. Красный, что заблокирована. Янтарный означал, что управление переопределено. Это значило, что они не могут ее контролировать. Это категорическим образом заявляло о том, что это больше не их дверь. Что она принадлежит службе безопасности станции. Наоми все еще спала, ее дыхание было глубоким и мерным, а потому Холден сидел в темноте не двигаясь, чтобы не не разбудить ее, и смотрел на янтарный свет.

Это было затишье комендантского часа между каждой рабочей сменой. Прямо сейчас, все коридоры в Медине были пусты. Изогнутые поля и парки барабана. Закрытые лифты. Только служба безопасности Лаконии могла передвигаться свободно, все остальные затаились на своих местах. Включая его. Это был огромный налог, измеряемый рабочими часами. Если бы речь шла о Роси, это было бы то же самое, что потерять кого-то на восемнадцать часов в день. Медина накладывала свой коэффициент, по крайней мере с тремя нулями в конце. Кто-то в командовании Лаконии считал, что жертва оправдана. Что само по себе говорило ему о многом.

Наоми пробурчала что-то, сдвинула свою подушку, и упала обратно в нее, даже близко не подойдя к тому, чтобы всплыть на поверхность сознания. Но она скоро проснется, это было ясно. Они спали в одной кровати уже так давно, что ему были известны знаки, которые ее тело подавало неосознанно, даже не отдавая себе отчета, на что оно реагирует. Он чувствовал, когда она начинала просыпаться. Он надеялся, что она поспит еще немного, пока их дверь снова не станет их дверью. Тогда ей не придется чувствовать себя запертой в ловушке, как ему сейчас.

В течение многих лет Роси исполнял свою честную долю в работе по перевозке заключенных. Хьюстон был последним, но таких как он, на борту побывало с полдюжины, в одно или в другое время с тех пор, как Тахи стал Росинантом. Теперь он вспомнил, что первой была Кларисса Мао. Все его заключенные провели месяцы в комнатке меньшей, чем эта, уставившись на дверь, которую они не могли контролировать. Он всегда знал в отвлеченном, умозрительном смысле, каким это может быть неудобством для них, но для него не было разницы между жизнью в заключении, и тем заключением, в котором он находился.

Между тем, разница была. В камере предварительного заключения были правила. В ней были ожидания. Вы находились в камере, пока ваш адвокат или представитель профсоюза не приходили поговорить с вами. Затем были слушанья. Если они проходили плохо, дальше была тюрьма. Одно следовало за другим, и все называли это правосудием, даже когда знали, что название в лучшем случае приблизительное. Но это была каюта. Место для жизни. Превращение ее в тюремную камеру вызывало такое напряжение, какое не смогла бы вызывать настоящая. У настоящей камеры было "внутри" и было "снаружи". Когда вы покидали ее, и проходили через дверь, или шлюз безопасности, вы выходили наружу. Вся Медина теперь была тюрьмой, и останется ей следующие двенадцать минут. Он испытывал острое чувство клаустрофобии и унижения, которое с трудом укладывалось у него в голове. Ему казалось, что станция стала маленькой, как гроб.

Наоми снова подвигалась, перетянув подушку выше своей головы. Вздохнула. Ее глаза оставались закрытыми, но она снова была с ним. Проснувшаяся, но не готовая это признать.

- Эй, - сказал он, достаточно тихо, чтобы она могла притвориться, что не слышит его.

- Эй, - сказала она.

Прошла еще минута, Наоми подтянула подушку под голову, зевнула и потянулась, как кошка. Ее рука опустилась на его руку, и он сплел их пальцы.

- Все время размышлял? - спросила она.

- Часть из этого, ага.

- Помогло?

- Не.

- Понятненько. Тогда, приступаем к действиям?

Он кивнул на янтарь дверного предупреждения.

- Еще нет.

Она скосила взгляд. Отсвет блокировки замерцал в ее глазах, как пламя свечи.

- Ага. Очень хорошо. Чистим зубы, писаем, и приступаем к действиям?

- Это сработает, - согласился он и поднялся с кровати. Также, как это обычно срабатывает, он чистил зубы, когда дверь щелкнула и переключилась на красный - закрыто, но под его контролем. Облегчение, и возмущение этим облегчением, пришли к нему в одной обертке.

Коридоры жилой палубы были заполнены не больше чем обычно. Контрольно-пропускной пункт, который они проходили раньше, исчез, переместился на другое пересечение коридоров. Как полагал Холден, это делалось для сохранения наблюдения непредсказуемым, и очевидным. Если системы безопасности действительно находились в управлении Лаконианцев, то охранники и контрольно-пропускные пункты все равно оставались театром. Демонстрацией силы, чтобы держать местных жителей в страхе и послушании. Транспорта не было - ни лифтов, ни картов. Поэтому если кто-то хотел куда-то, единственным его вариантом была ходьба.

Поддельный солнечный свет внутри барабана, был таким же теплым, как всегда. Поля и парковая зона, улицы и сооружения, изогнутые вверх и вокруг по тем же самым кривым, что и обычно. Холден мог почти забыть, что станция обитаема, пока им не встречался кто-нибудь, с кем они могли пообщаться.

Человек, возле которого они притормозили, чтобы купить себе по тарелке с лапшой и соусом, дал им дополнительные пакетики с арахисом, и завиток коричной сахарной конфеты за счет заведения. Пожилая женщина, проходящая мимо, когда они направлялись к кормовой инженерной палубе и докам, улыбнулась им, а затем остановилась, и поглаживала Наоми по плечу, пока на ее старых и усталых глазах не выступили слезы. Группа молодых людей, направлявшихся в другую сторону, освободила пространство для их прохода заранее, и кивнула, выказывая уважение. Холден решил, что это не потому, что они узнали его, и не потому что он был какой-то знаменитостью. Все жители Медины относились друг к другу так, словно все они сделаны из сахарной пудры. Дыхни неосторожно, и они сломаются. Он узнавал в этом свое пребывание на Луне, после того как камни упали на Землю. Глубинный человеческий инстинкт, объединяться в условиях кризиса. Позаботиться друг о друге. В самом лучшем проявлении, это было то, делало человечество человечным. Но у него было мрачное подозрение, что это также своего рода торг. Взгляни, вселенная, какой я добрый, нежный и милый? Не дай молоту рухнуть на меня.

Даже если бы это было только горе и страх, ему бы это подошло. Что угодно, что может помочь им всем, лучше относиться друг к другу.

Рядом с небольшим кафе, в котором подавали чай и пирожки из рисовой муки, дюжина людей в форме Лаконии собирала что-то - стену, сделанную из кубов со стороной два с половиной метра, по восемь в ширину и по три в высоту, со стальными стенками, и с широкой сеткой в качестве передней стенки. Как в питомнике. Полдюжины местных жителей остановились посмотреть, и Наоми тоже остановилась рядом. Молодая женщина, с грязно-каштановыми волосами и россыпью веснушек на щеках, подвинулась, освободив для них немного места. Еще одна маленькая доброта, как монетка, брошенная в колодец желаний.

- Неужели это для заключенных? - спросила Наоми женщину, как будто они были друзьями. Как будто любой, кто не был Лаконианцем, теперь был частью одной группы.

- Вот и я думаю, - сказала Веснушка, затем кивнула, приветствуя Холдена. - Делают выставку. Предполагают нас всех туда засадить по очереди, не так ли?

- Так это и работает, - сказал Холден, пытаясь сдержать горечь в своем голосе. - Покажут всем, что такое наказание. Достаточное количество страха, и мы все станем послушными. Они будут дрессировать нас, как собак.

- Собак так не дрессируют, - сказала Веснушка. Она коротко и почтительно поклонилась, когда он посмотрел на нее, но не отступила. - Вы дрессируете собак, вознаграждая их. Наказание на самом деле не работает. - Слезы сверкнули в ее глазах, и Холден почувствовал комок в собственном горле. Их завоевали. Их захватили. Они могут убить всех на станции, и никто не сможет это остановить. Это не могло происходить, и это происходило.

- Я этого не знал, - сказал он. Банальные слова, почти все, что он мог предложить в утешение.

- Наказание никогда не работало, - сказала Наоми, и ее голос был твердым. Лицо непроницаемым. Она переместила свой вес, будто разглядывая скульптуру в музее. Зрелище власти с позиции искусства. - И никогда не будет.

- Вы отсюда? - спросила Веснушка. Она их не узнала.

- Нет, - сказал Холден. - Наш корабль в доках. Ну, или наш старый корабль, неважно. Тот, на котором мы пришли. И экипаж, с которым мы летели.

- Мой тоже заблокирован, - сказала Веснушка. - Старый Банком из Новой Ромы. На следующей неделе нам предстояло вернуться домой. Я не знаю, где мы сейчас остановимся.

- Не на своем корабле?

Она покачала головой.

- Вход в доки запрещен. Никого не пускают на свои корабли без сопровождения. Я надеюсь, что мы найдем комнаты, но я слышала, что нам, возможно, придется разбить лагерь здесь в барабане.

Наоми обернулась, и он увидел как все его мысли, отразились на ее лице. Если доки были недоступны, а команды развернули, другие были не на Роси. И с отключенной сетью, не могли послать запрос на связь. У них не было никакого способа связаться с Бобби, или Алексом, или Амосом. Или Клариссой. Учитывая каждую палубу и внутреннюю поверхность барабана, это было более пятидесяти квадратных километров коридоров, кают, переходных шлюзов, и складов. Систем переработки отходов. Гидропонных хозяйств. Хранилищ воздуха. Медицинских станций. Лабиринт, размером с небольшой город, и где-то в нем, четыре человека, которых ему нужно было найти.

Холден кашлянул в суровом маленьком смешке. Наоми наклонила голову.

- Да ничего, - сказал он. - Не так давно, я размышлял о том, насколько маленькой кажется Медина.