- Я думала о рециркуляции, - сказала Персик. Её голос звучал устало. Она всегда казалась немного утомленной, но сейчас в этом было нечто большее.

- Да? - сказал он.

В спальной комнате они были одни. Она сидела, подрезая ногти на ноге, маленьким ножиком, который он нашел для нее. Из-за какой-то дряни в ее лекарствах, они становились толстыми и желтыми. Он знал, как для нее важно держать их короткими, хотя она никогда и ничего об этом не говорила.

Он наблюдал за ощущениями в своих руках, которыми он мог бы обхватить, и сломать ее шею. Сначала напряжение, потом скрежещущий звук, когда поддастся хрящ. Он представлял ее глаза, недоуменные и осуждающие это предательство, когда их покинет жизнь. Ощущение было таким же ясным, как будто он действительно это сделал.

- Возвращается не так много, как должно, - сказала она. - По идее система способна дать восемьдесят восемь - девяносто процентов восстановления, но мне кажется, при походе на Фригольд, мы не выпрыгнули и за восемьдесят пять.

- Стоит взглянуть, - сказал Амос. - Есть какие-нибудь подозрения?

- Я хочу посмотреть на водяные фильтры. Предполагалось, что это лучшие фильтры из возможных, если не переделывать систему под прямую подачу геля, но похоже, они не выдают столько, сколько указано на этикетке.

Он прикрыл глаза, и перед его мысленным взором предстала система рециркуляции Росинанта. Если фильтры неэффективны... да, могло падать давление, направляемое к рециркуляторам. Этого было бы достаточно, чтобы понизить процент восстановления. Он представил, что еще могло на это влиять.

- Надо будет глянуть на линии подачи, - сказал он.

- Посмотреть, нет ли где вздутий? - спросила она.

Он хмыкнул. Персик нахмурилась и кивнула, как делала всегда, когда они приходили к соглашению. В Роси еще оставалось несколько вещей, которые он знал лучше нее, но таких было совсем немного. И в основном, они находились в системах вооружений. Их она не любила, и в результате уделяла им меньше внимания. Разговоры, которые он вел с ней, он не мог бы вести ни с кем другим.

Но эти разговоры не могли оттолкнуть другие мысли. Не могли ничего сделать с комом в его горле.

- Думаешь, Холден в порядке? - спросила она.

- Да, или нет, - сказал Амос. Ком в горле стал немного больше. Немного туже. Он не был уверен насчет причины.

- Хотела бы я, чтобы я могла сделать больше, - сказала она.

- Наоми что-нибудь придумает. И мы сделаем все, что потребуется.

Она закончила с последним ногтем, и бросила ему нож. Он поймал его в воздухе, закрыл, и положил под подушку, где он и остался. Персик достала очередную пару своих таблеток, проглотила их на сухую, и легла на спину. Между ее койкой, и койкой над ней, было недостаточно места, чтобы получился полноценный удар, но он представлял, как можно выполнить прямой удар по ее ребрам. Или в голову. Прижать ее спину к переборке, и следующих ударов она уже не сможет избежать. Он не собирался этого делать, но мысли все равно пришли.

-Тебе нужно поспать? - спросил он.

- Немного.

- А потом ты должна попытаться поесть.

- Во мне сейчас почти ничего не задерживается.

- Вот поэтому это и называется "попытаться" - сказал он. - В худшем случае, просто размажь еду по лицу, как маленький ребенок. Впитаешь немного питательных веществ через кожу.

Она хихикнула. - Ладно, уболтал, большой парень. После того, как отдохну.

- А я этим займусь сейчас, - сказал он. - Если тебе что-нибудь нужно, просто скажи.

- Спасибо, - сказала Персик.

Он отправился на камбуз, по дороге его плечи терлись о кабельные каналы и трубы, с обеих сторон коридора. На камбузе один из людей Сабы пил кофе из чашки. Привлекательный парень, славный малый. Комок в голе немного дернулся, и Амос почувствовал, как чашка кофе врезается в лицо парня. Кромка чашки срезает верхнюю губу. Кофе сжигает обе. Он почувствовал, как это может быть, - откинуть его со стулом, затолкнув ноги под стол, чтобы он не мог сгруппироваться, и тянуть вниз пока его спина не переломится. К тому времени подтянутся другие. Друзья парня. Он просчитал, как убить их тоже.

Амос улыбнулся любезно, и кивнул. Парень кивнул в ответ. Амос заказал тарелку овсянки с медовым вкусом. Сел отдельно, чтобы поесть. Парень Сабы допил свой напиток, и ушел. В один момент, когда он повернулся спиной, Амос почувствовал, как его нога бьет его под колено, сбивая вперед и вниз, где он окажется в правильном положении для удушающего захвата. Амос вздохнул, и зачерпнул еще одну ложку каши. На Роси такая еда была получше, но в любом случае она была горячей. Это смягчило его горло.

- Эй, здоровяк, - сказала Бабс с порога.

Она зашла и села напротив него. Челюсть выдвинута, взгляд твердый и прямой. Смотрит прямо на него, как будто играет Холдена.

- Есть минутка?

Амос взял свою полупустую миску, бросил в нее ложку, и выбросил все это по дороге к двери.

Это была станция экологического контроля, спустя около семи дверей ниже по коридору. Саба использовал ее, чтобы хранить еду, но все они ели полноценную пайку, поэтому, по большей части здесь было пусто. Помещение было только с одним входом, поэтому в нем никто не задерживался надолго. Толстые стены были заполнены изоляционной пеной. Типа, помещение для жрачки, вроде ничего такого. Но на самом деле, если бы пришли лаконианцы, оно стало бы смертельной ловушкой. Он толкнул дверь плечом, открывая ее. Шаги Бабс звучали позади, твердые, быстрые и властные. Как шаги школьного учителя, собирающегося устроить разнос своим ученикам.

В комнате было темно, но он нашел выключатель. Зажглось слишком яркое техническое освещение. Здесь была половина поддона с размельченным белком, и несколько бадей с зерном и дрожжами. Стены были покрыты стальными пластинами, и только в одном углу была заплатка из карбоновой сетки. По стыку потолка и левой стены проходила какая-то труба. Сами системы экологического контроля были заперты в шкафах с безопасными дверями, взять которые смогли бы лом, газовая горелка, и пара часов времени. Все это место было размером три на четыре метра, и пару метров высотой. Не идеальное, но хорошее. Более подходящего помещения все-равно не нашлось бы.

Бабс зашла за ним, и закрыла дверь. У ее носа были две маленькие складки рядом с ноздрями, похожие на полумесяцы, которые появлялись, когда она была на взводе. Комок в горле пульсировал, словно опухоль. На секунду он подумал, что он сейчас прорвется.

Бабс скрестила руки, перегородив дверной проем.

- Слушай, Амос. Я понимаю, что ты на меня злишься. И клянусь Богом, ты сейчас меня тоже подбешиваешь. Но мы - команда. Мы друзья, и мы можем с этим справиться, что бы там ни было. Я здесь, ладно? Так что, что бы там не...

- Когда ты успела превратиться в ебучую лапочку, Бабс? - сказал он. Его руки покалывали, как будто у них было слишком много энергии. Как будто он их ободрал. - Ты реально пришла сюда поболтать о своих чувствах?

Ее лицо побледнело, глаза сузились. Она расцепила руки. Ее вес опустился к бедрам. Колени слегка согнулись. Он полагал, что ее хватит еще на пару-другую оскорблений, но эта оценка оказалась неверной.

Она повела плечами, разворачиваясь в бедрах, ее правая рука полетела вперед. Несколько лет назад он, возможно, смог проскользнуть под ней, и войти внутрь замаха. Но несколько лет назад и она, возможно, была бы быстрей. В любом случае, все, что ему удалось, - это отдернуть голову, и оттянуться назад на пару сантиметров, прежде чем ее кулак хряснул его по скуле. Если бы он промедлил, этот удар размазал бы его нос по всему лицу. Ее следующий удар уже был на подходе, и он повернулся, чтобы закрыться плечом. Боль была стремительной, яркой и знакомой, как старая песня. Он почувствовал как комок в его горле взорвался, как шар, расширяясь больше него самого.

Он ударил ногой по прямой, чуть выше ее бедра, все еще с полусогнутым коленом второй ноги. Не для того, чтобы повредить ей, а чтобы оттолкнуть назад, и в освободившемся пространстве, которое он отыграл между ними, он обрушился на нее. Правый кулак полетел прямым ей в лицо, левый с раскачкой пошел к ребрам. Она подняла руки в боксерскую стойку, но опоздала на долю секунды. Он пробился сквозь ее защиту, проскочил ее, его правый локоть перехватил ее через горло, и он прижался спиной к двери. Надавил на ее трахею. Она нырнула вниз, в попытке освободить дыхание. Его ноги и спина заболели от усилия, с которым он пережал ей горло. Он стиснул зубы, пока они не заскрипели.

Боль в его яйцах началась с удара, похожего на брошенный кем-то кирпич, а через секунду ярко расцвела, распространяясь по всему телу. Ему показалось, что он словно наткнулся на что-то с разгона. Бобби вывернулась из-под его руки, и влепила по одному удару каждым из ее кулаков, в одно и то же место на его ребрах. Он почувствовал, как одно ребро подалось.

Ее удары прошли не с оттяжкой. Она только наметила их. Последний клочок сдержанности покинул его, и он заревел, бросаясь вперед. Готовый убить или быть убитым. Крошечная его часть, которая все еще была способна наблюдать, оценивать и осознавать, ожидала, что она дрогнет и уклонится. Вместо этого, она тоже бросилась ему навстречу. Их столкновение было похоже на крушение поезда, ее рука воткнулась в его шею, ее бедро в его бедро, и он оказался в воздухе. Он впечатался в переборку достаточно сильно, чтобы звуки на мгновение заглохли. Он оттолкнулся назад в момент, когда ее колено врезалось ему живот, схватил ее поперек бедра, и вздернул вверх над свой головой, и они оба рухнули на палубу настолько сильно, насколько позволяла спиновая гравитация.

Кто-то кричал, и это мог быть он сам. Теперь это была игра на земле, и её руки были на его голове, кончики пальцев зарылись в его кожу, ища возможность ухватиться. Если она нащупает его ухо, она его уже не отпустит. Он взбрыкнул, оттягиваясь назад, схватил ее руку, пытаясь добраться до локтя, чтобы вывернуть его наружу. Сломать его. На секунду у него почти получилось, но она извернулась, притянув согнутую ногу к его талии, и оттолкнула его назад. Он поймал ее лодыжку, и попытался сделать то самое с ее на коленом, но мышцы там были слишком сильными, а сустав слишком прочным, чтобы сломаться. И пока он пытался это сделать, его движения тоже были связаны.

Пятка другой ее ноги врезалась в его левую бровь, раскроив ее. Он протолкнулся ближе к ней, везя спиной по земле. Кровь заливала глаз, но он двигался быстро, и со знанием дела, обеспеченным практикой на протяжении всей его жизни. Он обхватил обеими руками ее горло, сжимая изо всех сил. Ее трахея оказалась под его большими пальцами, где он мог сломать ее, как грецкий орех...

За исключением того, что она уже подтянула свои руки под его, перекатилась на плечах, игнорируя его захват. Она запланировала это. Она не впала в ярость. Она все еще просчитывала ситуацию.

Она обхватила его ногами, и перевернулась, оказавшись сверху. Основание ладони ее левой руки уперлось в его подбородок, оттягивая его назад, и кулак правой смог приземлиться на его горло. Амос закашлялся, пытаясь перекатиться обратно. Его дыхание превратилось в хрип. Воздуха, который попадал в его легкие, было недостаточно. Он изо всех сил забился, чтобы оттолкнуться, и подняться на ноги, но она уже была там, выбив его колено. Он сильно ударился о палубу. Она нависла над ним, впечатывая его обратно вниз. Стукнула головой об пол. Он пытался вывернуться прочь от нее. Ее пятка врезалась в его плечо, в спину. Ее ботинок прилетел ему по почкам, он пытался отползти, и уже не мог. Боль была изысканной и обширной. Он был беспомощен. Его имели. Она ударила его снова, вложив в удар весь вес своего тела, и он почувствовал, как подалось еще одно ребро.

Он уже ничего не мог исправить. Насилие будет продолжаться, пока она не решит, что все кончено, и он никак не мог остановить это. Он вздрагивал от каждого следующего, и следующего, и следующего удара, чувствуя, как повреждения в его теле становятся глубже. Он больше не мог сделать ничего, чтобы защитить себя. Если Бобби захочет, чтобы он умер, он умрет.

Он терпел, беспомощный. Боль наслаивалась сама на себя, пока не осталось ни одной его части, которая бы не болела. Пока она не стала больше его тела.

Его сознание соскальзывало, смещалось. Картинки проскакивали сквозь него, как память, слишком глубокая, чтобы заботится о связности. Духи, пахнущие сиренью и бергамотом. Белое одеяло, затертое так, что хлопковые волокна почти истерлись, но мягкое. Вкус дешевого мороженого, которое продавалось в дерьмовом маленьком барчике в Кэри и Ломбарде. Звук новостной ленты в соседней комнате, звук дождя. Давным давно он последний раз вспоминал, как звучит дождь в Балтиморе. Насилие, беспомощная боль, и дешевое мороженое впридачу.

Глубокий покой разливался из его живота, вытекая через него, поднимая его вверх, выталкивая его из его тела. Он расслабился. Ком в горле исчез. Или нет. Или это никогда не исчезнет. Оно насытилось. Возвращалось глубину, которой принадлежало. Он чувствовал себя как после оргазма, только лучше. Глубже. Более реальным.

В конце концов, он заметил, что Бобби больше не бьет его. Он перекатился на спину. Открыл глаза. На переборках и палубе была кровь. Его яйца были похожи на футбольные мячи, наполненные агонией. Запекшаяся кровь залепила левый глаз. Его горло саднило и горело, когда он глотал, но ком исчез. Однако, что-то странное было с его дыханием. Ему потребовалась секунда, чтобы понять, что. Он был не единственным, кто хрипел.

Бобби сидела, прислонившись спиной к двери. Ее ноги были немного разбросаны, занимая пространство. Руки лежали на коленях. Маленькие кровоточащие порезы на костяшках ее пальцев выглядели как нарисованные. Ее волосы прилипли к ее шее. В основном от пота.

Он смотрел, как она смотрит на него. Некоторое время они молчали. Гул станции был единственным звуком.

- Ну, - наконец сказала Бобби, и сделала еще пару вдохов, прежде чем продолжила. - Какого хера это было?

Амос сглотнул. На этот раз болело чуть меньше. Он попытался сесть, и решил, что стоит поразмыслить об этом еще раз. Даже на потолке было несколько следов крови. Один из них выглядел немного похожим на лицо мультяшной собаки.

- Я не..., - сказал он, и сглотнул еще раз. - Я не хочу. Понимаешь, о чем я?

- Нет.

- Люди... люди хотят разного. Они хотят детей. Или хотят стать знаменитыми, или богатыми, или чего-то достичь. А потом они все идут нахер, пытаясь это получить. Так что я просто ничего не хочу. Не вот так.

- Ага, - сказала Бобби.

- Только эта тема меня поимела. Я даже не знал, что это происходит, пока не получил своё "я хочу". - Он подождал, пока ком не вернется в его горло, а когда этого не произошло, продолжил. - Я хочу, чтобы Персик умерла дома. Со своей семьей.

- На Роси, - сказала Бобби. - С нами.

- Да, я хочу этого. Только с тех пор, как мы вернулись из Фригольда, вообще все пошло по кочкам. Было еще не так плохо, когда только Холден и Наоми отчалили, потому что сами выбрали это.

- И оказалось, что они на самом деле никуда не ушли, - сказала Бобби.

- Но потом этот здоровый ублюдок проходит через ворота Лаконии, и теперь мы заперты здесь вдали от Роси, и похоже шанс сделать все по-правильному, ускользает слишком далеко, чтобы удержать его, понимаешь? Я вижу, как она изображает, что в этом ничего такого, тем или иным путем, вот только для меня это не так. И тогда... тогда все становится сложнее. Я начинаю чудить. Начинаю думать обо всяком дерьме, о котором не хочу думать. Ну ты знаешь.

Долгое время они молчали. Амос попытался сесть снова, и на этот раз ему удалось.

- Ладно - сказала Бобби. - Думаю, я поняла.

- Думаешь?

- Более менее - сказала она. - Думаю, я уловила суть.

Она подтянула себя, и поднялась, затем протянула ему руку. Он принял ее, его рука легла на ее запястье, её на его. Они потянули каждый в свою сторону, и он поднялся. Ее лицо почти не пострадало, но на шее уже проступали синяки.

- Да уж, ты действительно меня отметелила, - сказал он.

- Тебя было проще убить, чем отметелить, - сказала Бабс, ухмыляясь, и открывая окровавленные зубы. - Но у меня чувство, что твоя тупая задница нам еще нужна.

Он кивнул. Она была права насчет обеих вещей.

- Надо бы нам раздобыть для тебя немного льда - сказал он.

- Отвали нахер - сказала она - Даже половины моей работы хватило бы, чтобы ты обложил своего шутника всеми холодными штуками, которые у нас имеются.

- Ага. Тогда, полагаю, ты сможешь их забрать, когда я закончу.

Она изобразила на лице еще одну кровавую улыбку и повернулась к двери.

- Эй, Бабс - сказал он. - Не держим зла, так?

- В следующий раз, когда тебе понадобится кого-нибудь избить, как насчет того, что бы не оскорблять меня для начала.

Он усмехнулся. Было больно.

- Если мне понадобится кого-нибудь избить, у меня полно возможностей по всей станции. Но если мне понадобится, что бы кто-нибудь избил меня, обязательно приду к тебе.

Она подумала секунду:

- Справделивая оценка.

Ему потребовалось около пяти минут, чтобы добраться до сортира. Он отмыл всё, что смог, но ему была нужна какая-то свежая одежда, и когда он мыл глаза, сковырнул запекшуюся кровь. Рана снова начала кровоточить. Он решил поговорить с Сабой о том, чтобы попросить кого-то зашить её. Но сначала одежду.

- Господи Иисусе, - сказала Персик, когда он вошел в каюту. - Что случилось?

- Что? О, ты имеешь в виду это? Я и Бабс немного спарринговались. И моё лицо приложилось туда, где его не должно было быть. Ничего страшного.

Выражение её лица балансировало между недоверием и согласием, несмотря на тонкость лжи. Он взглянул на ее ключицу, ожидая, что придут мысли о том, как сломать ее, но этого не произошло. Это было хорошо.

- Видимо ты немного заржавел, - сказала она наконец.

- В этом есть доля истины - сказал Амос. - Чем займешься?

- Собиралась пойти размазать еду по лицу, как маленький ребенок. - сказала она.

- Звучит неплохо. - сказал он. - Я иду с тобой.