Прошло три месяца, прежде чем Сердце Бури прибыл на перевалочную станцию на Лагранже-5. Народный Дом пришел вслед за ним, как слуга, ожидающий подходящего момента, чтобы принести свои поклоны.
За те долгие, сюрреалистические недели, система изменилась до неузнаваемости. Или, по крайней мере, так было для Драммер. Капитуляция судов союза стала примером, которому последовал флот коалиции. И все же Буря пострадала от полученных ударов, и подтверждением этому служили некоторые признаки - нестабильная тепловая сигнатура, нежелание трансформировать корабль в режим порта, решение не ускоряться больше, чем на одну пятую g. Но все это не имело значения. Если Лакония и была окровавлена, покоренной она точно не была. Чего Драммер не могла сказать о себе.
Новая армада кораблей, пришедшая вслед за Тайфуном к Медине, остановилась там меньше чем на день, перед тем, как пройти через врата в Солнечную систему. Это были не такие большие корабли, с более знакомым дизайном, и менее дюжины их, хозяйничали теперь по всей солнечной системе. В новостях не появилось ничего, кроме имен новых эсминцев класса "Регент Лаконии" - Даскелл, Акерманн, Эканджо, Смит, - и их расположения в системе. Где они, и куда они могут направиться.
Ганимед и Япет, вдохновленные бог знает каким донкихотским импульсом, заявили, что в независимости от того, что говорят Союз и Коалиция, они не сдадутся. Два новых корабля отправились на каждую из станций, и вызывающие заявления вскоре прекратились. Независимых новостных лент, призывающих к борьбе против Лаконии, становилось все меньше, а их призывы становились все более неуверенными. Станция Церера организовала комитет по встрече, когда Эканджо пришвартовался к ней, и картины губернатора Цереры, пожимающего руку капитану Лаконии, стали символом момента. Символом капитуляции. Двое улыбающихся мужчин. Конец одной эпохи, и начало другой.
Корабль, прибывший для сопровождения Народного Дома, назывался Стовер, а под "сопровождением" подразумевалась "оккупация".
К этому моменту Народный Дом принял обратно большинство граждан, которые бежали перед битвой. Не всех, конечно. Некоторые из эвакуационных кораблей рассеялись по небольшим поселениям и астероидам. Чтобы затеряться по-тихому, в надежде, что при поддержке всего дюжины кораблей, Лакония проглядит их. Возможно, такой подход даже работал. Для тех, кто вернулся в Город в пустоте, Капитан Роумен Перкинс стал новым лидером. Он был старым марсианским мужчиной с коротко стриженными белыми волосами и кожей цвета полированного дуба, с простецким тягучим говором Долины Маринер, добрыми глазами, и с группами реагирования под своим командованием, состоящих из десантников в силовой броне, готовых превратить любые его пожелания в закон. Когда он пришел в её офис, он был так любезен, что занял кресло посетителя на противоположной стороне её стола, пока они разговаривали. Эта небольшая вежливость, в купе со всем остальным, только подчеркивала, каким абсолютным было её поражение. Лакония пришла не для того, чтобы запугивать или принижать её. Перкинсу было безразлично, потеряет ли он лицо перед ней. Он пришел, чтобы взять то, что хотел, - а хотел он абсолютной власти - и он собирался это получить. Мягко - хорошо. Менее мягко - тоже хорошо. Ей оставили иллюзию того, чтобы выбор остается за ней.
И она выбрала.
Домашний арест был лучше, чем заключение. Ее кровать, ее одежда, ее файлы, и доступ, хотя и без каких-либо разрешений вести трансляцию, и с цензурой Лаконии, просматривающей любые потоки поступающих к ней данных. Она боялась момента, когда Саба попытается связаться с ней, и этим выдаст себя, но сообщений от него так и не было. Она допускала, что задержание и сотрудничество Президента Транспортного Союза было полезно для Перкинса, Трехо и Дуарте. Её заточение в своих комнатах, военное сопровождение для занятий в спортзал, её еда, которую приносили лаконианские солдаты, были частью той истории о победе, что транслировались на тринадцать сотен миров, в качестве предупреждения о том, что следует вести себя хорошо. Перед Лаконией не устоял даже Союз. Даже Марс. Даже Земля. Так какая же надежда может быть у любого колониального мира выстоять против них?
Конечно, это были лишь предположения. Её информационная диета больше не включала новостных лент. Но она могла смотреть старые фильмы, слушать музыку, есть то, что хотела, играть в игры, спать пока спалось, и проделывать все те обычные дела, которые она обещала себе проделать, когда у нее появится свободное время.
В лучшие дни, домашний арест почти казался принудительным отпуском. Впервые за свою взрослую часть жизни, у неё не было никаких обязанностей. Никаких долгосрочных политических устремлений, требующих развития или внимания. Никаких журналистов, администраторов или должностных лиц, с которыми надо было вести дебаты. О том, кто через какие ворота пройдет, какие предметы запрещать, а какие облагать налогом, и как сбалансировать потребности колониальных миров, теперь заботился кто-то другой. За исключением отсутствия Сабы, это была та жизнь, которую она представляла себе, когда думала о выходе на пенсию после завершения срока её президентства.
В худшие дни, ее комнаты становились ящиком, наполненным сокрушительной депрессией и неудачами, где смерть была единственным выходом.
Ее контролеры справлялись с переменами её настроения с одинаковой невозмутимостью, и неискренней добротой. Они были добры по отношению к ней, потому что так решили. Выбери они другой подход, это тоже было бы приемлемо. Её мнение не имело никакого значения, пока кто-нибудь не решил бы, что оно должно его иметь. И у нее были все основания полагать, что так будет продолжаться всю оставшуюся ей жизнь - её комнаты, спортзал, и снова её комнаты, под охраной, в изоляции от всего остального человечества.
И вот, спустя три месяца после её капитуляции, Сердце Бури прибыл на перевалочную станцию в Лагранже-5, куда Драммер прибыла тоже.
Вон пришел к ней, как призрак из прошлой жизни. Если бы ей нужна была какая-то степень измерения того, как изоляция повлияла на нее, то хорошей мерой стало бы то, как она рада была его видеть. На утесе его лица, казалось, прорезалось несколько новых каньонов вниз по щекам, и на лбу. Он держался со все той же формальностью, но вместо того, чтобы излучать свое обычное неуловимое презрение, казался хрупким. Как хлеб, который был выеден изнутри, а все, что осталось, было черствой коркой.
Или, может быть, такой была она сама, и она просто хотела увидеть себя через призму кого-то другого. Чтобы не чувствовать такого одиночества.
Он остановился в дверях, пока она собралась с мыслями.
- Встреча, мэм, - сказал он. - Адмирал Трехо попросил меня... помочь вам подготовиться.
- Трехо? - спросила она, чувствуя, как все это похоже на их обычные разговоры в прошлом. - Он здесь?
- Скорее мы там, но да. Генеральный секретарь, вы и Адмирал Трехо. И еще несколько. Они не дали мне полный список, но они, похоже, хотят, чтобы вы были в презентабельном виде. Так что вот.
Он протянул ей ручной терминал. Она взяла его, просмотрела список файлов, к которым он имел доступ. Он был небольшим, но у него было преимущество новизны. В том, чтобы просматривать вещи, которых она не видела в течение нескольких недель, был определенный шарм. Текстовый файл с ее именем. Она открыла его.
ПРИМЕЧАНИЕ ДЛЯ ВЫСТУПАЮЩЕГО: ВАЖНО, ЧТОБЫ СИСТЕМЫ ЗА ПРЕДЕЛАМИ СОЛНЕЧНОЙ, БОЛЬШЕ НЕ УПОМИНАЛИСЬ КАК "КОЛОНИИ". В ЭТОМ, И ЛЮБЫХ ИМПРОВИЗИРОВАННЫХ ЗАЯВЛЕНИЯХ, ОНИ ДОЛЖНЫ НАЗЫВАТЬСЯ "ПЛАНЕТЫ" ИЛИ "СИСТЕМЫ". НИКАКИХ ПРЕДПОЧТЕНИЙ НЕ ДОЛЖНО ОТДАВАТЬСЯ ЗЕМЛЕ, МАРСУ ИЛИ СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЕ.
КОРРЕСПОНДЕНТ: МОНИКА СТЮАРТ
ВОПРОС: СОДЕЙСТВУЕТ ЛИ ТРАНСПОРТНЫЙ СОЮЗ В ПЕРЕДАЧЕ КОНТРОЛЯ?
ОТВЕТ: ТРАНСПОРТНЫЙ СОЮЗ ВСЕГДА БЫЛ ВРЕМЕННОЙ СТРУКТУРОЙ. ЕЩЕ ДО ПРИБЫТИЯ НАШИХ ЛАКОНИАНСКИХ ДРУЗЕЙ, МЫ УЖЕ ВЕЛИ ПЕРЕГОВОРЫ С ООН И КОАЛИЦИЕЙ ЗЕМЛИ-МАРСА, С ЦЕЛЬЮ РАЗРАБОТКИ ПРОЕКТА ХАРТИИ, КОТОРЫЙ ПЕРЕДАВАЛ БЫ БОЛЬШИНСТВО ПОЛНОМОЧИЙ ПО ОБЕСПЕЧЕНИЮ ЗАЩИТЫ, ПОСТОЯННЫМ ВОЕННЫМ СОЕДИНЕНИЯМ. ЛАКОНИАНСКИЙ ФЛОТ - ЭТО ЕСТЕСТВЕННЫЙ ВЫБОР, БЛАГОДАРЯ КОТОРОМУ БУДЕТ ЗАПОЛНЕН ИМЕЮЩИЙСЯ ПРОБЕЛ, И СОЮЗ С РАДОСТЬЮ БУДЕТ РАБОТАТЬ С ВЫСОКИМ КОНСУЛОМ ДУАРТЕ, И ПРЕЗИДЕНТОМ ФИСК, ЧТОБЫ УБЕДИТЬСЯ, ЧТО ТОРГОВЛЯ МЕЖДУ ПЛАНЕТАМИ (СМ. ПРИМЕЧАНИЕ) БУДЕТ ПРОИСХОДИТЬ ЭФФЕКТИВНО И СВОБОДНО.
КОРРЕСПОНДЕНТ: ОДЕН ТАММЕТ
ВОПРОС: ГОТОВ ЛИ СОЮЗ ВЫПЛАЧИВАТЬ РЕПАРАЦИИ ЛАКОНИИ ЗА ПОВРЕЖДЕНИЯ, ПРИЧЕНЕННЫЕ ЕЁ КОРАБЛЯМ?
- Пресс-конференция, да? - спросила Драммер.
- Похоже, это часть повестки дня, - сказал Вон. - Конечно, вы можете отступить от сценария...
- Неужели?
...но лаконианская цензура просмотрит все материалы, прежде чем выпустить их в эфир. И тогда вас будут ждать менее приятные условия, чем нынешние.
Драммер просмотрела весь сценарий. Три страницы вопросов, все последовательны, разжеваны и одобрены.
- Значит, ты говоришь, что я должна придерживаться этого сценария?
- Вы ничего не добьетесь, отказавшись. Есть определенное достоинство, в том что бы жить, имея возможность сразиться в другой день.
- Или просто жить, - сказала Драммер.
- Или так.
Драммер вздохнула.
- Полагаю, я должна привести себя в презентабельный вид и подготовиться. Сколько у меня времени?
Это был тот же конференц-зал, что и при открытии станции Лагранж-5, при рождении называвшейся TSL-5. Сводчатый потолок казался сейчас более грандиозным, чем тогда. Персонал в ожидании циркулировал с бокалами шампанского и закусками, - креветками, выращенными в танках, настоящим чеддаром, рулетиками, завернутыми в бекон, который когда-то был настоящей свиньей. Стенные экраны показывали виды Земли и Луны, Народного Дома и Бури, четкие и красивые. Высокопоставленные чиновники перемешались и болтали, как будто человеческая система не была поставлена с ног на голову. Как будто история продолжалась, так же как всегда. И отсутствие некоторых персон - Эмили Сантос-Баки, например - замечала только она.
Генеральный секретарь был в бледном одеянии с рубашкой без воротника, и золотой булавкой в лацкане. Он улыбался, и пожимал руки окружающим. Она ожидала, что он будет более мрачен, но, честно говоря, перевалочная станция всегда была некоторым унижением для него. Место во Вселенной, определяющее границы его власти. Просто раньше с другой стороны этой мембраны была она. А теперь Лакония. Так что ему было не привыкать.
Человек, положивший руку ему на плечо, и над словами которого он смеялся сейчас, был узнаваем безошибочно. Адмирал Трехо в жизни был меньше, чем она ожидала. Толще в районе груди и живота, но не столько за счет мускулатуры или жира, сколько в силу генетической комплекции, и возраста. Его волосы были жидкими, и он не пытался замаскировать этот факт. У него были ярко-зеленые глаза, в которых блестела бы искренность, если бы это не было подделкой.
Трехо заметил ее, прервал разговор с генеральным секретарем, развернулся и направился в ее сторону. Он совсем чуть-чуть косолапил. Драммер почувствовала иррациональный укол предательства. Человек, который уничтожил и унизил ее, должен был по крайней мере быть бронзовым Адонисом, а не обычным человеческим существом. Было бы легче проглотить поражение, если бы они была побеждена богом.
- Президент Драммер, - сказал он, протягивая руку. - Я рад, что мы наконец смогли встретиться в более спокойной обстановке.
- Просто Драммер, - сказала она, обнаруживая, что пожимает его руку. - Я думаю, мы можем опустить "президента".
- О, надеюсь, нет, - сказал Трехо. - Переходные периоды смены власти, это всегда деликатные времена. И чем более глубокими будут надвигающиеся перемены, тем важнее, чтобы что-нибудь оставалось нетронутым. Вы так не думаете?
- Как вам будет угодно, - сказала она.
Официант проскользнул мимо, и она взяла у него бокал. Вообщем-то, она не хотела пить алкоголь. Но, Боже, ей было нужно хоть что-нибудь.
- Мне жаль, что здесь нет вашего мужа, - сказал Трехо. В его голосе не было ничего, кроме простой вежливости, за исключением разве того, что имя Сабы было связано с волнениями на Медине. Она много слышала об этих событиях до своего задержания. Но теперь она почувствовала дрожь охватившего её страха. Знал ли Трехо что-то, что не знала она? Собирался ли он сказать, что Саба был пойман? Или убит?
- Мне тоже жаль, - сказала она. - Я очень скучаю по нему. Но у нас всегда были разные карьеры.
- Надеюсь, однажды встретиться с ним, - сказал Трехо, и она расслабилась. Он не мертв. Трехо увидел её реакцию, и улыбнулся мягкой, печальной улыбкой. - Я полагаю, было бы полезно, если бы вы могли сыграть посредническую роль в решении некоторых вопросов с ним. Хаос вредит всем.
- У меня нет никаких способов с ним связаться, - сказал Драммер. Она не стала продолжать вслух: "И я не знаю, что скажу ему, если такие способы появятся."
- Что ж, достаточно честно, - сказал Трехо. - Но когда-нибудь мы вернемся к беседе об этом, да? А прямо сейчас, я хочу поговорить с вами о других вещах. Высокий Консул Дуарте собирается созвать людей, сыгравших важную роль в новых начинаниях Лаконии для человечества. Некий постоянный съезд лучших умов, и самых влиятельных людей. Он попросил меня пригласить вас.
Вежливость в его словах была на грани фола. Как бы случайная оговорка, о том, что она будто бы по-прежнему независима, все еще хозяйка своей судьбы. О, конечно она могла бы отказаться. Дуарте казался достаточно умным, чтобы не приветствовать в своих проектах людей, готовых открыто противостоять ему. Но сделай она так, и будут последствия. То, что они даже не были определены, только делало их еще более зловещими.
- Это как с колониями, не так ли? - сказала она.
Трехо поднял брови, отвечая на её вопрос, своим безмолвным.
- Вы перекладываете все под юрисдикцию Лаконии, - сказала она. - Не только корабли, или деньги. Культуру.
Трехо улыбнулся.
- Земля всегда будет домом, из которого возникло человечество, но да. Высокий консул считает, что... в долгосрочной перспективе для человеческого вида, будет не полезно делать из Земли фетиш. Мы также собираемся создать ускоренную систему репопуляции. Постараемся перенастроить баланс так, чтобы подавляющее большинство населения не было сосредоточено только в Солнечной системе.
- Вы не можете отправить миллиарды людей через врата, - сказала Драммер. - Это не сработает.
- Не за срок нашей жизни, - сказал Трехо. - Мы говорим о работе, которая будет выполняться поколениями. Но... ладно, я был Марсианином, прежде чем стать Лаконианцем. Мышление в критериях долгой перспективы меня не пугает.
Женщина, одетая в белое платье с золотой оторочкой на горле и запястьях, слегка наклонившись, кивнула Трехо, проходя мимо. Он улыбнулся в ответ, бросил взгляд на ее задницу, но очень быстро повернулся обратно, чтобы это не могло быть воспринято как неуважение.
- Ваш план терраформирования, не особо-то удался, - сказала Драммер более едко, чем следовало. Но так вышло само по себе.
- Но мог бы, - сказал Трехо, - если бы не появилось нечто большее. В любом случае, пожалуйста, рассмотрите приглашение. Высокий Консул с нетерпением ждет встречи с вами.
Трехо положил свою руку на её, прощаясь, словно старый друг, и отправился проводить другие разговоры по своему плану. Вокруг, взгляды посторонних глаз, и внимание толпы, следовало за ним, оставляя её позади. Она сделала глоток шампанского, и начала осматриваться в поисках места, в котором могла бы прикончить свой бокал, и заняться еще одним.
- Хочешь напиться, Камина? Ты полагаешь, это умно, или тебе просто уже похер?
Авасарала сидела в своем инвалидном кресле. Ее белоснежные волосы были стянуты в пучок на затылке, а ее сари был мерцающего зеленого цвета, что почти прятало худобу ее тела. Она выглядела старше, чем в последний раз, когда её видела Драммер. И при той встрече она уже выглядела старше динозавров.
- Так я утоляю боль, - сказала Драммер. - А что еще я могу сделать?
Авасарала развернула кресло и направилась к подиуму с местами для гостей. Пока они были пустые, но журналисты уже начали потихоньку просачиваться. Уже скоро начнется шоу.
- Я бы к тебе присоединилась, но они говорят мне, что моя печень на последнем издыхании, - сказала Авасарала. - Мол, никаких больше ликеров для меня.
- Вы, кажется, довольно неплохо свыклись с этим покорением.
- А у меня дохера вариантов? - спросила Авасарала. - Я старушка, которая потратила жизнь, пытаясь заключить мир между Землей и Марсом. И где все это дерьмо? Будто я пропустила день в школе, и пока меня не было, все остальные научились говорить на Мандарине. Я не понимаю ничего из происходящего.
- Да уж, - сказала Драммер. - Я догадываюсь, о чем вы.
- Это награда старости, - сказала Авасарала. - Проживи с моё, и сможешь увидеть, как всё, над чем ты работала, станет неактуальным.
- Эту хрень вы мне не впарите, - сказала Драммер.
- Ну и нахер тебя тогда. Умри молодой. Увидишь, будет ли мне дело.
Драммер рассмеялась. Авасарала усмехнулась тоже, и на какое-то мгновение, они прекрасно поняли друг друга. На мгновение Драммер перестала чувствовать себя одинокой.
- Так ты собираешься отправится на эту оргию, или какую еще херню там устраивает Дуарте? - спросила Авасарала.
Где-то в глубине зала Вон встретился глазами с Драммер, и целенаправленно направился к ним. Драммер не хотела идти с ним. Не хотела встречаться лицом к лицу со следующей частью, в которой будут театр и ложь. Она повернулась обратно к Авасарале.
- Я не знаю. Полагаю, мне придется.
- Да, идея отвергнуть императора всегда была плохой, - согласилась Авасарала. А затем спросила - Ты не знаешь, с чего бы им разыскивать Окой?
- Кого?
- Элви Окой. - сказала Авасарала, и тут к ним наконец подошел Вон.
- Пора, мэм, - сказал он.
Драммер кивнула, и протянул ему свой бокал. Скрюченная клешня Авасаралы схватила её за руку, и задержала на мгновение.
- Выше нос, Камина. Эти ублюдки способны чуять запах крови. И это дерьмо не закончилось, как бы это сейчас ни выглядело.
- Спасибо вам, - сказала Драммер, и отстранилась.
Теперь места для журналистов были почти заполнены. Она узнавала их лица. Иногда даже по тому, как они сидят, или как двигаются. Она делала это очень много лет. И она никогда раньше не делала такого.
Адмирал Трехо сказал несколько коротких вступительных слов - поблагодарил всех за то, что пришли, выразил светлые надежды на будущее, присоединился к приветствию Высокого консула Дуарте, - и вызвал её. Остальные пойдут за ней. Генеральный секретарь. Спикер Марсианского парламента. Еще кто-нибудь. Но она была последним Президентом Транспортного Союза. Её достоинство должно было быть стерто в пыль первым.
Она оглядела лица, и вспомнила времена, когда ей это нравилось.
- Президент Драммер? - Экран её трибуны идентифицировал женщину, задающую вопрос. Моника Стюарт. - Содействует ли Транспортный Союз в передаче контроля?
Нет, не содействует. Нет, я не содействую. Нет, мы побеждены, но мы будем сражаться до последнего вздоха, потому что жить с чужой рукой, сжимающей наше горло нестерпимо, всегда было нестерпимо, и всегда будет. Не из-за Лаконии, не из-за Союза, не из-за каких-либо властей на протяжении всей человеческой истории, которые создавали законы, а затем осмеливались провоцировать людей на их нарушение. А потому что мы люди, а люди в своей сути - это независимые обезьяны, достигшие своего величия путем уничтожения всех других человеческих видов, которые посмели смотреть косо. Нас невозможно долго контролировать. Даже если контроль осуществляем мы сами. Любая другая идея - это несбыточная мечта.
В первом ряду откашлялась Авасарала.
Драммер едва заметно улыбнулась.
- Транспортный Союз всегда был временной структурой, - начала она.