Наоми

— Бист бьен, Костяшка? — спросил Карал.

Узкий, наскоро оснащенный вельбот был слишком велик для такой маленькой команды. Дрянная конструкция, бесполезное пространство. Не изношен, а просто дешевка. Наоми посмотрела на Карала из-под завесы волос и улыбнулась.

— Быть — в принципе уже неплохо, — пошутила она. — Комо са?

Карал сделал неопределенный жест руками. С годами его волосы тронула седина. Как и щетину на подбородке. А когда-то его волосы были черны, как сам космос.

Карал заглянул ей в глаза, но она не моргнула.

— Должен кое-что сказать.

— Теперь между нами нет тайн, — ответила она, и он засмеялся. 

Наоми тоже улыбнулась. Заключенный флиртует с тюремщиком в надежде, что тот подобреет и когда-нибудь поможет. Вдруг так и будет?

Больше всего ее пугало, насколько хорошо она знает правила этой игры. С того мгновения, когда она пришла в себя, Наоми отвечала тем, кто с ней заговаривал, смеялась в ответ на шутки. Она вела себя так, словно ее похищение было в порядке вещей, что-то вроде того, как взять без спроса чужие инструменты. Она притворялась спящей. Впихивала в себя еду, насколько позволял комок в горле. И все обращались с ней, как будто она осталась прежней, как будто можно забыть прошедшие годы и все их противоречия, вернуть ее обратно, словно она никогда и не уходила. Словно она никогда не была кем-то другим. Она научилась прятать страх и гнев с такой легкостью, словно никогда и не переставала.

А может, так оно и есть?

— Это был я, — сказал он. — Помогал с Филипито. Заботился.

— Хорошо.

— Нет, — возразил Карал. — До того. Иногда он был со мной.

Наоми улыбнулась. Она старалась не вспоминать те дни отчаяния, когда она сказала Марко, что уезжает. Дни после того, как он забрал Филипа. Чтобы мальчик был в безопасности, так он сказал. Пока она не возьмет эмоции под контроль, так он сказал. В горле у нее встал комок, но она всё равно улыбнулась.

— В те дни. Он был с тобой?

— Да нет. Иногда. Он переезжал, да? Ночь тут, две ночи там.

Ее ребенка передавали по знакомым. Великолепная манипуляция. Марко использовал собственного сына в качестве сигнала, насколько может доверять каждому, и в то же время пометив ее как чокнутую. Опасную. Позаботился о том, чтобы в их окружении воспринимали его как цельного парня, а ее — как близкую к безумию. На нее вдруг нахлынули воспоминания о Карале, заглядывающем на кухню, пока Наоми вырывается из рук его жены. Суджа, так ее звали. Как он тогда воспринимал ее слезы и ругательства?

— Если бы ты промолчал, я бы и не узнала, — ответила Наоми. — И зачем ты сказал?

Карал снова пожал руками.

— Новый день. Новое начало. Решил смахнуть старую ржавчину.

Наоми попыталась прочесть по его лицу, правда ли это или просто очередная маленькая жестокость, на которую она не сможет ответить, не показавшись чокнутой. Если бы это произошло на «Роси», она бы поняла. Но здесь и сейчас в балансе между страхом, злостью и попыткой взять себя в руки тонули такие мелочи, как правда. В этом заключалась вся прелесть того способа, которым Марко настроил ее против себя самой. Сказать ей, что она сломлена, это всё равно что сломать, прошло пятнадцать лет, но ничего не изменилось.

А потом на мгновение в памяти возник Амос, куда более реальный, чем корабль вокруг. Неважно, что у тебя внутри, босс. Важны только поступки. Она не знала — то ли это воспоминания, то ли мозг пытается найти островок уверенности в том окружении, где ни на что нельзя положиться.

«Если Амос стал для меня символом мудрости, я в дерьме», — подумала она и засмеялась. Карал вернул улыбку.

— Спасибо за прямоту, — сказала Наоми. — Новое начало. Смахнуть старую ржавчину.

И если мне представится шанс бросить тебя в топку, Карал, то ты сгоришь, Богом клянусь.

Пискнуло предупреждение об ускорении. Наоми не заметила, когда корабль начал вращаться. Может, пока она спала, или постепенно и незаметно увеличивал скорость вращения. Это неважно. Она — всего лишь груз. И неважно, что ей известно.

— Пристегнулась? — спросил Карал.

— Сейчас, — ответила она, чуть приподнялась к потолку, а потом опустилась в кресло между Кином и Крыльями. Оказалось, что настоящее имя Крыльев — Алекс, но это имя уже было для нее занято, и он навсегда остался Крыльями. Он улыбнулся, и она тоже, пристегиваясь к гелевому сиденью.

Предупреждающий сигнал перешел от янтарного сияния к обратному отсчету в золотистых цифрах, и на ноле кресло подпрыгнуло и обхватило ее. Включилась обратная тяга. Когда торможение закончится, они будут рядом с Марко.

Она думала, что перед шлюзовой камерой будет что-то вроде прощания. Объятия и ложь — как принято после долгого путешествия. Когда этого не случилось, она поняла, что долгим путешествие было только для нее. Полет со станции Церера в сторону Солнца, к Марсу и астероидам Венгрии для остальных — как пройтись от кресла в сортир.

Из рубки появился Филип, выглядел он сурово и мрачно. Нет, не так. Выглядел он как мальчик, пытающийся выглядеть суровым и мрачным.

— Проверьте, нет ли у нее оружия, — бросил Филип кусачие слова.

Кин перевел взгляд с Филипа на Наоми и обратно.

— Вердад? Костяшка ведь своя, давным-давно. Разве не...

— Никаких пленных на «Пелле» без проверки, — ответил Филип и вытащил из кармана стреломет, но не нацелил в нее. — Так заведено, да?

Кин пожал руками и повернулся к Наоми.

— Так заведено.

Филип посмотрел на нее, плотно стиснув губы. Его пальцы потянулись к спусковому крючку. Он хотел выглядеть угрожающим, но выглядел напуганным. И злым. Поручить похищение сыну — такое мог придумать только Марко. Неважно, что это жестоко, хотя это так. Неважно, что это разрушит отношения, которые могли бы между ними сложиться, хотя это так. Важно лишь то, что это сработает. Теперь даже отправка Филипа на Цереру выглядела манипуляцией. Вот твой сын — там, где ты его бросила. Полезай в мышеловку и забери его обратно.

Так она и сделала. Наоми не знала, в ком она разочарована больше — в Филипе или в себе самой. Это разные разочарования, и в том, что направлено на нее, больше яда. Филипу она бы могла простить что угодно. Он всего лишь мальчишка и живет с Марко в его помойке. Простить себя куда сложнее, и в этом у нее маловато практики.

Пройдя через внешний шлюз, она оказалась дезориентирована. Проход обычной конструкции — из дутого майлара и титановых ребер. Никаких странностей. И лишь когда они почти добрались до другой стороны, она опознала запах: сильный, резкий и возможно канцерогенный. Через ткань выходили органические газы.

— Это недавнее? — спросила она.

— Мы об этом не говорим, — ответил Филип.

— Мы о многом не говорим, да? — огрызнулась она, и Филип бросил на нее взгляд, удивившись язвительному тону.

«Ты думаешь, что знаешь, кто я, — подумала Наоми, — но на самом деле просто слышал байки».

Шлюз соседнего корабля оказался до странности знакомым. Изгиб — как у шлюза «Роси», как и конструкция замка. Марсианская конструкция. Более того, марсианского флота. Марко обзавелся военным кораблем. Внутри ждали бойцы. В отличие от оборванцев на Церере, они носили подобие формы: серые комбинезоны с рассеченным кругом на рукавах и груди. В отличие от чистых обводов корабельного коридора, они выглядели как актеры в плохо пошитых костюмах на фоне прекрасных декораций. Но оружие было реальным, и Наоми не сомневалась, что они пустят его в ход.

Мостик был как младший брат мостика на «Росинанте». После дешевой и скудной эстетики «Четземоки» военные кресла-амортизаторы и дисплеи терминалов выглядели основательными и вселяющими уверенность. И в центре всего этого, как будто позируя, фланировал Марко. На нем была форма, похожая на военную, но без знаков различия.

Он был прекрасен как статуя. Даже теперь, нельзя не отдать ему должного. Наоми до сих пор помнила, как эти губы и мягкий взгляд заставляли ее чувствовать себя в безопасности. Это было в другой жизни. Она улыбнулась и ощутила странное облегчение. Она снова с ним и вне всякого сомнения — в его власти. Ночные кошмары воплотились в жизнь, так что теперь хотя бы нет нужды их бояться.

— Я ее привез, сэр, — отрапортовал Филип, произнося звуки так четко, что можно порезаться. — Задание выполнено.

— Никогда и не сомневался, — сказал Марко. Лицом к лицу его голос звучал сочно, чего не хватало записи. — Хорошая работа, сынок.

Филип отдал ему честь и собрался уходить.

— Эй! — окликнул его Марко, и мальчик застыл. — Не будь грубияном, Филип. Поцелуй маму перед уходом.

— Тебе необязательно это делать, — отозвалась Наоми, но Филип с пустым и бесстрастным взглядом подплыл ближе и клюнул ее в щеку сухими губами, прежде чем вернуться к лифту. 

С ним ушли и охранники, не считая двух, занявших позиции за ее спиной.

— Давненько не виделись, — сказал Марко. — Хорошо выглядишь. Годы тебя пощадили.

— Ты тоже. Но говоришь по-другому. Когда ты перестал разговаривать как астер?

Марко развел руками.

— Чтобы быть услышанным классом угнетателей, нужно и говорить как его представитель. Дело не только в языке, но и в дикции. Обвинения в тирании, как бы они хорошо ни звучали, будут проигнорированы, если не сказаны так, чтобы власть имущий опознал власть имущего. Вот почему так пригодился Фред Джонсон. Он прямо-таки канонический образ обладающего властью, которого могут понять другие власти.

— Так значит, ты практиковался, — сказала Наоми, скрестив руки.

— Это моя работа.

Марко приподнялся, провел пальцами по потолку и спустился к креслам управления. — Спасибо, что прилетела.

Наоми не ответила. Она почувствовала, что он уже переписывает прошлое. Обращается с ней так, будто она здесь по собственной воле. Будто она несет ответственность за то, что оказалась здесь. Вместо этого Наоми кивнула в сторону рубки. — Отличный корабль. Где взял?

— Друзья на высоких должностях, — хмыкнул Марко. — И странные, очень странные союзы. Всегда есть люди, которые понимают — когда меняется мир, меняются и правила.

Наоми спряталась за волосами, набросив их на глаза, но, разозлившись на себя, откинула обратно.

— Ну ладно. И чем я заслужила эту дерьмовую подставу?

Обиженное выражение на лице Марко могло бы сойти за подлинное.

— Никакой подставы. Филип был в беде, а ты сумела вытащить нашего сына из дрянного места, где его проблемы могли бы увеличиться.

— И в награду меня затащили на твой корабль против воли? Не могу тебя за это поблагодарить.

— А стоит. Мы привели тебя сюда, потому что ты одна из нас. Чтобы ты была в безопасности. Если бы мы могли объяснить, то объяснили бы, но всё слишком тонко, если опасность близка, нет времени объяснять человеку, почему нужно его защищать. На кону — жизни миллионов астеров, и...

— Ну хватит, — сказала Наоми.

— А тебе так не кажется? — спросил Марко с резкостью в голосе. — Ты из тех, кто нас убивает. Ты и твой новый капитан. Как только открылись эти врата, мы все погибли.

— Ты еще дышишь, — возразила Наоми, но ее гнев даже для нее самой прозвучал как раздражение. Марко тоже услышал именно это.

— Ты не выросла в гравитационном колодце. Ты знаешь, насколько жителям внутренних планет на нас плевать. «Чезед». Станция Андерсон. Пожар на шахте «Сьело». Для внутряков жизни астеров не стоят ни гроша. Никогда не стоили. И ты это знаешь.

— Не все они такие.

— Некоторые делают вид, что не такие, да? — В его голос вкрался астерский акцент. А вместе с ним и клокочущая ярость. — Но они могут спуститься в колодец. Существуют тысячи новых миров, и миллиарды внутряков могут просто войти в них. Никаких тренировок, реабилитационных центров, лекарств. Знаешь, сколько астеров вынесут полную g? Если получат всё что угодно, медобслуживание, поддерживающие экзоскелеты, специальные лечебницы? Две трети. Две трети из нас могут жить калеками в этих замечательных новых мирах, если внутряки соберутся с силами и вложат в это все деньги. И что, по-твоему, произойдет? Такого прежде не случалось. В прошлом году три фармацевтических завода прекратили выпускать низкокачественные коктейли для укрепления костей. И не открыли патенты. Не извинились перед кораблями, не имеющими денег на покупку хороших лекарств. Просто закрыли производство. Им понадобились мощности для обслуживания кораблей колонистов и все силы ученых на обработку данных, поступающих из-за колец. Мы просто объедки, Наоми. Ты и я, и Карал, и Кин. Тетя Марголис. Филип. Они двигаются дальше и забывают про нас, потому что могут. Они пишут историю, и знаешь, что там будет? Параграф о том, насколько это отвратно, когда устаревает целая раса людей, и что гуманней просто нас уничтожить. Ну давай. Скажи, что я ошибаюсь.

Всё та же песня, что он затягивал и раньше, только с годами доведенная до совершенства. Новые вариации тех же аргументов, что он приводил на Церере. Она почти уже ожидала, что он скажет: «Они заслужили гибель «Гамарры». Это война, и все, кто помогают уничтожить врага, — солдаты, понимают они это или нет». В ее кишках забурлило, как будто они сделаны из воды. Это чувство она помнила по темным временам. Что-то зашевелилось в глубинах мозга. Начала пробуждаться давно уснувшая змея выученной беспомощности. Наоми притворялась, что ее нет, в надежде, что если будет достаточно долго отрицать, то она действительно исчезнет.

— А какое это имеет отношение ко мне? — спросила Наоми мягче, чем намеревалась.

Марко улыбнулся. Когда он заговорил, то снова тоном просвещенного лидера. Резкий астерский бандит исчез под маской. 

— Ты одна из нас. Ты отдалилась, да, но всё равно одна из нас. Ты мать моего сына. Я не хочу, чтобы тебе причинили вред.

Предполагалось, она должна спросить, что это значит. Перед ней обозначили ярко освещенный путь. «Что означает «причинили вред?» — спросит она, и он ответит. И посмотрит, как расширятся ее глаза. Увидит ее страх.

Да пошел он.

— Тебе нужна была не я. Тебе был нужен «Росинант», вот только это не сработало. Дело в корабле? Или в Холдене? Ты можешь сказать. Хотел покрасоваться перед моим новым парнем? Это было бы печально.

Она почувствовала, как снова обретает способность дышать, как в крови бурлит адреналин. Лицо Марко стало суровым, но прежде чем он заговорил, запищали коммутаторы, и неизвестный голос эхом прокатился по палубе.

— Есть контакт, — сказала женщина.

— Что?

— Слабый. Шлюпка с Марса. Говорит с «Андреасом Гофером».

— Разведчик? — рявкнул Марко.

Пауза затянулась на несколько секунд.

— Похоже, просто придурок на катере не понял, что к чему. Но увидит один корабль, увидит и весь флот, да?

— Сколько до триггерного столкновения?

— Двадцать семь минут, — без колебаний ответила женщина. Кем бы она ни была, она знала, что последует этот вопрос. 

Марко бросил хмурый взгляд на приборную панель.

— Мы могли бы немного подождать. Лучше без этого обойтись. Но ладно. Уберите катер.

— Это всё?

Марко посмотрел темными глазами на Наоми. Его губы тронула улыбка. Любитель покрасоваться, в этом он весь.

— Нет, не всё. Выпусти торпеды и по кораблю марсианского премьера. И вели охотникам подготовиться, как только разлетится пыль, мы можем его сбить.

— Сабес, — ответила женщина. — Приказ принят.

Марко помедлил, протянув руку, как будто ждал нападения.

— Вот так, — сказал он. — Мы сделаем так, чтобы они нас не забыли. Снимем цепи, которые они сковали, чтобы стреножить нас и использовать по своей прихоти. Мы не растворимся в темноте. Они научатся нас уважать.

— И что они сделают? Закроют Кольцо? Опять начнут производить дешевые лекарства для костей? Как, по-твоему, стрельба по марсианскому премьер-министру поможет нашему народу? Как такое вообще способно кому-то помочь?

Марко не засмеялся, но смягчился. Наоми почувствовала, что сморозила глупость и это его развеселило. Несмотря ни на что, ее кольнуло смущение.

— Прости, Наоми. Вернемся к этому позже. Но я правда рад, что ты опять с нами. Я знаю, между нами есть напряженность и мы смотрим на мир по-разному. Но ты всегда останешься матерью моего сына, а я всегда буду любить тебя за это.

Он поднял кулак, давая знак охране.

— Позаботьтесь о ее безопасности и приготовьтесь к ускорению. Мы идем сражаться.

— Сэр, — сказал один охранник, когда другой взял Наоми под локоть. 

Ее первым побуждением было оказать сопротивление, вырваться, но какой в этом прок? Она двинулась к лифту, до боли стиснув зубы.

— Еще кое-что, — сказал Марко, и она повернулась, подумав, что он обращается к ней. Но это было не так. — Когда запрешь ее, убедись, что она может просматривать новости. Сегодня всё изменится. Мы же не хотим, чтобы она всё пропустила, да?