Амос

— А плотность разве не имеет значения? — спросила Кларисса. Действие неведомой дряни, что вливали ей в кровь, похоже, прекратилось. Она выглядела чуть лучше. Вены все так же просвечивали сквозь пергаментную кожу, но на щеках появился румянец.

— Конечно, но в первую очередь — энергия, вложенная в то, чтобы разогнать метеориты. Бросая с корабля кусок вольфрама или чертову подушку с перьями, нужно еще заставить корабль двигаться с нужной скоростью. Плата вперед, если говорить с энергетической точки зрения.

— Но подушка сгорит раньше, чем достигнет поверхности.

— Справедливое замечание, на этот раз.

На экране снова и снова показывали удары, добывая записи из всех возможных источников — терминалы, камеры видеонаблюдения, спутники. Дуга ионизированного воздуха, сияющего, как след от рельсовой пушки, и Северная Африка, расцветающая огромным цветком огня, снова и снова. Атлантический океан, из бескрайней синей воды превращающийся в расширяющийся круг зловещего зеленого, а потом выплевывающий в небо что-то белое и черное. Будто репортерам показалось, что если просто подольше посмотреть на все это, то оно вдруг обретет смысл.

Миллионы людей погибли и миллионы умрут в следующие несколько часов от цунами и наводнений. Миллиарды умрут в следующие несколько недель и месяцев. За то время, что он провел под землей, планета стала другой. К такому не привыкнешь, таращась в экран, но и отвести взгляд он не мог. Он мог лишь болтать с Персиком о пустяках и ждать, что будет дальше.

У комментатора был легкий европейский акцент и спокойствие, вероятно означавшее, что он закинулся кучей таблеток. Или просто поработали звукорежиссеры.

«...оружие оставалось незамеченным радарами, пока не вошло в атмосферу Земли, меньше чем за секунду до удара».

Изображение сменилось на апокалиптические картины со спутника: пять закольцованных снимков попадания в Атлантику и катящихся по океану ударных волн. В крупном масштабе.

— Видишь, — сказал Амос, показывая пальцем в экран, — они нанесли антирадарное покрытие. Оно выгорело и перестало работать после того, как метеориты вошли в атмосферу, правильно? В любом случае, они прошли через ионосферу до уровня моря примерно за полсекунды, то есть около двухсот километров в секунду. Тут я только предполагаю, но такой взрыв, как они говорят, можно организовать при помощи блока карбида вольфрама размером в три с половиной-четыре метра. Это не много.

— Ты можешь вычислить все это в уме?

Амос пожал плечами.

— Работа такая. Я много лет играюсь с реакциями термоядерного синтеза, там примерно такая же математика. Начинаешь чувствовать.

— Понятно, — сказала она и добавила: — Думаешь, мы умрем?

— Ага.

— От этого?

— Может быть.

На экране проигрывался пятисекундный клип с парусной яхты. Вспышка идеально прямой молнии, причудливая деформирующая линза ударной волны, буквально прогибающая и свет, и воздух, потом изображение пропало. Кто-бы ни плыл на яхте, они погибли еще до того, как осознали, что же именно видели. Вероятно, последними словами большинства погибших стали «Фигасе, хреновина» или «Вот дерьмо». Амос ощущал какую-то тяжесть в животе, как будто слегка переел. Вероятно, страх, шок или что-то подобное. Кларисса негромко всхрипнула. Амос окинул ее взглядом.

— Хотела бы я снова увидеть отца.

— Да?

Она помолчала.

— А вдруг ему бы удалось? Вдруг он узнал бы, как контролировать протомолекулу? Все было бы по-другому. Этого бы не случилось.

— Случилось бы что-нибудь другое, — сказал Амос. — А если бы ты видела ту пакость вблизи, не думала бы, что она лучше.

— Думаешь, капитан Холден когда-нибудь...

Пол вдруг вздыбился и ударил Амоса по ногам. Инстинктивно он попытался откатиться, но без толку. Экран рассыпался, свет погас. Раздался какой-то громкий звук. Несколько секунд Амос катался по комнате, как игральный кубик в коробке, не зная, что его бьет. Все стало черным.

Через бесконечно долгую секунду включилось аварийное освещение. Кровать Клариссы лежала на боку, девушка вывалилась на пол. Вокруг медицинской системы ширилась лужа прозрачной жидкости, наполняя комнату резким запахом охладителя и спирта. Толстое бронированное стекло в окошке растрескалось и побелело. Стены покрыла сеть трещин. Из угла донесся полубезумный смех Клариссы, и Амос почувствовал, как диковато улыбается ей в ответ. Выла тревожная сирена, звук нарастал, прерывался и нарастал снова. Он не знал — так и должно быть или что-то сломалось от удара.

— Персик, ты цела?

— Не уверена. Рука болит. Может, сломала.

Он поднялся на ноги. Болело везде, но долгое знакомство с болью подсказало ему, что серьезных повреждений нет, так что он решил не обращать внимания. Либо земля еще слегка дрожала, либо трясся он сам.

— Хреново, если так. 

Дверь в коридор осталась закрытой, но выглядела как-то неправильно, будто ее перекосило. Амос задумался, откроется ли она когда-нибудь.

— Мы на десять этажей под землей, — сказала Кларисса.

— Ага.

— Если тут так, как же тогда наверху?

— Не знаю. Пошли посмотрим.

Она села. Левая рука уже распухла в два раза больше правой, что-то явно было сломано. В тюремном халате Кларисса напоминала призрака. Нечто уже мертвое, но все еще движущееся. В общем-то, так и есть, подумал он.

— Мы закрыты, — сказала она. — Никуда не сможем пойти.

— Чтобы мы были закрыты, должна быть тюрьма. Чтобы была тюрьма, там наверху должна быть цивилизация. Как я понимаю, тюрьма только что превратилась в дырку в земле с кучкой опасных людей на дне. Нам надо уходить.

Он пнул дверь. Все равно что бить в переборку кулаком. Он подошел поближе и попытал счастья с потрескавшимся стеклом. Ненамного лучше. Он попробовал еще три раза, когда донесся голос снаружи:

— Прекратите это немедленно!

— Кто-то там не в курсе, что тюрьмы больше нет, — сказала Кларисса. Голос был слегка пьяный. Может, к перелому добавилась контузия.

— Сюда! — закричал Амос. — Эй! Мы здесь застряли!

— Вы должны оставаться на месте, сэр, пока...

— Стена треснула, — заорал в ответ Амос. — Она скоро рухнет.

Может, он даже не врал.

Последовала тишина, потом звяканье. Дверь с трудом открылась на пару сантиметров и застряла. В камеру заглянула знакомая надзирательница. Тусклое аварийное освещение превратило ее в серый силуэт, но Амос все равно видел страх на ее лице. Позади нее были еще люди, но он не мог их различить.

— Простите, сэр, — сказала она, — но...

Амос привалился плечом к двери, не пытаясь открыть, но и не давая снова закрыть.

— У вас режим чрезвычайной ситуации. Я в курсе. Но нам нужно эвакуироваться.

— Сэр, вы не можете...

— Не только нам, — продолжил Амос, — вам тоже. Вам надо выбираться отсюда, если не хотите и в самом деле умереть на работе.

Надзирательница облизала губы. Он пытался сообразить, что могло бы убедить ее, но не придумал ничего лучше, чем ударить ее в челюсть и надеяться, что успеет выбраться наружу, пока кто-то его не пристрелит. Он уже заносил руку для удара, когда на его плечо легла ладонь Клариссы.

— У вас ведь есть люди наверху? — спросила она. — Друзья? Семья?

Взгляд надзирательницы стал рассеянным, словно она видела что-то еще. Кого-то. Возможно, кого-то мертвого, но еще не успевшего остыть.

— Я не могу... не могу сейчас об этом думать.

— Тюремные правила гласят, что на вас лежит ответственность за безопасность и здоровье заключенных, — сказала Кларисса. — У вас не будет неприятностей из-за того, что вы возглавите эвакуацию. Вы станете героиней.

Охранница тяжело дышала, будто занималась каким-то физическим трудом. Амос видел, как люди так делают, когда чем-то расстроены, но никогда не понимал. Кларисса мягко отстранила его и склонилась к надзирательнице.

— Вы не сможете участвовать в спасательной операции наверху, если будете похоронены здесь заживо, — мягко сказала девушка. Будто извинялась за что-то. — Могут быть повторные толчки. Стены могут рухнуть. Эвакуироваться не стыдно.

Женщина сглотнула.

Кларисса склонилась ближе, почти шепча.

— Здесь гражданский.

Охранница пробормотала что-то себе под нос, затем обернулась и стала отдавать команды через плечо.

— Салливан, помоги мне открыть эту проклятую дверь. Здание под угрозой, а у нас тут чертов гражданский, которого надо вывести в безопасное место. Моррис, если этот ублюдок шевельнется, выруби его. Ты понял, засранец? Одно неверное движение, и мы тебя прикончим.

Кто-то в коридоре угрожающе засмеялся. Амос и Кларисса попятились. За дверь ухватились две новые руки и принялись тянуть ее.

— Безопасность гражданского? Это ее убедило? — спросил Амос.

Кларисса пожала плечами.

— Ей нужен был предлог. Хотя ты редкий цветочек.

— Это точно. Просто я не привык, что кто-то это ценит.

Дверь с визгом открылась наполовину, после чего застряла накрепко. Вероятно, навсегда. В коридоре ущерб был заметнее. По центру шла трещина, одна сторона на три-четыре сантиметра ниже другой. Воздух был гуще, чем когда он пришел, и Амос ощутил инстинктивное желание проверить воздухоочистители. Может, и не зря. Жизнь на глубине в тридцать с лишним метров под землей очень похожа на жизнь в вакууме. Если взрыв был достаточном сильным, с атмосферой будут проблемы.

Другой заключенный, Конечек, стоял на коленях, второй охранник, Моррис, находился в трех шагах от него, целясь в спину. Если это была пушка, Амос не смог определить модель. Левая сторона лица заключенного распухла, будто он проиграл боксерский матч с очень медлительным рефери. Надзирательница, два охранника, Персик и этот парень.

Конечек взглянул на него из-под длинных волос стального цвета и едва заметно кивнул. Амос почувствовал, как его охватывает что-то, похожее на покой — плечи расслабились, в животе стало тепло. Все это плохо кончится, но такой градус жестокости он понимал.

— Новый план, — объявила надзирательница. — Мы эвакуируем этих заключенных и гражданского на поверхность.

Охранник, помогавший открыть дверь — Сулиман? Салливан? Что-то в этом роде — оказался толстошеим бугаем со сросшимися бровями. Моррис, тот, что с пушкой, был тоньше, старше, с плохими зубами и отсутствующим суставом на левом мизинце.

— Уверена, что не хочешь запереть их, прежде чем мы пойдем? — спросил Моррис. — Мне будет спокойнее, если эти чертовы психи не будут болтаться у нас за спиной.

— Персик идет со мной, — небрежно расправил плечи Амос. — Только так.

— Может понадобиться помощь в разборке завалов, — сказал Конечек. 

Это он смеялся чуть раньше. В невинных словах явно слышалась угроза, но остальные, кажется, не заметили ее, и Амос задумался, почему.

— Лифты отключены, мы пойдем по лестнице, — сказала охранница. — Как только окажемся наверху, возьмем заключенных под стражу.

— А как же радиоактивные осадки? — спросил толстый охранник. Амос был почти уверен, что его зовут Салливан.

— Они от ядерной бомбы, идиот, — рявкнул Конечек.

— Рона, а ты не должна получить разрешение капитана? — спросил Моррис, не сводя глаз со спины Конечека. 

Соображает, отметил Амос и запомнил это на будущее.

— Капитан не отвечает, — голос надзирательницы был жесткий, слишком сдержанный, чтобы не выдать панику. Двое остальных замолчали, и Амос заключил, что они не знали этого.

— Пошли к лестнице. Моррис, ты первый, затем заключенные, затем я и Салли. Вам следует держаться позади, сэр.

— Я пойду с ними, — сказал Амос.

— Не доверяешь мне свою девчонку? — рявкнул Конечек.

— Неа, — ухмыльнулся Амос.

— Давайте двигаться, — вмешалась Рона, — пока не случился повторный толчок.

Интересная штука страх. Амос видел его у всех охранников, хотя не мог бы сказать, в чем именно он проявлялся. Может, в том, как Моррис оглядывался через плечо. Или в том, как Рона и Салливан шли ровно в шаге позади, как пытались идти в одном ритме. Персик казалась сосредоточенной и пустой — как обычно. Слева от Амоса Конечек топорщил бороду и строил из себя крутого, и это было бы забавно, если бы его нервную систему не перестроили специально для насилия. Такие парни либо все время перепуганы, либо сломаны до такой степени, что не стоило брать их в расчет. Амос задумался, а испуган ли он сам, и не нашел ответа. Он подумал и о том, упадут ли еще метеориты, но и этого он не знал.

В тюрьме царил хаос. По стенам бежали трещины, пол будто срыли на пару сантиметров, а потом накидали обратно. Откуда-то доносился звук воды, бегущей по трубам. Аварийное освещение включилось, но кое-где лампы перегорели, оставив островки темноты. Даже если бы лифты работали, Амос не хотел бы ими пользоваться. Годы жизни на корабле научили его чувствовать, все ли в порядке, на основании нескольких простых индикаторов. И если бы Яма находилась на орбите, он спал бы в скафандре, чтобы внезапно не проснуться без воздуха.

— Хорош уже свистеть, — сказал Конечек.

— А я свистел? — спросил Амос.

— Ага, — подтвердила Кларисса, баюкая распухшую руку.

— Да? — Амос снова засвистел, на этот раз намеренно.

— Я сказал — прекрати, — зарычал Конечек.

— Ага, — дружески кивнул Амос, — сказал.

— Заключенным следует молчать, — рявкнула позади них Рона. — И гражданского тоже любезно просим заткнуться.

Амос искоса оглядел Конечека. Слишком рано судить, но примерно шестьдесят к сорока, что одному из них придется убить второго. Не сейчас, но до того, как все закончится. Он мог надеяться на сорок.

Пол содрогнулся, будто включился плохо настроенный двигатель. Со светильников янтарным снегом посыпалась бетонная пыль. Моррис выругался.

— Повторный толчок, — сказала Рона. — Просто повторный толчок.

— Возможно, — ответила Кларисса. — А может, ударная волна из Африки. Я не помню, как быстро подобная сила распространяется по мантии.

— Только не гребаная Северная Африка, — вмешался Конечек. — До нас никак не могло дойти.

— Когда взорвался завод в Галвестоне, ударная волна регистрировалась и на третьем круге вокруг планеты, — сказала Кларисса.

— О, да ты у нас теперь профессор истории?

— Заключенным молчать! — гаркнула Рона. Голос звучал намного более взволнованно. 

За углом светилась зеленым табличка с поднимающимся по лестнице человечком с толстыми ногами. Амос задумался, сколько еще людей на этом уровне ждут спасения, а сколько уже шагают по ступенькам на пути к выходу. Охранники ничего не говорили, но он поставил бы хорошие деньги на то, что прямо сейчас множество людей принимает собственные решения.

Моррис остановился у двери на лестничную клетку. На встроенном в стену дисплее горело красное изображение замка, пока он не провел по экрану своим терминалом и не набрал какой-то код. Дисплей замка стал зеленым, и дверь скользнула вбок. Конечно, в тюрьме стоят замки на аварийных сетях энергоснабжения, подумал Амос. Интересно, что еще здесь заперто.

В коридор обрушился поток грязи, воды, камней, бетона и арматуры. Моррис завопил, отскочил и повалился на пол, держась за голень. Штанина была порвана, и Амос разглядел темную влагу между его пальцев. Кровь.

— Моррис! — сказала Рона. — Докладывай!

— Меня надо будет зашить.

— Пойду вперед, посмотреть, — сказал Амос, оставив «так что не пристрелите меня» за скобками. 

За дверью не было лестницы. Обломки и грязь, и непонятно, остались ли под ними ступени. Он не мог понять, откуда течет вода, но пахла она чисто. Скорее всего, питьевая. От еще одного слабого толчка вывалились несколько камней и кусок бетона размером с голову.

Салливан бормотал себе под нос поток ругательств. Первые признаки паники. Амос покачал головой.

— Тут никому не пройти. Работы для меха на несколько месяцев. Надо найти другой путь.

— Нету никакого чертова другого пути, — сказала Рона. — Это эвакуационный выход. Вот этот самый.

— Персик?

Голос Клариссы был спокойный, но слегка невнятный.

— Это тюрьма для опасных преступников, Амос. В таких не делают много легких выходов на волю.

— Справедливо, — ответил Амос. — Ну, а если придумать что-то хитрое?

— У охраны есть ключи приоритета. Если мы доберемся до лифтовой шахты, можем попытаться вылезти по ней. Если ее кабина не блокирует, конечно.

— Десять этажей на сломанной руке при целой g? — он не стал упоминать контузию, которая, скорее всего, нарушила ее чувство равновесия.

— Я не говорила, что будет легко.

— Все лестницы в шахте перекрыты дверями, — сказала надзирательница. — Чтобы никто не мог попасть наверх без разрешения.

Конечек зло расхохотался, и Салливан нацелил на него свое странное оружие.

— Персик?

— Не знаю. Может, сумеем найти что-то другое.

Амос потянул шею, позвонки защелкали, как хлопушки.

— Денек становится чертовски долгим.