Амос

Салливан умер, когда они поднялись по шахте на пятнадцать метров.

План, если так его называть, состоял в том, чтобы открыть двери лифта, затем подняться на один уровень и узнать, открыты ли двери там. Каждый уровень мог послужить ступенькой к последующим, и к тому времени, когда они доберутся до уровня, где остановилась кабина, то получат кучу опыта и смогут как-то ухитриться проскользнуть или уговорить охранников их пропустить. В любом случае, эту проблему они будут решать, когда доберутся туда.

На то, чтобы открыть первую пару дверей, ушел час. Во-первых, они были по умолчанию закрыты. Во-вторых, намного тяжелее обычных. В конце концов, потребовалась сила Амоса, Салливана и Морриса на одной двери, и Конечека с его модификациями с другой, чтобы немного разжать их и проскользнуть внутрь. Дважды пол сотрясался, второй раз сильнее, чем первый. Вся чертова мантия планеты звенела, как колокол. Амоса начала мучать жажда, но он не видел смысла говорить об этом.

В шахте было темно, как и ожидал Амос, и сыро — этого он не предвидел. Сверху падали черные капли какого-то грязевого дождя, пачкая стены и делая их скользкими. Он не мог понять, течет с одного из верхних этажей или снесена вся надземная часть здания. У охранников были фонарики, но лучи высвечивали только грязные стальные стены и рельсы, по которым движется кабина. Вдоль рельсов вверх во мрак уходил бесконечный ряд панелей, похожих на поставленные друг на друга шкафчики.

— Это лестница для техобслуживания, — сказала Рона, обводя фонариком одну из панелей. — За дверцами скобы.

— Круто, — сказал Амос, потянувшись в пустоту. Шахта шла вниз метра на три. Глубину черного супа на дне он надеялся никогда не узнать. Воздух пах пеплом и краской. Амос не хотел задумываться, что именно и откуда стекает в шахту. Даже если это какая-нибудь токсичная дрянь, им все равно нужно сделать то, что нужно.

Между этажами было около полуметра. Вытянув шею, он увидел очертания дверей лифта. И пальцем не за что зацепиться. Ему показалось, что далеко наверху что-то есть — яркое пятно появилось и тут же исчезло.

– Мы можем добраться до следующих дверей? — спросила Кларисса за его спиной. — Как оно там все выглядит?

— Выглядит так, что нам нужен план Б, — ответил Амос, возвращаясь в тюремный коридор.

Конечек хихикнул, и Салливан повернулся к нему, поднимая свою похожую на пистолет штуку.

— Думаешь, это смешно, засранец? По-твоему это всё, блин, весело?

Амос проигнорировал убийственное напряжение, повисшее в шахте, и обратил внимание на пистолет, не похожий ни на что из того, что он раньше держал в руках. Жесткая керамическая рукоятка, ствол короткий и квадратный, диаметром примерно с его большой палец. Конечек навис над Салливаном, на распухшем лице маска гнева и отчаяния. 

— Собираешься использовать эту штуку, малыш?

— Чем она стреляет? — поинтересовался Амос. — Скажите мне, что это не одна из тех штук для усмирения. Вам тут дают настоящие пули, так ведь?

Салливан повернулся к нему, пушка все еще была нацелена на Конечека. Амос улыбнулся и очень медленно и мягко опустил ладонь на руку охранника и потянул ее вниз.

— О чем ты, черт возьми, толкуешь? — спросил Салливан.

— План Б. Эта штука. Стреляет настоящими пулями, а не гелевыми шариками или подобной ерундой?

— Патроны боевые, — сказал Моррис. — А что?

— Я тут просто подумал, что пушкой можно запросто понаделать дырок в дерьмовеньком металле.

— К чему ты ведешь? — спросила Кларисса.

— Думаю, что у нас есть три дерьмовых металлопротыкателя, — ответил Амос, — так что мы можем понаделать в металле дырок.

Оружие было биометрически связано с охранниками на случай, если им завладеет кто-нибудь вроде Клариссы или Конечека, так что Амос полез в грязь вместе с Роной вместо того, чтобы идти одному. Черная холодная жижа доходила ему до лодыжек. Край нижней дверцы находился под темной поверхностью. Амос постучал по ней костяшками пальцев, прислушиваясь к звуку. Луч фонарика метался по стенам, наполняя шахту сумеречным светом.

— Всади-ка пулю сюда, — сказал Амос, помечая грязью место. — И сюда. Посмотрим, получится ли сделать для нас зацепки.

— А если отрикошетит?

— Хреново будет.

Первый выстрел оставил в стали дыру около сантиметра диаметром. Второй — чуть меньше. Амос потрогал края. Острые, но не слишком. Черный дождь намочил плечи его рубашки, и она прилипла к спине.

— Эй, мелкий, — крикнул он. — Можешь подойти на минутку?

После недолгой паузы донесся рев Конечека:

— Как ты меня назвал?

— Мелкий. Просто подойди и посмотри на это.

Конечек спрыгнул, забрызгав грязью Амоса и Рону. Ничего страшного. Заключенный демонстративно поиграл мышцами спины, растянул руки, затем вставил два пальца в пулевые отверстия, уперся другой рукой в стену и потянул. У обычного человека ничего бы не вышло, но в Яме не было обычных людей. Металл отогнулся, обнажив лестницу. Железные скобы, слегка обработанные наждачкой, чтобы руки не скользили. Конечек ухмыльнулся, распухшее лицо и торчащая борода делали его похожим на персонажа какого-то шоу. Его пальцы покраснели, но крови Амос не увидел.

— Отлично, — сказал Амос. — У нас есть хреновый, но все-таки план. Давайте выбираться отсюда.

Лестница была узкой и примитивной, висеть на ней часами было неразумно. Салливан и Конечек отправились вперед, Амос сел на бетонный пол, свесив ноги в шахту. Моррис и Рона стояли позади него, Кларисса между ними. В животе у Амоса забурчало. В десяти метрах выше послышалось два резких выстрела.

— Я удивлена, что всё так легко, — сказала Кларисса.

— Просто не предполагается, — объяснил Амос, — что тюрьма будет удерживать заключенных внутри сама по себе. Если она задержит беглого до того момента, как кто-нибудь его пристрелит, то считай, ее задача выполнена.

— Ты что, сидел? — спросила Рона.

— Неа, — ответил Амос, — так, знаю кое-кого.

Прокатилось еще два громовых раската, не стряхнув никого с лестницы и не разрушив шахту. Через час сирена замолчала, внезапная тишина пугала не меньше, чем сигнал тревоги. Вдалеке слышался шум: гневные крики, два выстрела. Амос не знал, сколько людей сейчас в Яме. Может, сотня. Может, больше. Заключенные оставались в камерах, как он полагал. Другие охранники, если они были, действовали сейчас на свой страх и риск, и никто не предложил пойти их поискать.

Еще два выстрела в шахте, бормотание, а потом крик. Амос успел вскочить на ноги еще до того, как мимо пролетел Салливан и шмякнулся в грязь на дне. Рона с криком прыгнула к нему, а Моррис высветил фонариком лестницу. Ноги Конечека казались двумя бледными точками, лицо осталось в тени над ними.

— Он поскользнулся, — крикнул Конечек.

— Хрена с два он поскользнулся! — закричала Рона. Она уже поднималась по лестнице с пистолетом в руке. Амос спрыгнул вниз и преградил ей путь, раскинув руки.

— Эй, эй, эй. Без глупостей. Нам нужен этот парень.

— Поднимаюсь на четвертый уровень, — сказал Конечек. — Вижу наверху свет. Слышу ветер. Почти добрались.

Салливан безвольно, как тряпка, лежал в грязи, одна нога неестественно вывернута. Пистолет все еще зажат в кулаке. Желтый индикатор показывал, что патроны кончились. Салливан прожил ровно до того момента, как перестал быть полезным, и тогда Конечек убил его.

Не мог подождать, пока все выберутся, засранец.

— Он поскользнулся, — сказал Амос, — такое случается. Не делай глупостей.

От гнева и страха у Роны стучали зубы. Амос улыбнулся и кивнул ей — так, кажется, люди успокаивают друг друга. Он не знал, помогло ли это.

— Кто-нибудь собирается мне помогать, или мне все самому делать? — крикнул Конечек.

— Возьмите Морриса, — сказала Кларисса, — и две пушки. Одну для металла, вторую для него. Это была ошибка. Такого не должно больше произойти.

— И оставить тебя без присмотра? — сказал позади нее Моррис. — Ну уж нет. Никто не пойдет без охраны.

— Я присмотрю за ней, — предложил Амос, но охранники будто его не слышали.

— Все наверх, — скомандовала Рона. — Все до одного. И если кто-то сделает что-то подозрительное, богом клянусь, я убью всех.

— Я гражданский, — возразил Амос.

Рона подбородком указала на скобы:

— Лезьте.

Они полезли вверх в темноту. Десять метров, может, двенадцать. Первый Моррис, за ним Кларисса, Амос и последняя Рона, фонарик заткнут за ремень, в руке пистолет. Конечек с ревом и руганью отодрал очередную панель, освободив лестницу. Черная грязь продолжала капать, делая все скользким. Может, Салливан и правда поскользнулся, усмехнулся себе под нос Амос. Конечек сдвинулся в сторону, пропуская вперед Морриса. Еще два выстрела, и они снова поменялись местами.

Амос задумался, рассчитаны ли скобы на вес сразу двух человек. Но они вроде не гнулись, хороший знак. Он всю дорогу разглядывал лодыжки Клариссы, поскольку смотреть больше было не на что. Тонкие от атрофии, кожа бледная и пыльная. Он заметил, когда они начали дрожать. Если сломанная рука и беспокоила ее, она не говорила об этом.

— Все нормально, Персик?

— Отлично. Просто устала.

— Держись, помидорка. Мы почти на месте.

Шахта над ними становилась короче. Кабины, вместе с находившимися там охранниками, не было, только бледный серый квадрат и завывание ветра. Когда им оставалось четыре или пять метров, Рона вроде всхлипнула, но только один раз. Он не стал спрашивать ее об этом.

И вот Конечек перемахнул через край, за ним выбрался Моррис. Черный дождь все шел, становилось холоднее. Кларисса вся дрожала, ее тело трепетало, будто его вот-вот унесет ветром.

— Ты справишься, Персик.

— Я знаю. Знаю.

Она вытолкнула себя наверх, и пришел черед Амоса. Шахта лифта резко обрывалась, будто рука Господа снесла все вокруг. Наземный корпус тюрьмы исчез, оставив лишь куски бетона и щепки, разбросанные по голому полю. Забора тоже не было. От деревьев на горизонте остались пеньки. Только земля и кустарник. Небо темное и низкое, затянутое огромными облаками, похожими на перевернутые волны. Несущийся с востока ветер воняет чем-то непонятным. Примерно так Амос представлял себе поле битвы. Только еще хуже.

— Лезь, — толкнула его в ногу Рона. И тут внезапно зарычал Конечек и вскрикнул Моррис. Когда Амос выбрался на край и поднялся на ноги, прозвучал выстрел. Конечек держал Морриса в воздухе. Голова охранника безжизненно свисала, не оставляя сомнений в произошедшем. Кларисса лежала у ног заключенного.

На долю секунды Амос встретился глазами с Конечеком и увидел в них животную радость, удовольствие школьника, поджигающего муравьев увеличительным стеклом. Быстрее, чем мог человек, Конечек бросил охранника и кинулся вперед, зарываясь ногами в грязь. Амос неожиданно преградил ему путь и получил неслабый удар по ребрам. Потом локоть Конечека заехал ему в ухо, и мир вокруг закружился. Амос споткнулся и почувствовал, как Конечек, схватив его за ремень и руку, поднимает над головой. Из шахты выпучив глаза с открытым ртом смотрела Рона. Амос подумал, увидит ли Лидию, когда долетит до дна. Скорее всего нет, но в качестве последней мысли было бы красиво.

От выстрела Конечек споткнулся, и Амос вырвался из его хватки, жестко приземлившись на спину. Кларисса лежала на теле Морриса, обхватив руками кулак покойника и снова прицеливаясь. По груди Конечека текла кровь, но раньше, чем он смог броситься на девушку, из шахты появилась Рона и схватила его за лодыжку. Конечек неуловимым движением пнул ее, и Рона вскрикнула. Но Амос был уже на ногах, колени согнуты, чтобы держать центр тяжести низко. Мир вокруг все еще кружился, он не мог разобрать, где верх, где низ. Но он провел много лет в невесомости и привык игнорировать головокружение.

Его пинок в пах, вероятно, кастрировал Конечека, и тот сделал шаг назад. Задержавшись на долю секунды, он с удивленным лицом рухнул обратно в Яму. Первая часть закончена.

Амос сел, потирая поврежденное ухо. Рона выползла на блеклый свет. Она плакала, медленно поворачиваясь по сторонам, с недоверием и ужасом оглядывая разрушения вокруг, и как-то по-пингвиньи хлопала себя по бокам. Ее горе было бы смешным, не будь оно таким искренним. Потерю всего следовало как минимум уважать.

— Куда всё делось? — крикнула она сквозь ветер, будто кто-то мог дать ответ. — О боже. Эсми.

Кларисса перекатилась на спину, руки раскинуты в грязи, голова на теле покойника, как на подушке. Глаза закрыты, но грудная клетка вздымается. Амос покосился на Рону.

— Эсми? Это кто-то из твоих?

Она не глядя кивнула.

— Слушай, если тебе нужно пойти поискать ее, я не против, — сказал Амос.

— Заключенная... я должна...

— Все нормально. Я пригляжу за Персиком. Ну, пока ты не вернешься.

Женщина, кажется, не заметила абсурдности предложения. Она поплелась вперед, направляясь к низкому холму на горизонте. Она не вернется, никто не вернется. Тут не к чему возвращаться.

Кларисса открыла глаза, вдруг улыбнулась и провела мокрыми руками по волосам. В ее смехе звучало удовольствие.

— Ветер. О боже. Не думала, что когда-нибудь снова почувствую ветер, что снова окажусь снаружи. Это так прекрасно.

Амос оглядел руины и пожал плечами.

— Все зависит от контекста, надо полагать.

Он был мокрый, голодный и хотел пить. Ни укрытия, ни одежды, и чтобы стрелять из единственного оставшегося оружия, нужно таскать за собой мертвеца. Пока его тело не остынет.

— Ну, — сказал он, — и куда мы отсюда двинем?

Кларисса вытянула тонкую руку, показывая пальцем в небо. Пробивающийся сквозь облака и обломки идеальный бледный диск. 

— На Луну, — сказала она. — Оставаться на планете значит умереть от голода. И жажды, когда закончится вода.

— Тоже думал об этом.

— Я знаю, где моя семья держала яхты. Но это космопорт для богатеев. Куча охраны. Нам понадобится помощь, чтобы пробраться.

— Я знаю кое-кого, — ответил Амос. — Ну, если они еще живы, конечно.

— Значит, у нас есть план, — сказала она, но не двинулась с места. Речь стала четче, значит, кровоизлияния в мозг не произошло. Одной проблемой меньше. Амос лег мертвецу на грудь, касаясь макушкой головы Клариссы. Немного отдыха не повредит, но скоро им придется уходить. До Балтимора путь неблизкий, и он задумался, не удастся ли им раздобыть кар. Или хотя бы пару велосипедов. Пульсация в ухе начала стихать. Наверное, скоро он сможет идти.

На черном небе бледный круг потускнел за плотным месивом пепла и облаков, потом на секунду исчез, прежде чем показаться снова.

— Забавно, — сказала Кларисса. — Большую часть человеческой истории путешествие на Луну было невозможно. Неосуществимая мечта. Потом это было приключением. А потом стало обычным делом. Еще вчера было обычным. И теперь снова почти невозможно.

— Да, — сказал Амос, — ну...

Он почувствовал, что она поворачивает голову, как будто хочет его лучше видеть.

— Что?

Он махнул рукой в небо.

— Уверен, что это солнце. Но я понял, о чем ты.