Холден

Холдену дико хотелось спать, но сон никак не шел. Максимум, на что его хватало — несколько часов утомительного забытья, от которого было только хуже. Он мог отправиться в свой номер на станции, но отказался. Пусть с гравитацией, прижимающей тело к матрасу, спать и удобней, но покидать свой корабль он не собирался. На шее и щеках чесалась щетина — он не помнил, сколько времени уже не брился. В течение рабочей смены жилось несколько легче: новый экипаж по кругу проверял все системы в поисках следов диверсии, не обнаруженных ранее. Было чем заняться, с кем поговорить. Когда они ушли, он пообедал на борту, попытался заснуть, затем принялся бродить по кораблю, словно в поисках чего-то, но чего — никак не мог вспомнить.

И потом, хоть разум настойчиво советовал этого не делать, он включил новости.

«После того, как станция Медина погрузилась в радиомолчание, связь со всеми колониями была окончательно потеряна. Остается лишь гадать, насколько правдива информация, полученная из колонии Фольквангр, об инопланетной активности в южном полушарии Нового Тритона...»

«Представитель портовой администрации заявил, что объявленный Ганимедом нейтралитет — это отражение значимости, а не политическое заявление...»

«На перехват уже отправились войска ООН, но до сих пор не ясно, находится ли премьер-министр Смит на борту гоночной шлюпки или же это попытка отвлечь внимание противника от стандартной схемы эвакуации. И.о. генерального секретаря Авасарала объявила о создании зоны безопасности на пути катера, и всем находящимся поблизости судам рекомендовано сместиться за пределы дальности стрельбы...»

Скорость света — это проклятье, подытожил Холден. Даже самые удаленные уголки обитаемой вселенной казались находящимися на расстоянии вытянутой руки, и обман был заразителен. Временной лаг между Тихо и Землей составлял меньше четверти часа, но на путешествие от одной точки к другой уходило несколько дней. Если Алекс или Наоми погибнут, он узнает об этом в течение нескольких минут. Выключив свет в каюте, Холден переключил каналы, прекрасно понимая, что даже если что-то случится, он ничего не сможет поделать. Казалось, он стоит на поверхности замерзшего озера, наблюдая, как подо льдом тонут самые дорогие ему люди.

Если бы все это происходило где-нибудь в другом месте — там, где он не мог ничего видеть — возможно, тогда он бы отвернулся. И заснул, и они бы ему снились. Когда раздался сигнал на терминале, он был рад звонку.

— Паула, — произнес Холден.

— Холден, — раздалось в ответ. — Не знала, по какому расписанию ты там живешь, переживала, как бы не выдернуть тебя с кровати.

— Ничего, — поспешил ответить Холден. Почему-то ему было стыдно, что он не спит. — Ничего, все нормально. Что там у тебя?

Хакер ухмыльнулась.

— У меня тут, можно сказать, неопровержимая улика. Могу переслать тебе отчет...

— Нет. То есть, да, давай, но я там хоть слово пойму?

Паула все так же улыбалась ему с экрана терминала:

— Я тут собиралась сходить поужинать. Давай пересечемся в «Ля Фромажери», я тебе все объясню.

Холден открыл карту станции. Ресторан находился не очень далеко. Если Наоми погибнет прямо сейчас, он узнает об этом, как раз, когда будет на месте. Или даже раньше. Он потер пересохшие, словно полные песка глаза.

— Идет.

— За твой счет.

— Да-да, выжимай из меня все соки, пока можешь. Скоро буду.

Ресторан был небольшим. Столики казались изготовленными из настоящего дерева, но почти наверняка использовался прессованный бамбук с местной станции гидропоники. Ни одно заведение со сколько-нибудь умеренными ценами не могло себе позволить материалы, полученные из живого дерева.

Паула заняла столик у стены. Скамья, на которой она сидела, подходила ей как раз, но когда сел Холден, его ноги едва достали до пола.

— Шеф, — кивнул Паула. — Я уже заказала.

— Не голоден. Что там у тебя?

— Гляди, — она передала ему ручной терминал. 

На экране отражался структурированный программный код — секции внутри секций, повторяющиеся блоки, отличающиеся друг от друга настолько мелкими деталями, что они были почти незаметны. Холдену показалось, что он смотрит на поэму, написанную на незнакомом языке.

— И что это такое?

— Вот эти две строчки, — показала она, — разбивают магнитную ловушку. Вот это — набор условий, по которым активируется код. Доберись ты до девяноста пяти процентов, превратился бы в звезду. Если бы корабль находился в доке, а скорее всего, так бы и было, немаленький кусок станции взорвался бы вместе с ним.

— А новая программа? На которой сейчас работает корабль?

— Чиста, — ответила Паула. — Можешь начинать восторгаться моим умением найти две строчки недокументированного кода в программе управления магнитным полем двигателя.

— Я в восторге, — послушно сказал Холден.

— Спасибо, но это еще не самое крутое. Смотри сюда. Видишь эти переменные, равные нулю? Это параметры, которые не используются в системе.

— Ага, — ответил Холден. Судя по ее радостному выражению лица, он должен был о чем-то догадаться, но после такой бессонницы...

— Это универсальная программа. Хочешь взорвать корабль через шесть дней после выхода из порта — выстави вот это значение на полмиллиона секунд. Хочешь взорвать корабль при запуске бортовых орудий — задай здесь значение «один». Да тут почти десяток различных способов подорвать корабль, и их еще можно комбинировать.

— Ну, это любопытно...

— Да это, мать его, ключевая улика, — ответила Паула. — Отказ изоляции магнитных полей — вещь такая, следов не оставляет. По идее, такого происходить не должно, но происходит же. Принято считать, что это несчастные случаи. Бывает, что уж тут поделаешь — корабли иногда взрываются. Но эта программа — доказательство того, что кто-то намеренно создал инструмент для организации этих инцидентов, чтобы повторять их снова и снова, на любом корабле, в чьи программы получилось добавить этот код. У нас на руках — свидетельство того, что тысячи инцидентов, о которых никто раньше и не задумывался, на самом деле чистой воды убийство.

Ее глаза возбужденно блестели. Холден же почувствовал, как комок в животе стремительно увеличивается в размерах.

«Мне нужно уехать и кое-что сделать, — прозвучал в голове голос Наоми. — А тебе там делать нечего. Вообще нечего».

Неужели речь шла об этом? Неужели именно это она пыталась скрыть от него, от «Росинанта»? Если так, что бы это могло значить?

На него выжидающе смотрела Паула. Он не знал, как ответить, но сидеть в тишине становилось неудобно.

— Ну... круто? — сказал он.

***

Фред сидел за столом Драммер, облокотившись на него и положив подбородок на сплетенные руки. Судя по всему, устал он не меньше Холдена. Экран монитора показывал комнату для допросов и расположившихся в ней Драммер и Сакаи. Стол, обычно находившийся в центре между ними, был сдвинут в сторону, а сама Драммер откинулась на стуле, закинув ноги на стол. Похоже, заключенный и надзирательница дружно пили кофе. Сакаи чему-то рассмеялся и покачал головой. Драммер лукаво улыбнулась в ответ. Она выглядела моложе своих лет, и Холден с изумлением понял, что у нее распущены волосы.

— Это что еще такое? — спросил он.

— Работа профессионала, — ответил Фред. — Втирается в доверие. Она уже почти убедила Сакаи, что его наниматель без каких-либо проблем подорвал бы всю станцию вместе с ним. Как только он проникнется — будет весь наш. Ответит на все наши вопросы и еще попытается вспомнить что-нибудь, о чем его не спрашивали. Со временем. Фанатичней перебежчиков нет никого.

Холден скрестил руки на груди.

— Мне кажется, ты упускаешь из виду вариант «забить его гаечным ключом». Мне он нравится.

— Нет, не нравится.

— В данном случае готов пойти на исключение.

— Нет, не готов. Пытки — для дилетантов.

— Да ну? А я и не занимаюсь этим профессионально.

Вздохнув, Фред обернулся к нему.

— Знаешь, твой образ безмозглого вышибалы утомляет ничуть не меньше несгибаемого Бойскаута. Очень надеюсь, что колебательные движения остановятся где-то посередине.

— Безмозглого?

Фред пожал плечами.

— Нашел что-нибудь?

— Ага, но в последней версии программного обеспечения все нормально. Мы здоровы.

— Если только иные сюрпризы не прячутся.

— Ну да.

— Сакаи говорит, что больше ничего нет.

— Вот даже не знаю, что тебе на это ответить, — заметил Холден. После паузы он продолжил: — Знаешь, я тут думал...

— О сообщении с «Пеллы»?

— Ага.

Фред встал. На его лице проступило жесткое, но не без сострадания, выражение.

— Я ждал этого столкновения, Холден. Но на кон поставлено гораздо больше, чем просто жизнь Наоми. Если протомолекулу сумеют использовать в качестве оружия или даже просто выпустят на свободу...

— Неважно, — перебил Холден. — Нет, погоди, это прозвучало не так. Конечно, это важно, очень важно, просто... ничего не меняется. Мы не можем... — он сглотнул, — не можем отправиться за ней. У меня — один корабль, у них — полдюжины. Мне хочется гнать к ней на всех парах, но это ведь ничего не изменит.

Фред промолчал. С экранов донесся едва слышный смех Сакаи. Никто не обратил на него внимания. Холден опустил взгляд на руки. Казалось, что он исповедуется перед кем-то. Возможно, так оно и было.

— Что бы здесь ни происходило, — продолжил Холден, — во что бы она ни ввязалась, я не могу все исправить, напялив сияющие доспехи и поскакав в гущу сражения. Помочь ей я могу, только следуя нашему плану. Доставить тебя на Луну. Если ты совместно с Сакаи, Доузом и Авасаралой организуешь переговоры с этими засранцами, Наоми может стать козырем в этих переговорах. Сможем обменять ее на пленных, которые сидят у тебя в камерах. Или на Сакаи. Или на что-нибудь.

— То есть ты пришел именно к таким выводам?

— Да, — ответил Холден, ощущая на языке пепельную горечь от одного только слова.

— А ты вырос с первой нашей встречи, — заметил Фред, как показалось Холдену, с сочувствием и утешением. — Мне даже неловко от моего замечания касательно твоей «безмозглости».

— Не уверен, что это хорошо. Ты сам когда-нибудь переживал такое? Любил кого-нибудь больше жизни, а потом бросал их в беде?

Фред положил руку Холдену на плечо. Несмотря на возраст и груз проблем, оставившие печать на лице и теле этого человека, хватка у него оставалась еще та.

— Сынок, я оплакал больше людей, чем ты встретил в своей жизни. Сердцу в таких вещах доверять нельзя. Действовать надо так, как знаешь, а не так, как хочется.

— А если я начну делать так, как хочется... — предположил Холден, думая, что прозвучит что-нибудь вроде «тогда я выбью Сакаи все зубы» или «тогда мы все погибнем».

Фред его удивил.

— Тогда мы ее потеряем.

— Курс задан, — сообщила из рубки Чава Ломбау. — Ждем приказа, сэр.

Холден попытался откинуться на кресле-амортизаторе, но без гравитации, придающей ему вес, сумел только выпрямить шею. Его сердце бешено скакало, холод адреналина щекотал вены.

Предполагалось, что будет не так. Мостик казался переполненным. Сун-И, серьезный и расслабленный, сидел за панелью вооружения. Маура — за передатчиками и следила за состоянием команды, хотя в этом не было особой необходимости. Это должен быть голос Алекса. В креслах должен сидеть он и Наоми.

И Холден не должен так бояться.

— Хорошо, — сказал он. — Вперед.

— Есть, сэр, — ответила Чава.

Предупреждающий сигнал сменился с янтарного на красный, и Холден утонул в кресле. Станция Тихо за его спиной рухнула вниз. Уже через час она станет слишком маленькой, чтобы разглядеть невооруженным глазом. Холден выждал три долгих, мучительных вздоха. Четыре.

— Как дела, мистер Ип?

Из машинного зала донесся голос Сандры Ип (хотя это должен был быть Амос):

— Все системы работают нормально.

— То есть мы не взорвались, — сказал Холден.

Возникла пауза.

— Да, сэр. Не взорвались, сэр.

Холден терпеть не мог ощущение неуверенности в собственном корабле. С тех пор как он поднялся на борт «Росинанта», тот был для Холдена крепостью. Холден доверил бы кораблю жизнь, как доверял собственному сердцу биться. И не просто инстинктивно. Автоматически. Было бы странно вести себя по-другому.

Но то было раньше. Саботаж Сакаи его не убил, но не оставил невредимым. Пройдет еще много времени, прежде чем Холден уверится в том, что корабль не готовит новые неприятные сюрпризы. Какая-нибудь программа, поджидающая нужного момента, чтобы откачать воздух или ускорить корабль до смертельного предела, или уничтожить корабль и его команду еще тысячью других способов. Они просмотрели всё и ничего не нашли, но делали это и раньше и чуть не погибли из-за недосмотра. Теперь сколько раз ни проверяй — всё равно будет недостаточно для уверенности в том, что ничего не пропущено. С этой минуты — и, видимо, на долгое время, может, и навсегда — он будет волноваться о том, на что раньше не обращал внимания. Холдена возмущало, даже злило, что его вера пошатнулась.

И может быть, он думал уже не о «Росинанте».

— Ладно, — сказал он, отстегиваясь. — Выпью кофе. Постарайтесь ничего тут не сломать, а если сломаете, сообщите.

Удивительно, но дружный хор «дасэр» вызвал у него уныние. Лучше бы они поняли, что он шутит. Или чувствовали себя достаточно расслабленно, чтобы пошутить в ответ. Их официальный тон снова дал понять, что это больше не его корабль.

В камбузе он наткнулся на Фреда, наговаривающего сообщение ручному терминалу — очевидно, для Андерсона Доуза. Холден потягивал кофе между фразами, похожими на официальное заявление и полными глубочайшего недоверия. Когда Фред закончил, то скрестил руки и посмотрел на Холдена.

— Мне тоже, пожалуй. Со сливками и без сахара.

— Момент, — отозвался Холден. — Есть что-то новое?

— Два корабля настоящего марсианского конвоя сдались.

— Что?!

— Они всё равно находились слишком далеко от сражения, чтобы повлиять на исход, и их жестоко обстреливали. Мне это не нравится, но не стану оспаривать решение их командиров.

— Мне мерещится, или они просто подали наши головы на тарелочке с голубой каемочкой? — сказал Холден, поставив на стол кофе. — Они и правда настолько хороши, или это мы облажались даже сильнее, чем я думал?

Фред глотнул кофе.

— Когда-нибудь слышал о битве при Гавгамелах?

— Нет.

— У Дария Третьего, императора Персии, было двести тысяч воинов. Бактрийцы, арахозийцы, скифы. Греки-наемники. Ему противостояли тридцать пять тысяч воинов и Александр Македонский. Александр Великий. Пять персов на каждого македонца. Битва должна была превратиться в резню. Но Александр оттянул крупные силы врага на фланг, и в центре рядов персов возникла брешь. Александр велел своим воинам построиться в клин и с кавалерией во главе устремился туда, прямо на императора. По обе стороны были крупные силы персов, и его окружили. Но это уже не имело значения, потому что он понял, как разделаться с Дарием. Александр увидел то, чего никто не видел. Вот так и эти люди. Маленькая группировка в АВП. И Земля, и Марс, и я имеем численное преимущество. И преимущество в вооружении. Всё это случилось, потому что кто-то увидел возможность, которую проглядели все остальные. У них хватило смелости ударить там, где никто не ожидал нападения. Это сила смелости, и если генерал удачлив и умен, они могут воспользоваться преимуществом и навсегда обойти врагов.

— Думаешь, таков их план?

— Таков был бы мой, — сказал Фред. — Эти люди не пытаются получить контроль над Поясом или спутниками Юпитера. Они пытаются заграбастать всё. Для этого нужен особый склад ума. Харизма, гений, дисциплина. Как у Александра.

— Звучит немного обескураживающе.

Фред поднял чашку. Надпись «Тахи» на ее боку еще не совсем исчезла, но красно-черные буквы наполовину стерлись от частого употребления. Но не совсем. Пока еще.

— Теперь я лучше понимаю чувства Дария, — сказал Фред. — Иметь большое войско, хорошую позицию, преимущество. В особенности, когда ты знаешь, как выигрывают войны. Это делает тебя слепым ко всему другому. И когда ты это увидишь, кавалерия македонцев уже мчится к тебе с копьями наперевес. Но Дарий проиграл не так.

— Разве? Потому что, судя по истории, которую ты только что рассказал, похоже, что именно так.

— Нет. Он побежал.

Холден отпил кофе. Из кают команды доносился гомон незнакомых голосов, напоминая, насколько все не так как нужно. Что все привычные образы прошлого сломаны и могут никогда уже не стать прежними. 

— Но если бы он не побежал, его бы убили. Его убил бы Александр.

— Возможно. Или Дарий мог бы отразить атаку. Или погиб бы сам, но его армия в ярости и горе сокрушила бы Александра. Конец императора не всегда означает конец империи. Я смотрю на Землю и всё, что там случилось. Я смотрю на Марс. На то, что случилось на Тихо, и то, что, как я опасаюсь, произошло на Медине. И вижу клин Александра, прорывающийся сквозь строй ко мне. Я так же ошеломлен, как и Дарий, в таком же смятении. Испуган. Но я не Дарий. Как и Крисьен Авасарала.

— Так ты не считаешь, что мы облажались?

Фред улыбнулся.

— Я еще не знаю, что думать. И не буду знать, пока не изучу врага. Но оглядываясь на историю человечества, я вижу куда больше людей, считающих себя Александрами Великими, чем тех, кто на самом деле ими является.