Амос

Пепел опустился серым слоем в несколько миллиметров. Им пахло буквально всё. Дважды они сворачивали с дороги, чтобы пропустить конвои спасателей, и однажды мимо проскрипел грузовик службы электросетей с шестью или семью людьми в кузове. Когда совсем темнело, они спали, спрятав велосипеды в кустах или переулках. Еда того мертвого чувака на вкус напоминала дерьмо, но вроде была нетоксичная.

Через четыре дня растения у дороги начали показывать признаки умирания, зеленые листья бурели и облетали. Птицы сошли с ума. Они наполняли воздух чириканьем и песнями. Наверное, по-воробьиному это означало «Господи Боже, что происходит, мы все умрем», но звучало красиво. Амос старался обходить большие города, но в этом районе оставалось не так много незаасфальтированных мест.

В Харрисонберге их с десяток километров преследовала стая бродячих собак, собираясь с силами для нападения. Он отправил Персика ехать впереди, но до стрельбы так и не дошло. На подступах к Балтимору держаться подальше от людей стало невозможно.

До аркологической постройки оставался еще день, и пахло теперь солью и гниением, когда они натолкнулись на другую компанию. Они ехали по торговой улице, велосипедные цепи тихо шуршали, и тут он заметил людей, направляющихся к ним. Амос притормозил, но не остановился. Персик сделала так же. По слабому свечению на востоке он предположил, что сейчас  часов десять утра, но в темноте все равно сложно было понять, сколько их. Четверых он видел точно. Может, еще несколько болтались позади. Трудно сказать.

Они были покрыты пеплом, как всё вокруг. Оружия Амос не увидел. Может, пистолеты, так что Амос уже мог издалека достать их из винтовки. Они шли пешком, можно просто удрать от них, если до этого дойдет. Штука в том, что Персик выглядела совершенно неопасной, а люди склонны судить по внешности. Эта ошибка убила не одного человека.

Другая группа замедлилась, но не остановилась. Осторожные, но заинтересованные. Амос привстал на педалях.

— Персик, можешь пока подержаться сзади?

— Напасть на них?

— Не. Попробуем сначала по-соседски.

Она снизила скорость и осталась позади. Впереди те, другие, произвели собственные расчеты и пришли к другому выводу. Все четверо двинулись к Амосу, подбородки подняты в неуверенном приветствии. Никто не хочет проблем. Амос дружески улыбнулся и вдруг понял, что именно в таких ситуациях этому и научился.

— Привет, — сказал он.

— Привет.

Один из четверых, старший, подошел ближе. Двигался он грациозно, центр тяжести держал низко. Возможно, ветеран. Или просто боксер. Амос нацелил улыбку на него. Напряжение переползало с затылка на плечи. Он подышал, заставляя себя расслабиться.

— Идете из Балтимора?

— Из Монктона, — сказал боец.

— Да? Башни или малоэтажки?

Боец чуть улыбнулся:

— Башня Зет.

— Задислав, — сказал Амос. — Был у меня дружок оттуда. Давно. И как там оно?

— Десять тысяч человек в коробке без еды и почти без воды.

— Не очень, значит.

— Подача энергии полетела к чертям. В Балтиморе еще хуже. Без обид, но вы идете не туда, — боец облизал губы. — Классные велики.

— Делают то, что от них требуется, — согласился Амос. — К югу отсюда становится только хуже. Мы уходим от удара.

— Чем дальше на юг, тем снова теплее. Мы идем туда. В комплекс Баха, в Калифорнии.

Один из остальных откашлялся.

— У меня там кузен.

Амос присвистнул.

— Далековато вам шагать.

— Или идти туда, или замерзнуть здесь, — сказал боец. — Тебе с подружкой надо бы присоединиться к нам.

— Я ценю твое предложение, но мы кое с кем встречаемся в Балтиморе.

— Уверен?

— Скорее, рабочая гипотеза, но пока сойдет за план.

Боец снова скользнул взглядом по велосипеду, потом по лицу Амоса. Он старательно избегал смотреть на винтовку, висевшую у того за спиной. Амос выжидал, куда все это заведет. Боец кивнул.

— Ну, удачи тебе. Нам всем она понадобится.

— Это точно. Передай Калифорнии привет, когда доберешься.

— Обязательно.

Боец с остальными направился вниз по улице. Амос ослабил ремень, державший винтовку, но не снял ее. Четверка удалялась по пепельно-серой дороге. Мимо них проехала Кларисса, последний из группы обернулся посмотреть на нее, но больше ничего.

— Все в порядке? — спросила она.

— Конечно.

Тени четверки скрылись в темноте.

— Зубы им заговорил?

— Я? Не-а. В основном они сами. Наша лучшая защита сейчас — это то, что народ пока не привык убивать друг друга и забирать барахло. Очень скоро люди начнут думать, что любой незнакомец намерен перерезать им горло. Если повезет.

Она посмотрела на него. Лицо гладкое, глаза умные и жесткие.

— Не похоже, что ты опечален этой перспективой.

— Мне не привыкать.

С каждым километром они приближались к морю, и запах соли и гниющих водорослей усиливался. Они натолкнулись на следы наводнения, место, куда дошла волна. Линия обломков и мусора была такой ровной, будто кто-то сложил из них стену и зацементировал грязью. Когда они миновали ее, пепел оказался смешан с грязью, дороги покрыты обломками дерева и строительного пластика, мебели и прочего скарба, почерневшими растениями, убитыми темнотой, пеплом и соленой водой. И телами людей и животных, которые никто не собирался убирать. Из-под колес велосипедов летела грязная жижа, и им приходилось нажимать на педали всем своим весом, чтобы заставлять колеса крутиться.

Когда до аркологии осталось километров двадцать, Амос влетел в яму, заполненную водой и прикрытую корочкой пепла, и погнул переднее колесо. Он оставил велосипед лежать там, где упал, и Персик бросила свой рядом.

Он слышал вокруг голоса. За каждым их шагом наблюдали. Но, видя у них винтовки и ничего особо ценного, никто не пытался их остановить. Нижние этажи зданий выпотрошены, стены потрескались от воды, содержимое магазинов, квартир и офисов вынесло на улицы. Кое-где такое же творилось и на третьем этаже, кое-где было получше. Кроме этого город казался нетронутым. Амосу пришло в голову сравнение со здоровяком, ниже лодыжек съеденным гангреной.

— Что-то смешное? — спросила Персик.

— Нет, — сказал Амос, — так, просто думаю.

Аркология осталась все той же. Она возвышалась над руинами и заваленными мусором улицами так же, как раньше над чистыми и ухоженными. Реактор, питавший огромное здание, похоже, работал — в половине окон горел свет. Если прикрыть нижнюю часть картинки рукой, Амос вполне мог представить, что пепел — это снег, и все это — просто худшее Рождество в истории.

Они вошли на нижний уровень. Ледяная грязь облепляла его штаны до колен. Стеклянные трубки и следы показывали, где раньше бывали люди, но охраны не обнаружилось. По крайней мере, они ее не видели.

— А что, если твоего друга тут нет? — спросила Персик, когда Амос жал кнопку вызова лифта.

— Придумаем что-нибудь другое.

— Что например?

— Пока не знаю.

Он удивился, когда двери лифта открылись. Наводнение могло повредить механизм. Конечно, они еще могли застрять на полпути и сдохнуть в кабине. Когда он нажал нужный этаж, экран ожил. Широколицая женщина со шрамом на верхней губе насмешливо ухмыльнулась.

— Какого хрена вам надо?

— Амос. Друг Эрика.

— Мы не подаём.

— А я не прошу. Хочу поговорить о работе.

— Мы не нанимаем.

Амос улыбнулся.

— Ты новенькая, Лесби? Работа есть у меня. Я тут, чтобы узнать, возьмется ли за нее Эрик. Теперь ты пойдешь к нему и скажешь, что какой-то псих в лифте хочет с ним поговорить, он спросит, кто это, и ты ответишь, что парень называет себя Амос. Эрик постарается не выдать удивления и велит тебе впустить меня, и...

— Да впусти ты его уже, на хрен. А то он весь день будет трепаться, — голос Эрика был далеким, но узнаваемым.

Женщина оскалилась, и на экране появилось синее системное меню. Но кабина пошла вверх.

— Хорошие новости, он здесь, — сказал Амос.

Офис Эрика выглядел так же, как в прошлый раз. Тот же экран с тем же видом на океан, резиновый шар вместо кресла, стол с панелями и мониторами. Даже сам Эрик не изменился. Может, даже оделся получше. Только контекст все менял. Экран показывал океан серого и белого, и вещи Эрика казались театральным костюмом.

Лесби и еще четверо хорошо вооруженных громил встретили их у лифта. Эрик подождал, пока они выйдут, прежде чем заговорить, но крошечный кулак его усохшей руки сжимался и разжимался — он нервничал.

— Ну, Амос, выглядишь более живым, чем я ожидал.

— Ты вроде тоже не помираешь.

— Насколько я помню, ты не должен был возвращаться в мой город. Сезон охоты открыт.

— Секундочку, — вмешалась Персик, — он сказал, что убьет тебя, если вернешься?

— Не, — ответил Амос. — Один из его наемников.

— А, ну это совсем другое дело, — выгнула бровь Персик.

— Если ты насчет старика, я не проверял, выжил он или нет. Мы договаривались только, что он сохранит дом, и я это сделал. У меня других проблем навалом.

— И я не хочу их добавлять, — сказал Амос. — Я тут подумал, все так изменилось, что, может, старые правила не очень-то подходят к новой ситуации.

Эрик, хромая, подошел к экрану. На фоне бесцветного неба кружили черные чайки. Амос помнил здания, которые должны были находиться на переднем плане. Большинство тех, что поближе, остались на месте. Дальше к побережью дела обстояли хуже.

— Я был тут, когда это случилось, — сказал Эрик. — Это была не обычная волна, понимаешь? Ну, как волны для серфинга? Нет, весь чертов океан поднялся и обрушился на побережье. Нескольких моих районов просто больше нет.

— Я сам ничего не видел, — сказал Амос. — Только сюжеты в новостях и последствия, и то мне хреново.

— Где ты был? — Эрик повернулся к ним. На его лице не было ни гнева, ни страха, ни даже опасения. Это хорошо.

— В Бетлехеме, — ответила за него Персик. — Там, где Яма... была.

Эрик моргнул и оперся на стол.

— Где был третий удар?

— Да, близко. Потерял текилу, что ты мне дал, вот это хреново.

— Ясно. Как вышло, что вы живы?

— Опыт, — жизнерадостно ответил Амос. — Ладно, дело вот в чем. У меня есть работа. Точнее, у Персика есть работа, а я в деле. Нам нужна помощь.

— Что за работа? — в голос Эрика вернулась сосредоточенность и резкость. Деловой разговор. 

Амос приглашающе махнул Персику. Она обхватила себя руками-палочками.

— Знаешь озеро Уиннипесоки?

Эрик нахмурился и кивнул:

— Фальшивое озеро?

— Да, реконструированное. На острове Гремучая змея есть анклав. Огорожен стеной, независимая охрана. Примерно пятьдесят владений.

— Я слушаю, — сказал Эрик.

— У них есть частный космодром. Чтобы прилетать с Луны или станций у точек Лагранжа и пешком идти домой. У всех есть ангары. Скорее всего, без эпштейна, но до Луны доберемся. По дороге блокпосты не пройдешь, но можно пробраться с воды. Замки эллингов взломаны, нужно только ввести нужный код, и они откроются даже без чипа.

— Откуда ты это знаешь?

— Жила там каждое лето. Так мы уходили и возвращались с тусовок.

Эрик посмотрел на Персика, будто не понимая, как она оказалась в комнате. Он коротко рассмеялся, но не сказал «нет». Амос перехватил инициативу.

— Идея в том, что мы залезаем туда, хватаем корабль и летим на Луну.

Эрик сел на мяч, широко расставив ноги, и чуть-чуть покачался туда-сюда, полуприкрыв глаза.

— И в чем фишка?

— Фишка? — переспросила Персик.

— Ну, что мы берем? Где тут деньги?

— Их нет.

— Тогда что я получаю?

— Ты уберешься отсюда, — вступил Амос. — Здесь и до того, как кто-то опрокинул Атлантику, была дыра дырой. Лучше-то не стало.

Сухая левая рука Эрика плотно прижалась к телу.

— Давайте-ка проясним. Вы предлагаете дело, где я должен пропереть семь или восемь сотен километров, прокрасться мимо какого-то наемного эскадрона смерти, угнать корабль и взамен бросить всех и всё, что имею? А дальше что? Русская рулетка, и если я выиграю, могу оставить себе пулю? Это мой город. Я вырезал свою жизнь из треклятой кожи Балтимора и много вложил в это. Очень много. А теперь должен поджать хвост и сбежать, потому что какой-то астерский недоумок решил показать всем, что у него маленький член и мама его в детстве мало обнимала? Да пошел ты! Слышишь меня, Тимми? Пошел ты!

Амос рассматривал свои руки и думал, что делать дальше. Он чуть не рассмеялся над сентиментальной чушью Эрика, но решил, что это неудачная мысль. Он попытался представить, что сказала бы Наоми, но в этот момент Персик шагнула к Эрику, будто хотела его обнять.

— Я знаю, — в ее голосе звучала какая-то эмоция, которую Амос не смог распознать.

— Ты знаешь? Что ты, на хрен, знаешь?

— Каково это, все потерять. Как это тяжело, потому что ты все время думаешь, что оно на самом деле не потеряно, что есть какой-то способ все вернуть. Или что если будешь вести себя так, будто ничего не произошло, то не заметишь утраты.

Лицо Эрика застыло. Его сухая рука сжималась и разжималась так быстро, будто он пытался щелкнуть пальцами.

— Не знаю, о чем ты...

— В тюрьме была женщина. Она убила своих детей, пятерых. Она знала это, но говорила о них как о живых. Будто завтра она проснется, и они окажутся рядом. Я считала ее чокнутой и, наверное, как-то выдала это, потому что однажды она подошла ко мне в столовой и сказала: «Я знаю, что они мертвы. Но я знаю, что тоже мертва. Ты тут единственная сучка, возомнившая себя живой». И я сразу поняла, что она права.

К глубокому удивлению Амоса, Эрик упал в объятия Персика, обхватив ее здоровой рукой, и зарыдал у нее на плече. Она гладила его по голове и шептала что-то похожее на «я знаю, знаю». Или что-то другое. Произошло нечто трогательное и милое, хоть он и ни хрена не понял, что именно. Амос переминался с ноги на ногу и ждал. Всхлипывания Эриха усилились, а потом стали затихать. Минут через пятнадцать он выбрался из объятий Персика, дохромал до стола и высморкался.

— Я вырос здесь, — голос его дрожал. — Все, что я делал — все, что съел, все девчонки, с которыми я трахался, все это было в шестьсот девяносто пятом. — Секунду казалось, что он снова заплачет. — Я видел, как всё приходит и уходит. Видел, как дерьмовые времена становятся нормальными и обратно, и говорил себе, что такова жизнь. Что это просто замес. Но сейчас это ведь что-то другое?

— Да, — согласилась Персик, — другое. Нечто новое.

Эрик повернулся обратно к экрану и потрогал его пальцами здоровой руки.

— Там мой город. Гнилое, подлое место, оно сломает любого, кто притворяется не таким. Но... его больше нет, да?

— Вероятно, — сказала Персик. — Но начинать заново не всегда плохо. Даже в моем случае были свои плюсы. А ты имеешь больше, чем имела я.

Эрик опустил голову. Его вздох прозвучал так, будто выпустили что-то большее, чем он сам. Персик взяла обеими руками его здоровую, и они надолго замолчали.

Амос кашлянул.

— Ну, я так понял, ты в деле?