Амос
Горло саднило.
Пытаясь протолкнуть комок, он набрал полный рот слюны и сглотнул, но боль стала только сильнее, как будто глотаешь песок. Медицинский блок «Роси» вколол ему полный набор иммунизирующих вакцин и средств бактериальной профилактики три месяца назад, точно по графику. Он не представлял, что может расклеиться. Однако это случилось — боль в горле ощущалась так, словно он проглотил мячик для гольфа и тот застрял на полпути.
Граждане Цереры и заезжие туристы суетились вокруг, как муравьи, голоса сливались в неразличимый гул — почти как тишина. Амоса позабавило, что эту метафору на Церере никто бы не понял. Сам-то он уже пару десятилетий не видел муравьев, но детские воспоминания — как эти насекомые тащили таракана или обгладывали крысиную тушку — оставались свежими и яркими. Как и тараканы с крысами, муравьи без особых хлопот научились жить по соседству с людьми. Когда бетон городов заполонил всю планету и половина животных на Земле числилась в списке исчезающих видов, никто не беспокоился о муравьях. Они прекрасно прижились, а остатки фастфуда были ничем не хуже и столь же обильными, как и мертвые лесные животные.
Приспосабливайся или умри.
Такова была бы философия Амоса, если бы она вообще могла существовать. На место леса приходит бетон, если ты попадаешься на пути — тебя закатают в асфальт. Если смог пробиться сквозь щели и выжить — будешь процветать где угодно. Всегда есть щели.
Вокруг него суетился муравейник Цереры. Люди, находящиеся на вершине пищевой цепи, покупали уличную еду в киосках, билеты на шаттлы и дальние рейсы. Обитатели щелей тоже были здесь. Девочка не старше десяти лет с длинными грязными волосами, одетая в розовый спортивный костюм на два размера меньше, чем нужно, следила за путешественниками, не встречаясь с ними взглядом. Ждала, когда кто-нибудь оставит без присмотра багаж или ручной терминал. Она заметила, что Амос смотрит на нее, и метнулась к техническому люку в стене.
Живут в щелях, но живут. Приспосабливаются, не умирают.
Он снова сглотнул, скривившись от боли. Его терминал запищал, и он взглянул на табло, нависавшее над залом станции. Яркие желтые буквы на черном фоне, шрифт, созданный для удобства, а не для красоты. Посадка на его рейс на Луну начнется через три часа. Он ткнул в экран терминала, сообщив автоматизированной системе, что будет на борту, и пошел искать, чем занять эти три часа.
У выходов на посадку обнаружился бар, и проблема легко решилась.
Амос не хотел напиться и опоздать на корабль, поэтому налег на пиво, медленно и методично опустошая кружку и подавая бармену сигналы взмахом руки, когда достигал дна, так что следующая уже ждала его на стойке сразу после того, как он расправлялся с предыдущей. Он хотел легкого опьянения и расслабленности и точно знал, как этого достичь в максимально короткий срок.
Развлечений в баре предлагалось немного, и он мог сконцентрироваться на кружке, бармене и следующей порции выпивки. Комок в горле уплотнялся с каждым глотком, Амос не обращал внимания. Другие посетители сидели тихо, читали с экранов своих терминалов или перешептывались маленькими группами. Каждый находился на пути куда-то. Это место не являлось конечным пунктом, всего лишь попавшееся по дороге, случайное и тут же забытое.
Лидия умерла.
Двадцать лет он думал о ней. И ее лицо — татуировка чуть выше сердца — было, конечно же, частью этих мыслей. Каждый взгляд в зеркало без рубашки служил напоминанием. Но помимо этого каждый день давал ему возможность выбора. И каждый раз это начиналось с того, что тонкий голосок в голове спрашивал — а как бы посоветовала поступить Лидия. Когда Амос получил сообщение от Эрика, то понял, что не виделся и не говорил с ней больше двадцати лет. А это значит, ей стало на двадцать лет больше. А сколько ей было, когда он уехал? Амос вспомнил седину в ее волосах, морщинки вокруг глаз и губ. Она старше него. Но ему было пятнадцать, и «старше него» могло означать любую цифру.
А теперь она мертва.
Возможно, человек на двадцать лет старше той женщины, что он помнил, достаточно стар, чтобы умереть от естественных причин. Может, она умерла в больнице или в своей постели, в тепле и уюте, в окружении друзей. Может, в ногах у нее спала кошка. Амос очень надеялся, что так и было. Иначе он убьет всех и каждого, кто хоть как-то в этом замешан. Он покрутил так и сяк эту мысль, ожидая, не остановит ли его Лидия. Сделал еще один большой глоток пива, обжегший горло. Он очень надеялся, что не заболел.
Ты не болеешь, прозвучал в голове голос Лидии. Тебе грустно. Ты горюешь. Комок в горле, пустота в груди, пустота в животе, сколько бы пива ты в него не влил — это все горе.
— Хм, — сказал Амос вслух.
— Что-то нужно, приятель? — спросил бармен с профессиональным равнодушием.
— Еще одну, — Амос показал на свою полупустую кружку.
Ты не умеешь горевать, сказал другой голос. Холден. Это была правда. Поэтому Амос и доверял капитану — он говорил только то, что думает. Не нужно анализировать, не нужно вычислять, что он на самом деле имеет в виду. Даже когда капитан лажал, он действовал с добрыми намерениями. Не часто Амос встречал таких людей.
Сколько себя помнил, Амос ощущал единственную сильную эмоцию — гнев. Он всегда был где-то близко, поджидал его. Легкий способ дать выход своему горю, он это понимал. Неподалеку сидел жилистый человек, похожий на скалолаза. Он целый час потягивал одну кружку пива. Каждый раз, когда Амос заказывал новую, человек бросал на него раздраженно-ревнивый взгляд. Завидует его бездонному счету. Все будет так просто. Скажи ему что-нибудь, громкое и язвительное, поставь в такое положение, что ему будет стыдно отступить на глазах у всех. Бедняге придется проглотить наживку, и Амос получит возможность вколотить свое горе в парня. Неплохой способ развеяться.
Этот парень не убивал Лидию, сказал голос Холдена. Но, может, кто-то другой убил, подумал Амос. Я должен разобраться.
— Пора расплатиться, амиго, — сказал Амос бармену, помахав ему ручным терминалом. — Запиши две следующие того парня на мой счет.
Скалолаз нахмурился, но, не обнаружив в жесте Амоса ничего оскорбительного, сказал:
— Спасибо, брат.
— Не за что, эрмано. Береги себя.
— Са са, — ответил тот, приканчивая пиво и потянувшись за первой из двух кружек, что купил Амос. — И тебе того же, сабе дуи?
***
Амос скучал по своей койке на «Роси».
Транспортник, выполнявший дальние рейсы, назывался «Ленивая пташка», однако его сходство с птичкой начиналось и заканчивалось этими белыми буквами, намалёванными на боку. Снаружи он выглядел как гигантский мусорный бак с соплом на одном конце и крошечной кабиной управления на другом. Внутри корабль также походил на гигантский мусорный бак, за исключением того, что был разделён на двенадцать палуб, по пятьдесят пассажиров на каждой.
Уединиться можно было только за тонкими шторками душевых кабинок, и похоже, люди пользовались ими, только если поблизости находились одетые в форму члены экипажа.
А, подумал Амос, тюремные законы.
Он выбрал себе место — раздолбанную кушетку с маленьким вещевым отсеком внизу и крошечным развлекательным экраном на переборке рядом, как можно дальше и от туалета, и от кафетерия. Он старался избегать многолюдных мест. Вместе с ним отсек разделили семейство из трёх человек с одной стороны и старая карга с другой.
Старуха провела весь полёт на маленьких белых таблетках, пялясь весь день в потолок, а всю ночь ворочалась и потела в лихорадочном сне. Амос представился ей. Она предложила ему пару таблеток. Он отказался, и на этом их общение закончилось.
Семья оказалась гораздо приятнее. Двое мужчин чуть за тридцать и их семилетняя дочь Венди. Один — инженер-конструктор по имени Рико, второго звали Цзяньго, он занимался домом и хозяйством. Они с подозрением посмотрели на Амоса, когда тот занял койку, но он улыбнулся, пожал им руки и купил Венди мороженое в торговом автомате, а потом отошел в сторону. Он знал, какими бывают мужчины, чересчур интересующиеся маленькими детьми, и знал, как вести себя, чтобы его не приняли за одного из них.
Рико направлялся на Луну, занять одну из новых вакансий на орбитальных верфях Буша.
— Туда едет куча койо. Работы сейчас полно, все пытаются отхватить кольцо себе. Новые колонии. Новые миры.
— Толпа схлынет, когда закончится лихорадка, — сказал Амос. Он лежал на койке, вполуха прислушиваясь к болтовне Рико, и смотрел новости с отключенным звуком на стенном дисплее.
Рико по-астерски пожал руками и мотнул головой в сторону дочери, спящей на своей койке.
— Для нее, сабе? Что будет — то будет. А пока я могу отложить немного юаней. Школа, путешествие по кольцу — всё, что ей понадобится.
— Я такое уже слышал. Что будет — то будет.
— Эй, глянь, туалет убирают. Пойду-ка я быстренько в душ.
— Что такое, приятель? — спросил Амос. — Что за спешка?
Рико склонил голову набок — как будто Амос спросил, почему в космосе вакуум. По правде говоря, Амос знал ответ, но ему было любопытно посмотреть, знает ли Рико.
— На длинных рейсах действуют банды, койо. Такова плата за полёт по дешёвке. Хреново быть бедным.
— Экипаж ведь следит за этим дерьмом, верно? Если кто затеет драку — выпускают на всех газ, связывают бандитов. Без шума и пыли.
— За душевыми не наблюдают. Там нет камер. Если не заплатишь, когда явятся вымогатели, они тебя туда затащат. Так что в душ лучше идти, пока экипаж поблизости.
— Во дела, — сказал Амос, прикидываясь удивлённым. — Я ещё не видал таких наездов.
— Увидишь, омбре. Присмотришь за Цзянем и Венди, пока меня нет?
— Не спущу глаз, брат.
Рико не ошибся. После первой суматохи полёта суета пассажиров, которые выбирают место, понимают, что ненавидят соседей и подыскивают другое, осталась позади, большинство уже устроились. Астеры спят на своих палубах. Внутренние палубы поделены между Землёй и Марсом. Амос устроился на астерской, но похоже, кроме него больше никто с чужими не ехал.
Точно, тюремные законы.
На шестой день с верхней палубы спустилась группка бандитов и прошлась по отсекам. Им потребовалось время, чтобы заняться каждым из пятидесяти пассажиров. Амос притворился спящим и наблюдал за ними с койки краем глаза. Самое примитивное вымогательство. Бандит подходил к пассажиру, объяснял правила полетной «страховки» и принимал перевод с помощью дешевого одноразового терминала. Угроза лишь подразумевалась. И все платили. Тупой рэкет, но настолько простой, что срабатывал.
Один из вымогателей — на вид годков четырнадцать, не больше — направился к ним. Рико вытащил было терминал, но Амос сел на койке и отмахнулся, повернувшись к мелкому вымогателю:
— У нас все путем. В этом углу не платят.
Бандит молча уставился на него. Амос улыбнулся в ответ. В общем-то, получить порцию газа и быть связанным ему не особо хотелось, но раз надо — значит, надо.
— Ты труп, — бросил бандит. Он постарался сказать это как можно внушительней, чему Амос отдал должное — но в прошлом его пытались напугать люди гораздо страшнее этого тощего юного астера. Он кивнул, словно принимая угрозу к сведению.
— Был у меня как-то случай — застрял в шахте реактора, когда трубу охлаждения прорвало, — начал он.
— Чего? — недоуменно спросил парень.
Даже Рико и Цзяньго смотрели на Амоса, как на юрОдивого. Амос шевельнулся, и подвес койки жалобно скрипнул.
— Смекаешь, охлаждающая жидкость радиоактивна, как хрен пойми что. На открытом воздухе испаряется, попадет на кожу — приятного мало, но жить можно. Обычной водой смывается. А вот вдыхать уже не стоит. Получишь пучок радиоактивных частиц в легкие, откуда их уже не вывести — и все, плавишься изнутри.
Парень бросил взгляд через плечо, ища поддержки против непонятного балабола. Его напарники-вымогатели все еще были заняты.
— Короче, — наклонившись, продолжил Амос, — мне пришлось лезть в служебную секцию, открывать ящик с оборудованием и натягивать на лицо дыхательный аппарат — и все это не дыша.
— И чего? Ты...
— Суть басни в том, что я кое-что о себе узнал.
— Что? — парня, похоже, искренне заинтересовала эта странная история.
— Я узнал, что в состоянии задерживать дыхание почти две минуты даже на фоне стрессовых физических нагрузок.
— И...
— И поэтому задай себе вопрос: много ли я натворю с вами дел за две минуты, прежде чем вырублюсь от усыпляющего газа? Могу гарантировать: много.
Парень не ответил. Рико и Цзяньго, казалось, сами перестали дышать. Венди смотрела на Амоса широко открытыми глазами и улыбалась.
— Проблемы? — к мелкому вымогателю наконец подошел один из приятелей.
— Да, он...
— Нет проблем, — перебил Амос. — Просто донес до твоего друга, что этот угол за страховку не платит.
— Это кто сказал?
— Это я сказал.
Старший бандит оценивающе оглядел Амоса. Роста они были одного, но Амос весил килограмм на двадцать пять больше. Он встал и чуть расправил плечи, обращая внимание на эту деталь.
— Ты чьих будешь? — спросил старший, видимо, решив, что имеет дело с конкурирующей бригадой.
— «Росинант», — ответил Амос.
— Не слыхал.
— Слыхал, но всё зависит от ситуации, не?
— Ты, походу, напросился, койо, — сообщил бандит.
Амос выразительно, в астерской манере развел руками.
— Выясним.
— Выясним, — согласился бандит, сгреб подопечного и направился к своим. Зайдя в лифт, направлявшийся на верхнюю палубу, вымогатели оставили мальчишку у дверей. Парень не таясь смотрел на Амоса.
Тот вздохнул и вытащил из сумки полотенце.
— Пойду-ка я в душ.
— С ума сошел? — сказал Цзяньго. — Там никого из экипажа корабля, они за тобой придут.
— Угу.
— Так зачем?
— Затем, — ответил Амос, накидывая полотенце на шею. — Терпеть не могу ждать.
Как только Амос, демонстративно вышагивая с полотенцем, двинулся к лифту, мальчишка затараторил в свой ручной терминал. Собирал войска.
Душевая состояла из закрытых тонкой пленкой пяти кабинок у одной переборки и десятка туалетных кабинок — у другой. На торцевой стороне, противоположной входу, были закреплены раковины. По центру помещения расположились скамьи для ожидающих своей очереди или одевающихся.
Не самое лучшее место для рукопашной схватки: много поверхностей, о которые можно разбить лицо, и скамьи, о которые можно споткнуться.
Амос бросил полотенце в одну из раковин и, облокотившись на нее, скрестил руки на груди. Долго ждать не пришлось. Через пару минут после звонка мальчишка и пятеро вымогателей заполнили душевую.
— Всего шестеро? Я маленько обижен.
— Ничего ты не «маленько», — ответил самый старший из бандитов. Глава группы, раз подал голос первым. — Но большие тоже умирают.
— Не поспоришь. Так как тут принято? Раз уж я на вашей территории, то и правила ваши.
Главный засмеялся.
— Смешной ты. Скоро будешь мертвый, но смешной, — он обернулся к мальчишке. — Твоя добыча, койо.
Парень извлек из кармана заточку. Через службу безопасности нельзя пронести оружие, но заточка представляла собой оторванный уже на корабле кусок металла, заостренный на конце.
Снова тюремные законы.
— Я не хочу высказывать к тебе неуважения, — начал Амос. — Своего первого я убил примерно в твоем возрасте. Ну, не одного, но не суть. И я серьезно отношусь к тебе и твоему ножу.
— Вот и хорошо.
— Нет, — печально ответил Амос. — Ничего хорошего.
Не дав никому сделать и движения, Амос сам шагнул вперед и схватил руку с ножом. Притяжение на корабле составило всего треть g, и Амос без труда поднял мальчишку, развернулся и обрушил руку бандита на душевую кабинку. Тело парня продолжило движение, но Амос не отпустил его руку, и она почти обернулась вокруг места удара. Звук рвущихся в локте сухожилий прозвучал, словно удар молотком по влажной фанере. Нож выпал из онемевших пальцев, и Амос наконец отпустил руку.
Одну долгую секунду пятеро бандитов таращились на нож, валяющийся на полу. Амос смотрел на них.
Пустота в животе исчезла. Немота в груди — тоже. Горло перестало саднить.
— Следующий? — пригласил он, разминая руки и не подозревая об ухмылке, исказившей лицо.
Они бросились на него всей толпой. Амос раскинул руки, приветствуя их, словно долгожданных любовниц.
***
— Ты цел? — спросил Рико, обрабатывая спиртовой салфеткой порез на лбу Амоса.
— По большему счету, да.
— Они целы?
— Не настолько, — ответил Амос, — но, опять же, по большему счету — да. Все выйдут на своих двоих... когда очнутся.
— Не надо было это делать ради меня, я бы заплатил.
— Я и не делал, — бросил Амос. Поймав недоумевающий взгляд Рико, он пояснил: — Не делал ради тебя. И еще, Рико, деньги эти пойдут Венди. Или я и за тобой приду.