– Прикрытие для кражи! – возмущался Холден. – Ну что за чертовщина?

Фред Джонсон прохаживался по коридору. Его мягкий изгиб и открывающийся вид на строительную сферу словно утверждали победу станции Тихо. Встречные кивали Фреду и Холдену. Некоторые в знак солидарности повязали на рукава зеленые ленты, очень многие перечеркнули рассеченный круг АВП дополнительной чертой под прямым углом к первой. Были и значки со стилизованным глобусом и подписью: «АВП и Земля – один народ». Материальный ущерб, нанесенный станции, ограничивался в основном нижними уровнями – машинным залом и двигателем, – но Холдена преследовало чувство, что тяжело пострадала сама история Тихо. Не так давно Тихо и Церера были драгоценностями в короне внешних планет. Одним из аргументов в пользу независимости Пояса Астероидов.

Теперь, после атаки астеров, все изменилось. Солидарность с Землей объяснялась не столько сочувствием недавнему врагу, сколько разворотом прочь от АВП. Станция Тихо за станцию Тихо – и к черту всех, кто против.

А может, Холден переносил на других собственные чувства – он и сам ощущал что-то в этом роде.

– Она журналистка, – напомнил Фред. – Такие штучки – их работа.

– Да мы ей жизнь спасли! Если б не мы, вывезли бы ее со станции бог весть куда… Может, и пытали бы.

– Верно, – сказал Фред, подходя к лифту, который заранее открыл перед ними двери. Ранг Фреда все еще имел свои привилегии, и лифт отдавал ему приоритет перед другими. – Но и мы ей лгали, и она об этом знала.

Холден проглотил возражения, потому что единственно годное: «Не лгали» – было бы ложью. Еще несколько лет назад он не стал бы врать. Тогда он говорил правду, всю правду, не заботясь, куда полетят щепки. Он сам не знал, что его больше тревожит: что он изменился – или что не замечал этого, пока ему не указали.

Фред рассматривал его с усталой улыбкой.

– Злись на солнце за то, что оно заходит, если тебя это злит… Так сказал один поэт по имени Джефферс.

– А говорил ли он о том, как политики и журналисты лгут друг другу?

– А знаешь, ведь говорил.

Лифт качнулся и провалился вниз. Фред со стоном ухватился за стену.

– Можно было обойтись без этого, – сказал Холден.

– Нельзя, – возразил Фред. – Главная обязанность вождя после поражения – показать себя людям. Показать, как он, черт побери, держится на ногах иод своей тяжкой ношей. Это выстраивает сюжет.

– И все-таки…

– Если я еще могу что-то сделать, – сказал Фред, – я это сделаю.

Прежний кабинет Фреда ремонтировали – заменяли открывшиеся в пустоту стены и пол. Драммер организовала начальнику место рядом с переполненной тюрьмой. Этот кабинет был меньше, не таким удобным и не таким внушительным. Каждый раз, заходя в него, Холден не мог избавиться от чувства, что Фред понизил себя в должности. Или безропотно принял понижение от Вселенной.

Устроившись за столом, Фред потер глаза ладонями.

– По правде сказать, все, что мы здесь делаем, не удостоится и сноски в учебниках истории.

– Это еще неизвестно. Просто ты подавлен… – начал Холден, но Фред уже вывел работу на настольный монитор.

– Вчера ночью мне пришло два сообщения. Вернее, пришло больше, но эти два интересны. Первое с Земли. Авасарала, когда все случилось, была на Луне, и она готовит ответ.

– Ответ?

– Собирает дипломатов. Премьер-министр Марса уже в пути. Она хочет, чтобы я тоже там был. «Присутствие чуточку менее дерьмового крыла АВП». Если человечество зависит от дипломатического искусства этой бабы… Ну, будет любопытно.

– Что может случиться хуже того, что уже случилось? Война?

Фред выкашлял мрачный смешок.

– Я уже переговорил с Драммер. Она готова взять на себя Тихо на время, пока меня не будет.

– Значит, ты летишь?

– Не знаю, лечу ли туда, но здесь я не останусь. Я еще кое-что хотел тебе показать.

Фред открыл сообщение и жестом пригласил Холдена к экрану. Там застыл светлокожий мужчина с коротко подстриженными белыми волосами, на его лице морщины преждевременной старости теснили угревые шрамы давно прошедшей юности. Метка в углу сообщала, что запись сделана на станции Паллада.

– Андерсон Доуз, – пояснил Фред. – Слыхал о таком?

– Вроде бы большой воротила и потрясатель основ из АВП?

– Он когда-то протянул мне руку. Ввел во внутренний круг Пояса. Участвовал в переходе Цереры под надзор АВП. Последние несколько лет представлял АВП в переговорах об уравнивании статуса Ганимеда с Землей и Марсом.

– Понял, – сказал Холден.

Фред запустил запись, и человек на экране ожил. Низкий голос скрежетал, будто говорившего слишком часто били но горлу:

«Фред. Я знаю, что тебе сейчас трудно. Если на то пошло, нас всех тряхнуло. Но такова жизнь. История полна неожиданностей, которые задним числом выглядят очевидными вещами. Я хочу, чтобы ты знал: я санкции не давал. Но я знаю, что за люди за этим стоят, и они настоящие патриоты, что бы ты ни говорил об их методах».

– Что за бред? – вырвалось у Холдена.

– Это еще не все, – остановил его Фред.

«Сейчас я обращаюсь к тебе, потому что хочу сохранить мир в Альянсе. Я не хуже тебя помню, сколь многим ты пожертвовал и как много сил отдавал АВП. Это не забыто. Но наступает новая эпоха, и у нее своя логика. Я знаю, ты из тех людей, которые способны отличить справедливость от неизбежности. Я верну тебе кредит доверия. Клянусь. Но мне понадобится знак. Чтобы было, на чем показать новой силе, что ты здраво оцениваешь ситуацию. Что ты способен к переговорам. Речь идет о пленном. Не из тех, кто участвовал в мятеже. Даже они понимают, что пока требовать этого нельзя. Но ты задержал человека по имени Уильям Сакаи. Я прошу тебя в качестве жеста доброй воли передать его мне на станцию Паллада, а взамен я гарантирую тебе место в совете, когда…»

Фред прервал запись, заставив Андерсона Доуза застыть с полуоткрытым ртом и полуопущенными веками.

– Ты меня разыгрываешь, – сказал Холден.

– Разве кто-то смеялся?

Холден присел на край стола, рассматривая застывшего на экране человека. В груди спорили друг с другом гнев, удивление, возмущение, смех, отчаяние.

– Ты мог бы ответить, что мы уже вышвырнули его из шлюза.

– Ответить до или после того, как его вышвырнут из шлюза?

– По мне, так все равно.

Фред усмехнулся и убрал с экрана изображение.

– Ты так говоришь, но ты бы этого не сделал. Даже в ярости ты слишком порядочный человек. И я, как выяснилось, тоже.

– Правда?

– Помягчел к старости. Всюду теперь вижу… тонкости. Станция до сих пор закрыта, но мне придется ее открыть. Восстановить подобие нормальной жизни. Впрочем, дело не в этом. У меня два приглашения на два совета. Внутренние планеты сейчас отступают. Перегруппируются. Радикалы из АВП становятся новыми лидерами.

– Они же психи, на них висит массовое убийство!

– Да, – кивнул Фред. – И мы не знаем, кто они. Доуз знает, а я – нет.

– Минутку, – заговорил Холден. – Постой. Ты собираешься отдать Сакаи этому Доузу в обмен на имена и сообщить Авасарале, кто разбомбил Землю? Сколько раз за карьеру ты намерен переходить на другую сторону?

– Я никуда не перехожу, – сказал Фред. – Это стороны вокруг меня меняются. Я всегда за порядок. За мир. Даже за справедливость. Случившееся на станции Андерсон открыло мне глаза на то, чего я прежде не видел. Или предпочитал не видеть. И вот это…

– Оказало такое же действие?

– Не знаю, какое действие оно оказало. Пытаюсь понять. Внутри АВП всегда присутствовали радикально настроенные фигуры. Вольтер Коллектив, Марко Инарос, Кассандра Ли. Но это были маргиналы. Мы умели их контролировать. Не позволяли им переходить черту, а если это иногда не удавалось, использовали эксцессы для того, чтобы представить умеренных, таких как на Церере и на Тихо, меньшим злом. А теперь они взяли власть. И я не знаю, что лучше: объявить им войну – или встать рядом и попытаться контролировать падение.

Холден покачал головой.

– Твой друг Доуз, похоже, уже в одной постели с ними.

– Его верность принадлежит Поясу. Когда наилучшим для Пояса казалось равенство с внутренними планетами, он добивался равенства. А я верен… всем. Очень долго это означало говорить за тех, у кого самый слабый голос. Потом появилась протомолекула, и игра пошла по-другому, а теперь, если, пристроившись к радикалам, я получу больше всего влияния… Пока мои люди удерживают «Медину», меня будут слушать все. Я смогу бросить свой голос на ту чашу весов, которую сочту лучшей в долговременной перспективе.

– Звучит как дерьмовые оправдания «реальной политики» постфактум, – бросил Холден. И, подумав, добавил: – Сэр.

– Так и есть, – сказал Фред. – Но ничего другого у меня нет. Если я найму «Росинант», чтобы отвезти меня на Луну, на встречу с Авасаралой, – отвезешь?

– Если мы успеем проверить работу Сакаи, а ты предоставишь команду – конечно. А еще лучше было бы собрать моих, где бы они сейчас ни болтались.

– А если я попрошу тебя отвезти меня и пленного на Палладу?

Тогда сам: себя… удовлетворяй.

Фред хихикнул и встал, проверив оружие в кобуре.

– Всегда рад поболтать с вами, капитан. Возьмите выходной. Я обращусь к вам, когда приму решение. То или иное.

– А сейчас ты куда?

– Поговорить с Сакаи, – сказал Фред. – Попробую вытянуть что-нибудь. Перспектива не вылететь из шлюза может сделать его более разговорчивым. – Фред смотрел на Холдена со странным выражением на грани между жалостью и мольбой. – Я стараюсь поступать хорошо, Холден. Но бывают времена, когда не очевидно, что такое «хорошо».

– Согласен с тобой, – ответил Холден, – до той точки, где ты скажешь мне, что такое время настало.

* * *

Холден сидел в тайском ресторане и ел арахисовый карри, не похожий, если верить детским воспоминаниям, ни на одно земное блюдо. Кусочки не-курятины плавали на поверхности не-карри. Холден притапливал их палочкой и смотрел, как они снова выскакивают из глубины, когда ему пришло два сообщения. Первое – от матери Элизы. В семье пока было все в порядке. В районе ввели мониторинг среды, но приказов об эвакуации еще не поступало. «Впрочем, – добавила она, подняв бровь, – эвакуироваться некуда: не найдешь места, обеспеченного и снабжаемого лучше нашего ранчо». Семья отправила запасной реактор на поддержку локальной сети в Трифорксе и ждала известий от Джексонов – может, им нужна помощь. Холден достаточно знал мать, чтобы видеть, как глубоко беспокоит ее все, о чем она промолчала. Однако, прощаясь, Элиза обещала оставаться на связи. Слабое утешение, но лучше, чем ничего.

Второе письмо было от Алекса.

Они с Бобби Драпер на корабле премьер-министра направлялись к Луне под прикрытием конвоя. Все на волоске, но пока держится. Флот поддержки отправлен и должен быть на месте через сутки или двое. От Наоми, где бы она ни находилась, Алекс вестей не получал. И, что еще существеннее, от Амоса тоже. Пилот пошутил, что Амос выживет где угодно, что под ним взрывается не первая планета, но сквозь смех ощутимо сквозили тревога и ужас. Когда Алекс дал отбой, Холден еще трижды прокрутил запись с начала до конца, чтобы послушать знакомый голос.

Он начал записывать ответ, но ресторан был слитком людным для того, что хотелось сказать, поэтому капитан дал себе слово не забыть отправить сообщение, когда вернется к себе. Он съел карри, сколько принял желудок. Освещение ресторана понемногу из желтого переходило в золотистый свет искусственного заката планеты, которую многие здесь видели только на экранах. После оплаты счета подошел официант, предложил на выбор десерты и напитки. Многозначительным, хоть и вежливым, взглядом показал, что можно заказать и еще кое-что.

Мозг Холдена отталкивал большую часть вопросов. Не хватало еды, не хватало выпивки, не хватало сна, не хватало секса. Хоть какого-то секса. Он ощущал в животе глубокую, как океан, пустоту. Такая бывает от голода и от жажды, от изнеможения и от похоти, только сегодняшнюю пустоту он ничем не смог бы наполнить. Не зная, как ее назвать, Холден сознавал, что она толкает его поддаться гневу или отчаянию. От маячащего со всех сторон страха, что команда никогда не соберется больше на корабле, живот болел, как от удара.

А потом пришло слово. Пустота называлась тоской по дому, а «Росинант», каким бы чудом он ни был, – не дом, когда на нем нет Алекса, Амоса и Наоми. Холден задумался, сумеет ли избавиться от этой тоски, если команда не вернется. Долго ли он продолжит их ждать, сознавая, что не дождется? Официант ласково улыбался ему.

– Ничего не надо, – сказал ему Холден. – Спасибо.

Он вышел в главный коридор, проговаривая про себя ответ Алексу и репетируя интонации. Каждое слово будет проверено марсианской службой связи, так что лучше не допускать возможностей для двойных толкований. Беда в том, что Холден всегда точно знал, что хочет сказать, и не улавливал двусмысленностей в своих словах, пока их не находил кто-то другой. Может, лучше просто отпустить пару шуток и сказать, что он ждет команду на борту.

Когда прогудел сигнал вызова, Холден готов был увидеть Алекса, хотя задержка сигнала делала прямую связь с пилотом невозможной. С экрана мрачно взглянула Драммер.

«Мистер Холден, не зайдете ли вы в резервное помещение СБ?»

– Пожалуй, – почему-то насторожился Холден. Он все еще не вполне был уверен, что Драммер не ведет свою игру. – Может, стоит сразу сказать мне, в чем дело?

Поток брани, слышавшийся на заднем плане, стал громче, Драммер посторонилась, и к экрану сунулся Фред.

«Если было бы можно говорить через сеть, тебя бы не звали».

– Понял, – сказал Холден, – иду.

Когда он прибыл на место, Фред мерил кабинет шагами, сцепив руки за спиной. Сидевшая за своим столом Драммер являла образец сухого профессионализма, не давая начальству ни малейшего повода на нее наорать. Вот и хорошо. Холден был не против, чтобы орали на него.

– В чем дело?

– «Медина» выключилась, – сказал Фред. – Доклад с нее должен был поступить еще утром, но я замотался и не беспокоился. С тех пор станция пропустила два сеанса. И… Покажи ему, Драммер.

Безопасница вывела на экран схему Солнечной системы. В таком масштабе даже Юпитер и Солнце занимали не многим больше одного светлого пикселя. Корабли, базы, спутники, зонды, навигационные маяки – все человечество в ореховой скорлупке. Короткой командой – движение и один слог – Драммер убрала весь мусор. Вместо него загорелась пара десятков зеленых точек, помеченных словом «Неопознан» на месте облачка опознавательных кодов. Кто-то прогнал статистическую программу, установив небольшую, но значимую корреляцию.

– Как только погасла станция, – сказала Драммер, – мы увидели этих. Двадцать пять работающих двигателей. Характеристики дюзовых выбросов соответствуют военным кораблям Марса, и все они быстро разгоняются к Кольцу.

– Разгоняются?

– Начали с восьми-десяти g, кривая выполаживается, это означает, что они идут на пределе мощности.

Холден свистнул. Фред остановился, закаменел лицом – эта неподвижность была страшнее открытой ярости.

– На «Медине» мои люди. Если станция пострадала или неопознанные корабли намерены что-то с ней сделать, это послужит серьезным препятствием для моего участия в новом правительстве АВП.

– В смысле, на фиг все помехи?

– Да.

– До «Медины» далеко, – напомнил Холден. – Даже при таких скоростях они не скоро туда доберутся. Однако не думаю, что мы сумеем их опередить.

– Если бы и сумели, это не помогло бы. Собери я все подчиняющиеся мне корабли, один марсианский фрегат разнесет их к черту. Даже «Росинант» заметно уступил бы им в огневой мощи.

– Хотелось бы знать, оттуда у них марсианские корабли, – протянул Холден.

– Не сомневайся, спрошу у Доуза сразу, как только объясню, что я думаю о его «кредите доверия» в обмен на пленного. Когда будет готов «Росинант»?

– Если приналечь всеми силами, сможем вылететь суток через пять.

– Мистер Драммер, прошу перевести все свободные группы на ремонт и проверку надежности «Росинанта».

– Есть, сэр! – отозвалась Драммер и вывела на экран график смен.

Фред потупил взгляд и снова поднял глаза.

– Я в эти дни буду занят на Тихо: должен сдать Драммер станцию в полном порядке. Прошу тебя проследить за работами на «Роси».

– Я этим и собирался заняться.

– Хорошо, – сказал Фред и чуть ли не жалобно добавил: – Как хочется снова увидеть Луну…

Холден собирался дотерпеть до каюты, но не выдержал и еще в лифте, открыв сообщение Алекса, установил камеру на запись ответа.

– Слушай, Алекс, удивительное дело: кажется, мы догоним вас раньше, чем ожидалось…