Страшно хотелось спать, но сон не шел. В лучшем случае удавалось забыться на несколько часов. Тело после такого «сна» было как тряпка, и голова не работала. Холдену предлагали перебраться обратно в квартиру на станции, но он отказался. Правда, при силе тяжести, удерживающей на матрасе, спалось лучше, но покидать корабль он не хотел. Он не помнил, когда в последний раз брился – неровная щетина на щеках и на шее немного зудела. За работой становилось легче. Новая команда перепроверяла все уже проверенное, отыскивая незамеченный саботаж, и Холден был при деле. Мог поговорить с людьми. Проводив их после смены, он ел в камбузе, пытался немного поспать, после чего принимался бродить по кораблю, словно искал что-то забытое.
А потом, неизбежно и вопреки доводам разума, включал новости.
«Из-за молчания станции „Медина“ всякая связь с колонизированными планетами потеряна. Можно только догадываться о значении фрагмента сообщения от поселения Фольквангр о признаках активности чужаков в южном полушарии Нового Тритона…»
«Представитель властей порта утверждает, что нейтралитет Ганимеда отражает его универсальную значимость и не имеет политической подоплеки…»
«Силы ООН приведены в движение, однако остается неясным, находится ли премьер-министр Смит на борту гоночного судна или это маневр, отвлекающий внимание врага от более традиционного способа эвакуации. Так или иначе, исполняющая обязанности генерального секретаря Крисьен Авасарала объявила предполагаемый маршрут шлюпки охраняемой зоной, и всем кораблям в этом районе рекомендовано уйти за пределы досягаемости орудий до того момента, когда…»
«Скорость света, – решил Холден, – это проклятие. Она изображает близкими самые дальние уголки обжитой человеком вселенной, и иллюзия действует как яд». Задержка сигнала между Землей и Тихо меньше четверти часа, но лететь на такое расстояние придется много дней. Если Алекс или Наоми погибнут, он сможет через несколько минут узнать, что их нет. Холден плавал, удерживаемый ремнями, в темной каюте и переключал каналы туда-сюда, чтобы ничего не пропустить, хотя и понимал, что в любом случае он будет бессилен. Ему представлялось, что он стоит на льду замерзшего озера, глядя, как тонут внизу любимые люди.
Не будь у него средства узнать, не будь способа наблюдать за происходящим, он, пожалуй, мог бы отвести взгляд. Хотя бы закрыть глаза и увидеть их во сне. Когда терминал запросил связь, Холден отвлекся с радостью.
– Паула?
«Холден, – ответила хакерша. – Не знаю вашего расписания. Боялась, что попаду на время сна».
– Нет, – сказал Холден. Он не знал, почему скрывает бессонницу, но признаваться не хотел. – Все хорошо. Нормально. Что у вас?
«Пистолет с дымком из дула, – ухмыльнулась она. – Могу переслать вам…»
– Нет. То есть да, пересылайте, но пойму ли я, что увижу?
Она с ухмылкой потянулась на экране.
«Я собираюсь пообедать. Найдите меня в „Фромажери“, и я все разложу по полочкам».
Холден вывел на экран схему станции. Недалеко. Если Наоми сейчас погибла, известие дойдет до него к тому времени, как он доберется. Или чуть раньше. Он зажал ладонями горящие, как от песка, глаза.
– План принят.
«Счет оплачиваете вы».
– Да-да, вы меня перегнули через колено… Сейчас же выхожу.
Это был маленький ресторан. Столики выглядели деревянными, хотя и делались, конечно, из гидропонного бамбука, выращенного на станции: если еду подают по сколько-нибудь приемлемым ценам, значит, владельцу не пришлось оплачивать настоящее дерево. Паула выбрала столик у стены. Под ней кушетка выглядела нормальной, но у Холдена, когда он сел напротив, ноги не достали до пола.
– Командуйте, – сказала Паула, – я уже заказала.
– Я не голодный. Что у вас?
– Смотрите. – Она подвинула к нему терминал.
Экран был забит структурированной россыпью кодов: фрагменты внутри фрагментов, вариации в сходных участках так малы, что глаз их не замечает. Он словно смотрел на поэму, написанную незнакомым алфавитом.
– Что я тут вижу?
– Вот эти две строки, – показала она. – Эта посылает к ловушке код остановки. Это – отчет о состоянии, который его вызывает. В вашем случае, доберись вы до девяноста пяти процентов, превратились бы в звезду. Если бы это случилось в доке, как, наверное, и вышло бы, прихватили бы с собой большую часть станции.
– А новая программа? Та, что сейчас работает на корабле?
– В ней такого нет, – успокоила Паула. – Здесь вам полагается восхититься, как я умудрилась отыскать две строчки кода в драйвере магнитной ловушки термоядерного реактора.
– Весьма впечатляет, – послушно восхитился Холден.
– Благодарю, но это еще не самое крутое. Присмотритесь к строке пуска. Видите, сколько параметров сведено к нулю? Все они не задействованы.
– Так-так, – покивал Холден.
По оживленному лицу Паулы он чувствовал, что должен что-то понять из ее слов. Может, если бы он выспался…
– Ловушка на все случаи жизни. Хотите, чтобы кто-то взорвался на шестой день после выхода из порта? Установите этот параметр примерно на полмиллиона секунд. Хотите взрыв при включении орудийной системы? Это вот сюда. Способов заставить код сработать около дюжины, а еще можно их сочетать и вставлять парами.
– Интересно…
– Улика – вернее не бывает, – объявила Паула. – Дымящийся пистолет. Отказ магнитной ловушки оставляет мало данных. Такого вообще не должно случаться, но иногда случается. Всегда считалось, что случайности имеют место, и что, мол, тут поделаешь. Корабли взрываются. А вот это доказывает, что кто-то смастерил инструмент, вызывающий взрыв. И мог применять его снова, и снова, и снова, каждый раз, как удавалось протащить код на обреченный корабль. Тут у нас ключевая улика на тысячи убийств. В которых до сих пор никто и не подозревал убийства.
У Паулы от волнения срывался голос и горели глаза. Под ложечкой у Холдена комом росло беспокойство.
«Мне нужно кое-что сделать, – сказала в его памяти Наоми. – А тебя я в это замешивать не могу. Совсем».
О чем она говорила. Она хотела уйти от него? От «Росинанта»? А если так, что это значит? Паула все смотрела на Холдена, ожидая реакции. Он не знал, как ответить, но молчание становилось неловким.
– Круто? – спросил он.
* * *
Фред сидел на месте Драммер, поставив локти на стол и подперев ладонями подбородок. На вид он устал не меньше Холдена. Экран показывал Драммер и Сакаи в допросной. Стол был сдвинут в сторону, чтобы не разделять пленного и тюремщицу, и развалившаяся Драммер положила на него ноги. Оба пили, кажется, кофе. Сакаи со смехом качал головой, Драммер с подначкой улыбалась ему. Она выглядела моложе обычного, и Холден обалдело сообразил, что безопасница распустила волосы.
– Что за черт? – поразился он.
– Профессионализм, – пояснил Фред. – Настройка в лад, установление доверительных отношений. Она уже наполовину убедила Сакаи, что люди, на которых он работал, собирались взорвать станцию вместе с ним. Когда поверит – будет наш. Ответит па все вопросы и, дай только время, добавит то, о чем мы спросить не догадались. Нет фанатика ревностнее новообращенного.
Холден скрестил руки на груди.
– По-моему, вы упустили из виду метод «избей гаечным ключом». Я бы предпочел его.
– Врешь.
– Для данного случая сделал бы исключение.
– Нет, не сделал бы. Пытки – это для любителей.
– Ну так что ж? Я в них не профессионал.
Фред со вздохом обернулся к нему.
– Твой вариант безбашенного крутого парня почти так же утомителен, как прежний безбашенный бойскаут. Хорошо бы маятник остановился где-нибудь посередине.
– Безбашенного?
Фред пожал плечами.
– Что-нибудь нашли?
– Да, – сказал Холден, – и в новом драйвере этого нет. Справка о здоровье получена.
– Если там не окажется чего-нибудь еще.
– Ну да.
– Сакаи говорит, что ничего больше нет.
– Не совсем уверен, как на это реагировать, – заметил Холден и, помолчав, добавил: – Так вот, я тут подумал…
– О сообщении с «Пеллы»?
– Да.
Фред встал. На его жестком лице мелькнула тень сочувствия.
– Я ждал трудного разговора, Холден. Но здесь на кону не только жизнь Наоми. Если протомолекулу превратят в оружие или даже просто выпустят на свободу…
– Это не важно, – перебил Холден. – Нет, погоди, не то говорю. Конечно, важно. Очень важно. Но ничего не меняет. Нам нельзя… – Он помолчал, сглотнул. – Нельзя лететь за ней. У меня один корабль, у них полдюжины. Я всей душой мечтаю на полной тяге рвануть к ней, но это не поможет.
Фред молчал. Сквозь экран тихо сочился смех Сакаи. Оба его не замечали. Холден разглядывал свои ладони. Он чувствовал себя так, будто сделал признание. Может, и сделал.
– Того, что творится, – продолжал он, – как бы ее туда ни затянуло, мне не исправить, бросившись в битву в сияющих доспехах. Есть только один способ ей помочь: сделать то, что мы собирались. Лететь на Луну. Если через Доуза, Сакаи, Авасаралу удастся наладить какую-то связь с этими ублюдками, Наоми станет предметом торговли. Можно будет выменять ее на кого-то из тех, кого ты держишь за решеткой. Или на Сакаи. Или еще на кого.
– К такому ты пришел выводу?
– К такому. – Слова оставили на языке у Холдена вкус пепла.
– Ты немножко повзрослел с нашего первого знакомства, – отметил Фред. Холдену в его голосе послышалась жалость. Утешение. – Я даже готов извиниться за «безбашенного».
– Не уверен, что это хорошо. Ты когда-нибудь так делал? Оставлял в опасности человека, который стал частью тебя самого?
Фред взял Холдена за плечо. Каким бы хрупким ни сделали его старость и испытания, хватка у него оставалась крепкой.
– Сынок, я оплакиваю больше людей, чем у тебя случайных знакомых. В таких делах нельзя доверять сердцу. Надо слушаться разума, а не чувств.
– Потому что, если б я послушался чувства… – начал Холден, имея в виду: «Я бы вбил Сакаи зубы в глотку» или «Я бы погубил всех».
Фред его удивил:
– Мы бы ее потеряли.
* * *
«Курс установлен, – доложила из кабины Чава Ломбо. – Жду приказаний, сэр».
Холден хотел было откинуться на спинку кресла, но в невесомости получилось только разогнуть шею. Сердце у него неслось вскачь, адреналин холодком струился по жилам.
Все было не так. На командной палубе слишком тесно. Сунъю, серьезная и расслабленная, – у оружейного поста. Мавра на связи, мониторит эфир, скорее от нечего делать, чем по необходимости. Из кабины должен был звучать голос Алекса. А на постах хватило бы самого Холдена и Наоми.
И ему не положено бояться.
– Хорошо, – сказал он, – исполняйте.
«Сэр», – отозвалась Чава. Желтый предупредительный сигнал сменился красным, и Холдена вдавило в кресло. Станция Тихо ушла назад. Через час ее уже не разглядишь простым глазом. Холден переждал три долгих прерывистых вдоха. Четыре.
– Как мы смотримся, Ип?
Из машинного отсека ответила Сандра Ип – на ее месте должен быть Амос!
«Все системы в пределах допуска».
– В смысле, не взорвались пока? – пошутил Холден.
Динамик помолчал.
«Нет, сэр, не взорвались».
Холдену очень не нравилось сомневаться в собственном корабле. «Росинант» еще ни разу его не подводил. Он доверял этому кораблю, как доверял своему сердцу биться. Не просто инстинкт – автоматизм. Казалось, иначе и быть не могло.
Но то время прошло. Саботаж Сакаи не убил Холдена, но и не оставил невредимым. Пройдет немало времени, пока он перестанет ждать от корабля неприятных сюрпризов. Того, что программа откачает воздух в самый неподходящий момент, или разгонит двигатель до смертельной перегрузки, или применит еще один из тысячи способов испортить корабль и убить команду. Они все обыскали и ничего не нашли, но так же они думали в прошлый раз, и ошибка чуть не погубила их. Никакая перепроверка не дает гарантии от оплошностей. Отныне и надолго – может, навсегда – он будет думать о том, о чем прежде не задумывался. Его сердила, приводила в ярость собственная неспособность верить.
Он задался мыслью, относится ли это только к «Росинанту».
– Хорошо, – сказал Холден, отстегнувшись. – Пойду выпью кофе. А вы тут постарайтесь ничего не сломать. А если сломаете, зовите меня.
Дружное «есть, сэр» странно обескуражило его. Жаль, что они не поняли шутки. Или чувствуют себя слишком неуверенно, чтобы ответить на нее. Эта официальность была еще одним отличием нынешнего порядка от прежнего.
Холден нашел Фреда в камбузе. Тот наговаривал на ручной терминал сообщение, явно адресованное Андерсону Доузу. Холден молча прихлебывал кофе под фразы вроде «линии связи» и «глубокое недоверие». Закончив, Фред сложил ладонь к ладони и обернулся.
– Мне тоже. Со сливками, без сахара.
– Сейчас, – кивнул Холден. – Что нового?
– Два корабля из первого конвоя марсиан сдались.
– Серьезно?
– Они оказались слишком далеко от места действия, чтобы повлиять на исход, а били их крепко. Мне это не нравится, но я не стал бы с ходу осуждать капитанов.
– Мне чудится или они и вправду заставляют нас жрать собственные задницы? – спросил Холден, выставляя на стол чашки кофе. – Это они так хороши или мы оплошали больше, чем я думал?
Фред сделал первый глоток.
– Слышал когда-нибудь о битве при Гавгамелах?
– Нет, – признался Холден.
– Царь персов Дарий Третий располагал двумястами тысячами воинов: бактрийцев, арахозийцев, скифов. Были и наемники-греки. На другой стороне стояли тридцать пять тысяч и Александр Македонский. Александр Великий. Пять персов на одного македонца. Их ждала бойня. Но Александр оттянул на фланг столько врагов, что посреди строя персов открылась брешь. Александр выстроил своих воинов в клин и, возглавив всадников, повел их прямо на царя. Его с двух сторон теснило огромное войско. Но ничего не имело значения, потому что он видел способ добраться до Дария. Видел то, чего не замечали остальные. Вот и эти так же. У них – малая фракция АВП. Я в союзе с Землей и Марсом превосхожу их в численности. И вооружены мы лучше. А причина происходящего – в том, что кто-то увидел возможность, которой не замечали остальные. И рискнул нанести удар там, где другому бы и в голову не пришло. Такова сила отваги. И если полководец удачлив и решителен, он сумеет использовать преимущество и навсегда опрокинуть врага.
– Думаешь, таков их план?
– Мой был бы таким, – сказал Фред. – Игра ведется не за контроль над Поясом или спутниками Юпитера. Кто-то решил получить все. Целиком. Для такого нужен определенный склад ума. Харизма, талант, дисциплина. Нужен Александр.
– Невеселые перспективы ты рисуешь, – заметил Холден.
Фред поднял свою чашку. С нее еще не совсем стерлась нанесенная черной и красной краской надпись: «Тахи». Еще не стерлась. Пока.
– Я сейчас неплохо представляю, как чувствовал себя Дарий, – сказал Фред. – Обладать силой, выгодной позицией, преимуществом… Больше того, знать законы войны. Это делает тебя слепым к другим вещам. А к тому времени, как ты их заметишь, на тебя уже несется македонская кавалерия с копьями. Но Дарий проиграл не поэтому.
– Нет? История, которую ты сейчас рассказал, говорит, что поэтому.
– Нет. Он бежал.
Холден пил кофе. Незнакомые голоса, доносившиеся из кают, напоминали, что все изменилось. Что привычное прошлое рухнуло и вряд ли когда-нибудь вернется.
– Если бы он не побежал, был бы убит. Александр его прикончил бы.
– Вероятно. Или Дарий отразил бы атаку. А может, пал бы в бою, и его войско в горе и ярости сокрушило бы Александра. Смерть правителя не всегда означает гибель империи. Я смотрю на Землю, на то, что там происходит. Я смотрю на Марс. Смотрю на то, что случилось на Тихо и, боюсь, происходит сейчас на «Медине». Я вижу клин Александра, вбитый в открывшуюся передо мной брешь. Я так же потрясен, как Дарий, я в таком же отчаянии. Мне тоже страшно. Но я – не Дарий. И Крисьен Авасарала, думаю, тоже не он.
– Так ты не считаешь, что нам хана?
Фред улыбнулся.
– Я пока ничего не считаю. И не стану, пока не узнаю больше о противнике. А если вспомнить историю, в ней намного больше людей, которые воображали себя Александрами, чем людей, которые таковыми были.