Научная выставка проходила в одном из общественных залов и на прилежащей территории. Из-за сводчатого потолка зал казался скорее выращенным, чем построенным, а акустические регуляторы поддерживали царивший внутри шум и гвалт на спокойном, не раздражающем уровне. Тысяча детей в возрасте от пяти до шестнадцати лет бегали, болтали и собирались группками, общаясь по большей части с теми, кого знали и с кем ходили в одни и те же классы.

У всех открытых школ имелись в зале выставочные места, где демонстрировалось, что выучили за год ученики, и какой вклад внесли в общее дело империи. Некоторые экспозиции, как модель водного цикла, например, были базовыми и предназначались для самых маленьких ребят. Другие, как «лес жизни», где сравнивались различные экосистемы новых миров, или программируемая станция материи, представлявшая публике новейшие научные материалы Бара Гаона, хитроумностью задумки были интересны даже ей.

И Коннор был здесь.

По прошествии дней острота воспоминаний о том, что Коннор и Мюриел теперь встречаются, терзала уже не так сильно. Боль, конечно, не прошла. Мысленная картина их поцелуя стояла перед глазами, как живая, мучила по-прежнему. Поэтому, когда Коннор кивнул, когда она проходила мимо, и робко улыбнулся, она не знала, что и думать. Неужели она все еще нравится ему? Не хочет ли он сказать, что связь с Мюриел была ошибкой? Или же он просто рад, что они с Терезой остались друзьями? Она сама не знала, на какой из вариантов надеялась. И надеялась ли вообще. Коннор выглядел смущенным. У Мюриел и других ребят из ее школы был почвоведческий стенд о разработке микробов, способных передавать питательные вещества между организмами разных биомов, и Терезе, по идее, следовало быть с ними. Но ей не хотелось стоять там. В самом деле, куда захочет, туда и пойдет. Вряд ли кто-то посмеет ей указывать.

Вместо того чтобы стоять у стенда, она отправилась на площадку паззлов, где ребятки младшего возраста работали с кубиками, строя геометрические фигуры, спорили о том, как вписать круги в квадрат или как создать сложную структуру, которая удерживалась бы только гравитацией и трением. В детстве такие головоломки приходилось решать тысячу раз. Она ходила по площадке, где подбадривая, где подсказывая, и гадала – подойдет ли Коннор.

За одним из столиков сидела, нахохлившись и едва не плача, маленькая девчушка, наверно, лет шести. Тереза присела напротив, потому что с этого места хорошо был виден Коннор.

Девочка посмотрела на Терезу и, похоже, взяла себя в руки. Когда она заговорила, то произносила слова с неестественной высокопарностью малышки, которую научили, что и как говорить.

– Здравствуй. Меня зовут Эльза Сингх. Очень приятно познакомиться с тобой.

– А я Тереза Дуарте, – представилась Тереза.

– Ты учительница? – спросила Эльза.

– Нет, я здесь живу.

– Никто не хочет со мной играть, – пожаловалась Эльза.

– Если хочешь, могу научить тебя кое-чему.

– Давай, – согласилась Эльза и заерзала, удобнее устраиваясь на маленьком деревянном стуле. Тереза покосилась на школьный дисплей. Мюриел и Коннор беседовали, но говорила главным образом Мюриел, ее губы быстро шевелились, словно она стремилась удержать его внимание. К своему удивлению, Тереза ей даже посочувствовала. А что, если Коннор, после того как вынудил Мюриел испортить отношения с Терезой Дуарте, дочерью высокого консула и, возможно, будущей правительницей Лаконианской Империи, теперь охладел к ней? Было бы паршиво. Но действенно, надо сказать, и сочувствие Терезы испарилось так же быстро, как появилась. Со своими проблемами Мюриел пусть разбирается сама.

– Так, Эльза, – сосредоточилась она. И вытащила ручной компьютер. – Это называется «дилемма заключенного». Взгляни сюда…

Тереза нарисовала таблицу, похожую на ту, какую рисовал ей Илич, объяснила правила – игроки решают сотрудничать или предавать, а потом каждый выбирает предавать, хотя в долгосрочной перспективе обоим выгоднее было бы сотрудничать. Эльза, судя по виду, не особо заинтересовалась, но согласилась поиграть.

Коннор отошел от своей группы как раз тогда, когда в зал с веселым гвалтом влилась новая порция презентеров. В толпе Тереза едва его не потеряла, но успела заметить мелькнувшие каштановые волосы. Кажется, он шел к ней. Сердце забилось сильнее. Трудно сказать, отчего она волновалась больше – что он найдет ее или что не найдет.

Она играла с девочкой, притворяясь, будто увлечена игрой, а не разглядыванием людского потока за спиной Эльзы. На протяжении нескольких раундов они сотрудничали друг с другом, а затем, когда Тереза почувствовала, что настало время для следующей части урока «око за око», предала свою напарницу. Эльза уставилась на монитор карманного компьютера, словно тот показывал полную бессмыслицу.

– Вот, – сказала Тереза. – Теперь, после того, как тебя так предали, ты должна решить, как дальше…

– Ты сжульничала! – Это был не просто крик. Это был вопль ярости. Лицо малышки исказило от гнева, кожа потемнела от прилившей крови. – Ты говорила, что мы должны быть хорошими!

– Нет, – объясняла Тереза, – это тебе урок…

– Да в жопу твой блядский урок! – Ругательство из уст такой крошки ошарашило, как пощечина. Эльза схватила карманный компьютер, швырнула в толпу и вскочила на ноги, с грохотом опрокидывая стул. Прежде чем Тереза успела что-то сделать, Эльза рухнула на пол и разрыдалась.

Сотрудники службы безопасности уже пробирались к ним, но Тереза махнула им не приближаться. Она растерялась, не понимая, что делать – то ли успокаивать Эльзу, то ли подобрать карманный компьютер и униженно сбежать прочь. Эльза раззявила рот, рыдания снова перешли в вопли. Рядом кто-то прокричал: «Монстр!», и на секунду Тереза подумала, что это ей. Потом появилась женщина. Старше, тот же разрез глаз, что у Эльзы, тот же оттенок кожи. Мать подхватила девочку на руки и принялась баюкать.

– Все хорошо, Монстр, – мягко успокаивая, приговаривала мать. – Все хорошо. Мама здесь. Мама уже рядом. Все хорошо.

Эльза зажала уши ладонями, крепко зажмурилась и спрятала лицо на груди матери. Та укачивала, что-то нежно бормотала, утешая. Тереза шагнула вперед.

– Простите, – сказала мать. – Эльза перевозбудилась. Больше такое не повторится.

– Нет, – возразила Тереза. – Это моя вина. Она ни при чем. Я виновата. Я плохо объяснила, в чем суть игры.

Мать улыбнулась и снова переключилась на Эльзу. Тереза все ждала, когда она начнет задавать девочке вопросы. «Что случилось?», и «В чем ты ошиблась?», и «Как бы ты поступила в следующий раз?». Все, что спросил бы отец, чтобы извлечь из происшествия урок. Но мать Эльзы ни о чем не спрашивала. Лишь успокаивала дочь и твердила, что все будет хорошо. Что она ее любит. Тереза смотрела на них с каким-то непонятным чувством в душе.

Она не заметила, как рядом появился полковник Илич, пока тот не тронул ее за плечо.

– Прости, что отрываю, – сказал он. – Тебя хочет видеть отец. Сейчас, если можно.

– Конечно, – задержавшись на секунду, чтобы подобрать ручной компьютер, она направилась за ним.

Личный кабинет отца был небольшим. Маленький рабочий стол со встроенным в поверхность монитором, который показывал плоские изображения прямо в крышке стола, а объемные – над ним. Когда она вошла, на дисплее красовалась схема медленной зоны: врата, станция пришельцев по центру, станция «Медина» и несколько десятков кораблей, разбросанных по семистам пятидесяти триллионам кубических километров. Пространство объемом меньше, чем внутренность звезды. Отец смотрел на схему, застыв как каменный. Казалось, он даже не дышит.

– Все в порядке? – спросила она.

– Что ты помнишь об эксперименте в системе Текома?

Тереза уселась на маленький диван, поджала под себя ноги. Она пыталась припомнить научные брифинги, на которых доводилось бывать, но мысли упорно вертелись вокруг плачущей девочки и ее матери.

– Разве не там мы планировали провести первый эксперимент «око за око», – наконец спросила она. – Чтобы посмотреть, возможны ли переговоры с противником. – Прозвучало зловеще, наверно потому, что буквально только что на ее глазах «дилемма заключенного» закончилась очень-очень плохо.

– Чтобы посмотреть, изменит ли он поведение, да, – кивнул отец и невесело усмехнулся. – Есть хорошие новости и плохие. – Он жестом перебросил отчет с монитора на ее ручной компьютер. – Взгляни. И скажи, что об этом думаешь.

К отчету Тереза приступила, как к тесту полковника Илича. Отец наблюдал, как она читает, как просматривает данные, пытаясь разобраться. В отчет адмирала Сагаля в конце она старалась не заглядывать, это казалось нечестным. Выводы надо делать самой.

Один параграф отчета пришлось перечитать трижды, чтобы убедиться, что она поняла все правильно. Кровь отхлынула от лица.

– Она коллапсировала... коллапсировала в черную дыру? Они превратили нейтронную звезду в черную дыру?

– Полагаем, что да, – сказал отец. – Звезда балансировала на грани, баланс удерживался непонятным нам способом. Когда к звезде добавилась новая масса, этого оказалось достаточно, чтобы вызвать коллапс. – Он прикрыл отчет ладонью и посмотрел ей в глаза. – Доктор Окойе с командой догадались, чем это нам грозит. Ты понимаешь, чем?

– Гамма-вспышка, – сказала Тереза. – Самое мощное энергетическое событие на свете. Мы видели гамма-вспышки из других галактик.

– Верно, – подтвердил он, но она все равно не улавливала. – А что ты помнишь о системе Текома?

Ничего она не помнила. А следовало бы. Что-то помнить.

– Ось вращения звезды такова, что ее полюса оказываются на одной линии с вратами, – мягко напомнил отец. – Других таких систем нам больше не встречалось.

– Что произошло? – спросила Тереза.

Он убрал руку и дал дочитать отчет.

– Мы потеряли двое врат?

– Да, – отец кивнул, словно это обычное дело. – И наблюдали столбы гамма-излучения, выходящие со стороны звездных систем из всех колец-врат, примерно как тогда, когда «Буря» выстрелила генератором магнитного поля по станции пришельцев в срединном кольце.

Услышать такое, все равно что проснуться однажды поутру и увидеть, что цвета изменились. Красный испарился. Или что из числового ряда исчезла цифра три. Узнать, что врата можно уничтожить, все равно, что узнать, что нарушено настолько фундаментальное правило вселенной, что она даже не воспринимала его, как правило. Скажи он: «На самом деле у тебя два тела» или «Ты умеешь проходить сквозь стены» или «Ты можешь дышать камнями» – это не огорошило бы сильнее. Полный сдвиг фазы.

Он поднял брови. Что-то еще? Она посмотрела в отчет. Кажется, ее трясло, но руки вроде не дрожали. Понадобилась пара секунд.

– И «Иорданская долина» не смогла пройти врата, – сказала она. – Мы потеряли корабль.

– Да, – подтвердил он. – И это, как выяснилось, самое главное. Теперь нам надо принять решение. Что делать дальше?

Тереза помотала головой, не в знак несогласия, а в попытке прояснить мысли. Масштаб ущерба потрясал. Отец откинулся на спинку стула, сцепил пальцы.

– Это политическое решение. А такие решения всегда трудны, – сказал он, – потому что правильного ответа нет. Поставь себя на мое место. Представь всю картину. Не только здесь, не только сейчас, но повсюду, куда распространится человечество. И на все времена. Какой курс действия будет самым мудрым?

– Не знаю, – прошептала она, и сама едва себя расслышала.

Он кивнул.

– Честно. Позволь мне сузить варианты. Согласно правилам теории игр, если корабль не проходит транзит, мы наказываем наших противников. Таковы принципы моей политики. Итак, в свете всего, что произошло, последуем ли моим правилам или остановимся?

– Остановимся, – без колебаний решила Тереза. И увидела разочарование в глазах отца. Но не понимала, почему. Ответ же очевиден. Он глубоко вздохнул и, прежде чем заговорить, побарабанил пальцами по губам.

– Позволь пояснить кое-что. Когда ты была совсем маленькой, произошел один случай, – начал он. – Твоя мать еще была с нами, и ты была совсем крошкой. Едва умела говорить. У тебя была любимая игрушка. Деревянная лошадка.

– Я не помню.

– Это не важно. Как-то днем нам нужно было уложить тебя спать. Ты очень, очень устала и раскапризничалась. Мать пыталась покормить тебя, как всегда перед сном, но ты сосала свою лошадку. Рот у тебя был занят. Когда мать забрала лошадку, ты устроила истерику. И тогда перед нами оказалось два варианта. Мы могли отобрать игрушку, чтобы ты поела и легла спать, как нужно. Или можно было вернуть игрушку, но тогда ты бы запомнила, что истерикой можно добиться всего, чего захочешь.

Невольно на ум пришел образ Эльзы на руках матери. Неужели это неправильно? Выходит, мать Эльзы, утешая свое дитя, приучала ее, что кричать и опрокидывать столы это нормально? В ту минуту Терезе так не казалось.

– Ты думаешь, мы должны… Мы снова пошлем корабль с бомбой?

– Око за око, – объяснил он. – Значит, придется на время перекрыть траффик через пространство кольца. Значит, на время эксперимента приостанавливаем эвакуацию кораблей. Покажем врагу, что мы дисциплинированны. Либо покажем, что нет.

– О, – сказала Тереза. Она не знала, что еще сказать.

Отец склонил голову. Голос по-прежнему звучал мягко. Убеждая.

– Вот почему я хочу, чтобы ты была со мной. Такие решения должны принимать люди вроде нас с тобой. А не простой народ. Это наша логика и видение. И нам приходится быть жестокими. Ставки слишком высоки.

– Только так мы сможем победить, – сказала она.

– Не знаю, победим ли мы, – ответил он. – И никогда не знал. Зато я всегда знал, мы будем сражаться. С той минуты, как открылись врата, я знал, мы пройдем сквозь них. А значит, скорее всего, встретимся с тем, что погубило жившую до нас цивилизацию.

– Готы, – произнесла она. – Готы и свинцовые водопроводы.

Он рассмеялся.

– Илич все никак не уймется со своим Древним Римом. Что ж, ладно. Можешь звать их «готами», если хочешь. Стоило нам узнать, что там что-то есть, и стало понятно – мы вступим в конфликт. Война была неизбежна с той секунды, как появился противник. Не знаю, победим ли мы. Но если победим, то только так. Умно, жестко и целеустремленно. Только это у нас и есть.

Тераза кивнула.

– Прости. Я дала неправильный ответ.

– Я знал, что так может случиться, – сказал он. – Поэтому пригласил тебя сюда. Со временем ты научишься думать, как я. Научишься быть лидером, каким научился быть я. Кое-что потребует усилий. Кое-что придет с возрастом само. А кое-что, думаю, придет, когда ты... изменишься.

– Изменюсь?

– Трансформируешься. Станешь бессмертной. Я уже говорил с доктором Кортазаром, пора приступать к работе над тобой. Конечно, на это уйдет время, но с тех пор, как я начал лечение, мне открылось очень многое. То, что было недоступно, пока я был… человеком.

Он взял ее за руку. Опалесцентный блеск его кожи и глаз на мгновение стал ярче. Когда он заговорил, его голос был так глубок, что всю комнату наполнил гулким эхом.

– Я вижу так много всего, чего не видел прежде. Ты тоже увидишь.

Переведено: grassa_green