Поскольку «Росинант» был сконструирован, чтобы садиться на брюхо, на мостик Холден вошел по стене. Он похудел. Не просто похудел, он выглядел так, словно проболел несколько месяцев. Морщины вокруг рта стали глубже, и улыбка светилась не привычной легкой радостью, а, скорее, удивлением, что что-то хорошее еще случается. Он казался глубоко уязвленным, но и только. Не сломленным. Нисколько не сломленным.
Он встретился с ней взглядом, и в груди у нее что-то отпустило. Она судорожно вздохнула. Джим взял ее за руку. Она уже и не думала, что это когда-нибудь произойдет, и вот он снова прикасается к ней.
– Привет, – произнес он очень тихо, только для нее.
– Привет, – шепнула она.
Амос, шедший следом, выглядел странно. У него была серая кожа и черные глаза. Ей доводилось видеть, как молодежь на «Палладе» так же красится и татуирует склеры, но Амос не производил впечатления ярого модника.
А еще он тащил на руках большого черного пса с озадаченной седой мордой. Девочка рядом с ним показалась знакомой, но кто она, Наоми не могла вспомнить. Ладно, выслушивать рассказы будем позже.
Алекс забрался в амортизатор, усмехнулся.
– Так. Всем пристегнуться. Валим с этого комка грязи.
Команда радостно загудела, не то чтобы опьянев от успеха, но, пожалуй, слегка навеселе. А может, опьянела только она. Холден скользнул в другой амортизатор, держась поближе к девочке. Как бы защищая ее.
Корабль медленно выровнялся в нормальное, вертикальное положение.
– Хочешь, запалю главный двигатель? – спросил Алекс. – Снесу к чертям весь дворец, если скажешь.
Не успела Наоми ответить, как Холден уже распорядился:
– Нет, оставь. Там у нас остались друзья. Элви, например.
– О. Надо подобрать ее?
Холден отрицательно помотал головой, хотя Алекс на него не смотрел.
– Нет. Она там, где должна быть.
Он не пробыл на корабле и пятнадцати минут, а уже командовал, как капитан. Укажи она на это, и он пришел бы в ужас. Стал бы извиняться, и в иной ситуации она, возможно, ждала бы извинений. В конце концов, она глава подполья, координатор этой кампании и сотен других операций. Но счастье от того, что он вернулся, что все – она, Алекс и корабль – совсем как прежде, казалось просто невыразимым. Все равно что проснуться после долгого ночного кошмара и обнаружить, что то был всего лишь сон.
За всю ее долгую жизнь это, пожалуй, самый прекрасный момент.
Но он не мог длиться вечно.
Алекс вел корабль в атмосфере Лаконии, скользя над поверхностью, временами поднимаясь, чтобы не задеть выхлопом кого-нибудь внизу. Когда включился главный двигатель, они взмыли ввысь, промчались сквозь верхние слои атмосферы и выскочили под свет лаконианского солнца. Пока Алекс прокладывал курс к кольцевым вратам, Наоми проверила тактическую карту своего флота. Тяга, на которой все шли, была сущим наказанием. Буквально на пределе человеческих возможностей, но только так можно было снизить риск, что лаконианские корабли доберутся до них. А сами вражеские корабли...
Она вывела на экран изображение эсминцев и линкора класса «магнетар». И словно увидела у себя на руке сороконожку. Сработавшая тревога скальпелем полоснула по радости и веселью.
– Алекс?
– Нас взяли на прицел. Мы слишком задержались. Это «Вихрь».
Наоми наложила сенсорную ленту на тактический дисплей. Без увеличения «магнетар» пока был почти неразличим. Всего лишь мелкое темное пятнышко в центре неподвижной звезды, его шлейфа. При увеличении, однако, угадывалась та же жуткая, почти органическая форма, что и у «Бури». Бледный костяной позвонок невообразимо огромного животного. Такой корабль поставил на колени два флота. У одинокого фрегата с практически истраченным боезапасом не было ни единого шанса. Вся радость Наоми рассыпалась в прах. Как знать, позволит ли ей Дуарте видеться с Джимом, когда они окажутся в тюрьме? И будет ли у них возможность сдаться? Сражение с планетарной обороной измотало четыре корабля, а одному из них стоило жизни. Может и двум, как выяснится в ближайшие несколько минут.
По крайней мере, «Вихрь» последний из «магнетаров», других построено не будет. Она уничтожила строительные платформы, так что все не зря. И если ей суждено погибнуть… если всем им суждено погибнуть, Бобби все равно одобрила бы. Жертвы того стоили.
– От «Вихря» входящий луч с запросом на связь, – сообщил Ян. Голос его даже почти не дрожал.
– Принимай, – распорядилась Наоми, и Ян оглянулся на нее. В глазах его явно читалась неуверенность. Он не понимал, что она собирается делать: сдавать их всех или вести на смерть. Она и сама пока не знала. – Живее, Кефилви. От промедления лучше не станет.
Переговорщиком он оставил Наоми, но входящее сообщение вывел всем на личные дисплеи. То ли хотел надавить на нее, позволив команде следить за разговором, то ли просто напортачил от волнения, непонятно. Но это не имело значения.
На экране появилась темнокожая молодая женщина с прямыми, коротко стрижеными волосами. На ней была синяя лаконианская военная форма с адмиральскими знаками отличия, по стилю похожая на марсианскую. Ярость в глазах женщины лишила Наоми последней надежды.
– Я адмирал Сандрина Гуджарат, командир лаконианского линкора «Голос Вихря». У вас тридцать секунд на то, чтобы заглушить ядро, деактивировать системы вооружения и открыть нам входной шлюз. Откажетесь выполнить то, что вам говорят, и я уничтожу ваш корабль.
Тридцать секунд. Наоми с вызовом вздернула подбородок. Если ее возьмут в плен, то, в конечном итоге, выпытают все, что она знает. Сети и связные контакты в десятках звездных систем. Долгосрочные планы, стратегии. Все, что было создано ею, когда она работала на Сабу, и все, что было создано потом, когда она заняла его место. Для врага она ценный ресурс. Корабль и ее люди, затаив дыхание, ждали, что она решит – сдаст их или отправит на смерть. На нее словно навалилась сотня g и пополам с невесомостью.
Но ответивший голос принадлежал не ей. Он вообще был ей незнаком.
– Нет, адмирал Гуджарат. Никто не будет уничтожен. Вы немедленно отступите.
Глаза Гуджарат расширились от гнева, но все же в них мелькнуло замешательство. Наоми вытянула шею и посмотрела на заговорившую девочку. Та из своего амортизатора жестами просила переключить переговоры на нее. Поколебавшись секунду, Наоми согласилась. Когда «Роси» вывел изображение девочки на монитор, лицо лаконианской адмиральши побледнело.
– Вы знаете, кто я, адмирал?
– Я не… Дочь высокого…
– Да, дочь высокого консула и наследница, – отчеканила девочка. – Теперь вы в курсе. Хорошо. На «Росинанте» я по требованию отца. Ваша угроза нелепа, приказываю немедленно вернуться к предписанной вам миссии по защите родного дома.
Девочке нет и шестнадцати, а в голосе уже слышно высокомерие. Наоми обернулась к Джиму и спросила одними губами: «Правда, что ли?». В ответ он «пожал плечами» астерским жестом – руками.
– Мисс, – забормотала адмирал, непроизвольно склоняя голову, – вы не… Я не знала... Все это очень необычно, мисс. Боюсь, я не могу позволить этому кораблю уйти.
Девочка демонстративно закатила глаза:
– А как же протокол? У вас есть протокол безопасности?
– Простите?
– Если я окажусь в беде, если меня будут удерживать против воли, угрожать... и все такое. Существует ли фраза, которую я должна произнести, чтобы намекнуть на это? Что-то безобидное, что можно вставить в любой разговор, не привлекая внимания похитителей?
– Я… Ну…
– Простой вопрос, адмирал. Да или нет? Ну, давайте же, это не трудно. – Если она продолжит в том же духе, «Вихрь» точно разнесет их на атомы, из одного лишь желания избавиться от нахалки.
– Такая фраза существует, мисс, – ответила адмирал Гуджарат.
– А я ее произнесла?
– Нет.
– Тогда остается признать, что я здесь не по принуждению. Кое-что происходит между высоким консулом и лидером подполья, и оно доверено мне, не вам. Доходит? Возвращайтесь на свой пост!
Женщина на экране распрямила плечи:
– У меня приказ адмирала Трехо, в котором…
– Стоп, – оборвала девочка. – Как его зовут?
– Кого?
– Адмирала Антона Трехо. Как его фамилия?
– Трехо?
– Точно. – Девочка наклонилась ближе к камере, так что ее лицо заполнило весь экран, и произнесла с тихой, едва сдерживаемой яростью: – А моя – Дуарте!
– Прошу прощения мисс, – настаивала адмирал. – Но я не могу отпустить этот корабль.
– Нет? Тогда расстреляй меня нахер. – Она разорвала соединение и обернулась к Алексу, который таращился на нее, разинув рот. – Можем уходить. Сейчас она напугана до полусмерти.
– Готовимся к высокой тяге, – объявил по общекорабельной связи Алекс, а девочка кивнула и откинулась на спинку амортизатора.
– Джим? – спросила Наоми.
– Угм, – отозвался он. – Вот уж действительно странный день.
* * *
– Мы думали, ты погиб, – зайдя в лифт, сказала Наоми.
Амос моргнул жуткими черными глазами и пожал плечами.
– Да я вижу, босс. Ну, что могу сказать? Извиняй.
Восемь часов на полной тяге вывели их за пределы досягаемости «Вихря». Пятнадцать часов – и расстояние между ними и линкором увеличилось настолько, чтобы почувствовать себя в безопасности. Не в полной безопасности, конечно, но теперь она могла позволить себе оставить командный мостик, переосмыслить все, что произошло, выслушать истории про то, как вернулись Джим и Амос. И каким боком тут вписалась Тереза Дуарте.
А им, в свою очередь, поведать о том, что случилось за время их долгих скитаний. Об утратах. Теперь, когда все четверо снова собрались вместе, Алекс вызвался провести церемонию. Вселенная как раз предоставляла шанс, и Алекс боялся, что если его не использовать прямо сейчас, шанс ускользнет навсегда. И вот Наоми с Амосом снова вместе направлялись к шлюзу, как будто прошлое вернулось. Но оно вернулось другим.
Амос странно изменился. Кожа выглядела бледной и одновременно темной, как тонкий слой белой краски поверх черной. Глаза наполнены чернотой, и двигался он как-то непривычно. Но само то, что по прошествии стольких лет мысли о нем не несли тревоги и печали, превращало его перемены не более чем в занятный факт. Несравнимо с тем горем, которое терзало ее прежде. Когда она думала, что потеряла его.
– Я бы раньше вызвал вас, но... Короче, не готов был уйти. Решил немного погодить.
– Что случилось?
Он пожал плечами:
– То одно, то другое. Но вернуться здорово.
Лифт остановился, и она вышла. Амос следовал на шаг позади.
– Ты стал другим.
– Точняк, – дружески улыбнулся он. Сказано было ну совсем по-амосовки. В старой, знакомой манере.
– Бомба не сработала? – поинтересовалась она.
– Не, с бомбой ништяк.
– Так почему же ты не выполнил задание? Я не укоряю, просто… Что заставило тебя передумать?
Амос замер на мгновение, будто прислушивался к чему-то неслышному ей.
– Познакомился с малявкой, – сказал Амос. – Убивать ее показалось совсем поганым делом. Решил, что, пожалуй, неправильно это. – Он пожал плечами.
Наоми порывисто шагнула к нему, обняла. Все равно что обнимать стальную балку.
– Как хорошо, что ты вернулся.
Алекс и Холден стояли у внутренней двери шлюза. Алекс переоделся в форму марсианского военного флота. Осколок другой эпохи. Джим был в белой форменной рубашке. Волосы он вымыл и зачесал назад. Он выглядел торжественно и печально.
Гроб в шлюзе был всего лишь оболочкой, обычным мешком для трупов со слегка затвердевшими боками. И он был пуст.
– Мы всегда так делали, – начал Алекс, когда все собрались. – Когда теряли кого-то, а тело не могли найти. Но у нас будет миг прощания.
Он опустил глаза в палубу. Джим тоже. Лицо Амоса стало угрюмым, как всегда в подобные моменты. А ее захлестнула смесь разнообразных чувств. Радость вперемешку с печалью, и облегчение, и пустота утраты, которую уже ничем не заполнишь.
Алекс откашлялся и вытер глаза тыльной стороной ладони.
– Бобби Дрейпер была одним из лучших моих друзей. Настоящий морпех, до мозга костей. На том стояло все, что она делала. Она была отважной и благородной, она была сильной. Дьявол, а не капитан. Помню, как когда-то Фред Джонсон пытался сделать из нее посла, а она вместо того, чтобы играть в политика, называла вещи своими именами. Она всегда была такой. Бралась за невозможное и делала его возможным.
Он глубоко вздохнул, приоткрыл рот, собираясь продолжать, потом закрыл и покачал головой. Теперь и Джим заплакал. И она тоже. Новые черные глаза Амоса задвигались, словно читали невидимые строчки в воздухе, и он вздернул подбородок.
– Крутая была, – сказал он, потом помолчал немного и кивнул, удовлетворенный.
– Нам будет ее не хватать, – сказала Наоми. – Отныне и навсегда.
Они постояли минуту в тишине, потом Джим шагнул вперед и запустил открытие наружной двери. Когда та открылась, маленькие химические ускорители подкатили гроб к краю шлюза. А потом он исчез. Джим снова закрыл шлюз, развернулся, шагнул к ним и обхватил ее с Алексом руками. А миг спустя она почувствовала, как на плечи легла солидная тяжесть амосовской руки. Все четверо стояли, обнявшись, под гул и грохот «Росинанта». И стояли так еще очень долго.
* * *
Те из кораблей ее маленького разношерстного флота, которые были ближе к кольцевым вратам, прошли сквозь них задолго до того, как «Роси» одолел половину солнечной системы. Алекс вел корвет на изнурительной тяге, балансируя между оставшейся реактивной массой и расстоянием до системы Госснера, где находилась дружественная снабженческая база. А если они прерывали тягу чуть чаще и шли не так ходко, чем когда входили в систему, то лишь потому, что хотели поберечь топливо. А еще потому, что «Вихрь» с когортой эсминцев так и болтался возле Лаконии, сбивая торпеды и камни, которые люди Наоми направили к планете по длинной траектории. Только через три дня полного хода к вратам, кто-то где-то отрастил, наконец, яйца, чтобы отдать приказ, и «Вихрь» запустил полдесятка торпед вслед уходящему «Роси». ОТО легко с ними расправились, и больше «Роси» никто не преследовал.
За время, которое они провели в тяге, Наоми рассчитала безопасный транзитный график и по лучу передала его другим кораблям. От начала и до конца кампании они потеряли тридцать два корабля и почти двести жизней. Вернули Джима и Амоса, приобрели Терезу Дуарте и уничтожили завод по производству высокомощного военного флота Лаконии. «Вихрь» по-прежнему оставался страшной машиной-убийцей, способной завоевать любую звездную систему. Но то был один-единственный корабль. Уйти воевать через кольцо и оставить Лаконию без защиты он не мог. Теперь он на привязи.
«Шторм» добрался до кольца и, прежде чем пройти, передал Наоми официальное приветствие: Джиллиан Хьюстон возвращает корабль на станцию «Дрейпер» и ждет новых указаний. Это стало неожиданностью. Наоми так много умственной энергии потратила на завоевание победы, что совершенно не задумывалась о том, что будет делать после. Освобождение от Лаконии еще не означало… наверно не означало, что Транспортный Союз вернется к фактическому правлению. Во-первых, станции «Медина» больше нет, и создать постоянную базу в пространстве колец теперь невозможно. Во-вторых, все торговые и управляющие структуры Лакония давно заменила своими собственными.
Но все же были варианты. Удушающей хватки, как раньше, в пространстве колец больше нет, и там можно поместить сеть дешевых, легко заменяемых реле, передающих сведения о входящем и исходящем трафике. Это даст возможность судам до перехода высчитывать шансы превратиться в летучих голландцев. Если люди будут знать, что могут не выйти с другой стороны, то ходить через кольцо рискнут не все. Надо предоставить им полную информацию, и пусть решают сами. Но это проблема на потом. А пока она лишь смотрела, как шлейфы кораблей, разбивших Лаконию, касаются врат и исчезают один за другим, и твердила про себя: «Только бы прошли. Только бы прошли».
В перерывах между ускорениями экипаж праздновал и, к сожалению, переругивался. В период предбоевых волнений Ян Кефилви и еще один молодой человек, инженер по имени Сафван Корк, успели переспать, и теперь вступили на тернистый романтический путь выстраивания дальнейшего житья. Она старалась не вмешиваться, но однажды увидела, как Джим, сидя в опустевшем торпедном отсеке, выслушивает плачущего Яна. Это показалось очень правильным.
Корабль был всего в трех тысячах километрах от кольца, они уже шли на торможении, чтобы после перехода располагать временем и пространством для маневра, а не просто шлепнуться о ту сторону сферы и исчезнуть. Силы Лаконии их не преследовали. Даже торпед дальнего диапазона не запускали.
Тереза Дуарте оказалась потрясающим человеческим существом. Наоми попыталась наладить с ней контакт, но только однажды. Была передышка, Алекс вел их на мягкой четверти g, и Наоми собралась поужинать. Она все никак не могла привыкнуть к столпотворению на камбузе. По ее мнению «Роси» предназначался только для шестерых.
Тереза одиноко стояла у стены, с миской лапши в одной руке и палочками для еды в другой. Волосы она стянула на затылке, отчего ее лицо казалось жестче, чем обычно. Рядом никого. Никто с ней не заговаривал. Наверно, люди просто не знали, что сказать.
Наоми наложила себе в миску белых кибблов и уселась напротив девочки. Тереза подняла глаза, во взгляде мелькнуло раздражение, но она его быстро спрятала.
– Не помешаю? – спросила Наоми.
– Это твой корабль. Садись, где хочешь.
– Немного непривычно в подобном месте, да?
Тереза кивнула. Наоми откусила кусочек киббла, думая, что дальнейший ужин пройдет в молчании. Тереза покачала головой.
– Повсюду люди. И некуда уйти. Дома я могла побыть одна. Здесь никто никогда не бывает один.
– Ну, есть способы. – Наоми вспомнила про свой контейнер. – Но обычно тут меньше народу. Это сейчас слегка многолюдно.
– Экипаж рассчитан на двадцать два человека.
– Мы обычно обходились шестью. Иногда четырьмя.
– Мне здесь не нравится, – заявила Тереза и собралась уходить. – Когда прибудем, поищу себе другое место.
И ушла, не сказав больше ни слова. Миску с недоеденной пищей в утилизатор она не выбросила, поэтому Наоми, закончив ужин, прибрала за обеими и направилась по коридору к своей каюте.
К их каюте.
Джим лежал на койке-амортизаторе. Его комбинезон под мышками и на спине взмок от пота. Он посмотрел на нее и покачал головой.
– Я никогда, никогда не приду в форму. Я просто жалок.
– Ты поправишься, – пообещала она и прилегла рядом. Койка подстроилась под ее вес. Каждый раз, видя Джима, Наоми боялась поверить собственным глазам. Боялась поверить, что он действительно вернулся, что это не сон и не временная передышка. Ведь в любой момент вселенная могла отобрать его снова. Со временем становилось лучше, но полностью это вряд ли пройдет.
– Видела на камбузе твою подругу, – рассказала она. – По-моему, привыкать ей тяжело.
– Ну, только что она была единственным ребенком божественного императора всея галактики, а теперь жует овсянку на антикварном корвете. Перемены не из легких.
– Что будем делать, когда доберемся до базы? Ты же понимаешь, она слишком важна, чтобы просто отпустить ее, верно?
– Не знаю, как заставить ее остаться. Не можем же мы бросить ее в тюрьму. Но есть другие варианты.
– Какие?
– Не все марсиане ушли тогда с Дуарте. Наверняка отыщутся ее родственники. Если повезет, кто-то из них окажется психологом или консультантом. Или… Не знаю… Управляющим реабилитационного центра.
– А если нет?
– Если нет, тогда мы это организуем. В конце концов, копни поглубже, и выяснится, что все мы друг другу родня. Так что притормозим, пока к ней не подключатся нужные люди.
– Рассуждаешь, как Авасарала, – сказала Наоми.
– Я часто думаю о ней. Как будто маленькая версия Авасаралы живет у меня в голове. У тебя такое бывает?
– Знакомое чувство, – сказала Наоми. И немного спустя: – Терезе нужно не место, где жить, и не какие-то мутные родственники. Ей нужна любовь.
– У нее была любовь. Отец любил ее. По-настоящему любил. Чего у нее не было – так это чувства меры.
– А теперь ты притащил ее сюда.
– Она сама сюда притащилась, – поправил он. – Как и все мы. И для каждого из нас это был тот еще геморрой. Перерастать семью непросто и в гораздо лучших обстоятельствах. А сейчас обстоятельства далеко не лучшие.
Она лежала, удобно устроившись в его объятьях. Он весь пропотел, но ей было плевать. Кончиками пальцев она провела по его лбу, потом вниз по щеке. Он повернул голову, подставляясь под ласку, как кошка, которая хочет, чтобы ее погладили.
– Думаешь, с ней все будет хорошо? – спросила Наоми.
– Без понятия. Может, да, может, нет. В любом случае, теперь это зависит от нее. Хотя я уверен, она со всем разберется. Для нее это победа. А мы поможем, если получится. Если она позволит.
Прозвенело предупреждение. Через пять минут они войдут во врата. Джим вздохнул, встал и принялся переодеваться в свежую одежду.
– Как насчет тебя? – спросила Наоми.
– А что насчет меня?
– С тобой все будет хорошо?
Джим улыбнулся, и лишь легкий оттенок усталости виднелся в его глазах. Легкая грусть.
– Я разыгрывал долгую, трудную, проигрышную партию, и я победил. После того, как я победил, я вернулся домой. А завтра утром я проснусь подле тебя. У меня все просто идеально.
Переведено: grassa_green